***
Сейчас напишу этот пост и заплачу дань дайри, чтоб дневник не выглядел настолько ужасно. Потому что это так и есть, плачу именно за это.

***
Мне как-то стало везти на какие-то экзотические болезни. То ветрянка, теперь вот, похоже, коньюктивит. Вчера решила, что просто что-то в глаз попало, но к ночи поняла, что все серьезно. Прикладывала испитой чай и выпила антибиотики. Утром было страшно, ибо не только впору было крикнуть:Поднимите мне веки, но и видок опять как из фильма ужасов. Задумалась, как я дойду до лавки, где смогу купить темные очки)) А уже потом до поликлиники и аптеки. Ибо да, решила, что с этим надо таки идти ко врачу. Правда, по ходу дела выяснилось, что к окулисту раньше среды я не попаду. Так что хошь ни хошь, а буду выкручиваться пока своими силами.Немного полегчало, настолько, что решила написать этот пост. Чувствую, что потрачу в аптеке совершенно неприличную кучу денег.

***
Последнее время подсела на твиттер. Похоже, не только я.И кто-то там сегодня хорошо написал:

Все это иллюзия,дамы и господа, щелчок тумблера и исчезнет навсегда уютное сборище единомышленников - твиттер, наслаждайтесь каждой секундой общения, тьма наступит внезапно и мгновенно. Да будет так.

***
Слежу за происходящим, причем не только в реальности, но и в умах. Трагично все.
Правда, у меня в ленту почему-то забилось полно ваты, и это не только у меня.Жуткие люди, готовые "повторить". Даже не думала, что такие есть, и на самом деле, когда думаю о них, то допускаю, что у нас могли быть вполне честные выборы. Ну, процентов на пятьдесят. Ибо, имя им - легион.

В одном посте вставили потрясающий отрывок из киселевских "Итогов" про выборы 2000 года. Оказывается, оно есть на ютубе. Так все начиналось. Еще был жив отец...

Горжусь тем, что эти три дня никуда не ходила, и в то, что произошло никоим образом замешана не была.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Следующая глава. Перечитала только раз, для меня вполне себе, а кроме меня, сдается, оно здесь не особо кому-то надо.

21 глава
Улыбающийся с ножом

К тому времени, когда мы нашли полицейский участок, колокола отбивали половину первого. Город был практически безлюден, если не считать ночного сторожа, совершавшего обход, и нескольких пьяных гуляк, отсыпавшихся в подворотнях после вечернего празднования своего выигрыша на скачках. Мы прошли вдоль Хай-стрит, после чего обнаружили отделение полиции - двухэтажное здание из красного кирпича, окруженное низкой стеной, которая огораживала сад с разросшимися розами. Я привязал Артемиду к ближайшему фонарному столбу, помог Лестрейду спешиться, а затем, когда он обхватил меня за плечи, мы, прихрамывая, подошли к двери с висящим над ней характерным синим фонарем, и вошли внутрь.
В этот поздний час внутри было сумрачно, и свет газовой лампы слабо освещал внутреннюю отделку из темного дерева. Сильный запах мебельной полироли смешивался с еще более сильным ароматом крепкого табака, перекрывая слабый запах карболки. Помещение было опрятным, чистым и аккуратным – таким же, как дюжий сержант, который стоял возле стойки регистрации с кружкой чая и бутербродом в руках и разложенным перед ним экземпляром местной газеты. Хорошо сложенный мужчина лет сорока, он был на голову выше положенных пяти футов восьми дюймов и сочетал в себе огромную силу и мягкость, словно Шайрский конь, облаченный в синюю форму.
Когда мы вошли, он поднял на нас взгляд, и теплота его улыбки слегка померкла, когда он оценил наш внешний вид. Оба мы были перемазаны сажей и копотью от пепелища и грязью из канавы, источали легкий запах гари, и еще к тому же моя одежда и рубашка были покрыты пятнами запекшейся крови - словом, наш внешний вид не внушал особого доверия. Во всяком случае, мы были похожи скорее на головорезов, чем на полицейского и частного сыщика, которыми мы были.
Я мог бы также надеяться, что Лестрейд подойдет к сержанту не столь воинственно, как ему это обычно было свойственно. Как только я отпустил его, и он смог опереться на стол, он взялся за дело с надменным удовольствием.
- Сержант, - сказал он. - Я инспектор Лестрейд из Скотленд-Ярда.
читать дальше
Сержант неторопливо окинул его взглядом. По выражению его лица я понял, что он предпочел бы быть дома, чем иметь дело с теми, кого он считал "подозрительными лицами".
- Это правда, сэр? - осторожно спросил он.
- Кто здесь главный? - спросил я.
- Я.
- Нет, сержант, кто ваш начальник?
- Должно быть, инспектор Боулз, сэр.
- Я хочу его видеть, - настаивал Лестрейд.
- Боюсь, что его нет. Почему бы вам не сказать мне, в чем проблема, возможно, я смогу помочь.
- Сомневаюсь в этом, сержант. Это серьезнее драки и кражи овец. Где этот Боулз?
- Ушел, сэр. Его смена закончилась два с половиной часа назад.
- Тогда вам лучше пойти и забрать его, сержант. Скажите ему, что это серьезное дело, и я возьму его в свои руки.
Сержант сделал большой глоток чая и поставил кружку на стол. Его улыбка была безмятежной и чуть снисходительной.
- Уверен, что это так, сэр. Вы и этот джентльмен определенно выглядите так, словно побывали на войне. А теперь, почему бы вам не рассказать мне об этом все, что вам известно?
- А почему бы вам не делать то, что вам говорят? - огрызнулся Лестрейд. - Я не хочу, чтобы надо мной подшучивал какой-то провинциальный увалень.
Выражение лица сержанта резко изменилось.
- Нет никаких оснований говорить в таком тоне, сэр. Разумеется, я только пытался помочь.
- Уверен, что так и было. -Лестрейд взглянул на меня и закатил глаза к небу.
- Храни нас Святые угодники от сельской полиции. Я уверен, что у них там солома вместо мозгов. Скажите, сержант, где живет этот инспектор Боулз? Если вы не разбудите его, это сделаю я. Я предполагаю, что он дома. Кто знает, чем они занимаются в этих захолустных местах? Я бы не удивился, если бы он периодически принимал участие в жертвоприношениях девственниц.
- Лестрейд, - пробормотал я, видя, как в глазах сержанта появляется холодная ярость. - Возможно, делу поможет более примиренческий подход.
- Все в порядке, мистер Холмс. Я знаю, как обращаться с этими местными типами. Вы должны показать им, что настроены серьезно. Итак, - сказал он, стукнув кулаком по столу, - где Боулз?
Сержант был непреклонен.
- Он дома со своей милой супругой. Девственниц он приносит в жертву в ночь среды - с вами все будет в порядке, если только к тому времени вы уедете.
Теперь разъяренный вид был уже у Лестрейда.
- Прежде чем мы продолжим, сэр, полагаю, вы предъявите мне доказательства, что вы тот, за кого себя выдаете, - сказал сержант. Его взгляд упал на меня. - А как насчет вас, сэр? Я полагаю, вы главный констебль?
- Не беспокойтесь о нем, сержант, - сказал Лестрейд. - Он со мной. Я ручаюсь за него.
- При всем уважении, сэр, вы не можете поручиться даже за себя.
- Все, что вам нужно сделать, это отправить телеграмму в Скотленд-Ярд...
Сержант усмехнулся.
- Вы знаете, который час? Почтовое отделение закрыто. Миссис Гамильтон всегда в постели в девять часов. Час до полуночи стОит двух часов после нее, вот что она всегда говорит.
- Это чрезвычайная ситуация! – настаивал Лестрейд.
- Ну что ж, - сказал сержант, останавливаясь, чтобы откусить от своего бутерброда с сыром, - здесь, в глуши, мы ничего не знаем о ваших модных лондонских обычаях. Боже, бывают дни, когда я не уверен, есть ли у меня голова на плечах!
- В это я могу поверить.
- Он пошутил, - сказал я.
Лестрейд свирепо посмотрел на меня.
- Я знаю, мистер Холмс. Я разберусь с этим парнем. Вам придется поверить мне на слово, сержант. Сегодня ночью произошел поджог и убийство, и это дело я возьму на себя.
Сержант решительно отложил свой бутерброд.
- Это уже другое дело. Настоящее преступление, говорите? - Он вытащил свой блокнот и облизал кончик карандаша. - Итак, где произошло это преступление?
"Чаттертон Парва", - сказал я ему. - Был совершен поджог конюшни. На ее руинах вы найдете останки тренера скаковых лошадей по имени Мильтон. Кроме того, пытаясь спасти лошадей, погиб ученик жокея.
- И откуда вы это знаете, мистер...?
- Шерлок Холмс. Я знаю это, потому что был там.
- И вы скрылись с места преступления?
- У меня была веская причина. Меня оставили умирать в конюшне, когда начался пожар.
Сержант пристально посмотрел на меня.
-Кто?
- Компаньоны Мильтона. Он был мошенником, выставляя на скачки подставных лошадей.
Его брови взметнулись вверх.
- Поджог, убийство и мошенничество на скачках. Честное слово, у вас, джентльмены, выдалась хлопотливая ночка. Теперь об этих скачках, с заранее известным исходом, - сказал он. - Они, проходили случайно не в Эскоте?
- Да, забег Альберт Стейкс. У меня на улице стоит лошадь, которую он использовал в качестве подмены.
- М-да, просто слов нет. Мы в участке провели жеребьевку и мне выпала Екатерина Великая. Инспектор Боулз был не особо этим доволен. Его лошадь пришла последней. - Он выпрямился во весь рост. - Думаю, мне придется провести дополнительные расследования.
- Вам нужно немедленно вызвать сюда вашего инспектора, - сказал Лестрейд. - Я буду руководить расследованием.
Сержант серьезно посмотрел на него.
- Я не уверен, что смогу это сделать, сэр. Взгляните на это с моей точки зрения. Вы приходите сюда, говорите мне, что вы из Скотленд-Ярда, и выдвигаете целый ряд обвинений. Этот молодой человек говорит мне, что был на пожаре – и глядя на него, я могу поверить в это, - и он говорит мне, что возле участка его ждет скаковая лошадь, которая ему не принадлежит. Конокрадство - серьезное преступление в этих краях.
- Подождите минутку, - сказал Лестрейд.
- Как и выдавать себя за офицера полиции. Берт!
На его зов из задней комнаты появился другой мужчина, в зубах он зажал пирог со свининой, и на его униформу посыпались крошки теста.
- Возьмите этих джентльменов под стражу, констебль. Здесь происходит что-то непонятное, и я намерен разобраться, в чем тут дело.
Услужливый Берт отставил свой ужин и шагнул вперед.
- Подождите, сержант, - сказал я. - Люди, которые оставили меня в той конюшне, будут искать меня. Лучше бы вам пождать что-то выяснять, пока не подтвердится личность инспектора. Я бы предпочел, чтобы им не стало известно о моем местонахождении.
- Красиво говорит, а? - сказал сержант своему товарищу. - Не волнуйтесь, сэр. Если то, что вы говорите, правда, вы будете в полной безопасности здесь, в камере. В конце концов, это полицейский участок. Берт, запри их обоих!
Я подумал о бегстве. Мне пришлось бы бросить Лестрейда, но опасность угрожала мне одному. Однако я решился на это слишком поздно, потому что, прежде чем я успел сделать хоть одно движение, констебль схватил меня за руку и заломил ее мне за спину. Меня оттащили вглубь полицейского участка и, после беглого осмотра моих карманов, втолкнули в тесную камеру, в которой не было света и нечем было дышать. Смрад от перегара и нечистот была удушающей и, казалось, исходила от другого обитателя камеры, судя по его изодранной одежде, бродяги, отсыпавшегося на единственной лавке после ночи неумеренного пьянства.
- Это всего лишь старый Гарри, - бодро сказал констебль. - У нас сегодня немного тесновато, так что вам придется разделить эту камеру. Он не причинит вам вреда. Имейте в виду, если он будет настроен чересчур дружелюбно, то лучше как можно скорее скажите ему, кто вы. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз видел женщину.
Дверь захлопнулась, и заскрежетал засов. Я погрузился в темноту. Снаружи я услышал шум, поскольку та же церемония повторилась с Лестрейдом. За громогласным храпом моего соседа по камере я услышал, как сержант что-то сказал о том, что надо послать за врачом. По крайней мере, лодыжке Лестрейда будет, наконец, уделено должное внимание.
Это был не тот результат, на который я надеялся. Поведение Лестрейда могло бы быть менее оскорбительным, а сержант мог быть не таким назойливым. Как бы то ни было, на ум пришла избитая фраза об огне и сковородке. Если сержант начнет наводить справки, добрые люди из Чаттертон-Парва при поддержке Бейли и Уильямса расскажут ему о неуравновешенном молодом человеке, который галопом выехал на лошади из вагона. Они также скажут ему, что я якобы сын Мильтона и имею претензии к своему отцу. Указующий перст в отношении пожара и смерти тренера был направлен в мою сторону. Сержант скажет им, где я, и задолго до того, как будет получено подтверждение рассказа Лестрейда, здесь появится Кларенс, чтобы прикончить меня.
Впереди у меня была долгая ночь, и время, прошедшее с того момента, как я принял последнюю дозу лауданума, не делало ее более сносной. Это начинало сказываться. Я одновременно дрожал и покрывался испариной, и, будучи далек от точного механизма логики и дедуктивного рассуждения, которое было инструментом моей профессии, мой разум блуждал где-то вдали, неизменно возвращаясь к объекту моего страстного желания.
Мне было о чем еще подумать, когда полчаса спустя я услышал голоса в коридоре. Где-то открылась дверь, и вскоре я услышал несколько сдавленных криков, когда доктор приступил к своей работе. Затем наступила тишина, а затем снова послышались приглушенные голоса, прежде чем в замке зазвенели ключи и моя дверь открылась. В прямоугольнике света стоял высокий худощавый мужчина с чисто выбритым лицом и седыми волосами. Сумка в его руке не оставила у меня сомнений в его профессии.
- Джентльмен по соседству сказал мне, что вы поклонник опия. Это верно?
Я кивнул.
- Далее, он сказал, что вы в нем сейчас нуждаетесь.
Я снова кивнул.
Доктор нахмурился.
- Я такого не одобряю. Ваш друг отказался от него, несмотря на свои травмы. Это как-то, связано с его матерью.
- Он сильно пострадал? – спросил я.
- Его лодыжка не сломана, а вывихнута. Что с вами? Что случилось с вашей рукой?
Он вошел в камеру для более тщательного осмотра. Констебль задержался на пороге, высоко подняв фонарь. Я не возражал, когда врач наложил шину на мои три пальца и забинтовал руку, а также когда он достал из своей сумки пузырек с лауданумом. Он покачал головой, когда я сказал ему, сколько мне нужно, но, тем не менее, выдал дозу. Я с благодарностью проглотил ее и почти сразу почувствовал ее эффект. Дверь снова захлопнулась, и в крошечную камеру вернулась темнота. Гарри на скамейке что-то пробормотал во сне и снова громко захрапел. Больше я ничего не мог сделать, и поэтому устроился в углу.
Должно быть, я на несколько часов задремал, потому что понимал, что прошло время, но не знал, сколько. В замке снова загремели ключи, и я заставил себя выпрямиться, чувствуя боль в одеревеневшем теле. Дверь открылась, и камеру заполнил свет. После кромешной тьмы он был почти ослепительным, и мне пришлось прищуриться, чтобы за светом фонаря разглядеть фигуру. Когда мои глаза постепенно привыкли к свету, я мельком увидел светлые волосы и сверкнувшие в улыбке белоснежные зубы.
Я отшатнулся, в ужасе от того, что меня так быстро обнаружили. Я позвал констебля, но вместо этого фигура вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
- Что ж, мистер Шерлок Холмс, - сказал Кларенс. - Мы снова встретились. Заставили Вы нас побегать этим вечером. Интересно, как вам удалось спастись от пожара? Вам помог мальчик? Я никогда не был в нем полностью уверен.
- Как вы сюда попали? - спросил я. - Где констебль?
- Отдыхает. Я подсыпал кое-что ему в чай, пока наводил справки о пропавшей скаковой лошади. У меня не так много времени. Я исчезну до того, как он проснется. И вы тоже.
С этими словами он поставил свой фонарь на пол, все еще улыбаясь.
- Это напоминает мне тот старый детский стишок, - сказал он. - Вот фонарь, чтобы осветить тебе постель. А вот и нож, чтобы отрубить тебе голову.
Свет придавал золотое сияние длинному лезвию ножа, который он достал из внутреннего кармана.
Я инстинктивно попятился. Это было полной глупостью, потому что идти мне было мне некуда. Я наткнулся на скамью и чуть не упал на спящего Гарри, который заворчал и оттолкнул меня. В итоге я прижался спиной к стене, а Кларенс был уже на расстоянии фута. Когда он бросился на меня, я схватил его за руку с ножом и левой рукой пытался удержать его на расстоянии.
Неделя, проведенная за уборкой конюшен и катаньем верхом, в какой-то мере восстановила мои силы. Но я был ослаблен пинками и побоями, и Кларенс вскоре одолел меня. Он гнул меня к земле, пока у меня не подогнулись колени, и я не упал на спину. В мгновение ока он оказался надо мной, оседлал меня и, используя свое преимущество, приставил нож к моему горлу.
- Сдавайтесь, - убеждал он, усмехнувшись при виде моих жалких усилий в схватке, которую я постепенно проигрывал. - Вам не победить.
Он надавил на меня всем своим весом. Я почувствовал лезвие ножа у своего горла. Как раз в этот момент Гарри закашлялся и чертыхнулся. Кларенс дрогнул и взглянул на него. За эту долю секунды мне удалось отвести от себя нож и повернуть его в обратную сторону. Лезвие содрало кожу с моего запястья, когда я поднял локоть, чтобы защититься. Потеряв равновесие, Кларенс вытянул руку, чтобы опереться, промахнулся и упал прямо на меня.
Я увидел удивление в его широко раскрытых глазах, когда нож вонзился ему в горло.
Я лежал, тяжело дыша, придавленный его мертвым весом, ощущая теплую влагу, струящуюся из его тела. Когда, наконец, мне удалось стряхнуть его с себя, я заметил, что он умер без улыбки на губах. Вместо этого на его лице появилось страдальческое выражение труса, который боится встретить смерть, на которую он, ни секунды не колеблясь, обрек свои несчастные жертвы.
Я оставил его там, вместе со все еще спящим Гарри, взял ключи от двери и отпер камеру Лестрейда. Он сел и удивленно разинул рот, увидев мою пропитанную кровью одежду.
- Что случилось на этот раз? - спросил он.
- Все кончено, - устало сказал я. - Улыбающийся мертв.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Кое-что с твиттера.

«Я не верил, что вы умерли. Даже когда в газетах сообщили, не верил. Когда отпевали, не верил. И даже когда закапывали, сомневался».

Есть такое. Постоянно это чувствую. Хотя подобное в какой-то степени и в отношении отца было. Но сейчас это сильнее и иначе.



Накануне. Диалог московского друга со своим начальником:

— Я приболел немного, можно, завтра не приду?
— Конечно... только будь осторожен

***
Сидела сегодня, смотрела и думала о том, что я все же непробиваемая, хотя 16-го и ревела. И вот сейчас не выдержала после Юлиных слов.

Если честно, совсем плохо дело. И заканчивала перевод и редактировала, как что-то совершенно постороннее. Проверила только один раз, как говорится, это выше моих сил. В конце я там кое-что не совсем поняла насчет драгоценного камня и его презентации, но , может, дальше прояснится, если я до этого доберусь. Мне надо срочно как-то себя лечить. И не только от физических болезней. С детства считала, что если вдруг случится какая беда, у меня будет такое лекарство, как Холмс. А вот оно-то как раз меня и подвело...
Но это лирическое отступление.

Глава 20
Бегство

Не могу сказать, по какой счастливой случайности я очнулся до того, как был охвачен пламенем.
Когда я все-таки открыл глаза, то обнаружил, что пригвожден к полу конюшни, а мои ноги были прижаты все еще теплым телом Екатерины Великой. Горло животного было перерезано, и озеро крови растеклось по тонкому слою соломы, покрывая шкуру, волосы и одежду везде, где оно соприкоснулось с ними.
Кларенс - если так его действительно звали, в чем я сомневался - сдержал свое слово, как относительно моей судьбы, так и участи лошади.
Долетевший до меня тонкий запах дыма сказал мне о том, начался пожар. Из задней части сарая доносилось шипение и треск горящей соломы. Оказавшиеся в ловушке лошади, запертые в своих стойлах, ржали и колотили копытами по дверям и стенам в тщетной попытке спастись. Движущиеся серые облака все больше закрывали лунный свет, и лишь зловещее красное зарево, показалось из-под них наружу, поглощая все, солому и плоть, мертвых и живых.
Говорят, что угроза близкой смерти обостряет разум, как ничто другое. Если я и выживу этой ночью, то только благодаря собственной изобретательности. Никто не пришел мне на помощь. Я должен был выбраться из этого горящего здания - или умереть, пытаясь это сделать.
Они оставили меня лежать в странной позе, наполовину на боку, прижав одну ногу к другой. В таком положении я мало что мог сделать. Мне пришлось повернуться на живот. Стиснув зубы, мне пришлось затратить немало усилий и настойчивости, прежде чем я почувствовал, что могу двигать ногами. Моя поврежденная лодыжка по-прежнему протестовала, и трение одной ноги о другую никак не способствовало уменьшению ноющей боли. Наконец, лежа ничком, я стал шарить по земле здоровой рукой, пытаясь за что-нибудь уцепиться. Мои ногти впились в щель между булыжниками, и я подтянулся.
Ничего не произошло. Я еще раз поднатужился, но почувствовал лишь, как мои ногти хрустят, ломаются и скользят по окровавленным камням.
Сдаться было бы проще всего на свете. Дым одолеет меня, как это происходило с лошадьми, находившимися ближе всего к огню, задолго до того, как огонь превратит мою плоть в пепел. Мои останки соберут лопатой и бросят в могилу для нищих под вымышленным именем. Майкрофт, и Кларенс, и все остальные, для кого я был помехой, будут довольны. Они сочтут мою смерть хорошо выполненной работой и перейдут к своему следующему коварному плану.
читать дальше
Эта мысль подстегнула меня больше, чем какие-либо призрачные фантазии о надежде.
С новой решимостью я крепко ухватился правой рукой и уперся левым локтем в трещину разбитого булыжника. Я стал тянуться изо всех сил, стараясь не обращать внимания на затихающее ржание перепуганных лошадей, по мере того как пламя заставляло их умолкнуть одну за другой. Я задыхался от усилий, но, наконец, почувствовал, что мои ноги двигаются. Ободренный, я ослабил хватку и попробовал снова. Я продолжил свои усилия, пока, наконец, мои ноги не показались из-под туши.
Используя дверь в качестве опоры, я уцепился за нее, просунул руку сквозь прутья и нащупал засов. Дверь подалась назад, и какое-то мгновение я не мог сказать, где путь к свободе, настолько густым стал дым. Когда мои глаза привыкли, я увидел справа от себя бушующее алое зарево. Натянув пальто на нос и рот, я неуверенно шагнул к двойным дверям.
Моя лодыжка, пострадавшая как от падения, так и от жестокого обращения, подогнулась. Чтобы не упасть ,я схватился за ближайшую стену. Еще шаг, и боль стала такой же сильной, как и прежде. Я сделал еще одну попытку, постепенно привыкая к невыносимой боли и уже лучше владея собой. Держа путь к спасению, я распахивал двери денников, проходя мимо. Их обитатели, широко раскрыв глаза и раздувая ноздри, попятились от меня, и только когда я распахнул двери, первый робкий пленник воспользовался возможностью галопом выскочить на свободу.
Я, шатаясь, вышел в ночь, наполовину задыхаясь, из моих глаз текли слезы. Сквозь туман я увидел, бегущую ко мне фигуру. На мгновение мне показалось, что это Кларенс, вернувшийся, чтобы убедиться, что дело сделано. Я представил, как меня швыряют обратно в огненный ад. Только когда он подошел ближе, я узнал знакомые черты инспектора Лестрейда.
- Мистер Холмс, слава благим небесам, - сказал Лестрейд, не давая мне упасть и тихо опуская меня на землю. - Когда я не получил от вас вестей, я ожидал худшего, поэтому отправился на поиски. - Выражение его лица изменилось, когда он заметил в каком я виде. - Кто с вами это сделал? Вигор?
Я пытался заговорить, но не смог произнести ни слова.
Затем из темноты появился Дэнни Палмер, его юное лицо было озарено пламенем, и на нем четко выделялись искаженные паникой черты.
- Где Артемида?- закричал он. - Ее нет на поле!
Прежде чем мы смогли остановить его, он сломя голову вбежал в пылающее здание.
- Вернись, идиот! – закричал Лестрейд.
Мальчик не обернулся. Лестрейд вскочил на ноги и бросился за ним, отмахнувшись от моих слабых попыток удержать его. Когда оба исчезли в дыму и пламени, я услышал, как конюшня издала страшный предсмертный хрип. Языки пламени лизали крышу и тянулись к небесам через разбитые окна.
Внезапно из самого сердца огненного ада вырвалась лошадь и помчалась во весь опор, ее хвост и грива дымились там, где огонь пытался предъявить свои права на еще одну жертву. Прикрыв от жара глаза, я пристально смотрел на пламя и, наконец, увидел пробирающегося к выходу Лестрейда, рука Палмера лежала у него на плече.
До спасения им оставалось несколько футов. Затем, на моих глазах, конюшня издала последний стон. Крыша просела и обрушилась, среди множества летящих искр и сломанных досок.
Когда облако пыли осело, Лестрейд и Палмер исчезли из виду.
Я с трудом поднялся, оторвал рукав и обернул им лицо, а затем, пошатываясь, побрел обратно к зданию. Жар был обжигающим, таким, какой, можно было себе представить в самой сердцевине солнца. Дверь была окружена пламенем, которое отбрасывало искры на мою одежду. К счастью, далеко идти мне не пришлось. Сразу у входа, под грудой дымящихся бревен, я увидел дымящуюся фигуру Лестрейда, отчаянно пытающегося освободить свою зажатую ногу.
Я ухватился за балку, приподняв ее ровно настолько, чтобы он смог освободиться. Он перевернулся на живот, попытался встать и упал. Причина этого была очевидна. Его нога свисала под неестественным углом, а гримаса на его лице говорила о боли.
Я обнял его за плечи, и, таким образом, - когда я наполовину поддерживал, наполовину нес инспектора,- мы, прихрамывая, выбрались из этого пекла. Я отпустил его, когда мы отошли на безопасное расстояние, и, кашляя и задыхаясь, он упал на землю.
- Мальчик, - простонал он. - Он был прямо там, рядом со мной.
У меня не было причин верить в то, что он жив. Более мудрый человек удовлетворился бы хотя бы одной спасенной жизнью, и не стал рисковать своей собственной, чтобы найти другого человека. Все мои инстинкты говорили мне о том, что не следует возвращаться, и все же я это сделал. Дэнни Палмер спас мне жизнь, обманув Кларенса, и я был обязан попытаться его спасти.
Чем ближе я подходил, тем сильнее становился жар, я мог бы поклясться, что моя кожа горела. В самом центре пламени строение рушилось, огромные столбы света слепили глаза, взлетая на фоне темного неба. Холмик у двери уже пылал, и нарастающая температура чуть не отбросила меня назад. Если бы не протянутая рука, которую я увидел, я бы повернул обратно. Как бы то ни было, я закрыл нос и рот рукавом и направился внутрь.
Он лежал на спине, наполовину погребенный под пылающей кучей бревен. Его глаза были закрыты, а лицо перепачкано и залито кровью. Бревна были не слишком тяжелыми, и я смог подхватить его под мышки и высвободить. Когда его тело появилось из-под бревен, я увидел красное пятно на его рубашке и зазубренный выступ на животе в том месте, где его пронзила сломанная балка.
Я оттащил его подальше и, наконец, опустил на землю, добравшись до Лестрейда. Я увидел выражение его глаз, когда он оценил состояние мальчика, и почти незаметное покачивание его головы в подтверждение того, что мы оба хорошо сознавали.
Затем, страдальчески кашлянув, Палмер вздрогнул и открыл глаза.
- Артемида, - пробормотал он, глядя на меня снизу вверх. - Он солгал мне. На поле лошади не было. Она в безопасности?
- Успокойся, - сказал я. – Ты ранен.
Как будто только сейчас осознав, что произошло, его лицо исказилось от боли, и сквозь сажу на его щеках начали пробиваться слезы.
- Насколько все плохо?- в отчаянии спросил он.
Лестрейд первым обрел дар речи.
- Не так уж плохо, сынок. Ты просто полежи, и с тобой все будет в порядке.
- Я снова буду ездить верхом, да?
Он схватил меня за руку с силой, на которую, как я думал, он уже не способен.
- Да, Дэнни, будешь, - сказал я.
Он немного расслабился, и по его лицу скользнула улыбка.
- И я однажды стану чемпионом?
- Да, Дэнни.
- Я хороший жокей, правда, Генри?
Его печальные глаза остановились на мне. Из уголка его рта потекла струйка крови.
- Самый лучший.
Улыбка дрогнула и погасла. Хватка на моей руке ослабла, и у него вырвался последний хриплый вздох. Я очень долго сидел, уставившись в его невидящие глаза, пока Лестрейд не нарушил молчание.
- Он умер, мистер Холмс.
Я скрестил руки Палмера у него на груди, и закрыл ему глаза.
- Мы не можем здесь оставаться, - сказал я, поднимаясь на ноги. Моя лодыжка горела от напряжения и больше не выдержит. Лестрейду требовалась медицинская помощь. Что нам было нужно, так это лошадь.
Вся проблема заключалась в том, чтобы ее найти. Те, кого мы освободили, ускакали галопом в поле и были слишком быстры и напуганы, чтобы позволить поймать себя покрытому сажей молодому человеку, который изрядно прихрамывал. Мы могли попытаться уйти как можно дальше пешком, поддерживая друг друга. Но к этому времени деревня была бы предупреждена о пожаре, и люди будут уже на полпути сюда. Мы не успеем уйти слишком далеко, до того, как нас обнаружат.
Затем, пока я пытался выбрать меньшее из двух зол, я услышал фырканье и ржание лошади. В поле, на безопасном расстоянии, стояла темно-гнедая кобылка, закатывая глаза и изо всех сил дергая веревку, которой она была привязана к перилам. В конечном итоге, Кларенс сдержал свое слово.
Я отвязал Артемиду, соорудил элементарную уздечку из веревки и недоуздка и отвел ее обратно туда, где лежал Лестрейд. Он бросил один взгляд на лошадь и покачал головой.
- У нас нет выбора, - сказал я. - Люди, которые оставили меня там, могут вернуться в любой момент.
- Я должен был об этом догадаться, - пробормотал он. - У вас природная склонность попадать в неприятности.
- К счастью, я понемногу учусь из них выпутываться. Вы поедете?
Он что-то проворчал. Я ждал его ответа.
- Я говорил, что не умею ездить верхом, - возразил он.
- Не умеете или не поедете?
- И то, и другое. У меня никогда не было возможности научиться. Там, где я вырос, не очень-то любят охотиться на лис. - Он поднял на меня взгляд. - Оставьте меня. Со мной все будет в порядке. И в любом случае, что, по-вашему, они сделают с сыщиком Скотленд-Ярда?
- Они захотят знать, что вы здесь делали.
- Ну, я пришел посмотреть, что с вами случилось. Не то чтобы вас было слишком трудно найти. На станции ходили разговоры о том, что какой-то дурак сбежал со скаковой лошадью из одного из вагонов поезда. Это должно быть были вы.
- Вы были правы, инспектор. Это была тщетная попытка к бегству. Они знают, кто я.
- Это было неосторожно с вашей стороны, - сказал Лестрейд.
- И поскольку вы здесь, они будут считать, что вы тоже посвящены в это дело.
Его внимание вновь привлекло пылающее здание, и в этот момент ему в голову пришли возможные перспективы.
- Возможно, вы правы. - Он протянул руку, и я помог ему подняться. - Вы первый.
Я подвел Артемиду к воротам и забрался в седло сам. Я подвел лошадь так близко к нему, как только мог, и снова предложил руку.
- Я сяду сзади, благодарю вас, - неохотно сказал он. - Я женатый человек.
Со стонами, несколькими отборными ругательствами и моей помощью он взобрался на спину лошади. Я ожидал, что он обхватит меня за талию, но вместо этого он предпочел кое-как ухватиться за мои плечи. Должным образом, хоть и не слишком комфортно, устроившись, я направил лошадь в сторону дороги. Оказавшись на ней, я открыл первые попавшиеся ворота и пустил кобылу галопом через поле. Когда нас поглотила темнота, позади я услышал крики - ожидаемая группа людей прибыла из деревни, чтобы разобраться с пожаром. К тому времени мы уже скрылись из виду.
Я не знал, в какую сторону мы направляемся. Как мне казалось, безопасность следовало искать в большом городе с полицейским участком. Где только можно, я держался ближе к полям, и только когда мы поднялись на небольшой холм, и я увидел множество огней, мерцающих, как россыпь звезд, по всему ландшафту, я осмелился выехать на дорогу.
За исключением редких стонов и ворчания, Лестрейд во время нашего путешествия держался очень тихо. Я знал, что ему было больно, и тряский шаг лошади усугублял его страдания. Кроме того, было чувство неловкости, ощущение, что между нами было что-то неразрешенное.
- Который час? - спросил я его.
Я почувствовал, как он роется в кармане в поисках часов.
-Похоже, до полуночи осталось совсем немного.
- Я надеюсь, в местном полицейском участке кто-нибудь будет дежурить?
- Это зависит от того, где мы находимся.
Я взглянул на луну.
- Я бы сказал, что примерно в восьми милях к северо-востоку от Чаттертон-Парвы. Если я прав, мы приближаемся к Эгаму.
- Где это?
- В Суррее.
- А, полиция графства Суррей. В прошлом году к нам в Скотленд-Ярд поступил один малый оттуда. Его зовут Хьюз. В прошлом году у них был случай бешенства, так он мне сказал.
- Надо полагать, что сейчас они с этим уже разобрались.
- Я имею в виду, мистер Холмс, что поджог и покушение на убийство это гораздо серьезнее, чем то, с чем привыкли иметь дело в провинции.
- Больше, чем покушение, Лестрейд, - поправил я его. И продолжил свой рассказ о смерти тренера от рук Кларенса.
- Похоже, это работа для Скотленд-Ярда. Мне придется взять ее на себя. - Он неловко заерзал у меня за спиной. - Я только надеюсь, что у них под рукой есть врач. Кажется, у меня сломана лодыжка.
- Возможно, все не так плохо, как кажется.
- Если нет, то мне конец. Что это за сыщик, который не может ходить? Я полжизни ходил на работу пешком. Я думал, что в Скотленд-Ярде мне будет легче, но с тех пор, как я там оказался, я стал ходить пешком больше, чем когда совершал обход. Нет, если я стану калекой, то получу от ворот поворот. - Он не стал развивать эту мысль. - Но значит, вы уже знали это, не так ли, мистер Холмс?
Я чувствовал, как его глаза сверлят мой затылок. Что ж, похоже, наконец, наступил момент истины.
- Я подозревал, что вы были скомпрометированы, Лестрейд. Основываясь на полученной информации, вы делали ставки на забегах с заранее известным исходом.
- Значит, все это дело той ночью, все эти разговоры о том, что вам нужны деньги, были просто для того, чтобы заставить меня показать вам, откуда я получаю чаевые?
Я кивнул. Я знал, к чему это ведет.
- Почему вы не спросили меня?
Его тон был ровным и отнюдь не обвинительным. Это еще впереди.
- Вы думали, что я занимаюсь темными делишками, верно?
- Я полагал, что вас обманули, - сказал я осторожно.
- Вы принимаете меня за дурака? - сказал он, выходя из себя. - Вы думали, что я им продался.
Вы высокомерный поганец. Когда я думаю о том, что я для вас сделал….
Мне нечего было сказать ему в ответ. Его гнев был оправдан, я предполагал, что так и будет, когда он все узнает.
- Остановите эту лошадь, - потребовал он. - Я хочу слезть. С меня хватит шататься по холмам и долинам.
Я покорно остановил Артемиду. Лестрейд соскользнул вниз, умудрившись приземлиться на здоровую конечность, а потом ухватился за мою ногу, чтобы сохранить равновесие.
- Как вы смеете! - гаркнул он. - Судите людей, как какой-нибудь оловянный идол, вы, у которого в жизни не было ни единого дня тяжелой работы! Я спас вас в той тюрьме, и вот ваша благодарность.
- Я благодарен вам. Вот почему я оправдывал вас за недостатком улик, когда другие вас оклеветали.
В его глазах вспыхнул гнев.
- Кто?
- Сэр Руперт Брэдли. Высказывались опасения по поводу вашего новообретенного богатства. Брэдли был убежден в вашем моральном разложении.
- Тогда почему не было проведено официального расследования?
- После прошлого случая Департамент уголовного розыска не может позволить себе еще один скандал, тем более скандал, связанный со скачками.
- Это верно, - сказал Лестрейд, вздыхая. - Доверие общественности уже пошатнулось.Без их поддержки мы все запросто могли бы разойтись по домам.
- Наоборот, Брэдли рассудил , что если обвинение было беспочвенным, то, что вам лучше никогда не знать об этом.
Лестрейд очень долго пристально смотрел на меня, а потом отвел взгляд.
- Оглядываясь назад, я понимаю, как это выглядело. Начиналось все совсем не так. Несколько фунтов здесь, несколько фунтов там. Конечно, я должен был понимать, что это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Полагаю, что в глубине души именно так и было.
- Вы предпочли закрыть на это глаза.
- Я должен был подумать о своей семье!
- Как это поможет им, если вы будете мертвы?
Он был бледен от боли, но я мог бы поклясться, что его лицо стало еще белее.
- Брэдли говорил о принятии мер, если я найду доказательства вашей вины. Он не был заинтересован в том, чтобы предавать огласке ваше падение. Вы были бы не первым, с кем произошел бы "удобный" несчастный случай. Им было бы легко организовать вашу гибель во время дежурства. Вы геройски погибнете за правое дело и перестанете быть для них проблемой: одним выстрелом они убьют двух зайцев .
Он беззвучно шевелил губами, пытаясь облечь свои мысли в слова.
- Что вы им скажете?
- Ничего, - ответил я. - Вы можете сказать им сами. На вашем месте, инспектор, я бы сказал, что уже некоторое время знал о том, что исход скачек был предрешен заранее. Ставки, которые вы сделали, были сделаны в ходе вашего расследования в попытке завоевать доверие вашего информатора и собрать предварительную информацию о том, о каких забегах идет речь. Вы добились успеха, Лестрейд. Вы не только положили конец их деятельности, но и сумели получить доказательства того, каким образом все происходило.
- Что?
Я потрепал Артемиду по шее.
- Эта лошадь участвовала в скачках под именем Екатерины Великой, чтобы выиграть сегодня забег Альберт Стейкс. Шерсть на ногах была обесцвечена, чтобы достичь сходства. Только опытный глаз смог бы отличить их друг от друга.
- Боже правый, - произнес он. – А что насчет этого безумного жокея, Вигора? Я кое-что слышал о нем. Когда вы не пришли, как обещали, после забега, я подумал, что он что-то с вами сделал. Я думал, что это он каким-то способом заставляет лошадей одерживать победу. - Он уставился на уставшую кобылку. - Я никогда не думал, что на самом деле будет что-то в этом роде. Я думал, у них есть средства для предотвращения подобных вещей.
- В таком случае, мне следовало побеседовать со стюардом, который проводил осмотр перед заездом. Возраст лошади можно определить по зубам, и в этом случае разница между ними должна была быть очевидной, поскольку это животное старше. И мне следовало арестовать человека, который работал на скаковом круге, по имени Сэмюэлс. Ему было приказано раскрыть обман после забега. Я смог, с небольшой помощью, упредить его.
- Но почему, мистер Холмс? – произнес ошеломленный Лестрейд .- У них была система, которая работала.
- Они положили глаз на более крупный трофей. Я не могу сказать, что это было, кроме того, что они хотели бы привлечь внимание Скотланд-Ярда к чему-то другому.
-Вы имеете в виду, ко мне?
Я кивнул.
- Череда ваших недавних успехов сделала вас вездесущим, инспектор. И ваш позор в данный момент был бы весьма кстати.
- Да, - сказал он, качая головой. - Никогда не думаешь, что такое может случиться с тобой, верно? Это было всего лишь несколько выигрышей, вот и все. Я не буду отрицать, что эти деньги пригодились.
- Ничего не бывает бесплатным. Все это происходит на определенных условиях.
Он подозрительно прищурился.
- Так зачем вам помогать мне сейчас?
Я слегка пожал плечами.
- Вы женатый человек, у которого семеро детей.
- И вряд ли после этой поездки верхом у меня появятся другие, скажу я вам. - Печальная улыбка приподняла уголки его рта. – А что это за «более крупный трофей»? Вы знаете?
- Я надеялся, что вы сможете мне рассказать.
Он нахмурился.
- Там было что-то о бриллианте размером с куриное яйцо, подаренном ее величеству каким-то лордом или кем-то еще. Говорят, ему нет цены.
- У всего есть цена, Лестрейд. В данном случае ценой была гибель человека. - Я сделал паузу и нахмурился. - Когда состоится эта презентация?
- В понедельник. Я не знаю подробностей. Этим занимался старший инспектор Мэтьюз.
Трудно было не заметить очевидной связи между возвращением в страну Майлса и возможной кражей этого бриллианта. Если бы Кларенс сдержал свое слово и убил его за предательство после того, как дело было сделано, тогда у них не было бы неудобств, связанных с необходимостью платить ему. Но, возможно, таков был план с самого начала. Его отправили на ипподром под предлогом оплаты, зная, что там буду я? Они проверяли его? Это объясняет, каким образом Кларенс узнал о его участии. В любом случае, я должен был предупредить Майлса.
- Мы должны добраться до города и сообщить все это местной полиции, - сказал я. - Мы не можем терять время. Завтра тело Вигора найдут на ипподроме. Он был убит, но они скажут, что он повесился. Будет найдена записка, указывающая на тренера. Будут выяснять, кто получил прибыль от этого забега. Ваше имя обязательно всплывет. Лучше, если вы сообщите обо всем Мэтьюзу, прежде чем он узнает об этом от букмекера.
- Если он мне поверит, - без энтузиазма сказал Лестрейд.
- Мэтьюз - ваш единственный верный сторонник. Он не станет слушать ни одного слова обвинения против вас.
Лестрейд кивнул.
- Он достойный малый, этот Мэтьюз. В прошлом году его ранили ножом в ногу, и поговаривают о том, что он уйдет в отставку. Нам будет жаль, если он уйдет. Он очень помог мне, когда я поступил в Скотленд-Ярд: подсказал, с кем поговорить, как завязать хорошие знакомства. Слепой Билли был одним из его людей.
- В самом деле?
За последние несколько минут имя старшего инспектора уже дважды упоминалось в разговоре , как связанное с этим делом. Чувство дискомфорта, которое я начинал испытывать, не имело никакого отношения к тому, сколько времени прошло с момента принятия мной последней дозы лауданума.
- Подождите минутку. - Лестрейд почувствовал, что я что-то не договариваю. - Мэтьюз кристально честный человек.
- Как ваш начальник, он идеально подходит для того, чтобы обвинить вас.
- Почему?
- Потому что вами не дорожат.
Такое оскорбление достоинства было для него невыносимо. В гневе Лестрейд потерял равновесие и схватился за мою ногу, когда начал падать. Я попыталсяь выпрямиться, но слишком поздно, потому что он потянул меня за собой. Когда мы упали в грязную канаву, лошадь шарахнулась в сторону, и, если бы я не сжимал в руке веревку, Артемиде удалось бы сбежать.
- Что ж, это неплохой ход, - сказал Лестрейд, вытирая грязь с ладоней. - Теперь вы довольны, не так ли?
- Не особенно. Мне не доставляет удовольствия говорить это, инспектор, но ваше поведение было...
- Я знаю, - раздраженно перебил он. - Я был идиотом. Я не могу поверить, что Мэтьюз способен на такое. Какие у вас есть доказательства?
- Когда я разговаривал с ним, он заявил, что не знал о вашей связи со Слепым Билли. Он тоже следил за вами.
Лестрейд замолчал. Когда он заговорил в следующий раз, ярость сменилась тихой покорностью. - - Ну, значит, все, не так ли? Кто мне теперь поверит?
- Грегсон. Скажите ему, чтобы он через голову Мэтьюса обратился к суперинтенданту.
- Грегсон ненавидит меня. Он будет вне себя от радости, услышав такие новости.
- Нет, если вы дадите ему возможность вернуть себе прежнюю должность инспектора.
- За мой счет?
- Такова цена глупости.
Лестрейд пристально посмотрел на меня, прежде чем отвести взгляд.
- Полагаю, вы правы. Это лучше, чем сдаться на милость Брэдли. Какой кошмар!
Свежий ветер донес из города звон церковных колоколов, отбивающих полночь. Я подождал, пока колокольный звон затихнет, и подумал, что, хотя пятница, возможно, уже позади, опасность еще не миновала.
Я с трудом поднялся на ноги. Лестрейд бесстрастно наблюдал за мной.
- Мы должны идти, - настаивал я. - Я не могу гарантировать, что за нами не следили.
- Вам сейчас особо ничего не грозит. Они подумают, что вы погибли при пожаре.
- Нет, когда они найдут Дэнни Палмера.
По собственному заблуждению я оставил мальчика спокойно спать вечным сном. Это была ошибка, которая могла сказать им о том, что там был кто-то еще. А то, что этот человек затем сбежал, до того, как поднять тревогу, могло указывать только на меня. Я не сомневался, что Кларенс будет жаждать закончить то, что начал.
Я поднял Лестрейда на ноги и помог ему взобраться на лошадь. Воспользовавшись приступкой у ближайшей изгороди, я присоединился к нему, снова сев спереди, и мы продолжили наш путь в город.
- Лошади, - пробормотал Лестрейд. - Они меня доконают. Особенно эта.
- Сколько вы выиграли в этом заезде?
- 500 фунтов.
У меня перехватило дыхание.
-Не волнуйтесь, мистер Холмс. Я отдам их в Фонд вдов и сирот полицейских. Они вполне могли бы принести кому-то пользу. Самое смешное, что...
- Я не вижу в этой ситуации никакого юмора.
- Нет, над этим вы посмеетесь. В четверг у меня был еще один победитель, честно и справедливо одержавший победу. Айсономи в скачках Золотого кубка. Я поставил на него десять шиллингов для моего тестя. Он захочет получить свой выигрыш. Жена тоже будет гадать, где я. Я сказал ей, что буду дома к ужину. И я не собирался сегодня работать.
- У всех нас свои планы, инспектор. Через десять часов я должен быть на свадьбе.
- Чьей? - без энтузиазма спросил Лестрейд.
- Моего брата.
У него вырвался смешок.
- Вот те на! Я не представляю, как вы сможете вернуться вовремя. Он будет сожалеть о вашем отсутствии.
- Сомневаюсь. Свадьбы не будет. Невеста сбежала, чтобы присоединиться к своему бывшему жениху. Что касается Майкрофта... - Я уставился на свои дрожащие руки. - Что ж, инспектор, я скорее поверю в то, что он пытается убить меня. Вам следует знать это на случай, если вдруг его попытка увенчается успехом.
- Это серьезное обвинение, мистер Холмс. У вас есть доказательства?
- Ну, вот скажем, к примеру, что я принимал лауданум не по своей воле.
- И сколько времени это продолжалось? - спросил Лестрейд, проследив за моим взглядом.
- Слишком долго.
- Понимаю. Если вы не возражаете, я спрошу, с какой стати ему хотеть убить вас? Не то чтобы я его винил. Зная, как вы себя ведете, я сам несколько раз испытывал подобное искушение.
Его пренебрежительный тон сказал мне, что он не придал большого значения моему обвинению. Без сомнения, он думал, что я придумывал оправдания, чтобы скрыть свои собственные неудачи, или, что еще хуже, был обманут галлюцинациями, вызванными опиумом.
- Я его не спрашивал, - признался я.
- Тогда на вашем месте я бы сделал это, мистер Холмс, и немедленно.
Конечно, он был прав. Я спрятался в Суффолке, вместо того чтобы разобраться со своим братом. Теперь я собирался всплыть на поверхность в своей драматической манере. Когда это дело разрешится, мне придется встретиться с ним лицом к лицу. Такая перспектива мне не нравилась.
- Могу я спросить, мистер Холмс, - продолжил Лестрейд, - как вы узнали о том, что невесты не будет?
- Возможно, я снабдил сестру невесты информацией о том, что отношение к ней жениха внезапно изменилось.
Инспектор покачал головой.
- Неудивительно, что ваш брат хочет вашей смерти. Впервые я был прав. Вы высокомерный поганец.

С одной стороны, статья как бы ни о чем, просто фраза из фильма. Но фраза эта, кажется, стала крылатой, и хотя автор говорит, что произнести ее Холмс не мог, на мой взгляд, именно этим она и хороша. Дает большой простор фантазии.
В процессе перевода даже такой небольшой статьи всплыло несколько моментов "трудностей перевода". В таких статьях очень часто нужен именно дословный перевод и ты понимаешь, что ни один из имеющихся в этом плане не идеален.

С.Б.Х. Вейл
“Уотсон, скорее шприц!”



Это, без сомнения, одна из самых отвратительных фраз в английском языке. Для тех, кто числится или хотел бы числиться среди Нерегулярных отрядов Бейкер-стрит, это самая отвратительная фраза в этом языке. Это дешевая и вульгарная попытка дать характеристику, не имеющая под собой фактической основы, направленная, скажем так, на менталитет студийной аудитории. Однако, как ни печально, большинство непрофессионалов с готовностью восприняли бы это как подлинное заявление из уст Мастера, так же легко, как большинство людей приписали бы Шерману фразу “Война - это ад”.

Вероятно, здесь нет необходимости утверждать, что Шерлок Холмс никогда не произносил этого вздора. Возможно, будет полезнее сказать, что Холмс никогда бы не мог этого произнести. Существует множество свидетельств, которые неизбежно приводят к такому выводу.
“Уотсон, скорее шприц!” - это был бы срочный призыв о помощи в удовлетворении личной потребности. Теперь нам надо вспомнить, что “умственная деятельность Холмса была для него абсолютной” и что “состояние своего здоровья никогда Холмса не заботило”. (Дьяволова нога). Его потребности также были ему безразличны, хотя однажды он все же признался, что не курить в течение трех дней было “труднее всего”. Но при его угрюмой и циничной натуре он никогда не стал бы столь громогласно сообщать о своих сокровенных желаниях. Его ясный, жесткий взгляд мог на мгновение затуманиться, а твердые губы - задрожать, когда Уотсона зацепило пулей; но мысли о предстоящем обеде или простреленная рука никогда не могли бы его заставить сбросить маску.
Более того, когда ему пришлось прибегнуть к шприцу в начале своей карьеры, он делал это с таким “холодным, бесстрастным видом”, что у того, кто видел это, не хватило бы смелости перечить ему, не подкрепив себя бокалом «боне». В его потакании своим прихотям никогда не было никакой срочности; отвлечь его от принятия второй дозы могло даже изучение часов доктора Уотсона. Конечно, это был не тот человек, что стал бы вопить и рявкать на манер актеров водевиля.
Холмс не питал большой любви к слову “Скорее”. У нас есть записи менее дюжины примеров, когда он использовал это слово, хотя он был склонен повторять его, когда все-таки его употреблял.
Возможно, для этого было оправдание: в четырех случаях, когда он повторял его, он разговаривал с Уотсоном, и , возможно, не был уверен в том, что его собеседник правильно его понял. “Скорее, Уотсон, скорее, иначе все пропало!” - воскликнул он, пытаясь проследить за доктором Лесли Армстронгом. Поскольку незадолго до этого Уотсон сделал некоторые туповатые предположения, то ударение, которое Холмс сделал на этом слове, вполне объяснимо.

Опять же, во время осмотра дома мистера Эдуардо Лукаса с Годольфин-стрит, Холмс закричал: “Скорее, Уотсон! Кладите его на место!” Речь, конечно, шла о ковре, который леди Хильда Трелони Хоуп привела в беспорядок, мистифицируя тем самым Лестрейда. Но горячность Холмса в данном случае не удивительна. Он действовал с бешеным рвением, вся его демоническая сила вспыхнула порывом энергии, и он ожесточенно рычал от гнева и разочарования. Трудно было ожидать, что он будет говорить спокойно в такой критический момент.

В другой раз, когда он огрызнулся на Уотсона, он только что провел тревожную бессонную ночь и занимался самобичеванием. “Quick, man, quick!” (Скорее, скорее!) - сказал он, жестко даже не называя Уотсона по имени, и они бросились к дому № 36 по Полтни Сквер в Брикстоне, прибыв туда как раз вовремя, как выяснилось позже.
Но Холмс не хотел рисковать. “Скорее, Уотсон, скорее! Вот отвертка!” - крикнул он снова, и гроб был открыт.
Что ж, в этих случаях, повторение Холмсом этого слова было оправдано. Он находился в состоянии сильного стресса и имел дело с более медлительным интеллектом, чем его собственный. И в качестве оправдания последнего приведенного примера мы должны припомнить, что в этом конкретном случае великий сыщик, при всем своих способностях, не смог вспомнить какой-нибудь оплошности, которую пропустил Уотсон. Несомненно, признание того, что он действовал под влиянием гнева, лишь делает Холмсу честь.
Единственный другой известный случай, когда он был настолько взволнован, что повторил это слово, был , когда он имел дело с самой очаровательной женщиной в Лондоне, вышеупомянутой леди Хильдой Трелони Хоуп. Руководствуясь тем, что было ему известно о ее действиях, он смог составить верное мнение о ее уме, и прекрасно осознавал, что должен втолковать ей свою точку зрения более настойчиво. “Скорее, скорее, надо найти какой-нибудь выход!” - сказал он ей. Но этого было достаточно. Высказав свою точку зрения, он вернулся к более общепринятому способу обращения. “Скорее, мадам, принесите его сюда”, - сказал он, требуя принести шкатулку для бумаг, и “Скорее, миледи, время истекает!”, когда он хотел связать воедино все нити этой истории. Ведя себя сдержанно, и как приличествует джентльмену.
Есть два известных случая употребления этого слова, когда он подстегивал Уотсона с дополнительным восклицанием, но без повторений. Стук колес кареты мистера Калвертона Смита заставил его прохрипеть: “Быстрее, если вы меня любите!” Слежка за мистером Джеймсом Мортимером, скромным членом М.Р.К.С., и сэром Генри Баскервилем началась с призыва, в котором безошибочно угадывалась настойчивость: “Быстро одевайте ваши шляпу и ботинки, Уотсон! Нельзя терять ни минуты!” Контекст этих замечаний слишком хорошо известен, чтобы нуждаться в дальнейшем обсуждении.

И есть случай, в котором Уотсон делает запись о том, что Холмс резким и повелительным тоном говорил с женщиной... в интересах своего клиента. Он счел нужным сказать: “Скорее! Обещайте!” невесте Головастика Фелпса. Она пообещала.
И я не думаю, что его предписание Уотсону: “А теперь поворот на юг и быстрым шагом марш!”” входит в сферу настоящего расследования.
Но эти исключения из правила о том, что Холмс не слишком любил слово “быстро”, убедительно подтверждают мое утверждение о том, что он никогда не мог сказать: “Уотсон, скорее шприц!”
В каждом случае, как вы заметите, он в основном беспокоился о ком-то другом, но никогда о себе. Шла ли речь о судьбе Годфри Стонтона (не имеющего отношения к Артуру, подающему надежды молодому фальсификатору), или о мире в Европе, или поисках цыпленка, заблудившегося в мире лис (леди Френсис Карфэкс), или об отмщении за Виктора Сэвиджа. Это было желание помочь аристократам: сэру Генри Баскервилю, у которого пропадал то один, то другой ботинок, или племяннику лорда Холдхэрста, сапоги которого побывали в починке.
Когда Холмсу хотелось чего-нибудь для себя, это, наверняка, было что-то простое... чистый воротничок и ломоть хлеба, спички и сигареты, зеленый горошек в половине восьмого, шерри и бисквит.
Точность рассказов Уотсона часто вызывает сомнения. Они представляют собой хронологический кошмар. Иногда они передают опрометчивому исследователю часть душевного смятения самого автора. Но даже Уотсон, при всех его очевидных слабостях, никогда не смог бы приписать Шерлоку Холмсу столь нехарактерную фразу, как “Уотсон, скорее шприц!”
.

Каспар Фридрих. Странник над морем тумана.

Еще немного депрессивных мыслей напоследок.

***
Бывает, когда ты просто как бы умом понимаешь и пишешь, что все безнадежно. А бывает внезапно чувствуешь это сердцем - читая тот же твиттер, когда тебе становится физически больно от чьих-то восклицаний. И ты тогда уже совсем иначе осознаешь, что надежды нет, потому что осознаешь это на уровне эмоций. Когда понимаешь, что есть грозная сила, а те, кто против нее, разобщены и каждый в какой-то степени тянет одеяло на себя. Даже дети знают, что по одиночке ничего не получится. А никакой общности нет, одна вражда и междоусобицы. Ну, может быть, я не права, но нельзя, чтобы ненависть ослепляла.

***
Сегодня день для меня начался с одного режущего глаз поста на дыбре. И я думала, что это только сами знаете кто называет дочь "эта женщина". Не представляла, что так можно говорить о своей матери. И да, какой бы она ни была.
И это я пишу после того, как меня, хлопнув дверью, выставили с кухни со словами "Не смей сюда заходить, когда я здесь".

***
Очень хочется зарыть голову в песок, и я попробую вернуться к своим "баранам".

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра