24 февраля 1881 г.

Это был не самый удачный день. Почти с самого утра. Впрочем, если быть точным, завтрак прошел хорошо. Но после того, как я ушел из дома, все происходящие события сложились вместе, чтобы в своей совокупности сделать утро и день этого дня на редкость неприятными.
Дождя не было, и я решил пойти пешком, что оказалось моей тактической ошибкой, ибо не успел я дойти до Пэлл-Мэлл, как из тумана прямо на меня вынырнул какой-то экипаж, и прежде чем я успел посторониться, он окатил меня водой с головы до ног (ибо после недавнего ливня кругом были сплошные лужи). Возможно, со стороны это выглядело и забавно, но мне было не до смеха.
И Майкрофту тоже, когда, появившись пять минут спустя в его доме, я намочил весь его безукоризненный паркет. Его возмущение немного меня позабавило, но мое веселье было недолгим, так как, оказавшись у горящего камина, я пару раз чихнул и почувствовал, что меня слегка знобит.
- Хорошо, что у тебя всегда под рукой врач, - заметил мой брат, протягивая полотенце.
- Майкрофт, что ты хотел вчера вечером? – спросил я, вытирая мокрое лицо.
- Почему ты не пришел сюда, когда я просил ?
- Я обедал с доктором. А записку твою обнаружил в такое время, когда ты уже спал – ведь ты до смешного рано ложишься.
Он пропустил мимо ушей вторую часть моей речи и сосредоточился на первой, пристально посмотрев на меня своими водянистыми глазами.
- Что ты делал?!
- Обедал, Майкрофт. Уверен, ты знаешь, что это такое.
- Нет, нет, нет, Шерлок. Ты хочешь сказать, что по собственной воле пошел с кем-то обедать?
- И что из того? – я слегка поежился – в комнате было тепло, но меня почему-то пробирала дрожь.
Следующий его вопрос был совершенно логичен:
- И сколько ты заплатил ему, чтобы он пошел с тобой?
-Ничего, - гордо ответил я. – Он даже не хотел, чтобы я заплатил за обед.
- А ты это предложил? – изумленно воскликнул Майкрофт, тяжело упав в свое кресло.
- Брат, может тебе трудно поверить, но сейчас у меня довольно прибыльная практика, - самодовольно заметил я. – И я только что получил высокий гонорар от одного состоятельного клиента.
- Так я и подумал, судя по тому, что за последний месяц ты ни разу не явился сюда с просьбой о деньгах, - сухо ответил он, подперев щеку своей большой рукой и пристально глядя на меня.
- Ты так и будешь рассматривать меня, как экспонат Британского музея или скажешь, наконец, почему я сижу в этом мавзолее, промокший до костей, вместо того, чтобы закончить разложение углерода? – раздраженно спросил я.
- Я просто решил тебе напомнить о своей первой записке, которую я послал тебе на днях и в которой просил тебя быть повежливее с нашим «диогеновским» лакеем.
- Меня не было в городе, и я получил ее только вчера.
- Шерлок, я прошу тебя, просто заплати вступительный взнос в клуб и перестань пользоваться моим именем, чтобы проникнуть туда – так тебя могут вычеркнуть из списка потенциальных членов клуба.
- Ради бога, - отозвался я. – Сейчас я не испытываю столь острой необходимости во временном убежище, как в те времена, когда я жил в этой дыре на Монтегю-стрит.
Видимо, сказанное мной весьма поразило его.
- Но мне кажется, что сейчас ты нуждаешься в уединении даже больше, с тех пор, как стал снимать квартиру вместе со своим компаньоном – прозорливо предположил Майкрофт.
Почему при этом я почувствовал что-то вроде смущения? И даже хуже, у меня было чувство, что он прав – я должен был испытывать желание как можно чаще выбираться за пределы своей квартиры, но вся штука была в том, что я совершенно не хотел этого. Терпеть не могу таких вот моментов, когда я не нахожу ответ на вопрос, особенно если этот вопрос ставит единственный человек, превосходящий меня интеллектом.
- Это не твое дело, Майкрофт, - это единственное, что пришло мне в тот момент в голову. Внезапно я чихнул и тем самым поставил точку в разговоре.
- Конечно, Шерлок. Но разве когда-нибудь это препятствовало мне вмешиваться в твои дела?
- Нет, никогда, - угрюмо буркнул я. – Что-нибудь еще?
- Ничего. Доброго утра, брат. И временами черкни мне пару строк, чтобы я знал, что ты не сложил голову в какой-нибудь потасовке.



25 февраля 1881 г.

В первую половину дня я довел до удачного завершения дело одной моей клиентки и вернулся на Бейкер-стрит к пяти часам. Дождь, наконец-то, прекратился, и выглянуло солнце. Без сомнения именно из-за этой благоприятной погоды, доктор вернулся со своей утренней добровольной рутины в приподнятом настроении и присоединился ко мне за чайным столом. Он без конца весело болтал, то и дело вспоминая крокусы, которые видел в парке по дороге домой, и совершенно не давал мне сосредоточиться на химическом опыте, который я проводил, пытаясь разложить химическое соединение на его составные элементы – самый обыкновенный опыт, но даже элементарные вещи требуют определенной концентрации, и в результате все кончилось окислением. Из пробирки, которую я по рассеянности уронил, стал распространяться ужасный едкий запах, наполнив гостиную ядовитым облаком серого дыма. Я закашлялся и бросился открывать окно, к которому поспешил мой совсем уже не радостный компаньон.
- Вы рассчитывали добиться именно этого результата? – выдохнул он, махая газетой, чтобы развеять дым.
- Разумеется, нет. Попробуйте-ка сконцентрироваться на анализе химической реакции, когда вам забивают голову новостями о весне и крокусах, - проворчал я, пытаясь убрать беспорядок.
- О… - его голос утратил свою живость и в нем послышались подавленность и смущение.
- Простите, Холмс. Я уйду к себе, и вы сможете исправить свою ошибку.
- Нет, доктор, - выдохнул я.
Ну вот, не хватало еще чувствовать себя виноватым за то, что огрызнулся на него. Почему меня это беспокоило? Раньше меня ни капельки не волновали такие вещи.
- Я сам виноват, мне следовало быть внимательней, а у вас есть такое же право говорить, как у меня – молчать.
- Да, если взглянуть на это с логической точки зрения, но это было не очень тактично с моей стороны болтать о пустяках, когда вы работаете, - задумчиво сказал доктор.
В этот момент появилась наша хозяйка с чаем.
- Доктор, после того, как вы попьете чай, можете померить свои костюмы – они готовы, - сказала она, расставляя на столе чайные принадлежности.
Я вопросительно взглянул на своего компаньона, а он смущенно опустил голову, пытаясь скрыть выступивший на лице румянец.
- Спасибо, миссис Хадсон, - пробормотал он, потянувшись за чайником.
- Я положила их в вашей комнате, доктор, дайте мне, пожалуйста, знать, если там где-то надо подвыпустить, - и миссис Хадсон вышла из комнаты.
Уши доктора приняли пунцовый оттенок, и я усмехнулся, пододвигая к нему тарелку с пышками.
- Доктор, нет ничего постыдного в том, что к вам возвращается здоровье и прежний вес.
- Да, но без надлежащих упражнений, это не совсем здорово, - смущенно возразил он.
- Мне кажется, вы вполне можете поправиться еще на стоун или на два, и, тем не менее, иметь здоровый вид, - сухо заметил я, добавляя себе молока.
- А вы? – парировал он.
Я усмехнулся.
-Touche . Но к счастью для меня наша хозяйка не настолько обеспокоена состоянием моего здоровья. Это исключительно ваша привилегия.
- О, перестаньте, - пробормотал мой компаньон, набрасываясь на пышки.
После завтрака я прибирал беспорядок на своем химическом столе – разбитое стекло и просыпанный порошок, в то время, как доктор примерял свои перешитые костюмы. Попутно я составил список химикатов и оборудования, которые надо купить. Я как раз привел стол в божеский вид, когда появился доктор.
- Хотите, я куплю вам то, что пропало по моей вине? Я отправляюсь на прогулку – погода слишком хороша, чтобы сидеть дома, - предложил он, взяв трость.
- Нет, обычно я предпочитаю покупать химикаты и тому подобное самостоятельно, - сказал я, отодвигая микроскоп от края стола. Может, стоит купить новый… Я как раз видел вполне подходящий в витрине того магазина на Оксфорд-стрит…
- Ну, как хотите, - сказал он, пожимая плечами, на минуту задержавшись у двери.
Доктор переминался с ноги на ногу, хотя, думаю, что нога у него сейчас совсем не болела, наконец, нервно поправил воротничок и взглянул на меня.
- А … вы бы не хотели пойти со мной? – нерешительно спросил он.
Я медленно поднял на него глаза, врасплох захваченный таким предложением. Правда, у меня не было желания бесцельно бродить по городу вне зависимости от того, насколько ярко светит солнце, но торчать весь день в гостиной в ожидании клиентов я тоже не хотел.
Почему он хотел идти со мной – этого я понять не мог, можно было объяснить это только одним: сейчас у него, видимо, сложилось впечатление, что раз он был виновником неудачи моего эксперимента, то должен был как-то компенсировать это, и он выбрал вот такой способ. Либо вновь пробудились его медицинские инстинкты, и он решил, что свежий воздух будет полезен для его потенциального пациента. Да, без сомнения я был близок к истине.
Все это пронеслось у меня в голове буквально за пару секунд, но моя нерешительность, видимо, бросилась ему в глаза, и он уже повернулся к двери, но я заметил выражение обманутой надежды на его лице. Почему? Почему мой отказ так огорчил его?
- Почему бы и нет, - неожиданно сказал я, вставая, - надеюсь, вы не будете возражать, если мы зайдем к аптекарю?
Доктор улыбнулся.
-Конечно, нет. Мне тоже нужно кое-что там купить.
- Великолепно.
Не теряя ни минуты, мы вышли из дома и пошли по Бейкер-стрит.
- Ой, посмотрите! – неожиданно воскликнул он, указывая куда-то своей тростью.
- Что там?
- Малиновка! – радостно сообщил доктор, снова указывая мне на красногрудую птицу, чирикающую на карнизе.
- Весна наступает, - заключил он с самым счастливым видом.
- Да, - кивнул я, - хорошо, что этот холод скоро прекратится.
Он закивал в знак согласия.
- Это первая настоящая весна, которую я видел за последние три года, - тихо сказал доктор, минуту спустя нарушив ход моих мыслей. Я подумывал, не пойти ли на концерт, раз уж я при деньгах, но при словах доктора взглянул на него краем глаза. Так вот в чем дело, понятно, откуда такая живость.
- На Востоке, что не ощущается разница при смене сезонов? – полюбопытствовал я.
Он печально покачал головой.
- Есть, конечно, разница в температуре и в растительности, но незначительная. И к тому же, нам было не до этого, не до перемен в природе, какими бы они не были, - спокойно сказал он. – Я уже целую вечность не видел английскую весну, вот такую – он сделал жест рукой, - она прекрасна…
- Вы так считаете? – недоверчиво спросил я, ибо никак не мог отнести такой эпитет к серым зданиям и дождливому небу над головой.
- Да, когда вы два с половиной года ничего не видите, кроме песка, крови и смерти, - ответил он, содрогаясь, несмотря на то, что нам в лицо светило солнце.
Пожалуй, когда в следующий раз я буду расследовать какое-нибудь дело за городом, надо будет взять его с собой – без сомнения, он испытает приятное волнение, увидев зеленые поля в это время года…
Господи, что за мысли приходят мне в голову? Не зря, видно, говорят, что весна сводит людей с ума.
Чтобы отвлечься от столь странных мыслей, я перевел разговор на другую тему – заговорил о французском искусстве – и время пролетело незаметно.
Я купил в аптеке необходимые мне химикаты, а доктор – какие-то лечебные травы, и после этого мы повернули на Бейкер-стрит. Мы еще не прошли Джордж-стрит, как я заметил, что он сильно хромает, крепко сжимая рукой свою трость.
- Доктор, вам не нужно так переутомляться, - спокойно заметил я, когда мы перешли на другую сторону.
- То есть? – напряженно спросил он, взглянув на меня краем глаза.
- Физические упражнения – это одно, но не стоит злоупотреблять ими, - его упрямство уже слегка раздражало меня.
- Спасибо, мне самому лучше знать свои возможности, - холодно ответил он.
- Конечно, но хорошо ли вы их знаете? Вряд ли такой способ узнать предел своих возможностей очень разумен.
Лицо его вспыхнуло от смущения или от гнева, и я даже слегка испугался – не перешел ли я на этот раз черту. Почему-то находясь в обществе этого человека, я иногда говорю, совершенно не думая. Раньше со мной не случалось ничего подобного, наоборот я всегда ошеломлял собеседника рациональностью и логичностью своей речи – почему же с ним все происходит иначе?
В любом случае, если он выйдет из себя, ничего хорошего из этого не получится.
- Я не хотел обидеть вас, доктор, - наконец пробормотал я.
- Я не обиделся, - спокойно ответил он, глядя прямо перед собой. – Просто не люблю, когда кто-то говорит мне, что я не прав. Это еще один мой недостаток, я ничего не сказал вам о нем на нашем совместном допросе, помните, в тот день, когда нас представили друг другу.
Я невольно улыбнулся, вспомнив тот день, и облегченно вздохнул.
- Ну, - радостно сказал я, - этот недостаток есть и у меня. Когда мне говорят, что я заблуждаюсь на тот или иной счет, то я просто закипаю. Особенно, если на самом деле я прав – я вообще ошибаюсь довольно редко.
- Очень скромно, - лукаво заметил доктор.
- Нет, - фыркнул я, - доктор, я не считаю скромность добродетелью. Она искажает реальность и подлинные факты, я всегда предпочту логику и точность скромности, фальши и тому подобному.
- Довольно необычный взгляд на жизнь, - сказал мой компаньон, посмотрев на меня с интересом и уже не так напряженно.
- Вы так считаете? А, по-моему, нормальный и довольно разумный.
- Это по – вашему.
Я удивленно поднял бровь, не зная как отнестись к его замечанию, но он тут же улыбнулся, показав этим, что это просто небольшой сарказм, а не открытая конфронтация.
- Мне кажется, у вас довольно необычная философия, - осторожно начал он, вновь пытаясь выудить из меня информацию.
- Философия? Я далек от этого.
- Да, я заметил это, когда на днях вы не поняли, что я процитировал Декарта, - ответил он.
- Кого?
Постойте … он, что, сделал какие-то выводы о моих знаниях и возможностях? И какие еще он сделал заключения на мой счет? Мне совсем не хотелось оказаться в роли наблюдательного объекта. Это приводило меня в замешательство.
- Не важно, - засмеялся он моей неосведомленности. – Хотя вы не занимаетесь философией, но, тем не менее, у вас самые странные взгляды на жизнь, о каких я когда-либо слышал.
- Доктор, это вы считаете их странными, - ответил я, чувствуя какую-то неловкость.
Интересно, мои клиенты тоже так себя чувствовали, когда я сообщал им что-то об их жизни? Оказаться под микроскопом – не самое приятное чувство.
Однако, он был истинным джентльменом и не воспользовался своим нынешним преимуществом – тактично перевел разговор на другую тему и обратил свое внимание на прекрасный закат.
Я расслабил галстук – пожалуй, скоро я расскажу ему о своей профессии, а то он сведет меня с ума. Этот человек был проницательней, чем показался мне сначала, и эта проницательность только возрастает по мере того, как к нему возвращается здоровье.
С одной стороны, я бы даже хотел прояснить эту ситуацию, но с другой – меня почему-то пугала мысль, что когда моя жизнь перестанет быть для него тайной, его больше уже не будет привлекать то, что на самом деле является довольно простым рутинным существованием.