Ранние годы Шерлока Холмса часть 2

1 часть здесь
morsten.diary.ru/p215124142.htm

Следовательно, «местность Шерлока Холмса» лежит где-то между Истбурном и Брайтоном, где Саут Даунс прилегает к морю, и во время своего ухода от дел Холмс вернулся в любимые места своего детства. В этой прекрасной части Сассекса жили предки Холмса, семья деревенских сквайров и там прошло его детство. Как тогда мы можем объяснить два отрывка из Канона, которые, кажется, предполагают, что у Холмса нет какой бы то ни было привязанности к «миру и тишине природы», о которых потом (уже гораздо позже, уйдя на покой) он сказал, что «мечтал о них в течение долгих лет, проведенных в туманном, мрачном Лондоне»?
Я уже говорил о первом таком наблюдении, сделанном Уотсоном «неимоверно жарким августовским днем» в Лондоне:
«Все уехали за город, и я начал тосковать по полянам Нью-Фореста и по каменистому пляжу Саутси. Однако истощенный банковский счет заставил меня отложить отпуск, а что касается моего друга, то ни сельская местность, ни море никак не привлекали его».
Один из первых вопросов, на который этот отрывок находит для нас ответ наравне с другими, это то, что Уотсон либо родился в Хемпшире, где расположены Нью-Форест и Саутси, либо питал особую любовь к этому графству. Его тоска по тем любимым и знакомым местам не связана с августовской жарой Лондона, как он сам тут же говорит. «Сам я за время службы в Индии привык переносить жару лучше, чем холод, и тридцать три градуса выше нуля не особенно меня тяготили». И, несомненно, его любовь к Хемпширу демонстрируется вновь, когда поезд в Винчестер (который Уотсон преданно называет «древней столицей Англии») пересек границу графства Уотсона. Он лирично описывает пейзажи Хемпшира, которые видит из окна вагона.
«Стоял прекрасный весенний день, бледно-голубое небо было испещрено маленькими кудрявыми облаками, которые плыли с запада на восток. Солнце светило ярко, и в воздухе царило веселье и бодрость. На протяжении всего пути, вплоть до холмов Олдершота, среди яркой весенней листвы проглядывали красные и серые крыши ферм.
– До чего приятно на них смотреть! – воскликнул я».
Я уже цитировал более раннее наблюдение Уотсона, что Холмса мало привлекала сельская местность, и оно уже приводит в замешательство, но его ответ на эмоциональное восклицание Уотсона о красоте Хемпшира поражает:
«Я уверен, Уотсон, – и уверенность эта проистекает из опыта, – что в самых отвратительных трущобах Лондона не свершается столько страшных грехов, сколько в этой восхитительной и веселой сельской местности…Представьте, какие дьявольски жестокие помыслы и безнравственность тайком процветают здесь из года в год.»
Эмоциональный подтекст в этом отрывке, конечно же, весьма очевиден. Его можно объяснить лишь каким-то травмирующим случаем, произошедшим в юности Холмса; какими-то «тайными злодеяниями», с которыми он столкнулся, когда жил с родителями в Сассексе. Когда он был совсем юным, в его жизнь внезапно ворвались какие-то «страшные грехи», которые впоследствии у него ассоциировались с сельской местностью, и из-за этого взаимодействия идей деревенская жизнь стала крайне отталкивающей для него уже в зрелости. Однако, карьера сыщика, в конце концов, помогла ему изгнать этого старого призрака, как надеюсь, я смогу показать, и по ее окончании он уже смог вернутся в свой родной Сассекс со спокойной душой. Не думаю, что какие-нибудь другие объяснения и события, смогут согласоваться с этими фактами, хотя прежде эта тема не затрагивалась.
Следуя «Шерлокисмусу» в «Серебрянном» давайте сперва исследуем любопытный случай с родителями Холмса. Эксперты немедленно отметят, что на протяжении всей саги Холмс никогда не говорил о своих родителях. Это-то и странно, как говорил Холмс. Уотсон же, напротив, говорил о своем отце, брате, годах детства, проведенных в Австралии, говорил про свои школьные годы, но Холмс хранил молчание. Честный и озадаченный Уотсон представил это дело гораздо позитивнее, нежели просто как молчание своего друга, когда говорил о «полном утаивании» Холмсом этих подробностей о своей жизни:
« За все мое долгое и близкое знакомство с мистером Шерлоком Холмсом я не слышал от него ни слова о его родне и едва ли хоть что-нибудь о его детских и отроческих годах…И нелюбовь его к женщинам и несклонность завязывать новую дружбу были достаточно характерны для этой чуждой эмоциям натуры, но не в большей мере, чем это полное забвение родственных связей. Я уже склонялся к мысли, что у моего друга не осталось в живых никого из родни, когда однажды, к моему большому удивлению, он заговорил со мной о своем брате».
Мысль Уотсона, что Холмс был сиротой, была, конечно, совершенно верной, и вспомним, что , когда Холмс инсценировал свою гибель после схватки с Мориарти, его единственным доверенным лицом был брат Майкрофт. Но почему он ничего не говорит о своих покойных родителях Уотсону, своему близкому другу, если обстоятельства их смерти были самыми обычными? Там явно было что-то неладно, что к тому же заставило Холмса во время его пребывания в колледже уныло сидеть в своих комнатах, не имея «точек соприкосновения» с другими студентами, и ненавидеть любую форму светского общения. Определенно создается впечатление, что со смертью родителей Холмса была связана какая-то скандальная история, которая болезненно осознавалась им в 1870-е годы, но которая десять лет спустя уже изгладилась из людской памяти, к тому времени, когда он впервые встретил Уотсона, который только что вернулся из Афганистана.
Надо признать, что, обдумывая, что это могла быть за скандальная история, мы прикасаемся к довольно деликатной теме. Это имевшее место «тайное злодеяние» по викторианским стандартам не оставляет сомнений. Более того, разумно предположить, что оно произошло по вине матери Холмса, а не его отца, ибо одним из результатов травматического шока, полученного ее сыном, было то, что Уотсон описывает, как сильную «нелюбовь к женщинам». Можно смело предположить, что это наблюдение касалось отношения Холмса к женщинам лишь в эмоциональном и сексуальном плане, так как несмотря на это, он сильно восхищался умом Ирэн Адлер. В то же время Уотсон писал, что Холмс не «испытывал к Ирэн Адлер какое-либо чувство, близкое к любви» и в самом деле «всегда говорил о нежных чувствах не иначе, как с презрительной насмешкой, с издевкой».
Примечательно, что самое последнее дело Канона «Москательщик на покое» было полностью проигнорировано в Ведении к изданному Собранию коротких рассказов Уотсона, опубликованному в 1928 году Джоном Мюреем. В Ведении говорилось:
«Оно (Собрание рассказов) начинается с его первого появления в подобной форме повествования в «Скандале Богемии», который вышел в 1892 году , и вплоть до последнего появления в «Загадке поместья Шоскомб» в 1927 г.»
Почему же на это последнее дело наброшена некая завеса? Главными действующими лицами в нем были мистер и миссис Джозайя Эмберли и друг семьи, доктор Рэй Эрнест. Доктор Эрнест и миссис Эмберли, «недурная собой, если не лжет фотография», совершают прелюбодеяние и их убивает разгневанный обманутый муж, понесший суровую кару за свое преступление. Это дело в свое время имело общественный резонанс, и Уотсон писал, что его «с жаром обсуждала вся Англия».
Показательно, что этот случай погружает Холмса в меланхолию с самого начала, и он довольно изобличительно комментирует его Уотсону.
«Жалкое и никчемное. Но не такова ли и сама наша жизнь? Разве его судьба – не судьба всего человечества в миниатюре? Мы тянемся к чему-то. Мы что-то хватаем. А что остается у нас в руках под конец? Тень. Или того хуже: страдание.»
Вполне резонно задаться вопросом, не рассказал ли , наконец, Холмс Уотсону все подробности трагедии его отца и матери, схожие с делом Эмберли. Если нечто в этом роде, в самом деле, имело место, то нам не нужно впредь искать причину, по которой «Москательщик на покое», видимо, был специально пропущен в Ведении. Чуткий Уотсон не желал тревожить старую рану. Не знаю, является ли просто замечательным совпадением то, что Эмберли – это название одного сассекского селения, и вероятно, будет не очень мудрым и дальше строить на этот счет какие-то теории.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Хочу сказать, что переводя этот кусок, возможно впервые непосредственно столкнулась с тем, что мой любимый старый перевод Канона не всегда может передать подлинный смысл оригинала. Суть иногда лежит именно чуть ли не в дословной передаче оригинального текста, хотя по-русски это звучит порой неуклюже и не так красиво.
Хочу еще добавить, что автор излагает теорию, от которой потом отталкивался и Николас Мейер. Она, в принципе, довольно правдоподобна. И хочу еще от себя добавить, что неким ответвлением от нее является идея, с которой я столкнулась в некоторых фанфиках - что , возможно, Холмс не был родным сыном своего отца.
И, наверное, из-за того, что тут , в самом деле, могут быть, в основном, домыслы, исследований о происхождении и детстве Холмса почти нет.
Что касается авторов фанфиков, каждый из которых выдвигает свои теории, то они явно сходятся в одном - это детство не было счастливым. В "Признаниях Мастера" упоминается ужасная мать, которая перенесла на младшего сына ненависть к его отцу. В "Рейхенбах: история любви" отцом Холмса является весьма экстравагантный джентльмен, послуживший когда-то прообразом Дориана Грея.
Многие авторы, наподобие Моры Морстейн, считают, что Холмс имел какое-то косвенное отношение к смерти своей матери и отец никогда не мог ему этого простить.
Мне самой всегда казалось, что рассуждения Холмса о тайных пороках и ужасных злодеяниях в деревенской глуши, возможно, как-то связаны с его личной историей. Но если это так, мне думалось, что там нечто другое, чем адюльтер, за который понесли кару оба родителя. Возможно, что-то еще более мрачное...
Думаю, мы еще не раз будем возвращаться к этой теме