Еще одна деньрожденческая запись)



Ну, во-первых, я кажется, только раздразнила всеобщее любопытство своими восторгами по ричардсоновской "Собаке" . Вот здесь ссылка на фильм с тем самым дубляжом



А вот тот самый фик, о котором я говорила. Не лишенный известной доли слэша)

Маэстро


Мой друг Шерлок Холмс – не человек.
Такое замечание может показаться шокирующе жестоким. Но это, напротив, самый лучший комплимент, который я могу сказать самому великому из всех известных мне людей. Само собой разумеется, что это не просто какое-то обособленное научное наблюдение, а оживленное оттенком чувства. Но сделано оно не в шутку, я совершенно серьезен. Ну и какой же может быть вывод при отсутствии соответствующего доказательства? Я побывал на трех континентах и в силу особенностей мой профессии , будучи военным и медиком , имел дело с людьми различных культур в самых лучших и худших их проявлениях. Я был связан с людьми различными видами отношений: приятельскими отношениями, страстными романтическими чувствами, страстным соперничеством. И, однако, даже теперь, когда в круг известных мне людей входят члены преступных организаций и работники полицейского ведомства, и мне случается вступать в контакт с самыми экстраординарными личностями – от членов королевской семьи до бездомных, от простофиль до садистов – никого из них нельзя даже пытаться сравнивать с необыкновенной личностью первого в мире детектива-консультанта.
Меня бы совсем не удивило, если бы даже на продолжении столетий, он так бы и остался единственным представителем этой придуманной им самим профессии. Возможно, он единственный в мире человек, счастливо повенчанный с наукой и искусством. Многие великие мужчины и женщины могут сказать, что являются экспертами в той или другой из этих сфер, но едва ли в обеих, ибо требования, предъявляемые логикой науки прямо противоположны артистическим причудам творчества.
Это касается других, но не Холмса. Он кажется исключением из общего правила, без усилий демонстрируя гармоничную связь интеллекта и артистизма. Он с одинаковым мастерством играет на скрипке и делает логические выводы, одинаково сосредоточенный как на своих музыкальных композициях , так и на химических экспериментах, в равной мере с головой погружаясь в свои скрипичные концерты и в свои криминальные расследования.
Хитросплетения его ума все так же бесконечно очаровывают меня. Я и не надеюсь когда-нибудь постичь его сложное многообразие, но я вижу его отблеск во взгляде Холмса, ибо его глаза, как стекло – холодные, ясные , и пронизывающие. Метафора о глазах, как зеркале души, никогда бы не была столь уместной, как в отношении моего друга, ибо они демонстрируют мельчайший отблеск гениальной умственной работы. Никогда я не наблюдал в его глазах такой живости, как в те минуты , когда он распутывает какую-нибудь тайну; и когда он каким-то чутьем предугадывает ответы на вопросы, на которые казалось бы совершенно невозможно ответить, глаза его поистине сияют.
И, однако, в виду того, что я могу видеть это маленькое окошко в его ум , внутренняя полупрозрачность его глаз изнутри с трудом компенсируется их внешней просвечивающей насквозь силой, столь поразительной, что ею решительно не может обладать человек. Одним взглядом он узнает о вас столько, словно из долгого разговора с вами, и потом фактически знакомит вас с самими собой.
Это не всегда вызывает благосклонность окружающих, ибо, таким образом, он невольно вытаскивает на свет самые тщательно хранимые тайны. Он не просто видит вас, он видит сквозь вас, и у него не возникает сомнений в том, что он должен объявить это вслух.
Однако, я верю, что его откровенная и безжалостная честность не бестактна и не имеет своей целью манипулировать людьми, и правда, которую он открывает не является предметом шантажа или намерением обидеть. Я думаю, что он просто не в силах удержать это в себе. Когда в его глазах загорается этот знакомый мне маниакальный свет, то это явный знак, что его мозг работает со скоростью, в сотни раз превышающей его собственную и он не может его удержать . Зачастую, он лишь начинает понимать смысл своих выводов, когда слова уже сорвались с его губ, и они говорят о скрываемой до сих пор слабости того, кто перед ним.
И не то, что бы он был совершенно безразличен и равнодушен по отношению к людям. И публику, знающую, что в своих манускриптах я описываю его, как бесчувственную машину, удивит, что таково наше соглашение . Он просил меня об этом. И со И я готов подчинить его скромной просьбе все скудные возможности своего пера .
И как могу я поступить иначе, когда вижу, как печален он каждый раз, когда я с грустью (и часто украдкой) являюсь единственной аудиторией на его скрипичных концертах? Как могу я выставить на обозрение публики эту уязвимость? Если его глаза – маленькое окно в его исключительный ум, то его руки – отражение глубины его души. Ибо он не играет на скрипке – он становится с ней одним целым.
Музыка, что плывет из его искусных, легких пальцев, всего лишь намек на тот водоворот эмоций, что он сдерживает, не давая им прорваться наружу, однако, даже тогда я ошеломлен их силой. Мои конечности дрожат в такт его вибрирующим нотам, его смычок затрагивает струны моего сердца, мое тело начинает качаться в одном ритме с ним в тактах крещендо и аллегро, и вся моя душа тянется к нему, когда он затихает в тональности анданте.
Потеряв способность дышать, когда он играет глиссандо, словно это какая-то рана в его груди, и он прилагает все силы души, чтобы сдержать рыдания, пока , наконец, не издает последнюю ноту, как прерванный стон отчаяния, я могу лишь беспомощно смотреть, как рассыпаясь на части , он разбивается вдребезги.
Я завидую этой скрипке.
Не по самой очевидной из причин – в том, как чувственно скользит по ее струнам смычок, как его щека ласкает ее полированную поверхность, как его искусные пальцы нажимают, тянут и скользят – хотя я солгал бы, если бы сказал, что это не производит на меня никакого эффекта. Производит и очень сильный. Настолько сильный, что, когда Холмс исполняет свои не предназначенные для широкой публики концерты, я благодарен за уединение нашей квартиры на Бейкер-стрит. Если бы Холмс играл так прилюдно, я не сомневаюсь, что какой-нибудь полицейский, взглянув на меня, немедленно угадал бы соответствующие намерения за моим горящим взглядом и тут же застегнул на моих запястьях наручники за несомненную любовь и нежность, которые читались на моем лице столь же ясно, как и в моих рассказах. И все эти чувства, конечно, к нему; из-за него. И зная его острую наблюдательность, я иногда поражаюсь, как он не видит, что я почти боготворю его.
Однако, у меня нет желания оказаться разлученным со своим дорогим другом. Я не могу допустить, чтобы кто-то оторвал меня от него, даже если это будет кто-то вроде Лестрейда. Особенно , в этом случае. Не думаю, что смогу вынести предательский и обвиняющий взгляд на лице инспектора, если самый мудрый из всех известных мне людей, будет погублен лишь из-за того, что я не смог совладать со своим проклятым сердцем.
Особенно теперь… теперь, когда он снова погружен в свою музыку.
Вот… вот почему я завидую этой скрипке.
Мой друг гордо и величаво предстает перед лицом публики. Он вызывает восхищение, но он недоступен – божество, на которое можно взирать и призывать. И если он сочтет вас стоящим его внимания, то на вас, видимо, снизошло благословение небес. Его ум не от мира сего, и я считаю , что мне не вероятно повезло, что я удостоился чести ежедневно находиться в его обществе, не говоря уже о его дружбе.
Но здесь… Когда он играет на своей любимой скрипке с обожанием любовника, он полностью обнажен.
Исчезло божество холодной логики. Сошел внешний лоск, чтобы открыть нечто гораздо более прекрасное. Гораздо более божественное.
Здесь, в стенах нашего общего дома… Шерлок Холмс позволяет себе быть человеком.
Я не верю, что мой друг настолько лишен эмоций, насколько он убедил в этом публику и себя. Возможно, наука – это его страсть, но артистичность у него в крови. Обычный человек не может играть менуэты и сонаты так, чтобы они звучали, словно песни души и частички этой вселенной. Человек, столь поглощенный своей игрой, идущей от самого сердца, не может быть лишен чувств.
Такая сосредоточенная совершенная увлеченность может исходить лишь из поистине великого сердца.
И мне было интересно… Господи, как бы мне хотелось знать, когда он вот так закрывает глаза и слегка раскачивается в такт своей собственной музыки и погружается в крещендо и арпеджио, витающие вокруг него…
Мне интересно, что питает его страсть, его благоговение, на чем он сосредоточен, чем увлечен.
И когда он позволяет скрипке унести его, быть с ним единым целым, взмывать с ним ввысь к недостижимым высотам…
Вот. Вот, почему я завидую этой скрипке.