Первые встречи с Шутом

Шут появился в Оленьем замке на семнадцатый год правления короля Шрюда. Это один из немногих фактов, которые о нем известны. По слухам, король получил его в подарок от торговцев Удачного. О происхождении шута можно было только догадываться. Ходила разная молва. Говорили, например, что шут был пленником пиратов красных кораблей и торговцы Удачного отбили его. По другой версии, шута нашли младенцем, плывущим в маленькой лодке. Он якобы был защищен от солнца зонтиком из акульей кожи и лежал на подстилке из вереска и лаванды. Эту версию можно отбросить как плод фантазии. У нас нет достойных доверия свидетельств о прошлом шута до его появления при дворе короля Шрюда.

Шут почти наверняка был рожден людьми, хотя в полной мере человеком его назвать нельзя. Истории о том, что он был потомок Иного Народа, наверняка лживы, поскольку между пальцами на его руках и ногах не было и следа перепонок. Кроме того, он никогда не выказывал ни малейшего страха перед кошками. Странный облик шута (например, бледные, почти бесцветные волосы, глаза и кожа), видимо, скорее связан с его необычным происхождением, чем с индивидуальными отклонениями, хотя в этом я могу ошибаться.

Когда речь идет о шуте, то, чего мы не знаем о нем, почти всегда более значительно, чем то, что известно. Когда шут впервые появился в Оленьем замке, о его возрасте можно было только догадываться. Я могу поручиться, что раньше шут выглядел во всех отношениях более юным, чем сейчас. Но поскольку шут почти не выказывает признаков взросления, он, возможно, не был таким юным, каким казался, а скорее находился в конце периода затянувшегося детства. Пол шута тоже является предметом споров. Когда его прямо спрашивали об этом люди более молодые и более развязные, чем я ныне, шут отвечал, что это не касается никого, кроме него самого. Я признаю за ним это право. Что же касается его способности к ясновидению и причудливых надоедливых форм, которые оно принимает, то никто не знает в точности, является ли оно свойством расы или его собственным талантом. Некоторые верят, что он знает все заранее и даже что он всегда в курсе, если кто-нибудь где-нибудь говорит о нем. Другие считают, что он просто очень часто повторяет: «Я же вас предупреждал!» — и берет свои наиболее темные высказывания и впоследствии истолковывает их как пророчество. Может быть, порой так и случалось, но сохранились многочисленные свидетельства того, что он не раз предсказывал грядущие события.



"Чейд поднял брови:

— Шут разговаривает с тобой?

Голос его был более чем недоверчивым. Он так резко выпрямился в кресле, что вино выплеснулось из бокала ему на колени. Он рассеянно вытер их рукавом.

— Иногда, — осторожно подтвердил я. — Не очень часто. Только когда у него подходящее настроение. Он просто появляется и говорит мне всякие вещи.-Я помедлил. — Чейд, я знаю, что шут странный. Но мне нравится, когда он приходит разговаривать со мной. Он говорит загадками, и насмехается надо мной, и позволяет себе указывать мне, что я должен делать, по его мнению: не носить желтого или вымыть голову, но…

— Да? — Чейд подгонял меня, как будто то, что я говорил, было исключительно важно.

— Он мне нравится, — сказал я неуверенно. — Он насмехается надо мной, но, когда он это делает, мне не обидно. То, что он выбирает меня, чтобы разговаривать, это заставляет меня чувствовать себя… ну, значительным.

Чейд откинулся назад. Он поднес руку к губам, чтобы скрыть улыбку, но я не понял, что его рассмешило.

— Доверяй своим инстинктам, — сказал он коротко. — И принимай все советы, которые шут дает тебе."

Накануне первого "задания" Фитца...

"Он посмотрел мне прямо в глаза. — Ты будешь работать один, и у тебя не будет другого советника, кроме тебя самого.

— Ясно. — Я поерзал на высоком деревянном табурете. — Чейд?

— Да?

— С тобой в первый раз было так же?

Он посмотрел вниз на свои руки, на мгновение коснулся мелких красных шрамов, испещрявших тыльную сторону его левой ладони. Молчание затягивалось, но я ждал.

— Я был на год старше тебя, — сказал он наконец. — И мне пришлось просто сделать что велено, а не решать, есть ли в том нужда. Этого тебе достаточно?

Я внезапно смутился, не знаю почему.

— Наверное, — пробормотал я.

— Хорошо. Я знаю, что ты не хотел ничего плохого. Но мужчины не говорят о том времени, которое провели на подушках с леди. А убийцы не говорят о… нашем ремесле.

— Даже учитель ученику?

Чейд отвел от меня глаза и поглядел в темный угол потолка.

— Да. — Мгновением позже он добавил: — Спустя две недели ты, вероятно, поймешь почему.

И это все, что было сказано. Раз и навсегда.

По моим подсчетам, мне было тринадцать лет.

Давно, пожалуй, я не была в таком возвышенно-возбужденном состоянии, как в последние два дня, когда возвращалась домой. Это все книга, порой просто песня, а не книга) Потому такая необходимость цитировать.
И этот прекрасный язык очень заразителен, вот как раз тот случай, когда к моей голове неплохо бы подключить какое-нибудь записывающее устройство. Сейчас почти все улетучилось, но главное скажу перед тем, как уйти в цитаты.

Я предвкушала, как буду перечитывать "Сагу о Видящих", как буду цитировать особо интересные места и особенно те, что связаны в моем понимании с вселенной Холмса. Может, я, конечно, человек в этом плане озабоченный, но много вижу таких параллелей. Вот даже сейчас у меня , пока ходила по магазинам, в голове промелькнула мысль - сделать тэг "параллели". Но сейчас хочу сказать не о том...

Представляла немного раньше, как мы будем это обсуждать, как взгляд на отношения Шута и Фитц напомнят чем-то отношения двух других людей, как интересно будет говорить о глубине, что таится в самой теории "живых кораблей".

И вот теперь я все это делаю тихо сама с собою, впрочем почти так же, как и все остальное. Убеждаю себя, что для меня самой тоже важно процитировать все эти отрывки. Для памяти, для того, чтоб потом подумать...

Ну, а теперь вернусь к "Ученику убийцы"

Одна из самых загадочных страниц книги - это гибель Чивэла. И я уже говорила, что на том материале, что с ним связан, можно отдельный роман накатать. Многогранный. С непростыми отношениями Чивэла с Барричем, и с Пейшенс, и вообще весь этот любовный треугольник - отдельная загадка.
Для меня эта гибель принца в свое время была большим разочарованием. Я так надеялась, что он появится, встретится с сыном. Прямо по Лермонтову получилось:

Печальная судьба отца и сына - жить розно и в разлуке умереть...

А сейчас я перейду к цитатам, но прежде все же скажу, что опять таки вижу сходные черты между этим добровольным изгнанием Чивэла и хиатусом Холмса...

"Баррич остриг мои волосы в знак траура. Он оставил их длиной в толщину пальца. В знак скорби собственную голову он обрил наголо, не пожалев даже бороды и бровей....
Некоторые из стражников замка отрезали куски от заплетенных косиц, как делают солдаты в память о погибшем товарище, но то, что Баррич сделал с собой и со мной, было чрезмерным. Люди косились на нас. Мне хотелось спросить его, почему я должен носить траур по отцу, которого никогда не видел, по отцу, который ни разу не приехал посмотреть на меня, но довольно было одного взгляда на его застывшие глаза и сжатые губы, чтобы я поперхнулся собственным вопросом."


"— Что ж, вот так, мой мальчик, — промолвил Чейд наконец и не стал продолжать, как будто сказано было уже достаточно.

Он взъерошил мои короткие волосы.

— Баррич меня постриг, — сказал я внезапно.

— Вижу.

— Я ненавижу их. Они колются, и я не могу спать. Капюшон не держится, и я выгляжу глупо.

— Ты выглядишь как мальчик, оплакивающий отца.

Некоторое время я молчал. Я думал о своих волосах как о немного более длинном варианте стрижки Баррича. Но Чейд был прав. Волосы были подстрижены как у мальчика, оплакивающего отца, а не как у подданного, скорбящего по своему королю. Это рассердило меня еще больше.

— Но почему я должен оплакивать его? — У Чейда можно было спросить то, о чем я не осмеливался заговорить с Барричем. — Я даже не знал его.

— Он был твоим отцом.

— Он зачал меня с неизвестной женщиной. Узнав обо мне, он уехал. Отец! Он никогда не думал обо мне.

Я чувствовал себя бунтовщиком, произнося это вслух. Все это приводило меня в ярость — безумное страдание Баррича, а теперь еще и тихая скорбь Чейда.

— Этого ты не знаешь. Ты слышал только сплетни. Ты недостаточно взрослый, чтобы понимать некоторые вещи. Ты никогда не видел, как дикая птица отвлекает хищников от птенцов, притворяясь раненой.

— Не верю в это, — сказал я, но между тем уже не был так уверен в праведности своего негодования. — Он никогда ничего не сделал, чтобы дать мне знать, что беспокоится обо мне.

Чейд обернулся, чтобы посмотреть на меня, глаза его были запавшими и покрасневшими.

— Если бы ты знал, что он беспокоится, знали бы и остальные. Когда ты станешь мужчиной, может быть, поймешь, чего ему это стоило. Не знать тебя, чтобы ты оставался в безопасности. Чтобы враги Чивэла не замечали тебя.

— Что ж, теперь я не узнаю его до конца моих дней, — сказал я сердито.

Чейд вздохнул:

— И конец твоих дней наступит гораздо позже, чем наступил бы, если бы твой отец признал тебя наследником."

Мой вчерашний порыв и вдохновение ни к чему особому не привели. И, видно, так уже и будет.

Чтоб подбодрить саму себя и довести до конца задуманное



И еще небольшая цитата из "Ученика убийцы"

"Я смотрел на испещренное шрамами лицо, бумажную кожу рук и ощущал на себе пристальный взгляд его сияющих зеленых глаз. Я пытался сказать что-нибудь, но слова не шли с языка. Слова Чейда располагали к разговору, но его вид все еще пугал меня.

– Мальчик, – сказал он, и мягкость в его голосе заставила меня посмотреть ему в глаза, – я могу учить тебя, даже если ты возненавидишь меня или будешь презирать эти уроки. Я могу учить тебя, если тебе быстро все надоедает или если ты ленив или глуп. Но я не смогу учить тебя, если ты будешь бояться разговаривать со мной. По крайней мере так, как я хотел бы учить тебя. Я не смогу учить тебя, если ты решишь, что этого тебе лучше не знать. Но ты должен сказать мне, что думаешь. Ты научился так хорошо оберегать свои мысли, что почти боишься сам узнать их. Но попытайся произнести их вслух, сейчас, мне. Ты не будешь наказан.

– Мне это не очень нравится, – внезапно выпалил я, – убивать людей.

– А-а…

Он ненадолго умолк, потом заговорил снова:

– Мне тоже не нравилось, когда я пришел к этому. И по-прежнему не нравится. – Он глубоко вздохнул. – Когда настанет время, тебе придется каждый раз решать заново. Первый раз будет самым трудным. Но сейчас знай, что решение тебе придется принимать не скоро, через много лет, а до этого надо многому научиться. – Он помолчал. – Вот так, мальчик. И ты должен помнить об этом всегда, не только сейчас. Учиться никогда не плохо, даже учиться убивать. Не плохо и не хорошо. Убийство – просто предмет для изучения, наука, которую я могу преподать тебе. Вот и все. А теперь, как ты думаешь, ты можешь научиться делать это, а позже решить, хочешь ли этим заниматься?

Задать такой вопрос мальчишке! Даже тогда что-то во мне ощетинилось и недоверчиво принюхалось к предложению, но я был только ребенком и не мог придумать, что возразить. А любопытство терзало меня.

– Я могу учиться этому."

10 июля 16.. года

Не день, а вавилонское столпотворение. Не могу вспомнить нужную латинскую цитату. По такой жаре и после стольких потрясений латынь совершенно не идет на ум.
Утром я опрокинул в суп из раков солонку. Пришлось все выкидывать. Даже соседская собака есть не стала. Зря. Я эту тварь, которая вечно воет по ночам, давно хочу придушить. У меня, как и у моего господина, очень чуткий сон. Мы от этих жутких звуков просыпаемся и долго не можем уснуть снова. Мне в моем возрасте не полезно прерывать глубокий сон.
Снова сходил в лавку, выбрал десять раков покрупнее. Марнских не было, пришлось брать что есть. Хозяйка заупрямилась и цену ни скинула. Почему я не могу торговаться с ней? Со всеми остальными получается, Мушкетон уверяет, что я торгуюсь как дьявол и могу скинуть цену чуть не вдвое. Это правда. Часто у меня получается. Только не с этой торговкой. Почему я не взял вчера сразу три десятка? Те, что были в супе, который я погубил, выглядели прилично. Сегодняшние не в пример мельче. И по той же цене.
Господин встал поздно. Жаловался на головную боль. Попросил приготовить ему ванну с морской солью и розмариновую воду. читать дальше
Я обнаружил, что в доме есть всего ведро воды. Пришлось бежать и искать самому водоношу. У насоса страшная очередь, к тому же вода течет гнилая и вонючая. Водоноша запросил втрое дороже обычного. Заплатил.
Плеснул себе на ногу кипятком. Теперь нога распухла и ноет. Хожу с трудом. Но это еще не все неприятности.
У господина порвался его любимый воротник. Отдал в починку, заплатил деньги. Отойдя от лавки шагов на сто, обнаружил, что у меня срезали кошелек. Хорошо, что позарились на тот, что выглядит богаче с виду. На самом деле там была одна мелочь.
Днем явился чей-то слуга без ливреи, принес записку. Я не стал будить господина сразу. Нужно было готовить обед и прибираться.
Господин второй раз поднялся около пяти вечера, когда к нам зашел господин Атос. И тут было не до записки. Господин терпеть не может, когда им с господином Атосом мешают разговаривать. Они проговорили часа два, после чего господин Атос ушел.
Я забыл совсем про эту записку. Она у меня сама из кармана вывалилась. Господин поднял ее, посмотрел на печать – и аж в лице переменился.
Вот тут я дождался того, чего давно опасался. Он дал мне пощечину. Да какую! У меня до сих пор щека горит и звенит в ушах. Ничего не сказал. Но я еще никогда не видел, чтобы у него так гневно сверкали глаза. Оттолкнул меня, ушел в спальню. Переоделся сам. У него, похоже, мигом прошла вся головная боль.
Сказал ждать его через три часа. И чтобы все было в порядке. И еда была.
Я одного не пойму: зачем он в такой жаркий вечер вырядился в длинный плащ и широкополую шляпу? Какой в этом смысл?
Прошло два часа.
Только бы второй раз за день не опрокинуть куда-то соль. Я сам этого не вынесу.

11 июля 16.. года

Мой личный капитал увеличился разом на сто пистолей. Пятьдесят дала наша благодетельница, пятьдесят – господин Арамис.
Господин Арамис сияет как начищенный золотой. Кроток как ангел. Попросил у меня прощения за вчерашнюю несдержанность.
Сегодня у меня голова болит. Тоже нужно растереть виски розмарином. Если не поможет, применю ароматический уксус. Я понемногу у господина из бутылочки отливал, и теперь у меня есть свой запас.
Господин Арамис и благодетельница приехали вчера ближе к полуночи. Благодетельница была сначала как будто чем-то взволнованна. Господин ее успокаивал, и через некоторое время они даже начали весело смеяться над своими приключениями. Я мало что понял, поскольку не подслушивал. Но из того, что слышал, уяснил, что приключение было. Вроде как господина моего приняли за другого дворянина, появление которого нежелательно в Париже, и хотели арестовать. Но господин сделал так, что его тут же, на месте опознали, и при этом не обратили внимание на даму. Нашей даме внимание слуг кардинала вовсе ни к чему. Она приехала на несколько дней, инкогнито, как всегда.
Я им прислуживал за ужином. Они все больше молчали и смотрели друг на друга. Ну, еще руки пожимали. Господин Арамис переместился так, чтобы сидеть с госпожой де Шеврез на одной половине стола.
Герцогиня сказала мне, что я хорошо выгляжу. Изволила шутить постоянно. И даже поцеловала меня в лоб. Господин сказал, что будет ревновать. Тогда она и его поцеловала. Сначала в лоб, как меня. Затем – в глаза. А уж дальше я смотреть не стал и ушел. Только когда вернулся забрать остатки тарелок, то увидел, что в столовой никого нет.
На эту ночь вовсе из дома уйду, чтобы ничего не слышать. Думаю, что эта ночь будет точь- в- точь как прошлая.
Они и за завтраком смотрели друг на друга такими глазами, что я просто неудобно себя чувствую.
Господин послал меня к господину де Тревилю. Ему нужно было в караул заступать, а он сказался нездоровым.
Он и вправду нездоров. Еще бы. После такого-то…
А она – как майская роза. И опять по дому в одном тонком пеньюаре ходит. Стыд какой. Так бы и смотрел не отрываясь!






13 июля 16.. года

Господин подменил господина Атоса. На два караула подряд.
Ему полезно. Он точно с ума сошел. Подарил мне целый кошелек и свой перстень.
Мне стыдно в этом признаваться, но я взял. Счастливые люди глупеют на глазах. Если бы я не взял подарок господина, то очень обидел бы его. Деньги оставлю себе, а перстень осторожно верну на место. Все равно мне такие вещи носить не положено. Там один камень около семисот пистолей стоить может, да еще золота сколько. Мне этот перстень разве что на мизинец влезет.
Нет, и на мизинец не налезает. У господина Арамиса пальцы совсем тонкие.
Прячусь у себя. А вдруг этой сумасбродной придет в голову, что неплохо бы совратить и меня? Я уж ей и так завтрак в постель подал, как велел сделать господин, когда уходил к г-ну де Тревилю. Все как положено. Если господин Арамис думает, что я дамам подносы с едой в постель не носил, то он ошибается. Может, таким высокородным и не носил.
Но тут был грех. Она спала. Или притворялась, что спит. Я кашлянул несколько раз, чтобы она проснулась. Лучше бы просто поднос поставил на столик. Проснулась бы – поела.
А тут она потянулась, открыла глаза и смотрит на меня. И ямочки у нее на щеках почти как у деревенской девушки. Румяная такая. Глаза большущие, голубого цвета. Ресницы как шелк. Зубки ровные. Голос такой… хрипловатый немного. Поблагодарила, и тут же руку за кусочком курицы протянула. Попросила вина ей налить. Мне велено ее слушаться. Я уж и так в потолок смотрю и молитву шепчу. Она смеется. «Я тебе нравлюсь, Базен? Скажи честно – я красивая?».
Ну что делать человеку вроде меня, когда о таком спрашивают? Она еще и привстала. Волосы распущены. Роскошные у нее волосы. Лучше, чем у ее величества. А плечи какие. Просто мрамор. И все, что ниже, тоже хорошо. Главное, она сидит голая по пояс и даже не стесняется. Наоборот, поправила волосы так, чтобы я ее грудь получше рассмотрел.
Грех мой, тяжкий грех! Я что, не человек?
Конечно, я уставился на нее.
«Красивая, - говорю. – Очень красивая!».
Она зевнула и попросила приготовить ей ванну.
Ну, я приготовил.
Помогать кому? Воду там лить, полотенце подать. Тапочки опять же, чтобы ногами на пол не ступала.
Ступни ног у нее маленькие и пухлые. Прожилочки чуть просвечивают. Кожа просто шелковая. Страх сказать, какая у нее кожа.
Я уж старался как мог. Она похвалила. Сказала, что я справился лучше, чем ее камеристка.
Вот. Теперь она переоделась в мужское платье и ушла куда-то. Велела господину ничего не говорить. Я лужи с пола чуть не два часа подтирал. Оказывается, столько воды напрасно на пол вылилось. Откуда бы? Я же аккуратно.
Ох, и красивая она… А в мужском платье словно мальчик молоденький. Миловидный такой паж. В пажа и переоделась. Росточком она немного поменьше господина. Обещала через два часа вернуться.
Я боюсь из дома выйти, вдруг вернется? Но как вернется, сразу же пойду в Собор Богоматери. Нужно заказать десяток месс. И исповедоваться. Конечно, имени не назову. Просто скажу, что любовался на нагую обольстительницу и имел плотское вожделение.
Пожалуй, схожу еще к мадам Жаснейри. Она давно приглашает. А я не железный, между прочим. У меня тоже сердце есть. И я мужчина в возрасте, но еще мужчина.




14 июля 16.. года

Пришел Гримо. С синяками. Долго вздыхал. Сказал, что господин Атос вчера опять был пьян зверски. Гримо принес ему не то вино, которое хотел господин Атос.
Гримо – слуга из хорошего дома. Он даже при мне не позволяет осуждать своего господина. На то он и господин.
Гримо и сам похмельный. Как они с господином Атосом друг друга не поубивали? Гримо говорит, что уже на следующей неделе господину Атосу станет лучше.
Когда господин Атос трезвый, ему цены нет.
Но я своего бедного господина не брошу ни за что на свете. Хотя сегодня с утра мадам Жаснейри предложила бросить службу и жениться на ней. Немедленно. Мы очень мило провели время. Только не буду я говорить ей, что всю ночь думал о мадам де Шеврез и ее прелестях. У мадам Жаснейри они куда более зрелые, хотя не менее впечатляют.
Господин думает, как бы избежать ночного караула.
Почему именно ночного? Они с герцогиней перепутали все часы. Они и днем как голубки милуются. Вот сейчас я не могу в столовую зайти, чтобы забрать посуду. Спальни им мало!
Эта прелестница совсем свела господина с ума. Он ей пальчики на ногах целует и сочиняет сонеты. А ей нравится. Она называет его «милым» и «дорогим».
Мне одно не дает покоя: зачем она попросила его пойти в караул не ночью, а днем. Завтра днем. И идти по случаю жаркой погоды не в форме, а просто в камзоле? В том, что она ему в подарок привезла?
Он, конечно, уже согласился. Он на все ее просьбы согласен заранее.
Мне его жаль. Сейчас он вне себя от счастья, весь светится и целует ей пальчики. Но что будет, когда она уедет? А я же вижу, что у нее на уме что-то есть. Я в нее не влюблен. Я всегда ожидаю от женщин подвоха. Когда женщина изображает без памяти влюбленную, она всего лишь желает что-то от вас получить. Женщинам доверять никогда нельзя. Женщина создана на погибель миром.
Что госпожа де Шеврез желает получить от моего бедного господина, когда он действительно беден? То, что он может ей дать, она и так получает.
Пытаюсь думать. Если надумаю, попробую защитить господина Арамиса. Это вполне в моих силах.

17 июля 16.. года

Пишу потому, что все плохо. Все просто отвратительно.
Пришел Планше. Позвал господина Арамиса в «Сосновую шишку» по просьбе своего господина. Господин Арамис поцеловал госпожу герцогиню и убежал. Сказал, что скоро вернется.
Госпожа герцогиня затем сказала, что ждет гостя. Или гостью. Я не препятствовал ей.
С гостем она разговаривала, не выходя из дома. Через окно в столовой. Гость к нам даже не заходил. После чего герцогиня быстро переоделась в мужское платье, подхватила свой сундучок и была такова. Со мной она едва попрощалась. Ни записки, ни словесного пояснения. Я пребывал в недоумении.
Затем появился Планше. Он сказал, что арестовали господина Атоса.
Вместо господина д`Артаньяна.
Час назад, уже за полночь, вернулся господин.
Мой бедный господин.
Он сидит в столовой, смотрит на бокал, из которого пила ОНА, и лицо у него…
Я не знаю, что делать.
Бедный, бедный господин Арамис. По-моему, стоит напоить его. В целях безопасности. Иначе он наложит на себя руки.
Вот что. Нужно внушить ему надежду на то, что она ему напишет.




19 июля 16.. года

Никаких новостей. Некоторым утешением могу считать то, что господин не собирается сводить счеты с жизнью. Он даже сегодня пошел в караул.
Я размышляю над тем, может ли женщина иметь такое влияние на меня. Прихожу к выводу, что у меня всегда рассудок на порядок выше сердечных слабостей. Это спасает меня от разочарований. Правда, однажды, очень давно, я был влюблен. Как мне кажется, это действительно была любовь. Но я уже не помню подробностей.
Попытался поговорить с господином. К моему удивлению, он меня выслушал. Боюсь, что говорил я несколько сумбурно, потому что испытывал необычайное для меня возбуждение чувств. Стараюсь избегать таких бурных разговоров, потому что они очень болезненны для меня. Я человек тихий и спокойный.
Вряд ли господин послушается моих советов. Он, в отличие от меня, излишне эмоционален. Он и сейчас только поблагодарил меня за добрые слова и желание утешить его в горе. Он все равно сделает по-своему. Успокаиваю себя тем, что отрицательный результат - тоже результат. Мушкетон любит повторять, что когда-нибудь количество переходит в качество. Чем больше я буду говорить господину, что житье в монастыре надежно спасает от всех мирских потрясений, тем выше вероятность, что господин примет духовный сан.
Но господин все-таки пошел в караул.
Я только сейчас понял, что служу настоящему мужчине. До сегодняшнего дня я полагал, что моя главная задача – опекать господина Арамиса. Он никак не проявлял свой характер. Я не мог понять, что он делает в мушкетерском полку. Так же, как не понимаю, что там делает господин Атос, которому самое место в министрах.
Я не отрицаю, что мне присуща разумная осторожность. Это не трусость, это всего лишь желание избежать опасности. Господин Арамис этим качеством совсем не обладает. Наоборот, он постоянно рвется в бой и находит поводы для ссор. Мне страшно представить, сколько душ он погубил за то время, что держит в руках шпагу.
Но речь не об этом. Настоящее мужество не противоречит осторожности и не имеет ничего общего с ростом и телосложением.
Попытаюсь выразить свою мысль более ясно. Настоящий мужчина, в отличие от женщины, никогда не покажет свой страх посторонним. Господин Арамис может влепить пощечину мне, открыть душу перед господином Атосом. Он может три часа сидеть неподвижно или швырять свои вещи куда попало в припадке ярости. Это вижу только я или никто не видит.
На караул он ушел бледный, но спокойный. Я уверен, что он никому ничего не скажет. Даже господину Атосу.

25 июля 16.. года

Ужас.
До чего мы дожили. У нас был обыск. Я сказал об этом только господину. Впрочем, господин и сам все видел. На счастье, когда пришли трое господ в черном, господина Арамиса дома не было.
Я же хвалю себя за предусмотрительность. Я сам, лично, собрал все улики. Я перерыл все шкатулки господина Арамиса. К счастью, их не так много. Я убрал с глаз долой его самую ценную шкатулку. Убрал книги, которые ему подарила наша благодетельница. Все сгреб в дорожный чемодан и попросил мадам Жаснейри немного присмотреть за этим. Я заранее продумал, что говорить судейским. Потому встретил их почти спокойно. Я удивляюсь сам себе. Да, я не стал отрицать, что у нас жила женщина. Кто она – я не знаю, господин Арамис представил мне ее как дальнюю родственницу.
Я решил, что буду врать и под присягой, если это поможет господину. Но пока присяги с меня никто не требовал.
Сейчас господин взял отпуск. Г-н де Тревиль дал ему пять дней. Для всех говорю, что господин Арамис уехал в Руан по семейным делам. Куда он в действительности поехал, не знаю. Полагаю, что не в Тур. В Тур его не пустит хотя бы оскорбленная гордость. Он решил, что его возлюбленная его бросила ради другого мужчины. Я же уверен, что во всей этой истории если и есть любовь, то чужая.
Господину я сказал правду. Про отсутствие мадам де Шеврез в то время, что он сам не был дома. Про то, что она уходила в мужском платье. Про то, что в карете, в которой она уехала от нас, я разглядел мужской силуэт. Про форму ничего не сказал. Достаточно и того, что господин сам не свой. Мушкетерский плащ на следующий же день принес слуга без ливреи.
Все это плохо закончится. Если это не любовь, то политика. От политики в наше время лучше держаться подальше. Иначе окажешься или в тюрьме, или на эшафоте.
Планше говорит, что их квартирного хозяина, отставного галантерейщика, сутки продержали в Бастилии.







27 июля 16.. года

Я не люблю давать пустые обещания. Я лучше вовсе ничего обещать не буду.
Господин Портос попросил меня одолжить ему двадцать пистолей. Я не хочу давать ему денег в долг. Даже под проценты. Потому что не увижу ни своих денег, ни процентов. Господин Портос обладает многими добродетелями, но обязательность в их число не входит.
Вот. Пусть господин Портос просит денег у Мушкетона. Мушкетон вдвое, если не втрое богаче, чем я.
Сегодня решил отдохнуть. Господин Арамис еще не вернулся. Стало быть, не нужно и прибираться. Того порядка, что мы с господином Арамисом навели после обыска, вполне достаточно. Господин Арамис, как я уже не раз замечал, требователен к своему внешнему виду, но не придирается к порядку в комнатах.
У мадам Жаснейри заплаканные глаза. Когда она отдавала мне шкатулку, то всхлипывала. Я не могу спросить прямо, что произошло.
Да, я слишком робок в отношениях с женщинами.
Я боюсь их.
Думаю, что это разумная осторожность.
Нашел хороший способ, как выгнать от нас Мушкетона, если он засиделся. Все очень просто. Я начинаю заниматься делами и изображаю, что мне очень нужно тщательно все сделать. Некоторое время Мушкетон пытается меня отвлекать, но я проявляю характер и не отвлекаюсь. Тогда он скучнеет и уходит. А я достаю бутылочку вина, бисквиты и с удовольствием начинаю отдыхать.
Хотя я люблю рассказы Мушкетона. Он так интересно рассказывает про висельников, про старые кладбища, про то, как его папаша отправлял на тот свет гугенотов. Это мрачновато, но вполне мне по вкусу.
Планше все больше рассказывает про свою Пикардию. Еще я заметил, что он страшный лакомка. Они с Мушкетоном на днях купили вскладчину изюму, и съели весь кулек еще прежде, чем мы дошли от площади Сен-Сюльпис до дома господина Портоса. Какая неразумная трата хорошего продукта!

30 июля 16.. года

Разразилась страшная гроза. Я молился, чтобы молния не ударила в наш дом и не было пожара.
Приехал господин Арамис. Как раз в самый ливень. Одежда у него до сих пор не просохла, хотя я старался. Даже растопил камин.
Господин все еще спит. Или просто лежит с закрытыми глазами. Он очень изменился за то время, что я его не видел. Не могу найти слов, чтобы описать эти изменения, но они очевидны.
Пока его не было, я анализировал свои мысли по поводу его отношения к мадам де Шеврез. Если знаешь причину болезни, можно вылечиться. Так вот, я сравнил, что было, когда я поступал к господину Арамису на службу, и что я вижу сейчас. Увы, мой бедный господин действительно глубоко любит эту вертихвостку. Что-то подсказывает мне, что это надолго. Может быть, до конца жизни.
Женские чувства я анализировать не могу по причине того, что я не женщина. Слава Пресвятой Деве, что я не женщина! Я бы и дня не прожил, если бы был женщиной!


1 августа 16.. года

Выхожу из нашего с Мушкетоном дела. Я оценил свой доход в последние три месяца и пришел к выводу, что мой капитал можно разместить в более выгодном месте. К тому же нехорошо иметь дела только с одним компаньоном.
Буду подыскивать более удачливого компаньона. Мушкетон может быть нечист на руку и несправедливо распределяет доходы. Действует он, но советы даю я. Советы, по моему мнению, стоят дороже, чем умение что-то делать. Плохой совет приведет к краху. Хороший совет способен спаси дела.
Потому я высоко ценю господина Атоса, который никогда никому никаких советов не дает. Это очень мудро и предусмотрительно.
Пока я отдам свой капитал в надежное место. Затем просчитаю, кому бы его доверить так, чтобы он приносил хороший доход. Ведь у господина Арамиса то есть деньги, то их нет.
Нынешняя ситуация меня заботит еще и потому, что мы находимся в непонятном положении. Если благодетельница действительно бросила господина Арамиса, то придется освобождать квартиру и искать новое место жительства. Я уже успел изучить характер господина Арамиса и знаю, что он никогда не примет никаких милостей от женщины, к которой равнодушен. Он очень горд и знает себе цену. Если он решится на разрыв, то это будет раз, навсегда и окончательно. Несмотря на то обстоятельство, о котором я уже упоминал.
Увы, он ее действительно любит. Это крайне неприятно. С этим придется считаться.
Я совсем забыл про существование второй дамы. Может быть, это и напрасно. Нужно искать новый источник поступления денег. Возможно, она снимет нам новое жилье.



3 августа 16.. года

Ищу вторую прелестницу. Навожу справки у знакомых лакеев. Их у меня не так много. Но утешаю себя тем, что и знатных красавиц тоже немного. Если дама живет в Париже, то у нее наверняка есть служанки, у служанок есть другие знакомые служанки. Беда только в том, что я не умею разговаривать с женщинами. Я не раз думал, почему я испытываю робость по отношению к женщинам. Видимо, я их не понимаю. Они иначе устроены. С женщинами поди разберись. Иногда даже в пятилетней девице, которая еще и к причастию не допущена, можно разглядеть будущую стерву. По тому, как она обращается со своей нянькой, капризами и слезами добивается уступок от старших. Это ужасно.
Может быть, я еще и потому боюсь женщин, что ненавижу зависимость. Быть влюбленным и ухаживать – это столько душевных сил отнимает. А сколько денег пропадает зря.
Иногда общение с женщинами приятно. Я порой жалею, что отец не настоял на том, чтобы я женился. Таких мужчин, как я, можно вести сразу к алтарю, и не настаивать на том, чтобы я влюблялся и ухаживал. Все эти куртуазные ухищрения пугают меня. Хотя я ценю хорошо написанные стихи и тонкие отношения. Все же общество знатных господ, в кругу которых я вращаюсь вот уже пятнадцать лет, многому меня научило.
У меня был хороший наставник, старший лакей господина герцога де Ла Тремуйя. Я ушел оттуда потому, что дом Ла Темуйей – настоящий рассадник ереси. Там все гугеноты. Меня сторонились, я терпел притеснения за свою приверженность истинной вере.
Теперь, чтобы смыть с себя остатки ереси, я должен непременно получить благодать. Каким путем легче всего добиться благодати человеку незнатному вроде меня? Только путем личного покаяния, смирения и служения священнослужителю.
Нет, я решительно буду настаивать, чтобы господин принял сан. Момент самый подходящий.

5 августа 16… года

Господин ходил к мессе! Господин исповедовался и причастился! Сделал он это после моего строжайшего внушения!
Ну, теперь дело пойдет! По этому поводу я даже открою нынче вечером бутылочку шамбертена и пропущу пару стаканчиков. Может, и не пару.
Нужно заказать себе новое платье, которое будет прилично для слуги священника.

12 августа 16.. года

Господин Атос был у нас в гостях и хвалил мою стряпню.
Я осмелился задать ему несколько вопросов. Все же не каждый парижанин сумел побывать в тюрьме и выйти оттуда. Господин Атос пожал плечами и сказал, что ничего особенно я в тюрьме не увижу. Поэтому не стоит даже стремиться попадать туда. Там плохо кормят, дурно обращаются с заключенными.
Почему господин Атос решил, что я могу стремиться попасть в тюрьму? Или он о чем-то хотел меня предупредить? Теряюсь в догадках.
Лакомлюсь остатками седла барашка. Не пропадать же скоромной пище в постный день. Я отмолю этот грех, когда мой господин станет священником.
Вчера вечером он сидел над переводом латинского текста. Очень старался. Сказал, что ему поручили написать комментарий к восемнадцатой главе Блаженного Августина. За две недели он должен справиться с заданием, тогда его допустят к испытаниям, неизбежным для принятия духовного сана.
Благодетельница наша исчезла, и я не могу навести никаких справок о ней. Господин полагает, что ей удалось ускользнуть от слуг кардинала и она благополучно вернулась в Тур. Тогда почему она до сих пор не может написать моему бедному господину?

14 августа 16.. года

Завел новое знакомство. Расторопный, услужливый лакей, который покупает зелень в той же лавке, что и я. Мы примерно одного возраста. Лакей служит у польского посланника. Он поляк. Настоящий. Как и его господин.
Мы вчера посидели за бутылочкой вина. Он много рассказывал про жизни в своей стране. Дворяне у них очень воинственны и постоянно с кем-то имеют стычки. Дуэли не так распространены, как у нас, для Владека наши поединки в новинку.
А еще Владек рассказывал о диких порядках в Московии, которая граничит с его страной. Он говорит, что там лакеев держат как рабов. Хотя там живут христиане, они обращаются с католиками как мусульмане. Католики там терпят всяческие бедствия. Их заковывают в кандалы и отдают на растерзание медведям. Медведей там много. Они ужасны.
Московиты продают своих слуг и вилланов словно скот.
Вот ужас какой!
Еще Владек рассказал мне о варварском обычае мыться в специальном помещении с помощью большого количества воды. Говорят, в столице Московии воды предостаточно. Владек уверяет, что столица Московии больше Парижа в три раза. Ну, вот это он врет. Еще он говорит, что когда-то в Московии жил такой правитель, которому даже персидский шах посылал богатые дары. Например, слона. И слона этого так напоили местными винами, что он умер.
Одно слово – варвары. Нужно убедить господина, что ему не нужно вступать в общество миссионеров. А то как прикажут ему ехать и проповедовать к московитским лже-христианам!
Я не хочу попасть в яму к медведю! Я не хочу, чтобы меня сварили заживо в ужасном месте, которое называется «баня»! Не уверен, что правильно запомнил слово. Даже Владек говорит по-французски плохо. Представляю, на что похож московитский язык!
Их правитель называется – тсар! Язык сломаешь!
Будь у меня слон, я бы ни за что его не подарил тсару.








18 августа 16.. года

Сломал зуб. Ходил к цирюльнику на Новый мост, хорошо ему заплатил.
Зуба нет. Хорошо, что не на видном месте. Щека распухла. Прикладываю платок, что дали мне монахини и держу на больной щеке дольку чеснока.
К мессе не пойду, поскольку испытываю озноб.
К нам привезли новый стол. Старый сломали эти негодяи, которые делали у нас обыск. Это первый предмет мебели, который мы с господином при случае увезем с собой. Стол не обеденный, а тот, что стоит у господина в спальне. С десятком выдвижных ящичков. Маленький и удобный. Я настаивал на хорошем дереве, господин выбрал каштан. Сказал, что каштан ему по карману, а цветом ничем не отличается от дуба.
Что у меня болит, когда болеть уже нечему?!

21 августа 16.. года

Приходил Планше. В последнее время мы редко общаемся. Я почти все время дома. Господин ничего не приказывал, но я же понимаю: если наша благодетельница все же напишет, то я должен сам принять письмо. Никому не доверяя.
Господин ходит только в караулы и на научные диспуты. Даже не к мадам де Лож, где собираются ученые, а к каким-то богословам, имен которых я не знаю. Уверен, что он занимается именно богословием, а не походами к дамам. Я прибираю его камзолы и каждый раз тщательно их обнюхиваю. Ничего похожего на запах женских духов.
Сегодня холодно и дождливо. Но мне нужно идти в лавку. Господин Арамис заказал три десятка перьев и приказал, чтобы я непременно добыл голландских. Не понимаю, чем голландские лучше французских, но раз господин Арамис приказал, то я пойду.
Он еще бумаги велел купить.
Его не интересует, что у нас на все про все осталось семь пистолей. Сколько нам жить на эту сумму?
Пока он спит, я еще проверю его кошелек.

28 августа 16.. года

Мне повезло. Я узнал, как зовут ту, вторую. Мадлена де Марбуа. Она приближенная ее высочества герцогини де Конде. Муж ее из провансальских дворян. Ему лет шестьдесят, телосложением он куда крепче, чем я.
Ну, у маркизы де Марбуа деньги точно водятся. А и не водится, так какая тридцатилетняя красавица не раскроет свой кошелек для молоденького красивого любовника, раз уж он есть?
Нынче же вечером я постараюсь встретить ее на мессе и поговорить с ней.
Господин собирается принять обет безбрачия, а это несколько иное, чем обет целомудрия. Если я с этого поимею выгоду, никакого греха в моем поступке нет. Потерю одной дамы всегда возместит другая.
Я бы мог устроить так, чтобы господин сам пошел к мессе и встретился с ней, но тогда мне никакой выгоды в моем добром поступке не будет.







30 августа 16.. года

Дело сделано!
Все оказалось проще, чем я думал.
Я встретил ее на мессе. Сначала присмотрелся внимательно. Да, она. Вся такая бледная и благочестивая. Щедро раздавала милостыню до того, как вошла в церковь. Заметил, что ее здесь знают и уважают. Поговорил с двумя нищими. Оба сказали, что бывает часто, дает много и просит молиться за погибшую душу. Господин де Марбуа ее сопровождает редко. Он из дворян принца Конде. Словом, она – сущий ангел, он – совершенная образина.
Если женщина решила изменять такому человеку, ее не остановит никакое благочестие. Знаю по опыту: чем больше молится, тем больше хочет нагрешить снова.
У нее свое место в церкви. Тоже показательно.
Интересно наблюдать за женщиной во время молитвы. Особенно за той, у которой на душе точно есть грех. Глаза прикрыты, губы шевелятся. Сплошное благочестие. Я тоже так умею. Это производит определенное впечатление.
Красавица наша молилась именно так.
Правильно делаю, что не доверяю женщинам.
Поначалу, как я подошел, она меня не узнала. Конечно. Зачем знатной даме обращать внимание на слугу? Я человек не гордый, я напомнил. Кто я, откуда, кому служу. Испытывал при этом странное чувство собственного превосходства. Это нехорошо, но очень приятно.
Как она побледнела! Как она веером стала обмахиваться!
Боюсь, что я все свое красноречие на месяц вперед истратил. Может быть, и на два. Когда много говоришь, почему-то в горле все пересыхает.
Рассказал я ей все, что хотел. Про то, что мы в совершенной нужде. Что господин сохнет. Что та, другая, его предательски бросила. Вот после этой новости красавица едва не лишилась чувств.
Так и сейчас слышу, как эта самая знатная дама, жена маркиза, сама виконтесса по рождению, говорит мне нежным, нежным голоском: «Ах, милый Базен, да что вы такое говорите!». И берет своей белой ручкой меня за руку. Мне что? Я слуга из приличного дома, я рад стараться.
Поговорили. Она меня в карету посадила, отвезла к себе домой. Правильно. Хорошая новость требует немедленного вознаграждения. Еще ничего не ясно, а деньги у меня уже есть.
Пойду готовить ужин. Господин дома, никуда сегодня не выходил. Сидит грустный. Переводит.
Ничего, подождет его перевод. К десяти часам маркиза явится. И уж дальше не моего ума дело. Я ей обещал, что господина дома удержу, а остальное от нее зависит.

2 сентября 16.. года

У меня страшно болит поясница. Где-то застудил. Пришлось достать теплый платок и ходить в нем. Хорошо, что я имею привычку хранить полезные вещи годами. Вот и пригодился. Двадцать лет лежал без дела.
Неужели это уже старость? Хочу надеяться, что нет. Я еще вполне прилично выгляжу для своего возраста.
Вчера господин оставил на столе свою черную шкатулку. И ключик.
Я не удержался и посмотрел бумаги. Я же никому не скажу, что смотрел их. Положил все как было. Я человек аккуратный, потому господин вряд ли что заметит.
Теперь я знаю про него все, что нужно знать доверенному слуге про своего господина. А то – какое-то странное имя. Правда, у господина Атоса оно еще более странное. Придумывают господа себе какие-то клички. Странно. Ну, вот Мушкетона тоже не Мушкетоном зовут. И ничего. Поразмышляю на досуге, что заставляет человека в здравом уме и трезвой памяти отказываться от собственного имени, данного при крещении.
Шевалье Рене д`Эрбле, значит. И через неделю шевалье исполнится двадцать два года. Я думал, что все же чуть больше. Он мне почти в сыновья годится. Да. Если бы я в молодости имел глупость не послушаться отца, то…
Я имею полное право воспитывать своего господина и говорить ему все, что посчитаю нужным. Так будет лучше. Молодой человек нуждается в мудром руководстве. Есть, конечно, господин Атос, но его влияния недостаточно.

4 сентября 16.. года

Сытая, спокойная и размеренная жизнь. Все бы было неплохо, но меня опять терзают смутные сомнения в том, что это надолго. Каждый раз, когда я расслабляюсь и начинаю получать почти полное удовольствие от своего существования, происходит какое-то событие, которое все меняет. Разумеется, в худшую сторону.
Подозреваю, что это неспроста. В Библии написано: «Всегда бодрствуйте». Есть также притча о девах неразумных, которые не припасли масла для своих светильников. Хорошая притча. У меня всегда есть запасные свечи. Никакие мыши до них не доберутся.
Вот. Вот она, мысль, которая не дает мне покоя второй день. У нас появились мыши. Нужно взять у мадам Жаснейри кошку. На несколько дней. Тогда мыши уйдут.
Нужно узнать, как господин относится к кошкам. Я к ним отношусь хорошо. Может быть, если господин любит кошек, мы заведем свою. Это всегда полезно для дома.
Забыл отметить для себя, что мой благой порыв пошел на пользу нашему благополучию, но мало помог господину Арамису.
Маркиза у нас ночевала третьего дня и вчера тоже. Я так и думал, что у господина Арамиса не хватит сил ее выгнать. Я только опасался, что они будут вести умные разговоры и он сам начнет наставлять ее на путь истинный. Но маркиза оказалась женщиной решительной и практичной. Ровно то, что я в ней разглядел в церкви. Она желает, чтобы мой господин оставался ее любовником. Она его любит. Так что никуда она его не выпустит. А у него сердце разбито, он страдает. Пусть хоть бренное тело получит утешение.
А там, смотришь, и сердцу легче станет. Нельзя же так привязываться к одной женщине. Это в высшей степени неразумно.

На всякий случай даю ссылку на предыдущую часть morsten.diary.ru/p217836656.htm . Мне почему-то кажется, что кто-то мог ее пропустить, но, может, я и ошибаюсь...

Глава 15

Объявление

Три дня спустя я сидел в углу купе первого класса поезда, мчавшегося через Вейл-оф-Уайт-Хорс по пути в Истон Корт – имение леди Агнес Маркхэм, которое лежало к востоку от небольшой Котсуолдской деревушки Комб Истон.
В конце февраля хрустящий на морозе снег, подобно рассыпанной соли, еще лежал на пустых полях, и все еще покрывал черепичные и шиферные крыши отдаленных ферм и коттеджей. Тонкие струйки дыма, поднимавшиеся из их печных труб, были единственными признаками того, что эта уединенная местность населена людьми. Было холодно даже в нашем вагоне, окна запотели от нашего дыхания и по ним тонкими струйками стекала вода. Я кутался в свое пальто и от всего сердца желал, чтобы был более легкий способ вывести на чистую воду бессердечного шантажиста, нежели это путешествие через пол-Англии в такой холод.
Меня должен был утешать тот факт, что в этой поездке у меня был спутник, но если учесть повисшее между нами молчание , с тем же успехом я мог быть и совсем один. Майлс был не в духе с той минуты, как в среду с утренней почтой доставили приглашение от леди Агнес Маркхэм на охоту в ее поместье. Мне пришлось пустить в ход всю свою силу убеждения, чтобы в такой короткий срок уговорить его принять приглашение.
Ворча, он согласился сопровождать меня, хотя, возможно, это его решение каким-то образом было связано с фактом присутствия среди приглашенных некой миссис Каннинг, той самой леди, ради которой он на балу препоручил в мои руки мадам де Монт-Сен-Жан. С женщиной, которой удалось взять верх над Мадам , определенно стоило познакомиться; циничная сторона моей натуры предполагала, что тут явно замешано ее согласие одолжить кузену тысячу фунтов для откупа от шантажиста Фейрфакса.
Если у Майлса были свои причины для того, чтобы принять приглашение, то они были и у меня, и я решил оставить их при себе. У нас с леди Агнес были свои собственные планы, хотя совсем не те, о которых я думал. Как я и боялся, она сочла мое предложение очень забавным. И отказала мне на том основании, что никто не воспримет его серьезно, ибо она была вдовой уже более двадцати лет и отказывала гораздо более завидным женихам, чем я.
Однако, она оказалась отличной заговорщицей и предложила альтернативный вариант, который был не только более правдоподобным, но и гарантировал желание Риколетти меня шантажировать. Но помимо всего прочего это могло вывести его из себя, и я чувствовал себя обязанным вновь предостеречь ее о возможной опасности . На это леди Агнес вновь сказала, что выгода от подобного предприятия намного превышает риск и благодарила меня за то, что предоставил ей эту последнюю возможность быть полезной своему ближнему теперь, когда ее жизнь уже клонилась к закату.
Мне оставалось только надеяться, что она не пожалеет об этих словах. Те, над кем нависла угроза лишиться источника дохода, церемониться не будут, не говоря уже о том, что ища виновника этого, они могут поступать не слишком рационально.
Думая об этом, я сдержал свое обещание Ленгдейлу Пайку и представил ему подробности преступных деяний Риколетти, сказав, что все это должно быть опубликовано, если я не вернусь. Это привело разговор к теме предсказания моей смерти. Так как теперь это открыто обсуждалось в салонах самого разного толка, как он доверительно сообщил мне, и об этом было известно даже его редактору, изрядному болвану, сейчас он находился под давлением; от него требовалось ни в коем случае не печатать в своей колонке репортажа на эту тему. И его редактор открыто заявил ему, что если он этого не сделает, то тот найдет человека, который будет выполнять его требования.
У меня не было иного выхода кроме, как дать ему свое разрешение, при условии, что мое имя там упомянуто не будет. Если я переживу эту схватку, то у меня нет ни малейшего желания , чтобы этот вздор преследовал меня до конца моих дней. Пайк, было, заартачился, но я напомнил ему, что, если в будущий понедельник вдруг станет известно, что я утонул, отравлен или же умерщвлен неким другим способом при помощи воды в разных ее ипостасях, лишь только он и его газета будут обладать подлинными фактами о том, что действительно угрожало моей жизни. Но если этого не случится, ему, тем не менее, будет известна правда и ему не придется краснеть , напечатав лживые домыслы, основанные на измышлениях шарлатана.
Пайк согласился и, как и прежде, пожелал мне удачи. У меня было смутное впечатление, что он пожал мне руку, но его журналистские предпочтения были целиком на стороне моей гибели, и чем ужаснее она будет, тем лучше, так как это создавало предпосылки для более сенсационной истории. И хотя это свидетельствовало не в пользу человеческой натуры, но печальные для кого-то известия в то же время помогали продать гораздо больше газет, чем все радостные известия о свадьбах, найденных собаках и воссоединенных семьях, вместе взятые.
Но какова бы ни была развязка, преступным деяниям одного человека точно будет положен конец; я говорю о сыщике- владельце опиумного притона, который шантажировал Теодора Фейрфакса. Со вторника я был занят тем, что по указаниям, данным мне Майлсом, направился в «Золотой дракон», и после нескольких отвлеченных, бессвязных вопросов, у меня уже было имя владельца. До своего отъезда я не смог лично переговорить с Лестрейдом, а учитывая тонкость этого дела, мне не хотелось делиться этим с кем-то другим. По моему возвращению он все узнает, а если я не вернусь, то у моих стряпчих было письмо, которое они должны ему отправить в случае моей смерти.
Возможно, это были лишь пустые домыслы, но я решил ничего не пускать на самотек. Я даже написал свое завещание, оставив все Майкрофту, который, надеюсь, не станет подходить к моей заинтересованности раскрытием преступлений со своим обычным мещанством, бросив мой альбом с вырезками, мои книги и журналы в ближайший мусорный бак. Конечно, это было не лучшее настроение для начала исследования, но чем ближе мы подъезжали к конечной точке нашего путешествия, тем сильнее я не мог избавиться от какого-то дурного предчувствия. Смерть была неотступной спутницей этого дела с самого начала и то, что ею все и закончится, было более, чем вероятно.
Поэтому я был рад присутствию Майлса, несмотря на то, что он все время молчал. Мне видны были лишь его ноги, ибо верхняя часть его тела была скрыта за огромными листами «Таймс», которую он читал с самого нашего отъезда из Лондона. От нечего делать я уже по нескольку раз проглядел статьи, видневшиеся передо мной на передней странице. Наряду с историей о женщине, убитой своим мужем в Клэпеме, и известиями о сложной обстановке в Афганистане, там была коротенькая заметка, где подробно рассказывалось о том, как необыкновенно повезло миссис Фаринтош, которой некто, оставшийся неизвестным, вернул ее диадему из опалов, украденную на прошлой неделе из Королевской Академии. Это то, что было известно газетчикам; очевидно, ей удалось убедить Родни-Вэра найти средства, необходимые для того, чтобы выкупить ее драгоценности.
Однако, в том интервью, что она дала журналистам, миссис Фаринтош заявила, что возвращением диадемы в целости и сохранности она целиком обязана стараниям инспектора Лестрейда, чьи изыскания наверняка напугали похитителей и заставили их вернуть свою добычу, приобретенную столь нечестным путем. Леди была верна своему слову, помня о тех, кто оказал ей помощь, хотя я думаю, что некоторые сотрудники Скотланд Ярда, включая инспектора Грегсона, будут недовольны теми похвалами, которыми она осыпала Лестрейда.
Я все еще улыбался собственным мыслям, когда Майлс закончил чтение, сложил газету и взглянул на переднюю страницу. Его взгляд задержался на статье, что привлекла и мое внимание, и он презрительно фыркнул.
- Какая чушь, - сказал он, отбрасывая газету в сторону. – Этой даме явно известно об этом деле больше, чем она говорит.
- Почему ты так думаешь? – спросил я.
- Мой дорогой мальчик, никогда не стоит недооценивать природную хитрость, свойственную всему женскому полу. Тому, кто сказал бы, что никогда не встречал умной женщины, я бы ответил, что он встречал уже много таких женщин, но ему не хватило ума, чтобы понять это. Они ловко умеют скрывать этот факт; и поистине по части хитрости и коварства женщины намного превосходят нас. Можно пожалеть мужчину, женившегося на умной женщине и уверенного в том, что он глава семьи и хозяин в собственном доме. Я знавал мужчин с довольно средним интеллектом, которые женились на, казалось бы, совсем безобидных молодых женщинах, а уже год спустя видел их опустившимися до уровня слабоумных простаков, зависящих от прихотей своих жен даже в самых пустячных вопросах. Тебе стоит лишь пройти по Оксфорд-стрит, чтобы увидеть возрастающее с каждым днем число мужей-подкаблучников. Кажется, сейчас это входит в моду.
Я не мог сдержать улыбку. Майлс, увлеченный чтением одной из своих лекций о человеческих слабостях , мог выглядеть порой весьма забавно.
- Разве то, что ты говоришь, не цинично? – спросил я.
- Ни в коей мере. Это просто мое наблюдение. Вот почему я никогда не женюсь, потому что знаю, на что я способен. И тебе не следует, если только у тебя есть здравый смысл.
- Очень может быть, - сказал я. Интересно, что бы он сказал, если б узнал, что еще не прошло и трех дней с тех пор, как я сделал предложение руки и сердца?
Майлс покачал головой.
- Шерлок, они съедят тебя живьем. У тебя же просто шоры на глазах! Ты, как старая ломовая лошадь, которая видит только лежащую перед ней дорогу. Нужно лишь помахать у тебя перед носом морковкой, и ты послушно последуешь за ней. О, ты сейчас будешь спорить, не правда ли? Ну, я тебя предупредил. И не прибегай потом к твоему бедному кузену, когда поймешь, что твой брак отнюдь не счастливый, и ты обманут во всех своих ожиданиях, и не говори, что я был прав. У тебя совсем нет житейского опыта, вот почему ты готов поверить на слово этой миссис Фаринтош.
- Ты так и не объяснил, почему ты думаешь, что она лжет.
- Я этого и не думаю, - сказал он, доставая из портсигара сигарету. – Я это знаю. Вся эта история – довольно неумелая выдумка. Ты слышал когда-нибудь, чтобы вор вернул украденное из страха, что его арестует какой-нибудь толстозадый полицейский?
- У тебя хоть для кого-то найдется доброе слово? – сказал я, смеясь, ибо живо представил себе эту картину.
- Нет, и , главным образом, потому , что и обо мне ни у кого этого доброго слова не нашлось. Естественно, в число этих людей я включаю и твоего брата. – Кузен окинул меня быстрым взглядом. – Полагаю, он сказал тебе, почему мы с ним не очень близки ?
- Подробности он не уточнял. Предположил, что это из-за различия ваших характеров.
Майлс усмехнулся.
- О, да, мы были совсем разными. Он всегда был букой, как я его называл. Укрывался от всех в библиотеке или своей комнате, и сидел там с книгой. Я был общителен. Майкрофт – нет. Я пользовался популярностью, он – нет. Полагаю, его это задевало. Сознаешь ты это, Шерлок, или нет, но твой брат – один из самых амбициозных людей, какие только мне известны. И это вкупе с присущей ему безжалостностью. Говорят, что нет ничего крепче родственных уз, но Майкрофт никогда не допускал, чтобы это стояло у него на пути к заветной цели. А если хочешь конкретнее, он никогда не допустит, чтобы ты стоял у него на пути.
Я бы, конечно, с ним не согласился, если бы не вспомнил о разговоре, что происходил несколько недель назад, когда было завершено мое последнее дело, едва не ставшее для меня роковым. Майкрофт знал об опасности, пытался косвенным образом предостеречь меня, а потом предоставил мне самолично узнать, как в действительности было дело. Тогда он пытался объяснить это, утверждая, что я ни за что не отказался бы от этого дела, если бы он сказал мне всю правду о нем; теперь у меня уже были сомнения на сей счет. Если Майлс был прав, значит , то обвинение, которое я тогда бросил Майкрофту, было справедливым, он ничем бы не пожертвовал ради принципа. Включая меня.
- А, вижу, что ты понимаешь, - сказал Майлс , пристально глядя на меня. – Своего врага надо знать, Шерлок. Не дай его ленной медлительности обмануть себя. Это тонко разыгранный фарс, рассчитанный на то, чтобы усыпить бдительность и вызвать ложное чувство безопасности. Для него это всего лишь ширма, личина, скроенная по образцу римского императора Клавдия; одного из тех людей, от которых никто ничего особого не ждет, и, тем не менее, каким-то образом, неведомым для подавляющего большинства, эти люди взбираются на самый верх. И совершенно очевидно, что они шагают при этом по телам своих соперников.
Это было похоже на правду. Майкрофт, казалось бы, ничего особенного не делал, но к нему прислушивался премьер-министр и он обладал достаточным влиянием, чтобы убедить старших государственных деятелей доверить это дело, где была затронута семейная честь, его младшему брату. Майлс назвал его «серым кардиналом», и, исходя из того, о чем рассказал мне Майкрофт, это было очень точным определением его положения. И уж, конечно, никто не достиг бы таких высот, не приложив значительных усилий.
- Что произошло? – спросил я. – Между тобой и Майкрофтом?
Майлся слегка пожал плечами.
- Это было давно. Из университетской библиотеки пропала старинная, очень ценная книга. Майкрофт «обнаружил» ее в моей комнате. О, я уверен, что это он принес ее туда. Я же никогда ничего толком не изучал, так какого дьявола мне нужны эти книги? Он терпеть меня не мог, Шерлок. Но последней каплей было, когда ректор пригласил меня на обед, а его – нет. Понимаешь, предпочел приятную внешность умным мозгам.
Я пристально вглядывался в лицо кузена, пытаясь понять, искренне ли он говорит, и не обманулся в своих ожиданиях.
- Полагаю, что это можно считать предметом для гордости – быть первой его жертвой, хотя тогда я так не считал, - продолжал Майлс. – Он предъявил мне ультиматум: я покидаю колледж по собственному желанию или он объявит во всеуслышание, что я вор. – Кузен улыбнулся. – Я решил уехать. Несмотря на это, я вовсе не питаю ненависти к твоему брату. Если бы я остался там, чтобы завершить свое образование, то, несомненно, кончил бы свои дни, прозябая в какой-нибудь убогой конторе, так что я очень ему благодарен. Но простить я его не могу.
Его глаза теперь приобрели цвет гранита, яркие воспоминания придали жесткость его взгляду.
- Он убил моего отца. О, конечно, не самолично, ты же понимаешь. Он слишком труслив, чтобы нанести удар самому. У отца было слабое здоровье. И, услышав о том, что я бросил университет, он не мог этого вынести. У него отказало сердце. Он оставил мне свои долги и трех своих беспомощных отпрысков. И все-таки мы выжили. Видно, у меня есть к этому врожденный талант. – Майлс засмеялся. – Несомненно, Майкрофта это не обрадовало. Ничто не раздражает твоих недругов сильнее, чем тот факт, что ты процветаешь, несмотря на все их усилия добиться обратного.
Я не хотел в это верить, однако, в глубине души сказанное Майлсом нашло свой отклик. Поразительно, с какой готовностью я поверил в эти дурные толки о Майкрофте; видимо, Майлс сказал сейчас то, что я и сам сознавал уже некоторое время. И все равно, мне нелегко было проявить такое вероломство, и я чувствовал , что обязан выступить в защиту своего оклеветанного брата.
- Если то, что ты говоришь, правда, почему тогда ты согласился помочь мне? - спросил я.
Майлс зажег сигарету, откровенно игнорируя табличку «Не курить» , прикрепленную к вагонному стеклу.
- У Майкрофта есть влиятельные друзья. Мне бы не хотелось вызывать его гнев. Ну, и, конечно же, меня заинтересовал ты, Шерлок. Хотел посмотреть, настолько ли он бездушен, чтобы поступать со своим братом так же, как он поступает с другими. – Он улыбнулся мне сквозь тающие кольца табачного дыма. – Но я рад видеть, что ты сохраняешь , по крайней мере, какое-то подобие присутствия духа.
- Майкрофт вовсе мной не командует, - возразил я и открыл окно, чтобы немного выпустить дым наружу. – Тебе обязательно это здесь делать?
- Вот, значит, что говорит твой брат, - сказал Майлс. - Столь чопорная педантичность и неукоснительно соблюдение правил и норм – его неотъемлемая черта. Это просто способ контролировать. Сделай это, а не то смотри… Но я не собираюсь танцевать под чью бы то ни было дудку. Если я хочу курить, то буду курить, невзирая на последствия. – Он открыл портсигар и протянул его мне. – Почему бы и тебе не последовать моему примеру, Шерлок? Что ужасного может произойти в этом случае?
- Нас могут высадить с поезда.
- Тогда мы поедем на следующем. Люди, добившиеся известности, достигли этого вовсе не потому, что следовали правилам. Разве Байрона прозвали бы безумным, порочным и опасным вольнодумцем, если бы он сидел дома и занимался своим садом? Конечно же, нет. Человек стремится сам управлять своей судьбой, но наша жизнь такова, что по самой своей натуре строит нам преграды. – Он поднес руку с портсигаром поближе, с видом подлинного искусителя. – Смелее, Шерлок. Истрия человечества началась с неповиновения. Не поддавайся условностям. Не поддавайся своему брату.
Это, конечно, было не яблоко, а Майлс не был Евой, но его предложение таило в себе нечто поразительно привлекательное для меня. Сопровождаемый его одобрительным взглядом, я взял сигарету, зажег ее и пару минут вкушал запретное удовольствие перед тем, как выбросить ее за окно, когда по коридору раздались чьи –то шаркающие шаги. Майлс рассмеялся и остаток путешествия мне оставалось лишь желать, чтоб меня не преследовал неприятный осадок, и считал минуты до прибытия в твердыню леди Агнес.
Часом позже мы смогли, наконец, бросить первый взгляд на Истон Корт, старый, обветшалый, безобразный дом Елизаветинской эпохи, приземисто стоявший в самом конце длинной дороги между двумя старыми вязами; два его крыла были раскинуты в стороны, словно руки, готовые поймать зазевавшихся путников. Небо под стать этому дому также было сейчас хмурым, и это мрачное строение нависало над окружавшей его местностью, подобно угрюмому великану; из множества труб на его крыше поднимался дым, старые стены облепил увядающий плющ, а свет, мерцавший в окнах, отбрасывал на них лишь совсем слабый отблеск.
Это был не гостеприимный дом, хотя нас встретили довольно тепло. Нам тут же сообщили, что леди Агнес занемогла и потому не может встретить нас лично, так что долг хозяйки взяла на себя ее племянница, леди Уолтон, выразившая надежду, что может быть, ее тете станет лучше, и она сможет присоединиться к своим гостям за обедом.
Об этом же говорилось и в записке леди Агнес, ожидавшей меня в моей комнате, там говорилось, как она ждет «вечерний прием». Учитывая состояние ее здоровья, я засомневался, насколько разумным будет дальнейшее осуществление наших планов, но вот удастся ли мне убедить леди Агнес отказаться от них, это еще вопрос. Она была весьма решительна, так же, как и я.
Отступать поздно. Поистине игра началась. И какая!
Наша добыча, упитанный лысый обманщик и шантажист по имени Риколетти, кривоногий и то и дело промокающий лоб , на котором выступала испарина, благодарение богу, не имел ни малейшего понятия о наших намерениях. Перед тем, как идти в столовую на ужин мы с удовольствием играли свои роли - он, говоривший о том, как мило это было со стороны леди Агнес пригласить его сюда, и я, ответивший ему какой-то любезностью.
В тот вечер за столом нас было двенадцать, включая Риколетти, Майлса и меня, леди Агнес, которой помогла занять ее место во главе стола ее компаньонка Джейн, ее племянницу и ее мужа лорда Уолтона. Здесь также было несколько пожилых леди, худощавая дама с холодным взглядом по имени миссис Первис и ее полная противоположность – пышнотелая, добродушная леди Фоссгейт. Из-за хрупкого здоровья леди Агнес был приглашен ее врач, доктор Венделл; он сидел рядом с миссис Грэнгер, в которой было что-то птичье. Она была женой грубовато-добродушного генерала, что сидел слева от меня – по словам Майлса, настолько старого, что последней битвой , в которой он участвовал, было знаменитое сражение при Ватерлоо. Направо от меня сидела миссис Каннинг, приятная, хоть и не очень далекая женщина лет пятидесяти, которая очень много говорила и лишь иногда изрекала что-то интересное.
Изысканный ужин состоял из трех блюд, десерта , множества закусок и перемен, и их было намного больше, чем мог вместить мой желудок. К тому времени, когда я покончил с черепаховым супом и рыбой, я уже поглотил за один присест намного больше, чем обычно съедаю за день. Когда мне предстояло выбрать между седлом барашка и Хирфордширским ростбифом , я делал неимоверные усилия. С нарастающим во мне раздражением я тоскливо ковырял вилко й содержимое своей тарелки, как вдруг передо мной поставили жирного каплуна, плавающего в подливе.
Я заметил, что леди Агнес также ела очень мало, и получала удовольствие скорее от оживленного разговора с Майлсом, нежели от еды. Она выглядела еще более слабой, чем обычно, держаться ей помогала, видимо, лишь ее железная воля, и казалось, что свет просвечивает сквозь кожу ее худой руки, которую она сейчас вновь подняла, чтобы подозвать свою компаньонку.
- Милая Джейн – настоящая находка, - заметила миссис Каннинг, прервав ход моих мыслей в ту минуту, когда я наблюдал за тем, как эта верная своему долгу женщина наливала леди Агнес портвейн. – Леди Агнес повезло, что она пошла к ней в услужение после кончины леди Энстед.
- Компаньонка леди Агнес прежде служила леди Энстед? Я не знал этого.
- О, да. Она ухаживала за ней до самого конца. Такая преданность . Кажется, она вдова. У ее мужа было какое-то ужасное имя, что-то вроде Пиккалили – о, нет, я не то говорю, Пиклс. Да, вот как ее имя – миссис Джейн Пиклс. Бедняжка, она была так расстроена, когда умерла леди Энстед. Она стала бы бездомной, если бы не предложение леди Агнес.
-Это точно. Кажется, леди Энстед собиралась выйти замуж. Я и не знал, что у нее было такое слабое здоровье.
- У нее было слабое сердце, хотя надо сказать, что виновата в этом она сама. Скажу честно, она любила прикидываться более больной, чем это было на самом деле. Когда они помолвились с молодым Джорджем, ей стало значительно лучше – вероятно ее погубили чрезмерные эмоции. Никто из нас, конечно, не обманывался. Это был брак по расчету. Леди Энстед не хотела быть в одиночестве, а Джорджу нужны были деньги. Что ж, людям приходилось заключать браки , руководствуясь и менее благородными причинами.
Она сделала глоток шерри, а я спросил себя, что миссис Каннинг считает менее благородным, чем корыстные соображения.
- Если мне вновь придется выйти замуж, - продолжала она, - это будет брак по любви. – Она бросила мечтательный взгляд на моего кузена. – Я так обрадовалась, когда узнала, что Майлс принял приглашение леди Агнес. В эти дни я так редко его видела.
- Вот как. – Почувствовав на себе наши взгляды , Майлс посмотрел в нашу сторону и поднял свой бокал в знак приветствия. – Значит, вы не встречались с ним в прошлую пятницу?
Миссис Каннинг покраснела.
- Мистер Холмс, ведь не думаете же вы, что я стану отвечать на этот вопрос?
- Прошу прощения, но я спрашиваю только потому, что в ту ночь он не вернулся домой. И я предположил…
- Сэр, ваше предположение было ошибочным, - резко сказала она. – Я не видела его три последних недели.
По ее лицу пробежала тень раздражения, хотя, как я подозревал, больше из-за мысли, что Майлс пренебрег ею , предпочтя ей кого-то другого, нежели из-за того , что я мог как-то запятнать ее репутацию.
- У Майлса много друзей, - продолжала она. – Думаю, он был с кем-то из них. Или в тех , других его апартаментах – о, как же называется это место? Ну, вы знаете, на Пиккадилли, где есть комнаты у всех холостяков?
- Олбани, - подсказал я.
- Да-да, правильно. – Она одарила благосклонной улыбкой предмет своей страсти. – Это вполне естественно, что молодому человеку вроде Майлса нужна частная квартира. В противном случае он был бы лишен душевного покоя. Просто ужас, как настойчивы бывают некоторые люди, что потчуют его своими глупыми россказнями. Не представляю, как он только терпит это.
Она продолжала в том же духе, но я уже больше не слушал. Майлс солгал мне о том, где он был в ту ночь. Если он поехал в Олбани, то , наверняка, должен был стать свидетелем той сумятицы, что творилась возле здания Королевской Академии после того, как была обнаружена кража. Однако, мне он не сказал об этом ни слова. Значит, тогда он там не был, а нанес визит одной из его обожательниц. Кто тогда была эта таинственная женщина, которая незамедлительно смогла достать ему столь значительную сумму? И, что еще более важно, почему Майлс не желал, чтоб я узнал ее имя?
Звон колокольчика вывел меня из задумчивости. Леди Агнес призвала своих гостей к молчанию, и сейчас, когда все внимание окружающих сосредоточилось на ней, она взирала на нас бесстрастным взором, исполненным непоколебимого достоинства.
- Прежде всего, - начала она, - позвольте мне поблагодарить вас за то, что приняли мое приглашение и приехали на этот прием, который неминуемо должен стать последним из тех, что я как хозяйка устраивала в этом доме. Полагаю, что скоро я буду обедать в доме моего Небесного отца. – Подняв руку, она остановила протестующий ропот, поднявшийся при этих словах. - Вы все знаете, что я женщина практичная. И как таковая, я хочу сделать объявление. Настала пора поговорить о вопросе, который уже некоторое время мучает меня.
Она глубоко вздохнула, села поудобнее, и я заметил, как в ее взгляде, обратившемся в мою сторону, промелькнула улыбка.
- Для моего покойного мужа, да упокоит Господь его душу, большим несчастьем был тот факт, что у нас не было детей. Он умер, страдая от сознания того, что никогда в истории уже не будет тех, что могли бы носить его благородное имя. Сейчас, на склоне лет , эта мысль гнетет и меня. Я не ропщу; в некотором роде я была счастливее многих других, имея племянницу и ее мужа, на которых всегда смотрела, как на дочь и сына, которых у меня никогда не было.
Она сделала паузу и посмотрела на нас.
- И, тем не менее, я считаю, что этого недостаточно для того, чтобы смягчить печаль моего супруга и облегчить мою совесть. Я могу принести чуточка добра в этот мир, добра для того, кто отнюдь не по своей вине лишен тех преимуществ, которыми располагают другие, хоть они и не одарены столь щедро от природы.
- Агнес, о чем вы, черт возьми, говорите? – воскликнул лорд Уолтон.
- На меня произвели огромное впечатление его прямота и честность, - продолжала леди Агнес, улыбаясь мне, явно наслаждаясь сложившейся ситуацией и причиненном ею дискомфортом. – Я уверена, что мой муж одобрил бы мое решение. И потому я намерена усыновить молодого человека, сидящего в конце этого стола, при условии, что он примет нашу фамилию. Ну-с, что вы скажете на это, мистер Шерлок Холмс?

Похоже, что ждать здесь комментов не приходится. Но я обычно исполняю обещанное, потому тупо выложу то, что есть, а там посмотрим...

18 февраля 16… года

Потерял плащ. Дополнительные расходы. Незапланированные. Это ужас. Незапланированные расходы приводят меня в ужас.
Читать на ночь взялся поздно. Пришел господин. Вместе с господином Атосом. Господин Атос посмотрел, что я читаю. Сказал: «Знаешь ли ты, Базен, что девяностый псалом, который ты читаешь, это любимый псалом кальвинистов?».
После такого мне расхотелось читать вовсе. Хотя я добрый католик, и Библия моя завещана мне моей матушкой как семейная ценность. На мне, вероятно, наш род пресечется, но я обязан сохранить реликвию.
Господин долго сидел с господином Атосом и беседовал. Они съели все, что было в доме. К счастью, я оказался предусмотрителен и припас для себя кусок окорока. Грешно питаться скоромным в постный день, но куда более грешно сидеть голодным, когда есть еда.
После того, как господин Атос ушел, наступила суббота, мы с господином поделили кусок окорока, и господин сказал, что девяностый псалом любили не все кальвинисты, а только наш добрый покойный король Генрих.
Ну, это другое дело. Сейчас вымою посуду и пойду дочитывать.
Решил читать Библию по два псалма в день.
Благое дело.
Господин одобрил.

читать дальше
19 февраля 16.... года
У господина закладка в его Библии лежит пятый день на одном месте. Он врет мне, что каждый день читает Библию.
Сегодня он дома. Чихает и кашляет. Но к вечеру велено привести в порядок парадный камзол.
Или я ничего не понимаю, или у нас завтра будут деньги. Крайнее – послезавтра.
Размышляю не о возвышенном, а о земном: допустим ли блуд, если он ко благу? И если нам не платит король, то должны ли раскошеливаться подданные?
Пришел к выводу, что нынешняя ситуация – это не так страшно. Бывало и хуже.

23 февраля 16… года

В доме есть еда. Мне куплены новые башмаки, новый камзол и три рубашки из хорошего голландского полотна. Господин сидит в гостиной и разбирает сундучок с книгами. Мы расплатились с долгами. Господин в таком хорошем настроении, что даже позволил мне купить сладостей и самого лучшего вина. Для себя заказал дорогую писчую бумагу.
Не забыть занести все это в книгу расходов и доходов. Хорошо, что у нас пока доходы превысили расходы.
На улице очень холодно, но я уже не пойду на улицу. Дрова для камина куплены с запасом, в квартире тепло, у меня в каморке так просто жарко. За водой я не стоял. Решил, что куплю у мальчишки-водоноса целых четыре ведра.
Правильно сделал.
Я всем доволен. Все просто чудесно. Желать больше нечего.
Одна мысль терзает меня в моем нынешнем благоденствии. Она не дает мне покоя.
Такое положение дел ненормально!!!

25 февраля 16… года

Визит господина Портоса к нам – всегда тяжкое испытание для моих нервов.
Пытаюсь разобраться, почему это так.
Перво-наперво, господин Портос создает вокруг себя много шума. Я же этого страсть как терпеть не могу. Я человек тихий, от громких звуков теряю контроль над собой и теряюсь. То же самое с шумными эмоциями.
Вторым делом, не люблю разговоров про женщин, а господин Портос этим злоупотребляет. Не то что бы я не хотел послушать, о чем он говорит. Просто мне кажется, что я его намедни видел на улице с дочкой нашего зеленщика, а не с какой-то маркизой.
Может быть, малютка Жаннет – внебрачная дочь маркиза? Нужно будет поинтересоваться у Анны. Тогда это хорошее знакомство.
Третьим делом, господин Портос всегда норовит усесться на стул. После чего опять возникают дополнительные расходы на ремонт нашей мебели. Нужно заказать удобное крепкое кресло специально для господина Портоса. Под размер его седалища.
Господин Портос, как мне кажется, не так крепок телом, как мог бы. Все же они с Мушкетоном тоже часто сидят без куска хлеба. Но Мушкетону легче. У него нет тех принципов, которыми обладаю я. Следовательно, он может позволить себе те способы добычи еды и денег, которые мне категорически не подходят.
Четвертым делом, у господина Портоса прекрасный аппетит.
В-пятых, я привык находиться в обществе хорошо воспитанных дворян, и мне неприятно подбирать с ковра кости, который господин Портос по привычке туда скидывает.
Нужно будет сказать господину Арамису, чтобы он привил господину Портосу хорошие манеры.

28 февраля 16… года

Я очень замерз. Мне так хочется тепла и хорошей погоды.
Господин Арамис сейчас на карауле.
Заставил его поддеть под камзол и нижнюю рубашку шерстяной пояс. Эти господа такие гордые. Они желают показывать всем, что их не берет ни мороз, ни ветер. Ну и пусть показывают, а мое дело беречь здоровье господина Арамиса и напоминать ему, что кавалер, который согнут как кочерга, вряд ли способен зарабатывать себе на жизнь тем способом… короче, тем способом, который лучше всего удается господину.
У дверей крутится субретка. Наверняка к нам. Наверняка с запиской. Я теперь изобрел способ вскрывать печати и читать некоторые такие записки. Я это делаю потому, что дал слово следить за знакомствами своего господина.
Если девушка к нам, то я сейчас дочищу репу и открою дверь.

1 марта 16… года
День, когда Мушкетон делится со мной нашим общим заработком.
На этот раз мало. Мне причитается всего 28 пистолей.
По-моему, пора сворачивать дело. Мушкетон ворует, это ясно.
Я поговорю с ним и выражу свое недовольство. Я имею право знать, как работает наше дело.




5 марта 16… года

Оттепель. Мерзкая, противная оттепель.
Зачем я мечтал о весне и тепле?
Это невыносимо. Целый день приходится бегать по городу. Меняю третью пару башмаков. Задыхаюсь от вони.
Может быть, внушить господину мысль поехать куда-нибудь?
Но нет. Он не согласится. Сейчас его каждый день ставят в караулы.
У господина новая прихоть. Он решил всем показать, какой он идеальный солдат. Мне хочется показать ему всю бесполезность такого поведения, но меня удерживает одно соображение: может быть, господин таким образом спасается от своих поклонниц?
Вчера нам принесли семь записок с просьбой быть на приеме или обеде.
Господин прочитал все – и сжег в камине. Какой жестокий кавалер. Я бы подумал.

6 марта 16… года

Поспорили с Мушкетоном и Гримо по поводу тварей в Библии.
Я говорил, что левиафан – это рыба.
Мушкетон говорил, что зверь, коего давно истребили крестоносцы.
Гримо сказал, что мы дураки, а левиафан – это дракон, пламя изрыгающий и змее подобный.
Поскольку консенсуса в переговорах не достигли, в качестве судьи выбрали господина Атоса.
Господин Атос был в неприятном расположении духа. Проще говоря, пьян и зол. Но мы принесли ему корзину анжуйского, он пересчитал бутылки и сказал, что левиафан – это гиппопотам, именуемый также бегемотом.
Коротко и по делу. Уважаю, когда отвечают так.
А вот господин аббат из иезуитской общины на мой вопрос о левиафане ответил уклончиво. Грех так думать о просвещенных служителях церкви, но мне показалось, что он не знает.

10 марта 16… года

Господин сжег себе три пряди волос раскаленными щипцами.
Я понимаю, что это неприятно. Но волосы отрастают.
Зачем было разбивать две тарелки, кричать на весь дом, опрокидывать вазу с цветами из оранжереи, что второго дня прислала маркиза де Рамбуйе, кидаться в меня куриной косточкой, разрывать кружево на манжете и затем уходить из дома, хлопнув дверью так, что у меня до сих пор в ушах стоит звон?
Моя натура решительно восстает против бессмысленных действий.
Совершеннолетний дворянин должен владеть собой.
Когда я имел смелость заявить о своем мнении господину, он раскричался еще больше и сказал, что и так десять лет жил в тюрьме.
Недоумеваю. О чем это он?

18 марта 16… года

Отдыхаю от дел. Сегодня у меня выходной. Вчера был плохой день.
Приехала наша благодетельница.
Решила, что я не слишком хорошо выгляжу.
Вместо приготовления обеда я с ее камеристкой ходил по лавкам. Камеристку зовут Жаклин. Бойкая девица с зелеными глазками. Приятных форм. Одела меня с ног до головы в новое. Подобрали запасное платье. Настояла на том, чтобы такой мужчина, как я, перестал носить темные тона. Они меня старят. Задумаюсь.
Господин и благодетельница проводили время в своем стиле.
Жаклин решила, что мы тоже можем не терять время даром. Взяла меня в оборот. Я даже не понял, как она это сделала.
Но она это сделала, да так ловко, что сегодня мне пришлось обращаться к аптекарю. Потому что я вчера, похоже, оказался таким же удачливым, как и господин. Но у господина все в порядке, а я страдаю.
Обед разогрею. Всего хватит на четверых. Но что делать, когда проснется Жаклин?

25 марта 16.. года

Нужно будет сказать господину, чтобы вызывал на дуэль одного проходимца.
Слуга проходимца распространяет про меня нелепые слухи.
Зеленщица Анна вчера поинтересовалась, точно ли я ухожу в монастырь.
В монастырь? Что мне там делать?
Я вполне в порядке, чтобы жить в миру. Пусть мне это и не нравится. Я должен отрабатывать деньги, которые опять вручила мне наша благодетельница. Пусть мне это и не нравится.
Каждый из нас делает многое из того, что ему не нравится, но полезно для прочих.
Читаю на ночь не божественную литературу, а «Жизнь двенадцати Цезарей». Про древних римлян. Прихожу к выводу, что природа человеческая ничуть не изменилась с тех времен.
Господин в гостях у госпожи де Рамбуйе. Если с ним что недоброе случится на обратном пути, я его предупреждал. Но он меня не слушает.
Его проблемы.
Сейчас протру с мелом столовое серебро, и пойду в гости к Гримо. Он приглашал на бутылочку хорошего вина.

1 апреля 16… года

Я не уверен, что поступаю правильно. Но у меня дурные предчувствия по поводу возможного развития событий.
Гримо тоже что-то такое чувствует, только не может объяснить.
Мушкетон обзывает нас ослами и зовет в один славный пригородный кабачок. Там можно славно повеселиться.
Не знаю, соглашусь ли я. С одной стороны, я нуждаюсь в отдыхе. С другой, после общения с Жаклин я все еще не пришел в себя.

3 апреля 16… года

Барин ушел утром в караул и забыл дома хорошую шпагу. Ушел с той, у которой эфес красившее.
Вот мне попадет, когда он вернется. Он еще неделю назад требовал, чтобы я ту шпагу в починку отнес.
На мне грех. Я сказал, что починили, но соврал.
Деньги я отдал в рост под проценты Мушкетону. Он завтра мне вернет. Тогда осторожно отдам. Знаю оружейника, который сделает быстро и хорошо.



4 апреля 16… года

Совсем плохо. Правильно я думал, что так и случится.
Господин пришел сегодня под утро. Совсем без сил. Пришлось помогать ему раздеваться. Весь камзол в крови.
У господина легкая контузия, зато господин Атос серьезно ранен. Гримо сказал, что почти при смерти.
Вчера они сидели в кабачке рядом с домом господина Атоса. Их Гримо выгнал, потому что от господина Портоса много шума и грязи. Ему замечание сделали и пообещали повысить плату. Думаю, что это Гримо просто так сказал, потому что от господина Портоса действительно много шума и грязи.
Или дома есть было нечего. Господин Атос не возражал, они удалились.
В одиннадцать кабачки закрываются для господ мушкетеров и гвардейцев.
Господин сказал, что это была не просто драка с кардиналистами. Это на них засаду устроили. Лица на господине не было.
Очень уж он расстроился из-за господина Атоса. Говорит, лучше бы его самого ранили.
Гримо сказал, что мой господин сам за лекарем бегал. Привел не кого-нибудь, а старика Эруара, что самого короля лечит. Это посреди-то ночи пожилого человека с кровати стаскивать!
Совести у господина не осталось. Но я уж знаю, что если требуется, так господин из-за своих друзей, особенно из-за господина Атоса хоть к самому Господу Богу на небо заберется. Этого у него не отнять.
Гримо сказал еще, что господин Атос лежит сейчас у себя.
Про прочее Гримо расспрашивать бесполезно. Он и так сказал мне целых десять слов. Так размахивал руками – что твоя мельница.
Кретин. Иногда он меня удивляет.
Сейчас вычищу шляпу господина и пойду разузнаю все у Мушкетона. Этот точно знает подробности.

Мушкетон явился сам.
По его словам выходит, что действительно на наших напали. Господин мой оказался удачливей, чем прочие. Того гвардейца, что его по голове ударил, унесли в холодный погреб. Стало быть, мертвец.
Господин Атос едва следом не отправился. Думали про него что все, отпрыгался. Но он был живехонек, только совсем слаб и потерял много крови.
Наших господ взял патруль. Повели в кордегардию к гвардейцам. Вот бы был позор, если б довели. Без шпаг. Арестованными.
Только господин Портос не из таких простых.
Мушкетон долго мне показывал, что там господин Портос с гвардейцами сделал. Я его не останавливал, просто так встал, чтобы он шкафчик с посудой не опрокинул. Он покажет так, что нам есть будет не из чего. У меня в том шкафчике вся повседневная посуда хранится. Нужно бы прикупить поставец в столовую, только все забываю господину сказать.
Так только посуда дребезжала.
Мушкетон все показал и объяснил, как наши освободились. Дали деру переулками. Вернулись на улицу Феру. Там забрали господина Атоса, принесли его домой. Вот здесь господин и испачкался весь. В крови господина Атоса.
Мушкетон говорит, что господин мой чуть сознание не потерял, когда камзол на господине Атосе распарывал.
Вот. Господин Эруар говорит, что с господином Атосом все в порядке будет.
Господин мой спит сейчас. Не бужу и тревожить никому не дам. Он и так еле уснул. Все порывался к господину Атосу бежать. Куда? У самого глаза дурные. Плохо ему. Как следует его по голове огрели.
За шпагу меня не выругают. Шпага, говорит, сломалась сразу. Плохо клинок починили.
Все плохо.
Худо то, что будет еще хуже.



5 апреля 16.. года

Ночь. Уже второй час. Спать не могу.
Господин сидит у себя. То молится, то пьет, то опять молится. То корпию щиплет. Я к ранней мессе пойду. Господин тоже собирается.
Разобраться, так идти к мессе самое хорошее дело. Душе господина Атоса исцеление нужно не меньше, чем его телу.
Так, глядишь, и поправка будет.
Думаю о том, что простолюдином быть проще. Господа чуть что за шпаги хватаются. Дело, не дело – разговор короткий. Разве ж так можно? Дело богопротивное и мерзкое.
Господин Атос с гонором. Ну, ему положено – вельможа.
Господин Портос – дело иное. Ему шпагу вытаскивать не надо. Его и так многие боятся. Он и без шпаги как даст кулаком…
Про своего даже говорить боюсь. Сколько раз ему внушал, что души у нынешних дворян и так погублены изрядно. Чего ж еще тело губить? Ведь мой как до шпаги дорвется, совсем дурак становится. Ладно бы – ранить. Или там оглушить. Чтобы противник полежал на земле и одумался. Нет. Мой тыкает так, чтобы сразу насмерть. Даже Мушкетон это заметил.
А что я могу сделать?
Вот. Опять шаги.
Вина попросил.
Жалобно так.
Жаль мне их, дворян. Если не шпагой, то сразу напиваться. Как напьются – сразу драться.
А и то: господин Атос был почти трезвый. Как он трезвый, так сразу что-то нехорошее случается.
Желать ближнему своему стать пьяницей – не по-христиански. Но я вот тут подумал: как господин Атос трезвый, так сразу неприятности.
У моего наоборот: как напьется, так сразу неприятности.
Пойду, отберу у него бутылку и спать положу.
Сам не спит и мне не дает.

6 апреля 16… года

Говорил же! Почему я никогда не ошибаюсь?
Ввечеру господин на караул ушел. Вместе с господином Портосом.
А сейчас только слуга ливрейный записку принес.
Мне срочно явиться к г-ну де Тревилю, принести господину свежий воротничок, свежие манжеты и парадную перевязь.
Не иначе, как к королю пойдет.
Еще пудру найти надо и бритву с собой прихватить.
Не напивался бы в одиночку – ничего бы, глядишь, и не было.
Если его в Бастилию – куда ж меня?



Полдень перевалило. Обед не готовил. Вдруг что?
Из дома отлучиться боюсь. В доме ни кусочка съестного. Если явится не один, пойду в трактир. Там пусть и дорого, но вкусно. Самому возиться не хочется. Если в Бастилию, то лучше на голодный желудок.
Из головы всякие нехорошие мысли не идут. Я уж и своим покровителям небесным молился, и не своим тоже. За господ. Даже за болвана Гримо.
Хоть он и болван, но дело говорит.
Я в последнее время стал злой и нервный. Говорю нехорошие слова. Таких у доброго католика даже в мыслях быть не должно. Пусть гугеноты ругаются. Им все одно в адском пламени гореть за еретические мысли.
Господин Атос каков! Встал с постели, оделся как надлежит дворянину – и к господину де Тревилю!
Рано я его на тот свет отправлял. Рано.
Ну и слава Господу нашему!
Совсем беда будет, если только наши господа пойдут гвардейцам должок возвращать. Вот тут точно в Бастилию. Все втроем. Целые и раненные. Его высокопреосвященство разбираться не будет. Думаю, что его величество в этом случае кардинала поддержит.
Вот бы посидели недельки две. Отдохнули. Раны подлечили. А затем его величество их простил. Разумный у нас король, справедливый. Никогда ничего лишнего не делает.
Мы с его величеством в этом похожи. Сначала о людях думаем плохо, зато потом как приятно хорошее узнать. Когда на плохое настроишься, все остальное кажется приятными новостями.
Простит он их. Бастилия ведь что? Для кого наказание отбывать, а кому – благо, потому что даже апостол Павел в темнице сидел. Темница навевает благочестивые мысли и обращает души к Господу и смирению.
Только, Господи, сделай так, чтобы господин сумел мне мое жалованье передать. Вчера он пообещал, да так и не выплатил. У меня ж в кармане три пистоля, и те на хозяйство.



7 апреля 16… года

У господина все в порядке. В смысле того, что он не в Бастилии.
Только что ушел Мушкетон. Он принес жареную утку и бутылку вина. Немного посидели. В такие минуты я даже люблю Мушкетона. Как любого человека с практическим складом ума. Гримо бы принес только вино. Хотя Гримо трудно отказать в практичности. Скажем так. Гримо практичен, а Мушкетон еще и предприимчив. Мушкетон разбирается в вопросах финансовых не хуже Гримо. Гримо честен, Гримо я доверяю. Он никогда не пропьет чужое. Мушкетон же, как я не раз замечал, склонен присваивать все себе.
Моя жизнь течет слишком размеренно, в сытости и довольствии. Нужно придумать что-то новенькое, чтобы себя развлечь. Я сегодня даже пытался посоветоваться с Мушкетоном, как разнообразить наше существование. Мушкетон обещал подумать. Мушкетон не любит рассуждений о смысле человеческого существования, он сказал, что ему и так хорошо. Я не способен придумать что-либо сам, это меня удручает. Я бы с удовольствием воспринял что-то новенькое, но новенького ничего уже нет. Новенького просто ничего не может быть. Но я постараюсь сегодня поскорее приготовить обед и задуматься над решением этой проблемы. В конце концов, я считаю себя достаточно сообразительным человеком, не чуждым различным выдумкам. Главное, чтобы было весело и недорого.

8 апреля 16… года

Едва встал утром. Очень болела спина. Голова тоже болит. Даю себе слово больше не пить сомнительные напитки, которые приносит Мушкетон. Это вредит моему здоровью.
Господин идет к его величеству.
Я рано радовался тому, что Бастилии удастся избежать.
Нужно срочно поговорить со знакомым кюре из Санлиса. Он приехал в Париж по своим делам, пока здесь. Если дело повернется неблагоприятно для меня, то поступлю на службу к духовному лицу, как давно хотел.
Да! Но как же я могу оставить этого бедного заблудшего агнца? Он запутался в собственной неправедности, находится под влиянием опасной особы и слишком доверчив по отношению к своим друзьям. Ничего не говорю про господина Атоса, человека величайшей порядочности. Впрочем, и про господина Портоса ничего не могу сказать. Он прост и добродушен.
А, вот что! Забыл отметить.
К королю вместе с нашими господами идет некий гасконский кадет. Мушкетон видел его, и уверяет, что это совершенный юнец, от которого разит коровьим навозом.
Не люблю спеси Мушкетона. Он сам частенько пахнет не кельнской водой. Если же он хотел создать поэтический образ провинциала, то я ему быстро напомню, что еще пару лет назад Мушкетон звался Бонифацием и был первым пройдохой Нормандии.
Гасконцы народ бедный, но достойный. Недаром добрый король Генрих, упокой Господь его душу в райских кущах, тоже был наполовину гасконец.
Когда гладил ленты на парадном камзоле господина, заметил, что розетки пора бы заменить. Шитье расползается. Нехорошо.
Продам все четыре розетки Мушкетону по два су за штуку. Нет, по пять. Мушкетон не прогадает.




9 апреля 16… года

Господа опекают молодого гасконца. Сегодня его видел и я.
Юнец. Нескладный, похож на птенца галки. Говорит громко и быстро, акцент невыносимый. Неужели наш добрый король Генрих был таким же, когда приехал в Париж?
Ростом чуть поменьше моего господина. Размахивает руками как наш Гримо. Дважды опрокинул супницу, долго и громко хохотал. Я хотел сделать ему замечание, но это было в трактире. Кроме того, господин Атос тоже улыбался. Видимо, он находит юнца забавным. Гримо сказал по секрету, что господин Атос обязан этому гасконцу жизнью. Господин Атос дрался на дуэли раненным, гасконец помог ему.
Ради такого я промолчу.
От Гримо, когда он решает говорить, можно узнать много интересного. Почему Мушкетон не сказал мне, что была стычка с гвардейцами? Наши были четверо против пятерых. Все же дворяне – особенные люди.
Я не хотел бы быть дворянином. С одной стороны, не нужно платить налоги. Все тебя уважают, отдают честь.
С другой стороны, в дворянстве больше обязанностей. Нельзя работать. Торговать нельзя. Нельзя лгать преднамеренно. Нельзя просто дать кулаком обидчику в лицо – нужно непременно вызывать на дуэль. Нужно одеваться в красивую одежду. Носить драгоценности.
Вот взять того, кого я лучше всех знаю.
Господин Арамис.
Учился, учился. Почти стал аббатом. Нет. Ушел в военные. Военным быть не очень хочет, в аббаты возвращаться не желает. По сути – нищий. Раз в три месяца доверенный присылает ему тощий кошелек: доля дохода с поместья. Да у господина парадная перевязь и манжеты, в которых он вчера к королю ходил, стоят больше, чем этот доход! Где денег взять?
А хочет быть одетым как вельможа. Хочет книги умные покупать. Опять же перед дамами красуется, это расходы постоянные. За собой следит как девица на выданье. На одно миндальное мыло по сколько тратим! Так ему этого мало. Нужно тратиться на притирания, душистую белую пудру, на духи (берет в лавке королевского поставщика), на благовония.
Перчатки, положим, хороши и из обычной кожи. Они прочные, удобные. Я только такие ношу. Дворянину нужны из кожи надушенной, тонкой выделки. Или шелковые. Шелковые рвутся, нужно штопать. Притом тонко штопать, чтобы незаметно было.
Перед дамами нужно быть галантным и воспитанным. Если поел лукового супа, в салон не ходи. Тоже скажут, что воняешь как деревенщина.
По мне так ничего лучше лукового супа нет. Сытно и дешево.
Я бы еще порассуждал, но нужно готовить еду и прибраться к возвращению господина. Он сказал, что вечером придет не один.





11 апреля 16… года

Совершили увеселительную прогулку за город.
Доволен.
Брали прислуживать Гримо и меня.
Сидели на лужайке.
Господин Портос ради шутки фехтовал с гасконцем. Когда я выучу его имя?
Нет, он мне не нравится. Это во много раз хуже господина Портоса. В смысле манер, в смысле представительности.
Может быть, господа его перевоспитают?
Мушкетон сказал, что его величество наградил юнца деньгами.
Мне интересно: за какой срок наши трое господ вытянут эти деньги из кармана своего нового друга? Они это умеют. Я говорю не слишком приятные вещи про господ, но это правда. У всех троих, насколько мне известно, долгов хватает. Гасконец же склонен не прятать деньги. Он охотно дает в долг и старается составить о себе впечатление человека широкой души.

13 апреля 16… года

Познакомился со слугой гасконца. Зовут Планше. Хороший парень. Пикардиец. Приехал в Париж два года назад. Успел приобрести кое-какие манеры. Прежний хозяин его обманул: уехал в неизвестном направлении, оставив на Планше все свои долги. Планше целых три месяца работал как раб в Древней Греции. Он сказал, что теперь искал богатого хорошего хозяина. Я уж не удержался и намекнул ему про нынешнего господина.
Планше – разумный человек. Он уже сам про все смекнул. Но ему бы пока продержаться хотя бы месяц. Не так просто работать за чужие долги. Он про всякое рассказал. Как его только не гоняли! Его прежний господин был должен около двухсот пистолей. Попробуй, отработай такую сумму. Я думаю, что не смог бы. Сбежал. Много труда и мало денег – это не для моего характера. Я уже человек поживший, солидный, и имею право требовать уважения к себе. Вот мой господин – человек молодой, и он многого не знает. Моя обязанность – опекать его и по мере возможности предостерегать от ошибок, свойственных молодости. Подавать ему добрый пример. Хоть я и не дворянин, но считаю себя человеком честным и достойным.
Подсчитал наши доходы и расходы в нынешнем месяце. Остался почти доволен. Мы живем по средствам и расходуем не так много. У господина большие запросы во всем, что касается одежды. В еде же он неприхотлив и довольствуется малым. Мы мало покупаем мяса, больше рыбы. Я решил, что буду покупать не только цыплят, но и другое мясо, например, баранину. Мой организм и моя комплекция требуют более сытной пищи. Мушкетону худоба идет, мне же она противопоказана.
Освоил новый рецепт супа, который подсказал мне Планше. Нет, он действительно толковый парень. Думаю, что общаться с ним будет приятно.
Но его господина я, признаться, терпеть не могу. Не знаю, в чем дело. Бывают же люди, которые одним своим присутствием нарушают установленный порядок. Гасконец как раз из таких. Не люблю людей буйных, шумных и безбожников. Добра от них не жди.

17 апреля 16… года

Посоветовались с Мушкетоном и включили Планше в наше дело. Как только он получит первые деньги, сразу сделает взнос. Мушкетон согласен.
Мушкетон уезжал на четыре дня. Сказал, что навещал родных. Вернулся в новом камзоле. У него также новая шляпа. Я подумал и решил, что мне такая шляпа не пойдет. Она слишком… не подберу слова. Нужно будет у господина спросить. Он все же поэт.
Я вчера читал его стихи. Прибирался у него на столе. Обычно я не унижаюсь до чтения чужих бумаг. Тут же заинтересовался, поскольку понял, что там стихи.
Интересно. Не все понятно. Но про любовь и про страдания. Он страдает по жестокой даме, которая уехала и не сказала куда. Затем он находит себе новый объект страсти. А дама возвращается и начинает теперь сама страдать. Страдает так, что почти умирает. Пишет ему записку и просит ее простить. Мол, не угадала и увлеклась недостойным. Он бросает ту, другую. Чем дело заканчивается, не знаю, там еще нет финала. Но я думаю, что все будет плохо. Женщины всегда могут объединиться и устроить неверному кавалеру какую-нибудь каверзу. От женщин всегда подвоха жди.
У моего господина как раз две воздыхательницы. Может, воздыхательниц и больше, но с двумя у него точно очень уж близкие отношения. Первая – наша благодетельница. Тут я ничего не скажу, потому что господин очень страдает, когда она ему долго не пишет. Она не появлялась с конца зимы. Я знаю, что ей запретили бывать в Париже. О ней очень много сплетничают в последнее время. Мушкетон и тот распускает язык на эту тему. Говорит, что герцогиня плевала на все запреты и часто бывает в Париже.
Может, оно и так, но к нам она не заглядывает. Господин посылает меня наводить справки ко всяким людям. Мне это не слишком нравится. Я не хочу запоминать малопонятные фразы и носить записки неизвестного мне содержания. Но на кого мой бедный господин сможет положиться, если я откажусь?
Он ее действительно любит. Хуже того. Он от нее без ума. Уж я-то знаю, как это. Это недостаток молодости, господину не хватает выдержки и умения владеть собой. Слишком зависеть от благосклонности какой-то юбки? Фи. Но герцогиня красавица, что и говорить. Дьяволица. Соблазнительница. Даже на такого человека, как я, ее обаяние оказывает некоторое действие.
Относительно второй дамы я ничего не знаю, кроме того, что она молода, красива и знатного происхождения. Она тоже выручает нас деньгами, дарит господину подарки и несколько раз оставалась у нас ночевать. Нужно попробовать выяснить ее имя. Но ее господин не любит. Это по нему видно.
Женщины его погубят. Нужно оберегать господина от женского влияния.


25 апреля 16… года

Читаю книжку, которую мне дал господин Атос. У нас такой книжки нет, хотя господин читать любит. Я тоже люблю читать. Но читаем мы разное. Я стараюсь следить за своим духовным развитием и не унижаюсь до литературы непонятного содержания.
Там про правителей, которые были в Древнем Риме. Много. Книжка толстая, тяжелая. Господин Атос разрешил ее долго читать. Сказал, что он ее прочитал еще в детстве, что она очень полезна для всех, кто размышляет о смысле жизни. Я себя к таким отношу.
Мне кажется, что господин Атос ко мне хорошо относится. Даже лучше, чем к Гримо. Гримо вчера приходил ко мне с бутылочкой вина. Хорошо посидели. Гримо жаловался, что у господина Атоса опять было дурное настроение, и он поколотил Гримо. Синяков не осталось, но бок у Гримо болит.
Задумываюсь: потерпел бы я рукоприкладство по отношению к самому себе? Есть ситуации, когда господин имеет право поднять руку на слугу, потому что слуга совершил нечто недостойное. Опять же: слуга слуге рознь. В Гримо видно за целое лье слугу из хорошего дома. В Мушкетоне я вижу проходимца, возвысившегося до положения слуги благородного господина. По поводу Планше могу сказать, что положение лакея его со временем будет тяготить. Я наблюдаю в нем стремление к независимости, совершенно излишнее для хорошего слуги.
Я сам стремлюсь избегать щекотливых ситуаций и недостойных положений. Я достаточно воспитан и честолюбив, чтобы держать себя в рамках и надеяться на улучшение своего положения. Так что рукоприкладства я не потерплю.
Сословие, к которому я принадлежу, дало миру немало выдающихся людей. Если я буду держаться сильного покровителя, то могу достигнуть высот. В конце концов, Папа Сикст Пятый, прежде чем стать Папой, был свинопасом. Это намного хуже, чем слуга мушкетера.

27 апреля 16… года

Господин мрачен и задумчив.
Пишет стихи.
Велел никого не принимать.
Я сегодня ходил к ранней мессе в собор Богоматери. Хорошо. Обнаружил Планше, который спал на задней скамье. Будить не стал.
Видимо, господин д`Артаньян с господином Портосом славно повеселились вчера. У Планше тоже есть нервы. И хороший слух. Я его понимаю. Я тоже имел возможность слышать, как господа поют, когда переберут лишнего. Господин Атос поет грустную песню про какого-то короля. Хорошо поет. Только очень уж песня печальная. У моего господина приятный голос, и поет он куда чаще господина Атоса. Господин Портос поет всякое. У него есть голос, а слуха нет. Я так думал, пока не услышал господина д`Артаньяна. У этого нет ни голоса, ни слуха, но петь он любит. Так что если они с господином Портосом пели от души, то у квартирных хозяев гасконца сегодня очень болит голова.
Господин велел не готовить обед.
Я пообедаю в трактире.

1 мая 16… года

Господин получил деньги из поместья. Очень кстати. Мы опять сидим голодными. Королевские деньги давно закончились. Приходил господин Портос, хотел занять у моего господина двадцать пистолей.
Грешно просить денег, когда господин Портос ходит в перевязи, затканной золотом. Она точно стоит больше двадцати пистолей.
Хотя здесь я могу выразить открыто свои сомнения в качестве этой перевязи.





16 мая 16… года

Перерыв в записях получился потому, что я ездил в Блуа.
Не только в Блуа, но и в Тур. В Блуа по своим личным делам, в Тур по поручению господина.
Посмотрел, как живет наша благодетельница.
Был осторожен. Жизнь заговорщика и участника политической партии не по мне. Я избегаю сильных волнений. Это вредно для нервов. Ведь так и в тюрьму попасть можно. А тюрьма это дело такое. Особенно для незаметного человека вроде меня. Ведь по природе я законопослушен. Как христианин, я должен молиться за начальство и власти. Потому молю Пресвятую Деву о том, чтобы Она в своей милости не допустила несправедливости. Я думаю, что отвез в Тур любовное послание. Но уж не знаю, какой должна быть любовь, чтобы описывать свои чувства на двадцати страницах. Моим почерком получилось бы еще больше.
Я понял, что никогда не любил ни одну женщину так, чтобы посылать ей любовные послания. По-моему, все важное можно уместить и на одной странице. Это если как господа пишут. А если по-нашему, так и десятка слов достаточно. Если любит, то будет рада признанию в любви. Или там свидание назначить.
Господин ведет себя как рыцарь из романа. Глупо это. Такие дамы, как наша благодетельница, письма мало ценят. С ними нужно поступать просто: затаскивать в спальню и делать все, чтобы дама была довольна. А в подобной ситуации что герцогиня, что прачка – все одинаковы. С прачкой, пожалуй, еще веселее будет. Но я не могу сравнивать. Я с герцогинями пока не пробовал. С меня достаточно затейницы Жаклин. Мы опять неплохо провели время, пока герцогиня сочиняла ответное послание.
Однако, это утомительно. Нужно будет пойти к исповеди и покаяться.
Грехи плоти тяготят меня. Что поделать: пока я не ангел, а нормальный мужчина. И мне обидно, когда Мушкетон в этом сомневается. Посмотрел бы я на него, если бы им занялась Жаклин!

18 мая 16… года

Господин велел всем говорить, что у него нет денег.
У нас деньги есть (благодаря моей предусмотрительности и умению рачительно вести хозяйство).
Я договорился с конюхом, теперь лошадь господина стоит не в соседнем кабачке, где требуют дорого и кормят плохо, а в гарнизонной конюшне. Бегать за ней далеко, зато она хорошо ест и за корм мы платим всего 15 су в месяц.
Заказал себе новые башмаки (сменную пару). Четыре ливра. Дороговато, мог найти и дешевле. Но тот мастер делает хорошо и ловко. Шельма, знает, за что запрашивает. Бегать по Парижу в плохую погоду лучше с сухими ногами.
Подняли цены на хлеб. Теперь он стоит от четырех су.
Мушкетон вчера много рассказывал о доме, куда их водил господин Атос. Господин Атос получил приглашение на обед и привел туда всех своих друзей. Господин не пошел, я тоже. У господина после получения письма от благодетельницы совсем аппетит пропал. Я же не люблю перекусывать где попало.
Напрасно мы не пошли. Судя по рассказу Мушкетона, обед был прекрасен. В следующий раз пойду хотя бы ради компании. Иначе про меня совсем забудут. И без того этот Планше постоянно таскается за Мушкетоном.

24 мая 16… года

Планше в восторге от своего господина.
Он сам так сказал.
Не понимаю. Вчера он ныл, что собирается уходить и его опять держат как греческого раба.
Нужно ему в качестве утешения рассказать, как в действительности жили греческие рабы. Пусть утешится. Ему, судя по всему, просто не платят денег.
Откуда деньги у этого гасконского оборванца?
Решительно не могу понять, что в нем привлекает наших господ. Особенно господина Атоса.



27 мая 16.. года

Сделаю господину строжайшее внушение.
Нехорошо отдавать деньги без процента тем, кто не заслуживает доверия. Вот оно, отсутствие жизненного опыта. Я понимаю, что господин редко дает деньги в долг. Возможно, такое случилось с ним впервые. Только сейчас начинаю понимать, что действительно должен опекать господина Арамиса. Он умен, он образован, он имеет шансы продвинуться и достичь высокого положения. Но жизненного опыта у него нет. Семинария, к сожалению, не располагает к приобретению навыков практической жизни. Он тратит деньги на свои удовольствия и забывает о хлебе насущном. Правда, должен отметить, что про меня и мое жалование он не забывает никогда.
Он так доверчив. Нет, я должен. Я обязан. Не буду называть имя человека, который сегодня под каким-то предлогом выманил у господина сто пистолей. Господин мог бы прежде поинтересоваться у меня, есть ли у нас возможность давать в долг. Мог бы спросить, стоит ли вообще доверять этому человеку, хотя он и дворянин.
Больше всего мне обидно за то, что наши сто пистолей будут пущены на ветер. Если бы я знал, что они будут употреблены на богоугодные дела, я бы так не переживал. Господин хорошо бы поступил, если бы скрыл от меня правду.
Это были почти последние наши деньги. Я в отчаянии.
Нет, нужно набраться смелости и сказать.
Почему я так робок и нерешителен? Мушкетон многое позволяет себе в общении с господином Портосом. Гримо – дело другое, но и господин Атос ведет себя как вельможа.
Я обязан. Как человек, который старше и опытней.
Поговорю сегодня же вечером. Сейчас господин в карауле. У них важный день. Его величество уехал охотиться в Версаль, и взял с собой только конвой из десяти мушкетеров. Мой господин вошел в число особо доверенных лиц его величества.
Нет, я не брошу службу у господина Арамиса. Что-то подсказывает мне, что я должен держаться его. Сейчас я завоюю его полное доверие, стану его опорой в жизни. Затем он меня отблагодарит.








29 мая 16.. года

Опять ездили за город. Мушкетон говорит, что от голода ни о чем думать не может. Он постоянно хочет есть, ему даже во сне чудится еда.
Я не понимаю, как можно есть даже во сне. Планше жалуется, что он жует постоянно. Я вынужден был сказать ему, что это вредно. Сослался на мнение ученого доктора, господина Вьерзона. Господин Вьерзон дожил до почтенного возраста, ему 86 лет, и он говорит, что сохраняет бодрость духа благодаря тому, что каждый день употребляет стакан красного вина и раз в неделю держит строгий пост.
Планше же ответил мне, что не собирается превращаться в живую мумию. Есть ему хочется здесь и сейчас.
Если им с Мушкетоном хочется есть, зачем они постоянно говорят о еде?
Мы с Гримо молчим.
Хотя телосложение имеем разное. Мне при моей приятной полноте нужно немного, чтобы насытиться. Гримо же при его сухощавости прожорлив.

1 июня 16.. года

Господин Атос получил деньги.
По этому поводу господа кутят с утра.
Это нехорошо. Когда господин Арамис вернется, я сделаю ему строгое внушение. Сегодня постный день, они же наверняка заказали мясо. Жирное. На косточке. Хоть бы господин догадался, что в «Кошке с клубком» отлично готовят катиго из угря и форель в белом вине. Только бы он не ел фрикасе из телятины.
Может быть, он догадается принести кусок для меня? Я про него никогда не забываю!
Пока никого нет, позаимствую у хозяйки бутылочку хорошего вина. Нужно поддерживать себя в форме. Что-то подсказывает мне, что грядут нелегкие времена. Придется много ходить. Или же господа отправятся куда-нибудь воевать.
Боже, даруй Франции мир и спокойствие!

3 июня 16.. года

Все гасконцы до единого похожи друг на друга. За исключением г-на де Тревиля и доброго короля Генриха, упокой Господь его душу.
Остальные для меня одинаковы. Исчадья ада. Половина – злостные закоренелые еретики, треть – откровенные вольнодумы и безбожники, которые не ходят ни к проповеди, ни к мессе. Тощие (никогда не видел гасконца в теле), горластые, наглые. Глаза как уголья. Руки длинные и цепкие. Ежели гасконец что схватил, то своего не упустит. Дерутся долго, с удовольствием и больно. Спесивы до предела. Об их имена можно свернуть язык.
Хорошо еще, что господин д`Артаньян принят не в мушкетерский полк, а в гвардейскую роту. Теперь он хоть чем-то занят и перестал бывать у нас почти каждый день. Это нехорошо, но после его визитов я пересчитываю наше столовое серебро и проверяю наличие мало-мальски ценных вещей. У господина есть дурная привычка легкомысленно относиться к своим драгоценностям. Вечно у зеркала валяются цепочки, перстни, браслеты, зажимы для шляп. Это имеет ценность, это можно украсть и продать.
А для гасконцев ничего святого нет. Я знаю, что говорю. Вечно они бродят по улицам и выискивают, кого бы облапошить.
Планше уверяет, что его господин никого не обманывает и честен до смешного. Как же! Поверю я ему!
Кто хотя бы раз в жизни видел честного гасконца!
Впрочем, я несправедлив. Я знаю одного достойного господина, который родом из Дакса. Говорят, он был сыном пастуха, но сейчас он важная персона. Он настоящий святой. Зовут его Венсан де Поль. Вот за кого я буду молиться Мадонне!
Господин говорит, что знаком с преподобным де Полем, и они постоянно встречаются на научных спорах.

10 июня 16.. года

Нам поднимают квартирную плату. Я в отчаянии. В этот месяц мы заплатим благодаря тому, что я экономно вел хозяйство и сделал сбережения. Но затем? Что делать?
Нужно написать нашей благодетельнице. Она должна войти в наше бедственное положение и помочь.
Я бы с удовольствием продал те три книги, которые она с последней оказией прислала господину Арамису. Но господин Арамис тогда прибьет меня. Я не люблю, когда на меня сердятся. Особенно господин Арамис.

12 июня 16.. года

Я ей написал.
Надеюсь, что не сделал много ошибок. Письмо адресовал не самой благодетельнице, а доверенному лицу, через которое передает свои письма и господин Арамис.
Только бы письмо возымело действие.
Сегодня жарко. Открыл окна, выходящие во внутренний дворик. Выколотил с утра перины, подушки, развесил одеяла на просушку.
Господин в карауле. Вернется поздно.
Он очень устает. Ходит грустный.
Вчера получил жалование, выплатил все, что мне причиталось за последний месяц. Говорит тихим голосом. Мне даже приходится иногда переспрашивать у него какие-то фразы.
Дурак Планше чуть не записался в городское ополчение. Вот бы он был хорош, если бы господин Портос его не отговорил!
Я не люблю смеяться над хорошими людьми, но здесь я бы посмеялся. И с удовольствием понаблюдал за тем, как Планше в толпе таких же дураков учится маршировать!



13 июня 16.. года
Вчера господин Атос перебрал лишнего.
Он надрался как ризничий в церкви Сен-Жак.
Я его впервые видел таким! Но даже и в столь плачевном состоянии он выглядел как настоящий вельможа! Гримо прибежал ко мне и попросил помочь отвести господина Атоса домой.
Господин Атос пил один. В «Приюте Диогена». Мерзкое место, но погреб там хороший, потому что хозяин родом из Бургундии. Мы насчитали на столе полтора десятка бутылок. Еще две Гримо запихнул в карманы и отнес домой.
У господина Атоса прекрасные рубашки из тонкого батиста. Гримо сам не стирает, отдает прачке.
Мушкетон стирает сам. Я не представляю, как он это делает. Нужно попытаться представить. Господин Портос сказал, что мне не хватает воображения. Нужно развивать воображение.

14 июня 16.. года

Господин достал из сундучка свою сутану. Долго смотрел на нее и вздыхал.
Я не мешал ему. Я видел это только потому, что как раз протирал пыль на поставце в столовой.
Уныние – грех. Потому господину нужно срочно придумать какое-то дело и отвлечь его от дурных мыслей.
Сегодня ему никуда не нужно идти. Он бродит по дому в халате, от нормальной еды отказался. Питается бисквитами и ягодами. Напиваться в подражание господину Атосу уже не пытается. Это хорошо.
Сутану я уберу на место, только вот справлюсь с приготовлением ужина. Обязанностей у меня не так много, но иногда я чувствую, что очень устал. Нужно будет попросить выходной день.
Вечером пойду к Гримо. Если господин Атос в настроении, то он пообещал научить меня играть в шахматы. Шахматы – это очень полезно. Господин Арамис всегда говорит, что шахматы – любимая игра восточных мудрецов. Восточные мудрецы далеко не дураки, вот что. А я ощущаю себя достаточно умным и образованным, чтобы научиться играть в шахматы. Шахматы – это полезно, не то, что карты и кости. Карты и кости – так, забава. Причем опасная. Господь не велит нам играть в азартные игры.
Нужно найти соответствующее место в Священном Писании и показать господину Атосу, который постоянно пропадает в «Приюте Диогена» и проигрывает крупные суммы. Неделю назад он на наших глазах проиграл свою парадную перевязь, свой перстень и еще обед на троих. Я бы с ума сошел, если бы такое произошло с моим господином. К счастью, господин никогда не играет.
Господин Атос же даже бровью не повел. Я поражаюсь, какая у него выдержка. Он продолжал играть, дважды поднимал ставки до предела – и выиграл назад свою перевязь, свой перстень, обед на троих и еще сто пистолей сверху. Вот как.


15 июня 16.. года

Господа были на учениях. Мы тоже смотрели. И господин д`Артаньян был.
Мне пришлось поработать. Я даже вспотел. Нужно было помочь господам отмерять заряды пороха.
Стоять в полном доспехе на линии огня не так просто. Вчера стреляли стоя на земле, это было первое упражнение. Второе упражнение было в конном строю. Третье упражнение было в фехтовании. Четвертое упражнение было для тех, кто выполнил успешно первые три. Стреляли по движущейся мишени из пистолетов. Каждому давали по три попытки.
Я первый раз видел мушкетерский полк в полном сборе. Они производят впечатление. Все на вороных конях, просто сотня настоящих рыцарей. Они показывали построение. Господин де Тревиль командовал.
Господин Атос прекрасно фехтует. Он и стреляет прекрасно. Кажется, что почти не целится. Бах – и в центр мишени. Я попросил у Гримо подержать мушкет господина Атоса. Гримо говорит, что господин Атос заказывал свой мушкет у хорошего немецкого мастера. Но из хорошего оружия тоже нужно уметь стрелять. Господин Атос дрался на шпагах не в полном доспехе, а только в кожаном нагруднике. На него нападали втроем, но ни один не сумел даже коснуться его кончиком шпаги. Зато господин Атос, будь это настоящий бой, уложил бы двоих, а еще одного тяжело ранил.
Господину Атосу аплодировали и король, и господин де Тревиль.
Господин Портос тоже отличился. Он показывал несколько приемов боя, которые можно проводить без применения оружия. Господин Портос говорит, что ему солнце в глаза слепило, потому он трижды промахнулся по мишени. Господин Атос поправил его и сказал, что помешало не солнце, а ветер.
Мне так кажется, что господин Атос немного посмеивался над господином Портосом. Просто господин Портос перед учениями выпил бутылочку шампанского. А на жаре такого делать не надо бы.
Мой господин, оказывается, отличный стрелок. Вот бы не подумал! Он, конечно, долго прицеливается по мишени. Но зато палит из мушкета как немногие. Только пятеро из всего полка удостоились чести быть приглашенными на обед к г-ну де Тревилю.
Я отнес мушкет своего господина домой.
Отмываю руки. Пальцы запачкал порохом. Не люблю, когда от меня пахнет войной. Пока нет господина, воспользуюсь его миндальным мылом. Должно помочь.



16 июня 16.. года

Господин Арамис увидел, как я пользуюсь его притираниями.
Я ожидал, что мне сразу дадут расчет. Я действительно виноват. Слуга из хорошего дома не должен пользоваться вещами господина. Я превысил свои полномочия. Меня могли даже поколотить перед тем, как выставить на улицу. Я думаю, что если бы я служил господину Атосу, так бы и случилось.
Господин Арамис же долго смеялся. И все. Он даже ничего мне не сказал в знак своего недовольства.
Я не знаю, как расценивать такое поведение. С одной стороны, я должен радоваться. С другой, я понимаю, что заслужил наказание. Но не просить же самому наказать меня? Это было бы глупо и неосмотрительно.
Дал себе зарок больше не дотрагиваться до баночек, которые стоят на столике в спальне. Хотя то снадобье, которое господин Арамис использует после бритья для смягчения кожи, прекрасно помогало и мне. Оно действительно целебное. Нужно будет узнать состав. Попробую сделать все сам. Ведь господа часто переплачивают за то, что не умеют делать своими руками.
Кстати, пальцы себе я отбелил. Но получилось как-то странно. Остались три или четыре пятна. Завтра намерен заняться уборкой, буду много возиться с водой. Тут все остальное и смоется. Оно всегда так бывает.
Получается, что моя обычная работа куда полезней для отбеливания рук, чем все эти господские выдумки.

18 июня 16.. года

Господин Арамис застал нас с Мушкетоном за распитием вина, которое прислала госпожа де Буа-Трасси со своих анжуйских виноградников.
Мушкетон от страха забрался под стол и опрокинул его на себя. Вместе с остатками жаркого.
Господин ничего не сказал, только посмотрел на нас с Мушкетоном. И прошел к себе.
Я собираю вещи и не знаю, где буду ночевать нынче. Теперь меня точно выгонят.
Abyssus abyssum invocat. Что это означает на латыни, я выяснить не успел, но обычно так говорят, когда одно бедствие влечет за собой другое.

19 июня 16.. года

Тщательно вымыл пол во всех комнатах и проветрил белье. Иду ругаться с прачкой: она плохо простирала манжеты на двух рубашках господина Арамиса. Хорошо, что заметил я, а не сам господин Арамис. Он имеет странную особенность не замечать паутину на потолке или пятно на полу, но зато его выводит из себя даже крошечное пятнышко на одежде.
Пользуюсь ли я этим? Пожалуй, да. Гримо делает уборку каждые три дня. Я – раз в неделю. После этого кто-то смеет уверять меня, что мужчины-господа менее требовательны, чем женщины?
Господин Портос – может быть. Но я уже неоднократно замечал, что господину Портосу не хватает светского воспитания и манер. Он остается пикардийцем, который живет в Париже только потому, что здесь у него служба.
Он вчера приходил к нам просить прощения за Мушкетона. Принес пять бутылок вина, четыре из которых выпил сам. Доел остатки жаркого. Остался очень доволен.
Господин Арамис после этого визита попросил у меня микстуру, которую составляет моя родственница. Точно знаю, что там содержится анис и мята. Она здорово помогает от головной боли.
А еще я теперь знаю, что обречен влюбиться в госпожу де Буа-Трасси. Я не хочу этого, но господин вчера вечером был у нее в гостях и рассказал про нашу с Мушкетоном пирушку. Думаю, что именно этот рассказ спас меня. Господин явился в прекрасном расположении духа и сказал мне, что графиня подсыпала во все бутылки какое-то тайное зелье, которое должно расположить выпившего вино к нежным чувствам по отношению к графине.
Кажется, я уже начинаю испытывать странное томление духа и плоти. Размышляю над тем, что нужно сходить к Малым Августинцам и попросить изгнать из меня беса. Я совершенно не знаю, что делать, если зелье подействует. Не могу же я стать любовником знатной дамы! Нет, я не возражаю против такого поворота дел, но боюсь, что красавица Камилла будет против. Ей нравятся мужчины вроде господина Арамиса: тонкие и бледные. Я же обладаю приятной полнотой и довольно здоровым румянцем. Не считаю это недостатком.

20 июня 16.. года

Обнаружил, что ниже мочки левого уха у меня появилась крупная бородавка. Может быть, это и не бородавка. Нужно сходить к цирюльнику и выяснить. Если это бородавка, то ее можно вывести.
Я одержим грехом тщеславия.
Вечером, предаваясь раздумьям, пришел к выводу, что графиня де Буа-Трасси может быть спокойна. Я не поддамся грешным вожделениям. Я буду тверд как скала.
Нужно выяснить каким-либо способом, пила ли она сама то зелье. Я знаю печальную историю рыцаря Тристана и королевы Изольды. Любовные напитки до добра не доведут.
А вдруг она все же выпила зелье? Тогда что мне делать? Не можем же мы открыто встречаться в Париже. Мне просто негде ее принять! Не могу же я привести ее к нам! Это будет черной неблагодарностью по отношению к нашей благодетельнице! Конечно, они кузины, но… И что скажет та, вторая, имени которой я до сих пор не знаю?
Я в затруднительном положении, и мне не у кого спросить совета.




24 июня 16.. года

Мы едем в поместье госпожи де Буа-Трасси. Господин берет меня с собой, потому что ему без моей помощи не обойтись.
Он рассеян и задумчив. Я не знаю, что и подумать.
Они с графиней сговорились погубить меня?
Ем устриц, чтобы при случае не опозориться.
Нужно упаковать вещи. Для господина Арамиса беру два камзола, кружева, ленты и шитье. Для прочих вещей составлен список, чтобы не забыть что-то в спешке. Получается небольшой сундучок. Во что нарядиться самому, даже не знаю. Пересмотрел свой гардероб. Почему я так храню приверженность к темным тонам? Нужно срочно заказать себе что-то светлое и в меру нарядное.
Мушкетон и так дразнится, что я похож на галку.
Нужно будет ему сказать, что он часто похож на майский шест. Как и его господин. А я обладаю вкусом и чувством меры.

28 июня 16.. года

Мы вернулись. В Париже душно, пыльно и невозможно дышать. Особенно резко перемена выглядит после того, как я несколько дней дышал прекрасным воздухом Иль-де-Франс.
Как хорошо за городом. Если я все же оставлю службу у господина Арамиса или мы вместе с ним попадем в монастырь, нужно выбрать место вне Парижа. Обязательно вне Парижа.
Обратно мы возвращались с господином Арамисом верхом, не в карете. Господин грустней обычного. Он заметно похудел, хотя ест как обычно. Аккуратно читает каждый день розарий, на ночь долго молится или сидит в гостиной с книжками духовного содержания.
Спросил меня, по-прежнему ли я желаю стать послушником монастыря. Если он решит принимать сан, то ему придется на какое-то время отказаться от слуги. Послушникам слуги не положены. Я заверил господина Арамиса, что всюду последую за ним. Желание стать слугой Божьим во мне нисколько не угасло, и я целиком одобряю стремление господина принять сан. Он будет прекрасным проповедником, я уверен в этом. Хотя, если честно, я его вижу в красной сутане кардинала. Он может стать и Папой.
Только бы мне уговорить его принять сан. Дальше все пойдет само собой.
Я набрался смелости и спросил про госпожу де Буа-Трасси. Ведь господа много времени проводили вместе, господин Арамис даже один раз пришел домой под утро. Я уж подумал, что они стали любовниками. Ничего удивительного. Не мое дело вмешиваться в господские дела и оценивать их поступки, но на месте господина Арамиса я бы раздумывал недолго. Графиня мила, умна и очень его любит. Но господин Арамис не любит ее вовсе. Или уж любит «как сестру».
Он написал нашей благодетельнице. Черновик оставил на столе, я случайно прочитал несколько слов или даже строк. Честно говоря, было так интересно, что я почти все прочитал. Там было немного, всего страница, много времени это у меня не отняло.
Он не желает обманывать ту, которая его любит, потому что любит другую. Я уж не стал спрашивать, почему он не стесняется быть любовником той, второй незнакомки.
Кстати, нужно ради собственной безопасности выяснить ее имя. Она живет не в Париже и бывает здесь редко. Иначе бы ее знали при дворе, а я бы таскал записки от нее своему господину. Ничего подобного и близко нет. Все это очень напоминает роковую тайну, от которых простому человеку вроде меня нужно держаться подальше. Но я любопытен. Да, я любопытен потому, что мое любопытство не раз оказывало мне добрую услугу.
Потому я выясню все про вторую даму.

6 июля 16.. года

Получил жалование. Сходил к цирюльнику.
Нарост, который так меня тревожит – это родимое пятно. Нужно попросить у Мушкетона книгу, где все расписано: что означают те или иные родимые пятна. Мушкетон гордится родимым пятном промеж лопаток. Говорят, это признак долгой и счастливой жизни. Он радуется и уверяет, что не допустит, чтобы его убили так же, как его папашу.
Я боюсь подумать, где погиб папаша Мушкетона. Подозреваю, что он окончил свои дни на королевских галерах.
Cogitations poenam nemo patitur. Господин Атос объяснил мне, что это хорошее правило придумали древние римляне. Это правило, которым пользуются судьи уже много-много лет. Если перевести на французский, то получится: никто не несет наказания за свои мысли. Я могу думать то, что хочу. Например, о том, что Мушкетон тоже может закончить свои дни на галерах. Если он будет продолжать воровать еду на кухне у господина де Тревиля.
Но пока он не попался, я буду делать ему внушения и молиться за него. Ведь мне иногда из его добычи тоже кое-что перепадает.
Я слишком много времени провожу в обществе Мушкетона. Это меня развращает и дает повод для дурных мыслей. Нужно поближе сойтись с Планше. Мне он кажется дельным и толковым человеком, хотя иногда он бывает излишне назойлив и слишком весел. Не люблю людей, которые смеются так, что посторонние видят все их зубы.

"Однажды, когда я был еще очень мал, я спросил Баррича, случалось ли ему когда-нибудь проигрывать бой. Он только что укротил норовистого молодого жеребца и успокаивал его в стойле. Баррич улыбнулся, обнажив крупные, как у волка, зубы. Капли пота стекали по его щекам. Он ответил мне через перегородку стойла.
– Проигрывать бой? – все еще задыхаясь, спросил он. – Бой не заканчивается, пока ты его не выиграл, Фитц. Это очень просто запомнить. Независимо от того, как думает твой соперник, будь то человек или лошадь."

Робин Хобб. Королевский убийца.

С Днем Рожденья, меня

Наверное, неплохо было бы подвести какие-нибудь итоги, но я уже совершенно без сил) И вместо этого просто продублирую свой старенький перевод на тему. Как говорится, без комментариев)


С Днем рождения!



Мы с Холмсом вернулись после одного ужасного дела в предместье Хаммерсмита уже далеко за полночь. Настроение было ужасное, все меня раздражало, и особенно мой компаньон. Я был совершенно без сил после этого бешеного кросса по улицам (нога все еще болела и совершенно не годилась для подобных пробежек); Холмс повредил себе обе руки, за что мог винить только себя и свою пресловутую склонность к драматическим эффектам во время задержания преступника.
Миссис Хадсон сонно взглянула на нас и сочла нужным поспешно ретироваться . Она еще больше убедилась в правильности этого решения, когда Холмс что-то грубо буркнул в ответ на ее вопрос будем ли мы ужинать.
Я был слишком сердит на своего друга – если я мог сейчас так его называть – чтобы извиняться за его действия; мне крайне надоело, выпутываться из неприятностей, которыми был обязан исключительно Холмсу, и наименьшей из них была наша сегодняшняя погоня за преступником через шесть кварталов по темным , залитым дождем улицам.
Я вежливо пожелал ему спокойной ночи, а мой компаньон соблаговолил что-то нечленораздельно буркнуть мне в ответ, удобно расположившись в моем кресле и кольцами пуская дым в потолок, наподобие отходящего паровоза.
Поднимаясь к себе в спальню, я услышал, как забарабанил по крыше дождь, и это подействовало на меня весьма умиротворяюще. А потом я почувствовал себя и вовсе на седьмом небе, особенно когда снял промокшую одежду ( я упал, поскользнувшись на влажном булыжнике, а мой компаньон мало того, что не стал помогать мне подняться, так еще и буквально перелетел через меня и продолжил погоню).
Я швырнул в угол этот влажный ворох одежды, но потом подумал, что будет несправедливо вымещать на миссис Хадсон свое раздражение, и, нехотя, повесил одежду на стул. И теперь меня занимали лишь две мысли – как бы поскорее заснуть, и еще я бы не отказался от бутылки с горячей водой под одеялом – ибо в комнате становилось все холоднее и холоднее.
Конечно, если в нижнем этаже все еще царит этот ад, то до утра я могу прокоптиться в своей постели, не хуже какого-нибудь рождественского гуся.
Думаю, именно этот довольно тревожный образ и не дал мне мирно заснуть этой ночью. Я метался и ворочался на кровати чуть ли не до самого утра и, наконец, где-то в половине третьего погрузился в беспокойный тревожный сон, услышав снизу какие-то громкие звуки, говорившие о том, что Холмс не спит, а значит, не подожжет ненароком весь дом.
Прошло совсем немного времени, и я почувствовал, как меня довольно бесцеремонно трясет за плечо чья-то худая прохладная рука. Ничего не понимая, я сонно заморгал глазами, уставившись на колеблющееся пламя свечи, которую поднесли к самому моему носу.
- Уйдите… - недовольно пробормотал я, быстро переворачиваясь и не обращая никакого внимания на настойчивое требование Холмса немедленно вставать. Но на него не подействовало даже то, что я снова натянул на голову одеяло.
И это человек, равного которому не было по части умения наблюдать и строить выводы!
- Уотсон, вставайте! Пришел клиент, и кажется, дело весьма необычное! Ваше присутствие совершенно необходимо – мы вас ждем! – воскликнул он, отворачивая газ, и я недовольно поморщился, когда комнату залил ослепительный свет.
- Холмс… - простонал я, сонно протирая глаза и вытаскивая из-под одеяла руку, чтобы взглянуть на часы прежде, чем мой друг выхватил их у меня. – Ради всего святого, сейчас только…. десять минут восьмого! Мы же вернулись всего несколько часов назад!
- К сожалению, клиенты приходят не тогда, когда нам это было бы удобнее всего, - бодро ответил он откуда-то слева; я видел, как его тень падает на одеяло рядом с моей головой. – Вставайте, Уотсон! Сейчас прекрасное утро и, думаю, еще до полудня у вас появится довольно интересный материал для ваших анналов.
Я уже хотел сказать , куда ему идти вместе с его интересным материалом, но увидев, что Холмс находится в опасной близости к моему кувшину с водой, передумал. Может, если не обращать на него внимание, он все поймет и уйдет…
Как бы не так, внезапно эта тень бросилась ко мне и сдернула одеяло не только с моей головы – а вообще сорвала его с кровати, швырнув прямо на пол, несмотря на то, что столь дерзкое поведение вынудило меня выругаться на том жаргоне, что я подцепил во время своей военной карьеры.
- Боже мой, доктор… и это говорит джентльмен!?
-Убирайтесь из моей комнаты!
- Доктор, если вы будете так кричать, то напугаете нашего клиента! – столь же резко ответил он, бросая мне чистую рубашку.
- Очень на это надеюсь. Может, тогда нормальные люди, живущие в этом доме, смогут хоть немного поспать!
- Пойдемте,пойдемте, я же знаю, что вы не хотели бы пропустить этого не за что на свете. Поторапливайтесь, доктор. Или вы хотите, чтобы я прислал будить вас миссис Хадсон, а?
Вздрогнув, я потянулся за домашними туфлями – пол был просто ледяной; и, судя по этому пасмурному сероватому свету, проглядывавшему сквозь шторы, город по-прежнему был погружен в облачную дымку. Холмс удовлетворенно хмыкнул и вышел, притворив за собой дверь. Мне же не осталось ничего другого, как только насупившись, пробормотать несколько нелестных слов о клиентах с ужасными манерами, которые появляются в столь неподходящее для этого время. Если мне когда-нибудь придется опубликовать этот случай, то, клянусь, я дам вот этому клиенту самое отвратительное имя, какое только придет мне в голову.
Я быстро оделся и привел себя в порядок, холодной воде каким-то чудом удалось (хотя это и было довольно болезненно!) встряхнуть меня и вывести из того сонного состояния, в котором я все еще находился. Затем я распахнул рывком дверь спальни и чуть не налетел на Шерлока Холмса, который ждал меня в коридоре.
- Что вы здесь делаете? – буркнул я, раздраженно взглянув на него.
- Просто пришел удостовериться, что вы снова не заснули, - улыбнулся он.
В утренние часы я не в силах оценить бодрость в других , тем более, если такое поведение вовсе не свойственно им и в более подходящее время, не говоря уже о предрассветных сумерках. Так я и сказал Холмсу, естественно слегка понизив голос, чтобы не услышал наш клиент, но этот невозможный человек лишь рассмеялся, откинув назад голову.
Когда мы спустились на нижнюю площадку, я бросил на него сердитый взгляд.
- И кто же этот клиент, у которого столь неотложное дело? – язвительно вопросил я, когда мой компаньон взялся за ручку двери нашей гостиной.
- Увидите, - ответил Холмс в свойственной ему таинственной манере, и усмехнулся, заметив мое недовольство. Он распахнул дверь, а потом чуть отступил назад, давая мне возможность первым войти в комнату, благодаря чему секундой позже налетел на меня, когда я встал, как вкопанный, глядя прямо перед собой.
- Что, черт возьми,..
Я услышал сдержанный смех у себя за спиной и тут же меня так энергично втолкнули в комнату, что я вынужден был схватиться за сервант, чтобы сохранить равновесие. Холмс закрыл дверь и улыбнулся, потирая руки с самым довольным видом.
- Добрый день, доктор, - сказала миссис Хадсон, накрывавшая на стол, на котором красовался великолепный обед. В довершении всего я увидел большой вишневый торт с зажженными свечами. Добрая женщина улыбнулась мне и затем бросила строгий взгляд на моего компаньона, когда он чуть не задел графин, стоящий на буфете.
- День? – выдохнул я, все еще пытаясь понять, что происходит.
- Ну, конечно, доктор, - Холмс рассмеялся своим особым беззвучным смехом, - из-за этой бесконечной пелены облаков невозможно сказать, который час на самом деле. Поэтому я взял на себя смелость передвинуть стрелки ваших часов назад на целых пять часов и убил этим сразу двух зайцев – вы получили свой заслуженный отдых, а у нашей доброй хозяйки появилась возможность совершить все это волшебство без опасения, что вы ворветесь на кухню, как голодный рыщущий зверь, что, кстати, часто происходит после такой длинной ночи, как эта.
- Но, что, сейчас ,и правда … десять минут второго?
- Доктор, свечи вот-вот догорят до самой корочки пирога, - заволновалась миссис Хадсон, подталкивая нас обоих к накрытому столу.
С минуту я что-то рассеянно бормотал, отчего улыбка Холмса превратилась уже в явную усмешку, а наша добрая домохозяйка просто улыбнулась, и ,кивнув, вышла из комнаты, чтобы, по ее словам, принести остальную еду… господи неужели здесь еще чего-то не хватает?
Я озадаченно посмотрел ей вслед, а Холмс, тихо посмеиваясь, указал мне на стул, а сам сел напротив.
- Я уже говорил вам, когда мы въехали сюда год назад, что одной из ее главных задач было достигнуть того, чтобы мы оба сильно прибавили в весе.
Я покраснел, ибо было очевидно, что эта цель была достигнута только в отношении меня, и глаза моего друга сверкнули озорным огоньком.
- Да, но…
- Доктор, будьте добры, задуйте свечи, пока они не оплыли до самого торта. И если я не ошибаюсь, в таких случаях следует загадывать желание.
- Да… только я с детства не делал ничего подобного, - смущенно проговорил я.
- Ну и что, просто сделайте это, Уотсон, и все. Что касается меня, то я голоден, как волк, после этой погони вчера ночью, - Холмс отмахнулся от меня и начал резать торт, не дожидаясь, пока я задую на нем свечи.
Я засмеялся и пожелал, чтобы следующий год моей жизни был столь же богат событиями, как и этот, и задул свечи.
- Знаете, - сказал Холмс , в то время как его рот был набит вишнями, - я никогда не понимал этой традиции – ведь это довольно негигиенично.
- Ну, конечно, это все равно, что разговаривать с полным ртом, - веско заметил я, посмотрев на крошки на столе.
- Гм, - вот и все, что я услышал в ответ, и через минуту заметил виноватую улыбку на лице Холмса.
- Лучше положите что-нибудь еще себе на тарелку, а то вряд ли миссис Хадсон одобрит, что вы начали с десерта, - предостерег я, положив себе на тарелку кусок бифштекса, а потом подцепил еще один кусок – уже для Холмса.
- Это еще одна традиция, логика которой ускользает от моего понимания, - сказал он, приступая к овощам которые я незаметно положил ему на тарелку. – Нет, в самом деле, почему не надлежит прикасаться к наиболее вкусной части обеда, пока вы не набили желудок всем остальным?
- Потому что питание более важная вещь, чем вы считаете. Нельзя чтобы организм поглощал больше табака и сладостей, чем протеинов и овощей.
- Доктор, ради бога, вы можете не твердить об этом хотя бы один день!? – буркнул Холмс, отпивая глоток воды из своего стакана, и мрачно взглянул на ломтик дыни, который довольно соблазнительно красовался на его тарелке.
Я улыбнулся и поднял взгляд на миссис Хадсон, входящую в этот момент в комнату с подносом, на котором поблескивал графин с холодным лимонадом.
- Миссис Хадсон, вы – удивительная женщина! – искренне сказал я нашей хозяйке.
Она очаровательно покраснела и сказала лишь что-то типа: «- Ешьте, ешьте, молодой человек!», на что Холмс закатил глаза и совсем по-мальчишески быстро засунул в рот кусок тоста, намазанный маслом. Наша хозяйка одарила его строгим взглядом и предостережением не приступать к сладкому, пока он не съест все на своей тарелке.
Не успела за ней закрыться дверь, как мой компаньон моментально переложил все овощи со своей тарелки на пустое блюдо из-под бифштекса, а на их место положил довольно приличный кусок торта, удовлетворенно хмыкнув при этом. У него был столь довольный вид, что я не мог удержаться от смеха.
Я спокойно доел свой обед и сухо поинтересовался, могу ли рассчитывать на десерт или же Холмс намерен съесть весь торт, несмотря на то, он испечен в честь моего дня рождения.
- Нет, нет, берите, пожалуйста, доктор, - весело сказал Холмс, махнув ножом в сторону торта. – Я так понимаю, что воспоминания о прошедшей ночи уже больше не вызывают у вас раздражения, не так ли? По-моему, вы сейчас в гораздо лучшем расположении духа, чем в полночь, когда вы, словно ураган, унеслись к себе в комнату.
- Ну, уж не вам говорить о дурном расположении духа, - отозвался я, поливая сиропом свой кусок торта.
- Истинная правда, - миролюбиво согласился он. – Хотите лимонада?
- Да, благодарю вас. Вы действительно перевели мои часы?
- О, да. Сейчас уже почти два часа. В любом случае требовалось некоторое время, чтобы все здесь приготовить, а вы бываете довольно несносны, если не выспитесь. Так что ради всех нас, мне пришлось это сделать.
Я посмотрел на него, и Холмс ответил мне спокойным взглядом, а потом передал мне стакан с лимонадом.
- Все это было очень любезно со стороны вас обоих, - наконец, сказал я на полном серьезе, улыбнувшись своему компаньону. – Не говоря уже о том, что для меня это был полный сюрприз - и как вы только узнали, что сегодня мой день рождения? В волнениях последних дней, связанных с этим делом, я совершенно забыл о нем.
- Я проглядывал ваши увольнительные документы, - спокойно сообщил он, нанизывая на вилку последнюю вишенку, катавшуюся по его пустой тарелке. – Право же, вам нужно найти более подходящее место для хранения ваших бумаг, нежели ящик вашего стола; этот смешной замок легко откроет и ребенок.
- Вероятно, - сухо согласился я, тут же подумав, что в ближайшее время нужно найти какой-нибудь жестяной ящик с хорошим замком или хоть сумку для деловых бумаг. Я уже знал, что если Холмс может куда-то проникнуть, то, наверняка, сделает это, причем без всякого злого умысла. Меня совершенно не обидел подобный инцидент, даже наоборот, подобные случаи вносили в наше существование некоторое разнообразие, а ведь жизнь бывшего военного врача без определенных занятий могла быть довольно скучной.
Кроме того, любопытство Холмса было совершенно безобидным, и это была ничтожно малая цена за общение и сотрудничество с этим странным человеком , ставшим моим ближайшим другом, несмотря на все трудности этого прошедшего года.
Тут Холмс замолчал на полуслове, не закончив свою мысль ( он рассуждал вслух о немецкой музыке и ее способности воздействовать на мыслительный процесс); чертыхнувшись, он бросился к своему столу и начал с шумом выдвигать ящики, при этом подняв настоящий вихрь из лежащих там газет и папок с файлами. Когда я поинтересовался, что он ищет, то он угрюмо пробормотал, что, «естественно, ваш подарок, Уотсон!». Я улыбнулся, а потом и рассмеялся от всей души.
В первый раз, с тех пор, как я вернулся в Англию, я почувствовал себя совершенно счастливым – и более того, я почувствовал, что я, наконец-то, дома.

Народ, такой вопрос. Надо выкладывать фики по мушкетерской тематике? Это интересно или не очень? Их тут есть у меня еще немало и сама я их очень люблю, особенно многосерийные по слугам и истории из детства маленького Рауля. Которые очень милые и скажем так показывают многое, оставшееся за кадром - жизнь поместья Бражелон и всех его обитателей)

В общем, если мне продолжать, отпишитесь. Просто напишите, "да", если интересно. А то меня гложат сомнения