4 июля 1881 г.
10 часов 28 минут

Почему это по утрам, когда я так нуждаюсь в тишине и покое, дабы разобраться в своих мыслях, ко мне так и тянет самых странных и словоохотливых попутчиков? Через двадцать три минуты после того, как мы отъехали со станции Юстон, я оказался окружен, по меньшей мере, четырьмя джентльменами, причем из самых разных слоев общества, которые вызвали у меня довольно сильное раздражение. Наконец, я покинул и вагон-ресторан, и свое собственное купе, и ретировался в вагон для курящих, где после моего пребывания, повисла настолько плотная пелена дыма, что надеюсь, никому и в голову не придет сюда войти.
Наконец, я был предоставлен сам себе и мог взглянуть со стороны на странные события этого утра.
Я открывал телеграмму от своего брата, когда вдруг неожиданно увидел доктора, который крепко спал на диване. Возможно, я производил какой-то шум, вскрывая почту, а он спал довольно чутко, поэтому я облегченно вздохнул, когда увидел, что не разбудил его.
Что касается брата моего, то Майкрофта, понятное дело, совершенно расстроила попытка покушения на американского президента; считается, что это только попытка, так как мистер Гарфилд еще жив, хотя ситуация не очень оптимистичная. Майкрофта беспокоит, как это может повлиять на общий настрой в стране. Из того, что я знаю об американцах, мне кажется, что вряд ли у него есть основания для беспокойства . Как показывает их история, это стойкие люди - я признаю это без какой бы то ни было враждебности, в отличие от большинства моих соотечественников. Такое событие, как это покушение, конечно, весьма прискорбно, и страна не заслуживает того, чтобы лишиться своего руководителя в такой вот насильственной манере, но, то малое, что может сделать мой брат, это чтобы ничто не повлияло на отношения между Штатами и Англией.
То, что я бесцельно описываю в своем дневнике политические проблемы своего брата, лишь неопровержимо доказывает смятенное состояние моего ума. Вернусь к тому, с чего начал.
Телеграмму я прочел и ответил на нее ( нет, я не смогу заехать в Уайт-холл, чтобы пообедать вместе с ним и обсудить возможность моего вступления в клуб Диоген), затем я просмотрел остальную почту, приколов счета к оплате и прочие важные документы к каминной доске, как я обычно это делаю.
Когда я вскрывал очередной конверт, украшенный огромным гербом, вошла миссис Хадсон, неся горячий кофейник; и в этот момент доктор, наконец, зашевелился, просыпаясь. Когда он, зевая, сел, то гораздо больше был похож на себя, чем накануне.
Не отрываясь от чтения своего письма, я пожелал ему доброго утра, но он что-то сердито проворчал и меня это озадачило. Тогда я спросил, как он себя чувствует – ведь больным всегда задают такие вопросы, разве нет? – на что мне было сказано «надо дать человеку проснуться, а потом уже задавать вопросы!»
Я усмехнулся и вернулся к своему письму, оно было от одного высокопоставленного клиента, старого друга одного моего знакомого по университету. Сам по себе этот факт ничего не значил, но случай, по которому он ко мне обратился, представлял некоторый интерес. К тому же сейчас я возьмусь за любое дело, ибо возможно через четыре дня мне придется выложить плату за всю эту квартиру целиком, а не половину, как обычно.
Я услышал, как миссис Хадсон захлопотала над доктором, который собирался встать с дивана, но, не обращая на них внимания, дочитал письмо, написал ответ, и налив себе чашку кофе, наблюдал, как хозяйка покидает нашу комнату, сопровождаемая изумленным взором моего компаньона. Затем он попытался встать, но тут же побледнел и поспешил вернуться в сидячее положение.
- Думаю, сегодня вы можете выпить кофе прямо на диване?
- Пожалуй, да, - он вздохнул, кивнув мне в знак благодарности. – Но сегодня мне определенно гораздо лучше.
- Это хорошо, потому что я вынужден покинуть вас на несколько дней; я еду в небольшую деревушку около Харвича. Вот, возьмите ваш кофе.
Он взял чашку, и то что я вспомнил, что он не любит очень сладкий кофе, когда у него проблемы с желудком, вызвало у него довольную улыбку,(а узнал я это довольно болезненным способом, и предпочел бы не вспоминать об этом на этих страницах).
- До моего отъезда осталось менее часа, - бросил я через плечо, двигаясь взад и вперед по комнате и укладывая свои вещи в дорожный саквояж.
- Дело?
- Да, что-то в этом роде, хотя, кажется, оно не представляет большой сложности. Если кто-то будет меня спрашивать, скажите, что я вернусь через несколько дней, максимум через неделю.
Он устало кивнул и поставил полупустую чашку на пол, выбрав подходящее место, чтобы она не оказалась у меня на пути.
Я почувствовал какую-то смутную тревогу - он все еще был нездоров. И тут абсурдная мысль молнией мелькнула в моем мозгу, настолько быстро , что я едва уловил ее – возможно, мне следует отложить свою поездку до того времени, пока я не буду уверен, что он твердо держится на ногах.
Глупости, он же доктор и к тому же очень хороший. С моей стороны было абсолютно нелогично предположить подобную ситуацию, откуда только взялись подобные идеи?
Возможно, именно эта необычная для меня мысль и то, еще более необычное чувство, которое она вызвала во мне, и заставили меня прервать свои сборы и взглянуть на доктора, вяло откинувшегося на спинку дивана и сонно наблюдающего за моими действиями.
- Доктор, вы уверены, что с вами все будет в порядке? Ведь миссис Хадсон услышит вас, если только вы закричите…
Слабо улыбнувшись, он махнул рукой.
- Все в порядке, Холмс. Послушайте, вам лучше поторопиться, если вы хотите попасть на десятичасовой поезд из Юстона?
Я уронил свою лупу.
- Доктор, я не уверен, что говорил, на каком поезде поеду, - раздраженно заметил я.
- Не говорили , - радостно согласился он. – Но от скуки я изучал расписание поездов Брэдшоу.
- Простите мою откровенность, Уотсон, но вам действительно необходимо какое-нибудь хобби, - серьезно сказал я, - помимо констатации пробелов моих познаний в таких областях, как литература и философия.
Я удовлетворенно улыбнулся, когда его бледное лицо залил румянец.
- Ну, - сказал я, направляясь в свою комнату, чтобы взять шляпу, - в таком случае, я должен идти.
Я вернулся в гостиную, смахнул тонкий слой пыли со своей шляпы и удостоверился в том, что взял табак и трубку. Одевая пальто, я заметил, что мой компаньон все еще наблюдает за мной с несколько унылым видом. Неужели ему действительно нравится мое общество, и он вовсе не предвкушает мой отъезд, как прекрасный шанс насладиться покоем и тишиной? Это было слишком невероятно, но я не могу объяснить выражение его лица какой-то другой причиной. Странно, очень странно.
- Так вы уверены, что с вами все будет в порядке? – спросил я, проверяя, взял ли я ключи.
Он устало кивнул и потянулся за отброшенной газетой. Меня это не убедило, но мне надо было ехать, и надеюсь, миссис Хадсон не позволит этому упрямцу перенапрягаться. А я не нянька, и никогда ей не буду.
- Хорошо; я вернусь через неделю. Не умирайте, пока меня не будет, хорошо? Вряд ли для меня послужит хорошей рекламой весть о том, что мой компаньон испустил дух в той самой гостиной, где я принимаю клиентов…
Не зная, что сказать бедняге, я пытался напустить на себя беззаботный вид и пытался хоть как-то рассмешить его.
Он слабо улыбнулся и взмахнул рукой, одобряя мою шутку.
- Да, да, да – я тоже буду скучать по вас, дорогой друг. А теперь идите, а то вы опоздаете на поезд.
Я понял, что стою с открытым в изумлении ртом , что было вызвано его странными словами и еще более странным и совершенно необоснованным убеждением, что я мог бы скучать по нему. Опомнившись, я закрыл рот и бросился к двери, чтобы скрыть свое замешательство.
И вот я сижу в прокуренном купе, пытаясь найти какой-то смысл в происшедшем.
По определению, скучать по какому-либо объекту, значит ощущать чувство потери при его отсутствии; следовательно, продолжение этой логической цепочки указывает на существование некоторой привязанности к вышеупомянутому объекту, которая вызывает чувство беспокойство до тех пор, пока данный объект не вернется обратно.
Например, однажды я скучал по своей трубке, когда забыл ее в кармане пальто этой зимой, а миссис Хадсон унесла пальто к себе, чтобы почистить. Три часа я искал эту вещь по всему дому и был на грани сумасшествия до тех пор, пока мне ее не вернули.
Но сказать, что я должен скучать по доктору Джону Уотсону, было бы не совсем точно. Я не ношусь повсюду, рьяно разыскивая его, у меня нет никакой привязанности к нему, которая побудила бы меня к подобным действиям, и у меня нет настоятельной потребности в его присутствии. Нет, все это глупости.
Вся эта захватывающая дискуссия с самим собой навела меня на интересную мысль: он хотел сказать, что сам испытывает это чувство потери, когда меня нет в городе? И если это, в самом деле, так, то, во-первых, нравится ли мне, что он так привязался ко мне, и во-вторых, почему он должен испытывать что-то подобное? Помимо того, что мысль о каких-то отношениях с этим человеком, как минимум, выбивает меня из колеи, но кроме того, я – Шерлок Холмс, странный эксцентричный гений – вовсе не отношусь к числу людей, с которыми нормальный человек хотел бы завязать дружеские отношения. Сама мысль об этом совершенно безрассудна.
Но я совершенно выбился из сил, пытаясь разобраться в этой необъяснимой тайне, нет, подобные головоломки не для меня.
И кроме этой усталости, меня явно гложет какое-то беспокойство… иногда у меня бывает что-то подобное, если я вдруг пропустил важную улику или какой-нибудь существенный факт в сложной цепочки моих дедуктивных заключений.
Может, пойти и еще раз перечитать письмо клиента, хоть у меня и нет на это особого желания.
Что я пропустил?