21 февраля 1874 года, воскресенье

Эта ночь была гораздо хуже предыдущей. Не то, что бы я не спал, но в отличие от предыдущей ночи, я был подавлен бременем своих мыслей. Тревор вновь поставил меня в тупик.
Он вообще рассердился? Ни его вид, ни даже тон голоса не говорили об испытываемой им антипатии. Но он ушел так резко…
Да уж, «тешьте свою раненную гордость». Это прозвучало просто отвратительно…
Не лучше, чем «вы, словно женщина, хотите тешить свое чувство вины».
На самом деле, я боялся, что отпугнул его. В своих опасениях я зашел так далеко, что даже не был уверен в том, что он вернется утром. Я вовсе не был калекой, но, тем не менее… мне будет кто-то нужен, по крайней мере, на некоторое время, глупо было бы отрицать этот факт. И, возможно, этот кто-то – Тревор.
Я бы не предпочел никого другого. Конечно, никого другого у меня и нет, но все же.
Но вскоре меня одолело полнейшее изнеможение. Было около четырех утра.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

- Проснитесь и пойте!
Я был довольно резко разбужен этим не в меру жизнерадостным восклицанием. (Я, на самом деле, и понятия до сих пор не имел, что могу храпеть, пока вдруг в момент пробуждения совершенно недостойный храп не коснулся моего слуха. Я был крайне смущен.)
Кто бы это мог быть?
- Ч-что? Который час? – спросил я сонным голосом.
-Который час? Час, когда лентяям пора вставать и немного подвигаться!
- Доктор, уверяю вас, я ничего так не желаю, но зачем было поднимать меня в такую рань?!
- Рань? Ради бога, уже половина десятого!
Куда подевалось мое чувство времени?
- О… ладно, не обращайте на меня внимания.
Доктор только усмехнулся и протянул мне руку.
- Давайте же, вы должны снова начать пользоваться своими ногами, не говоря уже о том, что пора научиться передвигаться на этих штуках.
Только тут я увидел, что в другой руке он держит пару деревянных костылей.
- И должен сказать, - начал он, неловко помогая мне опереться на один из них (ибо это было совсем не легкой задачей, так как пациент был на добрых шесть дюймов выше его самого), что за всю мою карьеру мне не приходилось заказывать таких высоких костылей. Изготовитель дважды обращался ко мне с вопросами: первый раз – чтоб убедиться, что правильно понял мой почерк, а второй – чтобы получить подтверждение, что все мои расчеты точные.
Я подсунул второй костыль под правую руку и в первый раз за эти семь дней наслаждался возможностью встать в полный рост.
В некотором роде.
Ибо, и в самом деле, сохранять вертикальное положение было довольно деликатной задачей, ибо на моей способности сохранять равновесие весьма негативно сказалось то, что я совершенно не пользовался ей целую неделю. У меня было ощущение, что я упаду, если попытаюсь сделать хоть один шаг.
- Отлично. Теперь самая трудная задача – все время держать правую ногу на весу и так, чтобы она не касалась земли.
- Да, я понял.
- Осторожнее, осторожнее! Выпрямите их, иначе они у вас выскользнут.
Я старательно выполнил наказ доктора и подтянул костыли к себе, а сделав это, ощутил, что сохранять равновесие таким образом немного легче.
- Теперь сделайте шаг вперед.
Немного поколебавшись, я поднял эти штуки и перенес их примерно на фут перед собой, после чего, шатаясь, подпрыгнул следом. Около пяти минут я ковылял по комнате, приноравливаясь к этим неудобным ходулям. Однако по истечении этого времени я был готов выйти на улицу (по крайней мере, я так считал).
- Ну вот, видите? Не успеете оглянуться, как снова начнете бегать по кругу, - сказал Стивенсон и вдруг неожиданно щелкнул пальцами.
-Кстати, для вас есть посылка, - сказал он, подходя к стулу, где он, очевидно, ее оставил. Когда он повернулся, я увидел, что у него в руках ни что иное, как мой костюм, тщательно выглаженный и аккуратно сложенный. Поверх него лежала изящная визитная карточка.
- Я оставлю вас, чтобы вы переоделись, но на вашем месте я бы поторопился, - сказал он, кладя на постель свою ношу, и исчез за дверью. Я сел и взял в руки эту карточку.

Я подумал, что возможно вы захотите получить свои вещи. Я имел смелость вытащить это из вашего шкафа. Приведите себя в презентабельный вид. Буду через полчаса.
Виктор

Переведя взгляд на свои вещи, чтобы понять , о чем он говорил в своей небрежно набросанной записке, я увидел, что под карточкой на галстуке лежал мой бритвенный прибор. Не в силах удержаться от смеха, я открыл его и вгляделся в свое отражение на лезвии. Господи, у меня был ужасный вид. Положим, у меня никогда не было яркого румянца, но я никогда не предполагал, что моя кожа сможет иметь такой ужасный оттенок желтизны. Темные круги под воспаленными глазами и неестественно выступающие скулы. Я начал понимать, что настояния доктора о том, что мне нужно прибавить в весе , были не такими уж необоснованными.
И, конечно, никуда не годилось ходить с этой ужасной щетиной.
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Одеться было отнюдь не легкой задачей с этой штукой у меня на ноге, но, тем не менее, не прошло и десяти минут, как все было готово (довольно впечатляющий результат даже для здорового человека). Побриться было значительно легче, несмотря на то, что мне пришлось обойтись куском твердого мыла. Я всегда необыкновенно ловко управлялся с бритвой, и ухитрялся порезаться лишь в редких случаях. (С другой стороны, Майкрофт… Но это уже другая история.)
Как бы то ни было, к тому времени, когда я закончил свой довольно богемный туалет, я был уже в несколько лучшем расположении духа, нежели то, в котором был, когда проснулся, учитывая все обстоятельства.



Не прошло и нескольких минут, как пришел Тревор. Увидев меня, он широко улыбнулся.
- Рад видеть, что вы стоите, Холмс!
- И я рад, что стою, Тревор, - сказал я довольно неловко. Было очевидно, что он совсем не злился. Совсем наоборот.

- Гм… Тревор , я понимаю вчера мы наговорили друг другу немало резкостей. Возможно, это были просто шутки, я право не знаю, но…
- Не беспокойтесь, Холмс, - небрежно прервал Тревор мое бормотание, легко, словно он больше и не стал бы об этом задумываться, если бы я вдруг об этом не заговорил.
- Что ж , ладно, - не успел я это произнести, как пришел доктор.
- А, доброе утро, Виктор. Я вижу, ты пришел сопроводить моего бывшего пациента назад, в лоно цивилизации, - сказал он со своей обычной улыбкой.
- Вы можете идти, мистер Холмс.
- Хорошо. Сердечно благодарю вас, доктор Стивенсон.
- Не за что, сынок. Надеюсь, что никогда не увижу вас здесь снова, - сказал он, протягивая руку. Я неохотно снял руку с костыля, но естественно ответил на его рукопожатие.
- Я тоже.
И мы с Тревором двинулись вперед, он по мере сил старался идти со мной в ногу. По коридору до двери мы дошли достаточно легко, но вскоре я буквальном смысле оказался лицом к лицу с новой проблемой.
И как же я буду спускаться по этой лестнице?
- Вы просто… гм, - забормотал Тревор, явно не зная, что ему делать: помочь мне или пощадить мою гордость. Снова.
- Полагаю, нам следует воспользоваться перилами, - наконец, предложил он.
- Думаю, это хорошая идея, - согласился я. По правде говоря, я вообще забыл о существовании перил, пока Тревор не сказал о них, ибо совершенно не привык ими пользоваться. Собравшись с духом, я доковылял до лестничной площадки и поставил костыли на первую ступеньку. Затаив дыхание я стал спускаться, как можно более осторожно, словно имея дело с бомбой с часовым механизмом. Слава богу, все прошло благополучно.
Убедившись, что спуск проходит довольно легко, я был уже не так внимателен, преодолевая следующие четыре ступеньки, и (как и следовало ожидать) едва не упал на последней, когда мой костыль скользнул по краю ступеньки.
Я охнул, но Тревор был рядом и осторожно схватил меня за руку повыше локтя, предотвратив , таким образом, мое падение.
- Благодарю вас, - прошептал я, выправляя костыль и сходя с лестницы. Тревор в ответ посмотрел на меня задумчивым взглядом, и в то же время удовлетворенным взглядом.
- Спасибо вам, Холмс.
У меня никогда не было намерения излишне умничать или проявить грубость, но сейчас я не мог не бросить на Тревора смущенный взгляд. Он лишь усмехнулся.
- Идемте завтракать. Я угощаю.
Я удивленно заморгал.
- Что? – почти неслышно спросил я, немало смущенный этим заявлением.
- Пойдемте. Я умираю от голода, и уверен, что вы тоже. Что вы предпочитаете на завтрак: блинчики или пиво?
Помедлив минуту для того, чтобы убедиться, что я правильно его понял, я невольно нахмурился.
- Конечно, блинчики; особенно если учесть, что еще совсем рано!
- Значит, решено. Идемте к «Дому красных листьев» и поедим.
- Виктор…
- Я уже отсюда чувствую аромат кофе, и он божественный…
- Виктор!
- Да?
Он повернулся ко мне с самым невинным видом, словно его поведение было в порядке вещей.
- Я…Ну… Я благодарен вам за предложение, но вам, право же, не нужно этого делать.
- Холмс, мое предложение ни к чему такому не относится. Если уж на то пошло, я сделал это из симпатии. Я этого хочу.
Это было последней каплей. Я хотел знать, к чему, черт возьми, он ведет, и хотел узнать это сию же минуту.
- Что вы имеете в виду, говоря, что хотите?
Теперь смущенный вид был уже у Тревора.
- Я имею в виду, именно то, что и сказал, Холмс. А теперь перестаньте стоять тут с этим озадаченным видом, и либо примите, либо отклоните мое предложение.
- Я…
Я умолк. Не знал, что ответить. Я был голоден…
Но зачем ему это?
- Это что ваша проклятая гордость снова заставляет вас раздумывать? Холмс, я буду рад вашему обществу.
- Да, но…
Моему обществу?
-Что ж… Хорошо, - наконец, согласился я, хотя все еще мало что понимал. Он снова улыбнулся, но его предыдущее утверждение было верным лишь отчасти. Моя гордость , конечно, имела немалый вес при принятия решения, но значительно большее влияние на него оказывал мой пустой желудок. И этого было достаточно.
- Отлично. Тогда идемте, - кивнул он, и мы двинулись вперед.
Кафе только начинало заполняться посетителями, и Тревор заказал для нас столик. Я усмехнулся, когда он довольно многозначительно отказался снять шляпу. Официант вручил нам меню.
- Сэр, могу я взять ее у вас?
Тревор помолчал. Через минуту он подозрительно провел пальцем по стене. Увидев, что на нем не осталось следов краски, он удовлетворенно кивнул и вручил свой головной убор слегка смущенному официанту. Он ушел за нашим кофе, а я тут же рассмеялся.
- Что на ваш взгляд лучше: французские тосты или хлебный пуддинг? – спросил меня Тревор, когда мы увидели, как два блюда с тем и другим кушаньем подали на соседний столик.
- И то и другое выглядит просто замечательно после того, как вы неделю просидели на баранине и холодном чае.
Он засмеялся.
- Думаю, меня больше привлекает второе.
Тут я впервые обратил внимание на меню. Смутное чувство радости, которым стало наполняться все мое существо, вдруг улетучилось – меня совсем не привлекала цена хлебного пудинга… или, если уж на то пошло, любого другого подаваемого здесь блюда.
- М-м, думаю , я возьму блинчики с клубникой, - рассеянно сказал он.
Я быстро заглянул в меню и почувствовал некоторое облегчение – выбранное им блюдо было дороже моего.
Официант вернулся с нашим кофе и мы сделали заказ. Потом мы уже мало разговаривали, но это молчание было комфортным. Мы оба оглядывали кафе – я наблюдал за сидевшим по левую руку от меня сапожником, который угощал завтраком свою маленькую племянницу, а Тревора, кажется, занимала весьма миловидная блондинка, сидевшая у окна… а потом брюнетка… и наконец, он остановил свой восхищенный взгляд на рыжеволосой даме , с губами весьма вызывающего оттенка.
- Не утруждайтесь, Виктор. Она дважды была замужем, а человек, сидевший напротив нее – даже не приходится ей мужем.
- Как вы об этом узнали?
- О, это не важно.
- Но вы же не можете сказать такое про кого-то и затем…
- Тогда я объясню позже. А сейчас я намерен до последнего кусочка съесть этот хлебный пудинг, - жадно сказал я, когда официант поставил перед нами еду.
- Это самое разумное, что вы сказали за весь сегодняшний день, - проговорил Тревор, сосредотачивая внимание на своей тарелке. Не думаю, что до этого я ел что-нибудь вкуснее. Нет, я уверен, что ничего вкуснее мне есть не приходилось.
И все было замечательно , пока не принесли счет.
- Дайте его мне, благодарю вас, - сказал Тревор, как только подошел официант, поэтому у меня не было возможности увидеть, какие убытки понес на мне Тревор. Но, учитывая наш завтрак и четыре чашки кофе по такой возмутительной цене… да, думаю, убытки были весьма значительные .
- Удивляюсь, как это вы еще не разорились, если имеете привычку угощать своих друзей завтраком в этом заведении.
- Исходя из того, что вы мой единственный друг, думаю, что смогу остаться на плаву еще долгие годы.
Я едва не захлебнулся своим кофе.
- Осторожно; он горячий.
- Тревор, когда это я стал вашим другом?
- Не понимаю, почему бы вы не могли бы им стать именно сейчас, - беззаботно сказал он, а я покраснел и, схватив салфетку, стал вытирать кофе, который самым отвратительным образом вылился у меня через нос. Тревор, казалось, и не заметил этого.
- И вы сказали, что я единственный ваш друг?
- Да, это так. И что из этого?
- Ну… Я просто подумал, что это странно, потому что…Ситуация очень схожая.
Его глаза распахнулись от удивления.
- В самом деле?
-Да, в самом деле, Тревор, - ответил я.
Я думал, что он снова подшучивает надо мной, но вскоре стало очевидно, что это не тот случай.
Ему потребовалась минута, чтобы прокрутить в голове полученную информацию, и он недоверчиво покачал головой.
- В это нелегко поверить. Вы приятный собеседник.
Я пристально взглянул на Виктора Тревора, внимательно изучая его лицо. Насколько я мог судить, он был, по меньшей мере, в здравом рассудке. Однако, я пришел к заключению, что он определенно был … странным. Не то, чтобы я мог винить его за это (или вообще кого-то, если уж на то пошло), это было бы слишком самоуничижительно для меня. И все же…
- Я не заслуживаю таких комплиментов.

- Vrecundia impedio potentia.*
- Я не верю в скромность.
Он открыл, было, рот, чтобы что-то сказать, потом в нерешительности остановился и промолчал
- Это вам тоже позже придется объяснить… У вас , что, серьезно, нет друзей?
- В последний раз…
- Хорошо, хорошо!
Вновь наступила тишина, и мы оба вновь стали изучать окружающую нас обстановку. Какой-то шум вдруг привлек наше внимание к столу на другом конце зала, где довольно тучный джентльмен только что, вставая, опрокинул свой стул.
- Меня поистине поражает, сколько могут съесть некоторые люди, - пробормотал я с отвращением, в той или иной степени, думая и о Майкрофте.
- М-да, и они сами , и вместительность их желудков, - понимающе кивнул Тревор. Прикрыв рот мокрой салфеткой, я кашлянул, чтобы скрыть улыбку.
- О, боже. А сейчас не смотрите туда, - внезапно выдохнул Тревор отрывистым шепотом, прикрыв лицо левой рукой, так чтоб его мог видеть только я. Однако, я украдкой все же бросил туда взгляд и обнаружил, что вышеупомянутый джентльмен, в самом деле, раздраженно смотрит в нашу сторону.
- Черт возьми, - проговорил я и последовал примеру Тревора, быстро отвернувшись и устремив неподвижный взгляд прямо перед собой. Когда через несколько минут этот человек, наконец, направился к двери, мы оба немного расслабились.
- Это было просто ужасно, - заметил Тревор, его лицо было ярко алым.- Думаю, что он каким-то образом нас услышал.
- Потрясающее наблюдение, Тревор.
- Да что это у вас за наблюдения и выводы такие, Холмс?
- Об этом тоже позже.
Я услышал, как он пробормотал что-то вроде: «ну, конечно, у нас еще не накопилось достаточно тем для беседы».





*Скромность – помеха на пути возможного

Но я все еще не мог поверить в то, что у него, так же, как и у меня, совершенно не было друзей. И у меня-то определенно были на то причины. С какой стати я должен был мириться с неуместной болтовней какого-нибудь малого? Люди невежественны, поверхностны, ограничены и глупы. (Не говоря уже о том, что никто из них не в силах узнать подлинный талант, оказавшись рядом с ним. Никто.) Это бесспорно. Честно говоря, я бы очень желал, чтобы все они отошли в сторону и оставили меня в покое. (Собственно говоря, лишь несколько недель назад мой сосед по комнате потребовал, чтобы его перевели в другой дортуар. Мы оба испытали облегчение, когда он съехал, хотя признаюсь, что почувствовал себя слегка не в своей тарелке, когда этот малый, выйдя за порог, и последний раз оглянувшись на меня, любезно со мной распрощался).
И если принять это во внимание, то нет ничего удивительного в том, что мне никак не удавалось подыскать подходящего компаньона, и могу вас уверить, то этот факт ни в малейшей степени меня не расстраивал. Но Тревор был моей полной противоположностью – он был веселый, энергичный, общительный и обладал бесподобным (хоть и чуточку вызывающим) чувством юмора.
И как же случилось, что этот добродушный малый, сидящий напротив, оказался в том же положении, что и я?
Однако, в нем определенно было нечто своеобразное. Очевидно, что и мне не чужда эксцентричность, но к его любопытной натуре вряд ли подошло бы определение «эксцентрик». Оглядываясь назад, я бы сказал, что больше тут подошло бы слово «аномальный», ибо было впечатление, что в нем словно бы отсутствовал некий баланс, хотя , возможно, я еще не до конца в нем разобрался.
- Не пора ли нам уходить? – спросил Тревор через несколько минут, очевидно, испытывая, как и я что-то вроде клаустрофобии, когда это небольшое кафе стало наполняться посетителями.
- Давайте, - коротко ответил я, берясь за свои костыли. И мы вышли на улицу из этой душной атмосферы, наполненной ароматом духов, болтовней и звяканьем столовых приборов.
- Не хотите прогуляться? Или желаете вернуться к себе? Вообще-то … Разумно ли будет сильно напрягать больную ногу? – спросил он.
- Тревор, меня не заботит, что говорит об этом доктор. И я пока еще не намерен менять одну душную комнату на другую. Простите за банальность, но мне совсем не помешает немного свежего воздуха… даже если его и не слишком много в этом городе.
- Великолепно! – улыбнулся Тревор, закидывая трость себе на плечо.