Трудное детство Рауля ле Бражелона. Часть 8

В тот же день, поздно вечером, в детскую пробрался Блезуа, и они с Раулем долго секретничали в дальнем уголке комнаты. Марион была более-менее в курсе происходящего, поэтому она смотрела сквозь пальцы на это вопиющее нарушение режима. Она даже не стала ругаться, когда Блезуа сбегал во двор и принёс на башмаках комья грязи, а в корзине – нечто возившееся и приглушенно кудахтавшее.
Вдоволь похихикав в своём уголке, маленькие заговорщики взглядом спросили разрешения у Марион, получили в ответ её одобрительный кивок и на цыпочках прошли по коридору, направляясь к лестнице на чердак.
читать дальше
Бланш де Невиль лежала в своей постели и думала о верховой прогулке, перенесенной на завтра. Возможно, это было и к лучшему: нынешним днем погода не очень-то радовала, а вот завтра, по всем приметам, ожидался тихий солнечный денёк. Маркиза возлагала на эту прогулку большие надежды. Она знала, что зеленый цвет амазонки был ей изумительно к лицу, а золото вышивки соперничало блеском с золотом ее волос. Бланш заранее обдумывала комплименты, которыми она осыплет графа в надежде завоевать его сердце, и тешила себя мыслью, что граф ответит ей тем же. А может... А может быть, уединенность места, кружащая голову лесть и тонкое поощрение с ее стороны настроят графа на романтический лад и позволят ей добиться чего-то большего...
С этими приятными мыслями Бланш закрыла глаза и приготовилась наслаждаться не менее приятными снами.
Вдруг прямо над ее головой раздались шаги. Маркиза де Невиль удивленно распахнула глаза: она прекрасно знала, что над ее комнатой может находиться только чердак. Но кто станет бродить по чердаку в такой час? Шаги снова повторились. На этот раз их сопровождало позвякивание металла, подозрительно похожее на звон цепей.
Маркиза села в кровати и обхватила колени руками. Сами собой на ум пришли слова Аннет, сказанные после ужина. С расширенными от страха глазами дочь поведала ей рассказ Рауля о привидении, которое ходит по замку каждую осень. Тогда маркиза только посмеялась про себя над детскими страшилками и укрепилась во мнении первым делом после замужества постараться избавиться от Рауля.
Теперь ей было не до смеха. Звуки с потолка были более чем реальными. Внезапно шаги прекратились, послышался шум упавшего на пол тела и раздался стон – долгий, высокий, леденящий душу стон, исходивший, казалось, из самой каминной трубы.
У маркизы волосы встали дыбом. Все страхи, которые в детстве вбила ей в голову глупая кормилица и которые она считала глубоко погребенными, вдруг ожили в ней. Дрожащей рукой она хотела нащупать в полной темноте колокольчик, чтобы позвать прислугу, но, услышав в каминной трубе шорох, осознав, что этот шорох раздается всё ближе и ближе и уже сопровождается жутким потусторонним криком (в котором любой человек в здравом уме и твердой памяти без труда узнал бы кудахтанье перепуганной курицы), маркиза издала вопль, проникновенности которого позавидовало бы любое привидение, и, не помня себя, кинулась искать защиты у графа.
Ничего не подозревавший Атос мирно почивал, когда в его спальню ворвалась Бланш в, прямо скажем, неодетом виде. От шума граф мгновенно проснулся и приподнялся на локте, откинув со лба волосы, а маркиза судорожно вцепилась в его рубашку.
- Там привидение! – кричала она. – В мою комнату лезет привидение!
- Что вы, сударыня! Наверно, вам показалось, - попытался успокоить гостью Атос. – Скорее всего, вам приснился плохой сон...
- Да нет же, нет! Оно было! Оно ходило там, наверху, и хотело проникнуть ко мне по трубе!
- Давайте я провожу вас в вашу комнату. Только сначала накиньте вот это, - и Атос протянул маркизе свой черный бархатный халат. Достав из шкафа другой, он надел его сам и предложил женщине руку.
В своей спальне Бланш с опаской опустилась на кровать и заставила Атоса сесть в кресло.
- Прошу вас, граф! Подождите немного, и вы убедитесь сами!
Прошло пять, десять, пятнадцать минут. Всё было абсолютно тихо. За это время маркиза немного успокоилась и даже решила, что нет худа без добра: граф ночью находится в ее комнате! Успех следовало закрепить и развить. Поэтому, когда Атос поднялся, намереваясь уйти к себе, и пожелал гостье приятных снов, Бланш произнесла слабым голосом:
- Ах, останьтесь, граф, прошу вас, останьтесь! Я так боюсь! Только с вами мне ничего не страшно!
- Сударыня, - с ледяной вежливостью произнес Атос, - остаться в вашей комнате ночью значило бы скомпрометировать вас. Видит Бог, у меня и в мыслях нет такого желания. Если вам необходима компания, я пришлю вашу горничную. Спокойной ночи!
И, не обернувшись, Атос вышел из спальни маркизы.

***
Скажем в скобках, что на следующий день, когда граф и маркиза уехали-таки на прогулку, Блезуа без помех снова забрался на чердак и привел в порядок реквизит: старую кольчугу, что издавала такой чудный звон, мешок с тряпьём, падение которого вполне сошло за падение тела, и деревянные сабо, замечательно громко топавшие.
Рауль же сходил в курятник, нашел черную курицу, которой выпала честь сыграть важную роль в ночном спектакле, и накормил ее отборным зерном за все волнения и неудобства, связанные со спуском по каминной трубе.

Утром маркиза увидела, что Провидение сжалилось и решило вознаградить ее за кошмары минувшей ночи. Погода как нельзя больше благоприятствовала желанной прогулке. Воздух был хрустально-прозрачен, октябрьское солнце старательно светило изо всех сил; правда, кроме света, толку от этих стараний было мало, но зато уж яркий свет, после давно надоевших осенних туч, бодрил и веселил.
Даже то, что за завтраком Бланш не удержалась на стуле и пролила на домашнее платье полбокала вина (что неудивительно, если учесть, что три из четырех ножек ее стула за ночь стали на дюйм длиннее вследствие подставленных под них пробок; виновник этой проделки так и не нашелся), не смогло окончательно испортить радужного настроения маркизы де Невиль. Остатки ее недовольства улетучились, когда вошел Гримо и объявил, что конюх Арно уже оседлал двух лошадей для прогулки господина графа и госпожи маркизы.
Спустя полчаса Атос и его гостья выехали со двора замка Бражелон – Атос на гнедом Цезаре, Бланш на маленькой белой Лизетте – и направились в рощу, затем по окрестным полям и лугам. Всю дорогу маркиза мило щебетала, задавала графу вопросы, выражала свое восхищение открывающимися сельскими пейзажами и намекала на свое желание провести остаток жизни в этой прелестной местности. Однако Атос оставался глух к ее намекам. Маркиза подумала, что нужно переходить к тяжелой артиллерии, и для начала повернулась в седле, стараясь принять наиболее выгодную изящную позу. Внезапно она почувствовала, что седло съезжает набок. Бланш вцепилась в гриву лошади, но это не помогло.
Не то, чтобы конюх специально перерезал ей ремни... Нет, на это он не решился бы – улики слишком очевидны. Но проявить некоторую халатность и допустить, чтобы седло маркизы прикрепили самыми ветхими подпругами, которые только нашлись в углу конюшни, да еще и затянуть их недостаточно крепко, больше жалея лошадь, чем всадницу, - почему бы нет?
Надежды старого Арно полностью оправдались: маркиза ойкнула, взмахнула руками и свалилась с лошади.
Атос резко осадил коня и провел дрогнувшей рукой по лбу. Эту картину он видел однажды наяву и тысячу раз в снах и грезах: блондинка, без чувств падающая с лошади...
Однако наваждение сразу же исчезло: при всей своей миловидности, Бланш была далеко не так красива, как Анна, да и, честно говоря, до прошлого маркизы Атосу не было ровно никакого дела: будь она хоть трижды клейменная (хотя это вряд ли), она, слава Богу, ему не жена.
Промедлив всего секунду, граф соскочил с лошади и поспешил на помощь маркизе. Но та уже и сама приходила в себя – приподнялась и села на пригорок, устланный сухой травой.
- Ах, граф, ваша лошадь чуть меня не убила, - промолвила Бланш де Невиль и покачнулась, собираясь упасть в обморок. Но передумала. – Посмотрите, я, кажется, сломала руку! – И маркиза поморщилась от боли и указала на правую руку, висевшую как плеть.
- О, сударыня... - смущенно промолвил Атос. – Мне, право, очень жаль, что с вами приключилось такое несчастье! Сейчас я привезу из замка карету…
- Ах, нет! – перебила его маркиза. – Не оставляйте меня здесь одну, граф!
- Но, мадам, вы же не сможете ехать верхом со сломанной рукой...
- Знаете что, сударь… Посадите меня на свою лошадь, перед собой. Даю вам слово, что у меня хватит сил добраться до замка. – И маркиза изобразила на лице решительность, смешанную со страданием.
Видя, что Бланш снова без сил откинулась назад и не проявляет никакого желания дойти до лошади самостоятельно, Атос, поколебавшись, поднял ее на руки и понёс.
Тут маркиза решила, что наступило самое подходящее время, чтобы упасть в обморок. Она тихонько застонала и безвольно повисла на руках Атоса. Однако, чтобы не терять из виду объект своих мечтаний, Бланш едва приоткрыла глаза и сквозь густые ресницы увидела в волнующей близости от себя лицо графа. «Как же он всё-таки красив!» - подумала она и вдруг обвила руками шею Атоса, прижавшись губами к его губам.
Графу хватило самообладания, чтобы не уронить свою гостью, а аккуратно поставить ее на дорожку.
- Мадам, - нахмурив брови, но почти спокойно произнес он, - убежден, что вам никогда не следует повторять того, что вы только что сделали.
Сделав шаг по направлению к лошади, граф обернулся и холодно заметил:
- Кстати, я рад, сударыня, что ваша рука пребывает в добром здравии.
От просьбы к маркизе немедленно покинуть Бражелон Атоса удержало лишь то, что отъезд и так был запланирован на следующий день. В том, что ноги маркизы после этого не будет в его доме, сам Атос не сомневался. Оставался пустяк – по возможности не нарушая правил гостеприимства, убедить в этом маркизу. Об этом и размышлял граф во время обратного пути, проделанного в полном молчании.

Граф де Ла Фер был бы, наверно, менее озабочен, если бы знал, что в это время в замке Бражелон три человека – мужчина, женщина и ребенок - напряженно решают ту же самую задачу.
Каждый из трех предлагал свой путь. Каждый путь с определенной вероятностью мог привести к успеху. Но, чтобы превратить вероятность в твердую уверенность, триумвират после долгого и жаркого обсуждения постановил использовать все три предложения – одновременно или по очереди, как получится. Пожалуй, все планы несколько хромали с точки зрения честности... Но - на войне как на войне.

***
Атос и Бланш въехали во двор замка. Соскочив с коня, граф вежливо подал руку маркизе, чтобы помочь ей спуститься, но сразу же после этого ушел к себе, сославшись на неотложные дела.
Маркиза отправилась переодеться к обеду, крикнув попавшемуся на пути Блезуа, чтобы он прислал наверх ее горничную.
Бланш была настолько раздосадована случаем на прогулке, что не могла заметить ни легкой бледности служанки, когда та появилась в комнате, ни ее нервно подрагивающих рук. Однако когда в руке Мари дрогнула шпилька и довольно чувствительно уколола маркизу, она обрушилась на бедную горничную с упреками, порожденными ищущим выхода раздражением.
- Ах, сударыня, - пролепетала в ответ Мари, - простите меня, но я так взволнована. Знаете ли, что мне рассказала кухарка графа де Ла Фер в ваше отсутствие?
- Какое мне дело до сплетен слуг?! – надменно обернулась маркиза. – Делайте свое дело, сударыня, и помалкивайте.
- Госпожа Бланш, прошу вас, выслушайте меня! – умоляюще сложила руки Мари. – Вам стоит это узнать.
- Ну, говори же! Что молчишь, бестолковая гусыня? – прикрикнула маркиза. Она чувствовала настоятельную потребность сорвать на ком-нибудь зло.
- Госпожа Бланш, кухарка рассказывала о женах графа де Ла Фер.
Маркиза сразу заинтересовалась. Это были как раз те сведения, которые так и не смогли достать ее слуги.
- И что же?..
- И... Их было пять, госпожа Бланш! ПЯТЬ! И все они умирали вскоре после свадьбы!
- Ты хочешь сказать, что граф их... – шепотом произнесла маркиза, закончив фразу выразительным жестом.
- О, госпожа, Боже меня сохрани обвинять господина графа! Нет-нет, он честный человек, так все говорят. Но только… Странно это. И страшно. Ах, госпожа Бланш, ведь вы говорили мне, что хотите поправить ваше состояние выгодным замужеством? Умоляю вас, поищите жениха в другом месте!
Если бы маркиза де Невиль не была так потрясена, она не преминула бы сделать горничной резкое замечание и отучить ее соваться не в свое дело. Но сейчас она промолчала, глубоко задумавшись. Мысли были не из самых приятных, но Бланш решила, что пока она лично в этом не убедится, она не будет верить дворовым сплетням, переданным через десятые руки.
Закончив туалет, маркиза посидела еще немного, глядя в окно. Она обозревала тенистые аллеи, за которыми располагались виноградники, полностью отдавшие свой урожай, и угадывались пастбища, невзрачные в это время годя, но, наверное, зеленые и тучные летом. Всё это было так соблазнительно... Так соблазнительно, что маркиза внутренне отмахнулась от предостережения горничной.
- Что за вздор! – тряхнула она локонами и вышла из комнаты, чтобы спуститься в столовую.

Обед прошел в довольно тягостной обстановке. Атос кратко отвечал на прямо поставленные вопросы, но сам избегал обращаться к маркизе. Рауль вяло ковырялся вилкой в тарелке и вообще выглядел невесёлым. Оноре-Батист начал было кидать в Аннет шарики из хлеба, но получил строгий выговор от матери и до конца обеда просидел насупившись.
После трапезы Атос снова оставил Бланш одну, причем сделал это настолько быстро, что она не успела даже возмутиться невнимательностью хозяина. Маркиза, предоставленная сама себе, не зная, куда податься, прошла в гостиную, села у нерастопленного камина и стала перелистывать оставленную кем-то книгу.
Минут через пять на пороге возник Гримо с охапкой дров.
- Топить. – Он указал на камин. – Будет дым. Погуляйте, погода хороша.
Маркиза послушно вышла.
Она в самом деле направилась во двор, найдя совет Гримо подходящим. Путь до входной двери пролегал мимо комнаты слуг, из которой доносились громкие голоса. Невольно Бланш услышала такое, что остановилась на полушаге. Кто-то (судя по голосу - разговорчивый папаша Пике) втолковывал кому-то (видимо, Блезуа), что их ожидает в ближайшем будущем.
- Нет, ты вот посмотри, что мне рассказал на управляющий...
- Господин Гримо? – спросил юный голосок с двойным уважением - к собеседнику и к предмету разговора.
- А то кто же? Разве у нас есть еще управляющие? – проворчал пожилой голос. – Так слушай. Он рассказал, или, вернее дал мне понять, потому что такого подробного рассказа, как я тебе преподношу, от него не дождешься, что нас ждут трудные времена. Маркиз Лавальер, ну, тот, что из соседнего поместья, заявил, что больше он ждать не намерен. Господин граф в прошлом году, когда был страшный неурожай, заложил ему немалую часть поместья – не замок, конечно, а некоторые угодья. И вот будущей весной Лавальеру отойдут, если господин граф ему не заплатит, а где ему взять столько денег?.. Так вот, будущей весной, говорю я, Лавальеру достанутся большой виноградник и малый – тот, что на южном склоне холма, два пастбища – огороженное и то, которое за рощицей, и почти все огороды. Так что не лазить тебе больше за морковкой и горохом, Блезуа: того и гляди, маркиз за пару морковок собаку натравит.
Бланш стояла напротив двери как вкопанная, приложив ладони ко лбу. Как! Эти пастбища, эти виноградники, эти огороды станут собственностью маркиза де Лавальера?! А что же останется ей, Бланш де Невиль, если она станет Бланш де Ла Фер? Ради чего тогда она хлопочет? К тому же, если вспомнить слова горничной Мари...
Сумбурные мысли маркизы прервала Марион, спускающаяся по лестнице. Бланш рванулась к ней.
- Постойте, Марион! Остановитесь! Я хочу с вами поговорить. – Маркиза приблизилась к кормилице почти вплотную и понизила голос. – О женах господина де Ла Фер.
- Так вам уже разболтали, - недовольно поморщилась Марион.
- Значит, это правда? – ужаснулась маркиза. – Граф был женат пять раз, и все его жены погибли ужасной смертью?
- Еще чего! Уж вы, пожалуйста, не записывайте господина графа в Синие Бороды! – негодующе воскликнула Марион. – И вовсе не пять, а всего три. И не погибли, а тихо и спокойно поумирали: первая от чахотки, вторая от холеры, третья в родах скончалась, вместе с малюткой. Дело-то житейское. Видно, господину графу на роду написано не быть женатым: говорят, так звездочет ему предсказал! – слегка наклонившись к маркизе, с таинственным видом поведала Марион. – Дескать, сколько бы раз вы не женились, ваши жены недолго будут вкушать радости супружества. Так-то вот. Не думаю, - добавила кормилица, - что теперь господин граф женится на ком-нибудь: это значило бы просто подписать девице смертный приговор. От судьбы не уйдешь! – Марион важно покачала головой и удалилась, оставив Бланш в полном смятении. Ей уже совсем не хотелось замуж за графа де Ла Фер.

Близился вечер. Граф де Ла Фер вернулся домой после встречи с фермерами – он придумывал себе дела, лишь бы не оставаться тет-а-тет с назойливой маркизой.
В холле замка его ожидала весьма неожиданная картина. Маркиза де Невиль и двое ее детей, одетые по-дорожному, торопливо завершали приготовления к отъезду. Бланш металась туда и сюда, собственноручно сваливая чемоданы и баулы в кучу поближе к выходу.
- Вы уже уезжаете, маркиза? – изумленно спросил Атос. – Теперь же, на ночь глядя?
- Господин де Ла Фер, – Бланш на минуту прекратила суету. – А как же иначе?! Вы что, еще не знаете, что у вашего воспитанника оспа?
- Оспа?.. – в растерянности переспросил Атос.
- Ну конечно! Он спустился после обеда, весь раскрасневшийся. Он искал свою кормилицу, и я слышала, как он говорил ей, что ему очень плохо, жаловался на озноб, слабость и головную боль.
- Что вы такое говорите?! – у Атоса сжалось сердце. – В наших местах нет оспы!
- В деревне уже есть! – Бланш нервно путалась пальцами в завязках шляпки Аннет. – Рауль сказал, что его друзья-мальчишки заболели три дня назад. А он с ними играл последний месяц почти каждый день, я сама это слышала! – Наконец, Бланш удалось справиться с лентами Аннет, и она в спешке принялась за свои. – Прощайте, граф, я не могу здесь больше оставаться ни минуты, как вы понимаете. Ваш дом полон несчастьями, и я не хочу, чтобы они стали частью моей жизни.
Не обращая больше внимания на Бланш, с криком «Гримо, врача!» Атос не взбежал, а взлетел на второй этаж. Он слишком хорошо знал коварство этой болезни. Графа гнал наверх ужас – тот ужас, то отчаяние и безысходность, которые он испытал в десять лет, когда от оспы умер младший брат, любимый Габриэль. Улыбчивого ангела, любимца всей семьи, не стало за какую-то неделю, а самого Атоса даже не пустили с ним увидеться напоследок... Как страшно прозвучали в тишине детской скорбные слова матери: «Габриэля больше нет»!
И сейчас, если эти слова прозвучат еще раз... «Рауля больше нет» - и всё. И самого Атоса не будет тоже. Только сейчас граф в полной мере осознал, что значит для него сын. Рауль – это его счастье, его смысл, его жизнь. Не будет Рауля – не будет и его, в этом он был твердо уверен. У него не хватит сил пережить эту потерю.
Открывая дверь в комнату Рауля, неустрашимый Атос не смог сдержать дрожи в руках. Тихонько переступив порог, он увидел мальчика, лежащего в постели с закрытыми глазами. Лицо Рауля раскраснелось – видимо, у него был сильный жар. Граф оглянулся и заметил Марион, стоявшую на коленях перед распятием и жарко молившую о здоровье своего воспитанника. Атос не решился прервать молитву кормилицы и безмолвно сел у постели мальчика.
О чем передумал граф за эти минуты, какими словами он молил не отнимать у него Рауля – это ведомо лишь Богу.
Вдруг в дверь просунулась голова Гримо.
- Маркиза изволила отбыть! – сообщила голова.
Граф негодующе вскочил, собираясь в резкой форме указать верному слуге на неуместность беспокойства по такому пустячному поводу. Но осекся. Слова Гримо произвели на больного мальчика прямо-таки волшебное действие. Глаза Рауля открылись и оказались не страдающими глазами тяжелобольного, а озорными глазами вполне здорового мальчишки. Рауль сел, опершись руками о подушку, и весело улыбнулся.
- Рауль... Так вы... здоровы?! – только и смог выговорить Атос. Его захлестнула волна облегчения, настолько мощная, что под ней скрылись все остальные чувства. Он не потеряет Рауля – и больше ничего не имеет значения! Атос отвернулся, желая скрыть от всех, как глаза его увлажнились слезами счастья.
Мальчик истолковал его движение по-своему и вскочил на кровати.
- Господин граф, простите меня! Пожалуйста, простите меня! Но маркиза была такой нехорошей... Иначе она бы не уехала!
- Пожалуй, в чём-то вы правы, Рауль, и я рад, что вы начинаете разбираться в людях, - задумчиво покачав головой и слабо улыбнувшись, сказал Атос. Но тут же добавил: - Однако вы должны обещать мне, что больше не будете прибегать к обману. Это недостойно дворянина.
- Обещаю! – ликующе крикнул Рауль и бросился в объятия Атоса. Отец крепко прижал его к своему сердцу и с любовью поцеловал в лоб.

***