6 марта 1881 г.

17 часов 57 минут

Весь день я занимался накопившимися за последнее время делами, а затем решил зайти в Уайт-холл – в этот час брат мой обычно обедает - ибо все равно он потребует моего немедленного визита, когда прочтет в газетах о деле Джеферсона Хоупа.
Он был явно не в духе – во - первых, от того, что я пришел вообще, и в частности, от того, что мое шумное появление доставило массу неудобств его секретарю, а в- третьих, вздрогнув от моего внезапного вторжения он уронил сэндвич на ковер, и видимо эта третья неприятность затмила собой все остальные. Я помахал свежим номером «Эхо» у него перед носом, но он нетерпеливо отмахнулся от меня.
- Шерлок, у меня нет времени на банальности. Если тебе нужен аванс, чтобы покрыть какие-то непредвиденные расходы, тебе придется искать его в другом месте, - проворчал он, снова принимаясь за еду.
- Просто я предупреждаю твою телеграмму, брат, без сомнения, ты пошлешь за мной, как только прочтешь это.
- Что там еще? – вздохнул он.
- Мое последнее дело – представлено в прессе , как обычно, в искаженном виде.
- Убийство на Брикстон Роуд?
- Оно самое. Преступник умер сегодня утром, к прискорбию двух ищеек, которые рассчитывали получить повышение после суда над ним, - ответил я.
- В самом деле?
Мой брат вытер пальцы об салфетку огромных размеров и стал изучать газету с видом человека, который изо дня в день только этим и занимается. Ужасно монотонное занятие, и подумать только, что он предлагал подобную работу и мне и думал, что я с радостью ухвачусь за такую возможность!
- Арестован в твоем доме? – неожиданно спросил он, вопросительно подняв бровь.
Я удовлетворенно кивнул и откинулся на спинку стула.
- Не думаю, чтобы твоя уважаемая хозяйка пришла от этого в восторг, хотя судя по тому, как ты поправляешься, ее гнев не сказывается на качестве твоей еды.
Я нахмурился, только мой брат мог так легко испортить мое безоблачное настроение. Я выхватил у него газету и встал, чтобы уйти.
- Я просто пришел проинформировать тебя, Майкрофт, что все еще жив. Хотя и не уверен, что моя смерть хоть как-то изменила бы твои привычки, - проворчал я, засовывая сложенную газету в карман пальто.
- Мои привычки? Пожалуй, нет, - задумчиво сказал он. – Хотя определенно это повлекло бы за собой ужасные хлопоты, связанные с соблюдением различных формальностей, и досадно, что это отвлекло бы на какое-то время мое внимание от проблем Африки и Востока.
- Дорогой мой старший брат, такая сентиментальность никак не к лицу человеку твоего статуса.
Его массивная фигура задрожала от еле сдерживаемого смеха и он махнул мне в сторону двери.
- Несмотря на вышеупомянутые неудобства, брат, я совсем не желаю, чтобы тебя застрелили.
- Что ж, сделаю все, что смогу, чтобы угодить тебе, - сказал я, отмахиваясь от его взволнованного секретаря, который вертелся вокруг, чтобы проводить меня вниз.
- Доброго дня, Шерлок, - засмеялся мой брат, - передай мой сердечный привет твоему другу доктору.
- И не подумаю.
Почему-то при этом лицо Майкрофта озарилось довольной улыбкой – что я сказал такого необычного?
Братья. Вот уж правда.
Я подозвал кэб, мысленно благодаря Творца за то, что у меня только один брат.
После десятиминутного монолога с самим собой, обдумывая законченное дело и проглядев еще раз отчеты в газетах, я вдруг подумал, что, пожалуй, неплохо было бы обсудить это с разумным человеком; и так как было уже далеко за полдень, я приказал кэбмену поворачивать к Паддингтону. Наверное, доктор как раз заканчивает свою работу, так как в расписании в его записной книжке значилось «до 15-00». Я узнал это вовсе не благодаря каким-то искусным логическим выводам, и не потому, что проявлял большой интерес к его делам, - просто он оставил свою книжку на моем столе.
Было уже почти три, когда мой кэб остановился около этого скромного заведения, и я вышел. В приемной никого не было, и я лениво прислонился к стене, пытаясь сделать выводы о пациентах, которые оставили следы своего пребывания в этой комнате. Долго ждать мне не пришлось, не прошло и десяти минут, как вышел этот Эчисон, провожая пациента – молодого человека с воспаленными глазами и одутловатым лицом. Я посторонился, пропуская этого несчастного, и кивнул врачу. Он приветливо закивал головой и просунув голову в кабинет, закричал Уотсону, что я его жду.
Как, интересно, он меня вспомнил (мы же видели друг друга не больше пяти минут, когда он заходил на Бейкер-стрит); либо у него необычная память на лица и имена, либо, возможно, мой компаньон рассказывал обо мне, впрочем, какая разница.
Мой вышеупомянутый компаньон выглянул из-за двери, вытирая руки полотенцем; он был явно удивлен моим приходом, но при этом лицо его оживилось.
- Вы здесь, Холмс? В чем дело? – он бросил на меня заинтересованный взгляд.
- Скучно, - кратко ответил я.
- Уже? – он на мгновенье исчез и вернулся, на ходу застегивая сюртук.
-Да. Все утро у меня ушло на различные утомительные дела, включая визит в Скотланд Ярд. Кстати, я купил бутылку чернил и отправил ее с посыльным на Бейкер-стрит, мне показалось, что вам они тоже нужны, я прав? Отчеты об этом деле в печати довольно искажены; вы уже видели их? Вы обедали?
Он взглянул на меня, поправляя воротник.
-Да, чернила мне нужны, большое спасибо. Газет я не читал, и не обедал, и как следствие, довольно голоден. Но в чем все-таки дело?
- Просто я и не помыслю предстать перед миссис Хадсон, после того, как разбили ее чайный сервиз, понимаете?
Он засмеялся и снова исчез за дверью, и появился через минуту в шляпе, и держа в руке трость, а в другой – свой медицинский чемоданчик. Он вышел вслед за мной на улицу и минуту спустя заговорил:
Если вы хотите где-нибудь пообедать, я не против, но сначала мне нужно переменить костюм – от этого пахнет йодоформом.
- Это я уже заметил, - сухо отозвался я.
- Я уронил склянку, - смущенно сказал он. – Чертово плечо … после вчерашнего инцидента слегка дрожит рука.
Его лицо приняло задумчивое, и даже подавленное выражение, и не требовалось каких-то особых способностей, чтобы понять, (особенно учитывая взгляды, которые он бросал на свой черный чемоданчик) что его мучает вопрос, сможет ли он снова когда-нибудь стать компетентным хирургом.
Я перевел разговор в более безопасное русло:
- У меня есть все газетные отчеты об этом деле, если хотите, можете проглядеть их за обедом.
- Замечательно! Я думал об этом все утро – если вы не возражаете, я задам вам несколько вопросов.
- Ни в малейшей степени, - ответил я, довольный тем, что не надо ломать голову, о чем говорить за столом.
- Миссис Хадсон была гораздо спокойнее, когда подавала мне сегодня завтрак, - сообщил он через минуту.
- Гораздо спокойнее, значит, что она больше не сердится, или что она больше не будет подавать подгоревшие гренки?
- Она подала вам подгоревшие гренки?
Я, не ответив, бросил на него угрюмый взгляд, вызвав у него смех.
- Уверен, это не нарочно.
- Понятия не имею, и не собираюсь испытывать судьбу, упомянув об этом факте, - пробормотал я, заметив, что мы повернули на Бейкер-стрит.
- Ну, если вы думаете, что она все еще сердится на вас … подождите, - и он потащил меня вперед, указав на торговку, стоящую на мостовой.
- Что?
- Цветы. Женщины любят цветы.
- Гм… Поверю вам на слово.
- Это как раз то, что нужно, чтобы умиротворить рассерженную женщину, - продолжил он, пожимая плечами.
- Я не собираюсь идти по Бейкер-стрит с пучком распустившихся весенних сорняков!
- О, ради Бога! Давайте я понесу их, - сказал он с терпеливым вздохом.
Я еще что-то раздраженно бормотал себе под нос, а он тем временем, порывшись в кармане, подошел к торговке и в обмен на свою монету получил связку пахучих цветов. Понятия не имею, что это были за цветы, но он, очевидно, знал (почему-то это меня совершенно не удивляет).
По возвращении в нашу квартиру, я был вынужден признать его умение в обращении со слабым полом; войдя в прихожую, он вложил букет в мою руку, как раз перед тем, как миссис Хадсон вышла из своих комнат, чтобы поздороваться с нами. Наша почтенная хозяйка, в самом деле, выглядела гораздо спокойнее, чем прошлым вечером, хотя и смотрела на меня с некоторой (вполне заслуженной!) настороженностью. Я почувствовал слабый толчок в спину и протянул ей букет цветов, бормоча какие-то бессвязные извинения, и поощренный одобрительным взглядом доктора, который уже поднимался по лестнице. Улыбнувшись мне с самым самодовольным видом, он исчез в полутемном холле, и я остался лицом к лицу с «разъяренной тигрицей».
Однако, к моему удивлению, наша леди покраснела и приняла этот букетик, поблагодарив меня тоном, в котором я не уловил ни капли враждебности. Видимо, доктор был прав, надо признать, что он бывает прав гораздо чаще, чем мне бы хотелось.
Выпутавшись из этого затруднительного положения со всей доступной мне вежливостью, я поднялся в гостиную. Пока я раздражал своим присутствием моего старшего брата и сотрудников Скотланд Ярда, разбитое стекло заменили целым, и не считая небольших царапин на обоях, в комнате практически не осталось следов от нашей вчерашней эскапады. Я сложил вместе все нужные газеты, чтобы взять их с собой, через минуту появился доктор, и мы ушли, сопровождаемые материнским наказом миссис Хадсон «повяжите шарф, а то, похоже, будет дождь».
Мы обсуждали этот случай на протяжении всего обеда столь подробно и с таким интересом, что постоянное шуршание страниц газеты и записной книжки доктора, постоянно привлекало раздраженное внимание толстого плешивого старика, сидевшего за соседним столиком.
- Вы делали записи на протяжении всего дела? – удивленно спросил я, пролистав пару страниц его книжки.
- Конечно, - ответил он, видимо удивившись моему вопросу. – Здесь все записано полностью.
- Но это же все сфабриковано! – с жаром воскликнул мой компаньон, бросив на стол номер «Эхо». Я осторожно вынул из моей тарелки намокший уголок газеты, а он продолжал, ни на что не обращая внимание. – Эти двое полицейских сыщиков не имели никакого отношения к задержанию Джеферсона Хоупа, а в этом отчете все заслуги в этом деле приписываются им!
- Если помните, доктор, я предсказывал вам нечто подобное, - сухо заметил я.
- Но это же просто нелепо!
- Такова реальность, доктор, - сказал я с горечью.
Наш лысый сосед бросил в нашу сторону неодобрительный взгляд, когда мы заговорили чуть громче. Я ответил ему столь же недобрым взглядом, но мой компаньон заметно смутившись, уткнулся в газету.
Но это был слишком приятный вечер, чтобы долго сердиться на весь мир вообще, или на отдельных его представителей, таких как Грегсон и Лестрейд. Разрешение даже такой простой задачи само по себе является наградой. Так я и сказал доктору, и он застыл, не донеся ложку до рта, недоуменно глядя на меня.
- Простой! – воскликнул он.
- Ну, вряд ли ее можно назвать как-то иначе, если в течении трех дней я смог задержать убийцу.
-Значит, обычно на это уходит больше времени?
- О, господи, нет. Конечно, сложные дела могут тянуться неделю или даже, две, но большинство преступлений опытный сыщик может раскрыть в течение сорока восьми часов. В этом деле, - продолжал я, - было важно уметь рассуждать ретроспективно. В наше время из пятидесяти человек лишь один умеет рассуждать аналитически, остальные же мыслят только синтетически.
Мой компаньон отложил ложку, видимо, всецело поглощенный нашей беседой, и нахмурился, обдумывая услышанное. Наконец, он с интересом посмотрел на меня.
- Должен признать, что я отношусь к оставшимся сорока девяти, так как боюсь, я не всегда способен проследить ход ваших мыслей, - признался он.
- Посмотрим, не смогу ли я прояснить что-то для вас…
Я откинулся на стуле и попытался представить ему в логической последовательности те мысли и логические выводы, которые промелькнули в моем мозгу за время расследования этого дела.
Каким-то образом мне это удалось, и наш разговор закончился тем, что руку моего компаньона свело судорогой, ибо он очень быстро записывал все сказанное мной, и я рассмеялся, видя его исключительный и неослабевающий энтузиазм. Заслужить уважение или похвалу этого человека было не так легко, и мне было очень лестно услышать его искреннее восхищение моими методами работы, это было приятное разнообразие после безразличия и критики (именно к таким оценкам моей работы я привык за последнее время.
-Но это просто удивительно! – воскликнул он, откладывая в сторону свою записную книжку. – Ваши заслуги должны быть признаны публично!
Я пожал плечами, пытаясь скрыть ту радость, что доставила мне его честная похвала.
- Вам следует опубликовать отчет об этом деле, - сказал он самым серьезным тоном, после того, как я принялся за еду.
- Фи! – пробормотал я. Нет, у меня не хватило бы терпения описывать это дело во всех подробностях. Монографии – одно дело, но длинные отчеты о своих делах - совсем другое.
- Если вы это не сделаете, то это сделаю я, - спокойно объявил доктор, снова пододвигая к себе тарелку с супом.
Я чуть не подавился (снова вызвав недовольный взгляд этого старикана за соседним столом), но судя по всему, доктор говорил совершенно серьезно. Он с любопытством взглянул на меня, словно не понимая, чем была вызвана такая реакция и что меня так удивило.
- Вы заслуживаете того, чтобы о вас узнали, и если вы сами не прикладываете усилий, чтобы добиться признания, то достойны того, чтобы это сделал кто-то другой.
Почему, черт возьми, он хотел опубликовать одно из моих дел? Я, конечно, понимаю, что он любит писательский труд, но все-таки его желание придать огласке это дело более чем странно. Возможно, у него какой-то скрытый мотив, но мне нипочем не угадать в чем он состоит. Возможно, тут сыграла свою роль наша общая победа над поверженным врагом, но все равно это очень странная реакция.
- Гм… поступайте, как знаете, доктор, - произнес я наконец , низко склонившись над тарелкой, чтобы он не заметил, как внезапно вспыхнуло мое лицо – в этом кафе чертовски жарко, не стоит заходить сюда в теплое время года.
- Что ж, именно так я и поступлю, - многозначительно сказал он, залпом опустошив свой стакан. – И у меня есть большое желание пойти прямо в Скотланд Ярд и прямо сказать этим двум безмозглым идиотам, что они сообщили прессе полную чушь.
Он со звоном поставил стакан на стол, как бы ставя этим точку в своем заявлении, и я никак не мог сдержать при этом улыбки. Право же, было довольно занимательно наблюдать за ним, когда он охвачен столь праведным гневом, вспышки которого ослепляют только тех, на кого он направлен, и безвредны для всех остальных.
- Доктор, уж дайте нашим друзьям инспекторам насладиться своей славой – Господь свидетель, что они нуждаются в публичном признании своих заслуг, - сказал я, улыбнувшись его горячности.
Он возмущенно хмыкнул, отодвигая свою пустую тарелку.
- В один прекрасный день, когда Европа узнает, насколько вы гениальны, у них не останется ничего, кроме таких вот сфабрикованных отчетов, - добавил он мрачно, открывая газету на спортивной страничке, в которую тут же уткнулся. Мне же не оставалось ничего другого, как изумленно взирать на него и … улыбаться.
Тут взгляд мой упал на крупный заголовок в разделе, где публикуются афиши театров – на следующей неделе в Ковент Гарден дают «Сказки Гоффмана». Так или иначе, я хотел бы увидеть этот спектакль, ибо слышал от Ле Виллара(который замучил меня своими благодарственными письмами), что его премьера в прошлом месяце в Париже имела оглушительный успех.
Интересно, Уотсон любит оперу так же сильно, как и Шекспира?

Итак, на этом конец … или это начало?