Возможно, перевод этой главы не без греха, когда заканчивала его, усомнилась, что буду выкладывать, но решила все же продолжить - я точно добью эту эпопею о молодом Холмсе. Но главу оставила как есть
Глава 9
- Ну, давай! – крикнул Риган заколебавшемуся, было, охраннику. – Скажи Мерридью, чтоб расчистил для меня дорогу. Чтоб между этой камерой и воротами тюрьмы никого не было, не то мистеру Лестрейду не поздоровится!
Охранник проглотил комок в горле, на лбу его выступил пот. Что бы он ни собирался сказать, я сомневался, что это будет очень убедительно.
- Ну, же, Риган, подумай, - запинаясь, проговорил он. – Отпусти инспектора, и мы поговорим об этом.
- Разговор окончен! – проревел Риган, сильнее сжимая хватку на горле своей злополучной жертвы.
Я старался не морщиться, когда зубчатое стекло бутылки стало рассекать воздух перед уже поцарапанной шеей Лестрейда.
- Убирайся! – крикнул Риган, когда охранник вновь заколебался. – И оставь мне твои ключи, если не желаешь оказаться здесь с мертвым полицейским на руках.
После того, как охранник кончил возиться со своим ремнем – это время показалось мне вечностью-, бросил ключи на кровать и поспешно ретировался, нам оставалось извлечь максимум пользы из этой ужасной ситуации. Мы втроем оказались в ловушке в этой крохотной камере: Лестрейд, которого держал мертвой хваткой полный решимости преступник, побег которого один раз уже кончился неудачей, и его высекли за это до крови; теперь он пошел на более отчаянные меры; и я, не имеющий пока понятия о том, какая роль в этой драме была уготована мне.
Я подозревал, что Риган тоже был в этом не уверен. Я был неизвестным элементом, не взятым во внимание при наспех спланированном предприятии, и теперь пребывал в не совсем понятном положении. В некоторой степени я мог позавидовать этой импульсивности и безрассудному оптимизму Ригана. На его месте я бы подумал о всех возможных последствиях и, в конце концов, сказал бы себе, что нужно отказаться от этой попытки, которая явно грозит окончиться неудачей. Но Риган увидел эту возможность сбежать и ухватился за нее, не думая, как ему удастся довести задуманное до конца. И, увы, его расчет никуда не годился.
Если моя сила заключалась в возможности действовать, то сила Лестрейда, как он понял сейчас, была исключительно в словах. Он не пытался бороться с захватившим его преступником; справедливости ради надо сказать, что он мало что мог сделать , защищаясь против того, кто был на голову выше и , к тому же, прижимал к его горлу осколок разбитой бутылки.
- Риган? – с трудом произнес инспектор. – Здоровяк Боб Риган? Недаром мне показалось, что я узнал этот голос.
- Да, это я. Полгода назад Вы арестовали меня за ограбление. Меня посадили на два года.
- Мне жаль это слышать.
- Я не говорю, что не виноват. Против вас я ничего не имею, мистер Лестрейд, но когда я случайно услышал, что сюда пришел полицейский, чтоб допросить Холмса, то не стал топтаться на месте, выясняя, кто он такой. Я сказал, что заболел и мне нужен врач. Но не успели они привести меня в лазарет, как я разбил эту бутылку и сказал охраннику, что хочу видеть вас.
- Что ж, я вас слушаю, - сказал Лестрейд. – Что все это значит, Риган?
- Это все они, - проговорил тот сквозь зубы. – Вот на что они заставили меня пойти. За всю жизнь я никому не причинил вреда, вам это известно, инспектор, но я должен выбраться отсюда и вернуться домой. Понимаете, это все моя девочка. Я получил от жены письмо, где говорится, что моя малышка заболела и долго не протянет. Я сказал об этом Мерридью, но он только рассмеялся мне в лицо. Сказал, что существуют правила. И он не позволит мне повидаться с ней.
- Правила, в самом деле, существуют, Риган. Он вас не обманывал.
- К дьяволу все правила! Это же моя девочка, моя дочурка. У вас же тоже есть дети, мистер Лестрейд. Вы знаете, что это такое. Ведь ради каждого из них мы бы прошли сквозь огонь и воду, ведь правда же? Так я и сказал Мерридью. Я сказал ему, что отбуду свой срок с самого начала, если только он позволит мне увидеть ее еще хоть раз. Но нет, у него нет сердца. А это неправильно - не пускать отца к его ребенку. Все, что я просил, мистер Лестрейд, это лишь одно свидание. И он отказал мне! Ну, теперь-то ему придется меня выслушать.
Стремясь к своей цели, он спиной потащил Лестрейда к все еще открытой двери. Я сделал к ним шаг и остановился, когда увидел взгляд Лестрейда. Он, конечно, не был трусом, но эта молчаливая просьба ничем не провоцировать Ригана показалась мне чрезвычайно безрассудной. Мне надо было убедиться, что он знает, что делает.
- Риган, послушайте меня, - настаивал инспектор, - Мерридью не станет иметь с вами дел, пока вы будете угрожать мне подобным образом. Отпустите меня, и я поговорю с Мерридью по поводу вашей дочери.
- Вас знают, как справедливого полицейского, и я ничего против вас не имею, но этот Мерридью – сам дьявол! Посмотрите, до чего он довел меня. За все время, что я промышлял воровством, я ни разу не ударил даже собаку.
- Зачем тогда начинать это делать теперь? Ведь еще не слишком поздно и можно повернуть назад.
- Для моей Эмили будет слишком поздно, если я не увижу ее в самое ближайшее время. Просто пойдемте со мной, мистер Лестрейд , не поднимайте шума, и с вами не случится ничего дурного.
Он не станет рассуждать. Ничто не должно стоять на его пути, когда дело касается его ребенка. Я уже представлял себе грядущую трагедию. Мерридью никогда не позволит ему уйти, а Риган не станет капитулировать. Оказавшись между двух огней, Лестрейд может и не выжить. Если это случится, его смерть надолго останется тяжким бременем на моей совести. Он приехал в Постерн из-за меня, и теперь я обязан был сделать все, чтоб он уехал отсюда живой.
А это значило, что надо было вновь влезть в презренную шкуру Генри Холмса. Я проклинал за это Ригана. В тот момент, когда я считал, что могу уже не беспокоиться за свой здравый ум, я вновь был вынужден уйти в тень. Конечно, при подобных обстоятельствах это была не такая уж большая цена за жизнь человека и мое столь ожидаемое освобождение. Потом уже я могу покончить с Генри навсегда или, по крайней мере, до следующего раза, когда мне потребуется его личина. Я безропотно отошел в сторону, уступая место своему неопрятному, подавленному и опустошенному второму «я». Хотя меня несколько беспокоило, что с каждым разом мне становилось все легче надевать на себя этот отвратительный образ.
- Риган, - сказал я, когда он снова начал двигаться к открытой двери, таща за собой свою несчастную жертву. – Позвольте мне пойти с вами. Я могу помочь.
- Мне не нужна помощь от таких, как вы, - буркнул он.
- Вы не сможете все сделать один.
- Кто это сказал? Вы? – Он презрительно фыркнул. – Вы и сами-то не слишком далеко ушли. Говорят, что Морстейн Джонс рассказал тюремщикам о ваших планах. Вам не следовало доверять этому жалкому мерзавцу.
- Я ему и не доверял.
Я сделал шаг вперед. Риган напрягся. Я остановился, увидев, как побелели его пальцы, сжимавшие горлышко бутылки.
- Я не прошу вас об одолжении, - сказал я, - но мне кажется, что мы можем помочь друг другу. Вы хотите поехать домой к вашей дочке. Ну, а меня ждет возлюбленная, а вот этот малый ждет, когда ему представится возможность выбраться отсюда и чтоб я не путался у него под ногами.
- Мне совершенно наплевать на вашу подружку, Холмс.
- А вот ей, боюсь, будет наплевать на меня, если я не выберусь отсюда в ближайшее время.
Надеюсь, что говорил достаточно убедительно. Возможно, я был не лучшим лжецом, но это было лучше, чем признаться в правде, и чем уповать на милость Мерридью, лучше уж увидеть, что Лестрейд невредимым высвободится из крепкой хватки Ригана.
- Да, ладно вам, Риган. Я же не прошу вас взять меня с собой. Каждый будет сам за себя, как только мы окажемся за воротами. Но сперва надо попасть туда.
Я сделал еще один шаг в его сторону. На этот раз Риган не шелохнулся.
- Вы же знаете, что они не станут облегчать вам задачу. Я слышал, что в прошлый раз они поджидали вас. И их было много.
- В этот раз они на это не пойдут, не теперь, когда у меня есть заложник.
- Они найдут способ. Ведь вам надо будет подыскивать ключи и отпирать двери. А руки у вас будут заняты, ведь вы будете держать инспектора.
Риган окинул меня подозрительным взглядом.
- С какой стати мне вам доверять? Может, вы на него работаете, - сказал он, плотнее прижимая руку с бутылкой к шее Лестрейда. – Такое уже бывало не раз. За что вы сидите?
- Я вор, как и вы. Спросите инспектора, если не верите. Он вам скажет.
- Это правда?
Лестрейда не надо было уговаривать подыграть мне, и он тут же взялся за дело, проявив в отличие от меня большую фантазию.
- Он воровал у старых вдов, вот на чем специализировался Холмс, - сказал он. – И вот почему я здесь. Я хотел получить у него информацию о его дружках, промышляющих на Оксфорд-стрит.
- Тогда он совсем не такой, как я, - сказал Риган. – Я никогда не воровал у тех, кто еле-еле сводит концы с концами. Я ворую, потому что вынужден, а не потому что так хочу.
- Ну, и я тоже само собой, - поспешно сказал я.
Риган скривил губы в презрительной усмешке.
- Когда в последний раз вы слышали, как ваше дитя горько плачет, потому что она голодна, а вам нечем ее накормить? Или в вашу дверь стучал хозяйский клерк , потому что пора вносить арендную плату за жилье, и если вы не в состоянии это сделать, то вас выдворят либо просто на улицу, либо в работный дом? – Он злобно посмотрел на меня. – Вы мне отвратительны. Такие , как вы, - подлейшие из подлецов. Мне не нужна ничья помощь, а уж тем более, ваша.
- Думайте, что хотите, но без моей помощи вам никогда не увидеть вашу девочку. Мерридью высечет вас и посадит в темную камеру еще прежде, чем вы пройдете полпути к внешнему двору.
- Если он сделает это, я убью инспектора.
- Тогда вас вздернут. И чем это поможет вашей Эмили?
Мне показалось, что прошла целая вечность, и я видел, как в течение этого времени Риган никак не мог решить, как поступить. Потом, наконец, мои аргументы оказались сильнее, и он смягчился.
- Я не возьму вас с собой, когда мы выберемся наружу.
- Я вас и не прошу.
- И я вам не доверяю.
- А вам не кажется, что если я собирался выкинуть какой-нибудь фокус, то я бы это уже сделал? – Я кивнул на Лестрейда. – Вы можете считать его справедливым, Риган, но для меня он никто. Я просто хочу выбраться отсюда.
- Не знаю, может ,вы и не лжете, Холмс. Думаю, что Вебб вряд ли бы так с вами обошелся, если б вы работали на мистера Лестрейда. Но единственное, что я знаю и чем руководствуюсь: нельзя никому доверять.
- Я уже уяснил это для себя.
Риган фыркнул.
-Ну, если пойдете, берите ключи и идите впереди меня. Я не доверю вам идти у меня за спиной.
В отличие от охранника я не колебался. Пока Риган не передумал, я вышел из камеры и пошел по коридору к первой запертой двери. Если бы я остановился и попытался дать происходящему рациональное объяснение, то мог бы сказать, что то, что мы делали, было форменным безумием. То, что все это было продиктовано желанием посочувствовать страдающему отцу, делу не поможет. Лестрейд был прав, говоря, что существуют правила, но , в конечном счете, как воплощать их в жизнь решал только Мерридью. Риган обратился к нему, погрязнув в бездне отчаяния. Он не выразил ему ни капли сочувствия, а лишь рассмеялся в лицо.
Я не надеялся, что Мерридью изменит свое отношение к этому делу из-за того, что под угрозой была человеческая жизнь, пусть даже жизнь инспектора Скотланд Ярда. На каждом повороте я готов был встретить шеренгу охранников, поджидающих нас. У меня вырвался вздох облегчения, когда я обнаружил еще один пустой проход. У нас еще есть время, - продолжал говорить я себе. С каждой открытой дверью и коридором, что приближали нас к свободе, Риган позволял себе немного расслабиться. И если нас не захватят где-то по пути, его внимание должно было стать рассеянным, рука его соскользнет с шеи Лестрейда, и это безумие закончится.
Однако, это случилось прежде, чем был окончен наш удачный побег. «Не доверять никому» - к этому уроку Риган относился очень серьезно. Ни разу он не позволил мне идти за ним и не доверял мне настолько, что следил за каждым моим движением. Он практически гнал меня вперед перед собой, и я был таким же пленником его блажи, как и бедный Лестрейд. Я всегда считал себя находчивым, но даже я впал в уныние при виде того, что предстало пред нашим взором за самым последним углом.
Двойная дубовая дверь, окованная железом, была единственной преградой, отделявшей нас от нашего последнего препятствия. За ней располагался главный двор, обнесенный со всех четырех сторон шестифутовыми стенами с шипами наверху, куда почти за неделю до этого я был доставлен вместе с другими узниками, и воображал, что намного умнее своих компаньонов и сбежать отсюда будет делом нескольких дней. С той поры за свою самонадеянность я получил хороший урок, шатающийся зуб и изрядное количество синяков и ссадин.
- Ну, давайте же, - пнул меня Риган. – Открывайте. Чего вы ждете?
Пожертвовать зубом и собственным самоуважением лишь для того, чтоб убедиться в своей неуместной гордости и неведении, было ужасно глупо. Я был уверен в том, что знаю о том, что находилось за той дверью, и это была отнюдь не свобода.
- Не могу, - сказал я, поворачиваясь к нему лицом. – Это ловушка.
Лицо Ригана исказилось, и сейчас на нем появилась гримаса бешеной ярости.
- Я знал, что этим кончится. Вы пытаетесь меня остановить!
- Не я, а они. Тот охранник, наверное, уже все рассказал Мерридью. Почему еще не было сигнала тревоги?
- Мне все равно. Дайте мне эти ключи. Я сам открою дверь!
Я сделал шаг назад, не давая ему ключи.
- Они ждут вас там, Риган, неужели вы не понимаете? Мерридью всегда так поступает. В ту ночь, когда я пытался бежать, они не останавливали меня до самого последнего момента.
Риган пристально посмотрел на меня, по его зрачкам почти можно было проследить работу его мысли.
-Да, со мной они поступили точно так же. Я дошел до внешних ворот и там меня поджидал Вебб. Вы правы, Холмс. Не сомневаюсь в том, что они будут там. Только в этот раз я хозяин положения. Они ничего не смогут сделать, пока у меня в руках мистер Лестрейд.
- А что если они будут вооружены?
Я сказал это от отчаяния. Такое соображение не раз приходило мне в голову, пока мы все более приближались к заветной цели. Тот, кто пытается бежать отсюда, опираясь на собственную смекалку, будет иметь дело с Вебом и его собственными методами наказания. Но угрожать расправой заложнику – это совсем другое дело. И если я был прав в отношении того, что случилось во время «казни» Вамберри, то им понадобится тело для экзекуции над Морганом, которая должна состояться через два дня.
Я не думал, что это может остановить Ригана, но эта мысль, по крайней мере, заставила его задуматься.
- Они не посмеют, - сказал Риган, хотя по его голосу было понятно, что он не совсем в этом убежден.
- Если вы сделаете шаг за порог, Риган, и они увидят, что вы угрожаете мне, вас пристрелят, - сказал Лестрейд. – Не валяйте дурака. Сдавайтесь.
Это была неудачная фраза, которая уж точно никак не способствовала тому, чтобы сомнения, брошенные мной в почву, пустили корни. Уж не говоря о том, чтоб убедить его в тех сомнениях, что я зародил в нем, ничто не могло укрепить решимость Ригана сильнее, чем то, что кто-то поставил под сомнение здравость его суждений. Он сильнее сжал свою руку, и на минуту, когда осколок бутылки вплотную прижался к его шее , я, было, подумал, что Лестрейду конец,.
- Тогда им лучше попасть в меня с первого выстрела, верно? – шепнул ему на ухо Риган. – В противном случае вам же будет хуже, инспектор. Откройте эту дверь, Холмс, или отойдите в сторону. Можете идти со мной или нет, мне все равно.
- А как же ваша дочка? – сказал я. – Если вас застрелят, то вам уже никогда не увидеть ее живой.
- Тогда я просто увижу ее гораздо раньше, чем думал.
- А что, если она поправится? Вы же ведь хотели бы дожить до этого? Подумайте! Ведь вы находитесь здесь гораздо дольше меня. Отсюда есть еще какой-нибудь путь?
Что-то из сказанного мной, наконец, попало в цель. Я видел, что его решимость броситься в неизвестность, не зная, что ждет его там - смерть или слава,- сменилась чем-то очень похожим на надежду.
- Лощина Висельника, - сказал он. – Они пользуются этим путем, когда везут хоронить мертвых. Они всегда выносят их окольными путями, чтоб их не видели другие заключенные.
-Это уже лучше. – Я мельком бросил взгляд на Лестрейда и увидел облегчение на его лице. Очевидно, я был прав в отношении того, как действовал Мерридью. – Вот каким путем мы пойдем. Для них это будет неожиданностью.
Как и прежде, мне пришлось идти первым. Первая часть нашего пути была мне знакома с того дня, когда меня привели к доктору Мартину для первоначального обследования. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Мне подумалось, что теперь мое физическое состояние было гораздо хуже, чем в тот раз, когда доктор вынес свой вердикт и признал меня годным к работе. Ну, а что осталось от моего рассудка после многих часов, проведенных в темной камере, где взрослый человек с трудом мог вытянуть руки, и после томительной монотонности ступального колеса – об этом надо говорить отдельно.
Я пришел в ужас от мысли, как мало нужно, чтоб заставить меня «прогнуться». Угроза скуки вызывает у человека с активным мозгом такое же смятение, как дыба или прочие орудия пытки у человека, мужество которого не превышало среднего уровня. Истязания Вебба это пустяк – в конце концов, раны заживают, но вред, причиненный уму застоем, когда он вынужден работать в холостую и поедать сам себя, без пищи, которую мог бы перерабатывать, может быть и разрушительным и необратимым.
И даже эта безумная идея побега, пришедшая в голову Ригану, принесла приятное облегчение. Конечно, я сожалел о том положении, в которое попал Лестрейд, но я точно не сожалел о том, какую сложную задачу представляла собой сложившаяся ситуация. Я даже уже начал верить в то, что мы сможем ее разрешить.
Эта надежда рухнула, когда мы услышали, как сзади нас распахнулась тяжелая дверь, стукнувшись об стену, а затем послышался топот бегущих ног. Они устали ждать и пришли сюда, чтоб перехватить нас. Может быть, они даже поняли, в чем причина нашей задержки.
Как бы там ни было, перспектива оказаться схваченным вызвала у Ригана панику. Зная, что мы не сможем убежать от наших преследователей, он искал путь к отступлению. За нами была дверь в кабинет доктора. Риган не стал меня дожидаться и толкнул дверь спиной, заставив ее открыться , и потащил за собой Лестрейда. Секундой позже я последовал за ним. Закрыв дверь и заперев ее на засов, я услышал , как звук шагов стал ближе, а потом стих возле запертой двери, и раздалось приглушенное проклятие, произнесенное голосом, очень похожим на надзирателя Вебба.
Ну, он мог подождать, так же как и мы, теперь , когда мы сами себя заперли в помещении, из которого не было выхода. И мы были здесь не одни. Обнаженный по пояс заключенный стоял перед столом, за которым сидел доктор Мартин, на лице которого было написано возмущение.
- Какого черта… - начал он, поднимаясь со стула, - Как вы посмели сюда войти, когда я осматриваю заключенного… Что все это значит, Риган?
- Сядьте и заткнитесь! – проревел Риган.
Надо отдать Мартину должное, его нелегко было запугать. Однако, легко строить из себя храбреца, когда к твоему горло не приставлен осколок разбитой бутылки.
- И не подумаю, - сказал он. – Риган, ты что, лишился рассудка? Сию минуту отпусти этого человека!
- Теперь он мой пленник. Так же, как и вы, доктор Мартин.
Тот приподнял бровь.
- Я? Как ты собираешься помешать мне выйти отсюда?
- Холмс вас задержит, - сказал Риган, кивнув на меня.
- Мне следовало бы это знать, - сказал Мартин, глядя на меня с присущей ему долей презрения. – Дерьмо всегда всплывает на поверхность.
- Вы останетесь здесь, с нами до тех пор, пока Мерридью не даст мне то, чего я прошу, - сказал Риган. Он кивнул пациенту доктора. – Ты тоже, Типпет.
Я провел уже немало времени среди заключенных, чтобы узнавать их в лицо, даже если и не знал по имени. Артур Типпет был бледным, худощавым мужчиной лет сорока, давно уже покорившимся своей участи; отчасти в этом были виновны тюремщики, отчасти другие заключенные и сама здешняя жизнь. Мне было известно о нем лишь то, что его должны скоро выпустить, чем, собственно, наверное, и объяснялось его присутствие в кабинете врача. Видимо, это должен быть его последний осмотр – хотя теперь с вторжением сюда Ригана эта вожделенная свобода была уже не столь явной перспективой для него.
- Риган, ну, будь же благоразумен, - проговорил он, натягивая рубашку. – Завтра я выхожу отсюда.
- Я не буду стоять у тебя на пути, если только Мерридью проявит подобное благодеяние и в отношении меня.
- А если не проявит?
- Тогда мы оба останемся здесь немного дольше, не так ли? – Он кивнул на дверь, что вела в комнату, где перед осмотром обыскивали новоприбывших узников. – Взгляните-ка кто там, Холмс. Нам не нужно сюрпризов.
Я думал, что найду там заключенных из самой последней партии, прибывшей в Постерн, и так и вышло. Там стояли двое мужчин, один – невысокий и приземистый, с квадратной челюстью и сломанным носом, другой – еще более низкорослый и худой, с копной золотисто-рыжих волос и лицом, усеянным старыми следами оспы. Они вскочили от внезапного стука в дверь с другой стороны, которую начал открывать присутствовавший там охранник. Но вот чего я не ожидал, так это того, что увижу среди тех заключенных Мостейна Джонса; он, сгорбившись, сидел в самом дальнем углу, и на лице его был написан неподдельный страх.
Новичкам понадобилось гораздо меньше времени, чтоб понять сложившуюся ситуацию, чем мне, чтоб все объяснить. С охранником не возникло никаких проблем, и он смиренно присоединился к нам в кабинете доктора Мартина. Джонс плелся позади всех, явно испытывая большую неловкость и не смея встречаться со мной взглядом. Если учесть, чего мне стоило его вероломство, у него были весьма веские причины опасаться моей реакции, особенно при нынешних обстоятельствах. Однако, меня он сейчас волновал меньше всего.
Разговаривая с доктором Мартином, Риган отвел взгляд от Типпета. Он бросился к двери и начал открывать засов , прежде, чем мое восклицание заставило опомниться Ригана.
- Сегодня меня выпускают, - заныл Типпет. – Риган, я не могу здесь остаться. Я не могу быть в этом замешан. Я хочу поехать домой. Это не мое дело.
Он схватился за дверную ручку. Между дверью и притолокой появилась полоска света. Я бросился к нему, пытаясь предостеречь, но было слишком поздно. Пуля ударила его в спину, отшвыривая в комнату. Мне удалось вновь закрыть дверь, когда еще одна пуля, пробив в дереве дыру, просвистела мимо моего уха, вновь поразив уже шатающегося Типпета. Он повернулся, забрызгав стену своей кровью, и упал мне на руки, дергаясь в предсмертных судорогах. Дыру, появившуюся у него на рубашке, окружало алое пятно, становившееся все больше и больше, кровь, выступившая у него на губах, не давала ему говорить. Он умоляюще смотрел на меня, вытаращив глаза, а его окровавленные губы раскрывались все шире, но я ничем не мог ему помочь, кроме как крепко держать его, пока с его губ не сорвался последний вздох и он тихо умер у меня на руках.