И еще одна порция счастья...Прошу любить и жаловать.

Дневник Шерлока Холмса. Продолжение.

11 февраля 1881 г.

Ха! Доктор, кажется, теряет терпение в наших вербальных поединках, так как его вопросы обо мне становятся все более прямыми. А сегодня он совершил подвиг, на который я считал способным только своего брата – он одержал надо мной верх в нашей очередной словесной дуэли. Но начнем сначала…
Сегодня за обедом (все утро я провел в лаборатории) он прямо спросил меня, занимаюсь ли я медициной или химией, и был крайне разочарован, когда я просто ответил:
- Нет. Передайте, пожалуйста, соль.
И, все.
Но я чувствовал, что только разжег его любопытство, и доктор дал мне это понять весьма необычным способом, когда после обеда мы оба сидели в гостиной; он лениво листал мою книгу о ядовитых растениях, а я снова бился над своей статьей.
- «Колладиум… может разъедать кожу и глаза. После взаимодействия с ним нужно обязательно вымыть руки, - прочел он вслух.- Холмс, мне кажется, нам надо завести домашнее растение.
- Из числа тех, что упоминаются в этой книге?
-Нет-нет, что-нибудь менее эксцентричное. Ну, понимаете, скоро весна, - уныло произнес он, подходя к окну и поглядывая на улицу, покрытую коркой льда. – У миссис Хадсон в холле стоит прекрасная аспидистра и она очень освежает общий вид.
- Пожалуйста, доктор, - сухо сказал я. – И полагаю, Венера-мухоловка внесет больше разнообразия в нашу жизнь, чем обычная комнатная зелень.
Он засмеялся и закрыл книгу.
- Только не говорите, что она у вас уже была. Это бы меня не удивило.
Я усмехнулся.
- Нет, доктор. Единственное растение, которое у меня было, это папоротник, который подарил мне один клиент. Это было еще на другой квартире.
- В самом деле?
- Да, - сказал я, рассеянно рисуя что-то на листе бумаги. – К сожалению, он прожил у меня только неделю.
- А где он у вас стоял?
- На полке. Больше нигде не было места.
- А где была полка?
- На стене, доктор, - куда еще по-вашему вешают полки?
Он усмехнулся, и, откинувшись на спинку кресла, потянулся за сигарами.
– Я имею в виду близость к окну.
- На противоположной стене, рядом с клозетом, - я пожал плечами и вернулся к статье. – Что это имеет какое-то отношение к жизни папоротника?
Он замер с сигарой в руке и озадаченно посмотрел на меня:
- Холмс, вы хотите сказать, что бедный папоротник был лишен солнечного света?
- Солнечного света?
- Не удивительно, что он погиб…, но вы хоть поливали его?
- Гм … думаю, что… наверное, да.
- Ладно, обойдемся без растений, а то если я вдруг куда-нибудь уеду, они у вас, наверняка, погибнут.
- Как хотите, доктор, - проворчал я, снова пытаясь взяться за свою работу.
Он хмыкнул и начал перелистывать страницы.
- «Дифенбахия, - прочитал он, - выглядит безвредно, но обладает едким раздражающим эффектом.»
- Гм…
- Как некоторые люди, - насмешливо бросил он.
Это что вызов?
Я усмехнулся, но не поднял головы от своей писанины, что, видимо. еще сильнее его раззадорило, так как он возмущенно фыркнул и перевернул страницу.
Вам шах, доктор.
- «Опиум маковый», - продолжил он.
Он что будет читать вслух названия всех растений? Я так никогда не закончу эту чертову статью, так как надо признать, что наш разговор занимал меня гораздо больше.)
– Разве не странно, как одно растение может служить и добру и злу? Опиум и другие наркотики в малых дозах используются для медицинских целей, но в больших вызывают наркотическое действие, результатом которого может быть даже летальный исход.
- Это верно. Прошлой осенью в Ист-Энде произошла целая серия убийств в опиумных притонах, - рассеянно констатировал я, быстро набрасывая заключение к статье. – Просто отвратительно, по крайней мере, пятнадцать человек за три ночи, их трупы выбросили в реку. Оказалось, что владелец притонов, некто Питер Ластер, был просто наемным убийцей – он принимал заказы на устранение неугодных кому-то людей. Если я не ошибаюсь, он приговорен к пожизненному заключению.
- Судя по всему, у вас большая осведомленность относительно криминальных событий. Уже не первый раз я слышу, как вы говорите о различных мерзостях, что происходят в Лондоне и его окрестностях, - осторожно заметил он.
- Да, я стараюсь быть в курсе этого, - и я снова уткнулся в бумаги.
Шах.
Доктор промолчал – я поднял на него глаза – на его лице и любопытство, и разочарование.
Но молчим оба, тишину нарушает только скрип моего пера.
- Гм… Опунция поликанта, - прочитал он, - встречается в основном в Америке.
- Из семейства кактусовых, - не глядя, дополнил я.
- Точно, - холодно подтвердил мой компаньон.- Его шипы не позволяют любопытным не только дотронуться до него, но даже подойти поближе, и только более смелый исследователь, сумевший благополучно миновать эти колючки, сможет проникнуть к самому сердцу растения и получить оттуда драгоценный сок, который там содержится. Восхитительное растение.
- Как некоторые люди?
- Вот именно… - сухо согласился доктор. Тут он зевнул, положил книгу на стол и пошел вздремнуть в свою комнату, захватив еще одно одеяло.
Четверть часа спустя, покончив со статьей, я взял эту книгу, чтобы поставить на полку и между делом заглянул в содержание…
… сначала почувствовал что-то вроде досады, но минуту спустя она уступила место восхищению. В книге не было ни слова про опунцию поликанта…
Вам мат, мистер Холмс! Прекрасная работа, доктор.


11 февраля 1881 г.

23 часа 37 минут.

В такие ночи, как эта, я часто задаю себе вопрос, почему я выбрал такую странную профессию, ведь мог бы заниматься чем-то менее рискованным, как мой брат, например, или стать химиком, или даже врачом. Вместо этого я выбрал (вернее, даже создал) профессию единственного в мире детектива-консультанта.
Да уж, детектив-консультант…в последнее время мне гораздо больше приходиться бегать по Лондону и ввязываться в различные конфликты в темных переулках, чем консультировать, и с каждым разом работа моя становится все опаснее. Как бы хотелось распутывать какое-нибудь дело, сидя в удобном кресле, но нет, не обходится без беготни, ползания по каким-нибудь складам и обыкновенной драки. Боюсь, в один прекрасный момент удача изменит мне и… Вот как сегодня, например, меня вполне могли сбросить в Темзу – не самый приятный способ провести вечер…
Ну, по крайней мере, это ужасное рыбное дело раскрыто. И подумать только, как невинно все начиналось - с похищения какого-то там палтуса, а в результате меня чуть не задушили, и наверняка бы, сбросили с моста, если бы не один проницательный констебль, проявивший большую сообразительность (я рекомендовал его Лестрейду, этот парень явно заслуживает большего, чем обходить рыбные рынки, вылавливать пьяниц, проституток и бог знает кого-еще). Он вмешался в нашу потасовку, проявив большую отвагу и смекалку, короче, произвел на меня неизгладимое впечатление.
Отдышался слегка, черт, как болит горло (не дай бог, если завтра доктор увидит меня без воротничка – эти синяки у меня на шее наверняка привлекут его внимание, а это совершенно лишнее, он и так любознателен сверх всякой меры); поблагодарил своего спасителя – его зовут Стенли Хопкинс, и мы вместе препроводили задержанных в Скотланд Ярд.
Лестрейд был явно не в восторге - ну еще бы, ведь это уже вторая преступная группировка, которую я поверг к его ногам за этот месяц – он что-то проворчал насчет запрещенных приемов и скорчил такую гримасу, что я решил немедленно ретироваться…
И вот час назад я вернулся домой, доктор уже спит, и это просто замечательно, значит, я смогу беспрепятственно воспользоваться каким-нибудь средством из его чемодана, избегая его вопросов. Вообще-то, пора заканчивать с делами в той части Лондона да еще и в ночное время, - честно говоря, был момент, когда я думал, что для меня все кончено, что было довольно логично, учитывая тот факт, что мне пришлось иметь дело с тремя вооруженными головорезами. Меня до сих пор трясет, перед сном, пожалуй, стоит сделать глоток бренди, и может даже не один…


12 февраля 1881 года
Должен записать это сейчас, пока не забыл, чтобы утром понять, что мне это не приснилось, и на свежую голову поразмыслить о том, что произошло на самом деле и как я должен к этому относиться. А сейчас я, увы, не в том состоянии…
Видимо, во всем виновато мое живое воображение – оно не оставляет меня в покое даже ночью, вызывает к жизни какие-то образы, причем не самого приятного характера – я имею в виду ночные кошмары. Без сомнения, свою роль здесь сыграли мой род занятий и целый ряд вредных привычек, однако Майкрофт утверждает, что и в детстве мне часто снились страшные сны, а впечатления от моей профессиональной деятельности только все усугубили.
С тех пор, как я переехал на Бейкер-стрит, ничего подобного мне не снилось, хотя на Монтегю-стрит такие сны временами случались. Я думаю, это было отчасти благодаря крысам, наводнявшим эту ужасную дыру, отчасти живому воплощению ночных кошмаров, которому я платил квартирную плату. Но после переезда, как я уже говорил, никакие кошмары меня не преследовали. До этой ночи…
Я не собираюсь поведать здесь детали вышеупомянутого сна (во-первых, в этом нет необходимости, а во-вторых, это было бы довольно болезненно), достаточно сказать, что события этого вечера предстали там в гораздо боле мрачном свете и оказались гораздо мучительнее, чем они были в действительности. Вскрикнув, я проснулся в холодном поту, и все еще видя разрозненные фрагменты моего кошмара.
С минуту я тупо смотрел на потолок, пытаясь отдышаться и прийти в более хладнокровное состояние, причем очень успокаивающе подействовал на меня мягкий свет, пробивающийся из-под двери гостиной. И только через несколько секунд я осознал, что там не должно быть света, «по крайней мере, не в этот час», - подумал я, взглянув на часы.
А через минуту раздался осторожный стук в дверь. В паническом ужасе я быстро повернулся на бок и закрыл глаза. Неужели я кричал во сне? О, нет…
Я приложил всю волю, чтобы дышать тихо и ритмично и… вовремя; дверь медленно открылась, и я услышал мягкий шепот:
- Холмс? Вы спите?
Слегка вздрогнув, я тем не менее не сделал ни единого движения, а просто размеренно дышал, лежа с закрытыми глазами. И мне кажется, был очень убедителен в роли спящего. И, слава богу, ибо последнее, что я бы сейчас хотел, так это вести беседу о том, что мне привиделось и выслушивать, что говорит медицина о ночных кошмарах.
Ну вот, слышу приближающиеся шаркающие (из-за хромоты) шаги, хотя и совершенно приглушенные ковром. Небольшая пауза, и я чувствую, как беспорядочно обмотавшееся вокруг меня одеяло, мягко (так мягко, что я едва это ощущаю), вынимают из-под моих рук. Еще минута, и я заботливо укрыт одеялом. Настороженно лежу, не смея открыть глаз и соблюдая полнейшую неподвижность. Слышен тихий всплеск – как будто где-то наполнили водой стакан. И затем слабый звук у моего изголовья – видимо, стакан поставили на мою тумбочку.
И снова тихий шепот:
- Бедняга! – и затем звук удаляющихся шагов и звук закрывшейся двери – комната вновь погрузилась в темноту и безмолвие, правда не такие зловещие, как прежде.
Подождав немного, я приоткрыл глаза, и. увидев, что остался в одиночестве, сел на кровати, сильно озадаченный происшедшим.
Прежде всего, какого черта он не спит так поздно, то есть так рано? В три часа утра?
Во-вторых, что он делал тут, рядом со мной? Какой-то загадочный медицинский инстинкт, потребность заботиться о предполагаемом пациенте?
Нет, если серьезно – ему просто необходима медицинская практика – для полного счастья ему нужно кому-то помогать. А мне совсем не хочется быть подопытной крысой для его медицинских инстинктов.
В- третьих, пара глотков воды из этого стакана оказали просто чудотворное влияние на мое больное горло, но почему оно до сих пор болит? Или это реакция на мой ночной кошмар?
В-четвертых, это его «бедняга» прозвучало не жалостливо и не снисходительно, как можно было бы ожидать от другого человека. Скорее в этом слове было… сочувствие?
Таким образом, я мог ответить на свой первый и четвертый вопрос. И в какой-то степени, на третий. Но второй… это загадка. Почему вместо того, чтобы держаться от меня подальше, он пришел сюда, чтоб узнать в каком я состоянии?
Ужасно, что сейчас еще только четверть четвертого, и мне придется пока остаться в постели с зажженной свечой, так как, судя по шагам за дверью, он все еще не спит, и бог знает, что он там делает.
Хочу курить. Но если я не посплю хоть немного, то утром буду совершенно бесполезен для своего клиента и вообще для кого бы, то ни было, так что лучше отложить трубку и попробовать заснуть. Может, мне повезет, и я смогу спокойно провести остаток этой ночи.
Все остальное завтра.



12 февраля 1881 года

14 часов 20 минут

Почему-то мне кажется, что хорошему адвокату не будет стоить труда доказать, что братоубийство - это убийство при смягчающих вину обстоятельствах.
Но если бы правительство не снабдило моего брата массой телохранителей, и если б я сам не считал полным абсурдом убрать человека, который контролирует судьбы Европы, и если бы я ни смотря ни на что не испытывал к нему какую-то непонятную и совершенно нелогичную привязанность, то… я сам пошел бы к Лестрейду и заявил, что замышляю преднамеренное убийство.
Потому что иногда он совершенно невыносим!
Казалось бы, день и так был не особенно удачен, но нет! Мало того, что полночи я не спал (хорошо хоть на этот раз обошлось без кошмаров, и на том спасибо), так во время завтрака принесли телеграмму от Майкрофта, написанную в его обычной манере:
«Шерлок тчк Надо увидеться немедленно тчк Срочно тчк Майкрофт».
И что примечательно - хотя я вовсе не обязан подчиняться брату ни по закону, ни как то еще, - цена за неподчинение слишком высока, чтобы я мог позволить себе подобную роскошь. Мой брат довольно злопамятен, и хотя он не часто тратит свою драгоценную энергию на месть, но месть эта довольно изощренна (в этом я убедился на собственном опыте), так что лучше не рисковать.
Когда я вышел сегодня в гостиную, доктор все еще спал на диване (и я был страшно горд тем, что до сих пор не разбудил его – это стоило мне не малых усилий, и если он это не оценит, то вряд ли я буду так напрягаться в следующий раз), и я был рад, что не надо отвечать на вопросы о телеграмме. Я бросил ее в огонь, убедился, что оставил доктору достаточно кофе и ушел, не перемолвившись ни с кем ни единым словечком, что само по себе является рекордом.
Времени у меня в запасе было только час, перед тем, как Майкрофт уедет в Уайт-холл, и он хорошо знал это, когда посылал телеграмму – он обожал, чтобы люди сломя голову кидались выполнять малейшие его желания, но я вовсе не принадлежал к числу его бесценных послов и министров.
Именно это я и сказал ему отнюдь не в двусмысленных выражениях, когда самолично вскрыв замок, вошел в его апартаменты. Конечно, он не пришел в восторг (хотя я этого и не ждал) ни от моих слов, ни от того, как я попал в его комнату.
- Шерлок!
- Послушай, это не моя вина, что правительство так плохо заботится о твоей безопасности, - заявил я, - если бы я был убийцей – довольно заманчивая идея – то убил бы тебя прежде, чем ты поставил бы на стол свою чашку.
- Хочешь держать об этом пари? – спросил братец, указав мне на свободный стул своей пухлой рукой.
- Думаю, нет. Лучше скажи, чего ты хочешь от меня, Майкрофт?
- Ты поел?
- Да, но очевидно, не так много, как ты, - съязвил я, указывая на стол, уставленный пустыми тарелками.
- Шерлок, я считаю, что тот, кто ведет активный образ жизни, должен, как минимум, хорошо питаться для своего же собственного блага, - нравоучительно ответил он, заканчивая шестую сосиску.
- Брат, я не думаю, что ты позвал меня сюда, для того, чтобы обсуждать мое питание или мое здоровье. Может тебе трудно в это поверить, но я занят, и совершенно не планировал этого визита. Какого дьявола тебе нужно?
- Шерлок… ты всегда так прямолинеен? – он вздохнул и откинулся на спинку стула.
- Майкрофт… - прошипел я, стиснув зубы.
- Шерлок, пожалуйста, возьми вот это, - сказал он, доставая из кармана какие-то карточки и через стол передавая их мне.
- Театральные билеты?
- Ты, конечно, знаешь, что на этой неделе в «Глоб» ставят «Гамлета»?
- У меня нет обыкновения следить за такими вещами, если только в театре не произойдет какого-нибудь преступления.
- Вот именно. В любом случае завтра вечером я вынужден сопровождать на этом спектакле Его… в общем, одного иностранного гостя, - заявил мой брат, всем своим видом изображая великосветскую скуку. – И так как я считаю, что тебе совершенно необходимо куда-то выходить, помимо полицейского участка, то предлагаю тебе билеты на этот спектакль – в совершенно другой ложе, я вовсе не хочу, чтобы ты соприкасался с моим гостем, а то у него сложится неверное представление об англичанах.
Я оставил без внимания его укол, (получая подобные колкости на протяжении многих лет, я приобрел что-то вроде иммунитета) и взглянул на билеты с еще большим подозрением.
– Но тут два билета.
- Твоя наблюдательность не имеет себе равных, Шерлок.
- Не смешно, Майкрофт. Что ты хочешь этим сказать?
- Ну, ты вряд ли пойдешь в театр один? Уверен, что найдется человек, который потерпит твое общество в течение двух часов, ради того, чтобы посмотреть известный спектакль.
Я бросил на него самый грозный взгляд, на какой был способен.
- Майкрофт, я не хочу идти в театр с кем бы то ни было.
- Я надеялся, что мне не придется превращать свое предложение в требование, брат, но ты не оставил мне выбора, - вздохнул он.
- Что? Требование? О чем ты говоришь?
- Шерлок, просто ты должен преодолеть свои комплексы отшельника, - мой брат демонстративно закатил глаза.
- Я? И это говорит человек, который состоит в самом молчаливом клубе Лондона?!
- По крайней мере, я состою в клубе, Шерлок - ты же отказываешься вступить даже в него. И я отдаляюсь от людей, чтобы сохранить ясность ума в интересах внутренней и внешней политики, а не потому, что я циничный мизантроп.
- Извини, но я не согласен.
- Твое мнение по этому вопросу достаточно спорно и меня совершенно не интересует. Это не здорово, Шерлок, что ты занимаешься только своей работой все время своего бодрствования и даже в то время, когда ты должен спать!
- Ты начинаешь говорить, как Уотсон, - раздраженно обронил я, так как он сводил меня с ума своим вздором. И как ему только в голову пришло сказать мне, что нужно меньше работать?
- Это говорит в его пользу, раз он говорит тебе то же самое, - ответил Майкрофт и я увидел искру интереса в его водянистых глазах.
О нет, мне хорошо знаком этот взгляд…
- Уверен, он бы пошел с тобой на спектакль.
- Я не поведу его туда, где будешь ты, Майкрофт, - яростно воскликнул я.
Мой брат рассмеялся.
- Я, как обычно, не собираюсь ни перед кем обнаруживать, что знаю тебя, это не раз помогало мне не оказаться в затруднительной ситуации. Но ты пойдешь на этот спектакль. И к тому же мне было бы интересно взглянуть на этого джентльмена, - задумчиво проговорил мой брат, - на любого, кто может жить с тобой… сколько уже? Месяц?
- И пять дней! – огрызнулся я.
- Вот именно. Если он живет с тобой так долго и все еще тебя не убил, то он лучше меня. Мне любопытно, Шерлок, просто любопытно.
- Я не пойду на этот чертов спектакль.
- Пойдешь, - спокойно ответил Майкрофт, - если не хочешь, чтоб полиции стало известно, что ты скрыл от них имя настоящего преступника в Брукстонском деле.
Несмотря на всю свою силу воли, я почувствовал, что бледнею.
- Ты сказал, что уничтожил все …
- Ну конечно, нет, Шерлок. Должен же я как-то шантажировать тебя.
- Майкрофт, ты не осмелишься!
- Ты берешь эти билеты или нет?
Пробормотав все, что я о нем думаю, я схватил билеты и засунул их в карман.
- Ты невыносим!
- Спасибо, Шерлок. Выпьешь чаю перед уходом?
Насупившись, я сказал, что следует сделать с его чаем, но брат мой снисходительно улыбнулся и налил себе еще одну чашку.
– Значит, хоть и на расстоянии, я увижу тебя завтра вечером. И доктора – или ты хочешь, чтобы я нашел леди, которая могла бы тебя сопровождать?
- Шантаж – это одно, Майкрофт, пытки – совсем другое.
- О господи, Шерлок, - вздохнул он, прихлебывая чай с таким удовлетворенным видом, что мне захотелось придушить его собственными руками.
- Это все, брат мой? – выдавил я сквозь стиснутые зубы.
- Абсолютно. Не забудь закрыть дверь, когда будешь уходить - ведь ты уже уходишь? - а то очень холодно.
Ругнувшись, я встал, чтобы уйти, но на полпути остановился, услышав довольный голос Майкрофта:
- А ты поправился, Шерлок!
Я бросил на него убийственный взгляд.
- Тебе это идет. Мои благодарности и поздравления твоей новой домовладелице.
- До свидания, Майкрофт!
Я от всей души хлопнул дверью.
Когда я вернулся домой, доктора не было, а миссис Хадсон сообщила, что он решил обойти благотворительные больницы города, узнать, где может понадобиться его помощь. Но его до сих пор нет и благодаря этому, у меня есть время подумать, как бы уговорить его пойти со мной на это чертово представление.
Черт возьми, даже не представляю, как бы ему это сообщить. Может, ему даже не нравится Шекспир, и тогда вряд ли он туда пойдет только для того, чтобы наслаждаться моим обществом (а это довольно сомнительное удовольствие).
Что делать? Чем бы мне заманить его туда? Причем я далеко не уверен, что сам смогу провести целый вечер в обществе другого человека и при этом сохранить ясность рассудка и не свести с ума своего спутника. И о чем только думает Майкрофт?
И кстати… Я что, правда, поправился?!