1917-1918

Офицер и джентльмен



Смелость - это готовность начать без какой-либо гарантии успеха.
Иоаганн Вольфганг Гёте.

Территория между немецкими и британскими траншеями была известна как Ничья земля. Совершенно незащищенные, чтобы наступать, солдаты были вынуждены пересечь ее. Это было чрезвычайно опасное и медленное продвижение из-за колючей проволоки, фугасов и пулеметного огня из вражеских окопов. Кроме того, грязная, размокшая земля часто была усеяна разлагающимися телами тех солдат, что прежде безуспешно пытались пройти здесь.
Британские солдаты обычно проводили одну-две недели в окопах и участвуя в боях на линии фронта. Затем их заменяло другое подразделение , а первое подразделение отправлялось "за линию фронта", чтобы примерно неделю отдохнуть в соседней деревне. Этот короткий отдых давал солдатам возможность нормально есть и спать, чтобы они были готовы к следующему раунду боевых действий
Бэзил Ретбоун никогда не хотел быть частью этой войны, но у него было чувство долга, и он, несомненно, был так же предан делу, как и любой другой военный. Вопреки его страхам в отношении службы, Бэзил решил, что если наступит критический момент, то он отдаст свою жизнь, служа своей стране, и будет готов пронзить себя собственным клинком, если только это будет на благо его ближних.
Миллионы молодых новобранцев, вступающих в битву, из которой, как было им известно, они могут никогда не вернуться, конечно же, испытывали страх, но в то же время были преисполнены мужеством и решимостью. Весьма ограниченные успехи Бэзила в школе и во время обучения офицеров были вызваны ни чем иным, кроме как отсутствием интереса и области применения этих знаний. Его главное мастерство проявилось в лидерских качествах и способности сплотить окружавших его людей в единое целое, полное энтузиазма, объединенное одной целью. Короче говоря, он представлял собой идеальный потенциал для офицера и именно в таких людях и нуждалась армия.
Получив назначение во 2-й Ливерпульский шотландский батальон, Рэтбоун был подготовлен к войне и всему, что с ней связано. Это подразделение было присоединено к 57-й дивизии, но по неясным причинам их на несколько месяцев задержали в Англии в ожидании надлежащих предписаний.
Может быть, Военное Министерство считало возможным вторжение немецких войск и хотело, чтобы солдаты, способные защитить землю, если и будут застигнуты врасплох, то , по крайней мере, смогут сдерживать врага до прибытия подкрепления – какова бы ни была причина, на данный момент это означало, что они остаются на месте. Это позволило однополчанам полностью сблизиться, а младшему лейтенанту Рэтбоуну свыкнуться с его новой ролью.
Он писал:

«Я больше уже не был в том положении, чтобы думать о себе. Я командовал взводом людей, которые во всех возможных отношениях почти полностью зависели от меня и которые независимо от обстоятельств считали меня примером и лидером. Я очень полюбил своих парней, и хочется думать, что они отвечали мне тем же.»


Прошло еще несколько месяцев, прежде чем был получен приказ, и в это время младший брат Бэзила, Джон, был ранен на Сомме, хотя его ранения, к счастью, не представляли угрозы для жизни, и после выздоровления он вернулся в бой. Удаленность Бэзила от военных действий затянулась еще больше, так как в феврале 1917 года он заболел корью и жил в Лондоне, на Хендрик-авеню, 24, недалеко от Уондсворт-Коммон, пока не выздоровел. Он жил в одном доме со своим братом Джоном.
Тот все еще оправлялся от ран, полученных в июле 1916-го. Он был ранен в грудь и правое легкое, и, должно быть, братьям было очень приятно снова оказаться вместе, пусть даже всего на месяц. Как только Бэзилу стало лучше, он вернулся в военный лагерь и снова проходил там подготовку вместе с подчиненными ему людьми. Вскоре он почувствовал, что полностью приспособился к армейской жизни, и два месяца спустя он, наконец, был отправлен на воссоединение со своим батальоном, Батальоном Королевского Ливерпульского полка, в окопах близ Буа-Гренье. 23 мая 1917 года в военном дневнике подразделения упоминается, что батальон был расквартирован. В нем также отмечается, что "младший лейтенант Филипп Сент-Джон Ретбоун" прибыл для прохождения службы и получил назначение в роту "Б".
Рэтбоун довольно спокойно простился на вокзале со своими родителями, он подумал, что они намеренно напустили на себя храбрый вид. Один их сын уже был ранен, и они прекрасно понимали, что в ближайшие месяцы могут потерять и Джона, и Бэзила. И родители, и их сын, похоже, подготовились к этой тяжелой минуте, и хотя Бэзил чувствовал, что его отцу удавалось скрывать свои истинные чувства гораздо хуже его матери, они простились, как перед обычной поездкой.
-Можно подумать, что мы, как в старое доброе время провожаем Бэзила в Рептон, правда, Эдгар? – заметила его мать.
Отец заставил себя улыбнуться.
- Сынок, поскорее напиши и пиши так часто, как только сможешь, хорошо?
Военный поезд отправился с вокзала Виктория в Фолкстон, и для семьи Рэтбоун жизнь уже никогда не будет прежней. Бэзилу не суждено было больше увидеть свою мать, так как она умерла вскоре после того, как проводила сына на войну. Связанное с этим напряжение, несомненно, способствовало ее безвременной кончине, в возрасте всего 51 года.
Бэзил вполне приспособился к армейской жизни и к июню 1918 года был патрульным офицером своего батальона. В отношении противников ходило много слухов, дезинформации и подозрений, и было крайне необходимо получить тайную информацию о немецких войсках. Распространился слух, что они покидают свои позиции, о том же , по-видимому, говорили и ночные передвижения транспорта. Если это, в самом деле, так, то с какой целью? Каковы были их планы? Было ли нападение неизбежным?
Разведданные Верховного командования были весьма ограничены. Предшествовавшие события уже показали, что лейтенант Рэтбоун спокойно относился ко всем трудностям, но внезапно все поляризовалось, и он понял, что должен что-то сделать: добиться некого результата.
В отношении немцев, окопавшихся напротив, лучшее, что можно было предпринять, это краткие ночные вылазки разведывательных патрулей на Ничейную землю. Во время этих вылазок не удавалось собрать много информации и почти невозможно было захватить в плен немецкого солдата, поскольку обе группировки по понятным причинам неохотно вступали в противоборство в ближнем бою. Подразделение Рэтбоуна состояло из опытных солдат, которые, по его мнению, знали, как действовать в определенных ситуациях, чтобы снизить риск конфронтации. Они отнюдь не были трусами или лентяями, – но знали, что если они сообщат о возможном размещении где-нибудь поблизости вражеского патруля, то за этим неминуемо последует ожидание дальнейших указаний от командира, и поэтому до начала активных действий наступила некоторая задержка. Каждая минута, когда рядом с вами не взрывались снаряды или в вас не летели пули, была потрачена не зря. Это было испытанное и проверенное правило, которое нужно было соблюдать и учитывать, и подавать рапорты.
Бэзил писал:

«Некоторые из отчетов, которые я написал, были основаны на фактах, но некоторые были чистым вымыслом! Насколько я помню, многие из них были шедеврами изобретательства; неубедительными, но говорящими о том, что наш патруль приложил все усилия для сбора и/или установления контакта с врагом. В таких обстоятельствах воображение часто испытывалось на прочность при подаче приемлемых "новостей", которые можно было изучить в штабе батальона, а затем уверенно поместить в папку под заголовком «Разведданные».


Он устал от предсказуемости их ситуации, ежедневного однообразия и рутины и решил, что пришло время действовать, а не сидеть и ждать. Последующие события сослужили ему хорошую службу в отношении главной драматической роли в его будущей голливудской карьере – одной из таких ролей, о которых всегда говорят, что такое «случается только в кино». Это также привело Бэзила к получению одной из самых высоких наград, которыми только может быть награжден военный. Его план состоял в том, чтобы извлечь выгоду из того, что он называл «отсутствием воображения у немцев». Если бы это была игра в шахматы, она зашла бы в тупик, поскольку каждая сторона была достаточно уверена в следующем шаге другой – настолько, что Ретбоун придумал план, полностью основанный на такой осведомленности, которая стала бы гибелью врага. При помощи ряда тайных продвижений вперед он должен был застать немцев врасплох. Ввиду близости неприятеля ни одна сторона не собиралась высылать дневные патрули, и поэтому, по мнению Ретбоуна, если немецкие караульные будут в это время несколько расслаблены, то разве это не лучшее время, чтобы воспользоваться таким преимуществом? Он сообщил своему командиру, полковнику Монро, что планирует вывести снайпера на Ничейную землю на рассвете, как раз тогда, когда на рассвете сменится часовой. Он прикинул, что если когда-нибудь и будет время для такой возможности, то это период между сменами ночного и дневного дозора.
Более того, он чувствовал, что репутация немцев как приверженцев точного следования заведенному распорядку дня практически гарантирует возможность пробраться к их траншеям почти незамеченными. По сути, он прятался бы прямо у всех на виду.
Чтобы добиться этого, он вернулся к своему театральному опыту и предложил, чтобы и он, и его снайпер были хорошо замаскированы. Он вспоминал:

«Страсть к дешевым эффектам во мне внезапно взяла верх над чувством самосохранения. Полковник Монро, похоже, был заинтригован и дал свое согласие.
На следующее утро мой денщик разбудил меня в 3.30 утра.
Нам сшили камуфляжные костюмы в тон листвы, а на головах у нас были венки из свежесобранной листвы, наши лица и руки были выкрашены в черный цвет при помощи жженой пробки. Около 5 утра мы проползли через наши заграждения и залегли на Ничейной земле. Все часовые были предупреждены о наших передвижениях. Немецкие окопы находились примерно в 200 ярдах от нас.»


Риск был огромен, почти на грани самоубийства, и все же каждый день он выходил на рассвете вместе с капралом Таннером, незаметно продвигаясь немного дальше к немецким траншеям. Во время своей разведки они выявили позиции немецких пулеметов, и они были должным образом выведены из строя. Рэтбоун также отметил, что на их передовых позициях было относительно немного бойцов, что подтверждало подозрения Верховного командования о том, что что-то действительно происходит или вот-вот произойдет. Но требовалось провести более тщательную разведку. Им нужны были веские, неопровержимые доказательства, и Рэтбоун готов был рискнуть своей жизнью, чтобы получить их, совершив ошеломляющий акт храбрости, который, должно быть, казался почти невыполнимой миссией. После того, как полковник Монро предложил, либо совершить налет, либо захватить пленного, Рэтбоун сказал, что он пробьет брешь в немецких заграждениях в одиночку со своим верным снайпером.
Он рассчитывал, что шока от их появления в окопах средь бела дня будет достаточно, чтобы он успел проникнуть туда и вовремя сбежать, прихватив нужные данные. На следующее утро они с капралом Таннером вновь совершили продвижение по Ничейной земле, тщательно замаскировавшись. Но на этот раз все было по-другому, и когда они медленно ползли по грязной, изрытой траншеями земле, эскадрилья немецких самолетов спикировала прямо над их головами.
На мгновение Рэтбоун затрепетал при виде представшей перед ним картины:

«Все самолеты были разного цвета. Ведущий самолет был черным, и его пилотом был знаменитый барон фон Рихтгофен, второй был выкрашен в красный цвет, и его пилотом был Герман Геринг. Другие самолеты были выкрашены в синий, зеленый, желтый цвета и так далее, но, насколько я знаю, их пилоты никогда не стали столь знаменитыми, как их командиры. Эскадрилья прошла над нами на высоте не более 100 футов, обстреливая британцев, которые открыли ответный огонь, в то время как с немецких позиций раздавались радостные возгласы.»


Ну, вот тут вот чисто по ходу дела кое-что уточняла. Немного насчет этого самого барона фон Рихтгофена.
Германский лётчик-истребитель, ставший лучшим лётчиком-Экспертом Первой мировой войны с 82 сбитыми самолётами противника. Известен по прозвищу «Красный Барон», которое получил после того, как покрасил в ярко-красный цвет фюзеляж своего самолёта Albatros D.V, затем Fokker Dr.I, и благодаря своей принадлежности к немецкому баронскому дворянскому сословию фрайхерр. До сих пор считается мировым сообществом «асом из асов».
Родился:2 мая 1892 г., Вроцлав, Силезия
Умер:21 апреля 1918 г. (25 лет), Во-сюр-Сомм, Сомма, Пикардия, Франция
Поразило, что он прожил при этом всего 25 лет



Рэтбоун уловил почти праздничную атмосферу в тылу врага, а самолеты вскоре улетели, оставив его обдумывать всю нереальную ситуацию, в которой он оказался, став свидетелем одного из величайших аэро-шоу эпохи, эффектно замаскированный под парковые насаждения, находясь у всех на виду и при этом оставаясь всеми невидимым. Во всяком случае, внешний вид эскадрильи идеально сработал в пользу Рэтбоуна, поскольку он полагал, что если когда-нибудь внимание немецкого караула и будет отвлечено, то сейчас этот момент настал. «Пошли,» - прошептал он Таннеру.
Они ползли еще час, и их путь пролегал между двумя огневыми пулеметными точками, и, достигнув своей цели, Рэтбоун встал, чтобы прощупать почву. Если бы его заметили, он был бы убит в считанные секунды. Но ничего такого не произошло, и они с Таннером перерезали провода и перекатились на немецкую линию фронта, где несколько минут оставались неподвижными, оценивая и впитывая все, что видели и слышали. Наконец, они стали двигаться вдоль траншеи, завернув за угол, где тоже никого не было. Затем, когда они крадучись продолжили путь и завернули за следующий угол, то услышали приближающиеся шаги.
Внезапно перед ними оказался немецкий солдат, застывший на месте от потрясения и удивления от того, что он, вероятно, считал невозможным. Два британских солдата, в маскировке под цвет кустарника, стояли перед ним в его собственной траншее.
Рэтбоуну потребовались доли секунды, чтобы понять, что он никак не сможет захватить в плен этого солдата, поэтому он быстро выхватил револьвер и дважды выстрелил в него. Он упал замертво, и Таннер снял с него опознавательные знаки, в то время как Рэтбоун обыскал его карманы и нашел сложенный листок бумаги и дневник.
Они услышали шаги приближающихся солдат, поэтому быстро покинули траншею и пролезли через колючую проволоку, при этом Рэтбоун сильно поранил ногу, но они добрались до первой воронки от снаряда целыми и невредимыми всего за несколько секунд до того, как пулеметы открыли огонь. До спасения оставалось еще 100 ярдов, и Рэтбоуну пришлось думать на ходу, пока пули осыпали их импровизированное укрытие. Ему в голову быстро пришла идея, и он придумал план, как им вернуться назад целыми и невредимыми. План был проще простого. Он побежит к следующей воронке слева от себя, Таннер - к следующей справа от него. Он рассчитывал, что немцы не будут знать, в кого целиться в первую очередь, и, как ни странно, это сработало. Хоть и на расстоянии мили друг от друга, Рэтбоун и Таннер благополучно вернулись в свои окопы, и информация, которую они добыли, подтвердила подозрения, что немцы отступают. В то время как однополчане поздравляли его с успешно проведенной операцией, один из них заметил, что от него дурно пахнет. И неудивительно. Когда они бежали назад, Рэтбоун наступил на гниющий труп мертвого солдата. Только сейчас серьезность ситуации, его дерзкий налет и тот факт, что он застрелил другого человека, произвели на него свое шокирующее действие. Все это время он действовал на чистом адреналине – вероятно, в течение нескольких дней – и теперь был морально и физически истощен. Отец, муж, сын, спортсмен, актер, солдат, шпион… все это был Рэтбоун, который был и еще кем-то большим, и теперь он еще был и героем войны, который позже будет награжден Военным крестом за свой невероятный и самоотверженный подвиг.
Но впереди ждала трагедия, до которой оставалось всего несколько дней. И Бэзил это предчувствовал.