Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
3 марта 1881 г.
22 часа 55 минут
Я боюсь… никогда не думал, что когда-нибудь сделаю такое признание где-либо, даже на страницах этого дневника. Но этот человек … сведет меня с ума. Если в ближайшее время этот человек не спросит, что дает мне средства к существованию, мне самому придется добровольно сообщить ему это, пока мой мозг не взорвался от напряжения.
Я взял свой журнал и отметил название моей статьи «Книга жизни» (самыми темными чернилами, чтобы она сразу бросилась в глаза), и оставил ее на столе на его обычном месте – без сомнения, он увидит ее завтра за завтраком и спросит меня о ней. Он должен меня спросить, пока это раздражение не довело меня до буйного помешательства.
Сегодня я проснулся рано, за окном гремел гром, а потом разразился ливень, едва не затопивший город, но доктор спал допоздна, и к тому времени, когда он медленно сошел вниз, я уже съел завтрак, и сидел у камина, проглядывая газеты и куря уже третью (а может, четвертую или пятую) трубку за утро.
Я пристально взглянул на него, походя замечая, что он снял бинт с руки, и хотя он был тщательно одет, выглядел совершенно измождено, как будто плохо спал или был не совсем здоров, а возможно, и то, и другое. Судя по тому, что войдя, он поспешил избавиться от трости, на которую опирался, мое второе предположение было более верным. Когда-нибудь он сам себя убьет, только бы не позволить кому-то заметить то, что он сам считает слабостью – безусловная безмозглая гордость.
- Доктор, я не буду думать о вас хуже, если временами вы будете пользоваться тростью, - сухо сказал я, не отрываясь от газеты.
- Я пользуюсь ей только на лестнице, - проворчал он себе под нос, с усталым вздохом скорее падая, чем садясь в свое кресло у камина.
- Позвонить, чтобы принесли завтрак? - рассеянно спросил я, передавая ему газету. Он протянул руку.
- Вы уже позавтракали?
- Да, но какая разница?
- Я не очень голоден, - вздохнув, сказал он, бездумно листая газету.
- Миссис Хадсон это не понравится, - предостерег я его. Он не ответил, продолжая листать страницы газеты. Попыхивая трубкой, я заметил, что он читает одну и ту же страницу, вернее делает вид, что читает, я заметил, что его подбородок напрягся с такой силой, что на шее проступили вены. Видимо, у него, в самом деле, болели раны, просто он не подавал вида.
Два часа мы просидели в гостиной, я – сортируя свои статьи, мой компаньон – то читал, то дремал.
На лестнице послышались шаги миссис Хадсон, несущей обед. В этот момент раздался оглушительный раскат грома, от которого задрожали окна, и этот звук совпал со стуком распахнувшейся двери, в которую вошла наша хозяйка. Этот объединенный грохот подействовал даже на мои стальные нервы – доктор же вздрогнул, застигнутый врасплох, и зашатался. Но, слава богу, схватился за угол своего письменного стола, медленно выпрямился и гордо направился к обеденному столу, не сказав ни слова.
Я был рад заметить, что к нему вернулся аппетит, до такой степени, что я еле успел схватить с тарелки единственный оставшийся там сэндвич. Дождь все еще стучал по стеклам, громко барабанил по крыше и временами за окнами сверкали вспышки молнии.
Поэтому я был очень удивлен, когда после нашего обеда, внизу раздался звонок. Доктор вопросительно взглянул на меня, но я покачал головой.
- Я никого не жду … может быть, это клиент, - я допил свой стакан и отложил в сторону салфетку. – Или кто-нибудь пришел к миссис Хадсон – но в такую погоду?
На этот раз я не угадал, ибо через минуту появилась наша хозяйка и сообщила, что доктор Джеймс Эчисон хочет видеть моего компаньона. Доктор выглядел слегка удивленным, но бросив взгляд на меня, попросил миссис Хадсон проводить гостя в гостиную.
- Я работаю с ним в районе Паддингтона, - сказал он мне, пока хозяйка убирала со стола. – Понятия не имею, что он делает здесь, хотя…
- Мне уйти?
- Нет, в этом нет необходимости – через полчаса у него операция, и вряд ли он надолго здесь задержится.
- Все равно…, - с сомнением начал я, совершенно не в восторге от того, что в нашу гостиную внезапно вторгаются незнакомцы (не считая клиентов, конечно). Я был прерван появлением гостя, невысокого брюнета с явной склонностью к итальянской кухне.
- Простите, что явился столь внезапно, Уотсон, но я был поблизости и должен обратиться к вам с просьбой, - торопливо сказал он. – Это не займет и пяти минут.
- Конечно, все в порядке, - ответил мой компаньон со своим обычным добродушием. – О, Холмс, это доктор Джеймс Эчисон – Эчисон, это мой друг Шерлок Холмс.
Я был слегка ошеломлен, но из соображений этикета не стал указывать на тот факт, что я вовсе не друг его. Нацепив на лицо благодушную улыбку и поклонившись, я поспешно ретировался к камину, а они остались стоять в дверях, увлеченные тем, что обычно называют «беседой на узкопрофессиональную тему».
Впрочем, надо сказать, что маленький врач был верен своему слову – через пять минут он ушел; я услышал, как отъезжающий кэб шумно проехался по какой-то луже, и вскоре вновь послышались отдаленные раскаты грома.
- Он собирается уехать из города в следующий уикэнд и хотел знать, могу ли я заменить его в пятницу на целый день, - взволнованно сказал доктор, опускаясь в кресло напротив меня. – Прекрасная возможность для меня!
Я механически кивнул, мой ум вновь обратился к тому моменту, когда он представлял меня этому медику … почему, черт возьми, он назвал меня другом? Нет, в самом деле, ведь он знает меня только два месяца – вряд ли этого времени достаточно, чтобы родилась дружба.
Хотя, меня, конечно, удивляет, как этот человек мгновенно приобретает друзей, куда бы он ни пошел, с кем бы ни встречался… Если уж на то пошло, он, вероятно, и Стэмфорда считает другом. Тогда, кажется, это не должно меня так смущать.
И все же, как я ни пытался, все время возвращаюсь к этой головоломке (вот что бывает, когда у меня нет никакого дела!), и после того, как доктор задремал перед камином, я прокрался к его столу и взял его словарь – нет ничего лучше, как довериться этому последнему авторитету, чтобы разрешить это загадочное дело.
Черт возьми, и что хорошего, если этот источник знаний дает несколько значений одного и того же слова? Когда я нашел нужное слово, то увидел четыре возможных определения … ну, посмотрим …
Друг,
1.Человек, испытывающий к другому человеку, чувство привязанности или расположения. Господи, нет.
2. Человек, который оказывает другому помощь; патрон, сторонник. Ну, если судить с медицинской точки зрения, он вылечил мое горло, когда я болел …
3.Человек, находящийся в хороших отношениях с другим; не враг. Гм… По крайней мере, я не испытываю к нему крайнего презрения, как к сотрудникам Скотланд Ярда или моему брату. Это можно назвать хорошими отношениями?
4. Член одного содружества, партии и т.д. Вот это то, что надо. Не сомневаюсь, что он имел в виду именно это, и это совершенно логично, так как он только что вернулся со Второй Афганской войны, значение у этого слова чисто политическое, ничего личного.
Хорошо. Но другие три значения мне абсолютно не понравились.
Остаток вечера был не богат на события, вплоть до этой минуты, когда я целый час бросал явные и безошибочные намеки о своей профессии, но он не заглатывал эту наживку. И он знал – он знал, что я даю ему такую возможность; у него было много поводов задать мне вопрос, и его самодовольная улыбка дала мне понять, что он прекрасно понимает, что я делаю, но на крючок не попался.
Я … просто…взбешен. А я терпеть не могу выходить из себя.
Так что теперь журнал лежит на его месте за столом. Завтрак обещает быть довольно интересным.
22 часа 55 минут
Я боюсь… никогда не думал, что когда-нибудь сделаю такое признание где-либо, даже на страницах этого дневника. Но этот человек … сведет меня с ума. Если в ближайшее время этот человек не спросит, что дает мне средства к существованию, мне самому придется добровольно сообщить ему это, пока мой мозг не взорвался от напряжения.
Я взял свой журнал и отметил название моей статьи «Книга жизни» (самыми темными чернилами, чтобы она сразу бросилась в глаза), и оставил ее на столе на его обычном месте – без сомнения, он увидит ее завтра за завтраком и спросит меня о ней. Он должен меня спросить, пока это раздражение не довело меня до буйного помешательства.
Сегодня я проснулся рано, за окном гремел гром, а потом разразился ливень, едва не затопивший город, но доктор спал допоздна, и к тому времени, когда он медленно сошел вниз, я уже съел завтрак, и сидел у камина, проглядывая газеты и куря уже третью (а может, четвертую или пятую) трубку за утро.
Я пристально взглянул на него, походя замечая, что он снял бинт с руки, и хотя он был тщательно одет, выглядел совершенно измождено, как будто плохо спал или был не совсем здоров, а возможно, и то, и другое. Судя по тому, что войдя, он поспешил избавиться от трости, на которую опирался, мое второе предположение было более верным. Когда-нибудь он сам себя убьет, только бы не позволить кому-то заметить то, что он сам считает слабостью – безусловная безмозглая гордость.
- Доктор, я не буду думать о вас хуже, если временами вы будете пользоваться тростью, - сухо сказал я, не отрываясь от газеты.
- Я пользуюсь ей только на лестнице, - проворчал он себе под нос, с усталым вздохом скорее падая, чем садясь в свое кресло у камина.
- Позвонить, чтобы принесли завтрак? - рассеянно спросил я, передавая ему газету. Он протянул руку.
- Вы уже позавтракали?
- Да, но какая разница?
- Я не очень голоден, - вздохнув, сказал он, бездумно листая газету.
- Миссис Хадсон это не понравится, - предостерег я его. Он не ответил, продолжая листать страницы газеты. Попыхивая трубкой, я заметил, что он читает одну и ту же страницу, вернее делает вид, что читает, я заметил, что его подбородок напрягся с такой силой, что на шее проступили вены. Видимо, у него, в самом деле, болели раны, просто он не подавал вида.
Два часа мы просидели в гостиной, я – сортируя свои статьи, мой компаньон – то читал, то дремал.
На лестнице послышались шаги миссис Хадсон, несущей обед. В этот момент раздался оглушительный раскат грома, от которого задрожали окна, и этот звук совпал со стуком распахнувшейся двери, в которую вошла наша хозяйка. Этот объединенный грохот подействовал даже на мои стальные нервы – доктор же вздрогнул, застигнутый врасплох, и зашатался. Но, слава богу, схватился за угол своего письменного стола, медленно выпрямился и гордо направился к обеденному столу, не сказав ни слова.
Я был рад заметить, что к нему вернулся аппетит, до такой степени, что я еле успел схватить с тарелки единственный оставшийся там сэндвич. Дождь все еще стучал по стеклам, громко барабанил по крыше и временами за окнами сверкали вспышки молнии.
Поэтому я был очень удивлен, когда после нашего обеда, внизу раздался звонок. Доктор вопросительно взглянул на меня, но я покачал головой.
- Я никого не жду … может быть, это клиент, - я допил свой стакан и отложил в сторону салфетку. – Или кто-нибудь пришел к миссис Хадсон – но в такую погоду?
На этот раз я не угадал, ибо через минуту появилась наша хозяйка и сообщила, что доктор Джеймс Эчисон хочет видеть моего компаньона. Доктор выглядел слегка удивленным, но бросив взгляд на меня, попросил миссис Хадсон проводить гостя в гостиную.
- Я работаю с ним в районе Паддингтона, - сказал он мне, пока хозяйка убирала со стола. – Понятия не имею, что он делает здесь, хотя…
- Мне уйти?
- Нет, в этом нет необходимости – через полчаса у него операция, и вряд ли он надолго здесь задержится.
- Все равно…, - с сомнением начал я, совершенно не в восторге от того, что в нашу гостиную внезапно вторгаются незнакомцы (не считая клиентов, конечно). Я был прерван появлением гостя, невысокого брюнета с явной склонностью к итальянской кухне.
- Простите, что явился столь внезапно, Уотсон, но я был поблизости и должен обратиться к вам с просьбой, - торопливо сказал он. – Это не займет и пяти минут.
- Конечно, все в порядке, - ответил мой компаньон со своим обычным добродушием. – О, Холмс, это доктор Джеймс Эчисон – Эчисон, это мой друг Шерлок Холмс.
Я был слегка ошеломлен, но из соображений этикета не стал указывать на тот факт, что я вовсе не друг его. Нацепив на лицо благодушную улыбку и поклонившись, я поспешно ретировался к камину, а они остались стоять в дверях, увлеченные тем, что обычно называют «беседой на узкопрофессиональную тему».
Впрочем, надо сказать, что маленький врач был верен своему слову – через пять минут он ушел; я услышал, как отъезжающий кэб шумно проехался по какой-то луже, и вскоре вновь послышались отдаленные раскаты грома.
- Он собирается уехать из города в следующий уикэнд и хотел знать, могу ли я заменить его в пятницу на целый день, - взволнованно сказал доктор, опускаясь в кресло напротив меня. – Прекрасная возможность для меня!
Я механически кивнул, мой ум вновь обратился к тому моменту, когда он представлял меня этому медику … почему, черт возьми, он назвал меня другом? Нет, в самом деле, ведь он знает меня только два месяца – вряд ли этого времени достаточно, чтобы родилась дружба.
Хотя, меня, конечно, удивляет, как этот человек мгновенно приобретает друзей, куда бы он ни пошел, с кем бы ни встречался… Если уж на то пошло, он, вероятно, и Стэмфорда считает другом. Тогда, кажется, это не должно меня так смущать.
И все же, как я ни пытался, все время возвращаюсь к этой головоломке (вот что бывает, когда у меня нет никакого дела!), и после того, как доктор задремал перед камином, я прокрался к его столу и взял его словарь – нет ничего лучше, как довериться этому последнему авторитету, чтобы разрешить это загадочное дело.
Черт возьми, и что хорошего, если этот источник знаний дает несколько значений одного и того же слова? Когда я нашел нужное слово, то увидел четыре возможных определения … ну, посмотрим …
Друг,
1.Человек, испытывающий к другому человеку, чувство привязанности или расположения. Господи, нет.
2. Человек, который оказывает другому помощь; патрон, сторонник. Ну, если судить с медицинской точки зрения, он вылечил мое горло, когда я болел …
3.Человек, находящийся в хороших отношениях с другим; не враг. Гм… По крайней мере, я не испытываю к нему крайнего презрения, как к сотрудникам Скотланд Ярда или моему брату. Это можно назвать хорошими отношениями?
4. Член одного содружества, партии и т.д. Вот это то, что надо. Не сомневаюсь, что он имел в виду именно это, и это совершенно логично, так как он только что вернулся со Второй Афганской войны, значение у этого слова чисто политическое, ничего личного.
Хорошо. Но другие три значения мне абсолютно не понравились.
Остаток вечера был не богат на события, вплоть до этой минуты, когда я целый час бросал явные и безошибочные намеки о своей профессии, но он не заглатывал эту наживку. И он знал – он знал, что я даю ему такую возможность; у него было много поводов задать мне вопрос, и его самодовольная улыбка дала мне понять, что он прекрасно понимает, что я делаю, но на крючок не попался.
Я … просто…взбешен. А я терпеть не могу выходить из себя.
Так что теперь журнал лежит на его месте за столом. Завтрак обещает быть довольно интересным.
Меня всегда поражало это название. Даже не знаю чем. Но вот почему-то.
Я был рад заметить, что к нему вернулся аппетит, до такой степени, что я еле успел схватить с тарелки единственный оставшийся там сэндвич.
Нет, ну аппетит этого Холмса поразительный! Мне так нравится как он переживает за еду.
Расшифровка значений "друг" и комментарии Холмса просто прелесть. И конец очень интригующий. Ждем "завтрак". Как же я рада, что Канон у меня свежечитаный. Это такой кайф когда ты "в теме".
Большое спасибо!
Очень нравятся эти дневники.
И меня. Как сказал Ватсон несколько претенциозно.
Как же я рада, что Канон у меня свежечитаный. Это такой кайф когда ты "в теме".
Тоже хочу перечитать
Продолжение следует
И я уверена, обязательно откроется что-то новое...
Наверняка