Выкладываю перевод одного из фиков о встрече Холмса и Виктора Тревора во время хиатуса. Есть еще один гораздо более слэшный) Хотя и тут без слэша, конечно, не обошлось.

Изо всех сил старалась передать смысл и в то же время избежать косноязычия. Боюсь, что это удавалось не всегда, но сделала все, что могла.

Автор mainecoon76

Ценность доброты

- Я не могу, - решительно сказал мне Шерлок Холмс.
Я внимательно вглядывался в его черты, но обнаружил, что, увы, ничего не могу в них разглядеть , и всего менее – тоску, которую я надеялся там увидеть. Не то, что бы меня удивила его реакция: с тех пор, как он накануне без всякого предупреждения появился у меня на пороге, измотанный от своих скитаний и гонимый ветром, как пятнистый орел, и вновь возбуждающий мой ум своими поразительными способностями. В глубине души я знал, что не в силах удержать его, ибо легче приручить индийского тигра, чем связать узами Шерлока Холмса. Во всяком случае, он стал холоднее и был гораздо менее доступным, чем тот студент, которого я когда-то знал, самодостаточный и не нуждающийся в чьем бы то ни было обществе.
Но не в моей натуре принимать неприятный факт без борьбы.
- Друг мой, здесь вам не о чем беспокоиться, - возразил я. – Ваши враги никогда не найдут вас здесь. Вы же не можете вечно бежать. Взгляните сюда, - я указал жестом на расстилавшийся перед нами обширный пейзаж, живописную равнину, окрашенную теплыми оттенками заходящего солнца, окаймленную окутанными туманной дымкой лесами и горами, вздымавшимися на горизонте. Воздух был наполнен ароматом чайных листьев, и царившую вокруг тишину нарушали лишь стук копыт наших лошадей да естественные звуки природы. Этот вид неизменно наполнял мое сердце гордостью.
- Разве вы не говорили мне, что мечтаете, уйдя на покой, поселиться в каком-нибудь тихом уголке? – напомнил я ему об одном ночном разговоре, произошедшем двадцать лет назад. – А это, друг мой, лучше, чем пчеловодство. Здесь места, полные романтики и приключений, и необъятный простор для исследований для такого пытливого ума, как ваш.
Холмс усмехнулся этой моей слишком очевидной попытке убедить его.
- Я вспомнил, что у вас есть эта романтическая жилка, Тревор, - ответил он. – Но вы, может быть, вспомните, что у меня ее как раз нет. У меня есть долг, который я должен исполнить.
- В Лондоне?- я недоверчиво покачал головой. – Вы же сказали мне, что поймали этого «паука». Пусть другие разрушат его паутину. Конечно, если только в самом Лондоне нет чего-то такого, по чему вы… - Я замолчал, не произнеся опасного слова «тоскуете» и вместо этого сказал: - хотите вернуться туда? Это же всего лишь город, Холмс. Вы не настолько сентиментальны, чтобы страдать из-за какой-то точки на карте.
Мой друг прищурился, глядя прямо перед собой и ничего не отвечая, умышленно игнорировал мой вызов. Значит, дело не в Лондоне.

Внезапно, когда я внимательно изучал его худощавое лицо и яркие серые глаза, взгляд которых не желал встречаться с моим, в глубине души у меня зародилось подозрение. Конечно, это не вероятно, но все же…
- Холмс, - осмелился я, наконец, заговорить, - может быть, существует какая-то другая причина для вашего возвращения. Вы, - и я почувствовал, что краснею от собственной смелости, - кого-то там оставили?
Какую-то минуту казалось, что он обратился в камень, застывший, как те странные многорукие боги и богини, которым поклоняется местное население. Я не ждал ответа, но он повернулся ко мне с насмешливой улыбкой.
- Ревнуете, Тревор?
Про себя я отметил, что эта его черта нисколько не изменилась. Он по-прежнему мог читать по людям, так же, как другие читают книги, и он никогда не боялся сказать вслух о результатах своих наблюдений, даже если это и шло вразрез с правилами вежливости и этикета.
Но я и сам не был слишком уж горячим приверженцем этих правил.
- Да, - прямо сказал я. Он засмеялся, услышав такой честный ответ.
- Простите, - продолжил он уже более мягким тоном, и я заметил, что его напряжение несколько ослабло. - Но это действительно так… в общем, у меня есть друг, и он думает, что я погиб. И я должен исправить сложившуюся ситуацию.


В двух этих предложениях было больше информации, чем могли донести простые слова. Шерлок Холмс не принадлежал к числу тех, кто с легкостью использует слово «друг», и вновь у меня внутри все сжалось от чувства невосполнимой потери; однако я совершенно не мог понять, почему он счел нужным оставить друга, который, несомненно, оплакивает его, вместо того, чтобы воспользоваться его помощью в качестве союзника на вражеской территории.
- Почему бы вам не написать ему письмо? – спросил я, искренне недоумевая. – Большинство согласились бы пережить потрясение от драматического появления восставшего из мертвых ради того, чтобы знать, что он все еще жив.
- Я не могу. Пока не закончу свои дела.
- Но почему…
- Потому что они причинят ему вред, вот почему! – сердито прервал он меня, выходя из себя от отчаяния, не имевшего ко мне никакого отношения. – Они используют его, чтоб добраться до меня. Этого не будет. Я смогу оберечь его , даже если это будет последним, что я сделаю в своей жизни.

Вот так я и получил его, признание, которого не хотел услышать, а он, я уверен, не собирался произносить. Только на минуту передо мной промелькнуло нечто, скрывавшееся за этим спокойным, холодным фасадом и я увидел измученного человека, с усталым и напряженным от беспокойства лицом. Чтобы овладеть собой ему потребовалось всего несколько секунд, а я смотрел на него , испытывая одновременно жгучую ревность, грусть, но кроме того, я почувствовал как меня затопляет волна сочувствия – к нему и таинственному незнакомцу, которому каким-то чудесным образом удалось завоевать столь сильную привязанность моего друга, и все равно потерявшему его.

- Холмс, - сказал я через минуту, хотя и был уверен, что он предпочел бы закончить этот разговор; но если мне и в самом деле придется его отпустить, то пусть уж он, по крайней мере, удовлетворит мое любопытство. – Холмс, вы думаете, что ваш друг оценит вашу заботу? То есть то, что вы делаете, чтобы оберечь его?
- Скорее всего, нет.
- И, тем не менее, вы думаете, что он с радостью примет вас, когда вы вернетесь.
Он не ответил сразу же, рассеяно перебирая руками густую гриву его гнедого жеребца.
Конь фыркнул от удовольствия. Откуда-то издали до нас донесся пронзительный крик дикой обезьяны.
- Надеюсь на это, - наконец, произнес Холмс. – Он добрый человек.
Его глаза не отрывались от какой-то отдаленной точки на горизонте, словно бы он мог проникнуть взором сквозь тысячи миль через множество земель и морей и увидеть там знакомую фигуру.


Ну, эпитет «добрый», конечно не нуждается в подробном описании, но в устах Холмса он прозвучал так, словно титул, который предполагалось писать с заглавной буквы: добрый человек, исключительный человек, почти святой по сравнению с нами, простыми смертными, которые лишь стараются вести достойную жизнь и зачастую им это так и не удается. Я спрашивал себя, насколько же добр должен быть человек, чтобы оказаться под столь горячим покровительством и надежной защитой того, кто, как я воображал, предпочитал быть одиноким островом, не нуждающимся в ничьем обществе, кроме своего собственного. И я заходил в своих раздумьях еще дальше и не мог понять, как это могло быть, что Шерлока Холмса привлекала не какая-нибудь интересная личность, а просто добрый человек. Добрый, это значит, порядочный, верный, сердечный, смелый и великодушный: человек, который никогда не станет близким по духу Холмсу, потому что моего друга, как бы восхитителен он не был, навряд ли можно назвать добрым человеком. Любезность и доброта никогда не были самыми сильными из его достоинств, этот недостаток роднил нас, и если этот незнакомец, сам, будучи человеком добрым, видел эти пороки и все же считал Холмса другом, он, должно быть, и вправду, святой.
Я гадал, какова будет реакция этого добряка на обман, обошедшийся ему так дорого, а ведь эти недоверие и манипуляция были всего лишь упрямым желанием Холмса оградить его от какой бы то ни было опасности. Боюсь, что Холмс не знал, какие опасности таит в себе человеческий ум, а если знал, то, очевидно, считал, что его друг выше этого.
Когда последние лучи заходящего солнца исчезли за горизонтом, на видневшийся вдали величественный профиль Гималаев пала тень, и я знал, что пора поворачивать лошадей назад. В этих краях темнеет рано.
- Холмс, - медленно произнес я, пуская коня легкой рысцой. – Если бы это был я, то не знаю, простил ли бы вас.
- Не простили бы, - спокойно сказал он, как будто мог сказать это наверняка, несмотря на то, что уже немало лет миновало со времени нашего близкого знакомства. Возможно, он и в самом деле, точно знал это. – И вы были бы правы, потому что я не заслуживаю прощения. А мне нужен тот, что простит.


Он уехал на следующее утро, и я наблюдал, как он удаляется, идя навстречу неизвестности, ожидавшей его впереди, со своим багажом, настолько скудным, что он был просто увязан в небольшой узел и приторочен к седлу. Шерлок Холмс аскет по натуре, и потребности его совсем невелики; он рассказал мне, как смог выжить в самых ужасных условиях. Это стоило мне несколько бессонных часов той ночью, но я смог, наконец, принять тот факт, что не смогу ни привязать его к этому дому, ни удержать от того, чтобы броситься навстречу опасности, если таково было его решение; и еще труднее было принять то, что единственный человек, которому, возможно, такое и было под силу, был не я. Ему нужен был тот другой, принимающий и понимающий его уникальность, не ограничивающий его свободу, прощающий ему ошибки , который не привязывал его к себе никакими узами, и тем не менее, давал опору его исключительному интеллекту, мягко направлял его и учил прислушиваться к голосу собственного сердца. Ради него же самого я искренне надеялся, что его друг справится с этой задачей.


Много лет спустя и чисто случайно – хотя нам, простым смертным, не дано понять, существует ли такая вещь, как чистая случайность – я наткнулся на старый и довольно зачитанный журнал «Стрэнд мэгэзин», и к своему крайнему изумлению нашел там рассказ, тронувший меня до глубины души: повесть о горе и воскрешении, о дружбе и надежде, а еще более о прощении и непоколебимой преданности.

И в глубине сердца я был рад, что Шерлок Холмс, наконец, вернулся домой.