Просмотр вчерашнего фильма о Холмсе и Дойле по наводке oscary вновь мне напомнил о "живых кораблях" и драконах Робин Хобб.
В ее "Саге о Видящих"эта тема как бы с нескольких сторон поднимается.
В первой части король Верити ради спасения страны вытесывает из скалы каменного дракона. И знаменательно, что он отдает ему частицы себя уже во время этой работы. Он обессилен - все силы отдал дракону, практически лишен всех желаний - они также вложены в его изваяние, его уже мало что связывает с жизнью - вся любовь к ней - в драконе. Он впитывает все, что можно и король гонит от статуи тех, кто ему дорог, уже боясь этой всасывающей силы. Но дракона не удается оживить пока Верити не отдает ему всего себя, практически слившись с ним, уйдя в него целиком без остатка.
И тут очень характерным примером является "девушка на драконе". В двух словах: еще до короля другое поколение пыталось вдохнуть жизнь в каменных драконов. И одной из таких людей была одна девушка, но она была очень горда, была полна жизни, и не хотела "уходить" в дракона. И вот я сейчас не помню точно, но кажется она изваяла отдельно себя верхом на драконе, и кончилось все трагично. И дракон не взлетел и не ожил, и она на веки осталась в камне, слитая с ним навсегда.

Что же касается кораблей, не буду говорить тут, что за всем этим таилось. Я сейчас говорю лишь о самом этом волшебном явлении.

И "пробуждение" кораблей проходило по-разному. Два главных героя - корабли Проказница и Совершенный. После пробуждения их именно так зовут - без кавычек. Два корабля - "а какие разные судьбы")
У Проказницы прошло почти все как по писанному и она ожила, когда на ее палубе испустил дух представитель третьего поколения ее владельцев

"Все взгляды обратились на носовое изваяние. Оттуда, где она стояла, Альтии было плохо видно лицо, но она отчетливо различила, как шелушится и облетает краска с резного диводрева. Позолота сползала чешуйками, обнажая иссиня-черные локоны, а гладкая плоть наливалась живым розовым цветом. Тонкие прожилки шелковистого диводрева еще были видны — и всегда будут видны, — и, конечно дерево никогда не станет податливым и мягким, как настоящая человеческая плоть. Но то, что изваяние самым настоящим образом оживало, никакому сомнению подлежать не могло. Альтии, с ее обострившимся восприятием, казалось даже, будто «Проказница» — нет, Проказница! — уже совсем иначе покачивалась на тихих волнах, докатывавшихся в гавань. Альтия могла бы поклясться: так, как она сейчас, чувствует себя юная мать, впервые ощутившая биение новой жизни в собственном чреве.
От прикосновения пальцев со змеящихся локонов осыпалась последняя краска. Странно было чувствовать рукой настоящие — или почти настоящие — волосы… Они образовывали как бы цельную шапку, не распадаясь на отдельные волоски. Альтии стало чуть-чуть не по себе… Но тут она заново ощутила сопричастность со своим кораблем — причем с такой силой, как никогда раньше. Это было нечто вроде внутреннего тепла, но не такое, как бывает от выпивки. Оно окутывало кожу, смешивалось с дыханием, звучало в крови…

Вот такая иллюстрация



А у "Совершенного" все было иначе - ведь для пробуждения живого корабля было достаточно трех человек, умерших у него на палубе.

"В один зимний день, в самый разгар сезона штормов, начали поговаривать, что «Совершенный» что-то подозрительно долго не возвращается в порт. Сетри Ладлак прямо-таки поселилась на причалах. Несчастная женщина жадно расспрашивала моряков с каждого корабля, швартовавшегося в Удачном… Но нет, никто не встречал «Совершенного», никто ничего не слышал о ее муже и сыне…
«Совершенный» вернулся через шесть месяцев. Его обнаружили в самом устье гавани; он плавал вверх килем. Его сперва даже и не признали. Лишь серебристое диводрево не оставляло сомнений — это был один из живых кораблей. Отчаянные добровольцы на рыбачьих лодочках отбуксировали его к берегу, поставили на якорь… Ближайший отлив положил корабль на грунт, и тогда-то люди узнали жуткую правду. На береговой отмели лежал «Совершенный». Лишенный мачт — их растерзала ярость какого-то невероятного шторма. Но самое страшное обнаружилось на палубе. Там все еще сохранялись остатки его последнего груза, принайтовленные так, что свирепые волны ничего не смогли унести. А в ячеях прочной сети, покрывавшей добро, отыскались поеденные рыбами бренные останки Уто Ладлака. И его сына Керра. «Совершенный» доставил-таки их в родной порт…

Но хуже всего, наверное, было то, что несчастный корабль… пробудился. Смерти Уто и Керра завершили счет трех поколений, чьи жизни должны были окончиться на его палубе. И, когда схлынувшая вода обнажила носовое изваяние, свирепое лицо могучего бородатого воина… сморщилось в детском плаче, и раздался тонкий мальчишеский крик: «Мама! Мама, я вернулся домой!..»

Сетри Ладлак страшно закричала и лишилась чувств. Ее отнесли домой на руках… "



В кораблях всплывали воспоминания то одного, то другого лица из тех, что отдали ему жизни, порой входя в противоречие друг с другом. И помню на меня произвело очень сильное впечатление, когда вот эта вроде бы милая и добрая Проказница , оказавшись в руках пирата, стала настоящей охотницей, ибо в ней пробудился древний дух, таившийся где-то в самой глубине.

"Команда ринулась на мачты и погнала «Проказницу» так, как еще никто и никогда не гонял ее. Они добавляли и добавляли парусов, пока мачты и реи не начали постанывать от напряжения. Крылатый размах парусов, бешеный ветер, со свистом бивший в лицо… В недрах памяти дрогнули тени воспоминаний, не имевших никакого отношения к опыту человеческих жизней, поглощенных в свое время Проказницей. Она простерла руки вперед, словно пытаясь достать ими убегающий корабль, и пальцы сами собой скрючились наподобие когтей. В ее теле, лишенном сердца и крови, зародилось неистовое биение. Проказница исступленно тянулась вперед, доски корпуса шевельнулись, плотнее прилегая одна к другой, сглаживая самомалейшие неровности. Команда отозвалась возбужденными криками: их любимица еще быстрее полетела вперед. Белоснежная пена двумя крыльями разлеталась из-под форштевня.
— Вот видишь? Видишь? — торжествующе прокричал Кеннит, стоявший на баке, у носовых поручней. — Это у тебя в крови, красавица моя, и я с самого начала все знал! Вот ради чего ты появилась на свет! Таскаться потихоньку туда-сюда с грузами, точно какая-нибудь деревенская баба с ведерком воды, — это не для тебя! За ними, девочка моя, за ними! Ага!… Они заметили тебя, они тебя заметили! Смотри, как заметались! Вот только им все равно уже ничто не поможет!"