Уставшая от тишины и здесь, у меня, и вообще на дайри, решила сходить в живой журнал, посмотреть, есть ли там холмсоманы, помимо Алека Морзе. И о, боже, одна девушка пишет, что до сих пор помнит,о чем говорится в "Пестрой ленте" и "Союзе рыжих". "Последнее дело" и "Пустой дом " не любит - скучные они. А "Собаку" просто не переваривает. А вообще она сначала все читала, и хорошо, что вовремя, потому что после 15 лет, читать это невозможно, но ей в принципе нравится и наши фильмы она очень любит. Там точно схвачено все, как написал доктор Уотсон.

После этого есть очень достойный коммент: Наш сериал я тоже очень люблю. А кто такой Уотсон?



Перевод этой главы доставил большое удовольствие. Пару раз были довольно сложные обороты. Ну, и вот здесь встретились к примеру некоторые афоризмы и крылатые выражения, которые мне ничего не говорили.Есть, оказывается, у англичан такое выражение - послали в Ковентри - это типа "уж послали - так послали")) Если, конечно, кому-то интересно.
Ну, и еще Дебретт - это издатели разных правил этикета. Ну, и, возможно, там не только правила, но и еще что-то типа перечисления знатных семейств королевства..
А вообще здесь был и французский, и для разнообразия латынь и вообще все очень живенько.

Сноски с переводом у меня были в конце страницы, так я их и оставила

Глава 4

Первые впечатления

Если верить всему, что вы читаете в художественной литературе, то можно подумать, что светские рауты и собрания самых прекрасных и добродетельных молодых людей неизменно ведут к счастливым встречам, свадебным колоколам и бесконечному семейному счастью. Я что-то ничего не читал о том, чтобы образованных джентльменов хорошего происхождения тискали не в меру восторженные женщины, не обращая никакого внимания на неодобрительные взгляды окружавших их пожилых матрон.
В свою защиту я с полной уверенностью скажу лишь то, что никак не поощрял к тому мадам де Монт-Сент-Жан, хотя она в этом нисколько и не нуждалась, ибо эта дама была весьма опытна в искусстве обольщения и моя помощь была ей совсем ни к чему.
Я отодвигался все дальше и дальше, пока не вынужден был выгнуться назад над подлокотником дивана, а леди все также давила на меня всем корпусом, не говоря уже о том, что ее рука весьма нескромно лежала сейчас на моем бедре. Если б я только мог, то немедленно бы сбежал; ведь у меня же есть гордость, в конце концов. Именно так я поступил, когда дородной актрисе варьете, сила которой равнялась ее пылкости, пришло в голову воспылать ко мне страстью. И хоть бегство – дело, безусловно, весьма постыдное, но в нем есть немало положительных сторон, которых явно недостает упорному сопротивлению.
И в свете столь нелестного обращения, я начал раздумывать, моя ли в том вина. Мои попытки выказать безразличие, которые, на мой взгляд, были совершенно очевидны, возымели совершенно обратный эффект. Возможно, мне следовало научиться длинно и многословно говорить о себе, чтоб показать этим бедным , заблуждавшимся созданием, какой я на самом деле скучный тип.
Однако, сейчас отсюда не убежишь. И я был поставлен в столь незавидное положение кузеном, грешки которого , кажется, взяли верх над его здравым смыслом, и он быстро исчез, предоставив мне самому выпутываться из этой неловкой ситуации. Я не хотел никого обижать, но у меня так же не было ни малейшего желания тратить вечер на пустые разговоры, как бы очаровательна не была моя собеседница, и именно сейчас, когда я узнал, что тот, кого я искал , присутствовал на балу и находился где-то в этой зале.
- Итак, месье Холмс, - прощебетала мадам, - чем вы занимаетесь?
Сказать ей правду было равносильно тому, чтобы выставить себя на посмешище, если мне не поверят, либо подвергнуться поруганию и немедленному изгнанию, если поверят. Нужно было что-то придумать, но идее, что пришла мне голову, явно недоставало тонкости, как назвал бы это Майлс.
- Стараюсь заниматься чем-либо, как можно меньше, - сказал я.
Но если я думал, что выставляя себя лентяем, а, следовательно, совсем не перспективным малым, я отпугну тем самым Мадам, то жестоко ошибался. Она рассмеялась, закинув голову назад, демонстрируя ряд самых ослепительно-белых зубов, какие я когда-либо видел, и соблазнительную тонкую шею светло-кремового цвета. Несомненно, она была прекрасна, с этими темными глазами и темными волнистыми локонами, но давала слишком большую свободу своим рукам, чтоб это пошло на пользу ей или же мне.
- Ах, месье, вы такой занятный английский джентльмен. Мой первый муж, - заявила она, бросив на меня взгляд из под полуопущенных век, -il n’etait pas amusant.* Он не позволял мне танцевать. Вы танцуете, месье?
- Боюсь, очень плохо.
- Mais c’est une bonne chose**, - сказала она одобрительно.- Ваш кузен тоже не танцует. А он самый совершенный джентльмен.
Ее рука вновь задвигалась.
- Откуда вы знаете моего кузена? – спросил я, делая глубокий вздох, чтобы придать себе уверенности.
Она улыбнулась, как кошка, подобно пантере, расхаживающей перед своей оцепеневшей жертвой.
-Il est mon ami, monsieur.*** Он был добр ко мне, после того, как умер мой бедный Генри.
- Генри?
- Мой последний муж.
- У вас их было много?
- Только трое… - Она немного подумала. – Или четверо, j’ai oublie. C’est sans importance.***
Мне пришло в голову, что если б я имел несчастье оказаться в ловушке законного брака, то это относилось бы к ситуациям, о которых я никогда не забуду. Или, по крайней мере, постараюсь забыть, но это будет выше моих сил, и воспоминания об этом будут преследовать меня до конца моих дней. Однако, оказалось, что мадам принадлежит к такого рода женщинам, что используют своих мужей так же, как все прочие используют чистые носовые платки. Хуже всего было то, что, кажется, она выбрала меня на роль перспективного мужа номер пять.


* не был веселым человеком.
**Но это и к лучшему
***Он мой друг, месье.
****я забыла. Это не столь важно



Пора было развеять эти ее иллюзии. Я оторвал от своей персоны ее жадные руки и сделал все возможное, чтобы оказаться подальше от ее сокрушительного напора. Но у мадам были другие планы. Она схватила меня за руку и твердой хваткой удержала на месте.
- Боже мой, месье Холмс, - сказала она, - какие сильные у вас руки, mais tres tendres.*. У вас очень длинные пальцы. Вы музыкант, верно?
- Я играю на скрипке, довольно сносно, так мне, по крайней мере, говорили.
- Нет, у вас настоящий талант. Я много могу сказать о человеке по его рукам.
Искушение было слишком велико для того, чтобы противиться ему.
- Может быть, и о его судьбе?
Она отшатнулась, словно от удара. Энергично замахав веером из кружев и страусиных перьев, так что в меня полетели крохотные пушинки, она отвернулась от меня и оглянулась назад.
- Вы не должны так говорить, месье , - резко сказала она.
Меня заинтересовала такая реакция. Я был заинтригован. Наконец, появилось нечто, что я мог использовать против этого хироманта.
- Вы осуждаете это, мадам?
- Oui. Il est odieux. C’est une abomination.**
- Мне это кажется достаточно безобидным.
- Нет, месье. Это дьявольские козни, а он, он - Дьявол.
Ее сверкающий взгляд устремился куда-то в противоположную сторону залы, в которую входил низенький толстый человек, щеголевато одетый и аккуратно причесанный, и был встречен шумным рукоплесканием присутствующих. Я услышал шепот, увидел любопытные женские взгляды и наблюдал за тем, как этот скромный объект всеобщего интереса мог управлять вниманием окружающих. Он улыбнулся преклонявшейся пред ним толпе, засмеялся и выслушал их льстивые речи, после чего повел своих обожателей в чайную комнату, подальше от почтенных матрон.
Если я правильно понял слова мадам, то вот, наконец, и объект моих поисков: хиромант и предсказатель судьбы, Риколетти. По правде говоря, это первое впечатление привело меня в некоторое замешательство. Этот человек ничуть не походил на того, кого я ожидал увидеть. Он был далек от стереотипа привлекательного, учтивого, сладкоречивого мошенника, которому обычно соответствуют такие люди. Одного этого было достаточно, чтобы я остановился и задумался.


*но очень нежные
**Да. Это ужасно. Это отвратительно.
Интуиция может завести так же далеко, как и воображение, но ничто не может быть столь деструктивно для умения логически мыслить, как предубеждение. Все, с кем я до этого говорил, делились своими сомнениями в способностях и честности Риколетти, и я слишком хотел им верить. Я считал, что доказать, что он всего лишь хитрый прохвост, будет элементарно. Я позволил себе допустить ошибку , которую до сих пор старался избегать.
Я не рассчитал силы эмоций, которые вызывал в людях этот человек, как в его пользу, так и противоположных. На мой взгляд, не подлежало сомнению, что этот коротышка был обманщик и мошенник самого дурного пошиба. То, что так много людей готово было поверить в обратное, более того, лишить себя жизни, полагаясь на его предсказания, как это было с несчастным Бассеттом, говорило о чем-то более непостижимом, нежели то, что можно было сказать по его внешнему облику. Шарм может многое, остальное довершит умение внушить доверие. Как сказал латинский поэт, зачем мне отрицать обладание тем, что у меня есть, по мнению других.
Передо мной встала сложная задача. Получается ,что не имеет значения то, что вы делаете в этом мире, принимаются во внимание лишь те ваши поступки, в которые вы заставили поверить людей; если это верно, то какие у меня шансы убедить других в том, что они обманываются относительно Риколетти? Если эти люди настолько легковерны, что приписывают ему способности провидца, то рассеять его чары будет труднее, чем мне это представлялось.
Но я все еще был полон решимости. Горящий взгляд этих прекрасных темных глаз говорил о каком-то неприятном воспоминании из ее прошлого , связанном с этим человеком. Внезапно общение с мадам представилось мне гораздо более захватывающим, чем за несколько минут до этого. У меня уже не было желания сбежать, наоборот, теперь я хотел продолжать наш разговор. И если это повлечет за собой некоторую вольность, которую она допустит по отношению ко мне, то ради общего блага я пойду и на это.
Я придвинулся ближе. Она не повернулась. Я коснулся ее обнаженного плеча, и она вздрогнула.
- Вам не нравится синьор Риколетти? – мягко спросил я.
- Нет, - ответила она. – Он злой человек.
- Мне он кажется довольно безобидным.
Она повернулась ко мне и, протянув руку, коснулась моей щеки.
- Вы так молоды и прекрасны, mais vous etes si innocent.*
- Не думаю, что я так уж невинен.
- О, поверьте, в сравнении с Риколетти, вы невинны, да. Держитесь от него подальше, месье. Обещайте мне, что вы послушаетесь моего совета!


*но так невинны.


Если б только поведение женщин подчинялось хоть какой-то логике, насколько бы все стало проще для всех нас. Замаячившую, было, передо мной тайну, тут же вырвали у меня из рук с просьбой сдержать обещание, которое мне, скорее всего, придется нарушить. Пока мадам не ответит мне, что думает об этом человеке, я тоже не собираюсь говорить что-то конкретно. И я не мог не принять во внимание и женские капризы, возможно, ее неприязнь к отвратительному Риколетти объясняется всего лишь тем, что он когда-то посулил, что красота ее однажды поблекнет. Тем не менее, я надеялся на большее.
- Сначала скажите мне, почему.
- Я не могу.
При столкновении с такой глупостью у меня еще был огромный запас терпения.
- Почему вы боитесь его? Скажите мне!
Она все еще упрямилась.
-Mais Dieu me pardonne, je ne peux pas!*
- Я помогу вам, мадам, но только если вы доверитесь мне.
- Вы? – произнесла она, глядя на меня с жалостью. – Бедный глупый мальчик, что вы можете сделать против такого человека, как Риколетти?
- Если вы что-то знаете о нем, если он что-то такое совершил, пусть это станет известно.
Чей-то деликатный, но довольно назойливый кашель положил конец нашему разговору. Рядом со мной вдруг возник молодой человек в элегантной, черной с позолотой, ливрее , на его лице играла подобострастная улыбка.
- Мистер Холмс? – сказал стюард с уверенностью, свойственной лицам, что наделены определенными правами и получают удовольствие, демонстрируя это другим. – Мистер Шерлок Холмс? Вас ожидают в чайной комнате.
- Зачем?
- Сэр, у меня нет полномочий отвечать на какие-либо ваши вопросы.
Меня рассердил тон, которым он сказал это. Если меня будет судить улыбающийся, прыщавый юнец в напудренном парике и чулках, свойственным прошлому веку, то я предпочел бы тогда хотя бы быть виновным в преступлении, в котором меня обвиняют.
Я был близок к раскрытию тайны, но теперь момент упущен, вряд ли мне второй раз предоставится такая возможность. Теперь мадам будет уже на стороже и больше уже не заговорит об этом. И эта небольшая пауза позволила ей вновь овладеть собой.


*Да простит меня Господь, но я не могу!

- Ну, вот, месье, - сказала она все тем же кокетливым тоном. – Думаю, что лорд Уолтон попросит вас покинуть бал.
Она игриво похлопала меня по подбородку. В некотором отношении я был рад уйти, но в то же время жалел об этом.
- Если мне и придется сейчас уйти, то думаю, что однажды наши пути еще пересекутся.
- Можете быть уверены в этом, месье. Soyez-en sur.*
Поклонившись на прощание, я ушел. Я униженно шел за этим напыщенным малым, а за моей спиной толпа уже шепталась и строила домыслы о моей грядущей опале. Если все дело, и, правда, обстояло именно так, то я не представлял, что же буду говорить, если учесть, что Майлса, который устроил мое появление здесь, нигде не было видно. Более же всего меня раздражало то, что я оказался заманчиво близко к интересующему меня человеку и теперь буду изгнан отсюда, не имея в ближайшем будущем шанса заговорить с ним.
Но если я буду устраивать сцены, это ни к чему не приведет, за исключением того, что двери высшего общества навсегда будут для меня закрыты. Это определенно сделает мою задачу еще более трудной; в сущности, меня пошлют в метафорический Ковентри, видимо, этот город был так очарователен в те времена, когда я уже бывал там прежде, что теперь я спешил туда вернуться. Поэтому я смиренно, как нашкодивший щенок с опущенным хвостом, прошествовал в комнату, где сидели какая-то леди и ее компаньон. Стюард знаком показал, что нам нужно ждать, и мы стояли там, пока леди усаживали в большое кресло, взбивали подушки, подложенные ей под спину, и пододвигали скамеечку для ее ног. Когда со всей этой канителью было покончено, она соблаговолила заметить наше присутствие.
- Мистер Шерлок Холмс, - провозгласил стюард и отошел в сторону, чтоб дать леди возможность получше меня разглядеть. – Как вы приказали, леди Агнес.
После чего он ретировался.
Леди Агнес оглядела меня с головы до ног с тем выражением презрения, которое обычно появляется в том случае, когда вы отведаете блюдо, не оправдавшее своей репутации. Она была тощей, как сухая ветка, а вот голос был гораздо более зычными властным, чем можно было предположить , исходя из ее комплекции. Суровый взгляд ее голубых глаз, прикованный сейчас к моему лицу, был чрезвычайно пронзительным, что заставило меня насторожиться. Возраст и дряхлость, вызванная болезнью, придавшие ее коже неестественный сероватый оттенок ,сделали ее худощавой и хрупкой, как паутинка, но твердость руки, с какой она сжимала свою трость, решительный подбородок и гордый наклон головы не оставили мне сомнений, кто является здесь хозяйкой.



*Можете не сомневаться.

- Я – леди Агнес Маркхэм, - произнесла она. – Ваше имя мне не знакомо, мистер Холмс. По чьему приглашению вы сюда прибыли?
- Мой кузен , Майлс, он…
- Я знаю, кто он. Мне хорошо знаком Дебретт. Но я не знала, что у этого джентльмена есть кузен по имени Шерлок. – Ее пронзительный взгляд встретился с моим. – Однако, не каждого жеребенка вносят в племенную книгу. Я вижу семейное сходство и рада видеть, что вы тот, кем себя называете.
- Благодарю вас, леди Агнес.
- И это вынуждает меня задать следующий вопрос: что вы здесь делаете?