Неоднозначная статья, одна из первых об афганском периоде в жизни Уотсона. Здесь затронута интересная тема, но я сразу еще хочу подчеркнуть некоторые моменты.
Не все из наших товарищей могут осознать, что, видимо, "Шоскомб" относится к 1883 году. Так же, как и тот же "Серебряный".
И автор делает смелое предположение, что пресловутый Джеймс из "Человека с рассеченной губой", это, возможно, сын Уотсонов.


Статья из журнала Baker Street Journal за июнь 1980 года

Джезайл, джезайл
Пирсон Паркер



Как известно читателю, это слово произносится как "ДЖЕЗАЙЛ" (je-ZILE). Мушкеты "джезайл" использовались в основном афганцами.
По словам Джона Х. Уотсона («Этюд в багровых тонах»), в битве при Майванде он был “ранен в плечо пулей из джезайла, которая раздробила кость и задела подключичную артерию". Несколько месяцев спустя Холмс отметил, что Уотсон “был ранен в левую руку. Он держит ее неподвижно и немного неестественно”. Однако, в более поздних публикациях Уотсон утверждает, что джезайлская пуля пронзила его ногу («Знак четырех»). Она засела там (Знатный холостяк), из-за чего он захромал, и Холмс поинтересовался, вынесет ли его друг длинную трудную дорогу (ЗНАК). Уотсон преодолел ее с большим трудом, но после этого его нога “сильно хромала, все тело ломило от усталости, в голове был туман”.
Кое-кто ощутил, что здесь возникли некоторые трудности. Уотсон забыл, куда он был ранен?
читать дальше
Или “нога” - это эвфемизм? Пуля настигла его, когда он пребывал в определенной позе, и прошла от плеча, скажем, до большой ягодичной мышцы, области, о которой во времена Виктории не принято было упоминать? (В таком случае остается только гадать, что же произошло с туловищем , находящимся между этими частями тела.) Уважаемый Джулиан Вольф, доктор медицины, считает, что рана была в еще менее произносимой вслух части тела, и что именно поэтому у Уотсонов не было детей. Однако эта гипотеза наталкивается на пару препятствий. Однажды Холмс сказал Уотсону: “Ваша рука потянулась к старой ране, и на ваших губах задрожала улыбка” (Картонная коробка). Ни один мужчина, попавший в положение, которое пытается представить Вольф, не стал бы улыбаться, даже подрагивавшими губами. Ни у одного джентльмена викторианской эпохи рука не блуждала бы так, даже в минуту задумчивости; а если бы, не дай Бог, это произошло, ни один джентльмен, подобный Холмсу, не заговорил бы об этом. Кроме того, какой бы вред ни причинила пуля, это не уменьшило тяги Уотсона к прекрасному полу. Он известен тем, что описывал фигуру женщины до того, как перейти к описанию ее лица. Даже в 1926 году, когда ему было далеко за семьдесят, он оглядывается на тридцать лет назад , вспоминая «полную и чувственную фигуру» миссис Рондер (Жиличка под вуалью). Кроме того, возможно, а некоторые даже назвали бы вероятным, что у Джона и Мэри Уотсон действительно был, по крайней мере, один ребенок по имени Джеймс (Человек с рассеченной губой).
Но проблема сложнее, чем мы указывали. Остается открытым вопрос не только о том, в какую часть тела был ранен Уотсон, но и о том, где в Афганистане он получил ранение. Как будет видно, тут много расхождений, и они не только анатомические.
Во время битвы при Майванде в 1880 году британские войска размещались в домах в Кандагаре (Kandahar) (Уотсон произносит это как " Candahar ") и оттуда отправились в бой.
Но семь или восемь лет спустя Уотсон рассказывал о том, как жил в палатке (tent) в Афганистане, где стрелял из мушкета в тигренка (Знак четырех), и не вспоминал о более крупном сражении. (Сообщая об этом Мэри, влюбленный Уотсон утверждал, что выстрелил из тигренка в мушкета.) Когда в 1890-1891 годах он пишет «Тайну Боскомбской долины», то он снова говорит о “лагерной жизни в Афганистане”, которая сделала его “закаленным и легким на подъем путешественником”.
Для Уотсона афганская кампания 1880 года не принесла “ничего, кроме неудач и несчастья” (Этюд в багровых тонах).
И все же, беседуя с Мэри в 1887 или 1888 году, он вспоминал бодрящие и увлекательные афганские приключения (Знак четырех)(на самом деле это не совсем правильная цитата, ибо в "Знаке" рассказом о них Уотсон пытался ободрить мисс Морстен). Похоже, они все еще не выходят у него из головы, когда он дальше говорит: “кого и где только мне не доводилось преследовать” и сравнивает такой “спорт” и “жгучее волнение” с погоней по Темзе.
Ранение в плечо было получено в 1880 году, но ранение в ногу было нанесено Уотсону “за некоторое время до” его знакомства с Мэри. Эта фраза явно указывает на то, что это событие произошло не семь или восемь лет назад.
Какое-то время после переезда на Бейкер-стрит здоровье Уотсона оставалось шатким и ослабленным - “с непоправимо подорванным здоровьем”, “худой, как щепка”, “еще не достаточно окреп, чтобы выносить шум и всякие сильные впечатления. У меня столько было того и другого в Афганистане, что с меня хватит до конца моего земного бытия” — он и представить себе не мог, что ожидало его в доме 221б по Бейкер-стрит! “Здоровье не позволяло мне выходить в пасмурную или прохладную погоду”, “у меня расстроены нервы”, “лицо изможденное". Точно так же в первоначальном тексте “Постоянного пациента” он утверждает, что " это был конец того первого года... на Бейкер-стрит... я боялся с моим пошатнувшимся здоровьем столкнуться лицом к лицу с пронизывающим осенним ветром".
Но после этого он быстро поправился. В ближайшие два-три года нет никаких признаков каких-либо проблем со здоровьем, и Уотсон всегда был готов отправляться в длительные поездки и мчаться по делу «по первому сигналу».
Даже в первые дни после возвращения из Майванда у Уотсона не было никаких проблем с ногой. Он постоял в баре, дошел пешком до больницы, а оттуда до своей гостиницы (Этюд в багровых тонах). То же самое можно сказать о его поведении на протяжении 1883 года и позже: “Мы гуляли часа три” (Постоянный пациент), “Мы несколько раз прошлись по лужайке”, “Пробираясь между деревьями, мы... уже собирались влезть в окно” (Пестрая лента); он отправился «на рыбалку. ...на мельничном ручье», прошел «через пастбище», спустился “ по крутой лестнице в склеп” (Загадка поместья Шоскомб), дошел “пешком до Фэрбенка” (Берилловая диадема), “выпрыгнул” из ландо, “шел быстрым шагом”, «прошел по пустоши», «пересек болотистую лощину и прошел чуть ли не четверть мили по сухому, жесткому дерну” (Серебряный) — и все это без малейшей хромоты и без всяких предостережений со стороны Холмса.
И все же, спустя два года после всего этого и через семь или восемь лет после Майванда, внезапно “Мой организм еще не вполне оправился от афганской кампании. И я не хочу подвергать его лишней нагрузке” ,“Я. ...сидел, покачивая больной ногой...хотя рана не мешала ходить, нога к перемене погоды каждый раз ныла”, “Я. ...хромая зашагал по комнате”(Знак четырех), и вскоре после этого “весь день сидел в комнате ...удобно устроившись в одном кресле и положив ноги на другое” (Знатный холостяк).
Джезайлская пуля в 1880 году оборвала службу Уотсона в Афганистане, и следующие месяцы он провел по ту сторону границы в Пешаварском госпитале (Этюд в багровых тонах).
И все же в 1889 году он называл себя “старым солдатом” (Человек с рассеченной губой). Некоторые думают, что он сказал это только для того, чтобы произвести впечатление на миссис Сент-Клер; но он повторил эту фразу в 1893 году, когда писал «Последнее дело Холмса», горе и печаль, несомненно, должны были удерживать его от преувеличения собственной доблести. В 1889 году он вспоминает , что “повидал женщин многих национальностей на трех континентах”. Континентами предположительно были Австралия (упомянутая в «Знаке четырех»), Азия (Этюд, Знак четырех, Картонная коробка) и Европа (Рейгетские сквайры); но как бы там ни было, это потребовало бы больше времени и энергии, чем было у Уотсона в 1880 году. “Сумбурная работа в Афганистане, -пишет он в 1892-93 годах (Обряд дома Месгрейвов), “ сделала меня более безалаберным, чем это позволительно для врача”. Все это говорит о том, что его пребывание в Афганистане было и более недавним и гораздо более продолжительным, нежели только один 1880-й год.
Затем рассмотрим Индию. В 1880-м году Уотсон впервые побывал в Индии, нагоняя свой полк, который прибыл в Афганистан раньше него, и вскоре после этого он лечился в госпитале Пешавара, где едва не умер от брюшного тифа. Оттуда его отправили обратно в Англию.
Но в августе 1887 года он говорит о “времени службы в Индии”, которое “научило меня переносить жару лучше, чем холод” (Картонная коробка).
Британская Индийская армия не была задействована в афганской кампании 1880 года. Уотсон сначала был приписан к Нортумберлендскому стрелковому полку, но был “переведен” оттуда в Беркширский полк, “с которым я участвовал в роковом сражении при Майванде” (Этюд в багровых тонах).
Тем не менее, в 1921 году он писал о себе как о “бывшем офицере индийской армии” (Загадка Торского моста). Это не может относиться к его службе во время Первой мировой войны (Его прощальный поклон), поскольку в 1917 году он, очевидно, находился в Англии, в непосредственной близости от Сассекса, где жил Холмс.
В самом начале своего проживания в доме 221-б Уотсон получал пенсию по ранению (Поместье Шоскомб). Но к тому времени, когда он встретил Мэри Морстен, о пенсии по ранению не говорилось уже ни слова, и он был на половинном жалованье армейского хирурга (Знак четырех).
В конечном итоге, рана в плечо было получена в битве. Этого никогда не говорится о ранении в ногу.
Все эти канонические факты противоречат «Этюду в багровых тонах». Но, что еще важнее, все эти “несоответствия” согласуются друг с другом.
Позаимствовав фразу, знакомую нам из другой области знаний, скажем, что это не может быть случайностью. Это не может объясняться небрежностью или капризом ни со стороны Уотсона, ни со стороны его агента А. К. Дойла. Все это слишком хорошо сочетается. Согласно каноническим фактам, противоречащим «Этюду», у Уотсона был какой-то второй период службы в Индии и Афганистане, где, будучи прикомандированным к индийской армии, он прослужил дольше, чем в первый раз, стоял лагерем в разных местах, предавался развлечениям, побывал на охоте, ему мало приходилось принимать участие непосредственно в боях, но, к несчастью, он был ранен в ногу пулей, выпущенной из афганского джезайла.
В этот более поздний период службы у Уотсона было время - чего не могло произойти в первом ее периоде - когда полковник Хейтер “был моим пациентом в Афганистане” и стал Уотсону верным другом (Рейгетские сквайры). Та же поздняя служба частично объясняет
трехлетний разрыв, 1883-1886 гг., в отчетах Уотсона о Холмсе. И именно поэтому Холмс сказал сидящему Уотсону: “Ваша рука потянулась к вашей собственной старой ране” (Картонная коробка). Очевидно, была и более свежая, но она не был связана с боем, и до нее нелегко было дотянуться из сидячего положения.
Но теперь возникает поразительный и, если возможно, еще более решающий фактор. Все эти “несоответствия” и их последствия связаны с тем, что на самом деле произошло в Индии и Афганистане после Майванда. В 1884-1888 годах различным государствам, включая Афганистан, было разрешено создавать свои собственные войска (так называемая“Королевская служба”) , но в них должны были быть британские офицеры. В 1880-1890 годах Афганистаном под британским наблюдением правил эмир Абдур Рахман, и ему пришлось подавить множество восстаний. В марте 1885 года возникли разногласия с Россией по поводу северной афганской границы. Затем 1 января 1886 года была аннексирована Бирма. В том году состоялся Первый Национальный Конгресс Индии; но конгресс был бойкотирован мусульманами. Таким образом, потребность в британских офицерах, включая, конечно, врачей, была наибольшей именно в тот момент, когда, как мы выяснили, Уотсон снова поступил на службу.
Конечно, по словам Уотсона после Майванда можно предположить, что он никогда больше не хотел бы оказаться в Афганистане (Этюд). Исцеление тела приводит к исцелению души. Уотсон был патриотом, никогда не боялся опасности. Возможно, у него была еще одна причина. Он умалчивает о том, почему в 1880 году он был “переведен” из своей бригады. Не было ли там за ним какой-то вины, которую он хотел бы получить возможность искупить? Какими бы ни были его мотивы, примерно в 1885 году он снова оказался на службе на субконтиненте.
Он так же сдержан в отношении того, где и как он получил в ногу джезайлскую пулю. Учитывая время и место, и его многочисленные упоминания об охоте, это, вероятно, произошло где-то на севере. Как это произошло, мы можем только догадываться. Возможно, какой-нибудь разъяренный афганец выстрелил в этого представителя британской империи. Возможно, наоборот, это был дружелюбный, но неуклюжий афганец, который участвовал в охоте и по ошибке попал в этого англичанина. Или, возможно, афганец пытался спасти Уотсона от тигренка.
Возможно, даже, когда Уотсон увидел тигренка, он сам схватился за джезайлский мушкет. В таком случае неудивительно, что он совсем запутался, когда попытался объяснить все это своей возлюбленной.