Глава 5

Я проснулся от звука бегущих ног, чей-то голос, возвещавший где-то вдали, что пора вставать, и стук в мою дверь показались мне ударами непосредственно по моей голове. Еще до того, как открыл глаза, я понял, что день не обещает быть легким.
Во рту был отвратительный привкус, и ощущалась такая изжога, словно стенки моего желудка за ночь превратились в жир. Все очень просто, я был отравлен, только не каким-то редким алкалоидом неизвестного происхождения, а той странной провизией, что подают на стол в кухне Тэнкервилльского клуба. Если б мне хоть немного повезло, я мог бы слечь в постель, что избавило бы меня от неудобств этого раннего подъема и тех обязанностей, которыми намерен был загрузить меня сегодня главный стюард.
У меня была такая надежда, ибо одним из симптомов было непривычное стеснение в груди, словно на меня что-то давило. И что бы это ни было, оно временами очень тихо похрапывало и обдувало мой подбородок теплым мясным духом. Я приоткрыл один глаз и увидел усатую морду в нескольких дюймах от моего носа.
Я оставил пса на его одеяле, рассчитывая, что там он и проведет ночь. Но у Тоби были другие планы. Я так устал, что не почувствовал, как он вскочил на кровать и медленно стал пододвигаться к моей груди, до тех пор, пока мы не лежали уже нос к носу. В результате мы очень неплохо согревали друг друга этой холодной ночью и оба крепко спали те несколько часов, что были нам отведены.
Теперь два коричнево-шоколадных глаза открылись и печально смотрели на меня. Если он пытался этим сказать мне, что еще слишком рано, чтобы просыпаться в это темное, холодное утро, то я не мог с ним не согласиться. На моих часах была половина шестого; я спал лишь чуть больше трех часов. Сегодняшний день и впрямь будет очень тяжелым.
Однако, я все же встал и ухитрился каким-то образом не перерезать себе горло во время бритья, несмотря на то, что мои веки то и дело норовили закрыться. Я, как мог, оделся, и, открыв дверь, обнаружил за ней пару аккуратно сложенных, выглаженных и зашитых брюк. Мисс Эмили Раш этой ночью совершила чудо. Она даже подвыпустила кромку, удлинив таким образом брюки. Я снова мог стоять в полный рост.
Тоби горестно заскулил, когда я вернул его обратно на чердак, где ему предстояло провести весь день, пока меня не будет. По своей воле, я бы не оставил в таком отвратительном месте ни одно живое существо, и когда я услышал его поскуливание и почувствовал, как его мягкий влажный язык лижет мою руку, то моей решимости заметно поубавилось. Придется поискать для него более подходящее место. Когда я уходил, то положа руку на сердце, не мог смириться с мыслью, что оставляю его там.
Размышляя над это проблемой, я добрел до кухни и, войдя туда, оказался прямо на сцене из Дантовского Ада. Если б там было хоть немного жарче, то крыша, наверняка бы, вспыхнула. Пылал огонь, на нем вовсю кипели кастрюли, в воздухе стоял довольно сильный аромат свежеиспеченного хлеба и бекона. Вокруг стола толпились завсегдатаи этого места, их раскрасневшиеся лица были под стать пунцовым щекам полной женщины с сальными светлыми волосами, тронутыми сединой и грязным фартуком, так туго перетягивавшим ее талию, что она походила на огромные песочные часы. Очевидно, это была миссис Уорбойс, к которой вернулось здоровье, а вместе с ним и полная власть над своими владениями.
Излишне говорить, что при моем появлении разговор тут же прервался. Прошло уже немало времени после того, как мое присутствие сперва привлекло к себе внимание, а затем перестало их интересовать, а я так и продолжал стоять в неловком молчании, сознавая, что совершил какой-то непростительный проступок, вот только не знал, какой.
Сидящий во главе стола главный стюард сердито глядел на меня, приступая к блюду, вид которого был таков, что казалось, будто оно всю ночь тушилось в каком-то жире. Его челюсти методично двигались, тщательно пережевывая кусок хлеба, щедро намазанный маслом. У меня в уме сложилась довольно четкая ассоциация с коровой, тупо жующей свою жвачку, хотя его поведение можно было назвать каким угодно, но только не тупым.
- Вы опоздали, - сказал он.
Это было делом нескольких минут. Я с облегчением понял, что это не что-то совсем непростительное. За опоздание был установлен штраф, и в него, хвала небесам, не входила полировка паркета.
Боясь, как бы еще больше не осложнить одну свою ошибку другой, я поступился своим самолюбием.
- Я прошу прощения. Этого больше не повторится.
- Надеюсь, что так.
Я был готов к неминуемому наказанию. Следующая его фраза приятно меня удивила.
-Поскольку вы новенький, на этот раз я вас прощаю, - нехотя сказал он. – Тем более, что мистер Уорбойс сказал мне, что прошлой ночью у вас была небольшая схватка с Сатаной.
Сколько бы досадных событий не принес мне вчерашний день, столкновения с силами тьмы среди них не было. Если только не считать той бурды, которую ошибочно принимают здесь за пригодную к употреблению пищу, и последствий этого, которые я все еще ощущал в своем желудке.
- С Сатаной? – переспросил я.
-Это конь майора Хэндимэна.- Фрейзер окинул меня критическим взглядом. – Повернитесь, молодой человек.
Расположившийся у камина Уорбойс покраснел. Очевидно, он, не тратя времени, рассказал другим, что я пришел из конюшни окровавленный и с порванными брюками. Вот вам и солидарность… Мне еще предстоит взять этот барьер.
Тем не менее, я повернулся, и все без исключения с разочарованием увидели, что я не собирался приступать к исполнению обязанностей в испорченной униформе. Казалось, что даже главный стюард был приятно удивлен, но злобные искорки, что я заметил в его глазах, предупредили меня о том, что вряд ли мне удастся улизнуть совершенно невредимым.
- Не плохо, - сказал он. – Совсем неплохо, молодой человек. Что ж, раз вы, кажется, умеете обращаться с этим животным, отныне это будет входить в ваши обязанности. Ибо ни один из нас ни за какие деньги не согласится подойти к этому чудовищу.
Я почувствовал, как мое сердце тревожно ёкнуло.
- Майор Хэндимэн долго здесь пробудет? – отважился спросить я.
Сидящий за столом, Кэмпбелл усмехнулся.
- Кто знает? Он всегда остается здесь, когда приезжает в Лондон. Экономит на плате за гостиницу.
- Хватит болтать, - сказал Фрейзер. – Но парень говорит правду. Уезжает в девять, пунктуальный, как часы, возвращается к полуночи.
- Если только нет игры, - сказал один из не занятых делом близнецов, Гораций Сэлсбери. – Тогда он возвращается к восьми и с ним эта лошадь.
- Конечно, лошадь с ним, - укоризненно сказал Уорбойс. – А на чем бы, по-твоему, он приехал?
Меня не столько беспокоил способ передвижения майора, сколько перспектива ждать каждую ночь его возвращения. Интересно, как скоро я свалюсь, как подкошенный, наземь, если буду спать меньше пяти часов в сутки.
Я не провел еще в Тэнкервилльском клубе и дня, а уже тосковал по своей постели, своей одежде и своей собственной внешности. Я всеми силами души ненавидел эту придуманную жизнь и ничего так не хотел, как похоронить Генри Холмса и вновь стать Шерлоком.
Но из этого затруднительного положения был только один выход: выяснить, кто убил Майкла Хардинга. Узнав это, я смогу отсюда уйти и никогда уже не возвращаться. Сегодня, сказал я себе, я должен продвинуться вперед. Конечно, я мог бы сказать Лестрейду, что не могу ему помочь и вернуться туда, откуда пришел. Однако, спасовать перед поставленной сложной задачей было для меня равносильно проклятию; и кроме того, я был в долгу перед этим человеком. Мне придется остаться, но это вовсе не означает, что я буду от этого в восторге.
Отчитав меня и бегло оглядев со всех сторон, мне позволили, наконец, занять место за столом. Я надеялся, что смогу уклониться от завтрака, но миссис Уорбойс энергично поставила передо мной миску, содержимое которой сильно напоминало опилки, залитые молоком, и ждала, когда я попробую. В ее руке была большая деревянная ложка, и она готова была воспользоваться ей, если я воспротивлюсь. Как трус, каким я, несомненно, и был, я подчинился.
Мне сказали, что это была овсянка. Если это так, то подобной овсянки мне раньше отведывать не приходилось. А ее вкус и в самом деле больше походил на стружки, соскобленные с пола конюшни. Мой желудок взбунтовался. Если б она заставила меня проглотить еще одну ложку, меня, наверняка бы, стошнило. Но ее, кажется, удовлетворили мои усилия, и она вернулась к своим кастрюлям.
Радуясь ее отсутствию, я положил ложку и как раз в эту минуту почувствовал, как ледяной ветер задул мне в спину; дверь открылась, и в кухню вошел какой-то человек с рыжеватыми волосами, налитыми кровью глазами и обветренным лицом. Так как он был одет так же, как привратник, которого я видел накануне, я пришел к неизбежному заключению, что этот малый всю ночь стоял у входа и только что сменился с дежурства, и именно этим можно было объяснить тот факт, что мы еще не были друг другу представлены.
- Ну, вот и мистер Баллен, - весело сказала миссис Уорбойс. – Вы как раз вовремя. А то я уже собиралась послать за вами одного из парней, пока не остыл ваш завтрак.
У должности привратника явно были свои преимущества. На тарелке, что поставили перед ним, был полный набор: яичница с беконом, сосиски, тосты и помидоры. Взглянув на свой собственный завтрак, я с полным основанием спрашивал себя: правильно ли поступил, согласившись занять здесь первую попавшуюся вакансию, которую мне предложили. Но будучи тем, кем я был, я боялся даже думать о том, на что надо пойти, чтобы заслужить такое внимание от кухарки Тэнкервилльского клуба.
Тем временем мистер Баллен с усталым вздохом опустился на скамью и расстегнул свой пиджак. Взгляд, которым он окинул меня, ни в коей мере нельзя было назвать дружелюбным.
- Вы мистер Холмс? – хрипло спросил он.
- Генри Холмс, - ответил я. – Я – новенький. Только приступил…
- Вам письмо, - буркнул Баллен и полез в карман жилета. – Доставлено нарочным десять минут назад.
И он швырнул мне через стол мятый коричневый конверт.
- Я здесь уже почти пятнадцать лет и ни разу не получал никаких писем,- сказал он, окончательно добивая меня, а сам набросился на яйца всмятку.
Он произнес вслух то, что несомненно , пришло в голову и остальным. Я еще не проработал здесь и дня, а уже получил личную корреспонденцию. Кроме того, я сказал им, что у меня нет ни родных, ни друзей. Это письмо доказывало, что у меня был какой-то знакомый, и он знал, что я находился здесь. А я считал, что создал весьма правдоподобную предысторию для своего персонажа… Правдоподобная, ничего не скажешь!
В действительности, я знал, от кого было это письмо, ибо единственным человеком, которому было известно, что я здесь, был инспектор Лестрейд. Не ясно, что заставило его пойти на такой беспрецедентный шаг. Насколько я понимал, в случае необходимости, связаться с ним должен был я. Что бы не заставило его на это пойти, я надеялся, что только веские основания принудили его поставить меня в столь неловкое положение.
- Вы не хотите открыть его? – спросил Фрейзер.
- Я знаю, от кого оно, - сказал я. – И там нет ничего важного.
- Письмо послано с нарочным и вы говорите, что это не важно? Молодой человек, может, вы что-то не договариваете?
В один миг я был загнан в угол. Получая таинственные послания, я стал объектом всеобщего интереса, и вся моя скрытность оказалась тщетной. Теперь Генри Холмс привлекал слишком много внимания и совсем не походил на то безобидное, ничем не примечательное существо, каким я его задумал.
Сообщив накануне, что я круглый сирота, я не мог теперь невесть откуда изобрести себе семью. Никто не любит лжецов, а лжецов, которые не умеют, как следует врать, и подавно. Поэтому я сказал то, что было очень похоже на правду.
- Это долг чести.
В некоторой степени это так и было. Я дал слово, что помогу Лестрейду с этим расследованием. Кроме того, на моей совести тяжким грузом повисли одолженные им деньги. Однако, сидевшие за столом растолковали мои слова согласно своему пониманию.
- Карточный долг?! – воскликнул возмущенный мистер Фрейзер, резко поднявшись с места.- С той минуты, как я увидел вас, Холмс, я знал, что вы порочны. Человек, бегущий от долгов, более низок, чем самая распоследняя божья тварь!
Надо было видеть трансформацию моей личности от невзрачного ничтожества до распутного нечестивца. Благодаря лишь одному письму и нескольким удачно подобранным фразам я приобрел репутацию. Я ощущал множество взглядов, направленных в мою сторону. Мнение обо мне поменялось, хоть я еще и не понял в хорошую или в дурную сторону.
- Я не ожидал, что они найдут меня так быстро, - сказал я в порядке объяснения.
- Просроченный долг всегда тебя настигнет, - сказал Уорбойс. – У вас есть деньги?
Я весьма убедительно покачал головой. К своему беспокойству, я понял, что наслаждаюсь этой новой гранью характера Генри Холмса, может даже, слишком.
- Последнее время мне не везло, - признался я.
-Фортуна - штука переменчивая, - сказал Уорбойс с задумчивым блеском в глазах. – Чередой побед она способна заронить в вас надежду, а потом все рушит, обращая в ничто. Ну, так я слышал, - быстро добавил он, когда на него с любопытством взглянула жена.
- Это угроза? – поинтересовался Кэмпбелл, указывая на письмо.
Когда я заколебался, он, к моему ужасу, вырвал его у меня. Прежде, чем я или кто-либо другой смог его остановить, Кэмпбелл вскрыл его, и содержимое письма вывалилось на стол. Мои страхи по поводу содержимого конверта Лестрейда оказались напрасны.
Я вновь обрел способность дышать, увидев кисет с «Изысканейшим отборным табаком Хобсона» и маленькую белую карточку, на одной из сторон которой красовалось послание и число 1805, а на другой была просто черная рамка.
- «Нам нужно поговорить», - прочел Кэмпбелл. – По мне так звучит не слишком дружелюбно… Вот ловкачи, а? Холмс, вам помощь нужна?
Еще вчера этот же парень смотрел на меня исподлобья. Сегодня он предлагал мне свою помощь. По крайней мере, в его глазах моя репутация была восстановлена.
- Они пока еще не намерены повредить мне, - сказал я. – Но я должен поговорить с ними.
- У вас есть час на ланч, - сказал Фрейзер, вновь садясь. – Воспользуйтесь им, когда вам будет нужно. Только смотрите, молодой человек, не накличьте на нас беду.
- Нет, не волнуйтесь, - пообещал я.
- Хорошо, - одобрительно проговорил он. – Ну, если вы закончили, начинайте готовить столовую к завтраку. И побыстрее. Члены клуба поднимаются рано и не любят, когда их заставляют ждать.
Будучи сам себе хозяин, я бы вернулся в свою постель и оставался бы там до полудня. Три часа сна, болезненное ощущение в желудке и столь ранний допрос – все как сговорились, чтобы довести меня до изнеможения. Но вместо этого я прислуживал за столом, подавив свое самолюбие и изо всех сил стараясь не зевать.
Во время этого своего боевого крещения я понял, что мне нужно многому научиться. Первое, что нужно было усвоить так это то, что тут ты перестаешь быть личностью и становишься частью меблировки, и обращаться к тебе будут либо «Стюард!», либо – если совсем не повезет, то: «Мальчик!». Я не привык к тому, чтоб меня подзывали, как непослушного щенка, махнув рукой или щелкнув пальцами. Я шел на это, потому что был вынужден, но каждый раз, скрипя зубами.
Вторым же, неразрывно связанным с первым, было то, что теряя свою личность , вы становились безымянным и никому не интересным. Наливая кофе, я слышал обрывки разговоров такого рода, что благоразумнее было бы вести за закрытыми дверями.
Один пожилой джентльмен рассказывал своему собеседнику о том, какой куш удалось получить его сыну при какой-то сомнительной сделке, в результате которой бывшим владельцы продаваемой земли были почти разорены. Джентльмен помоложе, очень бравый на вид и с нафабренными усами, хвастался своим романом с дочерью сквайра. Его компаньон интересовался, собирается ли он на ней жениться. На это мало шансов, ответил повеса, ибо ее отец едва сводит концы с концами, и хоть девушка и очаровательна, это никак не может быть основанием для прозябания в бедности, когда вполне можно сыскать невесту и побогаче.
Имей я преступные наклонности, в то утро я мог бы разбогатеть. Пока я сам не оказался в этой ситуации, то особо никогда не задумывался о том, к чему может привести конфиденциальная беседа за обеденным столом в присутствии официанта. Такая должность настоящий подарок для любого подлеца , у которого хватило бы ума на то, чтобы вымогать деньги у ничего не подозревающих и неосторожных клиентов.
Я спрашивал себя, не пришла ли подобная мысль в голову и Майклу Хардингу. Если он пытался извлечь выгоду из случайно услышанного разговора, то не это ли стало причиной его смерти?
А здесь можно было найти немало информации, позволяющей шантажировать всю эту компанию. И думаю, вряд ли кто-то из членов клуба уклонился бы от перспективы избавить себя и своих товарищей от прислужника-шантажиста. Пока я услышал о разорении и погубленной репутации. Далеко ли от таких проступков до убийства?
Пока я размышлял над этим, к собравшимся в этой столовой присоединился последний из тех членов клуба, что провели здесь ночь. Это был высокий и мускулистый темноволосый мужчина, обладающий энергией и силой юноши, хотя ему было около сорока. Он с живостью вошел в столовую с естественной властностью человека, привыкшего отдавать приказы.
Его глаза настороженно смотрели из-под черных бровей, над которыми его высокий лоб слегка оттеняли густые, волнистые волосы, на висках слегка тронутые сединой. Единственным изъяном, который можно было найти во внешности этого человека, была его правая рука, которую он несколько напряженно прижимал к груди, что говорило о недавно полученной и медленно заживающей ране.
В другом конце комнаты какой-то человек приподнялся и помахал новоприбывшему.
- Моран! – позвал он. – Иди сюда, присоединяйся ко мне.
Итак, это был тот джентльмен, чье имя я прочитал в Зале трофеев. Он обладал довольно впечатляющей внешностью, так же, как и леопард, который был его членским взносом в Тэнкервилльский клуб. Несмотря на улыбку, что играла на его тонких губах, наполовину прикрытых аккуратными усами, она не коснулась его бледно-голубых глаз, в эту минуту спокойных как приглушенное пламя, приглушенное, но не потушенное.
Этому человеку лучше не перечить, решил я, такой джентльмен вряд ли бы благожелательно отнесся к стюарду, решившему попробовать себя в качестве шантажиста. Я схватил кофейник и поспешил к этой паре.
- Последние вести, что я получил о тебе, говорили, что был в той Джавакской кампании, - говорил его компаньон, пока я наливал им кофе. – Вижу, что ты был ранен в плечо.
- Просто комариный укус, не о чем говорить, - пренебрежительно сказал Моран. – Я и сейчас еще был бы там, если бы не умер старик.
- Да, я был очень огорчен известием о кончине твоего отца. Славный был малый. Ты вернулся в Англию, чтобы привести в порядок его дела?
Моран кивнул.
- На это потребуется еще несколько дней, затем я снова уеду. Ходят слухи, что на Северо-Западном фронте неспокойно.
- Разве это не обычное дело для того региона? – ворчливо проговорил его собеседник. – Знаешь, Моран, если так будет продолжаться, тебе еще и сорока не исполнится, как ты станешь подполковником. И что потом?
На долю минуты задумчивое лицо его компаньона озарилось улыбкой.
- Полковник?
Его собеседник рассмеялся.
- Слишком высокий прицел, старина, хоть я и не сомневаюсь, что ты получишь это звание раньше любого из нас. Преклоняюсь перед твоей преданностью армии, но сам я вполне доволен той спокойной жизнью, что сейчас веду. Ты никогда не думал уйти в отставку?
Затем они заговорили о книге об охоте на крупного зверя в Западных Гималаях, материалы для которой собирал Моран , но из подобного разговора шантажист вряд ли мог извлечь большую выгоду. В целом, я был склонен снять подозрения с Морана, несмотря на свои более ранние впечатления. Он казался слишком осторожным человеком для того, чтобы дать кому-то возможность услышать, как он на публике делится своими тайнами.
Разочарованный, я пошел к другому столику, увидев, как кто-то подзывает меня, лениво махнув рукой, показавшейся из-за утреннего выпуска «Таймс». Я нагнулся, чтобы налить кофе, как вдруг внезапно та же рука сомкнулась вокруг моего запястья и сжала ее словно в тисках.