16 февраля 1874 года, вторник

Проснувшись, я с удивлением обнаружил, что уже девять часов. Как мне удавалось так много спать тогда, всего лишь шесть лет назад?
Утром ничего существенного не произошло, и так как я больше не ощущал потребность в отдыхе, то стал остро ощущать приближение жуткой скуки. Единственным, что несколько облегчило мои муки, был приход раздражающе оптимистичного доктора Стивенсона, который буквально вплыл в мою комнату около десяти.
- Доброе утро, мистер Холмс. Рад, что у вас такое бодрое настроение, - прочирикал он, постучавшись ко мне; он говорил в некоторой степени настороженно, но все с той же неизменной улыбкой. Должно быть, мой вид соответствовал моему мрачному настрою, раз он вызвал у доктора это саркастическое замечание.
Кажется, что я что-то буркнул в ответ. Я подумал о больницах и обо всех практикующих врачах Лондона. Если бы мне пришлось побывать во всех, то скольким из этих докторов, чье терпение постоянно подвергалось испытанию, кто постоянно видел кровь и грязь, лечил бессчетное количество далеко не самых приятных людей, все же удавалось оставаться столь неестественно жизнерадостным?
Ни одному – ответил я сам себе. Так почему же – ради Бога, почему – я угодил в руки одного единственного, кто был на это способен?
- Ну же, не вешайте нос. Осталось всего шесть дней.
Не думаю, что у меня когда-нибудь были настолько отчетливые мысли об убийстве человека, как в ту минуту, когда я это услышал. Никто не может сказать мне «не вешайте нос», не оказавшись при этом в еще более мрачном расположении духа, чем мое.
- Я умею считать, благодарю вас, - сказал я, потерпев полное фиаско в попытке скрыть за саркастическим замечанием свою горечь .
- О, так вы сможете сосчитать все швы на вашей ноге, когда через несколько недель мы будем снимать их?
Полагаю, мое сердце болталось в груди совершенно свободно, потому что при этих его небрежных словах, оно тут ухнуло куда-то вниз.
- Швы?
- О, да. Ваша лодыжка порядком пострадала от зубов этого пса.
Возможно, этот доктор не настолько добродушен, как мне показалось сначала.
- Но, пожалуйста, не тревожьтесь. Это не так страшно, как могло показаться по моим словам. Уверяю вас, вы ничего не почувствуете, - заявил он, утвердительно кивнув.
- Это…э…гм… прекрасно, доктор, - запинаясь, проговорил я, будучи сейчас не в силах ответить ему какой-нибудь язвительностью.
- В любом случае пока ваше состояние остается стабильным, мы вряд ли пока можем еще что-то сделать для вашей лодыжки. Однако, мне бы очень хотелось, чтобы вы оставались здесь, так как кости сейчас слишком хрупкие, чтоб подвергать их даже минимальному напряжению. К тому же, если вдруг в рану попала инфекция, то ей может потребоваться срочно уделить внимание, и нужно будет регулярно промывать ее. Я продержу вас здесь до…до пятницы, посмотрим, как пойдут дела, а затем мы наложим на нее гипсовую повязку. Недели две вы походите на костылях, и примерно месяц вам нельзя будет сильно напрягать эту ногу.
Костыли? Я буду две недели ковылять по университету на костылях? Об этой истории узнают все, как только увидят, как я тащусь на этих ужасных штуковинах… Виктор Тревор должен мне намного больше счета за больницу, он должен мне за этот урон, нанесенный моему чувству собственного достоинства!
Две недели…Полтора месяца, а то и больше не будет ни бокса, ни фехтования.
Пытаясь подавить суицидные мысли, проникшие в мой мозг и отгородиться от суровой действительности, я сказал себе, что посвящу эти полтора месяца химии.
- Сколько вам лет, мистер Холмс?
- Двадцать, - машинально ответил я, ибо углубился в другую реальность, которую представляли собой мои мысли. Если бы я принимал в разговоре более активное участие, то возможно сказал бы, что мне пятьдесят три.
- Да, так я и думал, слишком молоды даже для женитьбы.
Ну, хватит.
- Два месяца, мистер Холмс, это всего лишь капля в море, - улыбнулся доктор, но неожиданно его лицо вдруг помрачнело.
- … Конечно, при условии, что у вас нет бешенства.
Оглядываясь назад, я понимаю, что это было довольно глупо, но на минуту мне и на самом деле показалось, что этот человек говорит на полном серьезе. Должно быть, глаза мои расширились от ужаса или приоткрылся рот, так как его серьезная мина тут же исчезла, и он внимательно наблюдал за мной с некоторой долей веселья.
- У вас нет бешенства, - сказал он и засмеялся.
В порыве негодования я так и вспыхнул.
- Это не смешно, доктор! – почти прокричал я ему.
Проходящая по коридору медсестра остановилась и заглянула в дверь, после чего быстро скрылась. И веселье доктора испарилось, не успел я и глазом моргнуть.
- Простите меня, мистер Холмс. Это была крайне глупая шутка. В мои намерения совсем не входило напугать вас до полусмерти.
- Дело даже не в этом, доктор. Да вы просто ужасн…
Я стиснул зубы и каким-то образом ухитрился овладеть собой.
- Прошу прощения, - пробормотал я тихо и довольно неохотно. Я был удивлен, что он вообще услышал меня.
- Не нужно извиняться, - ответил доктор. – Я вижу, что перешел черту. Я не хотел вас обидеть. Могу ли я что-нибудь сделать для вас перед уходом?
- А…нет. Нет…благодарю вас, доктор.
- Что ж, очень хорошо. Хорошего утра, - сказал он, выходя за дверь. К нему вновь вернулось его веселое настроение, словно я и не думал его бранить.
- И вам того же.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Пробило десять, потом одиннадцать, наступил полдень. Медсестра принесла мне поднос с ланчем, от которого я отказался. Мне стало плохо от одной мысли о еде. Я был прикован к постели ( скорее даже, приговорен к ней), и не сдвинусь с нее всю следующую неделю, будучи лишен любой возможности расходовать свою энергию. И последнее, в чем я нуждался, так это в дополнительном топливе для того чтобы накапливать ее, не имея возможности для его сгорания. У меня даже не было книги, чтоб как-то провести за ней время и, уж конечно, не было ампулы кокаина. О, чтобы я только не отдал сейчас хоть за капельку этого раствора! ( И интересно, чтобы предпринял доктор, если б это было ему известно.) Ничто в этой жизни не презираю я так сильно как застой, полное бездействие.
В тот день доктор Стивенсон больше не вернулся, и без особой на то причины мои мысли устремились к Майкрофту. Я почти ждал, что получу от него письмо или, по крайней мере, телеграмму, пока не вспомнил, что ни одна живая душа во всем университете, не говоря уже о Треворе, даже не знала о его существовании, поэтому вполне очевидно , что его не проинформировали о том, в каком затруднительном положении находится его брат. А у меня, понятное дело, не было возможности сообщить об этом самому. Но даже, если б я и располагал письменными принадлежностями, вряд ли можно сказать, что его бы это сильно озаботило или заставило приехать ко мне. О, нет. Я представил, как он вскрывает мое письмо и читает его в полном одиночестве, сидя за столом в своем маленьком кабинете в клубе «Диоген» и как он смеется, тряся своей большой головой. И в самом деле, гиблое дело.
К трем часам я уже был в состоянии, весьма близком к депрессии. И в качестве последнего средства занять и чем-то отвлечь свой ум, я стал продумывать различные интересные способы свести счеты с жизнью. Среди прочих других была идея сесть, схватиться за каркас, свисавший с потолка, который поддерживал мою лодыжку в приподнятом положении, и попытаться как-то раскачаться и выброситься из окна. Не то, чтобы я на самом деле намеревался осуществить одну из таких своих идей, но меня это некоторое время хоть как-то забавляло.
И вот пробило четыре, и вместе с этими ударами появился посетитель. В мою комнату вошла медсестра и сообщила мне об этом. И через несколько минут в комнату неуверенно вошел Виктор Тревор. Когда он впервые увидел меня и взглянул мне в лицо, то тут же покраснел и на минуту отвел взгляд.
- Добрый день, - заговорил я доброжелательным тоном, чтобы он и впрямь почувствовал свою вину. Я злорадствовал, видя, что мои усилия не пропали даром; было слишком очевидно, как неловко и смущенно он себя чувствовал.
- Ах, да, конечно, добрый день, - быстро проговорил он, запинаясь, взглянув мне в лицо и быстро отведя взгляд, а потом все-таки снова посмотрел в мою сторону.
О, решайся же.
- Как ваша нога?
Ну, и как она смотрится?
- Ну, конечно, неприятно, но мне не больно.
- О, ну…это… Это хорошо.
- Это точно.
На пару минут воцарилась полная тишина, и все это время я прилагал огромные усилия, чтобы не рассмеяться над тем, каким он выглядел смущенным.
Поверьте, даже если я лучший боксер, какого только может заполучить боксерский клуб, я, как вы видите, совершенно выведен из строя. Вам не нужно бояться, что я поднимусь с этой постели и изобью вас до полусмерти.
- Ну, Холмс, я… я должен принести вам извинения, - тихо сказал он, явно заставляя себя смотреть мне в глаза. Должно быть, он забыл про свой цилиндр, ибо быстро поднял руку, чтобы снять его и некоторое время нервно теребил его в руках.
- Понимаете, я решил, что о существовании этой тропинки известно только мне. Я ходил по ней каждый день с собакой и не встретил там ни одной живой души. И решив, что там никого нет, я подумал, что не будет ничего плохого в том, если я спущу там Перси с поводка. И, когда вчера он убежал вперед, я подумал, что он побежал за белкой или лисицей… Пока не услышал крик. Я был ошеломлен, что он напал на человека, который никак его не провоцировал. Честно говоря, он, вообще-то, очень дружелюбный щенок… Но думаю, что часто бывая в том месте и никогда никого там не встречая, он про себя решил, что эта тропинка - его территория, поэтому он отнеся к вам как к незваному гостю. Я и представить не мог, что там может еще кто-то быть и мне следует держать Перси на поводке.
Правда? Он ходил там каждый день, и я не заметил свежих следов? И, на самом деле, я не такой уж наблюдательный, каким себя считаю?
- И, конечно же, я оплачу все ваши расходы, которые вы можете понести в результате этого происшествия. Мне, правда, очень жаль, Холмс.
А, так он знает мою фамилию.
- Ваши извинения приняты, Тревор. И я в свою очередь не намерен выдвигать обвинения против вас или вашего верного друга, если только впредь вы будете держать его на поводке.
При этих словах я практически воочию увидел, как огромный груз свалился с его плеч. Он смотрел на меня, не отводя глаз, и даже смог улыбнуться.
- Спасибо, Холмс. Хотите, чтоб я принес вам что-нибудь, когда зайду в следующий раз?
- Мои книги по химии были бы сейчас для меня большим утешением. Вы увидите, что у меня их четыре штуки, и если вас не затруднит, мне хотелось бы, чтобы вы принесли их все. Полагаю, вы нашли ключ от моей комнаты? – спросил я, ссылаясь на то, что он должен был найти ключ в кармане моих брюк, если, как сказал доктор,он попросил у него мою одежду, чтобы отнести ее в чистку.
- Да, нашел. Хотите, чтобы он пока остался у меня или вернуть его вам?
- Э… Пусть лучше останется у вас, Тревор. Я не стал бы доверять персоналу больницы вещи, которыми дорожу, - сказал я, понижая голос. В конце концов, из двух зол надо выбирать меньшее.
- Без вопросов, Холмс. Что-нибудь еще?
- Нет, Тревор, пока этого достаточно, благодарю вас.
- Хорошо… Думаю…думаю, что тогда, наверное, пойду. И, - он понизил голос – спасибо вам, Холмс, - он с облегчением улыбнулся. Из вежливости я ответил на это своей быстрой улыбкой.
- Я приду завтра днем. До свидания, Холмс.
- Хорошего дня, Тревор.
Тут он вновь надел свой цилиндр, еще раз улыбнулся напоследок и повернулся, чтобы уйти. Я и представить не мог, когда он вошел, что он был таким энергичным малым с пружинистым шагом. Его визит на некоторое время поднял мне настроение, но крупицы радости, принесенные им, начали мало-помалу таять , когда из коридора раздались его удаляющиеся шаги. Ну, по крайней мере, теперь я знал, что завтра мне будет, чем занять свой ум.
А теперь, как мне пережить эту ночь?
Когда мне принесли ужин, я снова от него отказался, на этот раз вызвав явное неудовольствие медсестры. Однако, я потребовал снотворного, чтобы до утра не возвращаться к печальной реальности. Некоторое время спустя она вернулась со стаканом воды, в котором потом размешала белый порошок. Я залпом выпил его.
Действие снотворного оказалось удивительно быстрым, так как, насколько я понимаю, в течение часа я погрузился в почти парализующий, навеянный лекарством сон, и это было весьма неприятным опытом. Не то чтобы я не привык к длинным ярким снам, которые еще некоторое время спустя оставались у меня в памяти, эти образы из снов отпечатывались там, словно вырезанные рукой искусного мастера. За свою относительно короткую жизнь я видел немало ночных кошмаров, и лишь некоторые из них повторялись впоследствии. И этот был одним из них.
Мне снилось, что я тону. Я оказался на песчаном дне реки, к которому был пригвожден какой-то невидимой силой. Небо над водой было почти черным, за исключением частых вспышек молний, прорезавших эту тьму. Я даже видел пузырьки воздуха, выходящие у меня изо рта и поднимающиеся к поверхности, когда я кричал. Но меня охватил почти панический ужас от понимания того, я на самом деле тонул. Сражаясь с мчавшимся мне навстречу поразительно реальным потоком и молотив руками и ногами в тщетной попытке выбраться на поверхность, я вдруг понял, что не могу сделать вдох.
Я тут же резко проснулся и судорожно вдохнул воздух через рот, было ощущение, что мои легкие очень слабые и почти лишены воздуха. Я в панике оглядел окружавшую меня темную комнату. Рассуждая со свойственной мне почти на уровне инстинкта логикой, я быстро понял, что «снова» оказался на своей больничной кровати и весь этот кошмар оказался ничем иным, как вымыслом моего воображения. Проклиная это чертово снотворное ( и я не прошу прощения за столь грубый язык, ибо это снадобье именно таким и было), я сел и стал глубоко дышать через нос, но вдруг понял, что не в состоянии это сделать. Я глупо попробовал сделать это снова, но ничего этим не добился, почувствовав у себя в горле какой-то мерзкий комок, и тут же чихнул. Чувствуя себя полной развалиной , я пытался проглотить этот комок и почувствовал, что мое горло воспаленное, припухшее и очень болит. Измученный и раздраженный, я вновь рухнул на подушку и сдался, снова провалившись в сон.
Ну, по крайней мере, я могу теперь понять, что послужило причиной моего «утопления».


***
А сейчас поделюсь некоторым мыслями на тему. Поневоле приходит на ум этот общий"шерлокианский гобелен", о котором говорил Маркум. Тема ночных кошмаров, по-моему, почти не звучит в Каноне, слегка затронута в Гранаде, главным образом благодаря "Дьяволовй ноге", но в англоязычных фиках это нечто само собой разумеющееся. Целый ряд фиков посвящен исключительно этой теме. И в одном из них она стоит настолько остро, что Холмс вообще старается не спать. И сами эти сны довольно загадочны, ибо , видимо, Холмс видит там нечто такое, что когда-то происходило в действительности. А дальше уже кому, что подсказывает фантазия. Ну и естественно в первую очередь можно подумать, что это как-то связано с детством и юностью...
И раз уж я здесь заговорила о каких-то внутренних страхах Холмса, нашедших отражение в фиках, то могу еще прибавить к ним болезненное недоверие к больницам. Насколько я помню в Каноне мелькает это лишь однажды, когда во "Влиятельном клиенте" Холмс требует отвезти его домой. Но натыкалась ни на один фик, где это требование не просто каприз или нежелание лежать в больнице, а твердая уверенность в том, что там творятся самые ужасные вещи... И видимо, Холмс хоть однажды, но столкнулся с этим на собственном опыте.
А еще насчет Виктора Тревора. Возможно, в голове у меня уже небольшая каша, потому что за последние годы приходилось читать с его участием несколько фиков и пастишей, в том числе и слэшных, хотя, к сожалению, похоже, что часть их уже недоступна. И у меня в голове сложилась примерно такая картина.
Это был первый друг Холмса, но дружба эта была, скажем так, не очень удачной.И, возможно, со стороны Холмса отношение было более искреннее, чем со стороны Тревора. Может, в конечном итоге на все еще повлияла история с отцом Тревора, но, как бы то ни было, произошел разрыв, видимо, по инициативе Тревора и даже в несколько наивном фике "Лучший друг Холмса, и это не я" Холмс говорит, что все это было очень болезненно для него. Читала еще один слэш, где Тревор выступает настоящим злодеем-шантажистом.
Это я все к тому, что если взять образ Тревора в целом, то он мне представляется довольно сомнительным. И в любом случае, видимо, между друзьями потом пробежала какая-то "черная кошка", но здесь в этом фике, а также в его продолжении лишь самое начало дружбы, и, кажется, все довольно безоблачно.