Решила сделать отдельный пост посвященный вот "именно этой" "Долине страха".

Совсем недавно, благодаря Неуловимой Джозефине , я вновь увидела страницы того самого журнала "Смены", где впервые прочла "Долину страха" - сейчас я ее как-то больше "Долиной ужаса" называю, а вот посмотрела - там она именно под таким названием проходит.

И как-то очень ярко всплыли воспоминания того, как это было. Сидела у отца на кухне, судя по номеру журнала, была весна, но может, и лето, потому что он тогда пошел в комнату и, кажется вынес несколько номеров. Наверное, два. Потому что третий потом он мне отдал в виде ксерокопии.

Вот такой я впервые увидела эту страницу. И меня чем-то даже заворожил вот этот зловещий Холмс)



Вообще, это превью. Но, оно у меня, кажется, не работает - уже не первый раз замечаю. А раньше все с этим было нормально...



И здесь вот, наконец, уже напишу,чтоб не забыть и знать, куда посмотреть, что переводчик Алексей Биргер - для меня это почти что "старый советский перевод". Ну, он в принципе и есть - и старый, и советский)

А сейчас я здесь же приведу самые любимые цитаты отсюда. Которые запомнились с тех пор и в том числе и благодаря этому переводу.

*******

"- Не думаю... — начал, было, я.

— Да, уж если кому думать — так мне, — буркнул Холмс, не дослушав.

Пожалуй, я один из самых долготерпеливых смертных; но, должен признаться, меня задело это ехидное замечание.

— Послушайте, Холмс, — сказал я строго, — вы порой бываете невыносимы.

Но он был слишком погружен в собственные мысли, чтобы ответить мне. Он сидел перед нетронутым завтраком и изучал листок бумаги, только что извлеченный им из конверта.Затем он взял сам конверт и проглядел его на свет изнутри и снаружи.

— Это от Порлока, — задумчиво проговорил он. — Не сомневаюсь, что от Порлока, хотя лишь дважды до этого получал его послания. Характерное греческое «Е» с пышной завитушкой наверху. Но если это от него, то, должно быть, нечто величайшей важности. — Он говорил больше для себя самого, чем для меня. Но мое раздражение отступило перед интересом, вызванным его словами.

— Что за Порлок? — спросил я.

— Порлок — это условное имя, Уотсон, простое обозначение; но за этим обозначением скрывается хитрый и увертливый человек. В первом своем письме он честно меня предупредил, что пишет не под собственным именем, так что я никогда его не разыщу среди миллионного населения великого города. Порлок примечателен не сам по себе, а благодаря великому человеку, с которым он связан. Представьте рыбу-лоцмана рядом с акулой, шакала рядом со львом — что-либо примечательное своей дружбой с грозным, не только грозным, Уотсон, но и зловещим, в высшей степени зловещим. Вот почему он попал в поле моего зрения. Вы слышали от меня о профессоре Мориарти?

— Знаменитый ученый-преступник, настолько же знаменитый среди нарушителей закона, насколько...

— Краснею, Уотсон, — пробормотал Холмс.

— Я только хотел сказать, насколько он неизвестен публике.

— Попадание! Прямое попадание! У вас, Уотсон, появилась несомненная и неожиданная жилка лукавого юмора, которого я еще не научился остерегаться. Однако же вы, назвав Мориарти преступником, можете ответить по закону за клевету — вот что всего прелестней! Величайший интриган всех времен, организатор всей чертовщины, мозг, управляющий преступным миром, мозг, способный играть судьбами наций, — таков этот человек! Но настолько далекий от подозрений, настолько недоступный для критики, так восхитительно осторожный и незаметный, что за сказанные вами слова он мог бы привлечь вас к суду и лишить вас годового дохода в качестве возмещения за поруганную репутацию. Клевещущий доктор и оклеветанный профессор — вот как распределятся ваши роли. Но и наш день обязательно придет — если до того со мной не покончит тот, кто помельче.

— Хотелось бы увидеть это! — искренне отозвался я."




Наверное в следующем отрывке нет ничего особенного, но там такой живой Холмс) Прямо видишь его и чувствуешь оживленное настроение.




"— Никаких конфиденциальных признаний, — сказал Холмс, когда я доложил ему о случившемся. Он провел день в Мэнор Хаузе в консультациях со своими коллегами и теперь с волчьим аппетитом приступил к ужину, который я для него заказал. — Никаких признаний, Уотсон, а то я могу оказаться в щекотливом положении, если дело дойдет до ареста за сговор и убийство.

— Вы думаете, может дойти до этого?

Он был в самом бодром и веселом настроении.

— Мой дорогой Уотсон, когда я покончу с четвертым яйцом, то буду готов обрисовать вам всю ситуацию. Не скажу, чтобы мы добрались до дна — нет, до этого далеко, — но если бы мы нашли потерянную гантелю...

— Гантелю!
— О боже, Уотсон, неужели вы не осознали того факта, что все сводится к пропавшей гантели? Ладно, ладно, не впадайте в уныние; между нами, я думаю, что ни инспектор Мак, ни превосходный местный профессионал не осознали подавляющей важности этого пункта. Одна гантель, Уотсон! Вообразите атлета с одной гантелью! Представьте себе одностороннее развитие, непосредственную опасность искривления позвоночника. Невероятно, Уотсон, невероятно!

Рот его был забит гренками, глаза озорно сверкали.

Само зрелище его прекрасного аппетита было показателем успеха — я хорошо помнил дни и ночи без мысли о еде, когда его раздраженный ум спотыкался о какую-то проблему, когда его тонкие и острые черты лица еще больше истончались от аскетической и полной концентрации ума."



Потом я практически никогда особенно об этом не говорила, но вот здесь, когда Холмс отправляется один на ночную вылазку, какое беспокойство сквозит в казалось бы незначительных фразах Уотсона.

" Я собираюсь сегодня вечером засесть в той комнате и посмотреть, не подействует ли на меня вдохновляюще ее атмосфера. Я верю в гения места. Улыбаетесь, дружище Уотсон? Ладно, посмотрим. Да, кстати, ведь ваш большой зонтик при вас?

— Вот он.

— Хорошо, я одолжу его у вас, если можно.

— Пожалуйста, но что за никчемное оружие! Если есть опасность...

— Ничего серьезного, мой дорогой Уотсон, иначе я непременно попросил бы вас помочь. Но я возьму зонтик."





Ну, и конечно, ночное возвращение Холмса и его слова, и что-то еще, что осталось невысказанным. Здесь все в нескольких словах: и сарказм, и самокритика и ...нежность



"Была уже поздняя ночь, когда Холмс вернулся из своей одинокой экскурсии. Мы разместились в комнате с двумя кроватями, лучшей, которую смогли предоставить нам в деревенской гостинице. Я уже спал, когда был разбужен его приходом.

— Ну что, Холмс? — пробормотал я. — Нашли вы что-нибудь?

Он остановился позади меня в молчании, со свечой в руке Затем его длинная, худая фигура наклонилась ко мне

— Скажите, Уотсон, — прошептал он, — вы не боитесь спать в одной комнате с лунатиком, с человеком, страдающим размягчением мозгов, с идиотом, растерявшим все свои умственные способности?

— Ни в малейшей степени, — с изумлением ответил я.

— А, это приятно, — сказал он и больше не проронил ни слова в ту ночь."



И сама концовка , какая-то очень пророческая и эпичная.



"Баркер в бессильной ярости ударил себя сжатым кулаком по голове.

— Выходит, с этим мы и будем жить? Вы говорите, что никто никогда не сможет добраться до этого короля дьяволов?

— Нет, я такого не говорю, — ответил Холмс, и, казалось, взгляд его устремился далеко в будущее. — Я не говорю, что он не может быть сокрушен. Но вы должны дать мне время, вы должны дать мне время!

Мы сидели в молчании несколько минут, пока напряженный пророческий взгляд Холмса пронзал пелену грядущего."




Вообще, надо будет собрать весь текст в один файл - чтоб был под рукой, на случай цитат и хочу для себя скопировать даже те небольшие черно-белые заставки из журнала.