Расставания
Автор Nika

Портос, мрачный, как туча, без мушкетерского плаща, но зато с пресловутой перевязью, стоял перед друзьями с глазами, полными слез. Он был полностью уверен, что если страшный суд и есть, то даже он не сравнится с этим днем. Они стояли так уже несколько минут, Портос переводил взгляд с д'Артаньяна на Арамиса, с Арамиса на Атоса и наконец снова на д'Артаньяна, которого он знал меньше всех троих по времени, но которого любил более всех... ну конечно, не считая Атоса и не считая Арамиса. То есть, получалось, что он любил троих одинаково, но все-таки чуточку больше всех—д'Артаньяна. Ну, не считая Атоса. Ну, не считая... Портос отогнал эту мысль, ибо понял, что решение вопроса о том, кого из друзей он любит больше всего, задача совершенно бессмысленная.
Он знал, что этот день придет, с тех пор, как госпожа Кокнар, ныне госпожа дю Валлон, согласилась выйти за него замуж. Точнее, все четверо понимали, что когда-нибудь придет день, когда они расстанутся, но так как на горизонте ничто не предвещало печального события, друзья предпочитали не думать о неизбежном... до той поры, пока это наконец не случилось. И никто из них не мог и предположить, что первым из них будет Портос...
Итак, Портос долго подбирал слова, теребил перевязь, краснел, бледнел, давился слезами, чего с ним прежде никогда не бывало, и наконец взяв себя в руки произнес:
--Простите меня...

читать дальше
«Началось»,--подумал д'Артаньян. Он был уверен, что после смерти Констанции его жизнь начала обратный отсчет и что теперь у него уже больше никогда не будет такого везения и удачи. Хотя они все еще были все вместе. Хотя бы до сегодняшнего дня... да и потом они тоже будут вместе, хотя бы втроем...
--Да о чем вы говорите, Портос,--отозвался Атос первым, ибо д'Артаньян и Арамис тоже не могли найти подходящих слов.—Желание продолжить ваш славный род—совершенно естественное желание.
--И вы меня не осуждаете?
--Я был бы удивлен, если бы вы упустили такую возможность.
Д'Артаньян и Арамис продолжали переглядываться, а Атосу вспомнился вчерашний вечер—вчера они выпили столько, сколько, пожалуй, не выпивали уже очень давно. Что самое удивительное, из всех четверых самым трезвым остался он сам. В это трудно было поверить, но это было так. Пожалуй, он даже стал меньше пить, после того, как казнили миледи. Он сам только сейчас обратил на это внимание, когда обнаружил, что трое друзей улеглись, а точнее, повалились спать в повалку прямо на полу. Гримо взглядом предложил растащить всех по местам—у каждого было свое «спальное» место, как раз на такие случаи и Атос так же взглядом ответил, что лучше никого не трогать, тем более, что утащить куда-то Портоса вобще не представлялось ему возможным. В этот момент в дверь негромко постучали и в комнату, к немалому удивлению Атоса, вошел сам капитан. Де Тревиль окинул взглядом красочную картину и произнес:
--Что здесь происходит, господин Атос?
--Ничего, капитан,--грустно ответил Атос.—Портос завтра уезжает. Мы немножко не рассчитали своих сил.
--Да я знаю,--еще грустнее отозвался капитан.—Он приходил ко мне сегодня утром. И хорошо, потому что, судя по всему, завтра я вы с ним уже не стал разговаривать... но скажите, Атос, неужели у вас совсем не осталось вина?
--Капитан!
Атос удивлялся редко. И если он удивлялся, значит, событие действительно было достойно его удивления.
--В чем дело?—пожал плечами де Тревиль.—Портос—один из моих лучших солдат. Это будет большая потеря для нас. Неужели вы полагаете, что я позволил бы зайти к вам просто так, господин Атос? Так я спрашиваю, нет ли у вас вина?
Атос прикинул плюсы и минусы ситуации. В конце концов, как кто-то мудро заметил, капитан тоже человек и ничто человеческое ему не чуждо. Поэтому Атос вздохнул в очередной раз за сегоняшний вечер и послал Гримо за последней бутылкой шамбертена, которую он хотел оставить на завтра.
Примерно через час капитан присоеденился к спящей кучке. Солдатом он был первоклассным, а вот потребителем вина оказался слабоватым. Атос же продолжал оставался совершено трезвым. Поэтому он наградил себя тем, что единственным из всего общества устроился на ночь на кровати. «Все-таки в трезвости, несомненно, тоже есть свои преимущества»,--заключил Атос, засыпая...

Наутро капитан долго не мог сообразить, где он находится и как он туда, собственно, попал. Когда же ему деликатно объяснили, что произошло, он в ужасе схватился за голову и зашипел:
--Господин граф, никому ни слова, если вам дорога ваша и моя честь...
Де Тревиль редко обращался к Атосу так, а если обращался, значит, ситуация была действительно экстремальная. Атос тактично пропустил это мимо ушей.
--Господин капитан, да вы же нам, как отец родной.
--Словом...
--Словом, этого никогда не было, господин капитан.
--Благодарю вас, господин граф.
Атос вновь сделал вид, что не расслышал этого обращения. Де Тревиль спешно собрался и отправился домой прежде, чем кто-либо из троих успел проснуться.
Первым проснулся гасконец.
--Атос, что...
--Не что, а сколько,--невозмутимо ответил Атос. И добавил с той же невозмутимостью, но правда, с ноткой сожаления в голосе:--Я же говорил, разучилась пить молодежь...

Портос вдруг понял, что он должен сделать. Он снял перевязь и протянул ее д'Артаньяну.
--Возьмите. Пожалуйста. Я вас очень прошу.
--Но я...—д'Артаньян хотел было сказать, что он не носит таких вещей, но тут Арамис тактично толкнул его ногой так, что он чуть не упал.
--Арамис, не толкайтесь!
--Я не толкаюсь! Я пытаюсь намекнуть...
--Вы можете пытаться по другому?
--Д'Артаньян, возьмите у Портоса перевязь. Не обязательно ее надевать...
--Спасибо, Арамис,--совершенно искренне сказал Портос.—Но друзья мои, у меня ничего нет для вас...
--Нам ничего не нужно,--заверил его Арамис.
--Только пишите,--добавил Атос.—Хотя бы раз в месяц.
--Да что вы, Атос,--тут же вставил д'Артаньян.—Для Портоса это слишком много...
Портос почувствовал, что еще немного и он разрыдается по настоящему. А этого нельзя было допускать ни при каких обстоятельствах. Поэтому он порывисто прижал к себе каждого и хлопнул дверью.
Ошеломленные друзья продолжали стоять неподвижно, глядя захлопнувшуюся дверь.
«Началось»,--снова печально подумал д'Артаньян. Оставалось только гадать, кто будет следующим...



Арамис, без мушкетерского плаща, но все еще без сутаны, которую он вскорости должен был одеть, стоял перед друзьями. Однако, в отличае от Портоса, плакать ему совершенно не хотелось. Потому, что просто не умел. И он, и друзья, прекрасно знали, что этот день наступит, после того, как он произнес решающую фразу тогда, в Ла Рошели, после того, как... об этом, впрочем, лучше совсем не думать. Расставание с теми, кто в течении стольких лет были частью его самого и еще ЭТО—это, в самом деле, уже чересчур... но у него хватит сил с достоинством пройти через это жизненное испытание. Трудно будет в самом начале, а потом жизнь закрутит так, что не успеешь оглянуться на прошлое...
Не смотря на то, что плакать не хотелось, слова все-таки не находились. У Атоса тоже. Тогда д'Артаньян, после долгого раздумья, все-таки произнес:
--Арамис! Как вы можете так с нами поступать?
Вот так ребячество! Но именно это ребячество в, конце концов, чуть не довело его до слез... Однако Атос более чем тактично толкнул д'Артаньяна ногой. Д'Артаньян сделал вид, что ничего не заметил. Атос повторил свое телодвижение. На этот раз д'Артаньян чуть не упал.
--Атос, на что вы намекаете?
--Д'Артаньян, нельзя говорить такие вещи вслух, даже самым близким друзьям. Мы должны помнить, что как мы не любим друг друга, ничто не вечно и у каждого из нас будет в конце концов своя жизнь.
«Опять со своими проповедями,»--подумал д'Артаньян. Он боготворил Атоса, но иногда он должен был признать, что тот становиться просто невыносим со своей жизненной правильностью.—«Такое впечатление, что это он становится аббатом, а не Арамис». Однако же ему оставалось только кивнуть, соглашаясь со сказанным.
А Атос вспоминал вчерашний день...

--Я имею честь драться с господином де Жюссаком,--объявил Арамис, вернувшись с ночного дежурства. Он был бледен и немного волновался—де Жюссак был серьезным противником. Если д'Артаньяну удалось его обезоружить в свой первый день пребывания в Париже, Арамис приписывал это более счастливому стечению обстоятельств, чем умению фехтовать. Хотя в последствии никто не уже никогда не сомневался в последнем.
--Что случилось?—лениво поинтересовался Атос.
--По моему, этот господин все-таки упорно нарывается на то, что кто-то из нас все-таки отправит его на тот свет,--пожал плечами Арамис.—Он назвал Портоса... не буду повторять, мне это до сих пор режет слух.
--Послушайте, Арамис, оставьте его мне,--предложил д'Артаньян.—Если вы вспомните, я уже имел такую честь, и для господина де Жюссака это окончилось не совсем хорошо...
--Как вы себе это представляете, д'Артаньян?
--Арамис прав, д'Артаньян. Драться должен тот, кто сделал вызов. Нам остается только предложить услуги секунданта.
--Если вы не возражаете, Атос, я предпочел бы вас.
--Я к вашим услугам.
--Благодарю вас.
--Не стоит благодарностей.
--Господа, вы что, издеваетесь надо мной?—изрек д'Артаньян.
--Нисколько,--хором ответили друзья.
--Ждите нас здесь, это не займет много времени,--добавил Арамис.
--Что?—уже окончательно возмутился д'Артаньян.—Это де Жюссак не займет много времени? Атос, как вы можете...
--Ждите нас здесь,--повторил Атос.—Я вас прошу.
Д'Артаньян никогда не мог устоять перед просьбой Атоса. Отчасти он понимал, отчего друзья, не сговариваясь приняли такое решение. После смерти Констанции они опекали его просто, как родные братья. Д'Артаньян уже даже не знал, куда деваться от этого, хотя он понимал, что это было совершенно искренне.
Но он так же не мог устоять перед желанием увидеть, как Арамис отправит де Жюссака на тот свет. В то, что у этой дуэли просто не могло быть другого исхода, д'Артаньян ни на секунду не сомневался. Поэтому, когда дверь за друзьями закрылась, он, выждав некоторое время, направился к монастырю Дешо известными ему переулками и зауколками. На случай, чтобы все-таки не столкнуться с друзьями. Потому что второй раз он точно не устоял бы перед укоризненным взглядом Атоса...

--Господа, вы, кажется, пришли на дуэль?
Сердце Арамиса бешенно колотилось. Он подставил не только себя, но и Атоса. Он не мог простить себе, каким образом, после столького времени, он еще не до конца изучил пресловутого де Жюссака. Попасться так было не только глупо—это было позорно. Они, можно сказать, сами притопали в ловушку--берите, не хочу, практически голыми руками. Хорошо еще, хоть д'Артаньян не с ними. Это несколько утешало.
Атос чувствовал то, что не чувствовал уже очень давно—приступы ярости. Этот человек не достоин звания дворянина. Этот человек отныне, если им удастся выбраться из этой ловушки, его личный враг.
Число шесть, похоже, было либо любимым числом де Жюссака, либо больше не нашлось охотников на такое дело. Драться с шестью гвардейцами было более чем глупо. Оба это понимали и оба лихорадочно искали выход из положения, зная, что живыми они точно не сдадуться.
--Успокойтесь, Арамис,--едва слышно произнес Атос.—Нам сейчас нужно все наше самообладание.
--Уходите. Я сам,--еще тише ответил Арамис.
Атос оценил это. Впрочем, он всегда представлял, на что способен Арамис. Но сейчас он это услышал сам. Но никогда в жизни он не принял бы такое.
--Как вы себе это представляете, Арамис?—с улыбкой процитировал его Атос.
--Отдайте ваши шпаги, господа,--потребовал де Жюссак.
--Никогда,--тут же без всякой тени улыбки ледяным тоном произнес Атос.
--Тогда вы останетесь здесь.
--Черт побери, у вас есть какие-нибудь другие варианты?
--Атос, не поминайте всуе черта,--произнес Арамис своим кротким голосом. Теперь он уже был спокоен—умереть рядом с Атосом было бы для него наивысшей честью.
--Вы скоро с ним встретитесь,--провозгласил де Жюссак и сделал знак гвардейцам. Те тотчас подошли плотным кольцом к двум мушкетерам. Эта беседа о моралях слишком уж затягивалась, на его взгляд—пора было кончать с этими любимчиками де Тревиля раз и навсегда.
Как только он подумал это, один из гвардейцев издал предсмертный хрип и повалился на землю. Д'Артаньян решил, что если де Жюссак позволил себе подлость по отношению к дворянам, то он может позволить себе ни больше, ни меньше и без церемоний атаковал несчастного искателя приключений сзади. Гвардейцы бросились к умирающему товарищу, а д'Артаньян к друзьям. Теперь их было трое против пятерых и к тому же все прекрасно знали, на что они было способны втроем.
--Чертов мальчишка,--прорычал де Жюссак.—Мы еще встретимся!
--Не сомневаюсь в этом,--весело ответил д'Артаньян, обнимая друзей.
--Вы не представляете, как я рад вас видеть, д'Артаньян,--признался Арамис.
--Что вы здесь делали?—поинтересовался Атос.—Ведь я просил вас ждать нас дома...
--Вы не поверите, Атос, но во мне вдруг проснулась ностальгия.
--Да что вы говорите,--несказанно удивился Арамис.—Я никогда не подумал бы про вас такое...
--Вы не поверите, дорогой друг, но Арамис прав,--с улыбкой добавил Атос.—Впрочем, это не важно. А не выпить ли нам, дорогие мои?

Только на этот раз уже не было веселой попойки, как на проводах Портоса. Все трое понимали, что Арамис скоро покинет их—только не представляли, что это произойдет уже завтра... однако Арамис в очередной раз заявил, что «последнее приключение окончательно отвратило его от мира», Атос уже не сомневался, что вопрос о его отьезде уже практически решен. Все трое молча взирали на бокалы с вином и ни у кого не возникало желания его пить.
--Я предлагаю разойтись на сегодня,--мрачно произнес д'Артаньян.
--Я предлагаю пойти ко мне,--сказал Атос. Они оба, не сговариваясь, молча встали и направились за Атосом. Д'Артаньян все же прихватил бутылку—не пропадать же добру...

Когда они выходили из трактира, к Арамису подошел какой-то человек, быстро удостоверился, что это именно тот, кто ему нужен и протянул Арамису записку. Арамис поблагодарил посыльного, который тут же как сквозь землю провалился, и будучи уверенным, что это очередное приглашение на свидание, улыбаясь развернул записку и прочитал ее содержимое. В ту же минуту он стал белее воротничка на рубашке.
--Что с вами?—не на шутку встревожился д'Артаньян.
--Лучше бы я остался у монастыря,--едва слышно произнес Арамис.
--Пойдемте, милый мой,--Атос ласково взял его под руку.—Пойдемте, вам нужно успокоиться. Вы увидите, что жизнь на этом не заканчивается, как бы вам этого не хотелось...

Если до этой записки у Арамиса была хоть какая-то капля сомнений по поводу его решения, то теперь он окончательно убедился в его правильности. Оставалось самое трудное—найти прощальные слова людям, которые стали частью его самого, за которых и с которыми не страшно было умереть.
Прежде он искал такие же слова для Мари. Но эту проблему она сама за него решила. Что же, надо хладнокровно подойти к этому—одной проблемой меньше...
--Может быть, вы все-таки с ней поговорите?—осторожно спросил Атос.
--Атос, не будем возвращаться к этому вопросу, прошу вас. Никогда.
--Хорошо, как пожелаете.
Воцарилось неловкое молчание. Каждый искал нужные слова и не находил их. И тут д'Артаньян понял, что нужно сделать.
Он взял перевязь Портоса, которая с того самого дня осталась почему-то у Атоса и протянул Арамису.
--Возьмите. Пожалуйста. Очень вас прошу,--повторил он слова Портоса, ибо других у него просто не было.
--Но я... начал было Арамис, подумав, что в маленькой келье эта штука была бы совершенно ни к чему. Однако слова застряли в горле. Он молча взял перевязь и молча хлопнул дверью, так и не найдя в себе сил обнять их на прощание.
«Второй,»--мрачно подумал д'Артаньян. Оставалось только гадать, когда произойдет неизбежное...


Атос, как обычно безупречно с иголочки одетый и подтянутый, но без мушкетерского плаща, стоял перед капитаном и впервые в жизни не находил слов. Атос, впрочем, всегда был немногословен, но сегодняшний день был особенным, поэтому требовались особенные слова. Капитан долго и терпеливо ждал, пока Атос заговорит, но так и не дождавшись, наконец решил начать разговор сам.
--Оливье,--мягким и ласковым голосом произнес капитан.—Оливье, это ваше окончательное решение?
Если капитан обращался к нему так, значит, ситуация была не только экстремальной, а уже просто из ряда вон выходящей. А уж судя по интонации можно было предположить, что и ответ капитану точно известен был заранее и спрашивает он только для того, чтобы услышать это от самого Атоса.
--Я... как бы вы поступили на моем месте, капитан?
--Нельзя нарушить волю умершего, Оливье, тем более, что это был ваш ближайший родственник.
--Да, он один из немногих членов моей семьи, который всегда и во всем меня поддерживал...
--Вот видите. Но подумайте так же, что вы сейчас очень нужны нашему мальчику, больше, чем когда-либо...
Наш мальчик... Атос удивился—это он так иногда обращался к д'Артаньяну когда они были наедине, но ему никогда не пришла бы в голову мысль о том, что сам капитан тоже так может думать об одном из самых лучших солдат полка... к тому же, мальчик уже давно перестал быть мальчиком, хотя иногда в нем еще проскальзывала недавняя ребячливость, не улыбнуться которой было просто невозможно. Пожалуй, это было еще одно из немногих, чему Атос мог улыбаться... Мысли о д'Артаньяне не давали ему покоя с тех пор, как получил это самое письмо. Но он уже точно знал, что не нарушит волю дяди, которого он любил и уважал.
--Капитан, наш мальчик гораздо сильнее, чем он сам думает. Поверьте, я знаю, что я говорю.
--Хм, --пробурчал капитан,--иногда даже самым сильным людям не помешает внимание и забота кого-то, кто старше их и мудрее...
--Что вы хотите сказать, капитан?
--Ничего, господин граф, решительно ничего... о чем вы так задумались?
Атос вспоминал вчерашний день. Точнее, вечер...

Он уже закончил со всеми делами, которые необходимо было завершить до отьезда. Оставалось теперь самое трудное—то, о чем не хотелось думать, но то, что было неизбежно. Оба знали, что это произойдет, но оба откладывали последний разговор настолько, насколько это можно еще было отложить. Но теперь уже наступил самый последний вечер, поэтому Атос ждал д'Артаньяна, стараясь подобрать все нужные слова заранее, хотя он прекрасно знал, что говорить будет совершенно другое...
И тут...
Открылась дверь, и в комнату даже не вбежал, а буквально влетел Гримо. Было видно, что он был необычайно удивлен.
--Господин Атос, там господин д'Артаньян с какой-то дамой!
--Ты, кажется, позволил себе заговорить?
--Но, господин Атос! Там господин д'Артаньян...
--Ну и что в этом такого? Ты что, никогда не видел господина д'Артаньяна с дамой?
Гримо не успел ответить—дверь открылась ударом сапога и взору Атоса представилось поистине восхитительное зрелище.
Перед ним был сам господин де Жюссак в женском платье. Д'Артаньян постарался на славу—видимо, он наряжал де Жюссака как дети рождественскую елку. Он даже не забыл чепчик, который был аккуратно завязан на бантик и очевидно именно сей предмет причинял бравому гвардейцу массу неудобств. Де Жюссак, естественно, упирался и пытался что-то сказать, но не мог, поскольку рот у него был занят пяльцами.
Атос в принципе был немногословен, но при виде этой картины он забыл все слова, которые хотел произнести. Зато заговорил де Жюссак, естественно, после того, как д'Артаньян медленно вытащил пяльцы у него изо рта.
--Щенок! Змееныш! Чертов мальчишка!
--Господин де Жюссак, у меня соседи, не кричите так,--спокойно заметил Атос.—Что все это значит, д'Артаньян?
--Извиняйтесь, сударь, перед господином Атосом за вашу последнюю выходку,--сказал д'Артаньян.
--Извиняться? Я? Тебе мало, что меня все гвардейцы Парижа видели в таком виде?
--Это правда, д'Артаньян?—спросил Атос.
Д'Артаньян пожал плечами, как бы говоря: «Уж если я решил повеселиться, то почему бы об этом и не узнaть всему Парижу?»
--Господин Атос,-вдруг взмолился де Жюссак.—Окажите мне одну услугу, дайте мне вашу шпагу, хотя бы вон ту,--он указал на шпагу Атоса, висевшую на стенке.—Я покончу со всем прямо сейчас...
--Сударь,--строго произнес Атос.—Во первых, к этой шпаге никто, кроме меня, не притрагивался и не притронется, а во вторых, добрый христианин не вправе распоряжаться своей жизнью.
--Да разве это жизнь, господа! Да меня же все гвардейцы видели!
--А меня, господин де Жюссак, шесть, а точнее, пять, но ничего, я же живу после этого...
--Господин Атос, я же дал вам возможность умереть со шпагой в руках! Оцените хоть это!
--Ценю, поэтому вам я такой возможности не дам... и знаете что, д'Артаньян? Я решил, что мы господина де Жюссака отпускаем... даже без извинений... пожалуй, с него действительно хватит, ему ведь еще домой идти... идите, господин де Жюссак, пока моему другу не пришла в голову мысль, чтобы вы еще господину Арамису написали письмо с извинениями...
--Атос, я же всегда говорил, что вы-- гениальный человек!—воскликнул д'Артаньян.—Но на сегодня точно хватит... идите, де Жюссак...
--Мне что, опять топать через весь Париж в платье?
--А вот тут вы правы. Платье совершенно лишне. Снимайте,--велел д'Артаньян.
--Вы шутите?
--Атос, я похож на шутника?—спросил д'Артаньян Атоса на всякий случай.
--Нисколько,--подтвердил Атос.—Лучше сами раздевайтесь, господин де Жюссак.
Де Жюссак повиновался—а что ему еще оставалось? За эти мгновения он прожил, наверное, несколько лет своей жизни.
--Вы еще за это ответите, господа,--пообещал на прощанье де Жюссак, хлопнув дверью.
Через несколько минут в комнату снова ворвался Гримо.
--Господин Атос, наша квартира заколдованна! Господин д'Артаньян пришел с дамой, а вышел отсюда какой-то бесстыдник...
--Пошел вон, дурак,--отмахнулся от него Атос.—Не мешай нам разговаривать...
Гримо испарился. Атос буквально рухнул на стул и засмеялся так, как смеялся последний раз, наверное, в далеком детстве...
--Господи боже мой,--произнес он наконец, когда приступ гомерического хохота наконец закончился.—Как, как тебе это удалось сделать?
--Это мой маленький личный секрет,--уклончиво ответил гасконец.—И подарок тебе на прощанье.
--Да уж, этот подарочек я до конца своих дней не забуду... но зачем тебе понадобилось стаскивать с него платье?
--Моя матушка всегда мечтала о платье из Парижа... а я, как добрый христианин, чту своих родителей...
Эта последняя фраза напомнила Атосу о его долге. Что ж, всему в этой жизни рано или поздно приходит конец, он ведь сам так всегда говорил друзьям...
Д'Артаньян в последний раз оглядел маленькую квартирку, где прошло столько всего за последние годы и где они уже больше никогда не будут все вместе. Он опять почувствовал, что готов заплакать как маленький ребенок в обьятиях этого необыкновенного человека. Но теперь он был лейтенантом королевских мушкетеров, поэтому должен был держать себя в руках.
--Прощайте, Атос,--произнес он и быстро вышел за дверь, так и не найдя в себе сил обнять его на прощание.
--Прощайте, мой мальчик,--едва слышно произнес Атос, когда дверь за ним закрылась.

--О чем вы задумались, Оливье?—окликнул его капитан.
--Ни о чем, капитан, ни о чем... простите, мне правда пора.
--Что ж, тогда давайте простимся.
Капитан поднялся из-за стола. Атос протянул ему руку. Но тут капитан сам неожиданно прижал его к себе.
Атос так и не понял, что с ним произошло в тот момент. Вероятно, просто, по словам капитана, даже самым сильным людям не помешает забота... Атос уже не помнил, когда он плакал последний раз—наверное тогда же, в далеком детстве...
Капитан словно ожидал этого...
--Успокойтесь, Оливье, успокойтесь,--ласково повторял он.—Ну, успокойтесь же... я все знаю... все... хотите мое мнение? Я сам поступил бы так же на вашем месте, и в первый раз, и во второй...
--Откуда вы это знаете, мой капитан?—все еще сквозь слезы спросил Атос.
--Это мой маленький личный секрет... ну, успокоились?
--Господин капитан, никому ни слова, если вам дорога моя и ваша честь...
--Господин граф, да вы же мне, как сын родной...
--Словом...
--Словом, этого никогда не было, господин граф...
--Благодарю вас.
--Не стоит благодарностей... прощайте, господин граф. Вы мне напишите?
--Слово графа де Ла Фер,--наконец улыбнулся Атос, пожал капитану руку и вышел.
«Не напишет,»--подумал капитан.—«Даже не смотря на слово графа де Ла Фер, хотя оно дорогого стоит... И никто из них не напишет, потому что они как дети, которые выросли и покинули родительское гнездо... и у них теперь своя жизнь, и это хорошо... Прощайте, дети мои...»
Впрочем, это было не совсем так, потому что один ребенок все-таки еще был с ним. А значит, жизнь еще продолжается и они еще обязательно встретятся. Обязательно, потому что иначе просто не может быть...