8 января 1881 г.
День был морозный, но ясный. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь шторы, были такими яркими, что я проснулся гораздо раньше, чем обычно. Одевшись и позавтракав, я поехал к больнице Св.Бартоломью.
В знакомых больничных коридорах было пусто, мои шаги гулко отдавались в этом огромном здании с готическими сводами. Я шел уже знакомой дорогой, не говоря уже о том, что больница была мне знакома – ведь всего несколько лет назад я и сам здесь работал.
Когда я подошел к двери в лабораторию, часы на башне Сент-Бартоломью как раз пробили полдень. Отметив про себя, что точность вежливость королей, я постучал и тут же вошел, не дожидаясь ответа.
Мистер Шерлок Холмс стоял у своего стола почти в той же позе, что и накануне. Он просил меня немного подождать, и, усевшись на стул, я наблюдал, как мой новый знакомый проводит какие-то непонятные и довольно вонючие опыты.
Движения его пальцев были точными и выверенными. Я поразился, насколько деликатно он обращается с предметами и какой порядок у него на лабораторном столе. Подумалось, что придётся немного последить за собой – жить с таким аккуратистом под одной крышей мне будет нелегко. Одежда Холмса тоже наводила на мысль о его исключительной аккуратности. Пиджак, висевший на спинке стула поодаль, на мой вкус был даже слишком элегантен. Кажется, Холмс совсем забыл о моём присутствии. Ожидая результата опыта, он отошёл от стола, достал из кармана пиджака портсигар и закурил папиросу, поглядывая на свои реторты и колбы с таким видом, словно рассматривал произведение искусства. На его лице появилось почти мечтательное выражение.
- Потерпите, доктор, - сказал он неожиданно,- еще минута, и я буду к вашим услугам.
Обернувшись в мою сторону, он чуть усмехнулся.

Наконец, он собрал выделившуюся прозрачную жидкость в пузырёк, заткнул его пробкой и запер в шкаф, потом отключил горелку, оставил инструкции лаборанту, надел свой щегольской пиджак и повязал галстук. Десять минут спустя мы отправились смотреть квартиру.
Кэб неторопливо покатил по занесенным снегом лондонским улицам. С жадным любопытством смотрел я по сторонам, заново открывая для себя этот город. Спутник мой молчал, видимо, погруженный в собственные мысли, для него наша поездка , явно, не представляла ничего интересного из чего я понял, что если он и не прирожденный лондонец, то, наверняка, живет здесь уже некоторое время. Так, мы ехали минут пятнадцать, пока, наконец, кэб не остановился возле аккуратного на вид четырехэтажного дома. Стараясь не хромать, я вышел из кэба, пока мой компаньон расплачивался с кэбменом. После чего мы подошли к двери, над которой был виден номер дома 221Б, и мистер Холмс нажал на звонок.
Дверь открыла приятная пожилая леди. Мне она показалась воплощением типичной английской матери семейства, и с первого взгляда внушила мне симпатию. Она была среднего роста, а в ее волосах настоящего тициановского оттенка пробивалась легкая седина.
- Добрый день, мистер Холмс, - сказала она. Тут она увидела, что нас двое и прибавила, - Пожалуйста, проходите, джентльмены.
Она провела нас в переднюю, она сияла первозданной чистотой – я подумал, что на таком чистом полу вполне можно было бы позавтракать.
Шерлок Холмс слегка отступил назад, пропуская меня вперед.
- Миссис Хадсон, позвольте вам представить моего нового знакомого, доктора Джона Уотсона. Видимо, мы будем вместе снимать эти комнаты.
Я улыбнулся, снял шляпу и протянул ей руку.
- Добрый день миссис Хадсон. Доктор Джон Уотсон, военный хирург в отставке, к вашим услугам.
Она пожала мне руку и улыбнулась в ответ.
- Добрый день, доктор. Простите, когда-то мы с моим покойным мужем были знакомы с леди по имени Эбби Уотсон. Это случайно не ваша родственница?
- Боюсь, что нет. Но я родился около Абердина.
Ее лицо так и просияло, когда я сказал это.
- Шотландец! Добро пожаловать, сэр!
- Миссис Хадсон, - вмешался Шерлок Холмс, - я привел сегодня сюда доктора, чтобы он смог взглянуть на комнаты.
- Конечно. Пожалуйста, сюда, джентльмены.
Сняв в передней шляпы и пальто (ибо в доме было очень тепло, что весьма порадовало меня), мы последовали за миссис Хадсон, которая прошла через холл и стала подниматься наверх по лестнице, ведущей на второй этаж. Я шел последним, дабы не привлекать внимания к своей хромоте. Как и нижний холл весь дом был в образцовом порядке, что весьма импонировало моей армейской склонности к аккуратности.
Сначала миссис Хадсон провела нас в скромную, но уютную гостиную. Она была довольно большая. В ней было три окна, как раз напротив двери, и солнечный свет морозного зимнего дня заливал сейчас всю комнату. Мебели было немного, но она была в идеальном порядке. Мое внимание тут же привлек прекрасный письменный стол красного дерева, стоящий по правую руку от камина. Я тут же вообразил, как сижу за этим столом и пишу что-нибудь. Я так давно ничего не писал.
Налево от двери вдоль стены располагался небольшой, но очень уютный камин, по обе стороны которого стояли два кресла, а чуть поодаль небольшой диван. В середине комнаты стоял круглый обеденный стол, покрытый цветастой скатертью с восточным орнаментом. Я сразу вспомнил Индию, но тут же подумал, что эту страницу своей жизни я только что перевернул. Вокруг стола я заметил несколько стульев в стиле Чиппен-дейл, очень изящных и носящих следы постоянного ухода.
Еще одна дверь вела в комнату поменьше, видимо, это была спальня, которая располагалась параллельно коридору. Заметив мой взгляд Холмс тут же пояснил:
- Здесь две спальни, одна – здесь, другая – наверху.
- Я хотел бы взглянуть на верхнюю. Вы не покажете ее мне, миссис Хадсон?
- Конечно, доктор, - любезно ответила она. – Пойдемте, сэр.
Перспектива преодоления еще одного лестничного пролета не сильно меня обрадовала. Но в конце концов мне были необходимы физические упражнения, только таким путем я мог снова стать сильным и более менее здоровым. Поднимаясь по лестнице вслед за хозяйкой, я подумал, что, возможно, мне следует выбрать как раз эту верхнюю спальню, чтобы быть, как можно более изолированным от гостиной и других помещений. Ночами меня все еще преследовали кошмары. Они когда-нибудь прекратятся?
На верхней ступеньке я споткнулся - раненая нога тут же заныла, и я невольно застонал. Стиснул зубы, чтобы заглушить этот стон, но миссис Хадсон все-таки услышала и повернулась.
- Доктор Уотсон, с вами все в порядке?
- Все в порядке, - проговорил я, стараясь, чтобы голос не выдал моего состояния.
- Но вы хромаете, сэр! – она подбежала и взяла меня под руку. – Может быть, вам лучше присесть? – и она указала на стул, стоящий неподалеку.
- Нет-нет, не нужно. Я- я просто споткнулся. Так неловко с моей стороны! – я засмеялся, но боюсь, что был не слишком убедителен.
Миссис Хадсон была искренне обеспокоена и смотрела на меня с такой сердечностью, что я решил сказать ей, как все обстояло на самом деле. Мне все еще нелегко было говорить о войне, но она, явно, заслуживала того, чтобы узнать правду.
- Афганистан, - я сказал это очень тихо, почти шепотом.
Я заметил, что она побледнела и сильнее сжала мою руку.
- Простите меня, доктор. Мне не следовало поднимать такой шум.
- Ну что вы, мэм. Если я поселюсь здесь, вы все равно рано или поздно узнали бы об этом.
За последние пять минут эта женщина проявила по отношению ко мне столько подлинно материнской заботы, сколько мне не приходилось испытывать за последние несколько лет. Она заботилась обо мне. А я давно не мог похвастаться тем, что хоть кого-то беспокоит мое состояние.
Тут миссис Хадсон отпустила мою руку и указала на какую-то дверь.
- Если будет угодно, я бы посоветовала вам занять вот эту комнату, она находится как раз над нижней спальней и очень теплая, что особенно немаловажно сейчас, в холодное время года.
Она открыла дверь и пригласила меня зайти внутрь. Это была чудесная комната, среднего размера, вполне подходящая для меня и моего небольшого имущества. Я увидел кровать с ночным столиком, умывальник и гардероб – все это было в прекрасном состоянии.
- Это просто замечательно, миссис Хадсон! – воскликнул я.
- Рада это слышать, сэр. А подойдет ли вам размер оплаты – мистер Холмс уже сказал вам …
- Да-да, меня все устраивает.
Миссис Хадсон протянула мне руку и тепло улыбнулась.
- Ну что ж, доктор, в таком случае, добро пожаловать домой.
Тронутый этой теплотой, я поднес к губам ее руку.
- Большое вам спасибо, миссис Хадсон.
Она тихонько засмеялась и даже слегка присела в реверансе.
- Доктор, вы просто очаровательны.
Я тоже засмеялся. Признаюсь, что слегка покраснел при этих ее словах, но мне давно не оказывали такого радушного приема, и я был почти счастлив, потому что понял, что, наконец, обрел приют, где смогу чувствовать себя, как дома, и снова стать самим собой.
Мы вернулись в гостиную, но миссис Хадсон слегка задержалась на лестнице, что-то поправляя, так что в комнату я вошел первым. Мистер Шерлок Холмс стоял у окна спиной ко мне и барабанил пальцами по стеклу. Не поворачивая головы, он медленно произнес:
- Что скажете, доктор?
Я не мог сдержать довольной улыбки.
- Меня все устраивает, словом я принимаю ваше предложение.
Он тут же повернулся, тоже улыбаясь и с довольным видом потирая руки.
- Прекрасно.
Мы тут же заключили соглашение и вступили в права владения.
Попрощавшись с хозяйкой, мы вышли на улицу. Начиналась метель. Мой спутник остановил кэб и мы снова покатили по лондонской мостовой. Будучи в прекрасном настроении, я решил поделиться со своим будущим соседом:
- Прекрасная квартира, не правда ли, мистер Холмс?
Он кивнул.
- Да, пожалуй. И, кстати, доктор, поскольку нам скоро предстоит делить стол и комнаты, не кажется ли вам, что стоит отбросить этот официоз в обращении.
- Хорошо, Холмс. Думаю, что вы правы.
Кэб остановился около больницы, и он стал выходить, протянув мне на прощание руку. Но почему-то мне захотелось пройтись, и я последовал за ним.
- Возвращаетесь в лабораторию?
-Да, есть еще над чем поработать. До завтра, доктор.
Я зашагал к своей гостинице. Давно у меня не было так легко на душе. Кажется, на этот раз мне действительно повезло. Все складывалось, как нельзя более удачно. Не успел я еще выйти на Стрэнд, как в голове у меня созрело совершенно определенное намерение. Мне подумалось, что я просто физически не смогу провести еще одну ночь в этой гостинице. Я решил быстренько собрать чемоданы, расплатиться и уже сегодня вечером переехать в квартиру на Бейкер-стрит. Меня настолько согрела эта мысль, что показалось, будто на улице слегка потеплело и уже не так метет в лицо.
Так я и поступил. Но сколь малочисленно не было мое имущество, сборы заняли не один час, и гостиницу я покинул около восьми вечера. Когда мой кэб катил по Оксфорд-стрит, я слегка разволновался – не слишком ли поздний час я выбрал, чтобы вселиться в свою новую квартиру. Но как только распахнулась дверь, и миссис Хадсон радостно всплеснула руками, все мои волнения улеглись – мне были рады, значит, все хорошо.
- Доктор, - сказала миссис Хадсон, указывая на мои чемоданы и коробки с книгами, занявшие собой чуть ли не всю переднюю, - сейчас уже довольно поздно, и вы устали. Думаю, вы можете отложить распаковку своих вещей до утра, пусть все останется здесь. А вы поднимайтесь в гостиную. Думаю, ужин будет готов минут через двадцать.
Войдя в гостиную, я снова огляделся по сторонам. Сейчас при свете большой люстры под потолком, комната показалась мне еще уютнее. От камина шло благотворное тепло, тихо потрескивали дрова. В углу у окна мерно постукивали напольные часы.
- Доктор, ну что же вы стоите, - ахнула, входя миссис Хадсон. Она сняла эту восточную скатерть, что днем привлекла мое внимание и стала накрывать на стол. – Ужин почти готов. Можете садиться за стол. Доктор, я правильно вас поняла, ведь вы хотите занять верхнюю спальню?
- Совершенно верно, миссис Хадсон.
- Сейчас я приготовлю вам постель. А ванная комната находится рядом с гостиной.
- Большое спасибо, миссис Хадсон. Вы очень любезны.
Ужин был превосходным. Мне, совершенно отвыкшему от какой бы то ни было домашней еды, он показался просто роскошным. И к тому же последнее время мне приходилось вкушать пищу исключительно в общественных местах, где всегда было много народа. Поэтому, сейчас, когда я в полной тишине сидел за столом, и не торопясь ужинал у себя дома, мне показалось, что я достиг вершины всех своих пожеланий.
Через какое-то время миссис Хадсон зашла пожелать мне спокойной ночи и сказала , что идет спать, предварительно спросив, не нужно ли мне чего. Я заверил свою заботливую хозяйку, что ничего лучшего и пожелать нельзя, и вскоре отправился наверх в свою спальню.
Улегшись на чистые простыни и накрывшись теплым одеялом, я почти тут же заснул. И то ли потому, что день выдался довольно хлопотливый, то ли потому что этому способствовало мое новое жилище, но никакие кошмары не посещали меня в ту ночь, и естественно, я счел это добрым предзнаменованием.

9 января 1881 г.
С утра снова шел снег. Проснулся я рано, но встал не сразу, не желая расставаться с теплом постели. Было около девяти. Последнее время у меня появилась склонность подолгу валяться в постели, к тому же ничто особенно не подстегивало меня к тому, чтобы скорее ее покинуть. Но раз уж я решил начать новую жизнь, то не хотелось бы, пожалуй, с самого начала зарекомендовать себя отъявленным соней и лентяем. Поэтому, поеживаясь от холода (ибо огонь в камине уже давно потух), я встал, надел халат и неторопливо прошелся по своей новой комнате. Как я уже сказал, она была небольшой, но, возможно, именно это и делало ее довольно уютной. Я подошел к окну, у которого стоял довольно удобный небольшой стол, слегка напоминавший конторку. Окно выходило во двор, где размещались различные хозяйственные постройки. Летящий за окном снег навевал довольно меланхолические мысли, но я решил не поддаваться – привел себя в порядок, оделся с особой тщательностью и спустился вниз в гостиную.
Когда я вошел, миссис Хадсон раздвигала тяжелые шторы, чтобы впустить в комнату немного света. Увидев меня, она приветливо улыбнулась.
- Доброе утро, доктор. Хорошо ли вы спали? Может принести вам кофе?
Утвердительно ответив на оба ее вопроса, я подошел к окну, которое выходило прямо на Бейкер-стрит. Внизу уже вовсю бурлила жизнь – уличные торговцы, продавцы газет, мальчишки сновали взад и вперед по улице. Выпавший снег несколько смягчал звук проезжавших кэбов и экипажей, но, несмотря на это, улица сейчас была достаточно шумная, и я еще раз порадовался тому факту, что окна моей комнаты выходят во двор.
Не прошло и десяти минут, как появилась хозяйка с подносом, на котором дымился горячий кофейник. Я сел за стол, налил себе чашку кофе и тут снизу раздался звонок. Я замер с чашкой в руке, услышав чьи-то шаги на лестнице, через минуту дверь распахнулась, и в комнату вошел Шерлок Холмс. Его пальто было запорошено снегом, а в каждой руке он держал по чемодану. Кажется, он совсем не ожидал увидеть здесь меня, к тому же еще по-хозяйски расположившегося за столом. Поставив на пол свои чемоданы, он, молча, взглянул на меня.
- Доброе утро! Хотите кофе? – гостеприимно предложил я.
- Нет, не сейчас, благодарю вас, - сухо ответил он, бегло оглядывая комнату. – Когда вы приехали?
- Вчера вечером. Подумал, что раз у меня уже есть своя квартира, то не имеет смысла платить за еще одну ночь, проведенную в гостинице. И… Холмс, если вы не против, я занял верхнюю спальню. Не возражаете?
Он, молча, покачал головой, но через минуту просил:
- А вы не пожалеете? Вы уверены, что это не будет слишком утомительно для вашей раненной ноги?
Я заверил его, что хорошо подумал, и к тому же мне хотелось бы некоторой изолированности от гостиной, из-за моего чуткого сна.
Он снова кивнул, после чего воцарилась неловкая тишина. Я сразу вспомнил слова Стэмфорда о молчаливости моего нового знакомого. Да, тут он был прав, хотя сейчас его молчание импонировало мне гораздо больше, чем несмолкаемая болтовня того же Стэмфорда. Наверное, сказывались мои расстроенные нервы. Тем не менее, чтобы как-то сгладить неловкое молчание, я снова предложил ему кофе. На этот раз он ответил согласием, и, повесив пальто на вешалку у двери, присоединился ко мне за столом. И снова мы какое-то время сидели в тишине, пока не появилась миссис Хадсон, неся наш завтрак.
Во время еды напряжение между нами несколько спало. Мы обменялись ничего не значащими фразами о погоде и новостях, вычитанных нами из газет, которые наша хозяйка весьма предусмотрительно положила на поднос с завтраком. И во время этого нашего первого завтрака я снова, как вчера, почувствовал себя так, будто возвратился домой. Традиционная английская яичница с беконом, кофе и тосты, до блеска начищенный кофейник, кипенно-белая скатерть – от всего этого так и веяло домашним теплом и уютом.
После того, как убрали со стола, настала пора заняться распаковкой чемоданов. Я еще лениво сидел за столом, а мой компаньон спустился вниз, откуда вскоре пришел, нагруженный двумя большими ящиками. Я последовал его примеру, отнеся в гостиную чемодан со своими вещами, и вновь спустился в переднюю, чтобы взять свои книги, уложенные в два больших ящика. Решил начать с самого большого из них и понял, что перестарался, доверху набив его книгами. Он был просто неподъемным, но делать нечего – сделав заметное усилие, мне удалось поднять его на несколько ступенек, потом еще на пару-тройку ступеней – к тому моменту, когда я достиг верхней площадке, у меня слегка потемнело в глазах, но я старался не подавать виду. Не хотелось выглядеть слабаком перед малознакомым человеком.
- Доктор! – услышал я восклицание Шерлока Холмса. – Что вы делаете, вы же сейчас упадете!
Он подхватил мой ящик и во время – я, совершенно обессиленный упал в кресло.
- Спасибо!
Он поставил ящик рядом с моим креслом и бросил на меня обеспокоенный взгляд.
- Может, выпьете воды?
Я отрицательно замотал головой.
- Сейчас все пройдет, большое вам спасибо.
Холмс пожал плечами, но через минуту принес из холла остальные мои пожитки . В ответ на мои изъявления благодарности он небрежно махнул рукой и , прихватив свои чемоданы, отправился к себе в комнату.
Весь день мы разбирали вещи, занимая и деля между собой шкафы и полки. Холмс занял небольшой столик возле двери в его спальню под свое химическое оснащение, а я занял стол вишневого дерева, стоявший у окна, выложил на него часть своих книг, медицинские журналы и письменные принадлежности.
Книжных шкафов в гостиной было два, и еще несколько полок вдоль стены. Наконец-то я распаковал свои книги! Я расставлял их на полки, примерно с таким видом, как некоторые украшают рождественскую елку – поставив на полку очередной том, отходил поодаль и любовался. Шерлок Холмс скрылся в своей спальне, и судя по шуму, доносившемуся оттуда, занялся распаковкой своих саквояжей и ящиков. До самого обеда мы занимались обустройством своего нового жилища, вскрывали плотно запакованные коробки и раскладывали свои вещи по шкафам и полкам.
День был довольно насыщенный, и после обеда я почувствовал смертельную усталость. Поднялся к себе в комнату, где продремал до самого вечера.
Когда я открыл глаза, в комнате было уже совсем темно, лишь слабый свет с улицы позволял увидеть смутные очертания предметов. Я взглянул на часы - было около восьми вечера.
«Ничего себе – задремал,» - раздраженно подумал я. Не зажигая света в своей спальне, я вышел в коридор и спустился вниз.
В гостиной никого не было, и она была почти полностью погружена в темноту, но горел камин и отблеск его огня придавал комнате вид какого-то уютного очарования. Я подошел к окну – снегопад прекратился и, видимо, мороз усилился, редкие прохожие шли, подняв воротники и низко опустив головы. Мне в голову пришла довольно тривиальная мысль, как хорошо в такую стужу находиться в тепле и греться возле горящего камина.
Раздался скрип открывшейся двери. Я оглянулся – Холмс стоял на пороге своей спальни.
- Сумерничаете, доктор? – спросил он, подходя к камину, чтобы взять спички, лежавшие на каминной полке. В руке он держал небольшую глиняную трубку, набитую табаком. Причем табак этот, как я заметил минуту спустя, обладал довольно резким запахом. Холмс закурил и сидел в кресле, окутанный сизым дымом, проглядывая вечернюю газету.
Мне подумалось, что в вечерах, проведенных в тишине, у камина, пусть даже в обществе молчаливого соседа, тоже есть свое очарование. Тем не менее, я решил попробовать нарушить эту благословенную тишину.
- Есть ли в газете что-нибудь интересное? – поинтересовался я .
- Это как посмотреть, - нехотя ответил он. – Если вас интересуют светские рауты и приемы, то таких новостей сколько угодно. И тому подобной чепухи… - он выпустил в потолок сизое облако дыма. – Будете читать?
- Да, если вы уже все проглядели, - слегка смутившись, ответил я. Его безапелляционное суждение слегка обескуражило меня.
Холмс, не говоря ни слова, протянул мне газету. Но не успел я ее открыть, как появилась наша хозяйка, неся на подносе ужин, и через пять минут мы уже сидели за столом. Можно сказать, что наш ужин был воплощением чопорного английского духа. Мы лишь изредка обменивались короткими фразами относительно прекрасной еды, приготовленной нашей хозяйкой, да замечаниями о непогоде, бушевавшей за окном. Правда, Холмс, слегка удивил меня, заметив, что я, видимо, стосковался по домашней еде, и это говорит не в пользу гостиницы, где берут семь пенсов за стакан хереса. Откуда ему стало известно, в какой гостинице я жил и какие там были цены, для меня было совершенно непонятно. Увидев озадаченное выражение моего лица, он тут же замолчал и уткнулся в свою тарелку.
Видимо, мое физическое состояние было еще далеко от совершенства, так как несмотря на то, что я проспал несколько часов, сейчас по окончании ужина глаза мои снова начали слипаться, и пробормотав, что очень устал, я отправился в свою спальню, оставив своего компаньона в полном одиночестве (думаю, к его величайшему удовлетворению). На том и закончился первый день нашего совместного проживания.

10 января 1881 г.
Все небо затянуто темными зимними тучами. И от окна, к которому я подошел, встав с постели, веет холодом. Зима…
В гостиную я вошел одновременно с миссис Хадсон.
- Доктор, а я несу вам кофе. Как вы спали?
-Большое спасибо, миссис Хадсон, неплохо. Но здесь только одна чашка?
- Да, - кивнула она. – Мистер Холмс уже выпил кофе, он ушел около часа назад.
Кофе в такое утро – это как раз то, что нужно. Обжигающий кофе.
И, кажется, вот-вот пойдет снег. Интересно, что заставило моего компаньона уйти из дома в такую погоду?
Позавтракав, я углубился в чтение, пытаясь наверстать упущенное. Сидеть у камина с книгой в руке и смотреть, как за окном кружится снег, было очень приятно, хотя я и почувствовал, что погода начинает сказываться на моих старых ранах. Так, за книгой я провел лучшую часть дня, вплоть до того момента, пока не зашла миссис Хадсон, чтобы предупредить меня, что обед будет готов через четверть часа.
Когда я уже садился за накрытый стол, пришел Холмс. Весь его вид свидетельствовал о том, что ему пришлось идти по Лондону пешком – вся его одежда намокла от снега, а щеки слегка раскраснелись от мороза. Он подошел к камину и протянул руки к пламени.
- Замерзли? – с сочувствием спросил я.
- Да, метель еще усилилась, и на пути мне не встретилось ни одного кэба.
Он ушел в свою спальню, чтобы снять намокшую одежду, и пять минут спустя вышел к столу и занял место напротив меня. Я подумал, что он сейчас с жадностью накинется на еду, но ничего подобного – он нехотя ковырял вилкой мясо, и суп, который лично мне очень понравился, оставил почти нетронутым. Я в шутку намекнул ему, что вряд ли это понравится нашей хозяйке, но он почти проигнорировал мое замечание, лишь слегка усмехнувшись краем рта и как-то небрежно махнув рукой.
После обеда Холмс уселся в кресло у камина с трубкой своего крепчайшего табака. Подойдя поближе к камину, я заметил, что глаза его закрыты, и даже подумал, что он задремал, но в этот момент опущенные веки приподнялись и его серые глаза, сверкающие и острые, как рапиры, пронзили меня пытливым взглядом.
- Холмс, вы не будете возражать, если я составлю вам кампанию здесь, у камина? – настороженно спросил я, ибо что-то в его поведении заставляло меня испытывать некоторое смущение, или даже робость, хотя я никогда не считал себя робким человеком.
- Садитесь, пожалуйста, доктор, - безучастно ответил он, - эта гостиная – не моя личная собственность.
И он усмехнулся.
- Сегодня в лаборатории я видел вашего приятеля Стэмфорда, ему, видно, было очень любопытно узнать, как мы здесь устроились, раз он явился в лабораторию в такой день, когда его осаждает куча пациентов. Я заверил его, что вам понравились и квартира, и плата за нее. Я прав?- и он испытующе посмотрел на меня.
- Да, конечно, я вообще считаю, что нам очень повезло и с квартирой и с хозяйкой, - поспешно уверил его я. – А Стэмфорд сказал вам, что у него много пациентов?
- Нет. Это мне было ясно и так, - он пожал плечами и снова закрыл глаза.
Я не решился задавать ему сейчас другие вопросы, хотя меня одолевало любопытство. Как он, в самом деле, узнал это? При случае надо будет спросить у Стэмфорда, что он об этом думает, и правда ли у него было сегодня много пациентов. И тут я вспомнил его слова «он видит всех насквозь. Иногда это ужасно раздражает, но многие были бы рады узнать, как он до всего допытывается».
Короче, Шерлок Холмс был довольно загадочной личностью. Не могу сказать, что у меня это вызывало такое раздражение, как у Стэмфорда, даже наоборот – этот человек вызывал мое живое любопытство, хотя конечно, не могло быть и речи о том, чтобы его расспрашивать. Его довольно властная натура не допускала саму возможность таких вопросов. И я решил повнимательнее присмотреться к нему, тем более, что мое здоровье еще недостаточно окрепло для какой-нибудь иной активной деятельности, и уж тем более работы.
Я даже радовался некоторой таинственности, окружавшей моего компаньона, ибо это внесло некую свежую струю в унылое однообразие моей жизни. Установившаяся ненастная погода не позволяла мне выйти на улицу, потому что мои раны постоянно ныли, да и к тому же я боялся поскользнуться на заледеневшей мостовой и превратиться в окончательного инвалида. Я по-прежнему был совершенно одинок, и поэтому меня никто не навещал, даже Стэмфорд. Поэтому я был рад хоть чем-то занять свой праздный ум.
Впрочем, думаю, что даже если бы я был занятой человек со множеством друзей и знакомых, то и тогда меня привлекла бы личность моего компаньона, ибо, безусловно, она была весьма примечательна. Во всем, начиная с внешности.
Он был не высокий, а очень высокий. По крайней мере, таково было мое первое впечатление – возможно, рост еще подчеркивала его необычайная худоба. И, может быть, меня, как медика, это должно было навести на мысль, что он не совсем здоров, если не вспомнить о силе, с которой он ответил на мое рукопожатие.
Его лицо с орлиным носом, с острым пронизывающим взглядом, прямо таки излучало достоинство и такой недюжинный ум, что это невозможно было не заметить. Темные волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб мыслителя.
Мое внимание также привлекли его руки. Длинные тонкие пальцы. Это были руки музыканта, пианиста или ученого. То, что они были покрыты пятнами химического происхождения и залеплены пластырем, казалось каким-то странным несоответствием.
В тот день я уже решил, что вряд ли смогу спуститься вниз к ужину. Почувствовав, что нога разболелась уже не на шутку, я ушел к себе, во-первых, чтобы выпить что-нибудь обезболивающее, а во-вторых, в таком состоянии я был совсем не расположен изображать хорошую мину при плохой игре. Еле-еле поднявшись по лестнице я разве что не упал на свою постель, и, выпив те лекарства, что оказались у меня под рукой, попытался заснуть. Это мне удалось…
Мне смутно мерещились какие-то тени, обступавшие меня, на этот раз я не видел ни афганской пустыни, ни ужасов битвы. Но некие туманные образы колыхались вокруг , и в них было что-то зловещее, будто бы они были предвестниками какого-то несчастья. И эта молчаливая таинственность вызвала во мне такой ужас, что я уже готов был вскрикнуть, как вдруг откуда-то сверху, будто с небес полились звуки божественной музыки, и яркий ослепительный свет разогнал полумрак, царивший вокруг меня. Только неясно было, был ли этот свет порождением столь прекрасных звуков, или сама музыка родилась на свет благодаря волшебному животворящему лучу.
Я открыл глаза – в комнате было темно, однако, прекрасные звуки все еще продолжали звучать у меня в голове. Внезапно я понял, что музыка звучит не у меня в голове, а где-то в доме. Пораженный, я сел на постели и прислушался – несомненно, звуки музыки доносились откуда-то снизу. Осторожно спустил я ноги с постели и заметил, что нога почти не болит. Я накинул халат (который здесь почти не одевал, лишь у себя в комнате) и вышел в коридор. Музыка продолжала звучать, сейчас мелодия была совершенно другая, в ней чувствовалась грусть и даже тоска. Теперь я понял, что это скрипка. Как завороженный, я пошел на звук этой чудной музыки и вскоре очутился у двери в гостиную. Я осторожно приоткрыл ее, стараясь производить как можно меньше шума.
Комната была освещена лишь небольшим светильником да отсветами пламени камина. Шерлок Холмс в своем сером халате стоял у окна и играл на скрипке. Он стоял спиной ко мне, мягко наклонив голову набок, в то время, как его смычок плавно скользил по струнам. Музыка парила, легкая, как паутинка, и мерцала, будто пламя свечи, — он словно бы дышал через пальцы. Заслушавшись, я прислонился к притолоке, которая совершенно некстати издала жалобный скрип. Волшебство закончилось. Холмс резко обернулся.
- Я разбудил вас, доктор? Простите. Я не хотел.
- Нет-нет, я не спал, так слегка дремал. Но… я никак не думал, что вы играете так хорошо.
Он бросил на меня пристальный взгляд, и бережно положив скрипку на кресло, отошел от окна.
- Вам понравилось? – спросил он, опустив глаза.
- Конечно! Это … было просто прекрасно. А чья эта музыка? Боюсь, я не очень хорошо разбираюсь в этом.
- Не помню. Впрочем, это не важно, - он подошел к камину и начал разжигать свою трубку.
На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Я пытался найти подходящую тему для продолжения разговора, но как назло ничего подходящего в голову не приходило. Но тут появилась миссис Хадсон, дай ей Бог здоровья. Она посетовала, что мы сидим в темноте, зажгла газ и начала собирать на стол.
Кроме жаркого, источавшего тонкий аромат, наша хозяйка принесла также и вечерние газеты. Я наугад раскрыл «Ивнинг Стандард». На второй странице мне сразу бросился в глаза зловещий заголовок «Кровавое убийство на Мэнсфилд-плейс». В полицейском отчете говорилось о том, что дочь известного банкира нашла его утром мертвым в его собственном кабинете – он был заколот кинжалом кустарной работы, но никаких следов взлома или грабежа полиции обнаружить не удалось.
- О, господи! – вырвалось у меня. – Просто ужас!
- О чем это вы, доктор? – поинтересовался Холмс, вставая с кресла и подходя к столу.
- Вы только послушайте, что пишут в газете: кровавое убийство, заколотый банкир – кошмар, да и только! – и я передал ему газету. – Вряд ли такие новости способствуют повышению аппетита…
Мой компаньон бегло проглядел статью.
- Подобное убийство было совершенно в Лионе в 1846 г., так что ничего загадочного в этом преступлении нет, - и он отбросил газету в сторону.
- Вы так считаете? – тут я вспомнил, что и при нашей первой встрече, он приводил примеры каких-то преступлений, совершенных в разное время на территории Европы. – Но мне все-же кажется...
- Послушайте, что я скажу вам, доктор, - Холмс отставил в сторону свою тарелку и начал излагать мне подробности упомянутого им преступления, и тут же припомнил еще подобные случаи, произошедшие в Италии и Румынии. Сейчас он был вполне оживлен, и его бледные щеки даже слегка порозовели. Надо признать, что я был ошеломлен обширностью его познаний в этой области и слушал его с большим интересом.
Благодаря этому случаю, ужин прошел довольно оживленно. Когда он был окончен, и я сел поближе к камину с книгой в руках, Холмс внезапно спросил, перестала ли болеть моя нога после приема болеутоляющего. Я удивленно взглянул на него, даже не зная, что сказать.
- Да… сейчас мне лучше, но как вы узнали?
- Пустяки, - он мимолетно улыбнулся и небрежно махнул рукой. - Наверное, в этом одно из преимуществ профессии врача – когда вы точно знаете, когда и как стоит лечиться, - и он еле заметно усмехнулся. Это слегка язвительное замечание навело меня на внезапную мысль, и я спросил:
- Простите, Холмс, а вы сами занимаетесь медициной?
- Нет, я далек от этого, - он встал и подошел к окну, за которым кружился пушистый снег. – За ночь этот снег заметет весь Лондон, значит, поймать утром кэб снова будет не просто.
- А вы куда-то пойдете?
- Да, в лабораторию. Нужно проверить одну мою теорию относительно свойств белладонны – полезных и не очень. И еще провести пару опытов.
Не успел я открыть рот, чтобы спросить о предмете его изучения, как он резко повернулся, и захватив с каминной полки трубку направился к двери в свою спальню, коротко кивнув мне на ходу.
- Спокойной ночи, доктор.
- Спокойной ночи.
Дальше – больше. Все-таки этот человек был настоящей загадкой для меня, его странные познания и таинственные занятия еще усугублялись тем, что он, видимо, был совершенно не расположен говорить о себе, да и вообще о чем либо. Но чем больше я узнавал его, тем большее любопытство меня разбирало, и я решил не отступаться от своего намерения и разузнать о нем как можно больше. В таких мыслях я и поднялся к себе. Было уже десять. За окном завывала вьюга. О, Господи, как все-таки тоскливо на душе. Первая эйфория, охватившая меня после переезда на новую квартиру, уже прошла, уступив место прежней меланхолии. Мой взгляд упал на книгу, лежавшую на прикроватном столике – это был Диккенс. Ну что ж, почитаю, это лучше, чем лежать и тупо таращиться в потолок. К тому же можно надеяться, что легкость повествования разгонит демонов, порожденных моим собственным воображением, и ночь пройдет более или менее благополучно.

11 января 1881 г.
Сегодня я спал сном праведника до десяти утра и проснулся, почувствовав запах горячего кофе и еще чего-то очень вкусного. Вместе со мной проснулся и мой организм, и я понял, что страшно хочу есть, поэтому заставил себя распрощаться с теплой постелью и одеться.
Думаю, что на улице был сильный мороз, так как солнце так и сияло в окна нашей гостиной и казалось еще более ярким, отражаясь в фарфоре, стоявшем на накрытом к завтраку столе.
Шерлок Холмс сидел за столом и, попивая кофе, читал утреннюю газету.
- Доброе утро, доктор, - сказал он, не отрываясь от чтения.
- Доброе утро, - я сел за стол и налил себе кофе. Солнечный свет и предвкушение вкусного завтрака весьма благотворно подействовали на мое настроение, и я даже стал что-то напевать себе под нос. Это не укрылось от глаз моего компаньона.
- Судя по всему, вы прекрасно выспались, - заметил он, поднимая голову и откладывая в сторону «Таймс».
При этих словах я невольно вспомнил книгу, которую читал накануне и решил, что шутливая цитата будет сейчас как нельзя более кстати.
- «Ничто так не освежает, как сон, сэр, как сказала служанка, перед тем, как выпить порцию лауданума», - сказал я.
Холмс, который как раз в этот момент приступил к завтраку, бросил на меня озадаченный взгляд.
- Весьма возможно. Хотя я и не думал, что вы злоупотребляете такими средствами, доктор…
Я замер с вилкой в руке.
- Я? Нет, - я тихо засмеялся. – Это сказал мистеру Пиквику Сэм Уэллер.
Холмс удивленно приподнял бровь.
- Не припоминаю таких имен.
Я отложил в сторону вилку и добавил сахара в свой кофе.
- Это цитата, Холмс.
В ответ он лишь вопросительно взглянул на меня.
- Ну это же «Записки Пиквикского клуба»!
Никакой реакции.
- Это же Диккенс, Холмс, - продолжил я уже слегка укоряющим тоном.Боже, где воспитывался этот человек ?
Наконец, его лицо прояснилось.
- Понимаю. Наверное, вы говорите о каком-то романе. Боюсь, такие книги не представляют для меня интереса, доктор.
Удивленный, я чуть не выронил чашку.
- Вы никогда не читали величайшего английского писателя?
- Ну, это спорный вопрос.
Черт возьми!
- Вы что, совсем ничего не читаете?
- Только то, что может потребоваться для моей работы. Нет, конечно, я много читал Шекспира и прочее…
И тут… Меня точно осенило – если человек ничего не говорит вам о себе, то вы многое можете узнать о нем по тем книгам, что он читал. Закончив с завтраком, я подошел к полкам со своими книгами.
- Ну вот, например, лорд Байрон?
- Байрон? Ну, это еще терпимо.
- А Шелли?
Он только пренебрежительно хмыкнул.
- Томас Карлейль?
- Никогда о нем не слышал.
Я пошел к своему столу, и найдя там нужную газету с заметкой о Карлейле, протянул ее Холмсу.
- Какое преступление он совершил? – спросил он, даже не взглянув на статью.
Это было уже чересчур. В сердцах я отбросил газету в сторону.
- Он не совершал никакого преступления, он был писателем. Томас Карлейль умер на прошлой неделе.
Холмс пожал плечами и сделал выразительный жест рукой. Готов был поклясться, что его слегка позабавило мое возмущение. Но ведь, что-то же он читал , кроме Шекспира! Я снял с полки еще одну книгу.
-А Теккерей?
- Не читал. Как называется эта книга?
Я глубоко вздохнул.
- «Ярмарка тщеславия».
Мой компаньон закатил глаза под потолок.
- О, боже…
Не может быть, чтобы не было книги, которая бы его заинтересовала…
- Джордж Эллиот?
- Никогда не слышал о нем.
- Это женщина!
Холмс задумчиво посмотрел на меня.
- Женщина пишет под мужским именем? Интересно… Но нет, благодарю вас.
И тут мой взгляд упал на книгу, которая, наверняка, привлечет его внимание. Я решил сделать последнюю попытку.
- По.
Холмс пристально взглянул на меня. Кажется, наконец, я нашел то, что нужно.
- Доктор, я вас слушаю? Говорите смелее. По… - что дальше?
Расстроенный, я почти упал в кресло.
- Эдгар Алан По! - воскликнул я.- Американский писатель, написавший несколько готических романов.
Холмс заметно расслабился.
- Слава богу! А я подумал, что вы никак не решаетесь произнести вслух его имя.
Я протянул ему книгу.
- Вы никогда не читали «Убийство на улице Морг»?
- Нет, доктор, не читал. Не читал, не читаю, и не собираюсь читать. Я, вообще, не люблю беллетристику.
Что ж такое было вполне возможно. По крайней мере, вполне допустимо для этого странного человека. Но тем не менее, я решил продолжить.
- Ну, а история или, например, философия?
Мимолетная улыбка скользнула по его губам, и он молча покачал головой.
-Ну, а как же Аристотель, Жанна д`Арк, Коперник?
Я увидел некоторую заинтересованность в его взгляде.
- Коперник? Что-то знакомое. Что он совершил?
- Господи, да ведь это он открыл, что земля вращается вокруг солнца.
- В самом деле? Но мои глаза говорят мне, что скорее солнце вращается вокруг Земли… Ну, впрочем, возможно он и прав, этот ваш Коперник.
Я так и опешил от изумления. Чтобы цивилизованный человек, живущий в девятнадцатом веке, не знал, что Земля вертится вокруг Солнца, — этому я просто не мог поверить!
— Вы, кажется, удивлены, — улыбнулся он, глядя на мое растерянное лицо. — Спасибо, что вы меня просветили, но теперь я постараюсь как можно скорее все это забыть.
— Забыть?!
— Видите ли, — сказал он, — мне представляется, что человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите. Дурак натащит туда всякой рухляди, какая попадется под руку, и полезные, нужные вещи уже некуда будет всунуть, или в лучшем случае до них среди всей этой завали и не докопаешься. А человек толковый тщательно отбирает то, что он поместит в свой мозговой чердак. Он возьмет лишь инструменты, которые понадобятся ему для работы, но зато их будет множество, и все он разложит в образцовом порядке. Напрасно люди думают, что у этой маленькой комнатки эластичные стены и их можно растягивать сколько угодно. Уверяю вас, придет время, когда, приобретая новое, вы будете забывать что-то из прежнего. Поэтому страшно важно, чтобы ненужные сведения не вытесняли собой нужных.
— Да, но не знать о Солнечной системе!.. — воскликнул я.
— На кой черт она мне? — перебил он нетерпеливо. — Ну хорошо, допустим, как вы говорите, мы вращаемся вокруг Солнца.
- То есть, как, допустим? – не поверил я своим ушам.
Мой компаньон сделал предупреждающий знак рукой.
- Хорошо, Земля вращается вокруг Солнца. А если бы я узнал, что мы вращаемся вокруг Луны, много бы это помогло мне или моей работе?
Я хотел было спросить, что же это за работа, но почувствовал, что он будет недоволен. Встав из-за стола, Холмс сделал несколько кругов по комнате, а затем, не говоря ни слова, ушел к себе в спальню. Я решил последовать его примеру и тоже ушел к себе. Еще немного почитал, а потом занялся устройством быта – начал разбирать свои вещи.
Через некоторое время я услышал, как на нижнем этаже хлопнула дверь, и раздались шаги на лестнице. Судя по всему, мой компаньон куда-то пошел. Я не мог не позавидовать ему – судя по его словам, у него была какая-то работа, хотя я и отдаленно не мог представить какая. Я был совершенно свободен и, если на улице было ненастно, мог позволить себе остаться дома, но если задуматься, что в этом хорошего? Много бы я дал за то, чтобы испытывать острую необходимость куда-то спешить и в дождь, и в снегопад.
Повинуясь минутному порыву, я решил совершить небольшую прогулку. Закутав шею шарфом, я вышел на Бейкер-стрит. Снег уже почти перестал идти, но прохожих было не очень много. Сначала я просто шел по улице, а потом остановил кэб и попросил отвезти меня на Трафальгарскую площадь. Там было довольно многолюдно, и походив слегка вокруг колонны Нельсона, я свернул на какую-то боковую улицу, потом еще куда-то, пока, наконец, не оказался возле Гайд-парка. Я немного прошелся вдоль аллей до небольшого пруда, здесь намело настоящие сугробы и было довольно слякотно. Почувствовав, что начинает ныть нога, я понял, что слегка перестарался, и выйдя за ворота парка, сел в первый попавшийся кэб, в котором доехал до дома.
Как же замечательно было оказаться в тепле моего нового жилища после этого променада по холодным лондонским улицам. Не успел я открыть дверь, как был встречен нашей хозяйкой, которая тут же захлопотала вокруг меня, выговаривая за то, что я выбрал неподходящее время для прогулки.
- Ну в самом деле, доктор, - сказала она. И что прикажете мне делать? Время обеда, а не одного из моих квартирантов нет дома…
- Так мистер Холмс еще не вернулся?
- Нет, доктор. Поднимайтесь же скорее. Сейчас я принесу ваш обед.
Горячий суп с куриными потрошками! Это как раз то, что нужно замерзшему человеку, нагулявшему неплохой аппетит. Единственное, о чем я сейчас жалел, так это об отсутствии хоть какого-нибудь собеседника за столом, хотя бы даже такого скудного, каким являлся мой новый компаньон. Не успел я об этом подумать, как внизу хлопнула дверь, и через минуту в гостиную вошел Шерлок Холмс.
- Приятного аппетита, доктор, - сказал он, бросив взгляд на стол, супницу и пар, поднимающийся от моей тарелки. – Сейчас я к вам присоединюсь, - сказал он, скрывшись в своей комнате.
Минуту спустя он уже вышел оттуда и сел напротив меня.
- Сейчас не самая подходящая погода для прогулок, доктор, особенно в Гайд-парке. Тем более, что ваша нога снова беспокоит вас.
- Она заболела из-за того, что я много ходил сегодня, - начал было я, - но… Боже мой, Холмс, да как вы узнали это?!
Он криво усмехнулся.
- По отворотам ваших брюк. Вот те бурые пятнышки, - указал он рукой, - говорят о глинистой почве. Так можно испачкаться близ Уайтчепеля, в Розерхайте и около пруда в Гайд-Парке. И я очень надеюсь, что вы не ходили на прогулку в Ист-Энд. Разве я не прав?
- Абсолютно правы. Но эта грязь, почва… Неужели вы можете определить по каким-то легким следам откуда она взялась?
Он кивнул.
- Могу. По крайней мере, в том, что касается Лондона и его окрестностей.
- Это просто поразительно, - воскликнул я. Честно говоря, мне хотелось спросить, как он узнал, что у меня разболелась нога, но не решился, отметив про себя, что зато знаю, как он догадался о направлении моей прогулки. – Холмс, а вы снова работали в лаборатории?
- Нет, сегодня я был в анатомичке – проверял одно свое предположение. Я уверен, что применение некоторых препаратов способствует…
Он начал излагать мне свою теорию, касающуюся воздействия ядовитых веществ на состояние нервной системы. Он пустился в столь специфические рассуждения, говорящие о его осведомленности в этом деле, как с медицинской точки зрения, так и с, так сказать, криминальной стороны этого вопроса, что я и не знал, что подумать. Он сказал мне, что не занимается медициной, но сейчас мне было совершенно ясно, что у него довольно точные знания анатомии, не говоря уже о химии. Он упоминал некоторые ядовитые алкалоиды, о существовании которых я даже не подозревал, он говорил, как именно они могут пагубно воздействовать на человека и какие это может иметь последствия.
Наконец, он закончил свой рассказ и тоже приступил к обеду. На какое-то время в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь позвякиванием столовых приборов. А когда мы покончили с обедом, хозяйка принесла чай с бисквитами.
- Просто замечательный обед, - блаженно улыбаясь, заметил я. – Знаете весь этот дом, его уют и прекрасный стол очень напоминают мне детство. Прекрасное время, когда каждую минуту я чувствовал заботу и любовь родителей, когда вечерами вся семья собиралась за столом, всем было хорошо и тепло друг с другом. Прекрасное время… Я все время с теплом вспоминаю свое детство. Ведь это самая прекрасная пора жизни, не правда ли, Холмс?
Мой компаньон бросил на меня какой-то странный взгляд, значение которого мне было не совсем понятно, и чуть кивнул головой.
- Гм… Да, наверное.
Честно говоря, я рассчитывал, что он тоже скажет пару слов о своем детстве, родителях и прочем, но был разочарован. После минутного молчания Холмс встал из-за стола и, молча, направился к себе в комнату. Мне было абсолютно ясно, что он избегает разговоров на тему, имеющую к нему непосредственное отношение. Что ж он имеет на это полное право… Хотя должен признаться, что с каждым днем этот человек все больше и больше интересовал меня, и конечно, мне хотелось познакомиться с ним поближе. Но увы, он к этому совершенно не стремился. Я вдруг подумал о том, что если бы я поселился вместе со Стэмфордом, то возможно, сам оказался бы на таком месте, зная его болтливость и любопытство. Интересно, как он вообще общался с Холмсом – трудно было представить людей более непохожих друг на друга.
Встав из-за стола, я прошелся по комнате. Подниматься наверх что-то не хотелось. Подошел к книжным полкам. Наугад взял с полки книгу – это оказался снова Диккенс – и сел поближе к камину. Но читать тоже почему-то не хотелось… Хандра – ничего не хочется, настроение неважное, не плохое, но какое-то тоскливое. И почему-то снова почувствовал себя ужасно одиноким. Кажется, сейчас, я был бы рад даже Стэмфорду…
Внезапно из-за двери раздался долгий протяжный звук, он как бы воплотил в себе то, что происходило в моей душе, так точно он передал то, что таилось где-то в глубине моего сердца и тоску, и одиночество, и даже какую-то затаенную боль. Это было так прекрасно, что я даже не сразу понял, что эти звуки принадлежат скрипке, и что это играет… Холмс.
Я закрыл книгу и прикрыл глаза, просто сидел и слушал. Мне не часто приходилось бывать на концертах или где-то еще слушать музыкантов, но точно могу сказать, что подобной игры мне слышать не приходилось. Он играл как-то очень пронзительно, временами резко, временами очень задушевно. Заслушавшись, я сидел у камина, пока не умолк последний звук. Потом встал и ушел к себе. Почему-то мне не хотелось, чтобы выйдя из комнаты, Холмс застал меня здесь и понял, что я слушал его игру.
Я стоял у окна и смотрел на искрящийся снег – за день его нападало достаточно – настоящие барханы. Это снова напомнило мне пустынные равнины Кандагара и наши палатки в пустыне. Тех, кто жил в этих палатках, больше нет. Впрочем, ведь я же еще жив. Просто, кажется, я и сам иногда об этом забываю.








15 января 1881 г.

В первую неделю к нам никто не заглядывал, и я было начал подумывать, что мой компаньон так же одинок в этом городе, как и я. Но скоро выяснилось, что я ошибся.
Как-то утром, когда мы уже заканчивали свой завтрак, внизу раздался звонок, и вскоре появилась миссис Хадсон, неся на подносе визитную карточку. Холмс взглянул на нее.
- Пожалуйста, пригласите ее сюда, миссис Хадсон.
Через минуту миссис Хадсон ввела в гостиную элегантную молодую девушку. Холмс встал, и поздоровавшись со своей гостьей, указал ей на кресло. После чего повернулся ко мне:
- Прошу прощения, доктор, не позволите ли вы мне на некоторое время занять гостиную?
- Конечно, Холмс, - я поспешил встать и подняться к себе.
Конечно, я был удивлен – никак не предполагал, что у моего неразговорчивого замкнутого компаньона могут быть такие знакомые. А молодость и красота леди, сидевшей сейчас в нашей гостиной, позволяли предположить, что это знакомство носило некоторый романтический оттенок.
Я сделал несколько шагов по комнате, потом взялся за газету, которую захватил из гостиной. Изучив ее от корки до корки, я взглянул на часы – прошло около получаса. Снизу не было слышно ни звука – возможно, я не слышал, как ушла очаровательная гостья моего компаньона. Поймал себя на безрадостной мысли, что мне даже нечем занять себя. Бесцельно слоняясь по комнате, я вдруг вспомнил о медицинской брошюре, которую купил во время вчерашней прогулки, и которая осталась в кармане моего пальто. Пошел вниз, чтобы взять ее.
Как раз в тот момент, когда я спустился на нижнюю площадку, дверь гостиной отворилась и оттуда вышла молодая леди. Бросив на меня испуганный взгляд, она быстро опустила вуаль, но было уже поздно – к своему смятению, я заметил ее заплаканные глаза. Пораженный, я сделал шаг назад, давая ей пройти, и через минуту по лестнице застучали ее каблучки, и потом хлопнула парадная дверь.
Спустившись в прихожую за своей брошюрой, я заглянул в гостиную. Шерлок Холмс сидел в своем кресле у камина, окутанный завесой табачного дыма. На мое появление он не обратил никакого внимания – глаза его были закрыты, можно было подумать, что он спит.
В полной нерешительности я мялся в дверях, не зная, как поступить. Меня так и подмывало сделать какое-нибудь замечание относительного этого инцидента, но, решив, что это все-таки не мое дело, я просто, молча, прошел в комнату.
Запах табака был довольно крепкий, впрочем, ведь меня же об этом предупреждали. И не только об этом, между прочим. Да, странный и загадочный, именно так. Покосившись на Холмса, продолжавшего сидеть в клубах дыма, я подошел к столу и налил себе стакан воды.
Этот звук вывел из задумчивости моего компаньона. Он резко повернулся в мою сторону, выронив изо рта трубку.
- Надеюсь, я не помешал вам, Холмс? – на всякий случай спросил я – Кажется, ваша гостья уже ушла…
Он резко вскочил на ноги, совершенно игнорируя мою попытку завязать разговор, и чуть ли не бегом бросился в свою комнату. Пожав плечами, я раскрыл книжку и погрузился в этот труд, отражающий новейшие достижения в области медицины.
Пять минут спустя Холмс появился на пороге своей спальни, он был одет в пальто и на ходу поправлял воротник.
- Уходите?
- Да, доктор, - отрывисто сказал он, - и, видимо, надолго, к обеду меня не ждите, - он коротко кивнул и ушел. А я просидел сиднем на диване до самого обеда и единственным утешением мне служил тот факт, что я до корки изучил этот медицинский трактат, купленный мной у уличного торговца.

14 часов 05 минут

Обед на столе. Серебряный половник звякает об край супницы – миссис Хадсон наливает мне бульон. Прозрачный-прозрачный. Небо над Лондоном сейчас почти такое же, без снега и дождя; нет, оно не солнечное, просто какое-то очень спокойное.
Мой компаньон свое слово сдержал, его все еще не было. Я обедал в одиночестве, наслаждаясь тишиной в доме и за окном – нападало столько снега, что с улицы не слышно ни шагов, ни шума проезжающих экипажей. Так что ничего удивительного, что вскоре после обеда я мирно задремал прямо в кресле у камина.
Холмс появился только вечером, и мне показалось, что он был в довольно мрачном настроении. Когда он пришел, я все еще сидел в гостиной и обратил внимание на его хмурое лицо. Он кивнул мне на ходу и прошел к себе. Я взглянул на часы – было около семи. Почти в ту же секунду внизу раздался звонок, и вскоре появилась миссис Хадсон.
- Доктор, мистер Холмс у себя? – спросила она.
- Да, он уже пришел.
Хозяйка подошла к двери его комнаты и пару раз постучала
- Мистер Холмс, к вам пришли.
Мой компаньон появился на пороге – он уже снял промокшее пальто и надел свой серый халат. Мне показалось, что он был совсем не расположен к приему гостей, но он, молча кивнул хозяйке, и вышел в гостиную. Через минуту на пороге появился щуплый человечек с изжелта-бледной крысьей физиономией и острыми черными глазками.
- Добрый вечер, мистер Холмс, - сказал он, как мне показалось, слегка подобострастно.
- Добрый вечер, - сухо проговорил Холмс, и спохватившись, посмотрел в мою сторону. – Ах, да, доктор, познакомьтесь, это мистер Лестрейд. Лестрейд – доктор Уотсон.
Мы раскланялись, и Холмс указал своему знакомому на диван. Я почувствовал себя лишним, и извинившись, вышел из гостиной.
Вернулся я туда, лишь почувствовав запах горячего ужина. Хотел надеть халат, потому что снова неважно себя чувствовал, но потом подумал, что, возможно, гость Холмса еще не ушел и останется на ужин. Нехорошо выказывать перед посторонним человеком такую небрежность, так что я надел свой сюртук и спустился вниз.
Но в гостиной меня встретила лишь миссис Хадсон, накрывавшая стол на одну персону. Я вопросительно посмотрел на нее.
- Садитесь, доктор, - улыбнулась она. – Мистер Холмс сказал, что не будет ужинать.
И снова тишина. Ну, вот, а я еще думал, не будет ли чересчур утомительным для меня постоянное соседство с другим человеком. Не сосед, а просто мечта. Даже за столом я его практически не вижу. Правда, я тут же поймал себя на мысли, что не очень-то этим доволен. Мне хотелось узнать его поближе, а такая возможность мне предоставлялась лишь во время нашей совместной трапезы. И к тому же сейчас, вечером, я почему-то острее чувствовал свое одиночество, не нарушаемое ничьим присутствием.
Не помню, как я поужинал – мои мысли где-то блуждали , перескакивая с одного на другое. Поел и снова пошел к себе, чтобы пораньше лечь спать.
Возможно, это было во сне, но где-то в середине ночи мне показалось, что внизу хлопнула входная дверь. Должно быть, это был сон…