Глава 3

Карперби

На следующее утро я встал, позавтракал и разработал план своих действий. Мне показалось, что логично было бы начать с приходской церкви в Аскригге , найти там записи о рождении, смерти и заключении браков в семье Холмсов и, может быть, задать несколько осторожных вопросов официальным представителям власти и местным жителям. Аскригг был почти в три раза больше Карперби и Эйсгарта, как я узнал от управляющего гостиницы , который оказался настоящим кладезем знаний и хранил множество записей относительно местных достопримечательностей.

Я осведомился у него, как добраться до Аскригга, и мне было сказано, что сначала мне нужно ехать на север, в Ричмонд, а затем сесть на поезд, идущий на запад, к долинам; один поезд выходил из Ричмонда рано утром , другой – в полдень. Управляющий объяснил мне, что так как Уэнслидейл славился среди туристов своими великолепными видами,( в особенности это касалось нескольких прекрасных водопадов и величественных горных ущелий), то теперь там было лишь несколько пабов, где можно было устроиться на ночь. В прекрасные летние дни и они были бы переполнены туристами, однако, зимой мне не составит труда найти себе подходящее местечко.

Во время поездки из Йорка в Ричмонд, а затем на запад в Уэнслидейл, стало еще холоднее. Прибыв в Аскригг, я смог отогреть свои одеревеневшие от холода колени у пылающего камина в уютной гостинице «Святой Георгий и дракон», ее особо рекомендовал мне начальник станции. Управлял гостиницей полный и краснолицый Сэмюэл Томпсон, с лица которого, казалось, никогда не сходила неизменная улыбка и это в ничуть не меньшей степени, чем этот уютный очаг, помогло рассеять сковавший меня холод.
Вечер прошел тихо, я рано поужинал и вскоре после этого поднялся к себе в номер. Я решил, что не буду задавать никаких вопросов о Хиллкрофт Хаусе или вообще, о семье Холмса ни болтливому Сэмюэлю Томпсону, ни кому-то из многочисленных завсегдатаев паба, сидевших внизу за кружкой местного пива, пока не сам не испробую все возможные пути и средства, что были в моем распоряжении. Я не хотел, чтобы эти пути запятнала чья-нибудь негативная реакция, как это случилось в Карперби с Питером Брэдли. Поэтому уйдя от множества вопросов, которые эти общительные люди задали бы мне, как горожанину, приехавшему в их места в столь неподходящее время года, я сказался уставшим с дороги и покинул их приятную, хотя и несколько утомительную компанию и поднялся в свое временное жилище. Я был рад, что мне предоставили дополнительное одеяло, ибо ночью холод усилился. Я был бы совсем угнетен этим холодом, но красота покрытых инеем деревьев наподобие тонкого кружева слегка приподняла мне настроение.

Прекрасно выспавшись и плотно позавтракав и держа в уме указания мистера Томпсона, я надел пальто, дабы направиться к церкви, где местный викарий и архивариус, отец Джон Брогэм вел регистрацию рождений, браков и смертей в Аскригге и его окрестностях, в том числе и в Карперби.


Церковь в Аскригге
Я выскользнул за дверь и быстро зашагал, чтобы согреться, и, таким образом, вскоре очутился на ступенях очень древней церкви. Остановившись на минуту, я вдохнул побольше морозного зимнего воздуха, мысленно поправил галстук и одернул жилет. Затем я вошел в церковь и пошел в ее заднюю часть в поисках викария. Заглянув в ризницу, я был удивлен тем, что в середине этого помещения рос старый ясень. Я был поражен, но тут же вернулся к причине своего прихода и негромко кашлянул, чтобы привлечь внимание викария, который сидел в ризнице и писал письмо. Он повернулся и, увидев меня, встал, как мне показалось, благодарный за то, что я оторвал его от его занятия. Уже немного согревшись, я размотал шарф, снял перчатки и расстегнул пальто.

Так как было утро среды, отец Джон Брогэм – румяный, дородный мужчина с окладистой, аккуратно подстриженной бородой, которую он постоянно поглаживал – был не слишком занят. Он был разговорчив и выказал добросердечное любопытство. Я объяснил, что хочу увидеть его метрические книги, это должно помочь мне в написании истории этого региона за последние столетия, которая , возможно будет опубликована в местной газете. Мои слова, казалось, удовлетворили его бесхитростную натуру, и он повел меня в маленькое помещение в углу церкви, где находились его архивы. Я почувствовал легкий укол совести за то, что не до конца был честным с этим услужливым и очевидно очень добрым молодым человеком, которому, кажется, искренне польстило, что кто-то уделяет внимание его скромным прихожанам.
Метрические книги были огромными фолиантами, ведущими исчисление от 1600 года; отец Брогэм, которому это занятие было еще в новинку, ибо его предшественник, к сожалению, скончался от лихорадки прошлой весной, не знал, где могут находиться более ранние записи, а его куратор поехал с визитом к родственникам, и его не будет в городе еще более двух недель.

Викарий заботливо принес мне чайник горячего чая и оставил меня наедине с книгами. Так я приступил к задаче, которая должна была некоторым образом прояснить ситуацию. Не один час я провел, копаясь в этих старых книгах и тщательно изучая их содержание. В метрические книги, как я заметил, были внесены семьи из Карперби, но к глубокому своему разочарованию я не увидел ни одной строчки, где бы упоминалась фамилия Холмс. И я нашел семью Холмсов из Аскригга, и викарий позже сообщил мне, что глава этой семьи был торговцем скобяными изделиями. Однако записей об этой семье было довольно много, и среди многочисленных дат рождений этого, на редкость плодовитого, клана не было упоминания ни о Майкрофте, ни о Шерлоке. И кроме того, эти Холмсы жили в городе ,и, как видно, никогда не владели ни землей , ни каким бы то ни было поместьем. Конечно, фамилия Холмс ни в коей мере не может считаться такой уж необычной, и я рассчитывал, что найду и другие семьи с той же фамилией. Но самое странное в этих метрических книгах, от чего мне стало слегка не по себе, это то, что там были пропущенные страницы. Во всех трех огромных книгах я встречал места, где было видно, что страницы вырезаны, словно бы ножом, и изъяты. Последний такой таинственный пробел я нашел в записях , регистрирующих смерти за 1872 год. Когда я привлек внимание викария к такому беспрецедентному посягательству на его реестры, он был крайне изумлен, бесконечно повторяя «Боже мой, боже мой!» и снова поглаживал свою бороду – он до сих пор не замечал этих пропусков, с тех пор , как занял это место. Понятно было, что он находится в полном неведении, относительно того, кто является злоумышленником, а сам он был слишком добродушен и наивен, чтобы заподозрить его в подобном преступлении.

В тот же день после ланча я нанял двуколку и отправился в Эйсгарт, где с помощью старшего приходского клерка Майкла Клейджилла, произвел те же изыскания в городских метрических книгах. Я нашел еще одно семейство Холмс, родоначальником которого был Тимоти Холмс, который, как сообщил мне мистер Клейджилл, был хозяином гостиницы «Святой Георгий и Дракон». Я решил, что благоразумнее будет не уточнять, кому из двух владельцев гостиниц под названием «Святой Георгий и Дракон» принадлежит первенство и кто придумал название, а кто лишь назвал свою гостиницу точно также – Томпсон из Эскригга или Холмс из Эйсгарта. Церемонный педант , мистер Клейджилл, давно жил в Эйсгарте, хотя он «уж, конечно, не завсегдатай таких злачных заведений». Тем не менее, так как толками земля полнится, мистер Клейджилл знал, что Холмсы содержат гостиницу уже более ста лет, и у них нет родственников среди землевладельцев. « И хотя они оказывают немалую услугу дьяволу, соблазняя людей своим хмельным напитком, во всем остальном это добропорядочные христиане, посещающие храм божий и ни чем не запятнали свою репутацию». Несколько утомительных часов я просидел там, медленно переворачивая страницы, но так и не нашел в тех книгах ни единого пробела.

Я вернулся в Эскригг в небольшом фургоне. Когда солнце уже зашло, даже плотная полость не смогла полностью защитить меня от холода, и я совершенно окоченел, хотя совершил всего лишь четырехмильную поездку. Молодой человек, правящий лошадьми, казалось, был совсем невосприимчив к холоду, однако мне тут пришли на ум слова Холмса о том, что северный климат является хорошей школой для того, чтобы без особых трудностей выслеживать преступников в самую лютую стужу. Но в гостинице был тепло, в камине пылал огонь, улыбка мистера Томпсона была все такой же приветливой; чашка горячего чая - и не прошло и получаса, как я окончательно оттаял. Я откинулся на спинку, вытянул ноги к огню и прикрыл отяжелевшие веки.
Хозяин решил, что я задремал и оставил меня наедине с моими мыслями. Страницы, изъятые из метрической книги, изводили меня, точно колики. Кто так методично вырезал их из книги и почему? Так как, очевидно, это была не случайность, не проступок какого-нибудь безответственного клерка или викария, то весьма вероятно, что это было преднамеренное преступление с целью утаить какую-то информацию, помещенную на этих страницах. И это преднамеренное преступление тут же напоминало об отсутствии необходимой информации и в других реестрах - отсутствие имени Холмса (и его друзей) в университетских списках и в списках Бартса. Архивариусы этих уважаемых учебных заведений весьма многозначительно заявили, что у них нет никаких записей, свидетельствовавших, что Холмс посещал эти заведения, что прямо противоречило отчетам доктора Уотсона о прошлом Холмса в «Обряде дома Месгрейвов», «Глории Скотт» и истории их встречи с доктором непосредственно в Бартсе, что было описано в «Этюде в багровых тонах». Было очевидно, что Холмс поступил бы лишь в такой университет, который был способен предоставить ему тот уровень знаний, что требовался его великолепному интеллекту, значит, речь может идти только о Кембриджском, Оксфордском или Лондонском университете, колледжи более низкого уровня не стоило даже рассматривать. И так как в больнице Святого Варфоломея не принято позволять пришлым людям колотить в анатомичке трупы и пользоваться их химикалиями и ретортами, то единственный возможный вывод это то, что Шерлок Холмс состоял в штате этой больницы в том или ином качестве. Но теперь, узнав об изъятых страницах метрических книг, захватывающее и волнующее предположение, что кто-то намеренно организовал тайное изъятие страниц с тем, чтобы уничтожить всю информацию о раннем этапе жизни Холмса, сложилось у меня в голове уже в некую интуитивную теорию. Разобравшись в своих мыслях, я резко выпрямился, издав возглас удовлетворения, грузный бородатый малый, сидевший у камина рядом со мной, вздрогнул и едва не пролил пиво себе на брюки. Я принес ему свои извинения, и даже закал ему еще пинту пива за свой счет. Затем я поужинал и провел некоторое время, играя в дартс с посетителями трактира, проиграв им несколько фунтов, до тех пор, пока не почувствовал, что очень устал и поднялся наверх, в свою комнату. Вскоре я заснул, укрывшись двумя теплыми одеялами, с надеждой, что завтрашний день принесет мне удачу.
На следующий день я поехал в Карперби. Я позаимствовал у мистера Томпсона его двуколку и лошадь, заверив его, что у меня есть некоторый опыт обращения с ними на заснеженных дорогах, и это было правдой, хотя мне не приходилось делать ничего подобного уже более двадцати лет. Четырехмильная поездка в Карперби была приятной, так как потеплело и ярко светило солнце.


К своему разочарованию я не увидел сгоревших руин Хиллкрофт Хауса по дороге от Аскригга в Каперби. Сам городок имел очень простое расположение – там была одна главная улица, на которой находилось большинство городских магазинов и учреждений. Параллельно главной шли еще несколько улиц , на которых также размещались торговые лавки и жилые дома. Главная дорога шла дальше на восток, а от нее ответвлялись две дороги поменьше, которые проходили через предместья, одна спускалась вниз и соединялась с главной возле Эйсгарта, а другая поворачивала на север и делала петлю к замку Болтон.
Я немного задержался с отъездом, договариваясь с мистером Томпсоном, но, тем не менее, тронулся неторопливой рысью, желая полюбоваться на зимние сельские пейзажи этого сурового края. Мое воображение могло оживить все эти покрытые изморозью деревья и кустарники и представить красоту живописной растительности во время летнего зноя.

В Кэрперби я прибыл уже после десяти. Хотя для обеда было еще очень рано, я подумал, что погреться у камина в местной гостинице было бы очень неплохо.

Я остановил лошадь возле гостиницы «Лис и гончая» и позвал местного парня, чтобы он отвел мою лошадь в конюшню и дал ему за услуги немного мелочи. Открывая дверь и входя в зал, я проводил взглядом этого молодчика, ведущего под уздцы мою лошадь. Это была моя коренная ошибка, ибо там оказалась еще одна ступенька, на которую я не обратил внимания, и в результате, к моему полному смущению, я споткнулся и неловко приземлился на левую ногу, довольно сильно вывихнув ее. Упав, я обеими руками схватился за лодыжку, словно надеясь, что если я сильно сожму ногу, то остановлю боль, к сожалению, этого не случилось. Неожиданно рядом оказались два человека, они склонились надо мной, чтобы оценить мою травму.

- Ну, вот и еще одна жертва этой чертовой ступеньки, - сказал один из них. – Говорю вам, в один прекрасный день она кого-нибудь прикончит.
- И это, несомненно, будет приезжий, такой же, как этот джентльмен, - откликнулся другой.
Я поднял голову и распознал в нем хозяина по его переднику и обеспокоенному выражению лица. Он был высокий и худой, лысый, хотя по бокам его головы еще оставалась кое-какая растительность; у него были внимательные , водянистые глаза.
- Вы сильно пострадали? – спросил он. – В Карперби нет доктора, но миссис Хэндли немного разбирается в лекарствах и травах. А в Аскригге есть врач, мистер Пильтеринг, если вы думаете, что кость сломана.
- Ах, он такой человек, которого лучше избегать, если только вы не пребываете у врат смерти, - сказал первый, кузнец, судя по его одежде и мускулистой фигуре. Его темная борода и руки были испачканы сажей и, хотя он был средних лет и ни в его густых волосах, ни в бороде не было видно ни одного седого волоса, его лицо было усеяно сетью морщинок, говорящих о том, что вся жизнь этого человека прошла возле кузнечного горна.
- Тише, Уильям. Ты же знаешь, что это дурно – плохо говорить о человеке за его спиной, когда он не может ничего сказать в свою защиту.
Хозяин взял меня под руку и сделал кузнецу знак взять меня под другую.
- Вы как, сможете стоять?- спросил он меня.
- Да, да, благодарю вас, - покраснел я. Вряд ли я предполагал появиться здесь таким образом и вряд ли таким методом я намерен был познакомиться с местными жителями. – Не думаю, что она сильно повреждена, это просто вывих.
Тут они подняли меня с такой же легкостью, словно какого-нибудь ребенка, и с их помощью я доковылял до стула. Потом расшнуровал ботинок и снял носок. Лодыжка лишь слегка припухла и не изменила свой цвет.
- Похоже, жить буду, - сказал я, криво усмехнувшись, пытаясь разрядить напряжение.
- Ну, я бы не стал ходить на ней пару дней. Так всегда говорит мне Мэри, пара дней отдыха исцелит больную ногу . – Хозяин слегка ткнул кузнеца в бок локтем. – Помнишь Питера Ганта? – И он снова повернулся ко мне. – В прошлом году вывихнул плечо и, несмотря на боль, проработал все лето. Теперь он свою руку даже поднять не может.
- Ладно, - сказал я. – Буду надеяться, что у моей травмы не будет таких последствий. Однако, ваш совет дать ноге два дня отдыха не лишен здравого смысла. Позвольте представиться – я – Джозайя Коббетт из Лондона. Могу ли я остановиться на пару дней в вашей прекрасной гостинице, мистер…?
Тут хозяин смутился и вытер руки об свой фартук, прежде чем пожать мне руку.
- Колфилд, сэр. Адам Колфилд. А это Уильям Грант, наш кузнец. Простите, что мы сразу не представились.
Я махнул рукой.
- Причиной этого было мое неловкое появление здесь, а вовсе не отсутствие у вас вежливых манер, мистер Колфилд.
Кажется, хозяину пришлись по душе мои слова, и он выпятил грудь.
- Благодарю вас, сэр. Да, у нас наверху есть комната для вас и позволю себе заметить, что моя жена делает самый лучший пирог с почками во всем Северном Райдинге.
Кузнец направился к двери и надел пальто, шарф и перчатки.
- Что ж, если ампутация не нужна, то мне больше нет причины и дальше отлынивать от работы. Адам, позже мы еще поговорим о предмете нашего беспокойства.
Он повернулся ко мне и кивнул:
- Хорошего дня, мистер Коббетт, - и ушел.

Мистер Колфилд и его жена оказались более, чем любезны. С их помощью я доковылял до верхнего этажа и очутился в безупречно прибранной спальне. После того, как я устроился на постели, в камине разожгли огонь и поскольку был уже полдень, был подан обед, и он, и в самом деле, был так вкусен, как и говорил мистер Колфилд. В Аскригг к мистеру Томпсону был отправлен посыльный, сообщить о том, что со мной произошло, но почему-то он забыл привезти сюда мой багаж, и мне пришлось воспользоваться халатом и ночной рубашкой, которую любезно предоставил мне мистер Колфилд. А вскоре пришла невысокая, пухленькая, доброжелательная, хоть и слишком разговорчивая миссис Хэндли, она приложила к моей лодыжке припарки из лекарственных трав, и все это время говорила о ступеньке, лодыжках, коленях, травах, ее безответственном муже и обо всем, что только не приходило в этот момент ей в голову. Благодаря такому, оказанному мне вниманию и заботе, просто невозможно было впасть в тоскливое и расстроенное состояние, как это прежде случалось со мной при подобных обстоятельствах. Так что, этот и следующий день я то беседовал с хозяином, заходившем ко мне в комнату, то читал, то просто лениво дремал.

На вторую ночь своего пребывания там я нечаянно услышал довольно странный и резкий спор. Отойдя ко сну около десяти вечера, я то засыпал, то просыпался, и наконец, проснувшись, почувствовал вдруг такую сильную жажду, что должен был во что бы то ни стало утолить ее. Однако у меня в комнате воды не оказалось, и это было первым упущением мистера Колфилда, в котором я мог бы его обвинить. Осторожно встав на ноги, я к своей радости обнаружил, что больная лодыжка совсем не дает о себе знать. Накинув халат и комнатные туфли, я взял кувшин, зажег небольшую свечу и вышел из комнаты. Из услышанного мной ранее разговора между миссис Хэндли и одним из сыновей мистера Колфилда, я знал, что в кухне есть бочонок с водой. Чтобы не беспокоить моих хозяев, я на цыпочках спустился в холл, радуясь, что мне уже лучше. Боясь, как бы не скрипнула половица, я прошел мимо комнаты с закрытой дверью, где, видимо, размещался хозяин и его жена.
Я повернул за угол и минуту постоял на верхней площадке винтовой лестницы. Я услышал, как внизу жарко спорили несколько человек, но не мог полностью разобрать слова. Мне было немного стыдно, но – в силу моей профессии и интересов – любопытство пересилило смущение, и я начал осторожно спускаться вниз, напрягаясь, чтобы услышать и понять, о чем идет речь.

Когда я дошел до нижней площадки, по громким голосам и язвительным интонациям было уже очевидно, насколько жаркий идет спор. Забыв про свою жажду, я задул свечу и медленно двинулся к главному залу гостиницы. Я шел на свет свечей, стоявших на столе, вокруг которого собрались спорившие. Я спрятался за большой дубовой стойкой, из-за которой смог видеть этих людей, освещенных пламенем свечей, и надеюсь, что сами они не могли разглядеть меня в темноте. Разговор шел уже в таком резком тоне, что хотя этот гнев был направлен не на меня, я был несколько обескуражен такой горячностью.
В споре участвовали три человека. Хозяин гостиницы и кузнец, оказавший мне накануне помощь, судя по всему, пытались успокоить и уговорить третьего человека. Ему было около пятидесяти, совершенно седые усы полностью скрывали его верхнюю губу; в его темных глазах сверкал гнев, а резкие взмахи руки лишь подчеркивали его яростные речи.

Неожиданно он схватил со стола стакан и швырнул его об стену. Стакан разбился, и осколки разлетелись в разные стороны.
- Проклятье! Вам обоим хорошо говорить! У тебя – гостиница, у тебя – кузница, - вскричал он, тыча пальцем то в одного из них, то – в другого. – Вы оба получили свои деньги. Если это все, чего вы хотите в жизни, чудесно! Но, может быть, кто-то из нас хочет большего! Может быть, кто-то из нас заслуживает большего. Да кто такие эти люди из Лондона, чтобы помешать этому?
- Ради бога, Гарри, успокойся! – взмолился мистер Колфилд, убирая со стола еще один пустой стакан. – Я потеряю и гостиницу, если ты все испортишь.
- Мы только стараемся уберечь тебя, да и себя тоже, от тюрьмы, черт возьми, и действовать так, как должно, - сказал кузнец. – Ведь ты же не хочешь, чтобы с тобой произошло то, что случилось с глупцом Коттером? Он переступил черту и поплатился за свои прегрешения. То же самое может случиться с любым из нас.
- К дьяволу Коттера! Это было десять лет назад. Теперь все по-другому, когда он уже мертв. Теперь мы можем сказать то, что хотим.
- Ты такой же глупец, как Коттер, если так думаешь, - сказал Грант. – Его брат еще жив. Деньги поступают регулярно – никто не сказал, что этот договор расторгнут. И я не позволю тебе принести беды нашей деревне, подобно Коттеру. Клянусь Богом, я этого не допущу!
- Не позволишь? Чертов ублюдок, не тебе это решать! Что мне делать , буду решать я и не кто иной! Я все решу сам, с вашей помощью или без нее!- С этими словами Гарри взмахнул кулаком перед носом хозяина гостиницы. Затем он стукнул им по столу. – Бессмысленный договор! Меня тошнит, от одной мысли об этом.
- Многим из нас, Гарри, это было как кость поперек горла, но теперь мы уже привыкли, - сказал Колфилд, засовывая руки в карманы брюк. – Но в любом случае мы ничего не можем сделать и не надо ничего делать. Как ты сказал, большинство из нас счастливы и не хотят лишних проблем. И даже если этот договор какой-то поддельный, как ты считаешь…
- Но не можешь доказать, - вставил кузнец.
- Даже если это так,- продолжил хозяин, бросив предостерегающий взгляд на мистера Гранта, - нам хорошо платят, чтобы мы ничего не делали и никому ничего не говорили. А если учесть последствия любого возражения с нашей стороны… все мы намерены оставить все, как есть. Я знаю, ты появился здесь позже, но твой дядя согласен с нами.
- Может, согласен, а может, и нет, - возразил Гарри. Тут он закрыл глаза и потер виски. Казалось, весь его огонь внезапно погас, и он тяжело опустился на стул. – Мой дядя, сказал он мягко, - стар и слаб, и за всю свою жизнь никогда не высказывал недовольства. У него все еще ясный ум, но надолго ли? Я хочу это сделать для него.
Хозяин и кузнец обменялись сочувствующими взглядами.
Гарри сделал большой глоток эля из оставшегося на столе стакана.
- Он мог бы получить тысячу фунтов, рассказав то, что знает. Тысячу фунтов, говорю вам. Мы все могли бы получить много денег за все, что нам известно. С тех пор, как в «Стрэнд» стали печатать эти рассказы, это интересует всех, но только дяде Перси известно все. – Гарри сунул руки в карманы и положил ногу на ногу. – Все это не справедливо. Я думаю, что буду бороться. Если бы мы все вместе заговорили, они не смогли бы арестовать нас всех.
Колфилд пододвинул стул поближе к Гарри и сел.

- Ты не можешь бороться один, а никто из нас к тебе не присоединится. Я знаю, что ты немного путешествовал, и занимался политикой, и ты борец по натуре, но, как ты и сказал, мы тут простые сельские жители, которым не нужны проблемы. Мы счастливы, что получили немного денег, а то, что случилось с Коттером вынуждает нас быть осторожными. Позволь своему дяде иметь свою долю, как и всем остальным, и оставь все, как есть. Может быть, однажды мы все расскажем, но не сейчас.
Колфилд остановился, пожал плечами, а потом продолжил.
- Может быть, его отец , в самом деле , работал на правительство, а может быть, как ты предполагаешь, это еще одна грязная история о богачах, не желающих, чтобы их доброе имя было публично втоптано в грязь. Это не нам судить. – Он еще помолчал и посмотрел на кузнеца, который стоял, скрестив руки на груди, словно статуя из гранита. – Ты нужен своему дяде, Гарри; он зависит от тебя. Если ты попадешь в тюрьму, он погибнет.
Через минуту хозяин встал и стал шептать что-то мистеру Гранту с самым серьезным видом. Кузнец, судя по всему, был взволнован, и когда он что-то зашептал ему в ответ, его тон был резкий и грубый. Он несколько раз указал на Гарри, и видно по мере своей речи он все распалялся, и тон голоса становился все выше и выше.
Наконец, он не выдержал.
- Мне нет дела до тех, кто считает, что это несправедливо! С каждым из наc был заключен достойный договор, мы получили деньги, и никто не пострадал в результате нашего молчания. Они выполняют свою часть договора, мы выполняем свою. Как христианин и англичанин я говорю, честное слово человека – это прочные узы, независимо от того, сколько миновало времени или какую выгоду мы могли бы получить от сложившихся обстоятельств. Я считаю, что Коттер получил то, что заслужил. Черт его возьми! Брюстер был согласен, как и все остальные. Он не расскажет свою историю, пока я жив и смогу не допустить это!

Во время этой вспышки хозяин попытался успокоить Гранта и разрядить ситуацию, подняв вверх руки. Но попытка оказалась бесполезной, так как Грант не прекратил свою тираду, а Гарри, кому она и была адресована, слегка ожил. Он встал – отчего два его собеседника тут же замолчали, хотя за гневными взглядами Гранта можно было прочесть целые тома – допил остатки эля, вытер рот рукавом, оставил стакан и подошел к кузнецу.
- Я и сам англичанин, а потому можешь забирать свою христианскую этику и…
Я пощажу читателя и не стану приводить здесь шокирующую концовку этой фразы. С этими словами Гарри пошел к двери, надел свое пальто и ушел, не пожелав доброй ночи никому из оставшихся в зале.
Когда дверь захлопнулась, хозяин положил руку на плечо Гранта и сказал:
- Уильям, тебе не следовало быть таким грубым. Он не боится тебя, и это лишь ухудшило положение дел.
Кузнец резко стряхнул с себя его руку.
- У него нет повода для жалоб. Все дело в том, что у этого человека нет ни капли христианской морали, а налицо порок алчности. Возможно, если бы он больше времени уделял молитвам, то дьявол не стал бы нашептывать ему на ухо свои искусительные речи.
Грант подошел к бару, где лежали его пальто и шляпа и надел их. Вытащив из кармана перчатки, он продолжал.
- Мы заключили договор и получили наши деньги. Вся проблема в Гарри Брюстере, а не в договоре. Я не позволю, чтобы наш городок пострадал из-за него, который не стоит даже той дорожной пыли , по которой мы ходим.
- Доброй ночи тебе, Адам, - сказал он, уходя. Мистер Колфилд помахал ему в ответ. Он был печален и я наблюдал, с каким апатичным видом он запер дверь. Он пошел к бару, взял метлу, стоявшую у стены, и начал сметать осколки стакана так медленно, словно его энергии хватало лишь на то, чтобы спокойно стоять у стола.
Игнорируя свою жажду, я воспользовался этой минутой, чтобы прокрасться к лестнице и на цыпочках поднялся к себе в комнату. Оказавшись там, я вновь зажег свечу, хотя мои трясущиеся руки смогли зажечь восковую спичку только с пятого или с шестого раза. Тяжело дыша, я сел на кровать, завернувшись в теплый плед, мое сердце бешено колотилось. Несколько минут я не мог успокоиться, боясь , что буду разоблачен, и был вне себя от волнения, что случайно услышал этот тайный разговор. Затем я попытался привести в порядок свои мысли и сделать возможные выводы из услышанного мной.

Сначала я считал, что еду в Кэрперби для того, чтобы не спеша пройтись по деревне и найти Хиллкрофт Хаус. Я собирался разыскать кузнеца, которого когда-то подкупил Питер Брэдли, надеясь, что кузнец тут все тот же, что и двенадцать лет назад – теперь мне было интересно , был ли это Грант- и узнать, смогут ли полученные от меня гинеи развязать его язык. Однако, если это Грант был тем кузнецом, то было бы крайним заблуждением надеяться получить от него какую-нибудь ценную информацию. Этот загадочный договор, который они несколько раз упоминали , вкупе с его ревностной религиозностью, кажется, сможет воспрепятствовать тому, чтобы он поделился известными ему фактами.

Этот договор! – он наполнял меня необъяснимым страхом. Что он собой представлял? К чему конкретно имел отношение? Что защищал? Кто заключил его с местными жителями? Кто был этот «глупец Коттер» и что с ним случилось? Что такое знал дядя Гарри, чтоб это стоило тысячу фунтов, и почему он не мог этим поделиться? И самое важное – имел ли умерший человек отношение к Шерлоку Холмсу? Работал ли его отец на правительство и в качестве кого? Должно быть, да! Но как правительство защищало себя этим договором с местными жителями? Что хотел от них Гарри? Здесь бесспорно была какая-то общая связующая нить, но я не мог ничего разобрать в окружавшей меня темноте.

Все эти вопросы прожигали мой мозг, и ясно было, что я проведу бессонную ночь, в лихорадочных попытках найти на них ответ. Так я и провел оставшиеся часы Морфея, полностью игнорируя его благородные призывы. Когда за окном забрезжило серое и пасмурное утро, я заново пересмотрел те выводы, к которым пришел. Если я был прав в своих рассуждениях, на некоторых жителей этой деревни был наложен хорошо оплаченный обет молчания относительно семьи Холмсов, под сомнительным предлогом, что этой секретности требует правительство. Один человек, Коттер, очевидно, как-то нарушил заключенное соглашение и понес какое-то неизвестное наказание. Старший Брюстер работал на семью Холмсов? Или у него были с ними деловые отношения и, таким образом, он близко знал «грязную историю» их конца намного лучше, чем другие жители деревни? И Гарри Брюстер, племянник Перси, задавался теперь вопросом об истинном намерении договора? Он хотел, чтобы , по крайней мере, его дядя нарушил соглашение и за деньги поделился бы тем, что ему известно о семье Холмсов с заинтересованным издателем?

И хотя у меня и не было доказательств, мои предположения казались довольно правдоподобными, и я всей душой желал подтвердить их обоснованность. Теперь было совершенно необходимо найти Гарри Брюстера и поговорить с ним с глазу на глаз. Приводя себя в порядок и одеваясь к завтраку, я раздумывал, как мне это сделать. Я все еще хотел, чтобы мое исследование велось в полнейшей тайне. Я не хотел, чтобы жители городка неодобрительно отнеслись к моему присутствию и чинили препятствия моим действиям. А теперь у меня были такие опасения, в том случае, если они узнают истинную причину моих расспросов, ибо тайный договор казался почти священным, а Гарри Брюстер – единственный человек, кто, кажется, желал нарушить его – считался раздражающим всех нарушителем спокойствия. Мой оптимизм в намерении найти его поддерживался тем фактом, что Брюстер жил в Карперби, ибо он ушел из гостиницы пешком, и не было слышно звуков копыт или колес отъезжающего экипажа. А так как Карперби был небольшим городком, я намеревался, не торопясь пройти его дом за домом, магазинчик за магазинчиком под видом писателя, пишущего историю Йоркшира. И я найду Гарри Брюстера, даже если это будет стоить мне новых подметок.