20 февраля 1874 года, суббота

На следующий день на моем пути к выздоровлению от этой чертовой лихорадки произошло нечто вроде счастливой случайности. Ночью я почти не спал, разве что задремал на пару часов уже в предутренние часы. Я отчетливо помню, что в три часа уже проснулся, хотя и был совершенно измучен и обессилен, и после этого больше не заснул. В том, что не мог уснуть, я частично винил визит Тревора, ибо моя реакция на его своеобразное чувство юмора вызвала что-то вроде прилива адреналина, но я также бранил и себя не только за то, что такое произошло, но и за то, что на виду у всех вел себя подобным образом.
Я все еще не мог поверить, что кому-то пришлось сказать нам, что надо вести себя тише, словно маленьким детям!
Ну, конечно, мистер Шестьдесят три…
И так я лежал, раздраженно перемалывая в голове события минувшего вечера и расхлебывая последствия собственной неосмотрительности. Я, и правда, какое-то время был сердит на Тревора. Вот странный человек! (Когда я говорю «странный», то нередко употребляю это слово в положительном смысле.) Теперь он был для меня неразрешимой загадкой.
Я вспомнил его слова «по крайней мере, один из нас нормален». Что, черт возьми, он под этим подразумевал? Я уже говорил, что не являюсь идеальным воплощением нормального человека, и обычно среднестатистическому человеку не требуется много времени, чтобы понять это.
Так что же было не так с Виктором Тревором, что он решил, что каким-то образом расстроил меня? Это, и в самом деле, не совсем привычная тема для разговора, но, по крайней мере, она была отнюдь не избитой и не скучной.
И, произнеся это, он так помрачнел… однако, в ответ на мои расспросы утверждал, что все в порядке , и вел себя так, словно ничего не случилось. Я знаю, в чем тут дело – это была просто ошибка. Его маска упала, всего лишь на минуту, но ,тем не менее, упала. Но прежде всего, зачем она ему? Все, в чем только может нуждаться человек, у него есть – деньги, одежда, образование и определенно намного больше «знакомых леди» чем это было бы благоразумно…
Я так и не вышел из состояния своей гипнотической задумчивости, пока слабый луч желтого света не привлек к себе мое внимание. Ну, по крайней мере, в ближайшие несколько часов это место слегка оживится. Так все и было,и в четверть восьмого ко мне заглянул доктор, что совершенно не согласовалось с нашим обычным распорядком дня.
- Вы не спите, - удивленно сказал он вместо приветствия и вошел.
- Потрясающее наблюдение, доктор, - отозвался я слабым голосом, прежде, чем понял, что сказал.
- Вы плохо себя чувствуете?
- Нет, - ответил я, не настолько удивленный, насколько благодарный ему за то, что он оставил без внимания мою дерзость.
- Так, значит, плохо провели ночь?
- Она была довольно неспокойной.
- Мне жаль слышать это. Вам надо было попросить медсестру принести вам снотворное.
- Не думаю, что это того стоило.
Я имел в виду, что ради ночного отдыха не стал бы рисковать получить успокоительное, смешанное с мышьяком.
- Что ж, вам действительно надо бы немного поспать, но не думаю, что если дать вам снотворное сейчас, это приведет к чему-то хорошему. День будет для вас потерян, а ночь вы, вероятно, проведете так же, как эту.
- Мне ничего не нужно, благодарю вас.
- В любом случае, у меня будет одним делом меньше. Я всегда произвожу обход в этот ранний час, просто обычно в это время вы спите.
- Могу представить, как это неудобно, если вы пытаетесь произвести осмотр.
- По зрелом размышлении, не такой уж вы и противный, и тем не менее никто не может этого гарантировать.
Я сложил руки на груди.
- Вы что-то говорили, доктор?
- О, да. Похоже, завтра будет тот самый знаменательный день.
- Слава богу.
- Вы не должны напрягать эту ногу. Ни в коем случае.
- Что? Но, доктор, вы, кажется, сказали мне, что я уйду отсюда на костылях.
- Так и будет, но не делайте никаких глупостей, мистер Холмс, чтобы попытаться ускорить процесс выздоровления, предупреждаю вас, в этом случае вы снова можете оказаться здесь с ужасной болью в ноге.
- Уверяю вас, доктор, я не за что бы не стал так рисковать.
- Думаю, вы будете рады услышать, что вам следует ежедневно выполнять небольшие упражнения. Только не раздражайте рану, если она будет болеть. Ходите пешком из дома до университета и обратно и совершайте прогулки в перерывах между занятиями, и этого будет достаточно. И , ради Бога, мистер Холмс, наберите немного веса!
- Этот последний пункт входит в ваш официальный план лечения или это ваше личное пожелание?
- Я говорю, как ваш врач.
- Что ж, ладно.
Буду стараться изо всей мочи.
- Еще до конца дня мы наложим вам гипс. Чтобы полностью затвердеть понадобится сорок восемь часов, но он будет достаточно твердым уже к завтрашнему дню. И мы выдадим вам костыли.
- Очень хорошо. Э… доктор… Скажите, а есть хоть какой-нибудь шанс, что я смогу ходить сегодня?
Он вздохнул.
- Сомневаюсь.
- Даже несколько шагов? – я почти его умолял.
- Я бы на это не рассчитывал, мистер Холмс, но посмотрим, как пойдут дела. Никогда не знаешь, что может быть.
Теперь наступил мой черед тяжело вздыхать. Стивенсон лишь рассмеялся.
- Я верю в вас, мистер Холмс. Уверен, что вы доживете до завтра. Я мог бы дать вам какие угодно обезболивающие средства, но от скуки лекарства нет.
- Есть.
Я с удовольствием дал бы себе пинка. Если б у меня был нож, я бы отрезал себе язык. Я снова сделал это – говорил, не подумав, вероятно сказалось то, что я мало спал. Только на этот раз это вполне могло привести к появлению множества проблем с моим врачом.
Какой идиот!
Во время этой короткой паузы я задержал дыхание, как мне показалось, минут на десять, пока Стивенсон пытался понять, что точно я имел в виду. Когда он это понял, то засмеялся.
- О, вот вы о чем. Сожалею, мистер Холмс, но вы точно не получите порцию морфина, который может сослужить верную службу какому-нибудь несчастному на операционном столе.
- Я ничего такого не просил!
- Этим не шутят. В первый раз вы решили пошутить и уже обиделись.
У меня вырвался вздох облегчения.
Хорошо, хорошо. Он думает, что я просто шутил.
-… Если только вы не говорили серьезно, - сказал он в своей обычной оживленной манере, но в его речи было нечто необычное. И когда он говорил, то пристально смотрел на меня ледяным взглядом, который определенно не вязался с тоном его голоса и так отличался от его обычной манеры. И это было довольно пугающе.
- Я уже сказал вам, что не просил у вас никаких наркотиков.
- Я знаю, - с улыбкой произнес он, и довольно враждебный взгляд, который он бросил на меня за несколько секунд до этого, исчез без следа, не успел я и глазом моргнуть.
- Почему-то я не могу заставить себя поверить, что такой умный и энергичный молодой человек, как вы, стал бы засорять свое тело и разум этим мусором. Я прав?
Когда он замолчал, я подумал, что он сейчас повернется, чтобы уйти. Но через несколько секунд понял, что его вопрос был не риторическим, как я ожидал, и он ждет ответа.
- Я ни разу в жизни не употреблял этот наркотик, - машинально ответил я, глядя ему прямо в лицо и пытаясь разглядеть на нем признаки сомнения. Ибо всего несколько раз в жизни я слышал, чтоб сердце мое колотилось так, как сейчас, подобно барабану, в полной тишине, наступившей в комнате. Я почти ожидал, что он сейчас наклонится вперед и скажет, какой я ужасный лжец.
- Что ж, мистер Холмс, я очень рад слышать это. И никогда не начинайте, - улыбнулся он, понижая голос почти до шепота.
- Конечно, - сказал я , увы, довольно неловко, а доктор направился к двери.
- Потому что, говорю вам, это зелье прицепится к вам, как паразит и никогда не отпустит. Я видел, как это происходит… пожалуйста, послушайте меня. А у нас оживленный разговор, верно? Ну, по крайней мере, вы выйдете отсюда немного мудрее, пусть это будет вознаграждением за вашу сломанную лодыжку, на которую я сам наложу сегодня гипс.
И с этими словами он ушел. Я сидел некоторое время почти в шоке, поражаясь тому, как моя глупость едва не привела меня к разоблачению перед доктором, который мог бы узнать о моей нездоровой привычке.
Кажется, это обеспокоило его гораздо сильнее, чем он хотел бы признать.
Я виновато посмотрел на шрамы от уколов на моих запястьях. Их было четыре…
Сколько будет еще?
Для какого-нибудь другого медика это был лишь еще один пункт, который он мог бы добавить к списку моих пороков, независимо от того алкоголь это или курение. Но что-то в этом необыкновенном докторе заставляло меня задаваться вопросом о его опыте по части наркотиков, о том, что было ему известно об их воздействии на людей.
Почему я не желаю этого признать? У всех у нас есть свои пороки, у меня это кокаин. Чем это хуже ленности или обжорства, либо пьянства? Думаю, что он действует на организм не столь грубо, как другие пороки.
Возможно, он знал кого-то, кто…
Я покачал головой. Со мной нередко такое случается. У меня, конечно же, бывали периоды, когда меня охватывали сомнения по поводу наркотиков, но я не давал им пустить глубокие корни в свое подсознание и не обращал на них внимания. Этот случай не будет исключением.
У меня не было ампулы с кокаином; поэтому сейчас мне не о чем было беспокоиться, ведь так?
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Как и сказал доктор, к полудню моя нога была в гипсе. Что за странное это было ощущение – когда это клейкая, выпуклая, тяжелая штука слой за слоем была наложена мне на ногу. Однако, это был следующий шаг на пути к выздоровлению, и если с ее помощью я смогу подняться с этой постели, то так тому и быть.
Эта штука была на мне уже добрых четыре часа, когда пришел Тревор, и вместо того, чтобы поздороваться, он замер, как вкопанный в ногах моей постели, озадаченно на меня уставившись.
- Разве такие вещи делаются не после того, как вы уже умрете? – сказал он, указывая на мою ногу.
Я фыркнул.
-Еще немного этих бинтов, и они могли бы за несколько соверенов продать вас Британскому музею. Я слышал, что сейчас большой спрос на поддельные мумии.
-Да, ну разве это не прискорбно? В отделе Древнего Египта и Судана их уже две.
- Откуда вы знаете?
- Не важно. Доктор говорит, что завтра утром меня уже выпишут.
- Правда? Ну, наконец! – улыбнулся он.
- Моя реакция была точно такой же.
- Удивительные новости, Холмс. И что говорит врач?
- Ничего серьезного. Конечно, гипс, и костыли, и немного ежедневных упражнений, и чтобы пару недель нога была в приподнятом положении. На полное выдоровление потребуется более месяца.
- Более месяца, - Тревор вздохнул, качая головой. – я бы , наверняка, сошел с ума задолго до этого срока. Да, собственно говоря, если бы я был на вашем месте, то уже лишился бы рассудка.
- А вы думаете, что еще его не лишились?
- Очень смешно, Холмс. Но надеюсь, что нет. И кстати, полагаю, вы имели смелости назвать меня повесой, когда я прошлым вечером уходил отсюда, - сказал он в мелодраматичной манере, напуская на себя оскорбленный вид.
- Вы правильно полагаете.
- Говорят, что друг - это человек, которому все о вас известно и который, тем не менее, испытывает к вам симпатию, - и он непринужденно пожал плечами. Ключевое слово «друг» и то, насколько оно имело отношение к теме разговора, в тот момент я пропустил мимо ушей.
- Вы просто кладезь пословиц, да, Тревор? – сказал я скучным голосом.
- У меня привычка запоминать фразы, в которых таится та или иная мудрость. И еще благодаря этому пришлось запомнть примерно три четверти их авторов.
Тут мы немного посмеялись, а потом наступила пауза.
- Так…если вам, по меньшей мере, в течение двух недель будут нужны костыли, таскать с собой учебники будет нелегкой задачей, - тихо сказал он, очевидно пытаясь задать вопрос и сделать это как можно более дипломатично, чтобы не задеть мою гордость, но это было ему не по силам.
- Я знаю, - сказал я, испуская тяжелый вздох.
- И вам не придется это делать.
- Я должен.
- Нет. В этом , на самом деле, нет никакой необходимости.
Я знал, что могу спорить до хрипоты.
- Я на самом деле считаю, что вам совершенно не нужно таскать своить книи.
- Тогда я найду кого-нибудь еще! Вы ни в коей мере не обязаны…
Я замолчал. Способность Тревора говорить, не произнося ни слова, была его характерной чертой, которая меня поражала. Он лишь посмотрел на меня искоса своим характерным взглядом, сопровождаемым усмешкой, и поднял брови так высоко, как только мог, и я уже ясно мог услышать, что он хотел мне сказать.
О, найдете, да неужели? Уверен, что найдете. И именно того, мистер Шерлок Холмс, кто будет с таким жалостливым видом таскать ваши вещи эти две недели, пока вы будете ковылять сзади.
- Холмс, если и есть кто-то ,кто обязан помочь вам, то это, определенно, я, - сказал он таким тоном, словно говорил с маленьким ребенком.
- Что ж, отлично! Тогда можете делать все, что хотите!
- Да оставьте свою гордость. Вы же знаете, что этого никак не избежать.
- Конечно, знаю, - буркнул я, раздраженно складывая руки на груди.
Осознав, что вынужден капитулировать, я вздохнул последний раз. Тревор был прав, бесполезно было пытаться найти какой-то другой выход.
- Если вы, и впрямь, словно женщина, хотите тешить свое чувство вины… - начал я, но не договорил, не имея уже ни желания, ни какого-то смысла заканчивать это предложение.
- Это был удар ниже пояса, Холмс, даже для вас. Но я не буду воспринимать его как личный удар, хотя, видимо, таким он и является. И более того, да, я именно так и поступлю . Вспомните, ведь это я виноват в том, что с вами произошло такое несчастье. И будет только справедливо, если я помогу вам.
Я оказал ему любезность, помолчав пару минут после нашей словесной потасовки, но если он думал, что сможет вызвать у меня чувство вины…
- Знаете, Холмс, если кто из нас и привлечет к себе насмешливые взгляды, то это буду я, - сказал он, и я поднял на него глаза.
- Да, потому что все будут смотреть на вас и поймут, что это случилось из-за меня.
- Это, безусловно, не так.
- Уж поверьте мне. Верите или нет, но за эту неделю я уже замечал на себе немало подобных взглядов, - признался он, безрадостно усмехнувшись.
- Вы ведь уже приносили извинения, ведь так? Это уже в прошлом, Тревор. Но…как бы то ни было, будет лучше если вы не станете пытаться относиться ко мне как к калеке, - проговорил я, наконец.
За свои усилия я был вознагражден теплой улыбкой, и это зрелище было очень приятным, особенно после стольких трудностей, которые мне доставило общение с ним (да, я признаю это).
- Я понимаю, Холмс. Я приложу все усилия, что сделать все, как вы просите, - сказал он, выпрямляясь и заводя руки за спину. Не знаю, что точно промелькнуло в этот момент у меня в голове, но меня поразила его искренность.
- …Так как, очевидно, вы, словно женщина, хотите тешить свою раненую гордость.
Понять не могу, что случилось потом. Полагаю, вряд ли имеет смысл пытаться объяснить это чувство, но я все же попытаюсь. Это было почти, как если бы… какая-то часть меня, если можно так выразиться, в эту минуту презирала его. Не знаю. Думаю, я говорю, как полный дурак. Каким же идиотом я был, что пытался найти логику в этой эмоциональной пустой болтовне?
Улыбка, которая начала уже неосознанно появляться у меня на губах, померкла и сменилась угрюмой миной. И я намеренно устремил на него довольно злобный взгляд.
- Ну, может же джентльмен ответить ударом на удар? – воскликнул Тревор, видя мое мрачное настроение.-- У вас такой вид, словно вы хотите убить меня.
-Это было весьма сомнительное замечание.
- А назвать человека повесой не сомнительно?
Медленно, очень медленно, вместе с горечью, исчезла и моя недовольная мина.
Я кивнул. Нет, я не собирался говорить, что он был прав, но его слова были довольно логичны . Собственно говоря, я вообще не хотел больше о чем-то говорить. Будучи скомпрометирован этими чертовыми эмоциями, я больше не доверял себе…
- Я знаю, Холмс, что вы расстроены. Я тоже был бы расстроен. Но, по крайней мере, вы снова будете ходить. Я знаю, что вы бы предпочли две недели ходить на костылях, нежели лежать одну неделю в постели.
- Я не сержусь на вас, Тревор.
- Я знаю, - лукаво улыбнулся он.
При этом мне немедленно захотелось крикнуть: - Нет, не знаете!, но у Тревора был такой вид, словно он точно знал, о чем говорит, поэтому я промолчал. И, когда уже нечего было сказать, я вздохнул, должно быть, уже в сотый раз. На самом деле, это был один из самых утомительных дней , какие я только помнил.
-Знаете, наверное, я пойду, - тихо сказал Тревор.
- Вы…
Я прикусил язык. На этот раз я не собирался говорить, не подумав, и позволить Тревору взять надо мной верх.
- Очень хорошо.
- До встречи, Холмс.
- Всего хорошего, Тревор.