Думала, что напишу еще один заключительный коммент по книге и все, а вот нет. Книгу еще не дочитала, но решила написать, пока не забыла.

Ну, во-первых, у меня порой все же стойкое такое ощущение, что все это пишет молодой доктор Уотсон. Потому что и стиль его, и прямо вот узнаваемый язык. И он все так же снисходителен к своим порой весьма странным друзьям. Хотя в то же время Старк Монро в чем-то и более дерзок. В основном это касается того, как смело он высказывает свои мысли и идеи относительно религии. К этому я сейчас вернусь, а пока хочу еще мимоходом заметить вот что.

Старк Монро, наверное, совсем так же, как Уотсон, легкомысленно относится к финансам и столь же расточителен, а чековую книжку у него отобрать некому.
Снял в кредит дом и вздумал его обставлять, накупив всякой нужной и не нужной мебели и утвари, в том числе и несколько картин.

Кстати, взялась сейчас сравнить свою книгу с тем вариантом, что выложен в сети, и разница просто ужасная. Можно твердо заявить, что все самое достойное внимание из книги вырезано. Причем это даже не что-то заумное или подрывающее мораль, а, например, даже те места, где Старк Монро рассказывает, как приводил в порядок и обставлял дом. Причем вот тут точно не обошлось без отсебятины, чтоб хоть как-то своими словами изложить то, что вырезано.

Так вот, вернемся к Старку Монро.

"Мы явились на аукцион и стояли в толпе, ожидая своего шанса. И вот на обозрение выставили весьма изящный столик. Я без особой конкуренции приобрел его за девять шиллингов. Потом пошли три довольно привлекательных стула черного дерева с тростниковыми сиденьями - их я взял по четыре шиллинга за штуку. Затем я купил подставку для зонтиков за четыре шиллинга и шесть пенсов, что было уже, конечно, чистейшей роскошью, но - что делать? - я уже вошел во вкус. Когда оптом выставили партию штор, увязанных в узел, и кто-то предложил за них пять шиллингов, аукционист посмотрел на меня, я кивнул, и шторы тоже достались мне за пять шиллингов и шесть пенсов. Еще я приобрел за полкроны половик красного цвета, небольшую железную кровать за девять шиллингов, три акварельных рисунка: "Весна", "Человек, играющий на банджо" и "Виндзорский замок" за пять шиллингов, а также другой, очень маленький квадратный столик за три шиллинга и шесть пенсов. Всякий раз, как я делал предложение аукционисту, капитан Вайтголл поднимал свою пятерню. Я едва спас свои четырнадцать шиллингов и шесть пенсов, которые пришлось бы выложить за чучело попугая в стеклянном ящике.
- Его в самый раз повесить в прихожей, доктор Монро, сэр, - объяснил капитан, когда я пытался его урезонить.
- Да мне самому придется повеситься в прихожей, если я стану так тратить деньги!"

А теперь главное. И это опять таки касается религии. К Старку Монро приходит местный священник и между ними случается беседа на церковную тему. Причем Старк Монро был чересчур откровенен, объясняя этому совершенно незнакомому викарию свои взгляды на религию и , главным образом, на Бога и Иисуса Христа. И эти взгляды меня настолько поразили и даже натолкнули на определенные мысли, что я постараюсь поделиться здесь небольшой цитатой. Как же жаль, что всего этого нет в сети!
Но сперва скажу, что если здесь Дойл излагал свои взгляды, то это дает основание еще раз подумать о том, что он вкладывал в фигуру Холмса, а нижеприведенные строки напомнили мне обо всем, что мы говорили на эту тему.

"- Вы, надеюсь, твердо держитесь основополагающих истин христианской веры? -спросил он.
- Всем сердцем, - отвечал я. - И я убежден, что основатель этой веры был самым лучшим и добрым человеком из всех, о ком в истории нашей планеты сохранились воспоминания.
- Полагаю, - сурово вопросил он, - что ваша вера на том не останавливается? Вы, конечно, же готовы признать, что Он был воплощением Божьим.
- А вам никогда не казалось, - сказал я, - что если бы он был хрупким смертным вроде нас, то его жизнь была бы исполнена для нас гораздо более глубокого смысла? Она тогда могла бы служить идеалом, достичь которого мы бы стремились. А если с другой стороны, его природа была столь принципиально отлична от нашей, то его существование теряет для нас всю "соль". Если он был Богом, тогда он не мог грешить, и больше здесь говорить не о чем.
- Он победил грех, - отвечал мой визитер.
- Легкая же победа! - сказал я. - Признаюсь, что лично я больше симпатизирую его слабостям, чем его добродетели и мудрости, так как они гораздо ближе мне, принимая во внимание мою собственную слабость.
Ну, может быть, слабость - не совсем подходящее слово и лучше сказать "наиболее человечные черты". И это - его упрек сибаритам. Разгон, который он учинил торговцам в храме. Вспышки его гнева и негодования в адрес фарисеев. Его довольно неразумное раздражение против смоковницы за то, что она не приносит плодов зимой. Его вполне человеческое недовольство женщиной, которая суетится, когда он говорит. Его сомнения в себе накануне перелома - все это позволяет мне увидеть и любить в нем человека....
В старые времена было сказано и передано нам много вечных истин в книге, некоторые части которой действительно могут быть названы "святыми". Но осталось еще и много такого, откровение чего нам еще только предстоит; и если мы станем отвергать эти вещи потому только, что их нет на странице Библии, то мы уподобимся тому ученому, который не принимает в расчет спектральный анализ Кирсгоффа потому только, что о нем не сказано ни слова в книге Альберта Великого. Современный пророк может носить пальто из тонкого сукна и печататься в журналах, и тем не менее служить каналом, по которому передается тончайшая струя из хранилищ истины. Взгляните сюда! - воскликнул я, вставая и указывая ему на текст Карлейля. - Эти слова идут не от древнееврейского пророка, а от налогоплательщика из Челси. Всевышний еще не сказал Своего последнего слова роду людскому, и Он может говорить устами шотландца или американца с тем же успехом, как прежде говорил устами израильтянина. Библия, сэр, - это такая книга, которая передается наммаленькими порциями и на последней странице которой должно быть написано не "Конец", а "Продолжение следует"."