Мой запас гордости иссяк за последние несколько дней, но не настолько, чтобы смутить нас обоих моей готовностью к капитуляции. Лестрейд не ожидал ее, и я не мог себе этого позволить. Мы играли в свою обычную игру, с усталым раздражением с его стороны, и высокомерным безразличием – с моей, всегда сохраняя лицо и помня о прошлом.
- Вы не поверите, если я скажу вам, инспектор, - сказал я, отвечая на его вопрос.
- О, есть множество вещей, в которые я желал бы поверить, мистер Холмс, - ответил Лестрейд, и его глаза согрело что-то вроде понимающей улыбки. – Хотя полагаю, что сейчас у меня есть, что рассказать вам.
- Сделайте одолжение.
Лестрейд какое-то время пристально смотрел на меня, а потом отвел взгляд.
- В Грегсона стреляли.
- Да, я знаю. Видел сообщение в газете.
- Они, что, дают вам здесь читать газеты? Боже, как все изменилось…
-Мне случайно удалось увидеть эту газету. Как он?
Он мрачно покачал головой.
- Плохо. Насколько мне известно, он еще не открывал глаз. Пуля вошла ему сзади в шею, прошла через грудную клетку, и, ударившись о позвоночник, вышла через живот.
- Выстрел был произведен сверху.
- В тот момент он стоял на коленях, поэтому совсем не обязательно, что стреляли откуда-то с большой высоты.
- Никто не видел стрелявшего?
Лестрейд закатил глаза.
- Совсем напротив, у нас уйма свидетелей. Одни говорят, что мимо как раз проезжал омнибус; другие утверждают, что видели дымок из какого-то окна наверху. Один сказал, что видел высокого человека с черной бородой и бегающими глазами, в спешке покидающего место преступления, а другой заявил, что заметил невысокого человека на ходулях. У меня уже есть девять свидетельских показаний о высоких полных мужчинах в коричневых пальто, восемь – о прихрамывающих стариках, и если верить всему, о чем там говорится, все они действовали крайне подозрительно! Говорю вам, мистер Холмс, я изучил массу свидетельских показаний и все они сводятся к одному – что никто не видел ничего, стоящего внимания.
- Обычное дело, инспектор. Десять человек могут быть свидетелями одного и того же инцидента и дать десять крайне противоречивых показаний.
- Ну, это мало чем помогло мне или Грегсону. – Он слегка остыл, и выражение его лица приняло обыденный вид. – Не стану кривить душой, говоря, что мне всегда нравился этот человек, но он один из нас. Понимаешь, что дело плохо, когда приходят и собирают пожертвования в «Благотворительный фонд вдов и сирот полицейских». – Он заколебался. – Вы, наверное, знаете, что у него есть жена и трое маленьких детей.
- Нет, я этого не знал.
- Говорят, что если он и выкарабкается, то, возможно, никогда уже не сможет ходить. Останется на всю жизнь калекой. И он заработал это, выполняя свой долг, так же как это сделал бы любой из нас в подобной ситуации. – Лестрейд покачал головой. – Когда случается нечто подобное, оно заставляет вас остановиться и задуматься. На его месте вполне мог бы быть и я.
- Вы считаете, что это было случайное нападение?
- Время покажет. Все мы сейчас держимся настороже, просто на всякий случай.
- Что если целью был именно он?
Лестрейд пристально посмотрел на меня.
- Почему такое пришло вам в голову?
- Ну, инспектор, вы тоже должны были так подумать.
- Да. – Он вытащил из кармана лист бумаги и внимательно изучал его с задумчивым выражением лица. – Это просто часть нашей работы, когда какие-нибудь негодяи говорят, что отомстят нам за свой арест и прочее в этом роде. Мы слышим это так часто, что привыкли относиться к этому довольно скептически. Если я стану переживать из-за каждого бездельника, что грозит все мне припомнить, я вообще не смогу спать по ночам. В то же время никогда нельзя быть уверенным. Всегда есть исключение из общего правила.
- Лучше вообще никогда не руководствоваться правилами. Исключения бывают всегда.
- Вам виднее, мистер Холмс. Как бы там ни было, кто-то должен был проглядеть документы Грегсона, чтобы знать, над чем он работал. Угадайте, кому это поручили.- Его улыбке явно не хватало энтузиазма. - Там не было ничего особо интересного, за исключением вот этого.
Он протянул мне лист бумаги. Я бегло проглядел его. Это был дубликат сопроводительного бланка на перевод из Ньюгейтской в Постернскую тюрьму заключенного по имени Генри Холмс. Я понимал, что Лестрейд ждет моей реакции; по этой причине я старался оставаться, как можно более бесстрастным.
- Это объясняет, каким образом вы нашли меня. Естественно, связь тут была очевидна.
- Я узнал это имя. Вы использовали его, когда работали стюардом в Танкервильском клубе в том деле, когда человека убило набитое чучело леопарда.
- Насколько я помню, разгадка этой тайны была весьма прозаичной.
- А насколько я помню, вас там едва не убили. Когда я смотрю на вас сейчас, то спрашиваю себя, не повторяется ли сейчас эта история. – В его тоне зазвучал упрек. – Мне сказали, что вы заходили в Скотланд Ярд. Не нужно быть гением, чтобы сложить два плюс два и понять, что вы и Грегсон над чем–то работали вместе. Что это было?
- Вы не знаете? Он никому не сказал?
- Чтоб Грегсон поделился с кем-то из нас своим секретом, если считал, что сможет использовать его в свою пользу? Я знаю, мистер Холмс, что это было давно, но не говорите мне, что вы забыли, насколько амбициозен этот человек. И, когда захочет, может быть непроницаем, как моллюск. Но я не дурак, отнюдь нет. Когда я увидел это имя, то понял, что вы вместе чем-то занимаетесь. Единственное, что я не понимаю, это почему вы не пришли ко мне.
В его словах звучало обвинение, обвинение в обманутом некогда доверии, и обманутом в глазах инспектора совершенно бесповоротно тем, что у него за спиной я обратился к его сопернику. Я рухнул рядом с ним на кровать, чувствуя себя до глубины души измученным и усталым, но тут же поморщившись, отпрянул, забыв о своих ранах и прислонившись к неровной поверхности стены. Лестрейд наблюдал за мной с интересом, в его взгляде я прочел, что он чувствует себя обманутым и ждет объяснений. Хоть это-то я обязан был ему дать.
- Почему? Потому что медлить было нельзя, а вас там не было, Лестрейд. Я просил пропустить меня к вам, но меня не пустили.
Лестрейд удовлетворенно хмыкнул.
- Да, я слышал об этом. Вот почему в нашей приемной сидит Здоровяк Боб Хэтуэй – чтоб не пропускать нежелательных лиц.
- Он крайне серьезно относится к своей работе, - сказал я, вспомнив о приеме, который был мне оказан в Скотланд Ярде и о синяках, полученных при столкновении с дежурным сержантом Хэтуэем.
- Я был не очень-то доволен, когда он сказал мне, что вышвырнул вас на улицу, словно какой-нибудь мусор, но вы не можете его винить, мистер Холмс. У полицейских хорошая память и после того, что случилось в прошлый раз… ну, скажем так, что сейчас вы не самая популярная личность у нас, в Скотланд Ярде.
- Так я и понял. Если б я знал, что вы были в Манчестере, инспектор, я написал бы вам туда.
- Что ж, это справедливо. Вы ведь не знали… - Он недоговорил и в немом изумлении уставился на меня. – Откуда вы, черт возьми, узнали, что я был в Манчестере?!
- Это было не постоянное назначение, ни в коей мере не понижение. Скорее, вы были наняты частным образом, как это предписывается актом Лондонской полиции от 1839 года. Вы закончили расследование к полному удовлетворению вашего клиента и получили прекрасное вознаграждение. Когда вы вернулись в воскресенье домой, то обнаружили, что ваш младший отпрыск болен. Вы повздорили с женой и сейчас все еще не в ладах с ней. О, да, и родня вашей жены все еще гостит у вас. До сих пор я был прав?
- Кто вам сказал? – спросил он.
- Я пришел к этому логическим путем. В вашем пальто есть та жесткость и запах, что свойственны совсем новым вещам, и они говорят мне о том, что вы носите его не больше недели. На бирке имя манчестерского фабриканта. Значит, вы явно были в этом городе. Прежде вы говорили мне, что миссис Лестрейд предпочитает оставаться в Лондоне; следовательно, вы поехали туда не в качестве офицера полиции , официально направленного в город. Значит, речь идет о частном клиенте. Ваши новые ботинки, кожа которых поскрипывала, когда вы вошли сюда, говорят о том, что вы добились успеха и получили денежное вознаграждение, так как обычное жалование полицейского не способствует такой расточительности.
- Я купил их за пять гинней и они вполне стоят этих денег, - сказал Лестрейд, поглядывая на свои ботинки с явной гордостью. – Ботинки полицейского так же важны для него, как и его оружие. Если у вас неудобная обувь, то вы не сможете долго идти. А если не сможете идти, то вряд ли сможете гоняться за каким-нибудь злоумышленником.
- Что касается остального, то на вашем лацкане есть пятно, от которого исходит слабый запах, имеющий отношение к совсем маленьким детям. Следовательно, самый младший ваш ребенок был нездоров.
- Именно так. В ночь на воскресенье его стошнило как раз, когда я держал его на руках. – Он бросил настороженный взгляд на лацкан. – Я думал, что все отчистил.
- Ваша жена не занималась этим потому, что вы поссорились. Я бы сказал, что это произошло из-за денег, что вы потратили на ботинки и пальто, судя по тому, как старались вы оправдать свои расходы минуту назад в разговоре со мной.
Он кивнул.
- Она сказала, что лучше было бы потратить их на другие вещи, и смею заметить, она была права. Но, как я и сказал, я работаю ногами. И мне необходима хорошая обувь. Кроме того, это нехорошо, когда человек моего положения ходит с заплатами, пропускающими влагу. – Лестрейд бросил взгляд на меня, чтобы посмотреть, не стану ли я возражать. – А как вы узнали о моей родне?
- К вашим брюкам прилипло несколько коротких белых волосков. – Я взял один и понюхал. – Даже на расстоянии безошибочно угадывается запах хорька. Ваш тесть любит этих животных, как вы говорили мне, хоть сами вы и не питаете к ним такой привязанности. Так как это существо не может принадлежать вам, то значит, ваш тесть остался у вас на достаточно долгое время, чтобы взять с собой своего хорька. И логично было предположить, что его жена также приехала с ним, несомненно для того, чтобы помочь с детьми в ваше отсутствие.
Лестрейд невольно рассмеялся.
- Я позабыл, как быстро работает ваш ум, мистер Холмс. Вы не утратили своей хватки.
- Только самоуважение, - мрачно произнес я.
- Тюрьма это может. Мне не нравится приходить сюда, и я здесь только случайный посетитель. Внутри у меня все сжимается при одной мысли об этом месте. Я не буду сожалеть, когда эту цитадель снесут. – Лицо инспектора вновь стало серьезным. – Возможно, если б вы сказали мне то, что, что сказали Грегсону, чтобы он поместил вас сюда, это немного прояснило бы дело.
- У меня были основания считать, что один преступник ускользнул от правосудия и оказался в Лондоне.
- Это меня отнюдь не удивляет. Все они рано или поздно направляются в Лондон. Кто был этот человек ? – Я медлил с ответом, и Лестред поднял на меня взгляд. У него в руках был карандаш и открытый блокнот, он был наготове. – На этот раз мне точно понадобится имя, мистер Холмс. Если то, что вы сказали Грегсону, имеет какое-то отношение к тому, что с ним случилось…
- Я абсолютно в этом уверен, инспектор. Человек, которого вы ищете – Вамберри.
- Вам… - он перестал писать. – Мистер Холмс, Вамберри – мертв. Разве вам это не известно? Он был повешен здесь на прошлой неделе.
- Я в это не верю. Нет, он не был казнен, вместо этого он покинул тюрьму, и под новым именем вернулся в Лондон, чтобы отомстить сыщику, арестовавшему его.
- Покинул тюрьму? Мистер Холмс, - раздраженно воскликнул Лестрейд, - не думаю, что вы понимаете, о чем говорите. Из Постерна еще никто не сбегал.
- Именно это и сказал мне Грегсон. Он мне не поверил.
- Не уверен, что это сделаю я. Что заставляет вас считать, что этот человек жив?
- На Пиккадилли его видели два свидетеля, один из них священник, который посетил Вамберри в его камере за несколько дней до казни, а другой продавец магазина, у которого он купил халат.
Лестрейд нервно рассмеялся, но его веселье быстро померкло, когда он увидел выражение моего лица.
- Так вы серьезно? Боже милостивый… Ну, для начала мне понадобятся имена этих свидетелей. Я должен поговорить с ними сам.
- Мистер Уиндраш из магазина «Уиндраш и сыновья» на Жермен-стрит сможет сообщить вам все подробности о посещении его магазина Вамберри. Кстати, он был там под именем Робинсон.
- А священник?
- Преподобный Эндимион… Холмс.
На эти слова Лестрейд отреагировал так же, как я и ожидал.
- Понятно, - сказал он, шумно выдохнув через нос. – А этот Эндимион приходится вам какой-то родней?
- Это, собственно, мой кузен.
- О, еще один ваш кузен. Любопытно, почему меня это не удивляет? – В его глазах мелькнул подозрительный огонек, которого там прежде не было. – У членов вашей семьи есть странная привычка нарываться на неприятности. Что произошло с тем, другим вашим кузеном, кажется, его звали Майлс?
По его тону было очевидно, что инспектор знал о пристрастии Майлса к краже того, чем он не мог завладеть законным путем, а именно ценных и редких предметов искусства. Это его имя требовал назвать Лестрейд во время нашего последнего рокового свидания, когда мой отказ пойти ему навстречу стоил мне его сотрудничества и уважения. Если б я не связал себя обещанием, то сделал бы это, не колеблясь. Частью той сделки, что я заключил со своим кузеном относительно возвращения украденных ценностей, был уговор, что я не выдам его полиции. Я сдержал слово, а Майлс отплатил мне за это, отослав один из предметов непосредственно в Скотланд Ярд, прикрепив к посылке карточку с моим именем. Ничто не могло более действенно настроить там всех против меня.
- Майлс уехал за границу. Эндимион – его старший брат.
-Вот как. Что ж это к лучшему. Если он за границей, то это не моя забота. Но, - добавил Лестрейд многозначительно, - если он когда-нибудь вернется, то это уже будет совсем другое дело. Я пришел к окончательному выводу, что это его рук дело.
- Да, я думал, что вы так и решите.
- После того, как вы ушли, я стал думать, как бы я поступил на вашем месте. Я вас не виню.
- Очень великодушно с вашей стороны, Лестрейд. Я-то уж точно виню себя.
Я чувствовал на себе его пристальный взгляд, и, в конце концов, был вынужден поднять на него глаза. Добившись моего внимания, он сказал нечто такое, чего я никак не ожидал услышать.
-Знаете, я искал вас несколько месяцев после нашей последней встречи. Заходил на Монтегю-стрит, но узнал только, что вы выехали, и ваша хозяйка не знала куда.
Для меня это было открытием. Большую часть года я считал, что Лестрейд затаил на меня обиду. Теперь я узнал, что все было совсем наоборот.
- Поэтому я естественно пошел к вашему брату.
- Вы говорили с Майкрофтом?
- Да, - задумчиво проговорил Лестрейд. – Он не очень похож на вас, не правда ли, мистер Холмс? В общем, он сказал мне, что вы покинули Лондон и бросили свою игру в сыщика.
- Он так сказал?
Это не должно было меня удивить. Майкрофту всегда доставляло удовольствие разрушить мои планы и устремления, и он с самого начала объявил себя противником моей общепризнанной карьеры. Весть о том, что он умышленно пытался повредить моей работе, оскорбила меня до глубины души. Не удивительно, что расследований у меня было немного. Мой брат, привыкший вмешиваться не в свое дело, пытался лишить меня работы, чтобы подчинить.
- О, он был очень откровенен, - продолжал Лестрейд, не замечая мою досаду. – Сказал, что вы поняли, что пошли не тем путем, и теперь обрели достойную профессию где-то на севере. Ну, после этого я решил, что это конец. Честно говоря, я спрашивал себя, не был ли слишком резок с вами, и не это ли стало причиной вашего отъезда. Я надеялся, что когда-нибудь наши пути вновь могут пересечься, но никогда не думал, что это произойдет вот таким образом. Я имею в виду, увидев вас за решеткой. Я и помыслить не мог, что вы сможете подчиниться тюремному режиму. Какую игру затеял Грегсон?
- Он хотел, чтоб я доказал, что отсюда можно сбежать. Он дал мне неделю. Десять фунтов, если я добьюсь успеха.
- Вы заключили пари?
- Не совсем.
- У вас есть десять фунтов?
- А как вы считаете, инспектор?
- Ясно. – Он нахмурился. - Зная Грегсона, можно сказать, что он потребовал бы оплаты, если не деньгами, то натурой. Он не тот человек, что мог бы отказаться от платежа.
- Он сказал, что я мог бы помогать ему время от времени.
- И таким образом одержал бы надо мной верх. – Инспектор вздохнул с видом человека, который повидал этот мир, и все же всегда будет удивляться подобным его проявлениям. – Что ж, мистер Холмс, в свое время я уже убедился, что эта жизнь – странная штука, но это переходит всякие границы. Впрочем, все мы делаем промахи, и я не тот человек, что станет бить проигравшего.
- Я бы не сказал, что это была совершенно пустая трата времени и сил, - сказал я, остро желая восстановить хотя бы какие-то остатки моей погубленной репутации. В конце концов, я извлек кое-что из полученного здесь опыта, кроме шатающегося зуба и множества синяков всех цветов радуги. – Две ночи назад я пытался бежать и потерпел неудачу. Я пришел к выводу, что это невозможно, по крайней мере, для обычного заключенного со средним умом, и уж тем более для человека, находящегося под непрерывным надзором охраны, как это здесь предусмотрено в отношении приговоренных к смертной казни.
- Значит свидетели, утверждающие, что видели Вамберри, ошибаются?
- Нет, я уверен, что они его видели. И я также уверен, что это он ранил Грегсона.
- Но как…
- Очень просто, инспектор. Ему позволили уйти из Постерна.
Лестрейд изумленно уставился на меня, его рот приоткрылся, и он то открывал, то закрывал его вновь, точно рыба, выброшенная на берег.
- Убийце, приговоренному к смертной казни, разрешили выйти на свободу? Это невозможно.
- Невероятно, но очень даже возможно.
- Но почему? Что могло заставить их пойти на такой риск?
- Самый очевидный из всех прочих побуждающих мотивов – деньги. Риск был минимальным. Вы сами сказали, что стараетесь сюда не приезжать. Полагаю, что вы в этом не одиноки. Постерн удобно укрыт от пристального внимания приличного общества. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон. И все же если когда-нибудь какое-то место требовало более пристального изучения, то это Постернская тюрьма. Лестрейд, здесь налицо моральное разложение, результатом которого является смерть заключенных и полное безразличие служащих здесь тюремщиков. Общественность Великой Британии говорит, что, будучи преступниками, они не заслуживают лучшего, но когда врач не желает покинуть свой клуб, чтоб навестить умирающего, не пытайтесь уверить меня, что такое бесчеловечное бездушие служит делу правосудия.
Лестрейд в почтительном молчании выслушал мою речь.
- Я не устанавливаю правила, мистер Холмс, - сказал он. – Моя работа состоит в том, чтобы арестовывать тех, кто нарушает закон. Что будет после, предстоит решать суду.
- Вот подобное отношение как раз и позволяет коменданту Мерридью процветать, не встречая никаких возражений.
- Вам будет приятно услышать, что это не надолго. Через шесть месяцев Постернскую тюрьму закроют.
Я фыркнул.
- Полагаю, что Мерридью ждет комфортная жизнь в отставке на те доходы, что он получил, пользуясь безразличием общества. Если б не мой кузен, мы бы никогда не узнали о его побочном доходе.
- Вы не можете этого знать. Мерридью – это одно, но ведь на казни присутствовали и другие люди? Врач, священник, охранники…
- Все были куплены, Лестрейд. Вамберри – состоятельный человек. За деньги в наше время можно купить все, что угодно, даже мертвое тело, которое должно было занять его место. Заключенный по имени Билли Портер умер в тюремном лазарете в ночь накануне казни. И это его труп был повешен там. Им нужно было соблюсти все формальности, чтоб другие заключенные ничего не заподозрили. Один из них сказал, что слышал звук падающего тела, по видимому, так же, как и другие. Если бы позже, кто-то стал задавать вопросы, они все бы упомянули этот факт.
Лестрейд покачал головой.
- Мне это не нравится. Даже если то, что вы говорите, правда, как мы это докажем? Нельзя будет просто выкопать труп, даже если я получу ордер на эксгумацию. Видите ли, они хоронят здесь покойников в негашеной извести. Неделю спустя мы уже не сможем никого опознать. Что касается Мерридью и всех остальных, они никогда не признаются, что принимали в этом участие.
- Тогда вы можете начать с ареста Вамберри. Мне кажется, что для столь злобного и уязвленного человека, смерть арестовавшего его инспектора может показаться недостаточной. Не звучали ли в последнее время и другие выстрелы? Не пострадал ли кто-нибудь из представителей закона?
Лестрейд бросил на меня короткий взгляд.
- Думаете, он решит отомстить и судье?
- Почему бы нет, если он уже так делал? Как вы сказали, вы же только производите арест; далее все в руках судей.
- Теперь, когда вы сказали об этом, - сказал Лестрейд, в задумчивости нахмурив брови, - я припоминаю, что слышал что-то об адвокате, найденном мертвым в своей квартире, с пулевым отверстием в голове. Это было не мое дело, и я не знаю подробностей, но…
- Вы не верите в совпадение?
- Не особенно, нет, не верю. Но если за этим стоит Вамберри, то это же было рискованно.
- На самом деле, нет, инспектор. Вы бы долго и безуспешно пытались найти связующую нить, ища подозреваемого среди живых, вам и в голову бы не пришло добавить в список подозреваемых мертвого человека.
- Мне нужно будет установить имена всех офицеров, что могли попасть в список «отмщения» Вамберри, и теперь нам нужно узнать, каким будет следующий его удар, если он намерен расквитаться со всеми.
Я встал, чтоб размять свою ноющую спину, пораненные мускулы быстро начинали болеть, долго находясь в одном положении.
- Вы могли бы сообщить прессе, что Грегсону стало лучше, и врачи надеются на его полное выздоровление. Вы могли бы также рассказать им, где он проходит лечение.
- Вы хотите, чтоб я использовал его как приманку? Думаете, Вамберри попытается …прикончить его?
- Он представляется мне человеком, который любит доводить дело до конца. Можно многое сказать о человеке, который не считает возможным отправиться в дальние страны, не взяв собой халата. Он явно не тот человек, что полагается на волю случая. Мысль, что Грегсон может поправиться после всего, на что он пошел, чтоб его убить, вполне может выманить его из той норы, в которой он сейчас прячется. Если же из этого ничего не выйдет, - добавил я, - вы могли бы застать Мерридью на месте преступления. В четверг должны повесить Моргана. Насколько я понимаю, он также располагал значительными средствами.
- Ну, они , конечно, же не станут делать это снова?
- При последней казни? Их последнем шансе получить солидный куш и извлечь выгоду из своего служебного положения? Вы, в самом деле, так считаете?
Лестрейд поднялся.
- Я думаю, что вы были бы полезнее нам там, чем здесь. Это займет пару дней. Вы сможете не конфликтовать с властями до тех пор?
Я улыбнулся в ответ.
- Сделаю все, что смогу, инспектор.
- Если судить по вашему виду, то я бы сказал, что хуже уже некуда. Знаете, по какой причине Грегсон согласился поместить вас в эту дыру?
- Чтоб преподать мне урок.
Лестрейд мрачно кивнул.
- Он знал, что вам ни за что не сбежать отсюда. И он бы имел над вами власть до конца ваших дней, принуждая помогать ему. Это так было на него похоже. – Лестрейд кашлянул. – Ну, то есть , это на него похоже. Если он вернется на службу, мне надо будет сказать ему пару слов.
Он протянул руку.
- Рад был снова увидеть вас, мистер Холмс, - сказал он. – Мне следовало бы знать, что вы никогда не откажетесь от этой профессии, что бы ни говорил ваш брат. Раз у вас в крови этот инстинкт, он никогда не оставит вас, - о боже, как раз вовремя. Они, должно быть, читают мои мысли.
Мы оба услышали звук приближающихся торопливых шагов, и потом поворот ключа в замке. Надо было заканчивать разговор, но у нас было достаточно времени, чтобы заключить мир. Лестрейд уходил, вооруженный всеми теми знаниями, что мне удалось здесь добыть, и я был рад перспективе скорого освобождения. Мои надежды были не напрасны.
Но этот оптимизм оказался преждевременным, ибо, когда мы уже прощались, дверь распахнулась, и в камеру влетел охранник, которого мы видели прежде. За ним с осколком медицинской бутыли в руке вбежал Риган, разъяренный , как буйвол. Прежде, чем кто-то из нас успел что-то предпринять, он сменил одного заложника на другого. Он обхватил одной рукой шею Лестрейда, а другой прижал свое стеклянное оружие к шее жертвы, на которой тут же выступили крошечные капельки крови.
- Не двигаться! – проревел Риган, яростно глядя на меня. – Если кто-то пошевелит пальцем, я убью его, ясно?! Теперь ты. – Он ткнул пальцем в охранника. – Ты пойдешь и скажешь Мерридью, что я держу здесь сыщика, и перережу ему горло, если начальник не сделает то, что я скажу. Иди, иди и скажи, что я хочу выйти на свободу. Если он не выпустит меня, то кровь мертвого сыщика будет у него на руках!