Глава 17

В тот вечер я вернулся в Тэнкервилльский клуб с одной единственной целью: любыми средствами добиться признания от майора Хэндимэна.
Конечно, юности свойственно пускаться в столь рискованные авантюры, но обдумав со всех сторон сложившуюся ситуацию, я не видел другого пути отдать его в руки правосудия. Как бы дерзко он не убивал своих жертв, оставляя их в самых причудливых местах и положениях и заставляя полицию строить совершенно дикие и ошибочные выводы, но, тем не менее, майор был достаточно осторожен, чтобы скрывать свои следы.
Уже миновало слишком много времени, чтобы искать другие способы доказать его вину в гибели Соммерса, Фэншоу и Хардинга. Нельзя было с уверенностью сказать , что на нем лежит вина в смерти Сэмуэля Финсбери, с момента которой не прошло и суток. Будь у меня время, вполне можно было бы найти какое-нибудь доказательство, которой бы хватило для того, чтобы осудить его за кражу бриллиантов, но для меня, и для погибших этого мало. Ничего , кроме короткого пути к виселице, не будет достаточным наказанием для человека, загубившего столько душ.
И единственный, представлявшийся мне способ для этого, - это загнать его в угол. Он и так уже смотрел на меня, как на угрозу. Как иначе можно было объяснить столкновение со свирепым бойцовым псом прошлой ночью? И если это так, то я был на полпути к своей цели. И теперь мне нужно было убедить его в том, что я представлял собой вполне реальную опасность.
Я знал, что это связано с немалым риском. Доказательством преступной натуры этого человека являлась вереница трупов, тянувшаяся за ним от Мэйда Вейл и до самых дверей Тэнкервилльского клуба. Убийство Хардинга, совершенное из бравады, превращало в уверенность мое первоначальное предположение о том, что Хэндимэн не сомневался в том, что , что бы он не сделал, об этом никогда не станет известно.
Хардинг все знал; из-за этого он и погиб. Теперь все было известно и мне. Вся разница была в том, что я твердо решил дожить до того дня, когда майор Хэндимэн будет повешен за свои преступления.
Я дошел до конюшен и задворок клуба. Небольшая фигурка вышла из тени и направилась ко мне. Я был не в том настроении, чтобы пререкаться с мальчишкой. Вытащил из кармана шиллинг, полученный в ломбарде, и бросил ему.
- Имя женщины, - потребовал я.
На минуту на его лице отразилось удивление, вызванное моим тоном.
- Это та, что из гостиницы? А она иностранка. Портье называл ее «мадам Добой».
Произношение мальчишки оставляло желать лучшего.
- Ты хочешь сказать, «Дюбуа»?
Уиггинс просиял.
- Так и есть, мистер Холмс.
- Очень хорошо. Теперь я хочу, чтобы ты отнес вот эту записку по тому адресу, который я здесь написал.
Я передал ему кроткое письмо, которое я заранее заготовил для Лестрейда. Уиггинс посмотрел на надпись, сморщил нос и покачал головой.
- Э, да у вас скверный почерк. Я ничего не могу разобрать.
Адрес был написан вполне разборчиво. Мальчик был удручающе безграмотен.
Я вслух прочитал ему адрес.
- Запомнишь?
Он кивнул.
- Хорошо. Скажи инспектору то, что сказал мне о женщине из гостиницы «Мажестик». Скажи, что я советую арестовать ее перед тем, как он пойдет в клуб. Будет прискорбно, если другие члены этой шайки смогут сбежать.
Уиггинс нахмурился.
- Этот тип, он полицейский, да?
Беспокойство мальчугана можно было понять. Для того, кто большую часть своей жизни избегал встреч с полицией, самому разыскивать полицейского, значило восстать против своих собственных инстинктов.
- Тебе нечего бояться, Уиггинс, - заверил я его. – Нынче вечером нас с инспектором будут занимать гораздо более важные дела. Доставь мое послание, а потом ступай домой.
- А вы не хотите, чтоб я вернулся? Я совсем не против.
- Домой, - твердо сказал я. – До восхода солнца у дверей Тэнкервилльского клуба будет достаточно полицейских.
- Вы собираетесь взять этих негодяев с поличным, да? – спросил Уиггинс.
- Да, это так. А теперь ступай.
Он стал, не отворачиваясь, пятиться назад, в знак приветствия приложив руку к кепке.
- В таком случае, я желаю вам удачи, сэр. Похоже, что она вам понадобится.
Я оценил его жест, хотя он и был совершенно излишним. Никакой удаче не по силам вернуть меня в Тэнкервилльский клуб. Что мне было необходимо, так это хитрость. У меня была одна мысль, из числа тех нелогичных идей, которых порождает полное отчаяние.
Она была прекрасна в своей простоте, но не более того.
Проще простого, я решил войти внутрь и потребовать, чтоб меня восстановили в моих правах.

Это было не столь уж невероятно, как могло бы показаться. Из всех бывших там четырех младших стюардов Кэмпбелл был за решеткой, Финсбери был мертв, а я исчез в неизвестном направлении, и в ту ночь для исполнения обязанностей дежурного у старшего стюарда остался только подхалим Джефрис. Если Ффэрли-Финч, как я подозревал, не сообщил Фрейзеру о причине моего увольнения, у меня были все шансы воззвать к его лучшим чувствам. Не то, что бы я верил, что у него таковые имеются, но определенно еще одна пара рук точно не помешает в тот момент, когда у него явно не хватало работников.
Преисполнившись уверенности и не взирая ни на какие препятствия, я прошествовал через задний ход клуба и направился прямо на кухню. Когда я открыл дверь, от теплого воздуха, пропитанного запахом испорченного пива у меня защипало кончики замерзших пальцев. В отличие от вчерашнего «жаркого» дня, сейчас температура в кухне была вполне сносной. Сейчас, когда миссис Уорбойс все еще сокрушалась из-за арестованного супруга, огонь в камине еле теплился, а проще говоря, от него оставалось лишь несколько жалких угольков.
Во главе стола с затуманенным взором сидел мистера Фрейзер, он был совершенно один и в одной руке держал пивную кружку, а в другой полупустую бутылку. Порыв ветра, сопровождавший мое появление, заставил его поднять глаза и искоса взглянуть на меня. Судя по его мутному взору и тому, как он раскачивался всем своим корпусом, было ясно, что большую часть дня он топил свои горести на дне бутылки.
- Холмс? – сказал он. – Это вы?
- Да, мистер Фрейзер.
Он попытался подняться на ноги и тут же повалился обратно.
- Мы думали, что вас арестовали, - пробормотал он. – Что вы снова здесь делаете?
- Я надеялся получить ночлег в обмен на временное восстановление в своих правах.
Фрейзер срыгнул.
- Так вы были уволены?
Я оказался прав. Глава правления клуба проявил небрежность и не сообщил старшему стюарду о перемене моей участи.
- Предполагалось, что после прошлой ночи я исчезну, - солгал я. – Но идти мне некуда. Завтра, мистер Фрейзер, я смогу подыскать какое-нибудь жилье, завтра, но не сегодня. И я знаю, что у вас сейчас не хватает служащих.
Он фыркнул.
- Неужели! Мне пришлось послать прислуживать им двух идиотов Сэлсбери. Одному богу известно, какую неразбериху они там устроят. - Он окинул меня критическим взглядом, как это свойственно людям в его состоянии. – Старый Ффэрли –Финч уехал к себе за город на выходные, так что он не узнает здесь вы или нет. Только учтите, мне нечем заплатить вам.
- Только постель и крыша над головой. Это все, о чем я прошу.
- Ну, уж это я могу. Переоденьтесь и поднимитесь к членам клубам, чтобы помочь другим. И не поднимайте головы, Холмс. Допустите сегодня промах и Ффэрли –Финч наверняка узнает об этом.
- А вы, мистер Фрейзер?
Он размашисто махнул своей кружкой.
- Я скоро приду, - сказал он. – Вот только выпью за молодого Финсбери, упокой Господь его душу.
Он сделал глоток и печально посмотрел на дно кружки.
- Дурачок, - проговорил он. – Я повидал немало смертей, но такого не видал никогда. Если б только он дождался наступления дня… Утро вечера мудреней, при свете дня все выглядит иначе. А теперь его ждет могила бедняка, и некому даже погоревать о нем. Есть такие, кто всю жизнь убегает от смерти, а есть такие, кто сам спешит в ее объятия. Что тут скажешь? Дурачок.
Я оставил его наедине с его бутылкой. Вся ирония была в том, что Финсбери убегал, проводя каждый день в ужасе, до тех пор, пока я не убедил его той ночью бежать из клуба. Если б у него хватило смелости заговорить и бежать раньше, то они, возможно, не нашли бы его и не обрекли бы на ужасную медленную смерть на конце веревки.
Я сказал себе это в надежде на то, что это каким-то образом поможет мне не так страдать от угрызений совести. Не помогло. Мне была известна глубина опасности, угрожавшей ему, и я уверился в том, что они ничего не предпримут против него до того, как ему представится удобный случай сбежать отсюда. Оглядываясь назад, я знал, что должен был устроить так, чтобы он ушел отсюда сразу же после того, как все рассказал мне.
Это была непростительная ошибка. Я сделал рискованный ход, а проигравшим оказался Финсбери. То, чего он лишился, вернуть невозможно, и в этом я частично винил себя. Все, что я мог теперь сделать, это отдать его убийцу в руки правосудия.
Я нашел свою униформу там, где оставил ее, брошенной на неубранную постель, готовой к тому, чтоб ее надел следующий, тот, кто займет мое место в этом гнетущем месте. Я вновь надел на себя личину Генри Холмса с тем же энтузиазмом, с каким можно одевать изъеденный блохами пиджак. Я презирал все грани его однообразной личности. Единственным утешением служило то, что после сегодняшнего вечера я смогу избавиться от этого проклятого молодчика навсегда.
Я спустился в клуб и обнаружил, что карточные столы вновь были заняты. Гораций и Морис были здесь же, они расплескивали напитки на себя и на ковер, а когда были не заняты, усердно почесывали различные части своих неуклюжих тел. Их следование правилам этикета оставляло желать лучшего, впрочем, я мог быть им благодарен за полное отсутствие наблюдательности. Они едва смерили меня взглядом и вновь вернулись к своим отвратительным занятиям.
Я легко проскользнул в зал и пробирался меж столами, откликаясь на щелчок пальцев и бесшумной походкой и не говоря ни слова, подходил к нужному столику, почти не заметный остальным игрокам. За исключением звона монет в комнате стояла полная тишина, рожденная невольным напряжением, когда на кону стоят немалые суммы. Игроки находились здесь уже некоторое время, ибо в комнате стоял смог, обвиваясь вокруг присутствовавших клубами табачного дыма.
Майор Хэндимэн сидел за своим столом с майором Мораном и двумя другими игроками, которых я не знал. Перед самым старшим из них, худощавым джентльменом с тонкими губами, цепкий взгляд которого, казалось, ничего не упускал из виду, лежало несколько фунтов. Немалая стопка купюр лежала в центре стола, и Хэндимэн собирался добавить к ней свою собственную ставку.
И вновь был извлечен бархатный кошель, содержимое которого уже было вопросом доверия между игроками. Как и прежде, Хэндимэн проиграл, приняв свое поражение с несвойственной ему готовностью. Его оппонент собрал свой выигрыш, и затем, почтительно поклонившись другим игрокам, извинился за свой уход, говоря, что ночной воздух не слишком полезен для человека его возраста.
Остальные поздравили его с удачей и пожелали счастливого пути. После чего потеряли к нему интерес. Находясь в любом другом месте, я бы заподозрил, что не успеет он дойти до двери, как получит удар по голове и окажется ограблен.
Но это был Тэнкервилльский клуб, где руководствовались своими собственными правилами. Игрок мог быть убийцей, но его поведение за карточным столом должно быть безупречно. Конечно, странная мораль, но всегда полезно знать менталитет людей, с которыми приходится иметь дело; и что до меня, то я собирался воспользоваться этим с таким расчетом, чтобы майор Хэндимэн подорвался на собственной мине.
Но прежде передо мной стояла небольшая задача, связанная с уликой, которая того гляди могла исчезнуть в ночи в кармане пожилого джентльмена. Я поспешил за ним и едва не столкнулся с раболепным Джоном Джефрисом.
Он расплескал содержимое хрустальных бокалов на подносе, который держал и едва его не выронил. Вытаращив глаза, он уставился на меня, больше из удивления, мне думается, чем по какой-либо другой причине.
- Мистер Холмс! – воскликнул он. – Я подумал, что вы уже не вернетесь.
- Как видите, это не так - коротко бросил я, так как видел, что моя добыча вот-вот скроется из вида. – Простите.
Джентльмен был почти уже у лестницы, когда я весьма неуклюже налетел на него. В тот короткий момент нашего соприкосновения, я нырнул к нему в карман. Я стал усердно извиняться, на что он отреагировал довольно невозмутимо; и мы разошлись, он пошел вниз за своим пальто, а я – в зал трофеев, чтобы без помех исследовать содержимое кошелька.
При свете газовых ламп засверкали тридцать крохотных бриллиантов, отбрасывая на меня радужные блики. Маленькие блестящие капельки, наполненные внутренним огнем… передо мной была добыча, захваченная Хэндимэном, благодаря его изощренной паутине лжи и воровства.
У меня на ладони лежало небольшое состояние, некогда бывшее безделушкой какой-то неизвестной горюющей ныне леди, а теперь разделенное на множество камней великолепной огранки. На какой-то ужасный момент я почувствовал их непреодолимое очарование и понял, почему человек мог бы убить за такое сокровище, более надежное, нежели очарование какой-нибудь красавицы, к тому же еще крайне непостоянной в свих привязанностях.
Я зажал их в руке и затем высыпал обратно в кошелек. Сколь многим они уже давали свои обещания и опутывали своими чарами? Трансформация не ослабила их силы; хоть и разделенные, но со сколькими еще людьми они будут говорить и вызывать желание завладеть ими?
Теперь нужно срочно было найти тайник. Я бросил взгляд по сторонам и увидел все еще открытый шкаф, где находился леопард Морана. На всякий случай, привязав кошелек за шнур к зубу леопарда, я опустил его в горло чучела, и он исчез там, чтоб в любую минуту я мог вытащить его обратно и предъявить Лестрейду.
Я надеялся, что он уже был в пути. Теперь Уиггинс уже должен был доставить мою записку, и инспектор должен был вступить в игру. Я рассчитывал, что у него на это может уйти, как и прежде, часа два, мне должно было хватить этого времени, чтобы припереть Хэндимэна к стенке.
Я знал, что это было самым трудным. Убийцы не признаются в своих преступлениях лишь потому, что кто-то этого желает. Нужно было как-то заманить его на путь, ведущий к истине.
Я решил, что нет ничего лучше, как применить тактику самого Хэндимэна. И было бы только справедливо, что уловка, которой он воспользовался в деле с майором Прендергастом, погубит и его самого .
Нужно лишь засунуть под его карты карту, ему не принадлежащую. Поднимется шум. Хэндимэн будет опозорен , и появятся сомнения относительно позора, которое он навлек на репутацию майора Прендергаста. Он будет изгнан из клуба этим же вечером. Затем я дам ему знать, что это сделал я и обращу тем самым весь его гнев на себя. Конечно, тут есть определенный риск, как раз такой, о котором меня и предупреждал инспектор, но я был уверен, что смогу противостоять майору, что бы он не задумал.
Даже если у меня и были сомнения, то память о словах, сказанных в этой самой комнате, о моем самодовольном брате, говорящем мне , что разрешить это дело выше моих сил, укрепила мою решимость. Когда с этим делом будет покончено, мы поговорим, мой брат и я, и я возьму реванш, слушая, как он извиняется за то, что усомнился в моих способностях.
И вот с таким ребячливым, и я бы даже сказал, отчаянным планом, я вернулся к членам клуба. Совсем не трудно было взять карту с одного из столов; принеся поднос, поставить его на зеленое сукно стола, а тем временем взять туза пик. Это было делом нескольких секунд ,и все это время сердце мое колотилось, как бешеное, и я чувствовал, как кровь пульсировала в ушах. Все мое внимание было сосредоточено на том, что я делал, и потому я не заметил приближения Джефриса, и у меня не было времени, чтобы избежать столкновения с ним.
Поднос выскользнул у меня из рук, а вместе с ним и карта. Хрусталь и столовое серебро попадали вниз, а на них пролился дождь из золотых соверенов, которые со звоном заскакали по полу. Когда последняя монета застыла на месте, и перестал дребезжать упавший поднос, последовала долгая пауза, словно бы все ждали, что может случиться еще. Когда Джефрис бросил на меня взгляд, у него в глазах я прочитал страх. Да , это и в самом деле был страх, но боялся он не меня и не того, что уронил все к моим ногам; нет, он боялся совсем другого, человека, который поднимался сейчас со своего кресла с улыбкой на губах, в которой читалось почти удовлетворение, и это был никто иной, как майор Хэндимэн.
Это надо же быть таким идиотом, что не понять, что у Хэндимэна был здесь сообщник. Я мысленно вернулся к той ночи, когда Финсбери рассказывал мне свою историю, и мне показалось, что в коридоре кто-то есть. Когда я выглянул, там никого не было, но теперь я понимал, что подслушивал нас именно Джефрис.
Он , крадучись, поспешил к своему господину, чтобы сообщить новости о Финсбери, его убитом отце и частном детективе-консультанте, что затаился среди них под видом стюарда. И таким образом наша участь была решена майором Хэндимэном. Подвешенный к потолку Финсбери умолк навеки. На меня натравили бойцового пса Кэмпбелла, чтобы он либо убил меня, либо покалечил, и в том и в другом случае они будут, наконец, избавлены от моего присутствия.
Не удивительно, что минуту назад Джефрис так удивился моему появлению. И именно тогда, когда Хэндимэн за карточным столом вел свои грязные дела с украденными бриллиантами. Пока я подстерегал у лестницы курьера и прятал драгоценности, Джефрис , должно быть, информировал Хэндимэна о моем возвращении. План был приведен в исполнение, и ловушка, которую я расставил другому, захлопнулась у меня за спиной.
Поумнеть, конечно, можно, но это всегда случается слишком поздно.
Я оказался в незавидной ситуации. На первый взгляд я выглядел вором, обокравшим выигравшего джентльмена. Если я скажу, кто я такой, то вряд ли вызову у кого-нибудь сочувствие. А у меня в любом случае было не слишком много друзей среди членов клуба, если таковые и были вообще.
Такова цена неудачи. Я понимал, что скоро узнаю, какую кару уготовят мне члены Тэнкервилльского клуба. Я не мог рассчитывать ни на чью поддержку, кроме надежды на то, что сюда уже направлялась полиция. Но буду ли я здесь сам, когда они прибудут сюда, это был уже другой вопрос.