Глава 15

Некоторое время спустя я оказался в заваленном всяким хламом извозчичьем дворе на задворках Тэнкервилльского клуба. Констебль Фаулер восхитительно выполнил свой долг, выпроводив меня наружу во время поднявшейся метели, и не дав даже возможности объяснить своим бывшим коллегам причину моего столь внезапного ухода.
Если бы их вообще как-то озадачило мое отсутствие, то они бы, несомненно, решили, что я был арестован, что могло быть расценено в мою пользу, а может быть, и нет. Ффэрли-Финч вряд ли бы снизошел до того, чтобы выйти из своей комнаты и дать иное объяснение моего исчезновения. Я был помехой, а теперь ее больше не было. Для него, несомненно, дело было закончено.
Но для меня это был еще не конец. Едва ли к тому, что я чувствовал, подходит эпитет «неудовлетворен». Мысль, что меня обошел Грегсон с его фантастическими теориями о гибели Хардинга, была мучительна вдвойне, потому что его мнимый успех повлек за собой мое изгнание за пределы клуба. Не имея туда доступа, я не мог продолжать собирать информацию, которая была жизненно необходима для того, чтобы доказать мою собственную гипотезу касательно майора Хэндимэна.
На первый взгляд дело было безнадежно. У меня оставалось менее суток, чтобы привести дело к удовлетворительному завершению и спасти себя от нищенского положения, а Лестрейда от ссылки в эту деревушку на севере. И вдобавок ко всему у меня на руках был больной щенок.
Я снимал комнаты на Монтегю-стрит, хотя мог ли я рассчитывать на них сейчас, зависело целиком от терпения моей хозяйки. И если я осмелюсь вернуться с собакой, к которым и она и ее кошка питали особое отвращение, то возможно я окажусь на улице и мне вслед выбросят все мои нехитрые пожитки. Я не мог взять Тоби в свой дом, но не мог и оставить его у дверей Тэнкервилля. Что нам было нужно, так это хороший писатель, который живописно бы изобразил наше отчаянное положение, которое могло бы растрогать публику, или уж хотя бы вызвать искру сочувствия в моем брате и заставить его передумать.
Пока я размышлял над этой дилеммой, из открывшейся двери отхожего места в доме напротив появился старший из братьев Уиггинсов и направился в мою сторону, пренебрежительно сунув руки в карманы. Я не забыл о своей просьбе наблюдать за клубом и особенно за Хэндимэном. Однако, я никак не ожидал, что кто-то из них будет нести свою вахту даже в такую погоду.
Отдавая должное стуже, мальчик закутался в старый мешок из-под картошки, который обмотал вокруг плеч наподобие импровизированного плаща. За исключением этой единственной уступки холоду на нем была лишь заплатанная одежда и старые башмаки, которые, явно, были ему велики и в которых я его видел за день до этого.
- Доброе утро, мистер, - сказал он, поднося руку к своей кепке. Тут его взгляд упал на холщовый мешок, что я держал в руке. – Вы куда-то собираетесь, мистер Холмс? Никак получили от ворот поворот?
- Да, я уволен, - признался я. Мальчик кивнул, хотя мне не очень-то понравилась улыбка, игравшая при этом у него на губах.- Это временные трудности, не более.
- Так вы все еще занимаетесь этим делом?
- Именно так.
- И хотите, чтобы мы продолжали приглядывать за этим домом?
Я догадывался, к чему он ведет разговор, но не знал, как этого избежать. В конце концов, уговор дороже денег. Я полез в карман и вытащил тот самый шиллинг, что прислал мне Майкрофт. Я намеревался истратить последние остатки своего наследства. Уверен, что я распорядился им достаточно мудро.
Мальчишка протянул за наградой свою грязную руку в перчатке без пальцев. Однако, я не торопился отдавать ему монету.
- У тебя есть, что мне сказать? – спросил я его.
- Вы ничего не говорили о том, что платить будете лишь за какой-нибудь результат, - сказал он, скорчив недовольную мину. – И заметьте, здесь было не так уж спокойно.
- Продолжай.
- Ну, прошлой ночью понаехали полицейские. Вытащили на носилках какого-то несчастного. Он повесил себя, так они сказали.
- Повесился, Уиггинс, - поправил я его. – Вешают картины, а люди вешаются.
- Ну, в любом случае он это сам сделал, - сказал мальчик, шмыгнув носом, а потом вытер его рукавом. – И это было не так уж и ужасно, мне приходилось видеть и пострашнее. У старого Перкинса, что жил рядом с нами, шейный платок зацепился за лебедку, и он повис, то есть я хочу сказать, повесился. Его конец тоже был нелегким. По сравнению с ним этот малый прошлой ночью выглядел не так уж и плохо, если учесть, что умер он точно так же.
- Но не по своей воле, - сказал я.
Уиггинс вытаращил глаза.
- Вы хотите сказать, что кто-то сделал это за него? Чтоб мне провалиться, мистер Холмс , вы ничего не сказали мне про убийц, когда мы взялись за эту работу.
- Уиггинс, для вас тут нет никакой опасности, только хорошенько старайтесь никому не попадаться на глаза.
- Ладно, это-то мы умеем. Этот тип на большой белой лошади, за которым вы велели нам следить, и понятия не имеет, что мы все утро не спускали с него глаз.
Это была новость.
- Куда он ездил? Он случайно не был в Хэттон Гарден?
Мальчишка так и разинул рот.
- А вы-то откуда про это узнали? – пораженно спросил он.
Я пропустил этот вопрос мимо ушей. На объяснение ушло бы время, которого у нас не было.
- Значит, я прав, что он ездил к торговцу брильянтами?
Уиггинс покачал головой.
- Нет, он встречался с девушкой. Мой брат Фрэнки рассказал мне это, он вернулся полчаса назад. Сказал, что этот старикан содержит ее. А она миленькая, только уж больно задирает нос.
- Твой брат узнал, кто эта леди?
- Никакая она не леди, мистер Холмс. И хоть она разодета в пух и прах, у нее совсем нет манер. Фрэнки поднял платок, который она уронила, а она выхватила его у него без спроса и даже не поблагодарила. – Уиггинс презрительно фыркнул. – Обычная деревенщина, несмотря на все ее жеманство и украшения. Как говорит моя бабушка, без порток, а в шляпе. Ну, то есть…
- Да, спасибо, Уиггинс, думаю, я понял.
Я сделал паузу, чтобы обдумать такой поворот событий. Если у майора была возлюбленная, которую он содержал на те деньги, что имел благодаря кражам, то это объясняет его мотив. Однако, человек его положения мог бы найти себе женщину и из более высокого сословия. Это наводило на мысль, что их отношения опирались отнюдь не на корыстные соображения.
- И что же делала эта малоприятная парочка?
- Они рассматривали витрину ювелирного магазина, так сказал Фрэнки, - объяснил Уиггинс. – Он сказал, что это было как-то подозрительно. Сказал, что они долго стояли и рассматривали ее, и женщина что-то записывала в свою записную книжку.
- По поводу выставленных драгоценностей?
- Забавно, что вы спрашиваете это, мистер Холмс. Фрэнки сказал, что ему показалось, будто они разглядывали людей в магазине, а вовсе не их товар.
- Что случилось потом?
- Они вошли внутрь. Фрэнки сказал, что они заговорили со старой леди, которая примеряла ожерелье. Ну, после этого подошел полисмен, да и схватил Фрэнки за шиворот, уж больно он ему показался подозрительным. Так что ему пришлось уйти, но потом он снова их нагнал и проследовал за ними до гостиницы «Мажестик». Затем вернулся сюда и рассказал все это мне, ну а я теперь передаю все как есть вам.
Он снова протянул руку за своей наградой. Должен признать, что мальчишки заслужили ее, но я не спешил отдавать ему деньги.
- Что дальше стал делать джентльмен, после того, как проводил леди до гостиницы?
Уиггинс лукаво усмехнулся.
- Я слишком молод, чтобы знать такие вещи, так что, тут, мистер Холмс, предоставляю это вашему воображению. Как бы то ни было, они вместе поднялись наверх и час спустя они все еще были там, если вы понимаете, о чем я.
Я понял и подозреваю, что мальчуган понимал это еще лучше, чем я.
- Ну, вы, наконец, отдадите мне шиллинг?
- Да, вы все проделали отлично, - сказал я, опуская монету в его ладонь. Он внимательно изучил ее с обеих сторон, а затем, к моему изумлению, попробовал ее еще и на зуб.
- Она настоящая, - сказал я, порядком уязвленный таким недоверием со стороны мальчугана.
Удовлетворенный, он для надежности засунул монету в ботинок.
- Уж не обессудьте, что проверял, но лишняя предосторожность никогда не повредит. Знаете ли, тут за углом один парень прекрасно сам делает такие монеты.
- Фальшивомонетчик?
- Да нет. Он просто очень уж ловко их делает. Может подделать все, что угодно, лишь бы только цену дали хорошую.
- А полиции известно о его ловкости?
Уиггинс усмехнулся.
- Если б они знали, то он бы ведь тут же остался не у дел, так?
Полагаю в этом была определенная честная логика. И по большому счету, у меня были более насущные проблемы, нежели какой-то юный фальшивомонетчик. И, кроме того, если он действовал столь смело, то пусть вся вина за бездействие ложится на плечи полиции. В мои обязанности не входит исправление недочетов официальных сил правопорядка, хотя вот такую информацию и можно было бы использовать в качестве обмена при будущих взаимоотношениях с людьми из Ярда.
- Эта женщина, - медленно произнес Уиггинс, с видом человека, владеющего ценной информацией, которую он намерен продать подороже. – Сколько бы вы заплатили, чтоб узнать ее имя?
- Разве я только что не заплатил тебе?
- А это будет что-то вроде дополнительной халтуры. Ну, скажем еще шиллинг?
Говорить-то он, конечно, мог, что угодно. Но вся штука была в том, что у меня просто напросто не было денег. Однако, никто не любит, когда их планы рушатся, и я был вынужден признать, что у Лестрейда было бы преимущество, назови он это имя, когда все остальные члены этой шайки воров и убийц будут уже за решеткой. Я был уверен, что прогулка этой леди с майором Хэндимэном вкупе с их странным поведением, имела самое непосредственное отношение к их выбору жертв, у которых они намеревались похитить драгоценности.
- Очень хорошо, - согласился я. – Деньги ты получишь завтра. Как ее имя?
Уиггинс окинул меня критическим взглядом.
- Мистер Холмс, я бы предпочел сперва получить деньги. Уж извините, но не очень-то вы похожи на богача.
- Молодой человек, - сказал я самым своим властным тоном, - ведь до сей минуты ты получал плату за свою работу. И это должно быть гарантией того, что ты будешь получать все, что тебе причитается, и впредь.
- И все равно, думаю, что я пока подожду. Это хорошая работа, мистер Холмс. Я бы предал память своего отца, если бы поступил иначе. Никогда никому не доверяй, вот так он говорил.
Я не мог винить его за это недоверие. На его месте я бы тоже сильно усомнился в моей платежеспособности. Я говорил себе, что это надетая мной личина елейного Генри Холмса с его нелепыми очками и сальными волосами, не внушает особого доверия. Но все дело было в том, что параллельные пути двух наших жизней начали сходиться в единое целое.
Тем не менее, мальчишка не учел, что, проявив небольшую изобретательность, я и сам легко мог узнать имя этой дамы. Но даже если мне это и не удастся, как только преступники окажутся за решеткой Лестред мог бы произвести арест любовницы или сообщницы Хэндимэна – хотя весьма вероятно, эта леди прекрасно справлялась с обеими этими ролями. Я знал, где находится гостиница, в которой она остановилась, и имел все основания предполагать, что она все еще будет там и вечером. А ее имя может и подождать.
- У меня есть кое-какие дела, - сказал я. – Сколько ты еще пробудешь здесь?
- Всю ночь, так же, как и вчера.
Я покачал головой.
- В этом нет необходимости. Я дам тебе одно поручение, а потом ступай-ка домой, сейчас слишком холодно.
Уиггинс шмыгнул носом.
- Не так уж и холодно, - сказал он, вытирая нос рукавом . – Да и в любом случае, вон там уборная в полном моем распоряжении. А у бабушки не так уж много места. И здесь тише. За исключением этого шума, что был здесь прошлой ночью, здесь очень мирный уголок.
То, что мальчик предпочитал своему дому насквозь продуваемый сарай, явно говорило не в пользу его жилища. Тем не менее, совесть не позволяла мне оставить его здесь нести дозор, когда от колючего ветра его защищал лишь один старый мешок.
- В этом бауле есть пальто, - сказал я, опуская наземь свои вещи. – Возьми его. Оно тебе пригодится, если тебе придется сидеть здесь весь день.
Порывшись в мешке, он быстро вытащил оттуда старое пальто, которое осталось от Майкла Хардинга. Меня выпроводили из клуба с такой поспешностью, что я свалил в мешок все вещи из шкафа, мало разбирая, что там мое, а что осталось от погибшего. Мне от этого имущества проку не было, но Уиггинсу оно явно могло пригодиться.
-Эге, да оно очень даже неплохое, - сказал он. Оно было ему очень велико, и задрапированный акрами ткани, Уиггинс выглядел довольно комично. – Вы уверены, что оно вам не нужно?
- Оно не мое. Оно принадлежало … Я умолк, думая, не оскорбится ли мальчик, получив в подарок одежду умершего. – Оно принадлежало человеку, которому больше уже не понадобится.
- Вы имеете в виду, что он сыграл в ящик? – спросил мальчуган.
- Именно так.
- Не беспокойтесь, - сказал он. – Как говорит моя бабушка, мотовство до добра не доведет. Если я его заложу, могу получить пару шиллингов.
Вообще-то, я хотел, чтобы мальчик носил пальто, а не относил его в ломбард. Однако, подарок был сделан и как им распорядится владелец, было уже не мое дело, но я подумал, что Хардинг был бы доволен.
Сегодня я сделал доброе дело, и теперь надо было подумать, как быть дальше.
- Уиггинс, ты знаешь кого-нибудь, кто любит собак? – спросил я, поддавшись, внезапному порыву и указав на щенка, которого держал на руках.
Мальчик сморщил нос.
- А я вот как раз гадал, что это с ним случилось.
- На него напала другая собака. О нем нужно позаботиться, но я не могу взять его домой.
- У нас тоже нету места. Слушайте-ка, их же всегда покупают на живодерне. И им не важно, в каком состоянии пес. Вы можете получить за него несколько шиллингов.
Я подавил невольную дрожь. Суровая, практичная натура Уиггинса порой могла выбить из колеи.
- Что ж, в таком случае вы могли обратиться к старому Шерману из Ламбета. Старый чудак, он всегда готов приютить бездомных. Говорят, у него с головой не все в порядке.
Возможно, это было не самым лучшим выходом, но ничего другого не оставалось. Уиггинс дал мне адрес, и я сел в кэб, который отвез меня в Ламбет, находившийся на другом берегу Темзы. У меня было достаточно мелочи для поездки в один конец, и я внимательно следил за маршрутом, по которому мы ехали, чтобы потом знать в какую сторону идти, когда я закончу там свои дела.
Для тех, кто живет к северу от реки, юг остается чем-то вроде неисследованных земель. Темза выступает в качестве водораздела, барьера между двумя отдельными сообществами. Во времена давно минувшего прошлого юг был территорией, где снисходительно относились к незаконным деяниям, на которые был наложен запрет в Сити – боям быков и медведей; театрам Шекспира – «Глобус» и «Роза», к которым с большим подозрением относились городские власти, власть которых не распространялась на драматургов-бунтарей с южного берега Темзы; и женщинам с дурной репутацией, чье ремесло было с двенадцатого века узаконено епископом Винчестера и которых с тех пор называли «винчестерскими гусынями».
Здесь также находилась известная тюрьма Клинк, разрушенная во время мятежа несколько сотен лет назад, к огромному облегчению множества несчастных должников, заключенных в ней. На южной стороне Лондонского моста, у главного въезда в Сити, на пиках выставлялись головы предателей, как предостережение для всех остальных, и они оставались там до тех пор, пока их не сбивали оттуда вороны-падальщики или ветер.
Многое с тех пор исчезло во мраке веков, но бедность осталась. Наш кэб прокатил мимо неуклюжих жилищ из кирпича, покрытого пятнами дыма, полуразвалившиеся дома опирались друг на друга скорее благодаря счастливой случайности, нежели замыслу архитектора. Возле них сидели исхудавшие дети со спутанными волосами и с выражением безнадежности, застывшим в их глазах, они играли в убогие игрушки, сделанные из выброшенных на берег обломков, оставшихся после кораблекрушения. Женщины со впалыми щеками,- у них не хватало нескольких зубов – визит к дантисту явно был для них непосильной ношей- повернулись, провожая взглядом наш кэб.
Я сознавал, что был чужаком в их мире, и вряд ли могу рассчитывать на особо теплый прием. Кэбмену это так же было известно, и не успел я с ним расплатиться, как он стегнул свою лошадь и умчался. Он высадил меня в верхнем конце Пинчин Лэйн, и я смотрел на ряд убогих двухэтажных домов, прислонившихся к своим соседям , словно пьяные матросы. У меня за спиной темные воды реки окружали берег, вдоль края которого плавали желтоватые нечистоты и пустые бутылки; вода готова была распахнуть объятия какому-нибудь неосторожному, кто мог упасть вниз и попасть в ее цепкие когти. Это было не то место, где стоило задерживаться долее, чем это было необходимо.
Дом номер три находился через несколько домов от невзрачной таверны, наполненной суровыми, краснолицыми моряками, покрытыми татуировками, и едва ли хоть один из них мог похвастать, что имеет полный набор конечностей. Я сознавал, что они наблюдают за мной, и приблизившись к дому мистера Шермана, неуверенно постучал в его дверь. Почти в ту же минуту изнутри раздалась настоящая какофония собачьего лая.
При этих звуках Тоби зашевелился у меня на руках и слабо заскулил в ответ. Послышались глухие удары об дверь изнутри, видимо это были владельцы этих звонких собачьих голосов, и я услышал, как они царапают дверь когтями и громко пыхтят. Однако, сам мистер Шерман не подавал никаких признаков жизни.
В переднем окне были выставлены несколько чучел, и я предположил, что это одно из занятий хозяина дома. Гремучая змея замерла в угрожающей позе с раскрытой пастью , в которую теперь свободно заползали мелкие насекомые. Рядом с ней , усеянная останками мертвых мотыльков, стояла полинявшая фигура ласки, зажав во рту молодого кролика. А то, что было за ними, не давала увидеть портьера, почти черная от накопившейся за многие годы грязи. Если мистер Шерман и был дома, то его определенно не было видно.
Я снова постучал, на этот раз погромче. Собачий лай теперь был еще более пронзительным, и посреди этого шума я услышал чью-то хриплую брань. Теперь я уже колотил по двери кулаком, чтобы меня точно услышали, и был вознагражден, так как услышал, как у меня над головой открывается окно.
Я сделал шаг назад, чтобы разглядеть этого неуловимого человека. Но вместо этого на голову мне хлынул поток мочи и капустных листьев из ночного горшка и я тут же промок во всем этом с головы до ног.