Друг и коллега (перевод фанфика автора Autumnatmidnite)

[morsten]

Друг и коллега

Глава 1

Это произошло ранним утром в конце января 1883 года; перед самым рассветом, когда в ночном небе слились в единое целое оттенки серого и розового, я услышал, как скрипнула входная дверь, а через минуту раздался какой-то глухой звук. Несомненно, это жилец с третьего этажа, мистер Меррифорт, возвращался домой после ночи, проведенной в заведениях самого дурного толка, какие только мог предложить ночной Лондон. Последнее время подобные эскапады происходили довольно часто, и поэтому я вскоре выбросил это из головы.
Сжимая в руке стакан бренди, я пошуровал кочергой в камине, после чего со вздохом опустился в свое кресло. Глупо было бы даже надеяться заснуть, я знал, что сейчас, когда мои нервы напряжены до предела, об этом нечего и мечтать. Еще и часа не прошло с тех пор, как мой мирный сон был прерван инспектором Картрайтом, который довольно настойчиво заколотил в дверь нашей гостиной.
Прежде мне лишь раз пришлось встречаться с этим человеком, вскоре после того, как я переехал на Бейкер-стрит, и этой единственной встречи мне хватило с лихвой. Он был достаточно проницателен, и Холмс проявил к нему тогда некоторую терпимость, но на будущее я решил избегать расследований с его участием. Он был столь же злобен и чертовски самоуверен, насколько и умен.
Набросив свой синий халат и сбежав вниз по лестнице, я обнаружил, что миссис Хадсон уже встала и заявила инспектору весьма в недвусмысленных выражениях, что не потерпит такого поведения от кого бы то ни было, в том числе и от представителей власти. И уж, по крайней мере, ни в четыре утра.
Я сдержал улыбку, прекрасно зная, что Холмсу она прощала кое-что и похуже.
Как бы то ни было, мне удалось несколько утихомирить эту бурю, в которую грозил превратиться справедливый гнев миссис Хадсон. Я проводил ее вниз, уверив, что я разберусь со всеми проблемами, которые привлек к нашему порогу ее невыносимый квартирант.
Наша хозяйка удалилась в крайне раздраженном состоянии, наверняка, кляня себя всю дорогу за то, что решилась сдать квартиру мистеру Шерлоку Холмсу.
- ХОЛМС! – крикнул Картрайт, не успев переступить порог гостиной, а вернее, когда театрально распахнув дверь , он бросился в спальню моего компаньона. – ХОЛМС! Где вы, черт возьми, вы чертов…
Несколько раз я пытался вмешаться, пока инспектор бегал по комнате, обыскивая все углы в поисках Холмса, как будто бы мой друг мог прятаться под диваном, чтобы избежать встречи с ним. Однако, он до такой степени игнорировал мое присутствие, что в какой-то момент я даже усомнился, действительно ли стою рядом с ним – может, на самом деле я сплю у себя, наверху, и мне все это просто снится?
- Картрайт, - прервал я, наконец, эти поиски, схватив его за локоть. - Два дня назад, вскоре после завтрака, Холмс куда-то ушел и с тех пор не возвращался. У меня нет ни малейшего представления, где он и когда ожидать его появления. Во время расследования он может отсутствовать по нескольку дней , и поскольку он не счел нужным посвящать меня в то , куда он пошел, то уж, конечно, я не дам вам больше никакой информации по этому вопросу.
Видимо, мои слова рассердили инспектора еще больше, он побагровел и перед своим уходом (столь же внезапным, что и его появление), он предостерегающе потряс кулаком перед самым моим носом.
- Черт бы побрал этого человека! Доктор, вы передадите мистеру Холмсу послание от меня. Если он будет продолжать насмехаться над добрыми английскими законами и снова вмешиваться в наше официальное расследование, то я явлюсь сюда собственной персоной и он получит славный удар хлыстом за каждого сотрудника Скотланд Ярда. Он слишком долго испытывал мое терпение, пусть не забывает об этом. Доброй ночи!

Черт его знает, куда Холмс сунул свой нос на этот раз, но хорошо хоть его не было здесь во время нашествия этого разъяренного Картрайта. Так или иначе, чуть ли не половина инспекторов Скотланд Ярда время от времени высказывала угрозы в адрес Холмса за то, что он вмешивался в их работу, но сейчас… Я был уверен, что он не ограничился бы сейчас тем, что вытащил бы Холмса из постели – если бы он там был – наверняка он попробовал бы осуществить свою угрозу, а значит, мы его еще увидим.
Поэтому я сидел здесь в этот предрассветный час и ждал, намереваясь серьезно поговорить с Холмсом. Того и гляди, его методы заведут его в бездну настолько глубокую, что даже я не в состоянии буду вытащить его оттуда.
Через несколько минут на лестнице снова раздался какой-то шум, только на этот раз он был гораздо громче, как будто на пол швырнули что-то очень тяжелое. И тут уже пробудились мои медицинские инстинкты, так как, судя по всему, жилец с верхнего этажа нуждался в помощи, если до сих пор он еще не пришел в себя. И как бы я не относился к человеку с подобными наклонностями, мой долг врача оказался сильнее.
Представьте же себе мой ужас, когда выйдя на лестничную площадку, я увидел вовсе не подвыпившего мистера Меррифорта, а Шерлока Холмса, который лежал на боку, уткнувшись головой в ковер. Даже отсюда я мог заметить, что его дыхание было тяжелым и затрудненным, как если бы подъем на пять или шесть ступенек оказался для него совершенно непосильной задачей. Увидеть его здесь, лежащим на ступеньках в полубессознательном состоянии было довольно пугающе, но еще больше меня напугала мысль о том, что могло настолько сломить его железную волю.
- Холмс! – вскрикнул я, бросившись к нему. – Дорогой друг! Что с вами случилось?
Я упал перед ним на колени и осторожно провел рукой по его растрепанным волосам, пытаясь заставить его повернуться ко мне лицом. Единственным ответом мне был тихий стон.
Приложив руку к его шее, я проверил пульс – он был слабый, но довольно учащенный. Это вызвало у меня предположение о возможной потере крови, и к сожалению, моя теория подтвердилась, когда я заметил кровь, просочившуюся сквозь брюки и стекавшую на ступеньку, где виднелось пятно уже довольно пугающего размера.
Его коричневые твидовые брюки были разорваны, частично обнажив бедра, залитые кровью; часть крови уже запеклась, хотя рана все еще сильно кровоточила. Она была довольно большая и, видимо, была нанесена некоторое время назад, раз часть крови уже запеклась. Боже милостивый, сколько же времени прошло с тех пор, как его ранили?!
Признаюсь, мне стало дурно при одной мысли о том, как Холмс, раненный, из последних сил шел по заснеженным улицам, ибо я был убежден, что он не приехал в кэбе. Воспользовавшись методом самого Холмса, я заметил, что ткань его брюк насквозь пропиталась растаявшим снегом, указывая на то, что он и в самом деле шел пешком, пока под воздействием шока не упал без чувств на нашей лестнице.
Но когда я осторожно просунул руку под его талию, чтобы попытаться приподнять его, то внезапно столкнулся с его обычным сопротивлением по отношению к посторонней помощи. Холмс оттолкнул мою руку (правда, далеко не с той силой, на какую был способен) и сердито пробурчал мне:
- Уйдите!
При этом я почувствовал некоторое облегчение – все было не так плохо, если он был в сознании до такой степени, что сохранил столь свойственную ему независимость.
Однако, как бы то ни было, я был не только его другом, но и его врачом, и хотя в течении тех двух лет, что мы вместе жили на Бейкер-стрит, я всегда подчинялся его распоряжениям, сейчас я не собирался уступать его упрямству.
Я снова попытался перевернуть его, и снова он оттолкнул меня, теперь уже со всей силой, на которую, видимо был сейчас способен. Сила, с которой Холмс схватил меня за руку, была ужасно слабой для любого взрослого мужчины, а уж тем более для него. За этой слабой попыткой оттолкнуть меня последовал целый поток еле различимых ругательств и проклятий (очень надеюсь, что это было вызвано действием шока, а не теми недобрыми чувствами, которые он мог питать по отношению ко мне).
Я не сдавался, и когда Холмс оттолкнул меня в третий раз, его рука обессилено упала. Он умолк и его дыхание участилось. Я, который знал его так хорошо, понял, что это вовсе не от напряжения. Прислушиваясь к хриплому дыханию, с трудом срывающемуся с его губ, я буквально ощутил, как в этот момент разбивается на куски сама гордость моего друга.



Глава 2

Осторожно приподняв неподвижное тело Холмса, я взял его на руки, прислонив его голову к своему плечу. Пока я нес его по лестнице в спальню, он лежал у меня на руках совершенно неподвижно. Опустив Холмса на постель, я быстро начал снимать с него пальто и ботинки. Но стоило мне коснуться застежки на его брюках, как Холмс пришел в настоящую ярость.
- УОТСОН! Вы понимаете, что вы делаете?!
- Я снимаю ваши брюки, чтобы получше рассмотреть рану. Лежите спокойно и позвольте мне помочь вам.
- Нет! – рявкнул он. – Вам не стоит об этом беспокоиться. Оставьте меня. Это ерунда, простая царапина. Я сам об этом позабочусь.
Его лицо побледнело, лоб покрылся испариной, очевидно, ему было совсем плохо. Больше всего меня беспокоила потеря крови, но его внешний вид навел меня на мысль о возможном воспалении.
- Оставить вас истекать кровью на собственной постели? Холмс, да за кого вы меня принимаете?! Хотите вы того или нет, но вы не останетесь без медицинской помощи, поэтому вам нужно лишь решить , примете ли вы эту помощь от меня или же вас будет лечить кто-нибудь другой. В любом случае, вам нужен врач.
Во время своей речи я безуспешно пытался несколько раз встретиться с ним взглядом. Холмс отвернулся, как видно, намеренно, избегая моего взгляда. Когда он перевернулся на бок и уткнулся лицом в подушку, я был уверен, что его терзали сомнения.
Для человека, который считал слабостью любые человеческие эмоции, было бы, наверно, сродни унижению сознавать, что его раздевает и осматривает единственный во всем мире человек, которого он называл другом. Ему доставлял величайшее удовольствие тот факт, что я часто считал его каким-то сверхчеловеком , видя проявления его умственного и физического совершенства. Холмс пошел против свойственной ему склонности к замкнутости и уединению, позволив мне приблизиться к нему ближе, чем кому бы то ни было другому. Теперь же все это рассыпалось на куски. Я видел его в минуту слабости, когда боль затмила остроту его ума. Я был свидетелем того, что он столь же уязвим, что и обычный человек , и теперь он считал, что это может поколебать то огромное уважение, которое я питал к нему.
Я же всей душой сейчас хотел доказать ему, что это не так. Но лишь тяжело вздохнул и сосредоточился на своем пациенте.
В ванной комнате я нашел большое полотенце, как раз подходящее для того, чтобы заменить жгут. Я затянул его так туго, как мог, и мои руки слегка задрожали, когда я заметил, как кровь тут же просочилась сквозь довольно плотную ткань.
- Что, черт возьми, с вами случилось? – спросил я, чувствуя комок в горле (и молясь, чтобы Холмс этого не заметил).
- В меня стреляли, - сухо ответил Холмс, и стал разглядывать узоры на обоях, по- прежнему не глядя на меня.
В эту минуту я зажег лампу на его прикроватном столике и в первый раз увидел ссадины и кровоподтеки у него на лице, в основном с правой стороны, которую до этого он тщательно скрывал от меня. На его горле я заметил отчетливые отпечатки чьих-то пальцев.
- И не только. Судя по всему, вас избили, - угрюмо заметил я.
- Это было не самое удачное мое сражение.
Вздохнув, я направился к двери, на пороге повернулся к нему.
- Я вернусь через минуту, Холмс.
Забрать из моей комнаты медицинскую сумку было делом одной минуты, после чего я снова зашел в ванную, чтобы прихватить еще несколько полотенец и налить в таз теплой воды.
Все это время у меня сильно дрожали руки. Это слишком напоминало Афганистан. Пулевые ранения, кровь… люди, душевные терзания которых я не мог исцелить, даже если и был в состоянии излечить их раны. С тех времен я не занимался медицинской практикой и не мог теперь избавиться от мысли, что это наихудший способ к ней вернуться. Возвращаясь в комнату Холмса, я молился только о том, чтобы мой медицинский опыт не подвел и я сделал все возможное, чтобы помочь моему дорогому другу.
- Ну, так что будем делать, Холмс? – спросил я, подходя к его постели и воодружая на прикроватный столик медицинский чемоданчик и таз с водой. – Мне послать за доктором Уэнтрайтом с Брук-стрит или вы хотите, чтобы я лечил вас?
Холмс, наконец, повернулся ко мне и наши глаза встретились. Он быстро протянул руку и сжал мое запястье, заставив меня опуститься на колени рядом с ним.
- Вы, мой дорогой Уотсон. Пожалуйста. Только вы.
Я даже не заметил, что затаил дыхание, пока у меня не вырвался невольный вздох облегчения. Значит, он все-таки доверял мне.
Я медленно встал, пообещав Холмсу, что сделаю все так быстро, как это только возможно. Я рассеянно опустил руку на его лоб, моя ладонь казалась вдвойне холодной в соприкосновении с его разгоряченной кожей. Он прикрыл глаза и, видя, что он немного расслабился, я начал понемногу снимать с него одежду.
Расстегивая на Холмсе жилет, я говорил ему все, что только приходило мне в голову. В обычном состоянии он, наверняка, укорил бы меня за пустую болтовню, но осмелюсь предположить, что сейчас мой друг с благодарностью прислушивался к успокаивающему тону моего голоса, не придавая значения смыслу сказанного мной. Наверное, это немного отвлекало его от боли и от чувства неловкости. Он сохранял видимое спокойствие, когда я снимал с него жилет, рубашку, носки и развязывал свой самодельный жгут, который я затянул поверх его брюк. Но, когда я взялся за застежку на его брюках, Холмс испуганно охнул, и в то же мгновение его щеки окрасил яркий румянец. Хотя на этот раз он не сделал никакой попытки меня остановить, он, видимо, чувствовал себя ужасно неловко , смущаясь при малейшем прикосновении, пульс его участился, а и без того тяжелое дыхание стало совсем прерывистым.
- Дорогой мой, расслабьтесь. Просто доверьтесь мне, - прошептал я, набрасывая на него простыню, после чего стянул с него брюки и белье. Я оставил Холмса, покрытым простыней, оставив открытыми лишь левую ногу и бедро.
Теперь, когда я мог как следует обследовать его ранения, я понял колебания Холмса. Рана была вовсе не в верхней части бедра, как мне показалось сначала, а в гораздо более интимном месте. Мой друг был ранен в пах.
Он все еще был напряжен, словно пойманный в ловушку зверь, поэтому я снова заговорил с ним, прикладывая к ране чистое полотенце.
- Кровотечение, кажется, наконец стало меньше, старина, но рана довольно глубокая. И после извлечения пули определенно потребуется наложить швы.
- Просто… просто делайте то, что нужно, - ответил он, тяжело дыша.
- Холмс, - сказал я, отыскав в своем чемоданчике стетоскоп, - а сейчас сделайте глубокий вдох – да, вот так.
Я послушал его сердце, ритм которого был все еще довольно быстрый и в то же время слабый, что мне совсем не понравилось. Легкие были чистые, однако дыхание было учащенным, было явно, что он не может вдохнуть достаточно воздуха за один вдох. Кроме того, он был покрыт испариной, несмотря на то, что в камине еще не был разведен огонь. Повышенная температура подтверждала мое подозрение о возможном заражении. Вкупе с шоком и пулей, бог знает, сколько уже часов находившейся в теле моего друга, все это заставляло меня опасаться сепсиса.
- Когда точно вы были ранены?
- Прошлой ночью.
- Господи, Холмс! О чем вы только думали, оставив рану без внимания на такое время? Неужели вы не понимаете, что могли бы умереть от потери крови?! И вот теперь у вас воспаление, которого можно было бы избежать, если бы можно было раньше приняться за лечение. Честное слово, Холмс, вы меня просто поражаете!
- Успокойтесь, доктор. Незачем так кричать.
- И ради чего?! – еще пуще растроился я.
- Я распутал это дело, - добавил Холмс, слегка переведя дыхание, и пытаясь улыбнуться, - к большому удивлению Картрайта.
Вот оно что, это объясняло налет инспектора на нашу квартиру несколькими часами ранее. Все-таки, в один прекрасный день Холмс хватит лишку и попадет в настоящую переделку, если и дальше будет продолжать в том же духе. Остается только надеяться, что я буду рядом и помогу ему выпутаться.
- Ну, надо думать, что вы не расскажете, чем занимались … после всего этого, - я указал на его рану. Единственным ответом мне была саркастическая усмешка.
Поняв, что не получу от Холмса никакой информации относительно его местопребывания в течение последних сорока восьми часов, я вернулся к своим непосредственным обязанностям.
Промывая его рану теплой водой, я чувствовал, как внутри у меня все сжималось, когда Холмс невольно вздрагивал при моем прикосновении к его открытой воспаленной ране. Так мягко, как только мог, хотя боюсь, что не достаточно легко касаясь столь чувствительной раны, одной рукой я смывал запекшуюся кровь с его бедра, а другой – в то же время прижимал чистый тампон к самой ране, чтобы приостановить кровотечение.
Холмс громко застонал, закрыв глаза с болезненной гримасой. У меня защемило сердце, ведь я прекрасно понимал, что он никогда бы раньше не позволил себе открыто показать подобные проявления эмоций.
Мне было абсолютно ясно, что нужно дать Холмсу обезболивающее, и тем еще более усилить нагрузку на его организм. При подобных обстоятельствах оно могло убить его, но я чувствовал, что сейчас у меня нет ни выбора, ни времени для подтверждения своего врачебного решения.
Точно так же, как и во время раздевания Холмса, сейчас я разговаривал с ним, подготавливая моего друга к операции. Он кивал с понимающим видом, а когда поднял на меня глаза, их потускневший взгляд выражал молчаливое доверие. То, что он вверял себя в мои руки, тронуло меня до глубины души.
Операция заняла несколько больше времени и оказалась более сложной, чем я думал, так как пуля засела довольно глубоко. Собственно говоря , она слегка вонзилась в кость. Я извлек пулю и несколько фрагментов кости, после чего промыл рану сперва водой, а потом антисептиком и зашил рану. Затем я плотно перебинтовал рану и надел на Холмса чистую ночную рубашку.
Я сидел возле его постели, надеясь, что мой друг будет спать и после того, как кончится воздействие эфира. Я опасался вводить ему морфин – вопреки его склонности к наркотикам – сейчас меня больше беспокоило воздействие, которое это могло произвести на его ослабленный организм. Это бы могло его убить.
Перед глазами у меня все плыло – все таки спал я очень мало, и когда за окном забрезжил рассвет, я задремал, сидя на своем стуле. Но, увы, сон мой продолжался недолго, вскоре я проснулся от того, что кто-то потянул меня за рукав.
- Уотсон…
- Гм?
- Я … теперь вспомнил, - произнес он, тяжело дыша, - почему… я пришел домой.
- Почему же, друг мой?
Он взглянул на меня умоляюще.
- Предупредить вас… вам опасно ... здесь находиться.
Затем я почувствовал, как его пальцы, сжимавшие мою руку, разжались, и он вновь впал в бессознательное состояние.

Глава 3

Было ли это продиктовано горячечным бредом или же тут было что-то более реальное? На лбу Холмса выступил холодный пот, временами его тело сотрясала судорога. Хотя пуля была извлечена и худшие последствия ранения были устранены, я был не настолько глуп, чтобы поверить, что он уже вне опасности. Его все еще затрудненное дыхание и повышенная температура говорили мне о том, что это далеко не так. Вполне возможно, что его разгоряченное воображение породило ночные кошмары, которые он не мог отличить от реальности.
Единственное в чем я мог быть уверен, так это в том, что никогда прежде я не слышал, чтобы он говорил таким голосом, даже в самые напряженные минуты. Я привык безоговорочно верить в его способности. И почему я должен сомневаться в них сейчас?
Обдумывая все это, я в нерешительности оставил своего пациента, чтобы достать из ящика стола свой армейский револьвер. Идя обратно, я задержался, чтобы запереть дверь гостиной и услышал из передней приглушенные голоса.
- Он добрался сюда, гляди!
Второй человек разразился громким хохотом.
- Оставил за собой кровавый след по всему пути от самых доков, а?!
- Думаешь, с ним все кончено? – раздался хриплый голос третьего.
- Бьюсь об заклад, что нет, - вновь вмешался первый. – Надо же было так промазать! Попал бы прям в сердце, если б только этот мерзавец не увидел меня и не спрыгнул с пирса!
Моя рука все еще сжимала дверную ручку, когда я почувствовал, как один из этих негодяев поворачивает ее. Не собираясь стоять и ждать, чем кончится дело, я решил воспользоваться своим преимуществом в этой рискованной ситуации. Я распахнул дверь и, взведя курок, направил револьвер на этих бандитов, крикнув им бросить оружие.
Вырвавшийся у меня яростный вопль напугал и меня самого не меньше, чем эту троицу, что застыла на месте, раскрыв от удивления рты. Наверное, я был похож на сумасшедшего! И подумать только, что это я, наверное, со стороны было очень забавно наблюдать, как респектабельный молодой джентльмен в моем домашнем халате, выкрикивал самую непристойную брань, какую только можно услышать где-нибудь в трущобах Ист-Энда, в моих глазах бушевало пламя неистового гнева, которое напугало бы самого дьявола. Лишь я один стоял между этими наемными убийцами и Холмсом – и я не позволю ни одному из них и пальцем до него дотронуться, особенно сейчас, когда он лежал в жару, совершенно беззащитный.
Я не много помню из того, что произошло в те ужасные минуты, знаю лишь, что мой рассудок тогда, видимо, слегка помутился. Я ясно слышал звук выстрела из моего револьвера, но готов поклясться, что это не мой палец спустил курок.
Один из бандитов бросился на меня, зажав мне рот, и тогда я ударил его по голове рукояткой своего револьвера.
Тут снова раздался выстрел, на этот раз стреляли уже в меня. Пуля слегка зацепила мне ухо. Я слегка зашатался, но быстро выправился и выстрелил в одного из двоих негодяев, оставшихся на ногах и бросившихся ко мне. Я попал в высокого бородача, но другой – здоровенный крепыш набросился на меня словно разъяренный бык. Я прицелился ему в плечо и выстрелил, но пуля попала в горло. Он упал, издав ужасный булькающий звук, кровь хлынула у него изо рта.

И самое главное – не навреди… прежде всего не навреди… не навреди…

Я не в силах был остановить это кровотечение. При каждом биении его сердца кровь все сильнее и сильнее текла по моим пальцам, которыми я пытался зажать рану. Он хотел убить Холмса, я защищал своего друга – говорил я себе. Я никому не желал зла. И разве я мог предположить, что все это возымеет столь ужасные последствия?
Не могу сказать точно, когда другие мои противники пришли в себя. Несколько минут я ощущал лишь все замедляющееся биение сердца своей жертвы и нескончаемые струйки крови, сочившиеся сквозь мои пальцы. Когда же кровь перестала течь, я все еще не мог заставить себя убрать руку с его шеи. И тогда я почувствовал, как чья-то рука мягко коснулась моего плеча, заставив повернуться.
Рядом со мной сидел Холмс, в руке он держал револьвер. Не знаю, когда он появился, но думаю, что он был здесь уже некоторое время. Затем приблизив губы к моему уху, он вывел меня из того ментального ступора, в котором я пребывал.
- Вы лучше меня, Джон Уотсон, - еле слышно произнес он. – Я бы не испытывал такого сожаления, лишив жизни этого негодяя.
- Как бы плох он ни был, он все-таки был человеком, - ответил я, не поднимая на него взгляд. – Он все-таки был человеком, а я видел уже столько бессмысленных смертей, что хватило бы с лихвой еще на две жизни. Достаточно, хватит! – с жаром воскликнул я.
- Да, я знаю.
К моему удивлению, Шерлок Холмс, человек которого я считал начисто лишенным эмоций, обхватил меня за плечо своей тонкой мускулистой рукой. Только сейчас я понял, в каком напряжении находился, понял потому, что после этого его простого движения, оно совершенно исчезло. Мне захотелось продлить этот контакт, и я положил голову ему на плечо, а Холмс в свою очередь склонил свою голову к моей. Так мы сидели несколько минут, ничего не говоря, потому что ничего и не нужно было говорить, по крайней мере, словами.




- Уотсон?
Я посмотрел на него, наши лбы все еще касались друг друга.
- Да, Холмс?
- Знаете, если вы решите найти себе другую квартиру, то я пойму.
- Да с какой же стати я должен так решить?!
Какое-то время он оставался в том же положении, как если бы не ожидал подобного ответа и не знал, как поступить дальше. Я почувствовал, как он тяжело вздохнул и нехотя отстранился от меня.
- Уотсон, с моей стороны было бы несправедливо рассчитывать на то, что вы останетесь жить здесь и тем самым подвергаться ежедневному риску. Нет, это было бы неверно, и я только прошу вас, когда вы съедете, чтобы вы… не держали против меня зла. Я не.., я хочу сказать, что, возвращаясь домой, я совсем не хотел, чтобы вы были втянуты в такую историю. Я лишь хотел предупредить вас, что меня преследуют и если бы они не смогли схватить меня, то вы могли бы оказаться легкой добычей.
- Холмс…
- С моей стороны было весьма опрометчиво, - продолжал он (и было неясно намеренно ли он не обращал внимание на мою реакцию или же был настолько поглощен своими мыслями, что ничего не слышал).
- …позволить себе лишиться чувств на нашей лестнице. Если бы этого не произошло, я смог предотвратить то, что случилось после, и вам не пришлось бы поступать вразрез с вашей натурой и стрелять в этого человека. Я знаю, каким грузом это повисло на вашей совести и…
- Холмс! – снова прервал его я, на этот раз более настойчиво.
- И я также хотел бы извиниться за то, что вы обнаружили меня сегодня на лестнице в таком состоянии. Я знаю, что ваше собственное здоровье все еще довольно слабое и мне нет оправданий за то, что…
- ХОЛМС!
Он изумленно поглядел на меня, не привыкший к тому, чтобы его прерывали, да еще так оглушительно.
- Молчите.
- Но, Уотсон!
- Холмс! Ни слова больше. У меня нет ни малейшего желания съезжать с Бейкер-стрит и довольно об этом.
- Вы, наверняка, говорите о чем-то другом, - сказал он недоверчиво. – Что может заставить вас остаться здесь после того, как вы сегодня чуть не погибли из-за меня?
- Вы.
- Я … не понимаю.
При этих словах я не мог удержаться от смеха.
- Да неужели я наконец-то поставил в тупик единственного в мире детектива-консультанта!
Однако Холмс не разделял моего веселья.
- Дорогой мой, - продолжал я, - да ведь вы, единственная причина, по которой я считаю эту квартиру на Бекер-стрит своим домом. Что ждало меня здесь, в Англии – жалкий пенсион, подорванное здоровье, ни друзей, ни родных! Вы знаете, как я был одинок? Господи, я даже не мог позволить себе проживание в более или менее приличной гостинице!
Холмс попытался что-то сказать, но я не дал ему такой возможности.
- Нет, позвольте мне закончить.- И вот по какой-то счастливой случайности, и вы и я рассказали о своих проблемами с жильем одному и тому же человеку. И вы… вы оказались как раз тем лекарством, в котором я так нуждался. Надо признать, что иногда с вами бывает нелегко, но то, что могло бы вызвать у иного человека раздражение, лишь заставляет меня относиться к вам с еще большей теплотой. Уже давно я считаю вас скорее другом, нежели компаньоном по съему жилья и у меня нет никакого желания лишаться вашего общества, пусть даже это и связано с некоторыми волнениями. Да, собственно говоря, это одна из причин, по которой мне так нравится жить здесь.
Тут мне в голову внезапно пришла еще одна мысль, и я добавил:
- В конце концов, Холмс, я же пережил Майванд, думаю, что с Бейкер-стрит я и подавно справлюсь .
Холмс слегка отстранился от меня, как обычно лицо его было непроницаемо, как маска. Сейчас даже я не мог определить, что точно скрывается за его бесстрастным выражением. Однако, когда он отвернулся от меня, я, поразмыслив немного, сделал свои собственные выводы.
Я пришел к заключению, что до сих пор ни один человек не сближался с ним настолько, чтобы иметь возможность столько сказать, и вероятно он даже не поверил мне.
- Холмс, можете верить или не верить, но это правда. Я предпочел бы быть здесь с вами, а не где-то еще.
Он молчал, но мне показалось, что его плечи дрожат, совсем чуть-чуть.
- Мой дорогой Уотсон, - произнес он, наконец, и что-то в его тоне убедило меня в том, насколько искренне это обращение. – Вы постоянно ставите меня в тупик - а я ничто не ценю так высоко, как хорошую головоломку.
И хотя для многих было бы неясно истинное значение его слов, я его прекрасно понял. Так по-своему он ответил на проявление нежной привязанности, которую я к нему испытывал. Я был очень благодарен за эти слова, сказанные мне на площадке нашей лестницы тем январским утром, какими бы неадекватными они не показались бы иному человеку. Для меня они были всем. Я почувствовал себя, как изголодавшийся пес, которому хозяин наконец-то бросил сочную мозговую кость.

Глава 4

- Думаю, самое время вызвать подкрепление из Скотланд Ярда, как вы считаете?
- Несколько запоздалое намерение, Холмс! Почему вы не прибегли к их помощи раньше, до того, как произошли все эти ужасные события?
- А, видите ли, дело в том, что сейчас у меня довольно напряженные отношения с инспектором Картрайтом.
- Это мне известно.
Он взглянул на меня краем глаза.
- Он был здесь чуть раньше, - объяснил я. – Не знаю, что вы ему сделали, но на его снисхождение рассчитывать не приходится. Он был довольно резок.
- Пусть только попробует. Его неловкость едва не погубила все дело. Право же, Уотсон, он самый худший полицейский из всех , кого я только знаю. Да еще к тому же пытается на свой лад трактовать закон…
- Вы не хотите сообщить мне все подробности?
Скрытность Холмса уже практически вошла в пословицу, и по правде говоря, я не ждал иного ответа кроме, может быть, молчаливого пожимания плеч. Он позволил мне принять участие в некоторых его наиболее загадочных расследованиях, в которых я мог оказать ему какую-нибудь помощь, однако в те времена никогда не рассказывал мне о тех делах, в которых не требовалось мое непосредственное участие.
- Если вы будете столь любезны и поможете мне вернуться обратно в спальню, я буду счастлив рассказать вам все подробности. Здесь действовала умело организованная преступная группа, и думаю, что вы найдете в этой истории немало занимательного. И потом, Уотсон, - добавил он, когда я помог ему подняться на ноги и опереться на мое плечо, - мне может потребоваться ваша помощь, чтобы связать в уме некоторые не сходящиеся концы, пока я еще не совсем в форме.
- Почту за честь, Холмс.
Я никогда не пойму, как он вообще смог встать с постели, не говоря уже о том, откуда у моего друга взялись силы, чтобы самому дойти до лестницы. Когда я вел его обратно в спальню, каждый шаг причинял ему такую боль, что Холмс не мог сдержать стона и его пальцы так глубоко впивались в мою руку, что на этом месте у меня еще неделю оставались синяки.
К тому моменту, когда я помог ему лечь в постель, его всего трясло, а дыхание было частым и прерывистым. Я предложил моему бедному другу стакан воды, однако его руки сильно тряслись, и он никак не мог сделать ни одного глотка. Тогда одной своей рукой я обхватил его ладони, а другой поддерживал голову, чтобы помочь таким образом поднести стакан к губам. И, слава богу, он смог выпить, по меньшей мере, половину его содержимого, после чего в изнеможении упал мне на руки.
Я укрыл его, натянув одеяло до самого подбородка, и сел рядом с его кроватью, положив ему на лоб ледяной компресс.
Миссис Хадсон, благослови ее Господь, проявила терпеливость святой. Как и следовало ожидать, она была несколько рассержена, когда обнаружила у себя на лестнице тело мертвого убийцы до того, как я смог вызвать полицейских, чтобы увезти его отсюда. И конечно же, еще больше она разгорячилась, узнав в каком бедственном положении находится ее жилец. Убежден, что никакой другой лондонский домовладелец не проявил бы подобного понимания и скорее всего предложил бы нам немедленно освободить его квартиру в отличии от нашей хозяйки, которая горестно запричитала:
- Бедный мистер Холмс! Кто же его так ранил?
У инспектора Картрайта, однако, было совсем другое настроение. Когда я вызвал сотрудников Скотланд Ярда, дабы они увезли тело и провели предварительное расследование, первым на сцене появился наш друг, и мне показалось, что он вновь был весьма рассержен. Он распахнул дверь в спальню Холмса с такой силой, что сорвал ее с верхних петель, а дверная ручка так стукнула об стену , что оставила в ней вмятину.
Вены на его жилистой шее вздулись, когда он прямо с порога яростно рявкнул, что «все эти нереальные теории, безосновательные утверждения и сомнительные методы позорят Скотланд Ярд» и наносят урон непосредственно ему самому и дальше понес подобный же вздор. Не могу сказать, что обращал на его слова особенное внимание, ибо его яростная вспышка прервала отдых Холмса, в котором он сейчас так нуждался.
Мой друг лежал, откинувшись на подушки; после того, как боль, вновь вспыхнувшая после его перенапряжения, несколько затихла (слава богу, без применения морфина!), его дыхание выровнялось. Он только прикрыл глаза, когда ворвался этот грубиян; и когда Холмс с трудом выпрямился на постели, чуть слышно застонав от боли, я почувствовал, как во мне пробуждается праведный гнев моих шотландских предков. И увидев, что инспектор бросился к постели моего компаньона, уже подняв руку, чтобы нанести удар, я не выдержал. Я вскочил со стула возле постели Холмса, едва не опрокинув его. Быстрым движением я выбросил вперед правую руку, не давая Картрайту нанести свой удар, мое больное плечо сразу заныло, но это стоило того – я не дал ему ударить и без того страдающего от раны Холмса. Этот тип бросил на меня мрачный взгляд, видимо, все еще желая осуществить свою угрозу.
- Отойдите от него, Картрайт! Разве вы не видите, что он ранен?
- И поделом ему за то, что сует свой нос куда не следует! Может, хоть это послужит ему уроком. А сейчас, если вы на минуту отойдете, доктор, мы с мистером Холмсом должны разрешить некоторые вопросы.
- Черта с два! – крикнул я и загородил собой Холмса, встав между его кроватью и разъяренным инспектором.
Щеки Картрайта приобрели багровый оттенок, и я сжал кулаки, совсем не желая отступать. Честное слово, меньше всего я хотел поднимать руку на сотрудника Скотланд Ярда, но не колеблясь ни секунды, сделал бы это, если бы он сделал хоть еще один шаг вперед. Думаю, инспектор тоже это понял, ибо продолжал стоять, сохраняя между нами определенную дистанцию и настороженно глядя на меня.
- Вам не нужно в это вмешиваться. Все это касается лишь меня и мистера Холмса, - сказал он с вкрадчивостью, от которой у меня по спине поползли мурашки.
- Ошибаетесь. Если вы намерены причинить ему вред, то вам придется иметь дело со мной.
- Не вмешивайтесь! У меня счет Холмсу, и вас это ни в малейшей степени не касается. И если у вас есть мозги, убирайтесь отсюда, пока можете!
- В таком случае, я, должно быть, ужасно глуп, - заметил я, - ибо я не только не сдвинусь ни на йоту, но и должен заметить, что и вам абсолютно нечего здесь делать. Вы можете не одобрять методы мистера Шерлока Холмса, но он раскрыл не одно преступление, причем ни разу не присвоив себе заслуг. Скотланд Ярд – и вы - в долгу перед этим человеком, хотя он ни разу не говорил и, видимо, никогда не скажет об этом. И я думаю, что уже одно это – достаточная причина для того, чтобы вы сейчас ушли отсюда, инспектор, пока кто-нибудь не пострадал. И уверяю вас, пока я жив, это будет не Холмс, - при этом замечании я украдкой бросил взгляд на револьвер, лежащий совсем рядом на прикроватном столике.
Картрайт стал уже просто пунцовым. Он сделал еще один, правда, довольно осторожный шаг в мою сторону, так что мы стояли теперь буквально нос к носу. И когда он заговорил, тихо, но с ощутимым раздражением, я чувствовал его тяжелое дыхание у себя на щеке.
- У вас в передней, доктор, лежит труп. Это будет не так легко объяснить.
- Тогда я с радостью возьму на себя всю вину. В конце концов, это я выстрелил в него, хотя осмелюсь сказать, что выстрел в человека, который ворвался к вам в дом, является самозащитой, а значит вполне законным поступком, не так ли?
- Нет, смею заметить. Неужели вы, в самом деле, считаете, что вы или ваш друг сможете противодействовать мне безо всяких последствий? Уверен, доктор, что даже вы не настолько глупы!
Я мог только соблюдать полное спокойствие, когда инспектор натужно улыбаясь, подошел еще ближе и насмешливо похлопал меня по щеке.
И тут за моей спиной раздался щелчок взводимого курка револьвера, он был очень громким в предрассветной тишине. Мы оба одновременно повернулись и увидели Холмса, дрожащей рукой опиравшегося о матрас, в то время, как в другой руке он сжимал револьвер; он был смертельно бледен и, казалось, что все еще пребывал в полубессознательном состоянии.
- Одно из преимуществ этой квартиры – это наш подвал, вполне подходящий для того, чтобы укрыть тело, вы согласны, Уотсон?
- Это еще что, мистер Холмс? Мы что переходим к угрозам?
- О, нет, инспектор. Угрозы – это слишком отвратительная привычка. К тому же, в них есть что-то обманчивое. Нет, сэр, я скорее обещаю. Сейчас я убедительно прошу вас отойти от доктора, как можно дальше, настолько далеко, насколько сможете за то время, что мне потребуется, чтобы прицелиться и выстрелить или …
Не успел Холмс закончить свое предложение, как инспектор Картрайт резко повернулся и трусливо выскочил за дверь. Не думаю, что он так это оставит, но в тот момент я был слишком рад, что он ушел. Сейчас меня беспокоили более неотложные дела, чем неуемное тщеславие не в меру рьяного полицейского.
- Ну, Уотсон, мы, кажется, приобрели врага. Жаль, что один из самых способных малых в Скотланд Ярде оказался таким деревенщиной…
- Да, но некоторые вещи стоят риска. Я перестал бы уважать себя, если бы позволил ему…
Причинить вам вред.
Несмотря на все свои усилия, я не смог произнести эти слова. Страшно было даже подумать, что он мог бы сделать с моим другом. Но как обычно, Холмс и без слов прочитал мои мысли.
- Не нужно ничего объяснять, Уотсон.
И тут вновь опускаясь на постель, хоть он и делал это весьма осторожно, Холмс снова застонал от боли. Он еще сильнее побледнел, хотя, казалось, это было уже невозможно. Лишь благодаря крепкому организму с ним не случился шок.
- Ну вот, этого можно было бы избежать, - сказал я, забирая у него револьвер. Положив его на стол, я помог Холмсу занять более удобное положение. Я потеплее укрывал его одеялом, в то время как мой несговорчивый пациент бормотал что-то насчет того, чтобы я прекратил поднимать вокруг него такой шум. От этого все будет только хуже и я заметил ему, что тоже так считаю.
Он уже был на грани то ли сна, то ли беспамятства, когда вдруг чуть слышно сказал:
- Вы… вы все еще хотите узнать все подробности того дела … в раскрытии которого я одержал верх над Картрайтом?
- Меня всегда интересуют ваши расследования, но рассказ об этом случае можно отложить до тех пор, пока вам не станет лучше.
- Хорошо. – Холмс взглянул на меня сквозь полуопущенные веки. – Знаете, не стоило вам ради меня затевать ссору с этим Картрайтом.
- Глупости, - ответил я, подвигая стул к его кровати. – И, уж во всяком случае, не я угрожал револьвером этому малому, да к тому же грозил спрятать его тело в нашем подвале.
- Никто не смеет называть глупцом доктора Уотсона.
- Кроме вас, дорогой друг?
- Естественно.
По его губам скользнула слабая улыбка, и Холмс вновь опустился на подушку и погрузился в сон.

Глава 5

Несмотря на все мои усилия, еще несколько дней Холмс то впадал в беспамятство, то приходил в себя, у него держалась высокая температура, и я неотлучно сидел у его постели, отходя лишь на несколько минут, и даже не позволяя себе заснуть.
К вечеру третьего дня к моему огромному облегчению температура, наконец, упала. Я был весьма удивлен, увидев, что он не только быстро поправился после весьма тяжелого ранения, но и, к тому же, оно не имело никаких серьезных последствий для его здоровья. В то время как сам я сомневался, что мое собственное здоровье когда-нибудь придет в норму после ранения, полученного в битве при Майванде.
В ту ночь, когда у Холмса впервые за все это время упала температура, я позволил себя оставить на несколько часов свой пост, так как сам сильно нуждался в отдыхе. И понял я это, когда где-то на грани между царством снов и бодрствованием, я увидел высокую, худую фигуру моего друга, стоявшую у моей постели; из-за приоткрытой двери у него за спиной я увидел тонкую полоску света.
Я, должно быть, пошевелился, ибо при этом он слегка отступил назад и тут же ушел, после чего комната вновь погрузилась во тьму.
Впоследствии Холмс еще не раз будет совершать эти странные ночные визиты в мою спальню. Сначала предлогом для этого служило его очередное дело, но постепенно, либо благодаря тому, что он уже чувствовал себя со мной вполне комфортно, или же это уже просто вошло в норму, когда просыпаясь, я находил его стоящим возле моей постели – он не считал нужным давать какие-либо объяснения по этому поводу, а я их не спрашивал. По правде говоря, хотя прошло уже больше десяти с половиной лет, я все еще просыпаюсь иногда, разбуженный его присутствием в комнате. Такие случаи стали случаться еще чаще теперь, после его возвращения. Теперь я уже понял, что он делает это сейчас, чтобы удостовериться в моем присутствии, убедиться, что я на самом деле здесь. Но я забегаю вперед.
Что касается нашего друга, инспектора Картрайта, то нам, собственно говоря, никоим образом не удалось помешать осуществлению его дальнейших злобных планов. Пожалуй, ситуация стала даже еще более взрывоопасной, хотя на протяжении трех лет мы ничего не слышали об этом типе. Позже я узнал, что Холмс представил улики, доказывающие вину этой преступной организации, и это показало в полном свете, что было упущено инспектором Картрайтом. Я никак не смог добиться от него всех подробностей этой истории, хотя мой друг намекнул, что, возможно, это послужило причиной для его понижения в чине.
Сейчас, когда все это ощущается нами уже не так остро, я могу, наконец, изложить на бумаге историю о том, как инспектор Картрайт едва не уничтожил то, что с таким трудом было достигнуто мистером Шерлоком Холмсом. И хотя, я не мог совершенно избежать упоминаний Картрайта в этом повествовании, тем не менее, оно было совершенно не о нем.
Темный сентябрьский вечер. Проливной дождь продержал меня дома целый день . Оказалось, что час уже довольно поздний. Быстро взглянув на свои часы, я обнаружил, что уже далеко за полночь. Холмс весь день был поглощен проведением какого-то химического опыта, однако вряд ли у меня были особые основания для жалоб, ибо по сравнению с другими его экспериментами он был довольно таки безвредный, и наша гостиная не наполнилась по его завершении парами едкого дыма.
Просидев весь день сиднем, я решил проглядеть свои записки, сортируя их – откладывая в сторону какие-то случайные записи, которые вполне можно было уничтожить, а важные, наиболее существенные разложить по папкам, к которым буду обращаться, когда решу опубликовать содержащиеся в них материалы. И вот как раз во время этого занятия я и наткнулся на стопку поспешно сделанных мной записей о расследовании, которое имело место быть вскоре после событий, о которых идет речь в этом рассказе. Я назвал его «Пестрая лента».
И вот как раз роясь в этих старых записях, в большинстве из которых содержались отчеты о самых ранних делах, в которых я имел честь помогать своему другу, мне бросилось в глаза нечто, на что раньше я не обращал внимания. И, конечно же, Холмс не упустил бы возможности сказать, что, видимо, по этой причине я так долго этого не замечал.
Большую часть ночи я провел, ища в своих старых записях подтверждение тому, что бросилось мне в глаза сегодня вечером, я хотел узнать, было ли это правдой. А это было именно так.
Вот так и вышло, что я решил записать историю об этом деле в свой журнал, чтобы потом, когда я буду слишком стар, и моя память не сможет восстановить все эти события, у меня была бы вот эта запись, которая объяснит мне, почему тем весенним днем в апреле 1883 года, Шерлок Холмс впервые назвал меня своим «близким другом и помощником».
Он не смог бы воздать мне большей похвалы.

Если вы прочтете Канон в хронологическом порядке (а не в том порядке , в каком он был написан), то увидите, что в «Пестрой ленте» впервые Холмс представляет своей клиентке Уотсона, как своего друга и помощника.

Иллюстрация Spacefall, правда, к другому фанфику, но мне показалось, что сюда тоже очень бы подошла