Позабавило, что кто-то на тумблере подумал, что здесь один из холмсовских фильмов.



Не знаю, в каком тут фильме Ричард Армитедж, но мне это напомнило о том, как я когда-то мечтала, чтоб он сыграл Холмса) Ну, видимо, проехали

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Не знаю, надо ли вообще что-то такое писать.
Как-то внезапно все остановилось. Не то, чтобы я сильно переживала по утерянному посту. Но сначала это, потом почта и отсутствие оповещений. Замаячивший на горизонте закон Хинштейна, который я вообще пропустила бы мимо ушей, если б не прочитала в посте у одних умных людей. Все это вместе как-то подтвердило мое ощущение, что на дайри не совсем простая атмосфера и ситуация. У меня впечатление, что кто-то на все забил.
Ну, и признаюсь, не последнюю роль еще играет обычное молчание в моем дневнике. Ели где-то люди будут сообща переживать и делиться соображениями, то это не здесь.
Ругая себя за беззаботность и за то, что в который уже раз понадеялась на авось, начала блуждание по дайри, ибо кроме дневника, есть еще что-то что хотелось бы сохранить. Совсем забыла о разных местах, связанных с Робин Хобб, ну и по Холмсовским старым местам пройтись бы неплохо, какие еще остались. Видно, что ряды сильно поредели и это , в общем-то, понятно. Отсюда - и все остальное.

Сейчас на все смотришь другими глазами. Когда открыла для себя дайри, было слишком много восторга - с моей стороны. и, возможно, я что-то переоценила и на многое смотрела сквозь розовые очки. Наверное, поэтому меня и осенила безумная идея выйти на суд общественности со своей самодеятельностью))
Конечно, я об этом не жалею.Хотя, как говорится, "все будет так, как должно быть, даже если все будет иначе". Вот у меня именно так и вышло) Не то, что я предполагала, а совсем другое. Наверное, в чем-то очень мое и холмсовское. И, наверное, так и бывает, должно быть, когда ты не заморачиваешься своими целями и желаниями, а отдаешься на волю волн. Называется, плыть по течению - не сопротивляясь и не прикладывая усилий.
И так внезапно начался новый период в жизни. Один из самых интересных, плодотворных и счастливых, из тех, что помню. Не лишенный, конечно, и горечи. Это вроде в Испании есть такая поговорка:"Возьми, что тебе нужно, и заплати за это". Но я ни о чем не жалею. меня это во многих смыслах обогатило, я столько всего узнала и многому научилась. И это место стало домом.

А если о грустном, то перемены, произошедшие в дневнике с начала года, наверное, были отражением каких-то глобальных процессов. Кто-то просто замолчал и отстранился(надеюсь, что этот человек жив). Кто-то испугался и ушел, совсем ушел с дневников. Кто-то оказался по другую сторону баррикад. Исторический процесс.
И вот кстати, об исторических процессах - чувствую здесь сейчас затишье даже со стороны тех, кто последнее время писал о "загнивающем капитализме" и о погоде.

Прошу пардона за мемуары, просто весь день между работой совершала путешествия во времени по дайри. Навеяло.

Еще все время лезет в голову Westron Wynde, как яркий индикатор того, что на дайри я всегда была лишь партизанским отрядом, который действующая армия всерьез не воспринимала)

***
Второй день болит голова. Дома не жарко, чуть теплые батареи.
Я легкомысленный не по годам человек, которого не могут напугать никакие угрозы. Никуда не еду и даже почти не боюсь. Вот даже уже увольнения боюсь не так, как раньше, хотя это неправильно. Свобода - замечательная штука - "и всегда на нее уповаем" - но чем платить за квартиру, не говоря уже о еде?
Но вот тем не менее, сейчас настроена почему-то в меру оптимистично и даже строю свои маленькие планы.

И даже посмеялась сегодня, слушая Бойко, который говорил о мобилизации с каким-то очень черным юмором. И понравился там анекдот:

- Папа, почему овощи не восстали против синьора Помидора, который их эксплуатировал?
- Сынок, ну, так они же овощи...

Наверное, я сегодня разговорчивая, а точнее из-за этих возможных проблем с дайри не перевожу, а сижу здесь, и нудно, по странице архивирую.

Возникло подозрение, что с дайри сегодня что-то не так. Перестали удаляться черновики - до этого сокращались прямо по десятке в день. Знакомый баг - на почту перестали приходить уведомления о комментариях. А в тех поддержке сейчас улыбнуло - в ответ на жалобу о том, что не работает избранное, пользователя спросили, а точно ли оно ему надо)

Короче, правильно, что архивирую. Потом уже более размеренно буду куда-то что-то переносить и попутно продолжу заниматься переводами.

Глава 11

1935-1937

Я человек удачи и должен искать свою удачу …

Капитан Генри Эйвери




Итак, что может быть лучше для того, чтобы сбросить оковы типажа, чем старый добрый мелодраматический пиратский фильм ? Картина «Капитан Блад» от киностудии «Уорнер Бразерс» была во всех отношениях дерзкой эпопеей, которой жаждала киношная публика, с участием актеров, которым вскоре предстояло стать суперзвездами Голливуда –Эррола Флинна и Оливии де Хэвилленд.
У Бэзила была не главная роль, но, тем не менее, она была заметной и позволила ему продемонстрировать свой опыт фехтовальщика в эпической сцене боя с Флинном. За время службы в армии Рэтбоун дважды становился чемпионом британской армии по фехтованию, и он оттачивал свои навыки под опытным руководством бывшего золотого призера Олимпийских игр Альдо Нади и голливудского эксперта по фехтованию Фреда Кавенса – последний считал, что Бэзил мог бы сделать прекрасную карьеру, как фехтовальщик.



Рэтбоун был самой большой звездой фильма, а Флинн и де Хэвилленд были практически неизвестны до выхода фильма на экраны. Но относительно «молодой» актерский состав не помешал фильму стоимостью 1 миллион долларов стать кассовым хитом, собрав более 2,5 миллионов долларов по всему миру и мгновенно сделав звездами Флинна и де Хэвилленд, демонстрируя разноплановость и атлетизм Бэзила в роли, которая ему явно пришлась по душе.



В интервью журналу «Castle of Frankenstein»Бэзил рассказывал:

«Ничто не доставляло мне такого удовольствия, как фехтование, потому что это было красиво. Я думаю, что это замечательное упражнение, отличный вид спорта. Но я не стал бы относить его к спорту; скорее отнес бы к категории искусства. Я думаю, что это чрезвычайно искусно и очень красиво. Единственным актером, с которым я действительно дрался на экране, был Флинн, и это был единственный раз, когда я по-настоящему испугался. Я испугался не потому, что он был беспечен, а потому, что он не умел защищаться.»


Как вы уже догадались, Рэтбоун неминуемо был выбран на роль коварного капитана Левассера, и, по крайней мере, эта роль была более яркой, чем некоторые из его недавних злодеев.
Пиратов часто изображали милыми негодяями, а роль Левассера, партнера капитана Блада, давала Бэзилу возможность немного повеселиться. Знаменитый поединок на шпагах Флинна с Рэтбоуном был снят в Лагуна Бич в Калифорнии и был одним из самых запоминающихся сцен фильма. Бэзилу было предоставлено мало возможностей проявить многообразные грани своего таланта на большом экране, так что это стало еще одним пером на его шляпе и дало знать Голливуду о его потенциале для новых боевиков.
Номинированный на четыре премии "Оскар", "Капитан Блад" по-прежнему считается одним из лучших, когда-либо снятых, пиратских фильмов и даже сегодня тот поединок на шпагах считается одним из самых захватывающих в истории кинематографа.



***
Фильм очень понравился. В чем-то даже больше нашего, хотя оба, наверное, не идеальны - Блада хотелось бы другого) Но от просмотра получила большое удовольствие.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Вначале скажу только буквально два слова. И это связано, так или иначе, с переводом.

Во-первых, вот этот Корицианский театр. Я так понимаю, что это все же нечто не существующее. Поискала немного в сети и в первую очередь все время выскакивает театр Королевы. Но он открылся в 1907-м, поэтому это, видимо, не он. А искала еще и потому, что не уверена в правильности произношения и перевода. В оригинале Corycian и произносится это примерно как "коришиэн". А само слово всплыло еще и как "Корикийский" Есть такая греческая пещера и пишется она именно так. Но слово мне это как-то не понравилось, какое-то оно не английское. Поэтому так и оставила свое интуитивное "Корицианский" Но если у кого-то есть какие-то соображения или информация на сей счет, то буду благодарна и если что исправлю.

Ну, и еще такой момент. Воспользовалась пастернаковским переводом Шекспира и у него нашла много такого, что немного меняет смысл. Все-таки перевод это сложная штука. А уж тем более, стихотворный.

Ну, и собственно, вот

Сцена. Глава 3

Корицианская труппа

Уотсон настаивает, что я люблю драматизировать действительность.

Шерлок Холмс. Долина страха.

На следующее утро Шерлок Холмс проснулся рано утром и начал переписывать для себя роль Тибальта. Он хотел иметь свой собственный суфлерский экземпляр пьесы с местом для примечаний. Мысленно представляя сцену и других актеров, он также рисовал в воображении и последующие сцены и использовал эти образы для того, чтоб запомнить свою роль. Затем из глубин своего сундука он вытащил рапиры. И взял их с собой в театр. Так легче будет репетировать поединки с Девиттом и Девинем.
Он пошел пешком от Монтегю-стрит до театра. Корицианский театр находился недалеко от Тоттенхэм-Корт-роуд. Это было недалеко. В то утро на улицах был легкий туман. Случайный солнечный луч пробился сквозь него, обещая тепло. И приятно было идти по шумному суетливому Лондону после долгого заточения в стенах Кембриджа.
Он пришел задолго до начала. Постоял минуту, глядя на театр. Его фасад покрывали строительные леса. Одни рабочие трудились на лесах, другие – носили внутрь доски и арматуру. Звуки производимых работ были слышны и изнутри. Обойдя здание вокруг, Шерлок подошел к служебному входу, через который он входил в театр накануне. Фрэнк, стоящий у входа, кивнул ему. И вновь он был оглушен звуками и запахами кулис. В здании старого театра запахи краски, лака и опилок смешивались с запахом пота, пыли и плесени. В этот момент скрежет, звуки от работы молотка, пилы и наждачной бумаги заглушили все прочие. Затем Холмс услышал шаги прямо над своей головой. Он смотрел вверх, на софиты, когда сзади к нему подошел Мильтон Хэллоус.
читать дальше
- Вероятно, они прикрепляют к софитам задник, - сказал он. – Мистер Эскотт, кто-нибудь уже показывал вам все пространство за сценой?
- Нет.
- Тогда идемте. Я отведу вас в пристанище владычицы костюмерной, в небесные чертоги художника-декоратора, в ущелье реквизитора, а затем вернемся на грешную землю – гримерную и гардеробную, где обитаем мы, смиренные актеры, когда не стоим на сцене, освященные огнями рампы.

Следуя за Хэллоусом по крутой железной лестнице, Холмс задавался вопросом, всегда ли актеры говорят в такой манере. Лестница скрипела и стонала, когда они сквозь канаты и блоки софитов, поддерживающие и регулирующие занавес и задний экран сцены, поднимались к площадке возле самого купола этого здания. Звуки, что издавали рабочие у входа и за кулисами звучали уже тише и их сменили другие звуки и ощущения. Они услышали шум механизмов из комнаты слева от них. Внутри нее они увидели стеллажи, на которых лежало много костюмов, и столы с кипами рубашек, воротников и юбок, ожидающих доделки. Две молодых женщины сидели за швейными машинками. Третья женщина вручную подрубала кайму. Она подняла на них взгляд и заговорила.
- Мильтон, что мы можем для вас сделать?
- Я показываю театр новому актеру. Ида, это Уильям Эскотт. Мистер Эскотт, это наша владычица костюмерной, Ида Ньютон.
Ида Ньютон была немолодой женщиной, это была уже довольно солидная матрона. Ее седеющие волосы были собраны в пучок, а носу сидели очки. Она носила простое платье с передником, в который были воткнуты булавки и другие аксессуары ее ремесла. Ее можно было бы принять за крестьянку, если бы не ее властный вид. Это были ее владения.
- Мистер Эскотт, да? Ну, пока вы здесь, я как раз сниму с вас мерки, - сказала она, отложив свою работу и обхватывая его шею сантиметром.
- Вы стройнее, чем мистер Трэвис и немного выше, но не настолько отличаетесь от него, чтоб мы не могли кое-что подправить, - заметила Ида, записывая результаты своих измерений. – Вам известно, что вы сами должны приобрести себе трико?
- Да, мэм.
- А, вы джентльмен, прекрасно. Теперь можете оба идти. Нам тут не нужны путающиеся под ногами актеры.

Они вернулись на площадку, где запах краски и скипидара привлек их в комнату художника-декоратора. Это было помещение, где царили яркие краски. Даже по полу расплескался целый калейдоскоп оттенков. Утренний солнечный свет, приглушенный рассеивающимся туманом за окном, освещал каждый уголок комнаты. Он падал на большие холсты, натянутые на деревянные рамы, висевшие на стенах. У дальней стены, на строительных лесах, которые были подвешены на веревках, перед таким же холстом сидел художник. Рядом с ним стояли ведра и жестяные банки с краской, лежали кисти. Он раскрашивал фрагмент улицы в Вероне, на наброске, сделанном углем на загрунтованном холсте. Уже готовая часть картины даже в январском Лондоне обжигала жаром средиземноморского летнего солнца. Эскотт легко мог представить сцену, на фоне которой будут проходить их поединки.
- На лесах сидит Гас Вебстер, а его помощник Боб за столом и смешивает краски, - прошептал Мильтон Хэллоус, и они тихо вышли.
Следующая комната представляла из себя мастерскую, наполненную деталями декораций и различными частями театральных устройств и механизмов в разной стадии готовности, а также плотниками, сварщиками и другими мастерами, работающими над ними. Некоторые подняли головы, когда Эскот и Хэллоус вошли в комнату, но тут же вновь вернулись к своей работе. Другие, казалось, и не заметили их прихода среди какофонии звуков, царящих в этом помещении. Хэллоус и Эскотт повернулись и стали спускаться вниз по лестнице.

- Вы должны простить наших людей. Театральная компания создает запас декораций, костюмов, реквизита и декорационных элементов, которые она будет использовать от постановки к постановке. Новая труппа может приобрести их у уже не действующих театров или получить по наследству от прежнего арендатора театра. Корицианский театр был так долго закрыт, что все, что там было обнаружено, покрылось плесенью или обратилось в прах. Сазаноф хотел , чтоб все было сделано с нуля. По правде говоря, Ида и Лионель – главный плотник - организовали несколько весьма целесообразных закупок у других театров, чтоб сэкономить время, но они усердно трудятся над созданием всего остального. Создание за четыре месяца всего необходимого для четырех спектаклей требует огромных усилий. Вся команда очень напряженно работает, чтобы успеть к нужному сроку. Думаю, что они справятся, а если нет, мы будем импровизировать. Хорошему актеру ничего не нужно, чтобы произнести свои реплики и очаровать публику.
- А актеры? Они выглядят довольно расслабленными.
- О, да, так и есть. Четыре месяца на репетиции четырех пьес – это роскошь для нас. Настоящие каникулы! Господи, мне приходилось разучивать новую роль за день, когда спектакль быстро снимали с репертуара, и нам приходилось сразу же ставить новый, иначе мы теряли аренду и наши рабочие места. Рабочие за сценой чувствуют, что они должны угодить Сазанофу. А актеры встретятся со своим судьей и присяжными лишь, когда будут стоять на премьере перед публикой. И тогда настанет их черед прилагать все усилия, чтоб сыграть как можно лучше.
- Гримерная – это актерская гостиная, где большинство их сидит в гриме и костюмах в ожидании, когда их позовут на сцену. Вот здесь гардеробная. В настоящий момент у нас их две. Другие все еще переоборудуют. Комната для джентльменов справа, для леди – слева.
Возможно, вы заметили эти таблички, в которых говорится, что за кулисами не разрешается курить. Исходя из того, сколько в театре горючих и легко воспламеняемых веществ , предостережение совсем не лишнее, и каждый, кто его игнорирует, представляет собой опасность для всех нас. У меня погибло несколько друзей во время театральных пожаров. Если вы курильщик, мистер Эскотт, то курить лучше в алее, неподалеку от входа.
- Я это запомню.
- А теперь нам пора пройти на сцену.
Когда они пришли , там уже было несколько актеров. Эскотт развернул принесенные им рапиры и вручил одну из них Девитту. Тот пришел в восторг и вскоре они уже сошлись в поединке на авансцене. Вскоре к ним присоединился пришедший Себастьян Девинь. Девитт и Девинь по очереди скрещивали клинки с Эскоттом. В десять часов к ним присоединились Сазаноф и Фостер, и актеров пригласили занять свои места для репетиции 3 акта.
Первыми на сцену вышли Пайк и Девитт, играющие Бенволио и Меркуцио. Затем вышел Эскотт в роли Тибальта и КлейтонЭлсуорт, играющий Петруччио.

-За мной, друзья! Я потолкую с ними, - сказал Тибальт Петруччио. - Словечко-два, не больше, господа!
- Словечко-два? Скажите, какая важность! Я думал, удар-другой, - усмехнулся Меркуцио.
- Я всегда готов к вашим услугам, дайте мне только повод, - ответил Тибальт.
- Его еще надо давать? – парировал Меркуцио.
- Меркуцио, ты в компании с Ромео?
-В компании? Это еще что за выражение! Что мы, в артели бродячих музыкантов? Если так, то не прогневайтесь. Вот мой смычок, которым я вас заставлю попрыгать. Это мне нравится! В компании!
И он жестом пригласил Тибальта начать поединок.
- Напрасно мы шумим среди толпы. – предостерег Бенволио. - Одно из двух: уединимся – либо обсудим спор с холодною душой и разойдемся. Отовсюду смотрят.
- И на здоровье. Для того глаза. Пускай их смотрят. Я не сдвинусь с места.
Затем вошел Себастьян Девинь, играющий Ромео. Девинь был молод и обладал классической красотой, cо своим волевым подбородком и густыми светлыми волнистыми волосами. У него был красивый голос, и он хорошо играл влюбленного до безумия юношу.
- Отстаньте! Вот мне нужный человек, - сказал Тибальт, повернувшись к Ромео.
- Ваш человек? К чему же он приставлен? – воскликнул Меркуцио. - По-видимому, состоять при вас противником на вашем поединке.

Энтони Девитту также было лет двадцать, он был среднего роста и имел довольно обычную наружность. Он не обладал красотой Девиня, но был равен ему по таланту. Он прекрасно подходил для роли Меркуцио с его остроумием. В устах других каламбуры иногда выглядели плоскими. У Девитта они получались естественными. Шерлоку Холмсу легко было играть Тибальта, когда на сцене рядом с ним были Девитт и Девинь. Стычки и соперничества казались настоящими. И, похоже было, что это настоящее столкновение двух сторон, а не просто произнесение ролей. Петруччио Клейтона Элсворта с виду был покрепче. Элсворт был мужчиной средних лет, рыжеволосым, с броской внешностью, но у него была склонность переигрывать, и Холмс старался ему не подыгрывать. Актеры помоложе, следуя примеру Ирвинга, играли очень естественно, но более старшее поколение актеров к этому еще не привыкло.
Тибальт оскорбил Ромео, но тот ответил на это весьма смиренно.
- Словами раздраженья не унять, которое всегда ты возбуждаешь, - в гневе воскликнул Тибальт.
- Неправда, я тебя не обижал. А скоро до тебя дойдет известье, которое нас близко породнит. Расстанемся друзьям, Капулетти! Едва ли знаешь ты, как дорог мне, - молвил Ромео.
Потрясенный тем, что Ромео не смог ответить на оскорбление, Меркуцио сам бросил Тибальту вызов.
- Как, крысолов Тибальт , ты прочь уходишь?
- Что, собственно, ты хочешь от меня? – спросил Тибальт.
- Одну из твоих девяти жизней, кошачий царь , в ожидании восьми остальных, которые я выколочу следом. Тащи за уши свою шпагу, пока я не схватил тебя за твои собственные!- ответил Меркуцио.
- С готовностью! – произнес Эскотт.
- Постой, Тибальт! Меркуцио! – воскликнул Ромео, вставая между ними.
Тибальт из-под руки Ромео нанес Меркуцио удар и бросился прочь со сцены. Меркуцио схватился за бок.
- Заколол! Чума возьми семейства ваши оба! А сам ушёл - и цел? – не веря своим глазам, вскричал Меркуцио.
- Большой укол? – спросил Бенволио.
- Царапина. Но и такой довольно. Где паж мой? Сбегай, мальчик, за врачом, - проговорил Меркуцио, падая на колени.
- Мужайся, рана ведь не из глубоких, - сказал Ромео, сжав его плечо.
- Ну конечно, колодцы глубже и церковные двери шире. Но довольно и этой. Кликни меня завтра, и тебе скажут, что я отбегался. Для этого света я переперчён, дело ясное. Чума возьми семейства ваши оба! Ах, собака, и крыса, и кошка! Зацарапать человека до смерти! Подлец бессовестный! Выучился драться по книжке! – воскликнул Меркуцио, схватив Ромео за руку. - Какого чёрта затесались вы между нами? Меня ранили из-под вашей руки!
- Я вас хотел разнять, - сказал Ромео, подавшись назад.
- Веди меня, Бенвольо, куда-нибудь. Я чувств сейчас лишусь. Чума возьми семейства ваши оба! Я из-за вас стал кормом для червей. Всё прахом!
Меркуцио с помощью Бенволио ушел со сцены, а Ромео закипел от гнева.
- Он - мой друг и родич князя и ранен тяжело из-за меня. Я молча снёс смертельную обиду: меня пред всеми оскорбил Тибальт, Тибальт, который скоро больше часу стал мне родным! Благодаря тебе, Джульетта, становлюсь я слишком мягким.
Бенволио вернулся на сцену.
- Ромео, наш Меркуцио угас. Его бесстрашный дух вознёсся к небу, с презреньем отвернувшись от земли.
- Недобрый день! Одно убийство это - грядущего недобрая примета.
На сцене вновь появился Тибальт.
- Ты видишь, вот опять Тибальт кровавый!
- Как, невредим и на вершине славы? А тот убит? - с надрывом вскричал Ромео.
Он обменялся с Тибальтом парой гневных фраз, а потом скрестил с ним шпагу.
- Еще посмотрим кто кого!
Клинки зазвенели, и актеры начали поединок, после чего Тибальт упал на сцену.
- Беги, Ромео! Живо! – воскликнул Бенволио. – Горожане в движенье. Ты Тибальта заколол. Тебя осудят на смерть за убийство. Что ты стоишь? Немедленно беги!
- О! Насмешница судьба! – изрек Ромео.
- Зачем ты медлишь? – произнес Бенволио, уводя Ромео со сцены.
Сазаноф хлопнул в ладоши, и все актеры остановились и собрались вокруг него. После небольшого обсуждения репетиции принесли ланч.
- Мистер Эскотт, полагаю это ваши шпаги?
- Да, сэр.
- Ценю такую инициативу. Через пару недель у нас будут свои рапиры для репетиций. Мистер Эскотт, мистер Девинь и мистер Девитт, я хотел бы поговорить с вами. И с вами, мистер Деварр. Все остальные могут приступить к ланчу.
- Мне нравится реализм, который добавляет этим сценам ваше фехтовальное искусство. Думаю, наша труппа может внести что-то уникальное в эту и другие пьесы. Мне хотелось бы, чтобы вы помогли мистеру Девиню, и его фехтовальные движения стали более выразительными. И нам будет нужен еще краткий поединок между Ромео и Парисом.
Эскотт согласился потренировать актеров для фехтовальных поединков в «Ромео и Джульетте». Было решено, что в их число войдут не только Девинь и Энтони Девитт, который был дублером для Ромео, но и Клод Деварр, который играл Париса, а кроме того, Джозеф Рис, который был дублером и Девитта, играющего Меркуцио, и самого Эскотта, и помимо этого, играющий одного из слуг. Как только был решен этот вопрос, они присоединились к другим актерам и за ланчем завязался разговор.
- Ваша смерть там была вполне правдоподобна – пока вы не встали и не ушли со сцены. Никто, изображая умирающего, не сыпал каламбурами, подобно Девитту, - сказал Уильяму Эскотту Джозеф Рис.
- Это есть в пьесе, - возразил Тони Девитт. – Меркцио – это комическая роль. Тибальт – просто смутьян. «Умирать легко, смешить трудно», - процитировал он.
- Я это уже слышал. Кто это сказал? – спросил один из актеров.
- Несомненно, комик, - усмехнулся Девинь.
После ланча труппа перешла к следующему акту. Поскольку его герой теперь был мертв, Шерлок наблюдал за репетицией из-за кулисы, чтобы изучить игру других актеров и методы их работы. Все воскресенье он учил свою роль. Ему повезло, что Тибальт гибнет еще в начале пьесы, и он мог «догнать» актеров, которые репетировали уже несколько недель.
В понедельник утром актеры увидели, что сцена покрыта опилками и деревянными стружками. Плотники и другие рабочие сцены в то утро начали установку декораций для «Ромео и Джульетты». Балкон Джульетты был довольно сложной конструкции, но здесь были и другие части декораций для заполнения заднего фона сцены. Репетиции продолжились , несмотря на беспорядок и производимые работы.
По своим наблюдениям и из разговоров Шерлок Холмс многое узнал о своих коллегах актерах. А если он чего не мог узнать напрямую, то Ленгдейл Пайк всегда горел желанием рассказать ему о них, независимо от того, хотел этого Холмс или нет. Корицианская труппа состояла из пары дюжин актеров и актрис, плюс хористы, танцовщики и статисты. Многим актерам еще не было и тридцати, но некоторые, такие, как Милтон Хэллоус, Бартоломью Ренфилд, Аннетт Дэвенпорт и Мод Клемент были гораздо старше и опытнее.

Себастьян Девинь два года играл в провинциальных театрах. По его мнению, он достоин был главных ролей на лондонской сцене, однако, это оставалось его несбыточной мечтой, пока Сазаноф не предложил ему роль Ромео.
Пока они были в колледже, Холмс никогда не видел, как играет лорд Сесил. И теперь был поистине удивлен тем, как легко прирожденная надменность молодого лорда сменилась на сцене на самоуничижительный статус комика. Это объясняло то его представление во время их завтрака в клубе. Он мог играть серьезные роли, как делал это в «Ромео и Джульетте», но более всего ему удавались именно комические персонажи.

Энтони Девитт был клоуном в реальной жизни и тяготел к комедии на сцене, хотя ему приходилось играть и драматические роли, и он при необходимости мог заменить Девиня. Он был родом из большой семьи. Его отец был процветающим лондонским торговцем, но был слишком прижимист, чтобы обеспечить будущее всем своим детям. Поэтому он не возражал, когда сын объявил ему, что пойдет в актеры.

Милтон Хэллоус и Бартоломью Ренфилд, по их словам, в свое время были ведущими актерами в провинции, а впоследствии играли в Лондоне роли второго плана. Хэллоус облысел и с возрастом отрастил брюшко, а Ренфилд почти лишился голоса. За вечер он мог произнести вполголоса всего несколько реплик, хотя делал это изящно и величественно. У Хэллоуса была жена, которая ушла со сцены и давала уроки дикции молодым актерам и тем, кто хотел усовершенствовать свое ораторское искусство. На доходы от своих заработков им удавалось содержать довольно комфортабельный дом. Ренфилд жил с дочерью и зятем, которые работали в мюзик-холле. По словам Ренфилда, он помогал молодой паре платить за аренду, вкладывая свои средства. Но Холмс подозревал, что у молодых людей было на сей счет совсем иное мнение.

Пару десятков лет назад Аннетт Дэвенпорт была красавицей, но ее белокурые волосы выцвели, и немало усилий требовалось приложить, чтобы скрыть морщина на ее лице. Никто не принял бы ее за инженю, но она держалась с царственной грацией, которая не имеет возраста. Ленгдейл Пайк говорил, что мало кому известно, что она была вдовой и получила по наследству небольшой дом и скудные вложения в какие-то ценные бумаги от своего мужа, когда была еще молодой. Ей пришлось выйти на сцену, чтоб не истощать окончательно эти источники своего благосостояния.

Мод Клемент была приземистой и пухленькой дамой с непокорными седыми волосами, которые не слушались не шпилек, не сетки для волос. Какие-то пряди всегда выбивались из ее прически. Она обладала тонким талантом как комедийной, так и драматической актрисы, который проявлялся, казалось, почти неосознанно. Мод была дружелюбной и разговорчивой, но очень суеверной; она тут же впадала в панику, когда не могла найти свою «счастливую накидку». Ее муж занимался извозом. Каждый день после репетиций он приезжал и забирал ее из театра.
Многие молодые актеры и актрисы вместе снимали меблированные комнаты неподалеку от театра, живя по нескольку человек в одной комнате. В основном, они уходили туда только спать. Все остальное время они проводили либо в театре, либо в близлежащих кафе или пабах.
Шерлоку Холмсу еще много чего надо было узнать о театре. В своем чемодане он нашел коробку, которую мог бы использовать для своего грима и принес ее с собой в театр. Как он и обещал, Хэллоус вручил ему список предметов, которые ему надо приобрести и перечень магазинов, где это можно сделать. Холмс использовал свое жалованье за первую неделю работы, чтобы начать собирать свой набор для грима. И однажды утром он положил в эту коробку свои покупки, а именно: немного лейчнеровского грима, карандаш для подводки глаз, американский каолин в жестяной банке, заячью лапку, пудру, румяна, отбеливающую глину, кисточку и расческу, большую банку с кремом и пару мягких полотенец. Затем, когда актеры собрались на сцене, он подошел к Мильтону Хэллоусу и спросил, в силе ли еще предложение дать ему уроки наложения театрального грима.
- Конечно, мой мальчик. Мы можем начать их сразу после репетиции, если только это вам подходит.
А за уроками гримера последовали уроки фехтования, которые давал актерам уже сам Шерлок.
Девинь считал себя самым опытным актером труппы, и если он мог узнать что-то у этого новичка, чтоб улучшить свое мастерство, то готов был сделать это. Он же, в свою очередь, показал Эскотту, как можно модифицировать движения, чтобы привлечь к ним внимание публики и как сделать, чтобы на расстоянии они выглядели вполне реально. Эта работа стала еще эффективнее, когда они получили рапиры, которые будут использовать во время спектакля. Сазаноф был впечатлен их усилиями, но, к разочарованию Девиня, восхищение режиссера больше относилось к вкладу Эскотта, чем к его собственным стараниям.
- Мы воспользуемся вашими талантами и в других постановочных поединках, - обратился к Эскотту Сзаноф. – А о боксе вам ничего не известно, верно?
- Абсолютно ничего.
В глазах Девиня сверкнула молния, но он ничего не сказал. «Ромео» был его шансом показать Лондону, на что он способен, и он не хотел рисковать этой возможностью.
К концу февраля они отрепетировали все четыре пьесы, которые Сазаноф выбрал для первоначального репертуара театра: «Ромео и Джульетта», «Антоний и Клеопатра», «Двенадцатая ночь» и «Много шума из ничего». Декорации, реквизит и костюмы были почти готовы, так же, как и переустройство самого театра. Однажды, в конце февраля, когда Холмс пришел в театр, строительные леса сняли. Задрав голову, он смотрел на фасад, когда в кэбе к театру подъехал Пайк.
- Пошли, поглядим, как выглядит старушка, - сказал Пайк, взбегая по ступенькам, находящимся между колоннами и входом в театр.
Вестибюль представлял собой большое пространство с мраморным полом, которое сверху освещалось люстрами, а по бокам - газовыми фонарями, похожими на факелы. Справа и слева к ложам вели элегантные лестницы. Прямо перед ними была увеличенная в натуральную величину фреска с изображением греческих муз Талии и Мельпомены, муз трагедии и комедии, по бокам дверей в зрительный зал. Все сиденья, накрытые тканью, были на своих местах. Люстра наверху не горела. Только сцена была освещена газовым фонарем, занавеси были отдернуты. Задняя часть сцены была украшена изображением улицы Вероны, но все декорации находились за кулисами.
Когда их глаза привыкли к темноте, они увидели на потолке, над головой, усыпанное звездами небо и искусную резьбу, украшающую ложи. Роз Моррис подошла к сцене, что немедленно привлекло их внимание. Легко было заметить, что, несмотря на красоту самого театра, когда огни были потушены, все взгляды притягивала сцена.
- Трудно поверить, что приглушение света в зрительном зале - недавнее нововведение, против которого некоторые все еще возражают.
- Я как раз думал об этом. Когда ты здесь, это представляется таким очевидным.
- Похоже, зал вмещает около 800 человек.
- И нам нужно постоянно делать все, чтоб он был заполнен, если мы хотим заработать себе на кусок хлеба.
На сцене стали собираться другие актеры. Пайк и Эскотт присоединились к ним, чтоб принять участие в репетиции.
Первая генеральная репетиция «Ромео и Джульетты» состоялась 1 марта. Сцена имела вид средневековой рыночной площади, хотя там было всего несколько декораций. Актеры двигались по сцене загримированные и в костюмах. Мод Клемент в костюме кормилицы Джульетты подошла к краю сцены и стала бросать что-то в зрительный зал.
- Что она делает? – спросил Эскотт у Пайка.
- Думаю, она выбрасывает со сцены уголь.
- Но зачем?
- Есть такая примета, что надо освятить новый театр перед премьерой, сбросив уголь со сцены.
- Но чего конкретно она достигает этими манипуляциями?
- Отгоняет дьявола, полагаю.
Эскотт фыркнул.
- Она и так уже расстроилась, что премьера будет в пятницу, - сказал Пайк, - я не удивлюсь, если в тот вечер она чем-нибудь заболеет.
- Не понимаю, как она допускает, чтоб такой вздор влиял на ее жизнь.
Пайк пожал плечами. Он с нетерпением ждал премьеры. Премьера в лондонском театре будет окончательным подтверждением его решения порвать с отцом и стать частью театрального мира.
На сцену вышел Сазаноф и сказал актерам несколько слов поддержки и одобрения перед тем, как они займут свои места. В первый раз они работали в полном составе со всем актерами и статистами, занятыми в спектакле.

Сазаноф смотрел спектакль с балкона. Он был доволен. Он считал, что критике и публике спектакль должен понравиться. Репетиции трех других спектаклей шли не настолько гладко. Он назначил генеральные репетиции и для них, но по их завершению был убежден, что «Ромео и Джульетта» - их наиболее успешная постановка. Приближался день премьеры. Он назначил просмотр спектакля для представителей прессы и пригласил всех лондонских критиков увидеть и сам театр, и постановку «Ромео и Джульетты» до премьеры.

Благодаря затратам на рекламу Майкла Сазанофа и его партнера, барона фон Мариенбурга, премьера «Ромео и Джульетты» в Корицианском театре широко освещалась в прессе. О ней писали почти во всех столичных газетах. Много писали и о том, что не имело особого отношения к спектаклю. Критики обсуждали возрождение Корицианского театра. Некоторые хвалили его убранство. Другие говорили об обновленном возрождении Шекспира, выразившемся в «Гамлете» Ирвинга. Были упомянуты молодые актеры Корицианской труппы. По большей части, критики сосредоточили свое внимание на паре несчастных влюбленных и актерах, что их играли. Самой большой похвалы удостоились Себастьян Девинь и Роз Моррис. В написании их имен в газетах даже не было допущено никаких ошибок, хотя какой-то остряк не мог удержаться и, перефразируя Шекспира, задался вопросом, так же ли хорошо будет играть Роз под любым другим именем (хоть Розой назови ее, хоть нет). Некоторые из критиков хвалили энергию захватывающих фехтовальных поединков и приписывали заслугу этого новому актеру Уильяму Эскотту, игравшему Тибальта.
За рецензиями последовали кассовые сборы, и денежный поток устремился в корицианскую казну . Спектакль "Ромео и Джульетта" был так хорошо принят, что Сазаноф решил , что он может позволить идти на сцене ему одному в течение трех недель, пока продолжались репетиции других пьес. А актеры уже привыкли к рутинным репетициям и спектаклям шесть дней в неделю.

А мальчик, кстати, все тот же - маленький приятель Бэзила, Фреди Бартоломью. А в фильме как-то его не узнала



И поподробнее с Вронским)

Не хотела об этом писать, но решила, что все же надо для истории..

Статья, которую я переводила, к концу совсем "слилась", как это часто бывает, и я уже совсем хотела ее убрать подальше, но потом решила, что надо все же сохранить здесь то, что перевела, тем более, что это тоже, в общем-то, интересно и, как всегда, открываешь таким образом, что-то новое для себя в Каноне.
Но сначала скажу несколько слов. Где-то в комментариях Баринг Гоулда мне, наверное, попадались ссылки на эту статью, потому что сейчас в конце показалась знакомой теория, что Мэри (миссис Уотсон), уже будучи замужем, была швеей и Уотсон всячески поощрял это занятие, которое стало чем-то вроде побочного заработка. Мне такая идея не особо по душе и к концу статьи автор углубился в такие дебри, что я решила на этом поставить точку, но сейчас решила, что первую часть все же выложу, потому что там есть интересные моменты.
Ну, и вот сразу еще такая штука. Автор, конечно, изрядная фантазерка, и я, может, чего не понимаю, но про шитье миссис Уотсон помню только в "Человеке с рассеченной губой", а вот в "Знаке" не нашла подобных упоминаний, как ни искала. Но интересно, кстати, что в нашем сериале Мэри в доме миссис Сесил Форестер показана именно с этой стороны



Ну, и опять сразу натыкалась на множество несостыковок в переводе. Занятно, что "безупречные перчатки" в старом переводе фигурируют, как "безупречно чистые"))
А теперь сама статья, вернее, ее начало. Это, по-прежнему, первый номер BSI 1946 года. Название оставила почти как в оригинале - вообще не всегда можно найти аналог в русском языке.

Уотсон a la mode

ДЖЕЙН НАЙТВОРК



В душе УОТСОН БЫЛ КУТЮРЬЕ. Мне не нужно напоминать вам, что Мэри Морстен в первую очередь привлекла его, потому что была “изящной, одетой с изысканным вкусом и в безупречных перчатках”. В аккуратном пошиве ее серовато-бежевого платья его восхищало то, что оно было «лишено всякой отделки». Шляпка, «оживленная только крохотным белым перышком», настолько понравилась доктору, что он смотрел на нее из окна, когда мисс Морстен шла по улице. Лишь позже, когда Мэри сидела в плетеном кресле при свете лампы, одетая в то, что преподобный Херрик назвал бы ее “флёром”, Уотсон узнал, что она шила платья в доме миссис Форрестер. Он застенчиво похвалил «белую воздушную ткань с небольшими алыми вставками возле шеи и на талии». Она ответила: “Я сделала это сама”, а что может вызвать больший энтузиазм у рассудительного мужчины?
Подробное описание мисс Мэри Сазерленд, данное Уотсоном в деле «Установления личности», было, конечно, вызвано тем, что он был в ужасе от ее моветона. Шляпа соломенного цвета с огромным красным пером была “нелепой”; черный жакет был расшит бисером и отделан бахромой , а на шее и рукавах была отделка из фиолетового плюша; меховое боа и муфта, несомненно, были потертыми. Серые перчатки были протерты насквозь. Платье (над туфлями из разных пар) было «коричневым, темнее цвета кофе». Темнее, чем кофе миссис Хадсон -не означает ли это, что на вкус Уотсона он был недостаточно крепким?
Как бы то ни было, костюм бедной мисс Сазерленд привел в ужас вкус Уотсона в отношении дамских шляп и моды вообще. В то время он был довольно осведомлен в этом отношении, поскольку еще не так давно был женат.
Что касается "Серебряного" (1881), то тут Уотсону стало известно о финансовых возможностях бизнеса по изготовлению одежды. В то время он не сделал никаких особых комментариев по поводу счета мадам Лезурье, в размере 22 гиней за один туалет, «стального цвета шелковое платье, отделанное страусовыми перьями» для любовницы Стрэкера, но он, несомненно, отметил это в уме. В ранних делах мы мало слышим об оборках и отделке; даже черную кружевную оборку бедной Элен Стоунер он упоминает не из-за того, что был очарован ее изяществом, а потому, что она скрывала пять багровых синяков на ее запястье. Но посмотрите, насколько более искусными, реалистичными (даже чувственными) становятся наблюдения доктора за женщинами после его встречи с Мэри Морстен. Просто из интереса давайте сравним несколько замечаний Уотсона с более деликатными и тонкими замечаниями Холмса об одних и тех же клиентках.

Ирен Адлер

Холмс: Она самое прелестное существо из всех, носящих дамскую шляпку на этой планете. Очень миловидная женщина с таким лицом, в которое мужчины влюбляются до смерти.
Уотсон: Ее великолепная фигура выделялась на фоне освещенной гостиной.

Миссис Невилл Сент-Клер

Холмс: Эта милая маленькая женщина.
Уотсон: Маленькая белокурая женщина в светлом шелковом платье с отделкой из пышного розового шифона вокруг шеи и запястий. Ее фигура четко обрисовалась на светлом фоне дверного проема.

Вайолет Смит
Холмс: В вашем лице есть одухотворенность.
Уотсон: Молодая прекрасная женщина, высокая, стройная и гордая, как королева.

Анна Корэм
Холмс: Хорошо одетая женщина.
Уотсон: Вряд ли ее можно было бы назвать красавицей даже в ее лучшие годы.

Леди Хильда Трелони Хоуп
Холмс: Прекрасный пол это по вашей части.
Уотсон: Самая очаровательная женщина в Лондоне… удивительное, мягкое обаяние и прелестные краски ее тонкого лица…белые перчатки…шуршание юбок.

Характерное для Холмса описание Вайолет де Мервиль: «снежная фигура на горе; она прекрасна, но это какая-то неземная, потусторонняя красота.» Типичное для Уотсона примечание относительно Грейс Данбар: «Мисс Данбар была высокой брюнеткой, с благородной и внушительной осанкой». Он любил, когда женщины стояли в дверном проеме, освещенные светом, струившимся из дома. Конечно, Уотсон не стал бы так часто говорить «редко, когда мне приходилось видеть» или «одна из самых прекрасных женщин, каких я видел…», если речь не шла о женщине, поистине привлекшей его внимание. В «Эбби Грэндж» леди Брэкенстолл вдвойне пробудила его природный инстинкт и своей внешностью и одеянием:
«Редко приходилось мне видеть такую изящную фигуру, такие женственные манеры и такое прекрасное лицо. Она была блондинка с золотистыми волосами, голубыми глазами… На ней был свободный, голубой с серебром халат, но здесь же, на кушетке, позади нее, лежало черное, отделанное блестками нарядное платье.»
Эти подробные детали будуара настолько увлекли Уотсона, что он, видимо, не сосредоточил свое внимание медика на багровом кровоподтеке над ее глазом.
Легкомысленное увлечение Уотсона галунами и отделкой в его собственном доме было более сдержанным. О подруге его жены, миссис Айзе Уитни, он замечает только, что она была «одета во что-то темное».
Насколько оживленнее идет дело, когда он в дороге с Холмсом! Вот мисс Тернер из Боскомбской долины: «одна из прелестнейших девушек, каких я когда-либо видел. Голубые глаза сверкали, губы были слегка приоткрыты, нежный румянец заливал щеки. Сильное волнение заставило ее забыть обычную сдержанность». Возможно, были моменты, когда Уотсон считал, что утрата естественной женской сдержанности – отличная штука. И не было ли причиной его особой симпатии к веснушчатой Вайолет Хантер то, что ей приходилось надевать это ужасное платье цвета электрик?
Молчание Уотсона иногда так же показательно, как и все, что он говорит. Он был слишком умен, чтобы возражать против частых взбалмошных жалоб Холмса на то, что мотивы женщин непостижимы. В поведении женщины в Маргейте, у которой не был напудрен нос (в деле «Второго пятна») для Уотсона не было ничего удивительного. Если бы рассказ о «Львиной гриве» написал доктор, то мы бы наверняка увидели более ясное и подробное описание прекрасной Мод Беллами. У нее был «нежный, свежий цвет лица, типичный для этих краев» - пишет Холмс (с новой для него сентиментальностью, вдохновленной пчелами и Сассексом), но если бы только здесь был Уотсон, мы могли бы, по меньшей мере, увидеть “отделку из белых кружев у шеи и на запястьях”.
Не слишком ли я фантазирую, считая, что старый добрый Джон Хэмиш Уотсон был первым викторианцем, воздавшим должное еще только появившимся белым женским воротничкам? Помните ли вы Лору Лайонс из Кумби Трейси, чьи пальцы “нервно коснулись клавишей ее пишущей машинки Ремингтон”? Ее щеки порозовели от «нежного румянца на щеках, правда усыпанных веснушками, – румянца того восхитительного оттенка, что таится в самом сердце белой розы». Уотсон никогда не делал более откровенного признания, чем в тот момент: “я просто почувствовал, что передо мной сидит очень красивая женщина”. И это осознание, глубокое и всеобъемлющее,всегда было двояким, касаясь и женщины и ее облачения.
В то же время он с не меньшим энтузиазмом отзывался и о Берил Стэплтон, “с ее идеальной фигурой и элегантным платьем”.
Есть и другие отрывки, но я сказала достаточно, чтобы напомнить читателям особый интерес Уотсона к женщинам, “множества национальностей и трех континентов”, тема, которую мало кто, кроме мистера Элмера Дэвиса когда-либо откровенно исследовал, и которая настолько туманна, что даже привела к ужасному предположению мистера Рекса Стаута в этой его ужасной авантюре “Уотсон был женщиной”. Это подтолкнуло других к сомнительной теории о том, что Уотсон был трижды женат. Моя собственная точка зрения предлагается здесь только как глазок в непостижимое.
У Мэри Морстен, искусной портнихи, после того, как они с Уотсоном переехали в дом в Паддингтоне, появилась масса свободного времени. Медицинская практика была не очень прибыльной (мы знаем, что их горничная Мэри Джейн была из довольно низких слоев общества), детей не было, и Джон Хэмиш ((”Джеймс") продолжал совершать свои частые вылазки с Холмсом. Уотсон, с его особым интересом к пошиву одежды, поощрял Мэри в ее стремлении начать свой собственный небольшой бизнес…

Ну, вот это , конечно, не о чем, а просто до кучи. Наткнулась где-то на тумблере и кто-то связал воедино Винни Пуха, вот эту иллюстрацию и образ Уотсона) Хотя дух Уотсона тут, конечно, просто витает в воздухе



"Как только я тебя увидел, то сразу понял, что меня ждут приключения." Винни Пух