Тарлтонские убийства

ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКТОРА

Это приключение для Канона , несомненно, будет исключением. Это кровавое преступление – гораздо более жестокое, чем те, о которых Уотсон сообщал в своих повествованиях, – и в нем есть элементы сексуальности, которые бы глубоко шокировали и встревожили читателей Уотсона. Не только само преступление стало причиной держать его в тайне, но и если бы широкой публике стало известно, как эмоционально отреагировал на него Холмс, то это изменило бы общее представление о великом детективе, который предстал бы здесь совсем не мыслящей машиной, а человеком из плоти и крови. Маловероятно, что Холмс или Уотсон хотели бы, чтобы эта сторона его натуры стала всем очевидной.
Это история из категории “Холмс без Уотсона”, и здесь главным героем является Лестрейд.
Многое из последующих взаимоотношений Холмса с детективом Скотленд-Ярда можно проследить по этому делу, где с трудом выстраиваются хрупкие отношения между двумя этими детективами. У этого рассказа есть трогательная концовка, которая многое рассказывает нам об отношениях между Холмсом и Уотсоном.
Кстати, это еще и необычное приключение в том смысле, что оно происходит на Севере Англии – районе, по-видимому, мало посещаемом Холмсом.

- о-
В то время, когда Шерлок Холмс рассказал мне эту замечательную историю, я был занят своей практикой, и у меня было мало времени, чтобы провести его со своим другом.
Однако, признаюсь, мне не хватало общества этого замечательного человека,волнения, которое я испытывал просто от того, что был его компаньоном, и своего участия в его приключениях.
Однако, находясь, так сказать, на некотором удалении от Холмса, меня вдруг поразило, что я на удивление мало знал о его жизни до того, как впервые познакомился с ним, при всей глубине и силе нашей дружбы. Во время моего следующего визита на Бейкер-стрит я рискнул спросить его, не считает ли он, что его выбор профессии странным образом противоречит нормам общества.
- Ни в коем случае, мой дорогой Уотсон, - лениво ответил он, затягиваясь трубкой. - Я стремлюсь излечить болезни общества в общем смысле посредством анализа и исследования. Вы делаете то же самое, но ваша сфера деятельности - это отдельные члены общества.
- Но разве никогда не было случаев, - настаивал я, - когда вы чувствовалиотвращение, скажем так, к беззаконию человечества? Признаюсь, что естьслучаи, когда на меня накатывает тошнота от того, что я вижу, когда наблюдаю за состоянием своихпациентов. И более того, моя душа иногда восстает противпрофессии, которую я выбрал для себя, когда я вижу какого-нибудь бедного беспомощногострадальца, и в глубине души я знаю, что ничего не могу для него сделать.
Почему я продолжаю этим заниматься? - спрашиваю я себя. Разве вас не охватывают порой подобные чувства?
читать дальше
Холмс некоторое время обдумывал мои слова, а затем повернулся и посмотрел на меня.
- Вы правы, Уотсон. Бывают моменты, когда вы проявляете больше проницательности, чем, возможно, я вам приписываю. Да, действительно, был один случай, когда у меня буквально душа перевернулась, как вы выразились, и в тот момент меня охватило почти беспросветное
отчаяние. Это было дело о Тарлтонских убийствах , о котором, полагаю, я как-то упоминал в разговоре с вами. Это было преступление страсти и мести, и если мне когда-либо приходилось столкнуться со злом лицом к лицу, то это был именно тот случай. Если бы я верил в дьявола, то сказал бы, что тогда я встретился с ним.
- В то время я был в Индии, - ответил я, - но даже там в газетах были сообщения об этом деле. Это действительно был шокирующий случай.
Холмс горько рассмеялся.
- Газеты сообщили только о половинефактов. Вы готовы услышать вторую половину? Принесите-ка сюда бренди. Сюда, на этот стол, и поставьте рядом бокалы. Я чувствую, что к тому времени, когда я закончу, мы оба будем нуждаться в укрепляющем средстве.
- Вы пугаете меня, - сказал я ему.
- Я и сам себя пугаю, Уотсон, - признался он. – Единственными людьми, которые помимо меня знали всю правду об этом деле, были инспектор местной полиции и Лестрейд. Нервы первого были расшатаны, и он уволился из полиции и живет, совершенно сломленный в сельской местности Сассекса, где зарабатывает на жизнь разведением пчел. Что касается Лестрейда – что ж, вы достаточно хорошо знаете этого человека. Это тень, которая пала на него и будет преследовать до конца его дней.
- Тем не менее, я готов выслушать вашу историю, - решительно заявил я.
- Отлично, Уотсон. Это было в то время, когда я жил на Монтегю-стрит, и я начинал понемногу создавать свою практику. И у некоторых сотрудников столичной полиции, главным образом, у нашего друга инспектора Лестрейда, вошло в привычку при случае обращаться ко мне за советом. Хотя я не получал никакой компенсации за эти дела, рассматривая их как способ оттачивания своих навыков, тем не менее, мне удавалось едва сводить концы с концами, берясь за частные дела. У меня не было желания опускаться до обычных мирских забот этой профессии, то есть шпионить за неверными супругами, но чтоб занять меня было достаточно работы другого, более сложного характера.
Однако этот бизнес не отличался регулярностью; и он ни в коем случае не был таким процветающим, как в то время, когда я впервые встретил вас, и мы стали снимать здесь эти комнаты.
Поэтому я был рад любому перерыву, который заставлял меня упражнять свои умственные способности, и визит Лестрейда был особенно желанным, поскольку я знал, что это предвещало какое-то необычное дело, требующее моих особых умений. Я начал ценить Лестрейда как компаньона, хотя, уверяю вас, не за его ум.
- За что же тогда? - спросил я.
- О, я согласен с вами, что он не лишен определенной доли ума. Но этот человек слеп, как крот, когда дело доходит до подмечания деталей. Он упускает из виду самые очевидные улики. Ибо, по сравнению с Лестрейдом, Уотсон, даже вы – идеальный Аргус, в том, что касается вашей наблюдательности. У него полностью отсутствуют те способности к воображению и рассуждению, которые необходимы для успеха в его профессии. Но он беззаветно предан –своим коллегам, своим идеям и правосудию, и это бульдожье упорство- вот что привело его на нынешнюю должность.
- В любом случае, это был приятный перерыв в повседневной рутине, как это было всякий раз,
когда он приходил навестить меня, и так случилось в тот день, который я вам описываю. Он вбежал в комнату в спешке, бросил свой котелок на диван и сел, начав говорить еще до того, как устроился в кресле.
-Мой дорогой инспектор, - сказал я ему. - Пожалуйста, не торопитесь. Конечно же, в этом мире нет ничего, что не могло бы подождать ту минуту, которая потребуется вам, чтобы перевести дыхание. Ибо он тяжело дышал, а его лицо раскраснелось от волнения.
- Я заметил склонность Лестрейда к астме, - заметил я, - как, несомненно, и вы.
- Именно так. В любом случае, он последовал моему совету, и его дыхание стало более ровным.
- Это убийство, мистер Холмс! - воскликнул он. –Убийство самого отвратительного и варварского характера.
- Я ничего не читал в газетах, - ответил я ему. – Гдепроизошла эта ужасная трагедия? - спросил я.
- В Ланкашире, в деревушке Тарлтон, - сказал он мне. – Местной полиции дело оказалось не по зубам, и она обратилась за помощью в Скотленд-Ярд.
-А вам, в свою очередь, оно тоже оказалось не по зубам, и вы просите моейпомощи? - возразил я.
- Совершенно верно, мистер Холмс. Конечно, я сам не видел этой сцены,но мне кажется, что ваши идеи, какими бы причудливыми они порой ни казались,могли бы послужить нам ценными подсказками.
- Лестрейд никогда не признает ваши успехи аплодисментами, которых они заслуживают, - заметил я, улыбаясь.
- И никогда не признавал в прошлом, - сказал Холмс. - Со временем он немного смягчился, но, похоже, все еще не желает признавать, что в его профессии есть люди поумнее его. Но вернемся к этому случаю. Он передал мне лист бумаги.
- Этопришло с первой почтой сегодня утром. Это предварительный отчет офицера полиции Ланкашира, ведущего это дело. Прочтите его и скажите мне, что вы об этом думаете.
Я ознакомился с документом, в котором подробно описывалось место преступления. Как сказал мне Лестрейд, это, и, правда, было отвратительное преступление.
Некий мистер Перси Гримшоу, его жена Элен и двое их детей, Милдред и Питер, соответственно двенадцати и восьми лет, рано утром были обнаружены их горничной мертвыми в гостиной. Все они были в ночных рубашках,и у всех были ужасные порезы на шее, предположительно сделанные топором,верхняя часть которого была найдена в камине. К ней все еще были прикреплены обугленные остатки рукояти.
Я содрогнулся.
- Действительно, ужасное преступление. И их обнаружила горничная? Она жила в этом доме? Можно было бы предположить, что такая бойня, которую вы описываете, должна была привлечь ее внимание, так же, как и внимание других слуг, живущих в доме.
- Отличный вопрос, Уотсон. Просто отличный. Она действительно жила в доме, как и кухарка и еще одна горничная. Конюх спал на конюшне.Никто из них не слышал никакого шума. Самой загадочной частью всего этого дела было то, что дверь в комнату была заперта, а позже было обнаружено, что ключ был в замочной скважине с внутренней стороны.
- Окна тоже были заперты? - спросил я.
- Это было серьезным упущением в составленном отчете. Даже Лестрейд заметил это и обругал местную полицию за то, что они это проглядели. Закончив читать отчет – и в нем действительно было очень мало ценного помимо того, о чем я только что сказал вам, – я поднял взгляд на Лестрейда.
- Ну? - спросил он. - Поезд отправляется из Юстона через сорок минут. Мы можем прибыть в Тартлтон, сделав пересадки в Ливерпуле и Саутпорте, и я взял на себя смелость послать телеграмму местным полицейским и попросить ихзабронировать для нас два номера в местной гостинице.
- Дайте мне пять минут, чтобы собрать кое-какие вещи в дорогу, и я буду к вашим услугам, - сказал я ему.
Я закинул все необходимое в саквояж и взял сумку, в которой я всегда хранил инструменты своего ремесла: лупу и прочее, которыми, как вы видели, я пользовался во многих расследованиях.
Некоторым разочарованием для меня было то, что Лестрейду так же мало, как и мне, было известно о том, что из себя представляли жертвы. Естественно, по количеству упомянутых слуг мы могли предположить, что семья была зажиточной, но в этих случаях всегда имеет значение человеческий фактор. Не был ли покойный мистер Гримшоу пьяницей? Суровым хозяином, работники которогомогли затаить на него злобу? В подобных случаяхпочти всегда существует заманчивый спектр возможностей, но на данный момент нам ничего не было известно.
- Какой-то маньяк сбежал из психушки, - сказал Лестрейд, когда я спросил его мнение о личности убийцы, когда мы мчались к месту назначения.
- Здесь поблизости есть психиатрическая лечебница? - спросил я. –И есть ли сообщения о сбежавшемсумасшедшем?
- Мы можем навести справки, - ответил Лестрейд. - Вы, конечно, согласитесь, что это похоже на работу сумасшедшего?
- Ни с чем подобным я не согласен, - возразил я. - Подумайте о следующем.Вся семья собралась вместе в одной комнате, и, как сообщается, все они были в ночных рубашках. Это могло свидетельствовать о том, что все они разошлись по своим комнатам на ночь. Сумасшедший, подобный тому, что вы описываете, ходил бы из комнаты в комнату, убивая своих жертв в их постелях, и он почти наверняка не пощадил бы слуг. Я с трудом могу представить, чтобы ваш сумасшедший собирал своих жертв в одной комнате. Во-вторых, описано, что комната была заперта изнутри. Мы должны приписать вашему безумцу немало хитрости – больше, чем я нахожу вероятным. И, наконец, предполагаемое орудие убийства, топор, было брошено в огонь, чтобы
уничтожить по крайней мере рукоятку и, предположительно, удалить любые следы крови,
тем самым затруднив вам, полиции, представить его в качестве доказательства в суде. Нет, инспектор, я боюсь, что ваша теория о сумасшедшем не выдержит никакой критики.
Лестрейд несколько минут молча обдумывал мои слова.
- В ваших теориях может быть и есть доля истины, мистер Холмс, - признал он. – Но вы должны признать, что было бы упущением, если бы мы, по крайней мере, не рассмотрели такую
возможность и не навели соответствующие справки.
- Конечно, сделайте это, - сказал я ему. - Но я боюсь, что это будет печальной тратой вашего времени и энергии.
- Значит, у вас есть какие-нибудь собственные идеи? - спросил он меня, по-видимому, задетый моим опровержением его теории.
- У меня слишком много теорий и недостаточно данных, на основе которых можно принять решение. Например, мы можем принять идею самоубийства как возможную, хотя и маловероятную. Муж находит предлог, чтобы созвать семью в одну комнату после того, как они и слуги ушли спать. Он убивает их всех топором, прежде чем лишить им жизни себя самого – трудная задача, но не то, чтоб совсем невозможно было так извернуться – и последнее, что он делает - это бросает свое оружие в огонь.
- Невозможно! - фыркнул Лестрейд.
- Крайне маловероятно, - сказал я, - но вполне в пределах возможного,особенно если расположение тел и прочее подтверждают это.
- У вас есть еще идеи?
- Конечно. Кто может сказать, что во всем не повинен кто-то из слуг по причине, о которой в настоящее время нам ничего не известно?
Лестрейд обдумал это и неохотно признал, что, возможно, так оно и есть.
- Но пока я считаю, что не могу высказать какое-то мнение, - сказал я ему, - поскольку нам еще предстоит побывать на местепреступления. Однако есть одно обстоятельство, которое меня особенно интригует.
- И что бы это могло быть, мистер Холмс?
- В вашем распоряжении те же факты, что и у меня, - напомнил я ему. - Там, на самом видном месте, есть один момент, который должен заставить вас задуматься.
Я внимательно следил за рассказом Холмса и тут вмешался.
- Мне кажется, я знаю, что вы имели в виду, - воскликнул я.
- Вполне возможно, - сказал мне Холмс, и слабая улыбка изогнула его тонкие губы. - Наберитесь терпения выслушать меня, и тогда вы сможете сказать, был ли ваш вывод правильным или нет.
- Очень хорошо, - ответил я.
- По прибытии в городок Тарлтон, который на самом деле был немногим больше деревни, мы направились прямиком в небольшой полицейский участок, где нас ждал инспектор Раддл, старший офицер местной полиции.
Лестрейд представил меня как консультанта с некоторым опытом работы в уголовныхделах. Вы, должно быть, помните, что у меня не было Босуэлла, который пел бы мне дифирамбы, и в то время мое имя было практически неизвестно, за исключением довольно узкого круга полицейских и их жертв. Хотя я отверг идею Лестрейда о сбежавшем сумасшедшем, я должен отдать ему должное за то, что он взялся за это направление расследования очень компетентно и по-деловому. Он быстро установил, что в Уиттингеме, на другой стороне Престона,неподалеку отсюда, есть лечебница для умалишенных этого графства.
- И сбежал ли кто -нибудь из сумасшедших? - спросил он.
Раддлу, казалось, ничего не было известно о подобном событии, но один из констеблей робко поднялруку.
- Два или три дня назад в газете было написано, что сбежал один из больных, - сказал он нам со своим сильным ланкаширским акцентом. - Один из самыхжестоких маньяков во всей лечебнице. Он повторил подробности,как мне показалось, с некоторым удовольствием. -Прежде чем его заперли, он убил трех человек топором. Единственная причина, почему его не вздернули, заключалась в том, что у него был какой-то врач, который сказал, что он сошел с ума ив тот момент не понимал, что делает. Если хотите знать мое мнение, то это чушь собачья.
- Тебя никто не спрашивал, Стаббингс, - резко ответил его начальник.
Однако Лестрейд поблагодарил его за информацию и повернулся ко мне с торжествующим блеском в глазах.
- Вы видите, мистер Холмс, что вам нет необходимости выдвигать свои фантастические теории. Я думаю, теперь у нас есть ответ на наш вопрос. Все, что нам нужно сделать, - это поймать безумца и вернуть его туда, где ему самое место.
- Местный полицейский, казалось, был ошеломлен скоростью, с которой Лестрейд решил проблему и выпалил извинения ему и мне зато, что нам пришлось приехать сюда, как он выразился,«в погоне за дикими гусями». Я, с другой стороны, был далек от убеждения в верности предлагаемого Лестрейдом решения загадки и высказал свое мнение, возможно, с чуть большей выразительностью, чем было бы тактично в данных обстоятельствах.
Я усмехнулся.
- Это был бы не первый раз, когда вы оказываетесь в подобном положении. Я заметил, что вы с Лестрейдом часто расходитесь в своей интерпретации событий.
- И я уверен, что вы еще не были свидетелем последней такой маленькой потасовки – ответилмне Холмс. - В любом случае, Лестрейд, казалось, был немало обескуражен моими словами, которые, как я уже сказал, были, возможно, сказаны с излишней самоуверенностью юности, но согласился на мое предложение посетить местопреступления.
- Все осталось так, как было первоначально обнаружено, - заверил нас Старший инспектор Раддл. Я поблагодарил его за информацию, и он, Лестрейд и я отправились на место преступления - красивую современную кирпичную виллу, расположенную в нескольких сотнях метров от полицейского участка. Подойдя к дому, входную дверь которого охранял полицейский констебль, я остановилсяи поинтересовался, где окно комнаты, в которой были обнаружены тела. Узнав это, я приблизился к нему со своейобычной в таких случаях осторожностью, и тщательноосмотрел землю под окном, прежде чем перейти к осмотру самого окна.
Лестрейд наблюдал за мной с определенным интересом.
- Значит, вы считаете, что сумасшедший проник в дом через окно? – спросил он меня.
- Тот, кто проник в комнату через окно, не был сумасшедшим,особенно такого рода, о котором мы слышали, - сказал я ему. - Посмотрите сюда.
Я указал на мягкую землю, на которой все еще можно было различитьотпечатки ног.
- Это, мой дорогой Лестрейд, отпечатки подбитых гвоздями ботинок. Не думаю, что обитатели лечебницы обеспечены такой обувью. Ботинки опускаются на землю под окном, оставляя отличные отпечатки на мягкой почве, и очевидно, что владелец ботинок проник в комнату через окно. Затем он чуть позже вышел из комнаты и направился на лужайку, где отпечатки затерялись. Это,по крайней мере, очевидно даже из беглого изучения улик.
- Он мог украсть ботинки, - возразил Лестрейд, но было очевидно, что его уверенность несколько поколебалась. – Однако, я согласен свами относительно направления следов и того факта, что злоумышленник, по-видимому, проник в дом через окно. Значит, это не самоубийство, мистер Холмс? - он улыбнулся.
- Самоубийство действительно кажется маловероятным. Что касается другого вашего замечания, я признаю, что ботинки вполне могли быть украдены, - ответил я.- Однако давайте также рассмотрим и это. - Я указал на пятно на оконной раме, где краска, казалось, стерлась. - Для меня это явное доказательство того, что внутренняя защелка створки была отодвинута с помощью какого-то длинного тонкого инструмента, такого как этот. - Я наклонился к своей сумке и достал оттуда железяку, который ношу с собой как раз для таких целей. - Смотрите сюда, пока я открою соседнюю створку, которая идентична этой.
Я пустил в дело свой инструмент, и через десятьсекунд смог широко раскрыть окно.
Раддл удивленно присвистнул у меня за спиной.
- Я рад, что вы работаете с нами, а не против нас, мистер Холмс, - сказал он. – Давно мне не приходилось видеть столь изящного способа взлома.
- Я отнюдь не собирался продемонстрировать свои навыки в этой области, - сказал я ему. – Мне бы скорее хотелось, чтобы вы осмотрели отметину, которую я только что оставил на раме, и отметину, которую мы ранее заметили на соседней створке.
- Да ведь они почти идентичны! - воскликнул Лестрейд после краткого осмотра.
- Клянусь Богом,вы правы, - добавил Раддл. - Очень хорошо, мистер Холмс. Думаю, вы доказали свою точку зрения относительно способа, которым злоумышленник проник в комнату.
- Но это еще не все, - заметил я. - Я полагаю, это такжедоказывает, что незваный гость не был сумасшедшим. У сумасшедшего почтинаверняка не хватило бы терпения или умения выполнить эту операцию.
Лестрейд, казалось, был удручен этим заявлением, но собрался с духом и сказал:
- В такомслучае, мистер Холмс, возможно, вы будете так добры сообщить нам оличности убийцы.
- Именно поэтому вы и пригласили меня сопровождать вас, не так ли? Позвольте, я выполню свои обязательства после того, как мы проведем тщательное расследование на месте преступления.
- Очень хорошо, - сказал Раддл. –Пожалуйста, следуйте за мной, джентльмены.
Он направился к входной двери дома и открыл дверь в комнату, выходящую в коридор. Дверная рама была расколота, и, на мой взгляд, казалось, что была взломана запертая дверь. Раддл проследил за моим взглядом.
- Дверь взломал конюх Диган после того, как судомойка не смогла войти в то утро в комнату, - сказал он мне.
Моим глазам предстало ужасное зрелище. Там было четыре распростертых на полу трупа, каждый в луже крови. Как сказал мне Лестрейд, шея каждой из жертв была перерезана каким-то острым инструментом. Я присмотрелся к телам повнимательнее и пришел в ужас от того, что увидел. Ночная одежда каждого из них была в беспорядке, а мужчина и его сын были ужасно изуродованы. Я избавлю вас от всех подробностей, Уотсон, но я уверен, что в Афганистане вам приходилось слышать сообщения о том, как поступают афганские женщины, когда они захватывают врага в плен.
- Не просто сообщения, - сказал я ему с содроганием. – Я своими глазами видел результаты женских знаков внимания. Рядовой Беркширского полка был схвачен патанами и бежал,
претерпев самые невообразимо грязные пытки и лишения. Я, как мог,перевязал его раны, и утешал его в связи с потерейтех частей тела, которых он лишился. Вы же не хотите сказать, что в этом случае имела место такая же мерзость?
-Именно так, - ответил мне Холмс. - Что же касается женщин... - он замолчал и закрыл лицо руками. - Поверьте мне, я и раньше видел результаты насилия, но то, что я увидел там, потрясло меня до глубины души. Я не мог поверить в то, что сделали с этой бедной женщиной и этой маленькой девочкой. Могу я побеспокоить вас, Уотсон, и попросить налить мне пару глотков бренди?
Он поднял голову, его глаза все еще были закрыты, и я увидел, что его лицо превратилось в застывшую маску, а кулаки конвульсивно сжимались и разжимались, поскольку он, несомненно, вновь переживал в уме ту ужасную сцену.
Для Шерлока Холмса было почти беспрецедентным таким образом демонстрировать свои эмоции, и я поспешил налить ему бренди, плеснув немного и себе. Он поблагодарил меня и, прежде чем продолжить,некоторое время молча пил.
- Мы все были застигнуты врасплох, - сказал он, - и я повернулся к Лестрейду.
- Инспектор, - сказал я ему. - Полагаю, я должен перед вами извиниться. Это действительно работа сумасшедшего, хотя я все еще сомневаюсь, что это он сбежал из сумасшедшего дома.
Когда я осмотрел место происшествия настолько беспристрастно, насколько это было возможно в данных обстоятельствах, меня внезапно поразил ряд фактов.
- Какая была погода в ночь убийства? – спросил я Раддла.
- Ну, ночь была холодная. По-моему, был сильный мороз. Но какое это имеет отношение к делу?
- Самое непосредственное, - сказал я ему. - Обратите внимание на ноги жертв. Они голые.
- А Вы спите в ботинках, мистер Холмс? - Лестрейд саркастически рассмеялся.
- Я бы также хотел обратить ваше внимание на каменный пол в коридоре за пределами этой комнаты и лестницу без ковра, которую я заметил, когда мы вошлив дом.
- Я начинаю улавливать, что вы имеете в виду, - сказал Раддл.
- И все они в одних ночных рубашках, без накидки или халата, - указал я. - Я предоставлю вам возможностьсделать из этого собственные выводы, а также из того факта, что в этой комнате гораздо меньше крови, чем я ожидал.
- Для меня крови более чем достаточно, - сказал Лестрейд. - Где орудиеубийства?
Раддл указал на камин, в котором можнобыло разглядеть что-то похожее на верхнюю часть небольшого топора.
- Значит, топор, - заметил я.
- Похоже на то, - сказал Раддл. -Исреди угля можно различить то, что кажется остатками сгоревшей рукояти.
Я наклонился к камину, и все действительно было так, как описывал Раддл. Там лежали остатки того, что когда-то было небольшим топориком, и легко было различить полоску древесной золы, которая, предположительно, представляла собой остатки рукояти, указывающей на почерневшее лезвие топора, засунутого в огонь. Мое внимание привлекло небольшое пятно серого вещества у каминной решетки.
–О, а это что такое? спросил я себя вслух, на самом деле не ожидая ответа.
- Это зола, такая, какую вы вполне могли бы ожидать найти в камине, - ответил мне Лестрейд с долей сарказма, все еще очевидной в его словах.
- Это не угольная и не древесная зола, - сказал я ему. Она и на самом деле не была не той и не другой. Я собрал ее и положил в один из конвертов, которые всегда ношу ссобой.
- Я достаточно видел в этой комнате, - сказал я двум полицейским. - Со своейстороны, я бы настоятельно рекомендовал сфотографировать комнату и расположение тел, прежде чем выносить их и попытаться вернуть им хоть какое-то достоинство.
Тут Холмс снова прервал свой рассказ и сидел молча допивая свой бренди. Не дожидаясь приглашения, я снова наполнил его бокал, на что он ответил кивком, и потом снова заговорил.
- Как вам известно, Уотсон, я не сентиментальный и не суеверный человек. И все же в этой комнате было нечто такое, что взволновало меня. Это было ощущение почти осязаемого зла в действии, которое наполнило меня жалостью к его жертвам. Это ощущение, как правило, мне незнакомо, и я никак не могу объяснить его причину ничем, кроме реакции на то, с чем я столкнулся. Как бы то ни было, мы вышли из комнаты.
- Мы должны опросить слуг, - сказал я остальным. - Я думаю, что из их показаний мы сможем узнать правду об этом деле.
- У меня здесь две копии их показаний, - сказал Раддл, протягивая один толстый конверт Лестрейду, а другой - мне. Я прочитал до конца, но было очевидно, что допрос проводил офицер с ограниченным интеллектом и практически лишенный воображения. Тем не менее, я все же произнес несколько слов благодарности Раддлу за его усилия.
- В доме живут трое слуг, - напомнил нам Раддл. - Кухарка миссис Долан, судомойка Бетти Картрайт и горничная, Лили Минтон.
- И конюх, живущий над конюшнями, - напомнил ему Лестрейд. – Джеймс Диган вполне мог что-то видеть или слышать о незваном госте, и именно он, кажется, первым выломал дверь и обнаружил тела.
- Именно так. Кого мы вызовем в первую очередь? - спросил Раддл.
- Кухарку, если у вас нет возражений, - попросил я. У меня привычка, Уотсон, при опросе прислуги всегда начина с самого старшего изслуг. После допроса они, как правило, менее склонны сплетничать вкомнате для прислуги, чем младшие слуги,такие как горничные, сапожники и так далее. Таким образом, если преступник будет находиться среди слуг, то у него будет меньше шансов на заблаговременное предупреждение о теме и характере ожидаемого допроса от тех, кто был допрошен ранее. Это ни в коем случае не идеальная система, но обычно она хорошо мне служит.
Как оказалось, остальные не возражали против этого моего предложения, и миссис Долан предстала перед нами в надлежащее время. По молчаливому согласию именно я задавал ей большинство вопросов. На вопрос о том, слышала ли она что-нибудь в ту роковую ночь, ее ответ был однозначно отрицательным.
- У меня проблемы со сном, - сказала она нам, - и я обычно принимаю несколько капель настойки опия перед тем, как лечь спать, сэр. Это помогает мне спать как младенцу, пока не придет время вставать.
Я заметил характерные признаки человека, пристрастившегося к опиуму,раньше она не сообщала нам об этом, но было приятно получить подтверждение от самой женщины. Ее комната, как оказалось, находилась на верхнем этаже, в другом конце дома по отношению комнаты, в которой лежали тела, и даже без опия она едва ли могла услышать что-то из ряда вон выходящее.
Когда ее спросили о характере ее покойных хозяев, она ничего не могла сказать, кроме похвалы в адрес миссис Гримшоу и двух детей, которых она описала как "совершенных ангелов", но она казалась несколько сдержанной, говоря о мистере Гримшоу. Она только говорила, что "он вовремя выплачивал мне жалованье и всегда ел ту еду, что перед ним ставили". Мне показалось, что было очень мало смысла расспрашивать ее дальше. Перед тем как она ушла, я спросил ее, не помнит ли она чего-нибудь необычного о вечере, в который произошли убийства. Она замолчала и нахмурилась.
- На самом деле, теперь, когда вы упомянули об этом, да, там было что-то странное, сэр. Я открыла новую бутылочку настойки опия всего четыре или пять дней назад. Бутылка должна была быть почти полной, но сейчас она почти пуста,и она была почти пуста в ту ночь, когда они все были убиты.
-Спасибо, - сказал я ей, записывая это. - Вы уверены, что бутылка опустела в ту ночь?
- Да, сэр, у меня вообще нет никаких сомнений по этому поводу. Это так же ясно, как то, что я сейчас говорю с вами.
Она вышла из комнаты, и я почувствовал, что еще один кусочек головоломки встал на свое место.
- Думаю, следующей будет судомойка Бетти Картрайт, - сказал я. Она оказалась женщиной средних лет, которая рассказала нам, что проработала в семье Гримшоу семь лет.
- По большей части, очень приличная семья. Она была хорошей хозяйкой,а дети были просто милашками, - вот и все, что она могла сказать о своих покойных хозяевах, отказываясь поведать какие-либо дополнительные подробности. Опять же, было маловероятно, что она что-нибудь могла слышать, учитывая расположение ее спальни. Онарассказала нам, что легла в постель с головной болью.
- Это ведь вы обнаружили тела, не так ли? - спросил я ее.
-Не совсем, - ответила она. - Я обнаружила, что дверь заперта, и вызвала из конюшен Дигана, чтобы он пришел и выломал ее,так как хозяин и хозяйка не ответили, когда я постучала в двери их спальни. Он спустился вниз и взломал дверь. И все они были там, в луже крови. О, это было ужасно. Говорю вам, я упала в обморок, а пришла в себя уже на кухне. Диган отнес меня туда и усадил меня на стул. А потом миссис Долан позаботилась обо мне, пока Диган ходил за полицией.
Лили – это горничная - отсутствовала всю ночь. Ребенок ее сестры заболел, и она получила разрешение помогать своей сестре ухаживать за больным. Она пришла, когда я была на кухне. Мы рассказали ей, чтопроизошло и что мы видели.
- Какова была ее реакция? - спросил я.
- Думаю, вы бы сказали, что она было именно такой, какую вы и ожидали. Имейте в виду, в то время я не обращала особого внимания на других людей. Я сам была в полной растерянности и недоумении, и у меня голова шла кругом, если вы понимаете, о чем я,сэр.
- Зачем вы пытались войти в гостиную? - спросил ее Лестрейд.
- Это моя работа, сэр. Я присматриваю за всеми очагами в доме, и я была там, чтобы убрать золу с прошлой ночи.
- Значит, огонь горел всю ночь? Разве это не опасно?
- Горел всю ночь, сэр? Ничего подобного. Моя работа состоит в том, чтобы выгребать золу и разводить огонь по утрам, а также следить за тем, чтобы все было потушено, когда семья ложится спать. То есть, за исключением тех каминов, что находятся в спальнях хозяина и хозяйки. Они сами заботятся о том, чтобы огонь в них был потушен.
- Как вы можете себе представить, Уотсон, эта информация вызвала у меня большой интерес.
- Вы уверены, что камин в гостиной был потушен, когда вы ложились спать? - спросил я ее.
- Абсолютно уверена, сэр. Я убедилась, что огонь как следует потушен и в камине не осталось несгоревших углей, а затем закрыла дверь гостиной и заперла ее. Могу в этом поклясться.
- Возможно, именно это вам и придется сделать, - тихо заметил Лестрейд.
- Но я ничего не делала, сэр, - запротестовала она.
- Мы это знаем, - сказал я ей, - но слова такой разумной женщины, как вы, окажут большую помощь в определении того, что произошло на самом деле. Вы нам очень помогли.
Ее лицо просияло при этих словах похвалы,и я продолжил свои расспросы.
- Ключ был в замочной скважине с внутренней стороны?
- Так сказал мне Диган. Сама я этого не видела. Однако, дверь определенно была заперта, сэр.
- Превосходно, Бетти. Очевидно, у вас нет привычки придумывать небылицы, и вы сообщаете только о том, что, как вам известно, является правдой, и о том, что вы видели собственными глазами.
- Так меня воспитали, сэр, и этого ничто не изменит.
Мы отпустили ее, и я сказал Лестрейду и Раддлу, что, по моему мнению, следующим должен быть допрошен Диган. Они не стали возражать, и в комнату вошел угрюмого вида мужчина, которому было где-то от тридцати до сорока лет, и откоторого сильно пахло конюшней.
Не дожидаясь, пока мы заговорим с ним первыми, он воскликнул:
- Я ничего об этом не знаю. Я, как всегда, спал над конюшнями и ничего не знал, пока Бетти не постучала в дверь и не разбудила меня.
- Спасибо, вы нам очень помогли, - сказал я ему, пытаясь немного завоевать его доверие. - Позвольте мне задать вам несколько вопросов, если позволите, относительно состояния комнаты, когда вы взломали дверь.
Он с неохотой согласился, но мне было трудно составить сколько-нибудь ясное представление о том, что произошло, когда он увидел то, что было в комнате. Он утверждал, что был охвачен ужасом при виде этого зрелища, и я был склонен поверить в правдивость этого заявления. После этого он подтвердил показания судомойки, сказав, что поднял ее на руки и отнес на кухню,где пытался привести ее в чувство.
- Горел ли огонь в камине, когда вы открыли дверь?- спросил его Лестрейд в какой-то момент, проявив проницательность, которая меня несколько удивила.
- Не могу вам этого сказать, сэр, - пробормотал он. –Право же, это было не то, что бы вы заметили, учитывая все остальное.
-Уверен, что так оно и есть, - заверил я его. - Могу я задать вам еще несколько вопросов
вопросы о вашей работе здесь?
Оказалось, что Диган проработал в этом доме несколько лет. Помимо того, что он был конюхом, он также выполнял кое-какую черную работу в саду, а также тяжелую работу по сбору и переноске угля для печей икаминов, мешков с картофелем и тому подобного. Когда его спросили о его
взаимоотношениях с семьей, он ответил почти так же, как кухарка и судомойка, то есть похвалил хозяйкудома и ее детей. Его лицо заметно нахмурилось, когда он упомянул мистера Гримшоу, но он сказал нам, что "он был мне неплохим хозяином", хотя для моих ушей эти слова прозвучали несколько натянуто.
- Между прочим, - сказал я ему, когда он уходил, - по оттопыренному карману я вижу, что вы курите трубку.
-Так и есть, - ответил он мне. - И что из этого?
- Это пустяки, сущий пустяк. Я тоже заядлый курильщик, но обнаружил, что приехал из Лондона без своего кисета с табаком. Не будет ли это слишком, если я спрошу, могу ли я через некоторое время зайти в ваше жилище над конюшнями и купить у вас немного табака?
Он рассмеялся.
- Деньги мне не нужны. Я с радостью поделюсь с другим человеком, который любит свой табак. А теперь, если вы хотите узнать кое-что еще, что касается хозяина, то он терпеть не мог запаха табака. Я никогда не смог бы курить в его присутствии, и, конечно, в конюшне нужно быть осторожным с огнем. Я с радостью отсыплю вам табака, начальник, если вы зайдете ко мне в комнату.Я пробуду там, по крайней мере, еще примерно полчаса.
С этими словами он вышел изкомнаты.
- Слуга и хозяин на дух друг друга не переносят, - заметил Раддл. -Я бы сказал, что здесь замешано нечто большее, чем его трубка.
-Согласен, - сказал я. – Но прежде чем я заберу свой табак – и я благодарю вас, Лестрейд, за то, что вы не упомянули о том факте, что табак у меня действительно с собой, как вы сами видели в поезде, - мы должны поговорить с Лили, горничной, которой, согласно тому, что нам сказали, в ту ночь не было в доме.
Лестрейд усмехнулся.
- Я знаю, почему вы так удачно забылисвой табак. Раддл здесь, иначе мне потребовался бы ордер на вход в его квартиру.У вас, любителей, есть полномочия, в которых отказано нам, бедным официальным блюстителям закона.
Он открыл дверь и вызвал Лили Минтон.
Уж не знаю, кого мы ожидали увидеть в следующую минуту, Уотсон, но определенно не то видение, что предстало перед нами в образе вышеназванной горничной. Я не такой знаток, как вы в этих вопросах, -улыбнулся он мне, - но мне редко приходилось встречать женщину, которая была бы более привлекательной для подавляющего большинства мужчин.
- Но не для вас?- не смог я удержаться от вопроса.
- Черты лица были такими, какие только мог пожелать художник, если бы захотел написать портрет Венеры. Фигура, которую можно было различить под платьем служанки, могла бы послужить моделью для классической статуи. И все же... В глубине глаз чего-то не хватало. Истинная красота исходит изнутри, а в данном случае внутреннее содержание было далеко не прекрасно.
Тем не менее, эффект от ее лица и фигуры был достаточным, чтобы и Лестрейд и Раддл практически лишились дара речи. Что касается меня, то признаюсь, что она привела меня в смущение. Возможно, в ней и не было того, что вы или я назвали бы интеллектом, но в том, как были сжаты ее губы, и в том, как скользил по комнате ее взгляд, чувствовалась определенная доля хитрости.
Однако, она достаточно охотно ответила на наши вопросы, рассказав нам, что прислуживала семье за ужином, состоящим из баранины с карри, за которой последовал бисквитный пудинг с патокой, после чего она покинула дом.Она сказала, что больной ребенок был не у ее сестры, как нам сказали ранее, а у ее кузины. Но такие расхождения действительно возникают в случаях,
когда детали запоминаются неправильно или путаются в суматохесобытий, и я чувствовал, что это,возможно и не имеет особого отношения к нашему расследованию.
Она рассказала нам, что, вернувшись в дом, нашла Дигана, стоящим на кухне над лежащей без сознания Бетти, а миссис Долан была в панике из-за новостей, которые Диган, по-видимому, только что сообщил.
Кроме этого, она сказала, что больше ничего не может рассказать нам об ужасных событиях той ночи.
Когда ее спросили об ее отношениях с хозяевами, она ответила, что ей не хватало времени на семью, и она действительно намеревалась подать заявление об увольнении на той неделе на том основании, что она сочла невозможным там работать,но отказалась сообщить более подробную информацию.
- Вероятно, позже мы зададим вам еще вопросы, - сказал ей Раддл, прежде чем отпустить ее. - Ну что ж, - сказал он, поворачиваясь ко мне и Лестрейду, когда за ней закрылась дверь. - Что мы здесь имеем?
Лестрейд посмотрел на меня, и, поняв намек, я начал.
- У нас есть ряд парадоксов. У нас есть огонь, который был потушен, а затем снова разожжен. У нас есть дверь, которая была заперта снаружи, а затем была отперта и снова заперта изнутри. И это несмотря на явные доказательства того, что незваный гость проник в комнату через окно.
- Но это все по сообщениям только одного человека, - отметил Лестрейд.
- Это верно, но я случайно узнал, что эта Бетти Картрайт посещает ту же церковь, что и я, и я никогда не слышал, чтобы о ней шла дурная молва, - сказал Раддл. - Я чувствую, что мы можем доверять ее показаниям, каким бы ненаучным ни казалось мое мнениевам, лондонцам. Прошу вас, продолжайте, мистер Холмс.
У нас совершено варварское преступление, которое ни о чем так сильно не напоминает мне, как о тех мерзких обычаях, которым восточные женщины подвергают своих пленников,- сказал я остальным. - И в доме есть мужчина, который служил в индийской армии. Нет? Вы не обратили внимания на смуглую кожу и осанку, типичную для военного человека, не говоря уже о восточном стиле его галстучной булавки? Что ж, не будем об этом говорить, как и о том, что вы, очевидно, не заметили, что на нем были подбитые гвоздями ботинки с рисунком, по-видимому, идентичным тем, которые оставили отпечатки за окном. Он не только служил солдатом, судя по тому,как он держится, и по его манерам, я бы поставил на то, что он не раз становился жертвой кошки.
Те телесные наказания, свидетелем которых я был, были ужасными, - сказал я Холмсу. –Ни разу не слышал, чтоб из них вышел какой-то толк. Обычно преступник становилсявсе хуже и хуже и часто дело заканчивалось тем, что его вешали.
Так было и здесь, - сказал Холмс. - Но я забегаю вперед. Как я объяснил остальным, я намеревался воспользоваться тем, что одолжил немного табака, хотя бы для того, чтобы взглянуть на его комнату. У меня была на примете еще одна цель, о которой я тогда не сказал.
- А как насчет горничной Минтон? - спросил Лестрейд.
- Да, что насчет нее? - спросил я.
- Она единственная из прислуги, кто плохо отзывался о покойной миссис Гримшоу, - заметил Раддл.
- Возможно, у миссис Гримшоу были причины плохо отзываться о ней. У меня есть сильные
подозрения на сей счет, - ответил я. - Но я буду знать больше, когда вернусьиз местного паба.
- Что? - воскликнул Лестрейд. - Что вы будете там делать, во имя всего святого?
- Я намерен провести там время, выпив пинту-другую доброго ланкаширского эля в дополнение к табаку, который я сейчас собираюсь приобрести, - сказал я ими вышел из дома, направляясь к конюшням.
Диган открыл дверь на мой стук и был достаточно любезен, передав пачку табака, но во взгляде его была настороженность, скрытая за улыбкой, которой он меня одарил. Пока дверь была открыта, я смогувидеть пару вещей, которые вызвали у меня большой интерес. Взяв предложенный табак, я заметил, что слышал много хорошего о ланкаширском пиве, и спросил, не может ли он порекомендовать местный постоялый двор, где я мог бы его попробовать. Он, по-видимому, очень хотел помочь мне в этом вопросе и направил меня в "Лег Армз", расположенный немного поодаль Тарлтона, по направлению к Стокпорту, в заведение, которое, по его словам, он посещал достаточно часто и мог бы порекомендовать по своему опыту. Кстати, это был не тот постоялый двор, на котором мы с Лестрейдом рассчитывали остановиться. По странному совпадению,чтобы добраться до него, мне пришлось бы пройти через деревушку подназванием «Холмс».
Я отправился на поиски и нашел описанный мне постоялый двор. В баре много говорили об убийствах, слухи о которых просочились наружу и обсуждалисьприглушенным шепотом. К счастью, более кровавые подробности не упоминались. Когда стало известно, что я из Лондона, сразуже предположили, что я газетный репортер, и я не стал развеивать это заблуждение.
Заказанная мной выпивка развязала некоторым языки, и скоро пошли разговоры о Джимми Дигане и его покойном хозяине. Как я и предполагал,было много непристойных разговоров о горничной Лили Минтон и Гримшоу. Очевидно, у него была репутация человека с наметанным глазом,и ходили слухи, что немало юных представителей тарлтонского населения было его отпрысками. Уже некоторое время ходили разговоры о нем и горничной.
- И это действительно разозлило Дигана, - сказал мне мой собеседник,допивая пиво, которое я ему купил. - Однажды ночью он пришел сюда, взбешенный, и сказал, что его Лили пыталась отбиться от Гримшоу, но он взял ее силой. Диган считал Лили своей девушкой, вы знаете об этом? Они копили деньги, чтобы уехать из этого города и где-нибудь спокойно пожить.
Однажды вечером он рассказал мне кое-что о своем прошлом. Он сказал, что совершил несколько нелицеприятных поступков во время службы в Индии, когда был солдатом, и иногда его все еще одолевали подобные чувства, но теперь он пытался вести честный и богобоязненный образ жизни, и с помощью хорошей женщины он бы все сделал правильно.
Должен сказать, что, основываясь на моих наблюдениях за Минтон, я бы не назвал ее "хорошей женщиной", но спорить не стал.
- Почему же она не ушла из дома? - спросил я.
Он сказал, что она хотела остаться с Диганом. - Старик покачалголовой. - Женщины, - с горечью произнес он. -Не думаю, что мы когда-нибудь их поймем.
Я рассмеялся над его словами и кивнул в знак согласия, прежде чем покинуть таверну и отправиться обратно в Тарлтон.
- К тому времени, как вы, наверное, догадались, у меня было решение по этому делу. Диган, несомненно, был убийцей, и ему почти наверняка помогала Минтон, стремившаяся отомстить за надругательство, учиненное над ней ее хозяином.
- Я вижу, что у Дигана был мотив, - сказал я Холмсу, -но не могу понять, как ему удалось заманить семью вниз в ночных рубашках, а затем приступить к этой бойне.
- Он ничего подобного не делал, - ответил Холмс. - Позвольте мне рассказать вам остальную часть истории, а затем я смогу объяснить, как было совершено это злодеяние. Это было преступление, требующее определенной изобретательности и больших эмоций, ина его планирование ушло некоторое время, хотя сроки приведения в исполнениезависели от других событий.
Я вернулся в полицейский участок, гдедоговорился о встрече с Раддлом и Лестрейдом, и изложил им свои выводы. В конце моего объяснения они оба согласились с тем, что Диган должен быть арестован немедленно, без дальнейших проволочек.
- Вам понадобится несколько дюжих констеблей, - предупредил я их. – Он человек сильный и отчаянный.
- Вы присоединитесь к нам? - спросил Лестрейд.
- Я бы предпочел не присутствовать при аресте. Если вы сочтете, что мое присутствие понадобится, когда его доставят, я буду с вами.
Они ушли в сопровождении трех или четырех констеблей и вернулись примерно через тридцать минут, приведя с собой закованного в наручники и сопротивляющегося Дигана.
Лестрейд вызвал меня в комнату, когда ему было официально предъявлено обвинение в убийстве семьи Гримшоу, и с него брали показания. При виде меня его лицо исказилось от ярости и ненависти. Я никогда не видел, чтоб лицо становилось почти черным от гнева, за исключением этого случая, и, признаюсь, что был напуган. Понимаете, мне не угрожала никакая физическая опасность. На Дигана надели наручники, и его держали два рослых хорошо обученных констебля. Я был по другую сторону большого соснового стола, и, как вы знаете, я вполне способен постоять за себя. Нет, пугающим было это всепоглощающее впечатление, что я нахожусь в присутствии силы почти стихийного зла.
Он добровольно признался в убийстве семьи, и меня нисколько не утешило то, что мои выводы по этому делу точь – в точь соответствовали его описанию событий той ужасной ночи. Он рассказывал свою историю с каким-то свирепым ликованием, по-видимому, гордясь тем злом, которое он причинил, бросая свои слова с гордым вызовом.
В какой-то момент, когда он со смехом рассказал об увечьях, которые нанес детям и их родителям, я больше не мог сдерживаться. Я встал и подошел к нему вплотную, занеся руку, чтобы ударить его. Не думаю, что Лестрейд или Раддл остановили бы меня. Они тоже были в ужасе и потрясены тем, что услышали. Однако я удержал руку, и сделал нечто такое, что во многих отношениях было хуже, чем, если б я просто ударил его, и за что я так и не смог полностью простить себя.
Он сделал паузу и вытер лоб, по-видимому, ошеломленный этим воспоминанием.
- Что же, черт возьми, вы могли сделать? - спросил я.
- Я плюнул в него. Прямо в лицо,несколько раз. Это был отвратительный поступок с моей стороны, даже по отношению к такому человеку, как Диган. Как только я это сделал, то сразу понял, что поступил неправильно, но не смог найти слов, чтобы извиниться. Вместо этого я просто повернулся и ушелиз комнаты, а затем и из полицейского участка в гостиницу, где нам с Лестрейдом были забронированы номера. Я собрал свои вещи и сел на первый же поезд в Лондон,подальше от этого ужасного города.
- Вот, Уотсон, весь рассказ о моем участии в деле Тарлтонских убийств. Вся правда об этом деле так и не была обнародована.
- Но как вам удалось раскрыть это дело? - спросил я.
- О, это было проще простого. Я был медлителен и беспечен в своих размышлениях.
- Это было в самом начале вашей карьеры, - напомнил я ему.
- Некомпетентности нет оправданий, Уотсон. Там было так много улик. Прежде всего, предполагалось, что семья была убита в комнате, где были обнаружены тела, и что они вошли в комнату пособственной воле. Очевидно, что это было не так. Ни на ком из них не было халата или накидки поверх ночной рубашки, и ни на ком не было домашних тапочек,хотя ночь была холодной, а пол в коридоре был выложен каменными плитами. В любом случае, что могло привести их всех в одну комнату?
- Понятия не имею, - сказал я.
- Тут все дело в том, что их привел туда кто-то, а не что-то. Позвольте мневосстановить для вас события. Когда Минтон вышла из дома, она пошла не к своей родственнице, а к любовнику, живущему над конюшнями.
- Значит, все это произошло из-за нападения Гримшоу на девушку?
- Да. Выяснилось, что она ждала ребенка. Именно этот факт спас ее от повешения после ареста и суда. Она утверждала, что отцом этого нерожденного ребенка был Гримшоу. Когда она рассказала Дигану о своем положении, в нем стал закипать гнев, который давно готов был вырваться наружу, но это был холодный расчетливый гнев – самый пагубный.
Решение о времени совершения злодеяния было продиктовано новостями о том, что неизвестный сумасшедший с топором сбежал из местной психиатрической больницы. Эта новость, без сомнения, также в какой-то степени определила его образ действий.
Перед тем, как Минтон ушла из дома, она подмешала настойку опия, ранее похищенную у кухарки, в семейный ужин . Вполне возможно, что доза, добавленная в их пищу, оказалась смертельной. Баранина была приправлена карри, а эта приправа способна скрыть привкус любого зелья. Семья удалилась в свои комнаты на ночь и все они впали в состояние сильного наркотического опьянения. Возможно, в результате наступила смерть, особенно это касается детей, но в любом случае члены семьи были в коматозном состоянии и близки к смерти.
- Вы помните, что я заметил, что крови было меньше, чем яожидал? Другими словами, раны от топора и увечья были нанесенытрупам или умирающим. Как только семья была одурманена наркотиками, Диган по одному отнес их вниз по лестнице и поместил вгостиной. В конце концов, он добровольно признался, что отнес другую горничную накухню после того, как она упала в обморок. У него было достаточно сил, чтобы справиться с этой задачей.
- Но как он проник в дом? Через окно?
- Да, но в то время я не мог понять почему. Лестрейд, однако, сказал мне, что в более поздних показаниях Диган добавил, что нес мешок с углем, чтобы разжечь огонь в камине, и было бы более благоразумно, если бы это проникновение было осуществлено через окно до того, как его сообщница Минтон проскользнула в дом через заднюю дверь, от которой у нее был ключ. Как только он оказался внутри и начался пожар, она отперла дверь комнаты снаружи, и Диган смог свободно отнести тела мертвых или умирающих членов семьи в гостиную. Затем он проделал свою ужасную работу, которая отчасти была местью за обиды, которые, по его мнению, он претерпел от своего хозяина – он привел длинный список таковых в своем заявлении, – отчасти это был способ убедиться, что жертвы действительно были мертвы, а не просто находились в состоянии наркотического опьянения. И отчасти, конечно, для того, чтобы направить расследование в направлении сбежавшего сумасшедшего.
- А цель пожара? Ранее я отмечал в вашемотчете, что огонь, по-видимому, был оставлен зажженным после того, как семьяушла спать. Этот момент вы отметили, когда Лестрейд впервые
представил вам отчет об этом деле в Лондоне?
- Отлично, Уотсон. Да, именно это меня и поразило. Что касается цели пожара, то она была, по меньшей мере, двоякой. Во-первых, он хотел избавиться от ужасных останков своей бойни. Это можно утверждать с достаточной долей уверенности. Никаких следов останков, отделенных от тел, обнаружено не было. Кроме того, он хотел избавиться от топора, которым пользовался, и по которому его можно было легко выследить.
Когда я зашел к нему за табаком, то заметил набор инструментов, висевших на стене конюшни, расположенных определенным образом, и там явно чего-то недоставало. То, как выцвела краска на участках, подвергшихся воздействию солнечного света, показало мне, что отсутствующим инструментом был топор. Кстати, там же висела лопатка каменщика с широким лезвием, которой можно было быоткрыть окно. Кроме того, возможно, что даже такой убийца, как Диган, хотел обеспечить комфорт себе и своей возлюбленной. Вконце концов, ночь была холодная.
- Я так понимаю, что странный пепел, который вы обнаружили на решетке, был от табака Дигана?
- Естественно. Как вы знаете, я провел исследование на эту тему и опубликовал монографию, в которой четко определил различия между ста сорока видами табачного пепла. Получив для себя образец его табака, я смог убедиться, что именно он входил в комнату.
Кроме того, между прочим, я заметил стоящую на столе в его комнате фотографию Минтон. И еще до моего визита в «Лег Армз» мне было ясно, что между ними была какая-то связь.
- Дверь была заперта на ключ изнутри? Я понимаю, что Диган мог сбежать через окно, но горничная, Лили Минтон?
- Нам сказали, что, как вы и говорите, Диган выбрался из комнаты через окно. Затем Минтон закрыла окно и покинула ужасную комнатучерез дверь, заперев ее за собой и положив ключ в карман. Она вышла издома через заднюю дверь, заперев и ее, и вернулась в комнатунад конюшнями, где передала ключ своему любовнику.
- Он был почти уверен, что его позовут выломать дверь гостиной, и ему потребовалось всего мгновение, чтобы вставить ключ в замок изнутри, после того как он вломился в комнату, а судомойкаупала без чувств при виде изуродованных тел.
Что касается моих действий в полицейском участке, я почти склонен проявитьснисхождение к убийце, жертва которого спровоцировала его или ее,и который убил во внезапной вспышке ярости. Но для таких убийц, как Диган и Минтон, которые строят козни и планируют, а затем осуществляют свои планы безжалостно и со смертоносной решительностью... у меня просто нет слов. Возможно, именно тот факт, что я никак не мог выразить свои чувства, заставил меня повести себя подобным образом.
Страх и отвращение, которые я продолжаю испытывать, когда вспоминаю убийства, совершенные в Тарлтоне, связаны не только с самим преступлением, но и с его исполнителями. И скажу вам честно, Уотсон, отчасти они направлены и на меня самого и на те стороны моей натуры, которые, возможно, я не хочу признавать.
Он погрузился в угрюмое молчание, длившееся добрых десять минут, в течение которых я сидел, не говоря ни слова.
- Простите меня, друг мой. Я слишком разговорился, и с моей стороны несправедливовозлагать свое бремя на вас подобным образом. Вы были очень добры, проявив столько терпения с таким глупцом, как я.
Я возразил, что он вовсе не глупец, и, сидя рядом с ним и слушая егорассказ, я всего лишь поступал, как преданный друг.
- Как бы то ни было, Уотсон, - сказал он, слегка повеселев, - может быть, немного музыки поднимет нам настроение? Надеюсь, вы простите мое любительское исполнение Чаконы из Второй партиты Баха.
С этими словами он взял свою Страдивари, и когда с мечтательной полуулыбкой на губах, начал извлекать из нее звуки величественной музыки, то казалось, что все горести прошлого были забыты.