Целый месяц не записывал.
В дороге не очень много времени на себя остается. Постоянно какие-то дела есть. К тому же я люблю по сторонам посмотреть. Базен тоже любит. Зато Мушкетону надоедает. Он говорит, что все по дороге одно и то же. Ничего подобного. Везде все разное. Это Мушкетон не любит верхом ездить.
У Гримо я не спрашивал. От него немного и узнаешь. Спросишь: «Красиво?». Улыбнется и кивнет. Некоторые его вовсе немым считают. Мы все знаем, что он, когда надо, умеет сказать.
Еще мы к нему привыкли, потому без слов понимаем.

Опять не записываю ничего.
Вчера был пьян, третьего дня тоже.
Мой господин получил лейтенантский мундир.
Мушкетон по секрету сказал, что господин д`Артаньян к ним являлся и предлагал грамоту г-ну Портосу, но г-н Портос отказался. У него приятные известия. Г-н Портос женится.
Ничего в этом удивительного нет.
Я одного не пойму. Если он женится на герцогине, то теперь будет сам герцогом? Я попытался на эту тему с Гримо поговорить, он больше меня понимает. Гримо сказал, что я дурак. Из г-на Портоса такой же герцог, как из меня апостол.
Мушкетон важничает так, словно это он на герцогине женится. У него новый камзол, новые башмаки и лента в волосах. А еще он теперь волосы помадит, как важный барин.
Г-н Атос действительно важный барин, но волосы не помадит и усы не подвивает. У Мушкетона теперь усы, он бриться перестал.
Может, его теперь в дворянское достоинство возведут?
Я расспрошу господина при случае.
Пока он тоже пьяный у себя в комнате валяется.
Весело у нас в лагере. Как и не война. Не знаю, кто в траншеях сегодня есть. Как ни посмотрю, все за здоровье моего господина пьют. Там пьют, здесь пьют. Меня везде приглашают. Мне отказываться неудобно.
читать дальше
Теперь правду знаю. Господин мой ходил с грамотой ко всем друзьям. Но г-н Портос женится скоро. Г-н Атос сказал, что ему с этой грамоты проку никакого не будет. Он и так граф, а графам не надо лейтенантами быть. Маловато это для графов.
Г-н Арамис тоже отказался. Он последние две недели совсем мрачный ходит. Говорят, действительно в монахи собрался постричься. Зато Базен сияет как новенький золотой.
Если господин Портос женится, то жена вряд ли ему разрешит служить в полку. Мушкетон сказал, что господин Портос будет страшно богат. У него теперь почти миллион.
Я за Мушкетона радуюсь. Ему теперь не придется голодать.

Господин д`Артаньян третьего дня чуть не убил господина де Рошфора. Дрались без свидетелей. Граф ранен. Но не слишком тяжело.
Лишь бы никто не узнал. Если господа сами языки не распустят, так и будет. Я видел, но никому ничего не скажу.
Господин сам болтает то, что нужно и не нужно. Что поделать! Бахвал, как и все гасконцы. Этого у них не отнять. Мы, пикардийцы, совсем не такие. Правда, если судить по господину Портосу, то и у нас эта черта есть. Если судить по мне, такой черты у нас нет.


Получил письмо из Парижа.
У меня горе.
Жаклин больше нет.
Померла две недели назад от лихорадки. Только сутки и проболела. С утра шутила, пол мыла у господина Атоса в квартире. Днем пожаловалась на головную боль. Вечером упала, потеряла сознание и больше в себя не приходила. Сгорела как свечка.
Мадам Лелуар даже думает, что Жаклин от яда могла умереть, а не от лихорадки. Мне какая разница. Кому Жаклин дурное сделала, чтобы ее травить? Ее бывшей госпожи уже в живых нет. Новая в ней души не чаяла, дочкой называла. Меня все благодарила, что я ей радость в дом привела. Они и похожи были. Только мадам Лелуар еще молодая совсем. Так что не как мать и дочь, а как сестры.
Похоронили ее, бедную, в чепчике, что я подарил. И в фартучке.
Двадцать лет всего прожила.
Я ее мертвую не видел, потому поверить не могу. Все вспоминаю, как мы прощались. Она меня до ворот проводила. Никто не смеялся. Я сказал, что это моя невеста.
Может, вечером плакать буду. Пока не могу. Онемело все. Руки трясутся. Вот, кувшин разбил. Совсем новый кувшин был. Хороший такой. Нужно господину д`Артаньяну сказать. Хотя что ему до моей Жаклин. Он ее только трижды и видел.
Сказать надо кому-то.
Может, тогда и плакать буду.
Вот. Пойду к Гримо. Он ее знал, она ему тоже нравилась. Говорил, мы хорошей парой будем. Теперь не будем. Ничего не будет. Жаклин в земле лежит.
Нет, Жаклин меня на небе ждет. А в земле никого нет.
Но кого-то же хоронили?
Ничего не помню…

Ла-Рошель еще не сдалась.
Я сильно хворал. За мной все по очереди ухаживали. Лекаря вызывали.
Базен за меня мессу заказывал. И тоже ухаживал.
Я теперь совсем худой. Хожу плохо. Что-то с правой ногой случилось. Колено не слушается. Приволакиваю. Мушкетон мне трость сделал. Базен приходит, мазью растирает. Мазь ему господин Арамис дал. Базен говорит, что мазь поможет. Она хорошая. Я верю.
Пока я хворал и без памяти был, они все за меня делали. Мушкетон за оружием господина лейтенанта следил. Гримо коня чистил. Базен готовил в мою очередь.
И господа за меня волновались.
Я за них в огонь и в воду.
Я жить буду, раз они меня так любят.

Сегодня дошел сам до площадки, где господа стреляют. Господин Атос сказал, что я молодчина. Базенова мазь помогает вправду. Ногу чуять стал.
Господин Атос еще учит меня из мушкета стрелять по всем правилам. Я и раньше умел, но без правил. У меня получается. Вообще я ловкий, только болел недавно, теперь все медленно делаю. И голова часто болит. Особенно по утрам. Ровно кто молотком по мне лупит.

Осада закончилась. Третьего дня капитуляцию подписали.
По ночам тихо стало.
Начинаем домой собираться. Откуда у нас столько вещей образовалось? Ума не приложу. Уходили – был сундучок у господина, да у меня немного. Теперь только сундуков три. Я котелком новым разжился, не выбрасывать же. Я не такой, чтобы хорошие вещи неизвестно кому оставлять.
Котелок маленький, аккуратный. Мне в Париже пригодится.


В Ла-Рошели побывал.
В городе тихо. Словно не живет никто.
Собак всех подъели. Голубей тоже. И лошадей.
Жители от нас прячутся.
Я слышал, что они так долго продержались потому, что сначала Бекингема на помощь ждали, а затем их сумасшедший комендант сдаться не давал. Жан Гитон или Гито – как-то так. Я не запомнил. Нечего помнить мне про всяких фанатиков-гугенотов. Я думаю вот: как нужно в вере стоять, чтобы морить голодом своих же собратьев. Сдались бы. Король добрый. Всяко помнит, что у него самого покойный батюшка пол-жизни гугенотом прожил. Не тронул бы.
Мне господин Атос объяснил, в чем дело. Воевали не против веры, а только ради того, чтобы гугеноты смуту не затевали и не шли против короля. Веровать им никто не запрещает. Нантский эдикт как был в силе, так и остается. Но теперь свои крепости гугеноты заводить не могут.
А я думал, что посмотрю, как гугеноты будут нашу веру принимать.
Никогда пасторов не слушал.
Вот Мушкетон – тот слушал. У Мушкетона жизнь интересная, не то, что у меня. У Мушкетона старший брат гугенот.
Интересно, как жить в семье, где один к мессе идет, а другой на проповедь? Это ведь вопрос принципиальный.
Я бы так не смог. Я бы спорить стал. Я хороший католик и всем счастья желаю. Ежели гугеноты в ад пойдут за свою ересь – так я бы не допустил, чтобы мой брат в ад пошел. Иначе какой я родственник?

У меня второй день колики в боку.
Неужели помру?
Обидно будет. Я уже привык к мысли, что жить останусь.
Надо у Базена расспросить… хотя о чем я его расспрашивать буду? Он сам на том свете еще не был. А как по книжкам выходит, я и сам прочитать могу. Грамотный.

Оказывается, я к языкам способный.
Сидел два дня в обозе. Там трое раненных англичан есть. Они люди благородные.
Мне английский язык не очень нравится. Смешной. Англичане как лягушки квакают. Наши слова так смешно выговаривают. Но если они французскому научились, то я английский тоже могу выучить. Я уже могу несколько фраз сказать. Назвать себя по-английски: «Май нэм из Планше». Сказать, сколько мне лет. Где родился. У кого служу. Как проехать куда мне нужно. Сколько времени. Какое время года. Вот. Все это за два дня.
Испанский я понимаю. Много слов знаю, только сам сказать ничего не могу. Пойдем воевать с испанцами – тут я и испанский выучу.
Образование никому не помешает!
Я бы пошел учиться. Я до всякой науки жадный. Я и руками что делать – охотно осваиваю. Вот Мушкетон научил меня лассо кидать. Лассо – петля такая. Веревку складываешь, узел затягиваешь, и можно что хочешь ловить. Или кого хочешь. Удобно. Это в Новом Свете так охотятся.
Языки – тоже важно. Особенно слуге. Господа ведь думают, что мы совсем неучи, что мы из другого теста сделаны. Как же! Мы часто умнее господ во много раз. Господин глупый – пол-беды, а вот если лакей дурак – это беда.

В качестве бонуса вот такая иллюстрация к фику. Автор Стелла. Господин валяется на кровати слуга чистит ботфорты



С Мушкетоном говорили, откуда у человека головная боль берется. Мушкетон говорит, что только у тех голова болит, кто много думает. Я же считаю, что дело не в этом. Вот, к примеру: если ударить кого по голове, то будет шишка, и голова болеть будет еще как. Голова и у дураков болит тоже. Не только у умных.
У монахов очень головы болят. Я монахов уважаю не очень, потому что они часто нечисты на руку и хитрят много. Но есть монахи настоящие, у кого призвание к служению Богу. А у кого призвания нет, вот у тех головы и болят. От пьянства. Ночью пьянствуют, утром к мессе идти.
Еще голова болит у того, у кого проблем много. Денег нет, так головная боль постоянно есть. Где их достать. Мушкетон говорит, что это не головная боль, а тяжелые мысли. У него теперь голова на эту тему болеть не будет, потому что г-н Портос женится на богатой.
Конечно, она не герцогиня. Это та прокурорша. То есть теперь вдова прокурора. Я ее несколько раз с г-ном Портосом видел. Если бы ей быть помоложе лет на десять, то ничего лучшего и желать нельзя. Она и сейчас хороша собой. Только суховата – на мой вкус. Но что меня спрашивать? Не я на ней женюсь. А с такими деньжищами любая красавицей станет.
Мушкетон говорит, что она женщина порядочная, и толк в жизни знает.
Вот. Сначала про головную боль, после про женщин. У кого с женщинами определенности нет, у того тоже головная боль.
У меня на эту тему головной боли нет. У господина – есть. Я вот про Жаклин постоянно думаю, и даже плакал несколько раз. А господин про маленькую галантерейщицу только однажды и вспомнил. Приедет в Париж – точно новый роман заведет.
Может, он и вспоминает ее, но про себя. Не верю я, чтобы господин мой совсем уж ее позабыл так быстро. С кем другим – поверил бы, а с ним – ни за что. Он привязчивый. Кого полюбит, так это видно. Вот господина Атоса очень уважает. Господина Портоса тоже. И господина Арамиса. Господина де Тревиля. Батюшку своего и матушку. Он про них вспоминает. Вот, от воспоминаний бывает головная боль.
Господину дважды дурной сон про матушку снился. Он даже написал письмо домой, в Гасконь. Замечаю, что письма господин пишет редко. А я писать люблю, и слог мне дается. Нужно бы опять подумать, чтобы стихи сочинять. Сочинителям г-н кардинал, говорят, хорошие деньги платит. А у меня талант есть.

Вот мы и в Париже.
Комнаты наши теперь на Петушиной улице, недалеко от особняка Лонгвиля. Место хорошее, только шумно иногда бывает. Это когда у герцога прием, так вся улица под нашими окнами каретами заставлена.
Я выхожу со слугами поболтать. Кого так и к нам приглашу – стаканчик вина пропустить. Мне со слугами важных господ нужно хорошие отношения поддерживать. Я знаю, как это называется: дипломатия. Вот, нужно дипломатию уважать, тогда никаких ссор не будет, и в курсе всех дел окажешься.
У господина своя комната, у меня своя тоже. Еще столовая есть. Только вещей у нас мало. Мушкетон шкаф притащил и поставец для посуды. Посудой Базен поделился. Хорошая посуда. Тарелки красивые, супницы.
Мы, когда вдвоем, по-простому едим. Иногда господин даже с собой за стол приглашает. Я поначалу стеснялся, а теперь нет. Мы, если разговариваем, то и не замечаем, как за столом оказываемся. Господин курицу ест, мне пододвинет блюдо: я что – отказываться буду? Я тоже чуток съем.
Господину лейтенантская форма очень идет. Она почти как форма рядового солдата, но красивее. Золота больше, шитье богаче.
Господин де Тревиль моему господину много подарков сделал.
А господа Атос и Арамис принесли кошелек. Отдали мне. Господин Атос отдал. Сказал: «Планше, ты толковый малый. Здесь вам на обзаведение. Распорядись по уму».
Уважает он меня, господин Атос. А ведь какой важный вельможа! К Гримо он так не относится.

Я смотрю, господин д`Артаньян учится у друзей своих.
Вчера у господина Атоса в гостях весь вечер просидели. Когда мы пришли, там уже господин Арамис был. Они умные беседы вели. Они оба, господин Атос и господин Арамис, такие ученые! Я даже не всегда понимаю, о чем они говорят. Господин д`Артаньян тоже не понимает.
Вот они про ораторское искусство разговаривали. Это я знаю. Это мне Гримо рассказывал про грека Демосфена. Грек Демосфен хотел быть великим оратором, потому что ораторов в Греции любили и слушались. Просто ораторов не очень слушались, а великих ораторов слушались и иногда даже почитали как богов. Это они, конечно, зря. Кто красиво говорить умеет, так тот еще не бог.
У греков столица называется Афины. Она и раньше так называлась. Вот, а Афинах ораторов богами и делали. Я не помню, Демосфен богом был или нет. Но болтал он здорово. И голова у него была умная.
Господин Атос сказал, что древние греки начали обсуждать свою жизнь публично. Это было очень важным. Мол, все зависело в Афинах от народа, а народ зависел от слова.
Вот умеет господин Атос красиво сказать, но так, что все понимаешь. Я тоже хочу так научиться. Я сказал об этом. Господин Атос не рассердился и сказал, что научиться можно. Есть такая наука, называется риторика. Это учат красиво говорить.
Про дипломатию я подробней расспросил. Господин Арамис посмеялся, но ответил. Я сразу заметил, что господина Арамиса риторике учили как следует. Он сказал, что дипломатия – это просто. Вот идешь ты по улице, навстречу тебе – собака. По собаке видно, что она тебя запросто тяпнуть может. Может и даже хочет. Так вот, дипломатия – это когда ты смотришь на эту псину ласково и говоришь сладким голосом «Хорошая собачка!», а сам осторожно булыжник поднимаешь. Пока булыжника в руке нет – нужно говорить про хорошую собачку. Я всегда так делаю. Только не знал, что это дипломатия.
Еще дипломатия – это когда с кем-то договариваешься для достижения общих интересов. К примеру, мы с Мушкетоном задумали пойти и побить одного каналью. У нас общие интересы. Мы друг с другом договоримся и пойдем. Если нас двое, то каналья свое получит. Мне это выгодно. Потому что если со мной Мушкетон, то точно мы поколотим каналью, а не каналья меня.
Интересно так рассуждать. Все знаешь давно, только теперь по-ученому можешь объяснить.
Мы с господином сегодня все утро про дипломатию говорили.


Мушкетон сказал, какая у него заветная мечта. Я чуть от смеха не лопнул.
Стать дворянином – это бы я еще понял. Ну, там разбогатеть. Собственное дело открыть. Жениться на богатой. Подстрелить оленя и устроить пир. Можно все вместе. Еще чтобы зубы не болели никогда, чтобы к лекарям не обращаться и прожить до последнего дня здоровехоньким.
Нет. Мушкетон мечтает прокатиться на запятках золоченой кареты. Чтобы золоченым было все от крыши до колес. Чтобы он сам был в золотом шитье с ног до головы.
Вот как.
Я думаю, какая у меня заветная мечта.
Вот какая. Мне хочется однажды стоять по колено в золотых монетах. И чтобы все эти монеты были моими. И чтобы я был еще не старый и смог этими деньгами воспользоваться. И чтобы это меня обрадовало. И чтобы я был в своем уме, не в долгах и доволен жизнью. И чтобы рядом кто-то был, с кем бы я это богатство мог разделить. И чтобы я не стал после этого скрягой.
Еще у меня есть заветная мечта иметь свой домик. Не в Париже, но поблизости. Чтобы у меня росли там трое или четверо сорванцов. Трое мальчишек и одна девчонка, младшая. Самая балованная. Чтобы была похожа на мою младшую сестру. Такая же хорошенькая, веселая и умная.

Базен на обед пригласил. Что это с ним творится?
Он это от всего сердца сделал, я же в людях разбираюсь, и вижу, когда они врут. Нет, от всего сердца. Мне даже стыдно стало: я Базена не очень люблю, я ему хорошее редко делаю. Честно говоря, почти никогда. Потому что он зазнайка и лицемер. Еще потому, что он всегда считает себя умнее всех. Но самый умный из нас Гримо, тут даже спорить нечего.

Я ходил на могилу к Жаклин.
Еще пойду. На кладбище хорошо, птички поют. Живым везде хорошо, где жизнь есть. Солнышко там. Плиты каменные теплые. Травка растет.
Мертвым все равно.
Я вот думаю: зачем мы к мертвым телам ходим? Кто праведно жил, так тот на небе. Он не умер вовсе, а жив как и жил. Вот и Жаклин моя на небе сейчас веселится, с Мадонной на зеленом лугу хороводы водит. Мадонна ее вином угощает. И хлебом. Еще им Спаситель улыбается. Верно, хорошо там. Я иногда хочу туда. Нет, я всегда туда хочу, потому что мне незачем гореть в адском пламени. В чистилище я тоже не хочу, потому что никому ничего плохого не делал. Только я, может быть, в чистилище попаду, потому что был на войне и убивал.
С другой стороны, война была против гугенотов, убивал я гугенотов, а они еретики. Хотя и говорят, что добрые христиане.
Нужно у господина Арамиса спросить. Он мне объяснит.

Господин д`Артаньян вчера дрался на дуэли, был секундантом господина Арамиса.
Ну они оба и бешеные.
Я с ними пошел, держал шляпы и камзолы, пока они дрались.
Противники были люди знатные. Испанцы. Все разговаривали по-испански, я мало что понял. Но господин Арамис вовсе белый от гнева был. Им с его соперником предложили помириться, господин Арамис сразу отказался. Испанец тоже. Испанец высоченный что твоя гора. Но господину Портосу уступает по внушительности. Примерно вполовину меньше.
Мой господин своему испанцу руку проткнул. Кровища хлестала. Видать, жилу какую перебил. Испанец сразу шпагу выронил и упал на траву. Мы ему рану перевязали. Я знаю как, меня Гримо учил много раз. Затем к монахам отнесли. Живой будет.
Господин Арамис долго дрался. Испанец на него сильно наседал. Шпагой размахивал так, что дух захватывало. Будь он как господин Портос, я бы за господина Арамиса волноваться стал. Он перед ним что Давид перед Голиафом. Только все и закончилось как в Библии. Господин Арамис испанца этого загонял. Испанец шпагой махал, махал, что-то кричал по-своему. Господин Арамис только улыбался. Испанец суетился, господин Арамис удары парировал, сам не нападал. Я даже понять не успел, что там было. Тык – и всё. Испанец как подкошенный упал. С грохотом! Как на траву можно упасть с грохотом? Но грохот был, я сам слышал!
Мне кошелек этого испанца достался. Весь расшитой, в жемчуге. Была бы Жаклин жива, я бы жемчуг спорол и бусы ей заказал. Она мечтала.
В кошельке денег! Ох, и денег!
Я предложил их господину Арамису взять самому, он отмахнулся.
Ну, я не гордый. Я не отказался.
Тысяча пистолей там. Вот как. Я теперь совсем богатый стал.
А у испанца только треугольная ранка в камзоле. Удар прямо в сердце.
Господин Арамис на обратном пути молчаливый был. Моего господина обнял крепко и сказал, что должен ему много. Ему самому, может, скрываться придется. Потому что испанец очень знатный был.
Я вечером уже спросил у своего господина, почему дрались.
Господин ответил, что повод был серьезный, дело не в женщине.