Предыдущие главы находятся здесь morsten.diary.ru/?tag=6311375&n=t

Глава 6
Падение на первом препятствии

На следующий день я проснулся в четверть четвертого. Я спал, если не как мертвый, то очень близко к этому. Но говорят, что сон – великий целитель. Я определенно почувствовал себя лучше. Вернулось что-то похожее на прежнюю ясность ума, вытеснив туман замешательства, изводивший меня в течение многих месяцев.
Однако, потеряв лучшую часть дня, мне надо было поторопиться, так что часом позже мой кэб остановился у здания Скотланд Ярда. Его смутные очертания неясно вырисовывались надо мной, грозовые темные облака обрамляли некогда блестящие стены из камня и красного кирпича, теперь покрытые глубоко въевшейся грязью от близлежащих мануфактур и миллиона черных сердец. Часы, находящиеся на коньке крыши, показывали двадцать минут пятого. Надеюсь, я явился не слишком поздно. Потерять еще один день расследования, когда их было так мало, и каждый был бесценен, было бы вопиюще недобросовестным с моей стороны.
Когда я вошел, дежурный сержант, хорошо сложенный, лысеющий мужчина лет сорока, лениво поднял на меня взгляд от газеты «Иллюстрированные лондонские новости».



Казалось, он порядком умирал от скуки, когда я назвал ему свое имя.

- О, это вы, лестрейдовский любимый частный «детектив-консультант», что бы это там не значило, - проворчал он. – Так его нет. И если только вы не пришли сообщить о каком-то преступлении, то я предложил бы вам убраться отсюда.
- Напротив, сержант, я пришел сюда встретиться с Главным инспектором Мэттьюсом.
Он вернулся к своей газете и лениво перелистнул страницу.
- Вот как? Вопрос в том, захочет ли он встречаться с вами?
- Возможно, если вы его спросите, - предложил я. – Дело довольно важное.
- Когда я буду готов, - услышал я в ответ.
- И когда это случится?
Он уловил нотку сарказма в моем тоне, и повел себя уже совсем иначе.
- Послушайте-ка, вы, - начал он, тыча пальцем в мою сторону. – Я не собираюсь больше терпеть вас тут. У меня есть все основания охладить вас несколько часов в камере, чтоб научить хорошим манерам.
- По какому же обвинению?
- Как насчет того, что вы как-то подозрительно слоняетесь тут без дела? Или отнимаете время у полиции? Или просто малость надоедливы…
- Сержант, что здесь происходит?
Знакомый голос заставил меня обернуться и увидеть появившегося инспектора Грегсона. Он рассматривал меня, сунув руки в карманы и высоко подняв брови, с видом грозного учителя, глядящего на непослушного ученика. Прошло немногим более пяти месяцев, с тех пор, как мы виделись с ним последний раз, и было очевидно, что покушение на его жизнь, предпринятое сбежавшим заключенным Вамберри, ничуть не ослабило ни его боевого духа, ни его презрения ко мне.
- Этот человек создает вам проблемы?
- Ничего такого, с чем я не мог бы справиться, мистер Грегсон.
Он перевел свое внимание на меня.
- Что вы хотите, мистер Холмс? Если вы ищете Лестрейда, он в одиночку борется с преступностью в Лондоне. Не могу представить, зачем ему может понадобиться ваша помощь.
- Я пришел сюда, чтобы встретиться Главным инспектором Мэттьюсом.
- Зачем? – отрывисто спросил он в ответ.
- Это частное дело.
- О, скажите мне.
- У меня нет на это права. Однако, мне приказано встретиться с ним.
Он обменялся взглядом с сержантом.
- Что ж, хорошо, - неохотно промолвил он. – Вам лучше пройти со мной.
К досаде дежурного сержанта, я проследовал за Грегсоном во внутреннее святилище Скотланд Ярда. В движениях моего спутника чувствовалась скованность, говорившая об остаточных последствиях его недавнего ранения. Ведь сначала даже не думали, что он выживет. Лестрейд сказал мне, что он обязан жизнью своей жене, которая стала искать врача, у которого было бы иное мнение, в то время как его лечащий врач был убежден, что кончина Грегсона уже не за горами. Тем самым она спасла жизнь своего мужа. Так что Грегсон выжил и решил, что он еще поборется.
Я знал, что должен быть ему признателен. Будучи еще прикован к постели, он предупредил Лестрейда о ситуации, в которой я оказался, не имея никаких шансов освободиться из Постернской тюрьмы. Кроме того, я был ему должен десять фунтов. Мы побились об заклад, что мне никогда не убежать из тюрьмы, и он оказался прав. Мне казалось, что он с легкостью позволит мне забыть об этом.
- Рад снова видеть вас, Грегсон, - попробовал я начать разговор.
- Для вас, мистер Холмс, сержант Грегсон, - поправил он меня. – Если вы еще не в курсе.
Я сделал вид, что мне ничего об этом не известно. Брэдли сказал мне о его понижении в должности, хотя я подозревал, что пройдет совсем немного времени, и он вновь получит свое предыдущее звание. И, тем не менее, Грегсон затаил обиду. Понижение до уровня задиристого сержанта у передней стойки возле входа как-то не особенно способствовало тому, чтоб он испытывал ко мне благородные чувства. То, что он считал меня частично виновным в этом, было не так уж необоснованно. Я добровольно принял участие в авантюре, которое, в конечном счете, не принесла пользы ни одному из нас. Мы все еще страдали от ее последствий, как морально, так и физически.
- Вы скажете мне, зачем вы хотите встретиться с Мэттьюсом? – спросил он, резко останавливаясь перед дверью в длинном коридоре, стены которого были обшиты темными панелями.
- Я не могу вам сказать.
Это побудило его высказать упрек, который я ожидал.
- Вы в долгу передо мной, мистер Холмс, не забывайте об этом! – воскликнул он, погрозив мне пальцем. – Что произошло в этой тюрьме? Лестрейд не скажет мне этого.
- Я тоже не могу.
Он с неприязнью поджал губы.
- Я поверил вам, когда никто другой не верил. И что же я получаю в ответ?
- Вы действовали не из одних только альтруистических побуждений. Вы увидели тогда прекрасную возможность добиться успеха за мой счет.
- А почему бы и нет? Почему вся слава должна достаться Лестрейду? Вы искали возможность проникнуть в Постернскую тюрьму, и я предоставил ее вам. За это я был лишен моего чина и понижен в должности. Полагаю, за это вы мне чем-то обязаны. И вот кстати. – Он протянул руку. – Мы бились об заклад. Вы ведь не сбежали, не так ли?
- Нет.
- В таком случае вы должны мне десять фунтов.
Я посмотрел на эту протянутую руку и увидел его самодовольную ухмылку.
- У меня их нет.
- Ничего. Я могу подождать до завтра.
- Вы не поняли. У меня вообще нет таких денег.
Его улыбка стала еще шире.
- А, ну, это другое дело. Я терпеть не могу таких, кто не платит свои долги, но уверен, что мы можем прийти к пониманию. И я скажу вам, мистер Холмс, что вы можете заплатить «натурой». Может настать время, когда мне понадобится небольшая «неофициальная» помощь.
Ему хватило дерзости потрепать меня по щеке.
- Мы не можем позволить Лестрейду приписать себе все заслуги, верно?
Весьма довольный собой, он постучал в дверь, у которой мы остановились. Раздавшийся голос пригласил нас войти. Услышав его, Грегсон широко распахнул предо мной дверь, все еще улыбаясь, точно кот канарейке, которая была полностью в его власти.
У меня есть жизненное правило: не люблю, когда кто-то имеет надо мной власть, а уж тем более, если это инспектор Скотланд Ярда. Проще всего было бы заплатить ему и оставить все, как есть. Вот только я сказал ему правду, когда говорил, что у меня нет денег. Лишенный возможности заниматься своей практикой, я не мог заработать себе на жизнь. Я жил за счет щедрости своего брата, к своей немалой досаде, и идти к нему с протянутой рукой за дополнительными средствами для погашения своих долгов было столь же неприятно, как быть в долгу у Грегсона. Это была еще одна неприятность в длинной череде прочих, с которыми, в конце концов, придется разобраться.
Однако, вопрос с Лестрейдом был у меня на первом плане. Главный инспектор Джеймс Мэттьюс, мускулистый мужчина пятидесяти лет, был среднего роста, с лысиной, начинающейся со лба и темными кругами под глазами. Неловкость при движении в его левой ноге, когда он встал, чтобы приветствовать меня, свидетельствовала о старой ране, полученной при выполнении его служебного долга, тогда как морщинки вокруг глаз говорили о добродушном человеке с чувством юмора. Хотя в тот момент у него едва ли было много поводов для смеха – пятнышко на лацкане и туго и неаккуратно завязанный узел на галстуке говорили о его разногласиях с супругой.
Все это я в нем увидел, и в первый раз за долгое время, это что-то значило. Все это пришло естественно и непроизвольно, не требуя ни малейших усилий, какие в последнее время предполагал самый простейший вывод. Я не позволил себе тешить себя радужными надеждами, что это начало выздоровления; надежда, как и ее компаньон, отчаяние, рождаются лишь при наличии веских доказательств. Однако, это было начало, и гарантия того, что я не настолько утратил свои способности, как опасался.
Но каковы бы ни были его личные проблемы, Мэттьюс был приветлив, хотя в нем почувствовалась некоторая настороженность, когда я назвал свое имя.
- Ах, да, мистер Холмс. Сэр Руперт Брэдли сказал мне, что вы придете.
Он подошел к двери, снова открыл ее, выглянул в коридор, и, убедившись, что нас не подслушивают, немного расслабился.
- По правде говоря, мне не очень-то нравится, что Комиссар полиции вовлекает в это дело кого-то со стороны. Я бы предпочел вести это дело самостоятельно. – Он цокнул языком. – Но увидев, что это вы и вы – друг мистера Лестрейда, позволю себе сказать, что это будет объективное разбирательство дела. И уж в любом случае, более объективное, чем если бы Комиссар исследовал его сам.
- Он вам не нравится?
Мэттьюс пожал плечами.
- Он не обязан мне нравится. Он платит мне жалованье, вот и все. Мне же на нем не жениться.
Я проникся симпатией к этому уставшему от жизни главному инспектору.
- Вы верите, что в этом обвинении есть хоть толика правды?
Мэттьюс тянул с ответом столько, сколько мог, а потом покачал головой.
- Нет. Исходя из того, что я о нем знаю, Лестрейд исключительно честен. Я предпочел бы, чтобы из всех офицеров в тяжелую минуту рядом со мной оказался бы именно он. Если ему в чем-то недостает ума, он компенсирует это хитростью. Возьмем, к примеру, вас. Большинство наших парней не опустились бы до того, чтобы иметь какие-то дела с частным сыскным агентом. О, без обид, мистер Холмс, - быстро добавил он. – Я понимаю, что вы нечто большее, чем просто частный сыщик.
- Я еще не опустился до того, чтобы следить за ветреными супругами или нечистыми на руку слугами, - снисходительно сказал я.
- Что ж, то, что Лестрейд сделал то, что он сделал, и молчал об этом, - это то, что я называю личной инициативой, - продолжал Мэттьюс. - Не пользоваться чужими мозгами, когда у тебя нет своих,- это все равно, что навредить себе назло другим. Результаты – вот, что важно для общественности, мистер Холмс. И методы, конечно, тоже, вот почему я беспокоюсь о нем. Иногда Лестрейд может быть глупцом. Когда он приходил ко мне с этими недавними случаями, я надеялся, что он снова воспользовался вашей помощью. Поэтому навел справки и узнал, что вы нездоровы.
- Это правда. Я не разговаривал с Лестрейдом несколько месяцев.
- За исключением одного недавнего вечера.
Я бросил на него испытующий взгляд. Наша встреча , похоже, была самым скверно хранимым секретом Уайт-Холла.
- Я приставил одного человека наблюдать за ним, - сказал Мэтьюс в качестве объяснения. – Он сказал, что вы рано ушли.
На минуту мне показалось, что краем глаза я уловил какое-то движение слева от меня. Я поглядел в ту сторону, и ничего такого не увидел, за исключением поблекшего портрета королевы, сделанного в ее молодые годы, висевшего на стене над книжным шкафом с заметным уклоном, так, что книги прислонялись друг к другу, словно подвыпившие гуляки, возвращавшиеся домой.
- У меня была еще одна встреча, - сказал я, возвращая себя к нашему разговору.
Главному инспектору не было нужды знать унизительные подробности того вечера, если ему еще не сообщили о них.
- Однако, я хотел бы спросить, что ваш человек мог заметить относительно привычек Лестрейда.
При этих словах Мэттьюс тут же занервничал. Он начал нервно перебирать свои документы , перекладывая их и поправляя стопки без малейшей на то надобности. Наконец, когда ему уже нечем было занять свои руки или мысли, он вздохнул и снова сел на стул с видом крайне разочарованного человека.
- Он играет.
- Это слабость, но не преступление.
- М-да, но Лестрейд – один из тех редких созданий, которым везет в игре. До сих пор он еще ни разу не проиграл.
И вновь я услышал какой-то шорох и повернул голову, чтобы посмотреть. Казалось, что все , как обычно, вот только, когда я отвернулся, то мне показалось, будто королева на портрете мне подмигнула. Я смотрел на него, чувствуя, как встают дыбом волосы на затылке, и покрывается испариной лоб. Чем больше я смотрел, тем больше у меня разыгрывалось воображение, и я представлял то, чего совсем не было.
- Все в порядке, мистер Холмс?
В его голосе явно прозвучало беспокойство. Я заставил себя повернуться к Мэттьюсу.
- Говорите, ни разу?
Он кивнул.
- И мы не говорим о странных полкронах то тут, то там. Все лошади, о которых нам известно, были аутсайдерами. У одной из них были большие шансы 100/1.*
Смысл этого был очевиден. Возможно, Давиду везло во всем, за что бы он ни брался, но я сомневался в том, что Господь был на стороне Лестрейда, когда он делал свои ставки.
Здесь действовало что-то более прозаическое, что-то очень близкое к области криминала.
- Вы думаете, что исход забега был предрешен заранее.
Исходя из того, что я читал, предопределить заранее исход скачек гораздо легче, чем считает большинство людей. Придержавший лошадь жокей в тандеме с тренером или владельцем может помешать фавориту выиграть забег. Давно уже известно применение ядов, не дающих коню бежать в полную силу, или убивших его.
Однако, гарантировать выигрыш в таком контексте гораздо труднее. Это удалось в 1844 году, когда четырехлетний скакун, Маккавей, выиграл забег только для трехлеток под именем жеребенка Раннинг Рейн (Бегущие поводья). Этот случай заинтересовал меня из-за методов, которые использовал лорд Джордж Бентинк, который разоблачил эту аферу. Сам страстный любитель скачек, обладатель целого ряда лошадей и конюшен, он узнал о практике окрашивания шкуры коня, так чтоб выдать его за другого. После безуспешных розысков по аптечным лавкам, он нашел цирюльника, который смог подтвердить применение краски и личность того, кто купил ее.
Все это реальные факты. Вышеназванный конь действительно участвовал в забеге незаконно и был дисквалифицирован


Раннинг Рейн


Лорд Джордж Бентинк

Правило, обязывающее стюардов Жокейского клуба осматривать зубы лошадей после скачек, чтобы определить их возраст, в некоторой степени способствовало искоренению практики подстанвки "рингеров", таких как Маккавей, как их называли в мире скачек. Либо лошади все еще проскальзывали сквозь эту сеть, либо был изобретен другой метод, гарантирующий достижение определенного результата. Изобретательность криминального ума никогда не следует недооценивать, какими бы предосудительными ни были методы.
Естественно, меня это заинтересовало, и достаточно, чтоб отвлечь мое внимание от беспокойного портрета на стене Мэттьюса. Я сосредоточил свое внимание на Главном инспекторе и изо всех сил старался не обращать внимания на манящие жесты Ее Величества.
- Ну, ни в какую удачу я точно не верю, мистер Холмс, - сказал в ответ Мэттьюс. – На самом деле, я думаю, что Лестрейд зашел слишком далеко. Вероятно, он не понимает этого.
- А если понимает?
Главный инспектор сидел и смотрел на меня с видом побежденного.
- Тогда все это время я заблуждался в отношении него. Я не хочу так думать, но нужно посмотреть правде в лицо. Мы не можем допустить еще один скандал, нет, только не это, после того, что случилось в прошлый раз. И хуже всего то, что и я был вовлечен в это.
- В самом деле?
Он сделал несчастное лицо.
- Я должен знать, чем занимаются мои детективы. И, тем не менее, вот вам, пожалуйста, Лестрейд, живущий не по средствам, на жалованье инспектора и десятифунтовое ежегодное пособие сыщика. Теперь его жена родила двойню, и я слышал разговоры о том, что он переезжает в дом большего размера. И затем все это дело с хорьками. Комиссару все это не слишком понравилось.
Со вздохом, который, казалось, вырвался из самой глубины его души, он оперся локтями о стол и посмотрел на меня с самым серьезным видом.
- Честно говоря, я надеялся, что его новообретенное богатство - это то, что мы могли бы объяснить как недосмотр. С ноября 1877 года мы учредили новую политику, запрещающую сыщикам принимать подношения . Понимаете, все средства должны поступать в центральный фонд и распределяться уже комиссаром. Что ж, случаются ошибки, деньги пропадают. Если б это было так, то все было бы еще не так плохо. Но еще один скандал на скачках, последовавший почти сразу же за предыдущим? Если нашу контору не разгонят к Рождеству, это будет чудо!
- Так вы получите ответ задолго до этого. Комиссар Брэдли дал мне две недели, каковы бы ни были результаты моего исследования.
Мэттьюс покачал головой.
-« Не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе»**, - горестно процитировал он.
- Но помимо утечки денег Комиссар поставил вопрос относительно недавних успехов Лестрейда.
- Я согласен с этим, - сказал Мэттьюс. – Жена и так со мной не разговаривает. Бог знает, что она скажет, когда узнает, что я лишился работы. А, возможно, и свободы, если все это дело дойдет до суда.
- Сомневаюсь, что это когда-нибудь попадет в суд, - заверил я его. – Если, как считают, Лестрейд не добился успеха в этих делах благодаря своим собственным заслугам, то, значит, у него должен быть осведомитель.
- У него их много. «Люди, которые у него в долгу» - как он их называет. О нескольких мы уже знаем: Толстяк Гарри, Лысый Чарли, Тощая Мэри, и так далее. Все это старые преступники, многие из них. Они доносят на своих собратьев по ремеслу за двухпенсовый стакан джина, но они не из того разряда, как тот – кем бы он ни был , - с которым он сейчас имеет дело. Это совсем иной человек. И если это не совпадение, если он использует Лестрейда, чтоб отвлечь наше внимание от более серьезных дел, тогда мы имеем дело с очень хитрым негодяем.
- Ваш человек не смог распознать его?
- Или её, - многозначительно сказал Мэттьюс. – По своему опыту я знаю , что представительницы слабого пола могут быть гораздо опаснее мужчин. Но, отвечая на ваш вопрос – нет, не смог.
- Тогда мое расследование должно начаться оттуда.
Я совершил ошибку, позволив на долю секунды отключиться концентрации своего внимания. Этого было достаточно, чтобы мой взгляд упал на книжный шкаф и на висевший над ним портрет. К моему ужасу, рама была пуста, а фигура с картины стояла теперь во всем своем украшенном драгоценными камнями великолепии перед дверью, с дьявольской улыбкой поглядывая на меня. Когда я взглянул на нее, ее глаза превратились в кипящие огненные шары, а губы приоткрылись, обнажая бушующее внутри пламя.
Я вскочил прежде, чем осознал, что делаю. Потом заморгал и призрак исчез. Минутой позже она вернулась на портрет с таким же непроницаемым выражением лица, как обычно. Стук сердца отзывался у меня в ушах, сопровождаемый усиливающейся с каждой минутой тошнотой.
- Мистер Холмс? – произнес Мэттьюс. – Что случилось?
Я усилием воли прогнал свои страхи, и надеялся, что блеск испарины у меня на лбу был не слишком заметен.
- Я должен идти, - сказал я. – Благодарю вас, Главный инспектор, вы очень мне помогли.
Он протянул мне руку.
- Ну, что ж, бог в помощь вам, мистер Холмс. Я говорю это от всего сердца. Ради всех нас.
Когда я уходил, королева на прощание мне подмигнула, не уверен только было ли это знаком доверия или злой насмешки. Когда я уже стоял за дверью кабинета Главного инспектора, мимо меня прошли несколько сыщиков. Я почувствовал на себе их взгляды, их презрение, ощутил их неприкрытую враждебность. Ощущение слепого ужаса охватило меня, как будто бы я был пешкой в чьей-то игре, добычей на охоте, и мои преследователи приближались ко мне со всех сторон. Я поспешил выйти из здания, нашел кэб и закрыл уши ладонями, чтобы отгородиться от бесконечного шума лондонских улиц. Несмотря на все мои усилия, из каждого квартала до меня все еще доносились голоса, зовущие меня по имени, алчущие моей крови, говорящие, что мне никуда от них не сбежать.
К тому времени, когда я вернулся на Монтегю-стрит, я был убежден, что жаждущая моей крови толпа гонится за мной по пятам. Я вбежал внутрь, захлопнул дверь в этот мир и прижался пылающим лбом к ее прохладной древесине. Мир постепенно затихал и душа успокоилась. Что бы это ни было, оно прошло, оставив во мне настоятельную потребность в чем-то помимо еды.
Я покинул надежное убежище этой двери в лучшем расположении духа только для того, чтоб обнаружить, что я был не один.
- Ну, добрый вечер, мистер Холмс, - сказал Лестрейд, поднимаясь со стула у камина, чтобы приветствовать меня.

***


* Насколько я поняла, исходя из перевода и небольшого дополнения автора, речь идет о ставках на лошадей, у которых почти нет шансов выиграть забег. Причем ставки на них такие, что за каждый поставленный фунт при выигрыше можете получить 100, конечно, если лошадь выиграет. Но вся штука в том, что шансов на это у нее почти нет. Еще тут интересный момент, что такие лошади называются long shot то есть дальний прицел, и примечательно, что эту фразу в "Серебряном" произносит Холмс.

** Грешным делом думала, что это цитата из Хэмингуэя и хотела уже обвинить автора в такой ошибке. Оказалось, это я неуч) Цитата изначально взята у поэта Джона Донна.

«Молитвы по случаю…» Джона Донна * (в русском переводе известные как «Обращения к Господу в час нужды и бедствий») были написаны зимой 1623 года, когда Донн слег с приступом лихорадки. «Медитации» были следствием тяжёлого хода болезни, когда своё состояние и размышления «последнего часа» поэт-богослов решил доверить бумаге…


Отрывок из «Молитвы по случаю болезни, и в ходе её», Раздумье 17

Перевод с английского языка и латыни.


И прошепчет: «Пора умереть»…

Теперь колокол звонит беззвучно, говоря ещё раз: «Ты должен умереть».

«Кто не вознесёт взора к восходящему солнцу, кто сможет оторвать взгляд от вспышки кометы? Кто останется глух к набату, разносящемуся по округе, кто сможет заглушить звон колокола — отзвук мира?

Человек не остров, сам по себе — каждый часть материка, часть всей суши. Если частичку мыса поглотит море, то меньше станет вся Европа, словно твой дом или друга твоего был на той унесённой земле: смерть любого человека убивает часть меня, ибо един я со всем родом людским, поэтому не спрашивай, по ком звонит колокол — он звонит по тебе».

1623 год от Р.Х.


* Джон Донн (1572 – 1631) — поэт, солдат, узник Флитской тюрьмы, депутат парламента, доктор богословия Кембриджского университета (ранее из католичества перешёл в англиканскую веру), настоятель лондонского собора Святого Павла (из Википедии).