Христос воскрес! Всех с Праздником Святой Пасхи!



Опять я невольно впадаю в мистическое настроение, хотя на самом деле никакой мистики тут нет, просто так устроен этот мир, только надо уметь видеть и слышать)
Так вот, проснувшись, вспомнила сразу о своих планах, что наконец закончу перевод и что еще в этом роде надо сделать и завершить. Тут же всплыла мысль о Пасхе, но вот как сказала тут одна девушка:"где я, и где Пасха?" И православная я весьма себе посредственная. Хоть этот праздник опять напомнил о статье на тему Священных писаний, которую надо довести до ума. Никого не трогала и просто дежурно потянулась за планшетом. И минут через пять выплыло на меня стихотворение, что-то во мне перевернувшее.

Оно что-то пробудило во мне и очень надеюсь, что не только во мне, и напомнило о том, что вообще стоит за сегодняшним праздником, и кроме святых мыслей о том, что дал людям Христос, у меня всплыли мысли и о другом Спасителе и мысли эти шли параллельно. Но это был какой-то молчаливый призыв, возможно, понятный лишь мне одной.

А сейчас вот не удержалась и сделала перепост.

Пишет Svengaly:

…А между тем благая весть — всегда в разгар триумфа ада, и это только так и есть, и только так всегда и надо! Когда, казалось, нам велят — а может, сами захотели, — спускаться глубже, глубже в ад по лестнице Страстной недели: все силы тьмы сошлись на смотр, стесняться некого — а че там; бежал Фома, отрекся Петр, Иуда занят пересчетом, — но в мир бесцельного труда и опротивевшего блуда вступает чудо лишь тогда, когда уже никак без чуда, когда надежда ни одна не намекает нам, что живы, и перспектива есть одна — отказ от всякой перспективы.

На всех углах твердят вопрос, осклабясь радостно, как звери: «Уроды, где же ваш Христос?» А наш Христос пока в пещере, в ночной тиши. От чуждых глаз его скрывает плащаница. Он там, пока любой из нас не дрогнет и не усомнится (не усомнится только тот глядящий пристально и строго неколебимый идиот, что вообще не верит в Бога).

Земля безвидна и пуста. Ни милосердия, ни смысла. На ней не может быть Христа, его и не было, приснился. Сыскав сомнительный приют, не ожидая утешенья, сидят апостолы, и пьют, и выясняют отношенья:

— Погибло все. Одни мечты. Тут сеять — только тратить зерна.

— Предатель ты.

— Подослан ты.

— Он был неправ.

— Неправ?!

— Бесспорно. Он был неправ, а правы те. Не то, понятно и дитяти, он вряд ли был бы на кресте, что он и сам предвидел, кстати. Нас, дураков, попутал бес…

Но тут прихолит Магдалина и говорит: «Воскрес! Воскрес! Он говорил, я говорила!» И этот звонкий женский крик среди бессилия и злобы раздастся в тот последний миг, когда еще чуть-чуть — и все бы.

Глядишь кругом — земля черна. Еще потерпим — и привыкнем. И в воскресение зерна никто не верит, как Уитмен. Нас окружает только месть, и празднословье, и опаска, а если вдруг надежда есть — то это все еще не Пасха. Провал не так еще глубок. Мы скатимся к осипшим песням о том, что не воскреснет Бог, а мы подавно не воскреснем. Он нас презрел, забыл, отверг, лишил и гнева, и заботы; сперва прошел страстной четверг, потом безвременье субботы, — и лишь тогда ударит свет, его увижу в этот день я: не раньше, нет, не позже, нет, — в час отреченья и паденья.

Когда не десять и не сто, а миллион поверит бреду; когда уже ничто, ничто не намекает на победу, — ударит свет и все сожжет, и смерть отступится, оскалясь. Вот Пасха. Вот ее сюжет. Христос воскрес.

А вы боялись.

Дмитрий Быков