Найдено на тумблере

Семейный портрет семьи Холмсов





Он любил так сидеть с детства




По мне так прямо иллюстрация к "Детству Шерлока Холмса" Моры Морстейн.
Ну, и, наверное, выложу эту книгу в ЖЖ. Кому интересно - и лень читать мой дневник - заходите. holmes-study.livejournal.com/

И все-таки Холмс... он спаситель...

Переводила вчера на работе 24 главу "Злостной клеветы на Лестрейда". И мелькнуло такое забытое старое чувство: представила, как кто-то это будет читать, а потом напишет. Что-то вроде: А здорово, какой тут настоящий и живой Майкрофт, без ложной сентиментальности. И потрясающе, что сюда вплетены эти "сироты бури"...
Мне этого так не хватало все эти последние годы.
Только мне такое никто не напишет. Если это кто и читает, то молча. И знаю, что есть те, кто молча приходит, копирует, уходит, будто это какая-то публичная библиотека. А я так же молча за этим наблюдаю...

И все же кое-что напишу.

Вчера был ужасный день. По дороге на работу подумала, что вновь все повторится и я скоро окажусь в больнице. Не то, что бы я этому удивилась... Но до работы таки доехала. Все было не настолько плохо, как в прошлый раз, но все же хорошего мало. Пошла в зал.
Моя начальница это все же что-то. У нее девиз - позитивное отношение к жизни. Правда, все это имеет исключительно внешнюю форму, а под всеми этими позитивными заявлениями, улыбками, угощениями и где-то бесконечными развлечениями прячется такая жесткость и "сталь", что запросто можно порезаться, если проявить неосторожность. Спросила, как мое самочувствие и даже расспросила о подробностях. Я рассказала и сказала, что вообще-то все не очень и еле доехала до работы. В ответ она сказала, что отправит меня сегодня с поручением в банк. Я знаю ее , слава богу, не первый год, поэтому не вытаращила от удивления глаза (я сама думала только о том, как бы не уехать с работы на скорой) и сказала с готовностью : Хорошо, вот я только сделаю самое необходимое по работе. В банк съездила очень тяжело, хоть и на такси, конечно. Но я, видно, так испугалась, что туда не доеду, выпила сильную таблетку и собрала все силы в кулак, что мне полегчало. Правда, знакомая из другого отдела, с которой мы еще не виделись после моей операции, только качала головой и говорила, что я просто Белоснежка - белая, как полотно.
А когда я перекусила, стало совсем хорошо и я даже занялась потихоньку переводом "Лестрейда". Ну, и в любой ситуации есть что-то положительное. Никто даже не спросил, пойду ли я на субботник. Времена все же изменились, начальница на него тоже не пойдет и сказала своим фавориткам, что очень на них в этом плане рассчитывает. Ну, и замечательно.
Дома - почти та же ситуация только хуже. У матери обострение и она просто "вышла из берегов". Здесь сочувствия тоже никакого, от слова совсем. Хотя что-то в этом есть. Это как-то мобилизует и не дает расслабиться и задуматься о своей, возможно, роковой болезни.
Легла около полуночи и вроде даже не сильно хотела спать - в больнице и потом дома я все же немного отоспалась и давно уже не "полуношничала". А вот проснулась в четыре утра с зажженной лампой и планшетом, упавшим мне на нос, и, кстати, не заведенным будильником, хоть я сегодня и дома, но могу проспать работу)
Надо еще, наверное, сказать, что я теперь пытаюсь питаться совсем по-другому. По крайней мере, пытаюсь. И главное, свела к минимум сахар и мучное. Хотя пока без фанатизма, но только в том плане, что если в томатном соке есть сахар, то я пока на это закрываю глаза) И позволила себе салат Цезарь, где и хлеб и курица. Причем у меня в комнате спокойно пока лежат остатки каких-то конфет и печенья, и это для меня не соблазн. Иногда очень хочется покусочничать, но я пока держусь, иногда грызу орехи.

Хотела еще написать о фильмах с Янковским, которые я смотрела последнее время, но, может быть, позже.

Сейчас немного о насущном.

Как ни странно, сейчас из лежачего положения меня поднял некий вопиющий коммент в ЖЖ. Человек, похоже, накопил просто массу раздражения против Дойля вообще и Гранады в частности. И решил все это выплеснуть. Карбункул - не бог весть, какой камень и грош ему цена. Змеи глухи, на людей не бросаются, а в "Титанике" хоть приличный брильянт, а не та фиговина, которую держит в руках Бретт...И все это было написано в одном предложении) С какого перепуга этот человек решил на меня подписаться не знаю. Меня вообще немного удивляют люди, для которых в Каноне главное именно это. Но это дело вкуса, конечно. Кстати, вот в ЖЖ, я заметила, наши люди воспринимают шерлокианские статьи, как вызов для себя. Они все ставят под сомнение. То есть первый импульс там не "Надо же как. Интересно", а "Это еще почему?"

А теперь небольшое дополнение к предыдущему посту.
Безусловно, у каждого свои соображения на сей счет. Я просто скажу о своих. За все время своего обитания на дайри я, кажется, отписывалась лишь от двух человек. Причем первый это был случай личного оскорбления. А второй.... ну, как-то стали раздражать посты из двух предложений: Сходила в парикмахерскую. Хочу на море... Покрасилась.Съездила к бабушке... Но обычно я читаю все, что есть. Вот даже один раз меня возмущенно спросили, почему я не отписываюсь от человека, который ушел с дайри и дневник которого закрыт. Ну, просто меня это не напрягает. А если что и не нравится, то вот прямо отписаться в голову не приходит. Это же как надо меня достать, чтоб я прямо видеть это не могла! Поэтому когда человек периодически пишет мне что-то , а через несколько дней отписывается, вызывает у меня, как минимум, удивление. Не буду упоминать про свое несколько уязвимое состояние. Поэтому меня это в какой-то степени добило.

Тяжелое утро. Правда, должна сказать, что у меня в мыслях незримо присутствует даже не страх, но точно тревога, и вот то чувство, что все мы под богом ходим. Ни в чем не уверена. И боюсь в этом сама себе признаться. Вчера в связи с симптомами своей болезни - весьма наглядными - вспомнила кое-что об отце, неловкую ситуацию, когда я была еще подростком, и которая никогда так и не уходила из памяти. Попросила вчера за нее прощение, была мысль, что вдруг и это как-то откликнулось. И на ночь сейчас все время молюсь. Причем даже боюсь о чем-то просить, хотя ведь есть о чем. Просто молюсь Христовой молитвой. Когда-то прочла, что именно она имеет большую силу.

Но насчет утра. С мамой очень тяжело. Надо слышать, что она кричит в мой адрес. Меня спасает только уже выработавшаяся привычка к этому. И я стараюсь не задумываться, хотя вот сейчас, когда пишу, появились слезы. Просто были вещи с моим отъездом в больницу, которые фоном присутствовали где-то у меня в голове. Как она почти отстранилась от всего, когда я приехала в такси с работы. Сидела в своей комнате, когда я металась перед приездом скорой. Сухо говорила со мной по телефону, а потом даже обвинила, что я "колдую" против нее даже из больницы. Я там оказалась без чашки, без особых предметов туалета, только с тем, что впопыхах сунула в пакет - мне тогда было не до чего. И она даже не пыталась предложить что-то мне принести - больница от нас через три дома. Вышла я оттуда тоже одна и потащилась в аптеку. Она, конечно, более, чем пожилая, ладно, будем считать, что все дело в этом. И сейчас, когда я думаю о том, обойдется ли все с венами, и какие будут результаты, и не случится ли все это опять в самое ближайшее время, она ворчит, что я прикидываюсь, и здорова, как бык.

***
В связи со всем вышеизложенным на работу идти не так уж и противно. Только бы как-то доехать туда и обратно. И очень надеюсь, что мне разрешат не идти на субботник. Но вообще-то, лучше бы, конечно, еще отлежаться. Еще очень слабая и вся ситуация под вопросом. Кстати, меня это как-то сделало в определенном плане смелой, и на укол пошла внезапно, не докладываясь начальнице. А у нас на удаленке с этим очень строго. Но я как-то просто все выключила и пошла.

***
Ну, наверное, признаюсь еще - никогда здесь об этом не писала - сильно скрасил эти дни "Альпарслан"



Можно сказать, что на турецкие исторические сериалы подсела со времен "Великолепного века". Ну, то есть в какой-то степени. "Альпарслан" - всего-то второй сериал, который я смотрю. Причем по мере выхода и вразбивку. Это немножко наивно, немножко сказка, но на какие-то вещи обращаешь внимание. Меня иногда восхищает, как эти люди жили в согласии и единении со своим богом. И какие-то именно религиозные моменты меня здесь очень трогают, хоть это и ислам. Но смотрится очень хорошо, и надеюсь, что я продолжу. Кстати, ну, очень целомудренный сериал. Герои поженились, но будучи чуть ли не врагами, держались соответственно. Потом ты видишь появление тепла и ждешь, когда начнет разворачиваться роман. И вдруг героиня объявляет мужу, что у них будет ребенок)) Но мне все нравится)

***
Вообще надо браться за "Бабушку ШХ", но я очень много еще хочу написать о Холмсе и, грубо говоря, о фандоме. Уж не знаю, напишу или нет.

Юлис Леблан Стюарт. Разочарование.

***

Я была вчера в ночи изрядно расстроена, ибо надеялась хоть на какой-то отклик. Мне казалось, что он должен быть. Но я ошиблась.

Разочарование... И это еще мягко сказано.

Все мои мысли о том, что надо что-то сохранить, куда-то выложить, кому-то передать - развеялись.

Оно, конечно, же никому не надо. Если только время от времени, когда вдруг кто-то что-то вспомнит. А это несерьезно...

Ну, и вот, на самом деле, фандом все же мертв и его просто не существует. Просто когда переводила это интервью единомышленников, где речь идет о книгах, которые им известны и любимы ими с юности и они понимают о чем речь без дополнительных пояснений, я забыла, что у нас все не так. И, наверное, надо успокоиться и вообще давно уже пора забыть о своих идеях нести Холмса в массы. Массам оно не надо. А кому надо, все узнает и без меня.

Гарольд Найт. Читающая девушка. Сент-Джос-Вууд.


***

Вчера выписали. Но выписали, конечно, относительно. С дамокловым мечом еще пока неизвестных результатов гистологии. Которые, видимо, будут не самыми оптимистичными. Ну, и сама проблема лишь приостановлена и то частично. Есть ощущение, что я сижу на вулкане. Очень тревожно, даже если не думать о смутном будущем.
При этом меня практически выписали на работу, и мне пришлось чуть ли не умолять руководство позволить мне поработать удаленно до среды. Начальница мне постоянно твердит, что у меня пустяковая операция - ничего особенного. Когда говорю, что с трудом передвигаюсь, она удивляется и, похоже, считает, что я преувеличиваю. Короче, я, типа, работаю, но тихонько - поработала, полежала, как бы сидела на работе, не представляю. Еще надо ходить на уколы в инвитро. Надо рассказывать отдельно, как я просила в больнице делать мне эти уколы и сколько потом о них напоминала, ибо делать их начали все равно поздно. А после больницы - "спасение утопающих - дело рук самих утопающих". Вчера, когда ехала в инвитро, просто само собой пришло на ум название книги Джека Трейси "Подкожно, мой дорогой Уотсон". Именно так, но я сама не могу)
Потом еще жуткая слабость и надо, видимо, поднимать гемоглобин. В больнице давали железо, а выписывать мне его не стали. И вот если честно, был момент, когда я решила, что наша медицина все же исправилась, и в нашей 20-й больнице с ее недоброй славой теперь все супер. Но все же лишь отчасти. Чистота, ремонт, даже новое оборудование и возможно лекарства - это еще полдела. Больные поступают каждый день в немереных количествах, прямо как в прифронтовой госпиталь. И у врачей уже просто конвейер. Поэтому многое упускается, многое забывается, лишний день никого не держат. С похожим диагнозом в 2000-м году я лежала 11 дней и тогда это считалось слишком мало. Здесь два-три дня и все свободны, чаще всего с направлением куда-то еще.
Можно сказать, что и врачи, и персонал внимательны и вежливы, но они могут на сутки забыть о твоем существовании, если ты не только что после операции. И ты должен сам их тормошить и поджидать, когда они освободятся.

***
Настроение весьма упадническое. И в этом нет ничего удивительного. Дело уже не в том, что ты болен, а в том, что уже как-то видишь на практике, как оно все может кончиться. Но не буду сейчас о грустном.
В очередной раз пытаюсь перейти на какое-то другое питание. Вопрос стоит уже очень остро.

***
Накануне всего этого аврала ковырялась с довольно глобальным переводом с подкаста "Я слышу о Шерлоке повсюду". Намечался весьма эпичный пост. Но пока все встало. Как смогу продолжу. Даже открыла утром вордовский файл, но хватило меня только на работу и то лишь отчасти. Пока все еще довольно скверно. Будем посмотреть что дальше. Причем вот вроде голова ясная, есть какие-то мысли и даже намерения, есть аппетит) И ты вроде думаешь: ну, все, проехали, встаешь и понимаешь, что нет, ты больной и двигаться надо осторожно. Сейчас собираюсь на уколы, потом по возможности в аптеку и чисто символически в магазин. Уже был курьер, но для меня заказывать продукты на дом - это все равно что писать левой рукой) И я бы не стала, но тяжелое поднимать нельзя.

Я внезапно в больнице. Со вчерашнего дня. Привезли на скорой. Не буду писать причину.
Начальница даже не стала делать вид, что беспокоится. Сказала только, что меня должны быстро выписать. И я вчера думала не столько о предстоящей операции, сколько об этом, и о том, что у меня к ней по какой-то причине чисто инстинктивное неприятие. Я со всеми общаюсь нормально, вот сейчас в больнице сразу со всеми подружилась. Но в ее присутствии патологически молчу и мы стараемся не встречаться взглядами. Короче вот. Пока пауза.
С Буковским не везёт ,отменила заказ. Может, позже закажу курьера.

***
Ну, вот у меня, безусловно, семь пятниц на неделе. И даже больше.
Просто когда ты мечешься между небом и землей, когда не находишь в себе сил и огня продолжать что-то писать, ты ни о чем таком уже и не думаешь и да, поддержки не ждешь, тем более, если ее не было и в лучшие времена. Но потом, когда приходишь в себя, и ты уже вновь на все обращаешь внимание, все это возвращается вновь. И ты снова сталкиваешься с почти полным отсутствием реакции. При чем, ну, ладно, люди не хотят ничего писать, но когда нет никаких реакций хотя бы в виде этих пресловутых лайков? Я сама - если мне тема интересна - наоборот одергиваю себя от того, чтоб не писать) Но когда ты видишь, что народ даже лайки не ставит, на языке немых для меня это звучит, как "это совсем неинтересно". Хотя иногда я знаю, что это не так и становится чертовски обидно, особенно если эти люди знают, как важна для меня вот эта хоть какая-то реакция.

И потому, наверное, для эксперимента, выложу последние посты в жж. Погляжу, что мне напишут там. Мне иногда это очень нужно, если не обсуждение, то хоть какое-то доказательство того, что это кому-то кроме меня нужно, а когда совсем нет реакции, то задумываешься: "чем хуже был бы твой удел...если бы кроме тебя это больше никто не видел?") Ибо мне иногда кажется, что приди я со своими постами о Холмсе в какое-нибудь общество...любителей скажем, рыбалки, то результат был бы такой же - то есть демонстрация полного отсутствия заинтересованности.

Да, есть люди, которые пишут о Холмсе без единого лайка, и, наверное, гораздо интереснее, чем я. И даже не хотят, чтоб об их существовании знало много народу. Просто по принципу - кому надо тот найдет, и делятся просто по ходу дела, а не потому что им это надо. Могу такому позавидовать. У меня бывают такие моменты, но я всегда срываюсь и мне нужен собеседник. В душе понимаю, что его не будет и это какой-то замкнутый круг.

***
В "Имени" уперлась в интересный момент, от которого, видимо, и произошло название фика. Снова Холмс с Уотсоном, как два заправских филолога, подбирают синонимы к слову. При чем даже еще не совсем ясно, о чем идет речь. Но мне понятно, что это как раз тот случай, когда ты сталкиваешься с чем-то непереводимым, и к тому же еще осознаешь несовершенство наших словарей, и пока мне трудно найти что-то общее между значениями "восторженный", "восхитительный" и "святой". Будем работать)

***
В организме творится черти что. И моя попытка перейти на ЗОЖ, видимо, не случайно возникла как бы сама по себе. Но не факт, что что-то получится. В частности с питанием, уже не первый раз понимаешь это в магазине, когда это здоровое питание в разы дороже совсем нездорового. В общем, как получится. А в понедельник, похоже, опять пойду в аптеку) Вспомнила статью в Космополитене - когда твоя аптечка оснащена лучше, чем косметичка... это как раз мой случай.

Чуть не упустила на Озоне Буковского. Вот только что был предзаказ и вот уже осталось 3 экземпляра. А на неделе приобрела второй том "Конца парада", думала, что его уже не будет. Его автор Форд каким-то мистическим образом связан с кинохолмсами. "Хороший солдат" - потрясающая экранизация с Бреттом, "Конец парада" - для меня, наверное, лучший фильм Камбербэтча. Ну, или один из лучших, не скажу, что хорошо знакома с его творчеством.

Как-то так получается, что я все время как бы оправдываюсь) То за огрехи в переводе, то за не слишком интересный текст. Здесь, наверное, есть и то и другое, но несмотря на это статья все же информативная. Но при этом является доказательством того, что есть непереводимые вещи. Совершенно. Поэтому я тут пару раз просто приведу английский вариант.
Если честно, увидев название, я подумала, что будет какой-то более широкий анализ этой темы на основании всего Канона, а тут только один рассказ. И все же это еще одна интересная подробность. И еще насчет "непереводимого фольклора" здесь очень часто звучит выражение "by courtesy". Оно непосредственно переводится "с любезного разрешения", а титул by courtesy - это титул, носимый по обычаю и не дающий права на членство в палате лордов. Короче, когда в тексте пойдет речь о разрешении и соизволении, то имеется в виду как раз этот случай.

Но вообще я думаю, что все это из той же оперы, что старшую дочь в английской (знатной) семье называют мисс Бенетт, а ее сестер уже мисс Мэри Бенетт, мисс Элизабет Бенетт и т.д. Вот и Холмса не зря же часто мистер Шерлок Холмс называют, хотя, конечно, не каждый обязан знать, что он младший брат. Но это просто соображения по ходу дела. И с лордами и их титулами, наверное, все серьезнее.

Доктор Уотсон и пэры Англии
Уильям Брэд Уайт

Статья из 5-го выпуска Baker Street Journal (Январь 1947 г.)




ДОКТОР Уотсон рассказывает нам, что однажды осенью 1888 года, Шерлок Холмс, возвратившись на Бейкер-стрит после прогулки по Пикадилли и Риджент-стрит, взял со своего стола письмо, только что доставленное почтальоном. Оно было написано на гербовой бумаге и подписано “Сент-Саймон”. Автор письма, которого, как оказалось, направил к великому сыщику знаменитый государственный деятель лорд Бэкуотер, просил о срочной встрече и консультации по вопросу, имеющему для него величайшую важность.
До появления клиента у Холмса было время просмотреть газеты того дня,которые были полны рассказами об исчезновении американскойледи, которая только что вышла замуж за знатного холостяка. Кроме того, Холмс предусмотрительно просмотрел информацию о нем в одном из своих справочников,предположительно в «Книге пэров»Дебретта, и из нее узнал, что встречи с ним добивался второй сын герцога Балморала, лорд Роберт Уолсингем Де Вер Сент-Саймон.
Пока все хорошо. Мы все знаем, как была решена матримониальная проблема знатного холостяка, не совсем к его удовлетворению, но, тем не менее, бесповоротно. Но вот что известно далеко не всем, так это то,что в этом эпизоде повествования добрый доктор Уотсон совершил еще один, и даже для него необычайно нелепый, набор фактических ошибок. Факты просты.
Письмо с просьбой о встрече было подписано “Сент-Саймон”. С этого самого места, в начале повествования, мы, фактически, сталкиваемся с этим сложным, старинным и очень британским институтом: пэрами. Ибо, когда пэр подписывает свое имя, он делает это, написав просто название титула, посредством которого он заседает в Палате лордов, как барон, виконт, граф, маркиз или герцог. Таким образом, подпись, скажем, виконта Темплвуда - это просто имя “Темплвуд”, без инициала или добавления чего-то еще. Поэтому, когда доктор Уотсон пишет, что Холмс получил письмо, подписанное “Сент-Саймон” он сообщает нам, что к нему обращается лорд Сент-Саймон, человек, который ,на самом деле, является членом Палаты лордов, в качестве барона, виконта, графаили маркиза; или который, возможно, является старшим сыном герцога, маркиза или графа, и поэтому ему из любезности разрешается принять второй титул своего отца и, таким образом, подписываться своим именем, как если бы он был Пэром, хотя это не делает его таковым и не дает ему права заседать в Палате лордов. На самом деле это всего лишь вопрос данного ему соизволения.
Итак, в справочнике, к которому Холмс обратился за информацией о своем потенциальном клиенте, определенно говорилось, что последний был вторым сыном герцога, герцога Балморала, фамильное имя которого было Сент-Саймон. Из любезности младшим сыновьям, вторым, третьим и так далее, сыновьям герцогов (и маркизов) разрешается взять по обычаю титул “Лорд”, но это просто, так сказать, дворянский ярлык, прикрепленный к фамильному и христианскому именам человека.
читать дальше
Следовательно, именно “лорд Роберт Сент-Саймон”, а не “лорд Сент-Саймон”нанес визит Шерлоку Холмсу в тот день в четыре часа в надежде выяснить, что случилось с его невестой. Этот лорд Роберт не мог подписаться, как “Сент-Саймон". Он, конечно же, подписал письмо “Роберт Сент-Саймон”, точно так же, как второй сын герцога Денверского подписывается “Питер Уимзи”, а не “Уимзи”или “лорд Уимзи”.
Возвращаясь назад к повествованию, мы обнаруживаем, что знатного холостяка называют по имени примерно двадцать восемь раз. Двадцать четыре раза он описан или назван неправильным именем “лорд Сент-Саймон”. И лишь четыре раза в повествовании ему присваивается правильное имя “лорд Роберт Сент-Саймон”. Умный читатель к этому времени, конечно, уже поймет разницу, но, несомненно, также снова задастся вопросом, как Уотсон мог быть столь удивительно беспечным. Мы знаем, что беспечным он был всегда; но в данном случае его невнимание к важным деталям возводится в ранг достижения.Он действительно заставил нас поверить, что Холмс, воплощенная точность, допустил бы вульгарную ошибку, назвав своего клиента "Лорд Сент-Саймон", когда всего за несколько минут до его появления он заглянул в справочник и обнаружил, что он второй сын герцога! Можно извинить нерадивого доктора за первоначальную ошибку в подписи. Это было так на него похоже. Но тянуть Холмса за ту же цепочку ошибок - преступление.
Кстати, невесту fainéante (против воли), которая у алтаря обнаружила, что она не была тайной вдовой, собирающейся стать невесткойгерцога, но все же подлинной миссис Фрэнсис Хэй Маултон, конечно, звали бы не леди Сент-Саймон, а леди Роберт Сент-Саймон.
Для непривычного уха может показаться довольно странным называть прекрасную женщину “леди Роберт”, но ее имя должно звучать именно так.
На этом этапе критики, конечно, следует сказать, чтодоктор Уотсон, всегда осторожный, по крайней мере, в одном вопросе, скрывал истинные имена участников этой супружеской неразберихи. На самом деле никакого герцогства Балморалского не существует, но в книгу пэров входят всего двадцать девять герцогств. Для экспертов по социальной истории викторианской эпохи вопрос установления истины будет не очень сложным: и можно оставить все, как есть.
Тем не менее, возможно, было бы неправильно завершать это небольшое исследование, не предоставив несколько фрагментов соответствующей информации о правильных способах описания членов этого величественного института - британского пэрства. По сути, несколько слов о самой этой впечатляющей структуре тоже не помешают.
Титул пэра Великобритании восходит к XI веку, когда герцог Нормандии Вильгельм обосновал свои притязания на трон Англии, вторгшись в эти земли и победив короля Гарольда в битве при Гастингсе. Вильгельм стал королем Англии и даровал своим собратьям-разбойникам (ибо они именно ими и являлись) конфискованные земли и соответствующие титулы. Но со времен Вильгельма произошло много изменений. Сегодня пэрство – это звание, но не социальная группа. Оно перестало ею быть, во всех практических аспектах, во время Войн Алой и Белой Розы пятьсот лет назад. Палата лордов сначала была палатой, в которой заседали лорды духовные (епископы) и лорды светские (главы семей крупных землевладельцев), которые образовали первое и второе “Сословия королевства”. Третье сословие, однажды ставшее величайшей политической силой Королевства, состояло из членов, избираемых растущими торговыми городами и(строго ограниченным) электоратом графства. Они заседали в Палате общин и сразу же начали ту борьбу с монархией (Короной), которая должна была закончиться их полной победой.
Сегодня Палата лордов - это едва ли нечто большее, чем пережиток прошлого. Она обладает лишь временным правом вето на законодательство, и поэтому вряд ли когда-либо сможет хотя бы
задуматься об отклонении законопроекта, внесенного Палатой общин; но она стала чем-то еще более ценным. Сегодня это место встреч не только нескольких наследственных землевладельцев, но и самых выдающихся военных, моряков, ученых, литераторов и философов страны,а также пожилых государственных деятелей, ушедших на покой от суеты Нижней палаты. Фактически, это Совет старейших государственных деятелей, и к тому же очень полезный. Более трех четвертей всех нынешних титулов пэров существуют не более ста лет. Старинные семьи быстро вымирают.
Существует пять рангов пэрства в порядке значимости их титула: герцоги,маркизы, графы, виконты и бароны. Последние известны просто как “лорд такой-то”. Виконты, графы и маркизы также в разговорной речи известны как лорд А (Lord A) или лорд Б (Lord B), но герцоги всегда “герцог из Б”(“The Duke of B.”) . Каждый класс пэрства был достигнут его обладателями, поднявшимися по более низким ступеням, так что к тому времени, когда человек становится герцогом, у него также есть право на титул маркиза, и графство, виконтство или баронство. Старшему сыну герцога, маркиза или графа из любезности разрешается носить второй титул своего отца. Так, старшего сына дяди Уинстона Черчилля, герцога Мальборо, называют“Маркиз Блэндфорд” и он подписывается “Блэндфорд”. Но он не пэр, не заседает в Палате лордов и может быть избран в Палату общин, если ему удастся убедить какой-нибудь избирательный округ выбрать его. В Палате общин всегда присутствует значительное количество обладателей титулов по соизволению, что еще больше сбивает с толку неподготовленных наблюдателей.
Младшие сыновья и все дочери герцога также носят титулы по любезному разрешению. К ним обращаются соответственно "лорд Роберт" и "леди Мэри", и за этим обращением следует фамилия. Таким образом, получается, что Уотсон, когда ему пришлось придумывать псевдо титул для герцога, семейные дела которого он не хотел слишком явно предавать огласке, назвал его “Герцог Балморал” с фамильным именем Сент-Саймон. Таким образом, второй сын 15-го герцога Денверского(с фамильным именем Уимзи) – лорд Питер Уимзи.
Старший сын маркиза принимает второй титул своего отца(обычно, графский) опять же по любезному разрешению. Младшие сыновья и все дочери маркиза известны как лорд Джон и леди Элен, или как-то там еще и за этим титулом следует фамильное имя. Таким образом, один из выдающихся сыновей великого маркиза Солсбери, бывшего трижды премьер-министром Англии, фамильное имя которого Сесил, является лордом Хью Сесилом, ныне ректором Итонского колледжа.
Старший сын графа по любезному разрешению принимает второй титул своего отца, виконтство или баронство. Дочери графа принимают носимый по обычаю титул леди Мэри, или какой бы то ни было иной, за которым следуетфамильное имя. Младшие сыновья известны просто как Достопочтенные Джон или Питер .То же самое касается детей виконтов и баронов, все в равной степени известныпросто как достопочтенный Джон или Мэри и т.д., за которыми следует фамильное имя; но этот ярлык довольно часто игнорируется, за исключением официальных случаев.
Пэрство на первый взгляд выглядит сложно и запутано, но в принципе там все достаточно просто. Только глава семьи является пэром и, следовательно, имеет право заседать в Палате лордов. Но он не может сам отказаться от своего титула. Таким образом, знаменитый Бертран Рассел на самом деле является третьим графом Расселом и имеет право на место в Палате лордов, если когда-нибудь захочет его занять. И пэр не может баллотироваться на выборах в Палату общин.
С другой стороны, пэры сегодня не имеют политических или юридических привилегий, превосходящих те, которыми пользуются все подданные короны.Перед законом они имеют равные права со всеми остальными гражданами. Последние следы некогда более высокого правового статуса пэров исчезли, когда парламент несколько лет назад отменил право членов Палаты лордов подлежать суду только перед самой этой палатой, то есть перед своими “пэрами”, когда их обвиняют в государственной измене или тяжком преступлении. На самом деле, к этой привилегии прибегали очень редко — возможно, дважды или трижды за столетие в наше время, — так что ничего важного не было потеряно из-за отмены этой последней юридической привилегии.
Да, британское пэрство впечатляющая политическая и социальнаяструктура. Она прочно укоренилась в обычаяхстраны и вряд ли будет отменена. Просто она несколько сложновата для понимания.
И, конечно, она всегда была слишком сложной для доктора Уотсона. В деле «Исчезновения леди Фрэнсис Карфакс» он повинен в том, что назвал ее, и кроме того написал, что и Холмс, по крайней мере, один раз назвал ее Леди Фрэнсис Карфакс (The LadyFrances Carfax); что неверно. Она могла быть Леди Фрэнсис Карфакс (The Lady Frances Carfax), но на самом деле она ею не была. Она была
Lady Frances Carfax. Не в силу полного невежества, как однажды сказал доктор Джонсон в другом контексте, а просто ради забавы, я предоставлю другому ученому объяснить причину этого тонкого различия.

Вначале хочу сказать, что иногда чертовски сложно переводить статьи, где как бы между прочим упоминается то, о чем ты не имеешь никакого представления. И именно поэтому ты потом влезаешь в дополнительные материалы, чтоб хотя бы понять насколько верно ты перевел и о чем вообще идет речь.

Когда-то изначально эта статья мне показалась совершенно неинтересной, и я ее отложила в "долгий ящик". Но сейчас она пошла очень хорошо, оказалась довольно информативной, ну, и в конце концов, это Винсент Старретт.
Но при всем при том, возможно, что перевод будет все же местами кривоват) , а кое где я вставлю некоторые дополнения.

Винсент Старретт. До Шерлока Холмса

Статья из 5-го выпуска Baker Street Journal (январь 1947 года)



ГРЕГСОН, как помнят старожилы, был самым умным из сотрудников Скотланд Ярда в течение некоего знаменитого десятилетия. “Он и Лестрейд, - сказал Шерлок Холмс как-то утром в начале восьмидесятых, - выделяются среди прочих ничтожеств”.
Однако даже насмешки мистера Шерлока Холмса не умалили значение живой легенды Скотленд-Ярда. На самом деле, они помогли создать ее и сделать более долговечной.
В сочетании двух слов, которые составляют название самой знаменитой полицейской организации в мире, есть какая-то странная магия. Можно предположить, что причиной этого отчасти является характер миссии, что осуществляется под этим символом. Скотленд-Ярд! Это одно извеличайших словосочетаний в истории и литературе; и чувствительный человек не может произнести ее даже в обычном разговоре, не испытывая хотя бы небольшого трепета - как будто сами эти слоги обладают каким—то зловещим значением. Это любопытная алхимия; и роль, которую история детективного расследования сыграла в универсализации этих эмоций, очевидна и огромна.
Интересно, чем занималась Англия — чем занималась литература -до появления Скотленд-Ярда? Было ли когда-нибудь время, когда он не был частью мировой системы социальной защиты?
Только, в 1829 году, фактически, немногим более столетия назад, это название впервые запечатлелось вобщественном сознании. В тот год, последний год правления Георга IV — “этой царственной старой мумии”, как называл его Теккерей, — сэр Роберт Пиль основал Лондонскую столичную полицию и дал Англии колоссальную систему защиты, которая с тех пор стала предметом зависти других наций. До этого на маленьком острове царило несколько разновидностей хаоса. Реформа полиции, проведенная Пилем, была одним из самых революционных изменений в социальной истории Англии.
Франция, однако, уже была пионером в развитии детективной системы. Первое в мире официальное детективное бюро было основано в Париже в 1817 году бывшим преступником, Эженом Франсуа Видоком.


В течение предыдущих восьми лет, Видок был независимым ловцом воров - по принципу " чтобы вор ловил других воров", — и в течение десяти лет после этого он служил начальником новой бригады «Сюрте» - французской тайной полиции. Затем он ушел в отставку с поста главы своего собственного бюро расследований. После его смерти в 1857 году, его детективное бюро осталось постоянно действующим учреждением, а литература о преступлениях и криминалистике стала новой и увлекательной областью для писателей. На эту почву уже ступил американец Эдгар Аллан По, позже прославившийся как создатель современного детектива;фоном знаменитой детективной трилогии американского писателя был Париж Эжена Франсуа Видока. Следует добавить, что собственная книга «Мемуаров»Видока — написанная не слишком опрометчиво, чтобы ее можно было принять как факт, — является одним из самых увлекательных материалов о раскрытии преступлений в истории литературы.
Но в Англии, до Пиля, отношение государства к преступности и методам ее исправления было просто варварским.
Закладывая краеугольный камень громадной организации, известной сегодня как Скотленд-Ярд, сэр Роберт сохранил многовековую должность констебля и “упразднил”, по его собственному выражению, недейственный Лондонский «Дозор», который, существуя много лет, начиная с 1285 года, давно достиг апогея бессилия.

Ночной дозор. Англия XVIII век.

Так сошло со сцены, как институт, колоритное дворянство, чьи похотливые вопли оживили так много страниц исторических романов. В течение многих лет их главной обязанностью было мешать мирному сну горожан, делая ночь отвратительной для спящих граждан.Наивные представления, поддерживаемые законом, относительно того, что шум , производимый этими офицерами, говорящий о часе ночи и состоянии погоды, способствует безопасному и мирному сну, исчезли вместе с самим Дозором;и с тех пор дежурства по несению дозора и охране были менее шумными, и выполнялись констеблями под наблюдением мировых судей.
Сегодня каждый английский полицейский становится констеблем, когда поступает на службу; в этом ведомстве он торжественно клянется, что на этом посту будет “верой и правдой служить нашему Суверенному лорду Королю”. Будучи изначально военными, первые констебли были, по сути, просто младшими офицерами милиции; впервые они упоминаются во времена Генриха III.
Но, как у "джентльменов из Дозора", их эволюция, в основном, шла по нисходящей линии. Мнение о них Шекспира можно оценить по образу Догберри, неуклюжего и тщеславного констебля из пьесы «Много шума из ничего»— ”Хоть чёрным то по белому не писано ещё, но этот негодяй меня назвал ослом. Прошу при наказании сей факт не забывать!” — и образу отъявленного дурня Локтя в пьесе «Мера за меру». Однако с четырнадцатого по девятнадцатое столетие они составляли полицейскую систему Англии, вместе с судьями, которым они представляли отчеты и которым подчинялись, и с помощью таких второстепенных чиновников, как часовые и караульные (тот же Дозор).
Следует добавить, что должность мирового судьи, вероятно, возникла в конце двенадцатого века, когда в каждом графстве все мужчины старше пятнадцати лет давали присягу лордам не нарушать общественный порядок. Мало-помалу, на протяжении многих лет, лорды становились главными блюстителями порядка в округе, а констебли были их помощниками и доверенными лицами.
Но, хотя полномочия и обязанности этих офицеров часто расширялись правительством, это не приносило особой эффективности.На протяжении большей части истории Англии — когда царило беззаконие, когда все носили клинки и было трудно отличить преступника от его жертвы, и когда обычные методы были вытеснены военным режимом — полицейская система не была ни практичной, ни слишком востребованной. И принятие в 1692 году закона, предлагавшего государственную плату — ”кровавые деньги” — за поимку преступников, неизбежно усугубило сложившуюся ситуацию; поимка воров и пресечение иных преступлений немедленно превратилось в прибыльный рэкет. Выдающимся последствием этого законодательства стало возвышение печально известного Джонатана Уайлда, который сделал себя “Генералом-Информатором”, подстрекая к преступлению, чтобы извлечь из этого выгоду. Этот изобретательный негодяй некоторое время жил, зарабатывая деньги за счет краж, возмещений и вознаграждений, и в конечном счете, надо с удовлетворением отметить, был публично казнен в Тайберне под проклятия возмущенных горожан, которые забрасывали его камнями до самой его последней минуты.
Филдинг, великий романист, который в то время был мировым судьей, сообщил, что на ступенях виселицы Уайлд залез в карман к священнику, подготавливающего приговоренного к смерти и умер с украденным предметом - штопором — в руке. Но, возможно, это преувеличение.

Деградации, которой подверглась должность констебля в Англиив XVIII веке, способствовала коррумпированность судей, которые по большей части были негодяями, одновременно невежественными и алчными. Исключениями из этого правила были такие люди, как сэр Джон Хокинс и двое Филдингов, Генри, романист, и его слепой сводный брат сэр Джон.


Сэр Джон Филдинг

Они наряду с некоторыми другими привнесли заметное улучшение в плачевное положение дел путем создания “ротационных офисов”, где судьи заседали публично. Первые практические шаги к реформам в сфере полиции были предприняты в знаменитом государственном учреждении на Боу-стрит.

Еще в 1749 году Генри Филдинг положил начало новому “плану полиции”, работа над которым была продолжена сэром Джоном Филдингом с помощью Сондерса Уэлча, друга доктора Джонсона, который в то время был старшим Констеблем Холборна, а впоследствии мировым судьей на Боу-стрит.
История Боу-стрит - одна из величайших глав в истории английской юриспруденции; и она занимает несколько томов. Однако, все начинается с некоего капитана Де Вейля, который, уволившись из армии после Утрехтского мира и обнаружив, что его армейского половинного жалованья недостаточно для удовлетворения его потребностей, устроился на работу в один офис в местечке под названием Скотленд-Ярд. В круг его обязанностей входили функции “агента по мемориалам” при государственных ведомствах, а впоследствии он стал выступать и в качестве судьи. В конце концов, он обосновался на Боу-стрит и стал первым в длинной череде мировых судей Боу-стрит. Он не представляет особого интереса, разве что как связующее звено между старым и новым; но, несомненно, что-то пророческое произошло в то утро, два столетия назад, когда он перевез свое имущество в Скотленд Ярд.
Именно на Боу-стрит появились первые профессиональные детективы;и надо признать, что они были едва ли более авторитетны, чем их предшественники в области полицейских расследований. Генри Филдинг организовал там небольшую группу участковых полицейских и бывших констеблей, которым с помощью тайных выплат осведомителям удалось разогнать несколько печально известных банд уличных грабителей.Они были крайне непопулярны с самого начала и не стали менее популярными, когда под руководством сэра Джона Филдинга стали оплачиваемыми штатными сотрудниками конторы на Боу-стрит. Известные сначала, как “люди сэра Джона Филдинга”, они быстро стали знаменитыми “Бегунами (runners) с Боу-стрит”, под этим именем они фигурировали во множестве мелодраматических романов. Но нет смысла приукрашивать их или подолгу останавливаться на их несомненной важности в истории общественной защиты; многие из них былисовершенно незаурядными негодяями. ...


Схватка "Бегунов с Боу-стрит"

Вот еще небольшое дополнение на эту тему.

Чуть ли не ежедневно в самом центре Лондона грабили прохожих, причем не вечером, а при ярком свете солнца. Чтобы покончить с этим, судья Филдинг добился от властей средств на содержание профессиональных стражей порядка. Денег, правда, выделили не густо — их хватило на оплату всего шести первополицейских. Этой великолепной шестерке приходилось днями напролет мотаться по всему городу, разбираясь с заявлениями потерпевших и арестовывая злоумышленников. Задержанных они притаскивали в контору главного судьи, которая находилась на улице Боу, поэтому этих предков «бобби» прозвали «бегунами с Боу-стрит». Крохотное подразделение оказалось вполне действенным: вскоре дневные грабежи на центральных улицах Лондона ушли в историю.
«Бегуны», как правило, были коренными лондонцами, знавшими как свои пять пальцев не только парадную сторону города, но и его весьма
неприглядную изнанку. Правительственные деньги скоро закончились, так что им оставалось полагаться лишь на финальные вознаграждения и
щедрость обращавшихся к ним за помощью жертв преступлений. Чтобы народ знал своих героев, Генри Филдинг размещал в газетах рекламные
объявления: дескать, случись что серьезное, дайте только нам знать, и наши бравые ребята тут же отправятся ловить преступника.

“По правде говоря”, - писал Чарльз Диккенс в начале девятнадцатого века, - мы думаем, что об этих достойных людях существовало огромное количество лжи. Помимо того, что иные из них были людьми очень невысокой нравственности и слишком привыкли иметь дело с ворами и им подобными, они никогда не упускали случая воспользоваться в обществе служебным положением и напустить таинственности, выставляя себя в наилучшем свете.Неизменно расхваливаемые сверх того некомпетентными судьями, озабоченными тем, чтобы скрыть свою неполноценность, и будучи на короткой ноге с тогдашними газетными щелкоперами, они сделались своего рода идолами. Хотя в качестве превентивной полиции они были совершенно неэффективны, а как сыскная полиция - были весьма неопределенны и неуверенны в своих действиях, для некоторых людей они остались идолами и по сей день”.
Короче говоря, во многих случаях предотвращение преступлений было не в их интересах, и состояния, оставленные некоторыми из них, являются убедительным свидетельством их действий. Однако, сами они не были бывшими преступниками, как закоренелые преступники Парижа, которые были первыми членами «Сюртэ» -тайной полиции Видока, который сам был бывшим заключенным. Филдинги сделали все возможное, чтобы очистить от них полицию; но нет никаких сомнений в том, что “Бегуны” были, по большей части, в активном сговоре с криминальными элементами и сотрудничали с ними ради своей личной выгоды.
Конный патруль, предложенный сэром Джоном, прекратил свое существование, так ничего и не добившись, и на смену ему пришел пеший патруль; но продажность полиции только возросла. После этого был еще один конный патруль, еще один пеший патруль, речной патруль и “спешившийся конный патруль”, что бы ни значило такое определение. Но уличные грабежи в Лондоне продолжались беспрепятственно — и за пределами Большого Города разбойники с большой дороги процветали, не подозревая, что прямо за углом притаились романтики-романисты, которым суждено превознести их деяния до головокружительных высот огульной сентиментальности.
Очевидно, что страна была готова к Пилю. “Расследование состояния полиции” в 1770 году не принесло ничего заслуживающего упоминания, и бунт лорда Гордона в 1780 году продемонстрировал лишь степень отсутствия полицейской защиты. В этот период Диккенс в "Барнаби Радже" является таким же авторитетом, как и любой другой. Доктор Патрик Койкхаун в "Трактате о городской полиции"(1796) помог указать путь; и то же самое, на свой манер, сделал Уильямс, убийца с Рэтклиффского шоссе, которого прославил Де Квинси.
Уильямс — если это действительно он был убийцей, потому что это никогда не было доказано — в 1812 году зверски убил две семьи и вызвал такую волну народного гнева и тревоги, что какое-то время казалось, что полицейская реформа может добиться определенного прогресса. Царило огромное возбуждение,и правительство призвали к действию; но все кончилось очередным расследованием “состояния полиции”, о котором все и так уже знали. Полиция не пришла ни к какому заключению, и четыре года спустя было проведено еще одно масштабное расследование, которое длилось два года, и было опубликовало много длинных трактатов, которые привели к выводу, что “действия полиции свободной страны должны быть основаны на рациональных и гуманных законах, в совокупности с эффективной и просвещенной судебной системой; и прежде всего, в условиях моральных обычаев и воззрений граждан".
Да, страна была готова к реформам Пиля. В 1822 году — уже будучи министром внутренних дел Ирландии, он создал ирландскую полицию и ввел в обиход слово“Пилеры(peelers)” (прозвище ирландского констебля) — сэр Роберт стал министром внутренних дел и сразу же приступил к своим трудам в авгиевых конюшнях. Он произвел реформы в уголовном законодательстве, но во всем остальном в том году был достигнут незначительный прогресс. Однако, в 1828 году, он добился назначения комитета, рекомендации которого создали необходимую поддержку парламента для планируемой им реформы полиции. Чтобы исправить выявленное шокирующее положение дел, комитет рекомендовал создать полицейское управление, действующее под непосредственным руководством министра внутренних дел, с общим контролем над всеми полицейскими учреждениями столицы и ее окрестностей. В конечном итоге этот доклад принял форму законопроекта об усовершенствовании столичной полиции, который без возражений был принят обеими палатами и получил королевскую санкцию 19 июня 1829 года.
В Вестминстере по адресу Уайтхолл-Плейс, дом № 4, было создано новое полицейское управление с черным ходом в Скотленд-Ярд, и оно было передано в ведение двух мировых судей, которые были назначены комиссарами полиции. Их задачей было организовать полицейские соединения примерно из трехтысяч констеблей под командованием суперинтендантов, инспекторов и сержантов; эта задача была выполнена настолько хорошо, что мы до сих пор говорим о замечательной организации, вызывающей благоговейный трепет и восхищение, которые почти скрывают тайное желание каждого представителя рода человеческого быть инспектором Скотланд Ярда. Или ваш историк одинок в этом стремлении?
Скотленд-Ярд!
История этого названия просто немного запутана. Хотя оно обычно используется как активный синоним детективной полиции Лондона, на самом деле, это название главного офиса столичной полиции. Изначально офис, как уже говорилось, находился в доме № 4 по Уайтхолл-плейс, который когда-то был частным домом, и его задняя дверь выходила на улицу, называемую Скотленд-Ярд; называлась она так потому, что столетия назад здесь располагался дворец для приема королей и королев Шотландии, когда они посещали английский двор.
Стоу говорит: “По левую руку от Чаринг-Кросса вы увидите различные, недавно построенные, многоквартирные дома, пока не дойдете до большого участка земли, который обнесен кирпичной стеной и носит название «Шотландия», где находились большие строения для приема королей Шотландии и других особ этой страны;Маргарита, королева Шотландская и сестра короля Генриха VIII жила здесь, когда приехала в Англию после смерти своего мужа, и в прежние времена здесь размещались короли Шотландии, когда они приезжали в английский парламент”.
Кроме того, там некоторое время находилась официальная резиденция инспектора королевских работ, осуществляющего надзор за строительством и обслуживанием королевских замков и резиденций; и там жили Иниго Джонс, и сэр Кристофер Рен. Сэр Дж. Ванбру также проживал в Скотленд-Ярде, и в его бытность секретарем Государственного Совета у Мильтона была там официальная резиденция до того, как он переехал на Пти Франс (Petty France– улица в Вестминстере).
Сегодня здесь не размещаются ни шотландские монархи, ни полиция; на картах улиц это просто Большой Скотланд-Ярд. В общий обиход знаменитое название полицейского управления вошло только с 1842 года, когда детективное отделение было создано в отдельном здании Скотленд-Ярда; но с самого начала в прессе и в официальных документах полицейское управление называли как Скотленд-Ярдом, так и Уайтхолл-Плейс.
Однако, в 1890 году все отделы полиции были переведены в большое здание, которое они до сих пор занимают на набережной Темзы,то есть в Новый Скотленд-Ярд. Такое официальное название существует уже более пятидесяти лет, но эта приставка используется редко.
Вот и все о Скотленд-Ярде. Теперь давайте поговорим о Шерлоке Холмсе!