Это неприятие Барричем способности Фитца можно было бы назвать "гордостью и предубеждением". И тут чего только не намешано - несомненная привязанность Баррича к Чивэлу, самобичевание, что "упустил " его сына ... а также и его собственный Дар. Собственный опыт, возможно, очень горький. Потому Баррич и поступает так жестоко, разлучая Фитца с Востроносом.

"– Фитц! Что с тобой происходит? Что происходит с нами обоими? Ты, в чьих жилах течет королевская кровь, болтаешься по улицам в компании нищих воришек! Бегаешь со стаей, словно неразумная тварь!

Я молчал.

– Надо думать, я виноват не меньше тебя. Подойди сюда. Подойди, мальчик.
Я медлил, и Востронос тоже безнадежно заскулил.

Баррич озадаченно посмотрел на него. Я видел, как медленно, сражаясь с винным туманом, работает его мысль. Он переводил взгляд со щенка на меня, и горестное выражение появилось на его лице. Баррич покачал головой. Потом медленно встал и пошел прочь от стола и щенка, оберегая больную ногу. В углу комнаты была маленькая стойка, на которой лежали странные запыленные инструменты и другие предметы. Баррич медленно протянул руку и взял один из них. Он был сделан из дерева и кожи, задубевшей от долгого бездействия. Баррич взмахнул им, и короткий кожаный хлыст щелкнул по его ноге.

– Знаешь, что это такое, мальчик? – спросил он тихим добрым голосом.

Я молча покачал головой.



– Собачий хлыст. Это инструмент, Фитц. Учебное приспособление. Когда у тебя есть щенок, который не слушается, когда ты говоришь щенку: «Иди сюда», а щенок отказывается подойти – что ж, несколько хороших ударов этой штуки, и щенок учится подчиняться с первого раза. Всего несколько сильных ударов – все, что требуется, чтобы научить щенка слушаться. – Он говорил спокойно, опустив хлыст и позволив короткому ремню легко покачиваться над полом.
Ни Востронос, ни я не могли отвести от него глаз, и когда он внезапно бросил этот предмет Востроносу, щенок завизжал от ужаса, отскочил и быстро спрятался у меня за спиной.

И Баррич медленно опустился на скамейку у очага, прикрыв глаза рукой.

– О Эда, – выдохнул он не то проклятие, не то молитву. – Я догадывался. Я подозревал, когда видел, как вы бегали вместе, но, будь прокляты глаза Эля, я не хотел оказаться правым. Не хотел. Я никогда в жизни не бил щенка этой проклятой штукой. У Востроноса не было никакой причины бояться ее. Если только ты не делишься с ним своими мыслями."

"– Древний Дар, – начал он медленно, лицо его потемнело, и он смотрел на свои руки, как бы вспоминая старый грех, – это власть звериной крови, которая, как и Сила, передается по королевской линии. Поначалу она кажется редким талантом, поскольку дает способность понимать животных. Но потом она овладевает тобой и затягивает, и ты сам превращаешься в животное. В конце концов в тебе не остается ничего человеческого, и ты бегаешь, высунув язык, и пробуешь вкус крови, как будто никогда не знал ничего, кроме стаи. И тогда ни один человек, посмотрев на тебя, не подумает, что ты когда-то был человеком. – Его голос становился все тише и тише. Баррич больше не смотрел на меня, он отвернулся к огню и глядел в угасающее пламя. – Некоторые говорят, что тогда человек принимает облик зверя, но убивает не ради пропитания, а так, как убивают люди. Для того, чтобы убивать. Ты этого хочешь, Фитц? – продолжал он. – Чтобы королевская кровь в твоих жилах смешалась с кровью дикой охоты? Стать обычным зверем среди других таких же зверей, только ради крупиц знаний, которые это тебе принесет? А ты понимаешь, что запах крови овладеет тобой и вид добычи закроет тебе путь назад в твои мысли? – Голос его стал еще тише, и я слышал горечь, которую он чувствовал, задавая мне эти вопросы. – И ты проснешься в поту и в лихорадке, потому что где-то загуляла сука и твой товарищ учуял это, – это ты хочешь принести в постель своей леди?

У меня пересохло во рту, Востронос сжался у моих ног.

– Но я правда не знаю, – попытался я возразить. – Откуда я могу знать, что будет, пока не сделал этого?

– Если ты не знаешь, то я знаю! – взревел Баррич, и теперь я в полной мере ощутил, какую ярость подавлял он все это время и как много он выпил в эту ночь. – Щенок уйдет, а ты останешься. Ты останешься здесь на моем попечении, где я могу не спускать с тебя глаз. Раз Чивэл не хочет, чтобы я ехал к нему, это самое меньшее, что я могу для него сделать. Я позабочусь о том, чтобы его сын вырос человеком, а не волком. Я сделаю так, даже если это убьет нас обоих!

Он нагнулся, чтобы схватить Востроноса за шиворот. По крайней мере, таково было его намерение. Но щенок и я отскочили от него. Вместе мы кинулись прочь из комнаты, но засов был задвинут, и, прежде чем я смог открыть дверь, Баррич догнал нас. Востроноса он отбросил сапогом, а меня схватил за плечо и отпихнул от двери.

Я тут же опомнился, вскочил на ноги и бросился на дверь. Но Баррич, должно быть, запер ее снаружи, потому что я только безнадежно царапал засов. Я чувствовал Востроноса все слабее, по мере того как его уносили все дальше и дальше, оставляя мне взамен отчаянное одиночество. Я хныкал, потом взвыл, царапаясь в дверь и пытаясь вернуть контакт с другом. Потом была внезапная вспышка красной боли, и Востронос исчез. Все его собачьи чувства полностью покинули меня, я кричал и плакал, как делал бы на моем месте всякий другой шестилетка, и бессильно колотил по деревянным доскам. Казалось, прошли часы, прежде чем Баррич вернулся.
– Забудь об этом, мальчик, – предостерег он меня, как будто мог слышать рождавшиеся в моей голове безумные планы о том, что я буду делать, когда он выпустит меня в следующий раз. – Его нет. Щенка нет, и это проклятие и позор, потому что он был хорошей крови. Его родословная была почти такая же длинная, как твоя. Но лучше потерять собаку, чем человека. – Я не пошевелился, и он добавил почти ласково: – Перестань думать о нем. Тогда будет не так больно."