Прошло более полутора месяцев, сентябрь подходил к концу. Осень выдалась теплая, со звездными безветренными ночами. Трава, скошенная в августе, снова пошла в рост и вытянулась изрядно – так, что крестьяне, глядя на стерню, прикидывали перспективы еще одного покоса.
Но в последнюю неделю первого осеннего месяца зарядили дожди. Дождь шел постоянно – разный. Мелкая морось, висящая в воздухе, сменялась ливнем, который оглушительно стучал по черепице крыши и превращал дорожные колеи в болото. Дороги развезло настолько, что даже ближайшие соседи ездили друг к другу только в случае крайней надобности.
Рауль поневоле сидел дома. Вынужденное заточение в четырех стенах действовало на него не слишком-то хорошо: он стал капризным, постоянно вис на Марион, плохо ел и вечером сам, без всяких там упрашиваний, шел в постель. Дом наполнялся промозглостью – печи топили не слишком сильно, потому что еще не пришло время, а потому сырость проникала повсюду.
В тот вечер, с которого мы начнем наш рассказ, в доме графа де Ла Фер были гости, которые разъехались только перед наступлением полной темноты. Марион с облегчением вздохнула, когда цокот копыт и поскрипывание колес кареты слились с шумом бушевавшей за окнами непогоды. Рауль, которого утомили гости, тер глаза и еле сдерживал зевоту.
- Отведите виконта спать, Марион! – сказал Атос, заметив состояние малыша.
Рауль, часто моргая, подошел к опекуну и поцеловал его в щеку. Рука графа ласково потрепала виконта по волосам.
- Храни вас Господь нынешней ночью, Рауль!
- Благослови вас Пресвятая Дева Мария, сударь!
Марион ограничилась почтительным поклоном.
Атос отпустил их, какое-то время смотрел на дверь столовой, которая закрылась за спиной нянюшки, затем направился к себе.
Наступали часы, которые он мог посвятить самому себе и своим нуждам. Обычно граф читал допоздна, и это никого не удивляло. Библиотека в замке была богатой и разнообразной, а Атос – внимательным читателем, который неторопливо и вдумчиво относится ко всякому напечатанному слову. Граф мог засидеться за понравившейся ему книгой до полуночи, и тогда Гримо молчаливо возникал на пороге комнаты, бесшумно снимал нагар со свечей и вставлял взамен огарков новые.
В дождь Атосу всегда не спалось.
Граф переоделся в домашний халат и некоторое время сидел, прикрыв глаза рукой. Затем встал, решительно расправил плечи и направился к столу – настало время заняться перепиской.
Атос едва успел потянуться за листом бумаги, как оконное стекло странно задребезжало: словно в него попал какой-то легкий предмет. Менее внимательный, чем граф, человек просто не обратил бы на это внимания – мало ли что происходит на улице в такую непогодь.
Атос же встал и подошел к окну, которое не закрывали ставни. Но, как он не силился вглядеться в то, что происходило снаружи - на дворе царила полная чернота. По водостоку грохотали струи воды – дождь даже не собирался прекращаться.
В подоконник снова ударило нечто твердое.
Атос подхватил со стола подсвечник и решительно распахнул окно.
читать дальше
Порыв ветра едва не потушил свечу.
Атос на мгновенье прикрыл глаза, когда в лицо ему брызнули холодные капли воды, но тут же еще раз быстро обвел глазами двор.
- Кто здесь? – негромко, но решительно окликнул он.
- Это я, друг мой! – Ответ, казалось, исходил из ветвей старого клёна, растущего прямо напротив окон кабинета.
- Д`Эрбле?! – воскликнул Атос с изумлением. – Что вы там делаете?
- Тсс! - предостерёг Арамис, выглядывая сквозь резные бордовые листья таким образом, чтобы не попасть на свет. – Мне совершенно необходимо поговорить с вами, граф, но так, чтобы никто этого не видел. Разрешите, я переберусь к вам по этой ветке?
Атос покачал головой и с сомнением ответил:
- Вам не удастся… Она слишком тонка. За домом есть лестница, с помощью которой слуги сегодня собирали груши. Сейчас Гримо принесёт её.
Разбуженный Гримо, как всегда, без лишних вопросов разыскал в саду лестницу и после того, как Арамис взобрался в окно второго этажа, отнёс её обратно.
Атос подал руку, чтобы помочь своему ночному гостю переступить через подоконник, и заметил, что рукав Арамиса в крови.
- Вы ранены, дорогой друг! - с тревогой воскликнул он. – Я пошлю за врачом!
- Нет-нет, не стоит, - поспешно сказал Арамис. – Это просто царапина. Пусть Гримо перевяжет её, и не будем больше о ней говорить.
Атос подвинул кресло к камину, и Арамис сел или, вернее, почти упал в него.
Вид несчастного аббата был, мягко говоря, весьма потрёпанным. По волосам, всегда так тщательно завитым, стекали струйки холодной воды, одежда промокла насквозь, изящный камзол и штаны украшали дыры, словно Арамис пробирался через густой колючий кустарник. Ноги чуть ли не до колена были сплошь покрыты грязью, а на правом рукаве расплывалось пятно крови. К тому же сейчас, когда Арамис почувствовал себя в безопасности и позволил себе расслабиться, стало видно, что он едва передвигает ноги от усталости.
Быстро охватив взглядом эту картину, Атос молча налил Арамису стакан вина. Арамис так же молча выпил и бессильно прикрыл глаза.
В это время в комнату вошел Гримо.
- Ванну для шевалье д`Эрбле, - вполголоса распорядился Атос, - сухую одежду и что-нибудь поесть.
- Только устройте так, чтобы никто из слуг не знал о моём присутствии, - добавил Арамис.
Гримо кивнул и отправился выполнять распоряжения.
- Знаете, Атос, - вздохнув, сказал Арамис, когда они остались одни, - я попал в неприятную историю. Я уже уезжал в Испанию, когда меня выследили люди кардинала. Уж не знаю, как им это удалось. В общем, я не мог рисковать письмами, которые мне доверили, и пришлось удирать из Блуа пешком через лес и вашу рощу. У вас там слишком много шиповника, дорогой друг, - со слабой улыбкой прибавил Арамис. – И теперь мне нужно где-то переждать, пока поиски в округе затихнут.
- Вы можете оставаться у меня так долго, как сочтете нужным, - сказал Атос. – Не волнуйтесь, Арамис, никто не узнает, что вы здесь. Я поселю вас в своей спальне, куда никто, кроме Гримо, не смеет входить без моего позволения, а сам буду ночевать здесь, в кабинете.
И он ободряюще протянул другу руку, которую тот с благодарностью пожал.

...Первый вопрос, который Рауль задал своей нянюшке утром, был:
- А что за люди приходили к нам ночью?
Марион, которая спала сном праведницы и ничего не слышала, недоуменно подняла брови:
- Какие люди?
- Чужие люди. Много. Они ходили по дому.
Марион в первую секунду не на шутку встревожилась, а затем применила тактику, к которой взрослые обычно прибегают для того, чтобы отвлечь ребенка - она улыбнулась, потрепала Рауля по спутанным после сна волосам и сказала самым ласковым тоном:
- Тебе это приснилось. Никого не было. Гости уехали вчера, и не возвращались. Это дождь грохотал по крыше.
- Дооооождь... - разочарованно протянул Рауль.
Дождь - это было совсем неинтересно. Это было очень даже привычно и успело надоесть. Мальчик вскочил с постели и босыми ножками прошлепал к окну. Его личико скривила гримаска разочарования.
- Снова не пойдем гулять...
- Будем делать из бумаги кораблики и пускать их в тазу! - предложила Марион.
- Позавчера делали... - Рауль, как взрослый, тяжело вздохнул и наморщил лоб. - Марион, давай придумаем что-нибудь ещё!
- Сначала я принесу тебе что-нибудь перекусить, и нагрею воду для умывания.
- У тебя в коробочке закончился толченый мел! - с неким злорадным оттенком произнес маленький виконт. Он, как и большинство детей, терпеть не мог чистить зубы, и приложил немало усилий к тому, чтобы некоторая часть порошка, которым заботливая нянюшка ежедневно заставляла его натирать зубки, оказывалась в тазике с теплой водой. Как бы невзначай. Коробочка появилась одновременно с прибытием Марион, и, как казалось Раулю, была единственной.
Каково же было его разочарование, когда Марион, усмехнувшись, достала из своего сундучка туго набитый мешочек, пересыпала часть содержимого в коробочку и плотно прикрыла ее крышкой.
- Благородный дворянин, да и просто думающий о своем здоровье человек обязан заботиться о своих зубах. Это не забава, Рауль, это очень серьезно. Множество людей в детстве пренебрегают этой простой процедурой, чтобы потом, повзрослев, стать постоянными клиентами цирюльников. Я лично знала одну девочку, которая ленилась чистить зубки, и к двадцати годам у нее не осталось ни одного целого зуба!
Рауль испуганно пискнул и послушно протянул руку к серебряному кувшину, где плескалась чистая вода.
- Ни одного? – переспросил он, расширенными от страха глазами глядя на нянюшку.
- Ни одного! – серьезно подтвердила Марион. – Ну, полежите еще минутку, сударь, а я схожу за теплой водой.

Рауль нырнул под теплое одеяло, укрылся с головой и стал представлять себе, что он сидит в темной пещере.
Марион тем временем оделась и направилась на кухню.
По пути она встретила графа. Атос был бледен и чем-то озабочен.
На кухне женщина узнала все последние новости. Оказывается, посреди ночи в дом постучались незваные гости: десять солдат и два офицера. Разговаривали офицеры, естественно, только с графом. Но и то, что поведали после стаканчика-другого солдаты, заслуживало внимания - оказывается, велись поиски ГОСУДАРСТВЕННОГО ПРЕСТУПНИКА!
Марион, заслышав такое, сочла нужным осенить себя крестным знамением.
- Он убежал из тюрьмы? Он убил кого-то?
- Ничуть не бывало! - важно пояснил Блезуа, которому не терпелось показать себя самым осведомленным. - Просто этот человек принял участие в заговоре против кардинала и короля. Он испанский шпион. Я так понял, что где-то в окрестностях Блуа состоялась его встреча с сообщниками, которые передали ему очень важные бумаги. Его должны были арестовать, едва бумаги окажутся у него в руках...
- А ты-то откуда знаешь? - подозрительно переспросила Марион, наливая горячую воду в кувшин. - Солдаты вряд ли знали такие подробности!
Блезуа стушевался и обиженно засопел.
- Так и есть: подслушивал! - констатировала факт Марион. - Ну, раз начал рассказывать, заканчивай. Значит, ищут шпиона? Ну, хорошо, что не убийцу! Иначе бы я совсем покой потеряла...
- Ну так вот... - Блезуа продолжил свой рассказ. - Хотели арестовать, но проворонили! Шпион получил письма, и сбежал прямо из-под носа людей Ришелье! За ним бросились в погоню, только было уже почти совсем темно! Вот, теперь ищут. Говорят, он ранен, под ним убили лошадь, так что далеко уйти он не мог. Где-то тут прячется. Ни лошадей достать не сможет, ни поесть. Солдаты у нас переночевали, сейчас ушли прочесывать лес у замка Лавальер.
- Ну-ну... - Марион с достоинством кивнула, и удалилась, унося с собой кувшин. Она еще не решила: говорить Раулю или нет о том, что солдаты действительно были.

Войдя в комнату с кувшином, Марион застала своего питомца на подоконнике. Рауль стоял на коленях, прижавшись носом и лбом к оконному стеклу. Весь его вид выражал крайний восторг:
- Там солдаты! В красивых мундирах! И офицер со шпагой! На нем почти такой же красивый мундир, как тот, с чердака, помнишь?
Марион со стуком поставила кувшин на стол и подошла к окну. Ну вот, вопрос «говорить – не говорить» решился сам собой. Да разве утаишь такую новость от мальчишки! Глазенки разгорелись, щеки пылают румянцем наивного восторга, нижняя губка прикушена: не иначе, как представляет себя в солдатской кирасе!
- Я тоже буду солдатом! У меня будут мушкет и шпага! – решительно заявил Рауль, и, не дожидаясь препинаний с нянюшкой, спрыгнул с подоконника вниз. Потом он подумал немного и добавил. – Нет, я буду офицером. И у меня будут пистолеты, шпага и красивый мундир!
Марион слегка вздохнула. Она не любила, когда в доме появлялись незваные гости. Тем более – солдаты. Ох, да кому же это понравится! Особенно если ты честная женщина и свято соблюдаешь свое вдовство, а эти парижские вертихвосты только и думают о том, как распустить руки.
Она настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что почти не замечала, что Рауль балуется и брызгает водой по сторонам. Очнулась она от голоска Рауля. Малыш, оказывается, заваливал ее вопросами.
- Марион, а что они здесь делают? Они надолго сюда приехали? Они будут завтракать в комнате для слуг или за столом в столовой? А где их лошади?
- Не знаю! – ответила Марион, решительно вытирая мордашку Рауля льняным полотенцем. – Узнаю – скажу.
- Неужели началась война? На нас напали испанцы? Марион, у них мушкеты. Дай посмотреть! – Рауль снова рванул было к подоконнику, но Марион его удержала.
- Никуда они не денутся. Уж позавтракать вы точно успеете.

… - Черт бы их побрал! – негромко ругнулся Арамис, осторожно опуская край занавески. – Атос, почему они выбрали именно ваш замок?
- Не только мой. Столько же солдат в замке Лавальер, в Блуа – три роты. Вас намерены искать на славу, мой друг.
- Пусть ищут! – аббат д`Эрбле криво усмехнулся. – Я боюсь за ваш замечательный лес с шиповником: его вытопчут.
- В вашем положении шиповник меня волновал бы меньше всего! – граф передал своему гостю бокал вина. - Видимо, ваши испанские письма весьма интересуют господина кардинала.
Арамис помолчал некоторое время.
- Атос, мне, право, неудобно, что я стал причиной для беспокойства…
- Вы никогда не доставляете мне никакого беспокойства. Напротив, мы с вами прекрасно проведем время. Вы никуда не спешите, я – тоже! – граф, улыбнувшись, опустился в кресло. – О вашем пребывании здесь знают только Гримо и я. Но мы не из болтливых.
- Да, Атос. Я все равно что у Христа за пазухой – хотя внизу горят адовы сковородки. Но ваши домочадцы…
- Сюда никто не заходит без моего позволения.
- А юный Рауль?
- И он тоже. Он послушный мальчик, к тому же у него есть Марион.
- Вы говорили, что у этой женщины хорошо получается присматривать за Раулем?
- Да, это именно так. Потому что без нее все гораздо хуже.
Арамис не удержался от легкого смешка.
- Атос, женщины – это палка о двух концах. Они часто избавляют нас от многих хлопот, но сами же эти хлопоты и доставляют. Я к тому, что женский глаз часто подмечает то, что не увидит мужской. Например, сегодня вы из-за меня приказали подать завтрак к вам в кабинет. Это изменение ваших привычек. Повару приказано готовить больше еды…
- Потому что в доме – больше людей. Благодарите кардинала, который позаботился о вашей безопасности, дорогой друг!
Оба друга невольно расхохотались, но тут же смех угас.
- Я проявил неосторожность! – заметил Арамис, отламывая кусочек от бисквита. – Простите меня, Атос. Постараюсь впредь производить как можно меньше шума…

…Поиски «государственного преступника» велись на славу: одна группа солдат отдыхала, другая прочесывала окрестности. И, судя по всему, проявляла немалое рвение: к Атосу потянулись за защитой его арендаторы, возмущенные вмешательством в их дела. Солдаты требовали, чтобы их впускали в дома для обыска, разрывали стога сена, нахально топтали еще не до конца убранные поля с выросшим овсом или ячменем, портили виноградники.
Так продолжалось в течение двух или трех дней. Местные дворяне глухо роптали, но никто не смел оказать хотя бы малейшее неповиновение представителям закона.
Наконец, случилось то, что должно было случиться: люди, не заинтересованные лично в поимке беглеца, устали.
Дождливая погода немало способствовала этому. Кому же захочется мокнуть понапрасну?
Вечером четвертого дня Марион, поддавшись на непрестанные уговоры Рауля, привела его вниз – в кухню, где горел очаг и пахло жареным мясом и бобовой похлебкой. Граф не одобрял такого рода вылазки, но Марион порой было приятно поговорить с кем-то из слуг. К тому же она выбрала минуту, когда на кухне сидели те трое из солдат, которые неизменно вели себя пристойно и кланялись ей, как важной госпоже.
Рыжеусый Батист, посмеиваясь, показывал молодому барину свое вооружение. Рауль настолько увлекся расспросами, что можно было быть уверенным: полчаса свободных у нянюшки наверняка есть. И Марион, поставив ноги на деревянную низкую скамеечку, присела у очага с вязанием.
Разговор, начатый до ее прихода и прерванный появлением нянюшки и виконта, понемногу вошел в прежнее русло.
Садовник, старый Мишель Пике, рассказывал очередную страшную легенду. Он знал их огромное множество, на любой вкус. И сейчас явно был в ударе.

- Было это… - папаша Пике посмотрел в потолок и прищурил один глаз. – А было, почитай, лет двести назад. Не меньше того… Здешний сеньор… не Бражелон, другие хозяева были, как звали - запамятовал… словом, здешний сеньор задумал жениться. Было ему уже хорошо к пятидесяти годам. Иные в это время уже правнуков на руках держат, а этот только выбрал себе жену. Жена была из местных дворяночек, дочка барона Жеана де Вилльера. Молоденькая девочка, сама ему во внучки годилась. Семнадцать лет, красавица неописуемая… да сами можете посмотреть: в часовне Блуасского замка с нее картина на стене написана, святая Агнесса. И ее, бедняжку, Агнессой звали. Словом, выдали ее замуж и не спросили даже, хочет она этого или нет.
- Бывает… - сочувственно вздохнула внучка садовника, шестнадцатилетняя Люсиль Пике, определенная нынче летом в помощницы кухарки. Дед бросил на внучку пристальный взгляд и многозначительно покачал головой.
- Хозяйкой Агнесса стала очень неплохой, дом вела твердой рукой. Все ее уважали. Но с супругом у нее так и не ладилось. Хоть ты тресни… Но верность ему она соблюдала. До тех пор, пока не появились в округе комедианты. Известно, что театр посмотреть все мы любим. Актеришки те хорошо играли, народ валом валил. В замок их, ясное дело, никто не пустил, а вот сарай для представлений дали. Актеры хоть и отлучены от святой нашей церкви, но тоже люди живые, под дождем кому хочется мокнуть?
Садовник сделал паузу и хлебнул яблочного сидра из большой глиняной кружки. Затем подтянул к себе прохудившуюся корзину из ивовых прутьев и принялся ловко чинить дырявый бок. Его большие, жилистые руки делали свое дело, а сам папаша Пике продолжал рассказ.
- И вот среди этих комедиантов был один… не то жонглер, не то еще кто… говорят, тезка мой был, тоже Мишель. Хорош был… словно и не комедиант, а из благородных дворян. И манеры такие же, и повадки, и стать. А лицо – прямо ангельское, хоть и с него святого в церкви пиши.
- Конечно же, она в него втрескалась… - сказал Блезуа. Марион выразительно кашлянула, и Блезуа тотчас поправился, - влюбилась, в смысле…
- Так дело молодое… - улыбнулся садовник. – Конечно, влюбилась. Да так влюбилась, что в ночь летнего преполовения изменила мужу. Прямо в супружеской спальне.
- А муж? – спросили сразу несколько голосов.

- А что – муж? – папаша Пике хихикнул. – Разве мужей о таком в известность ставят? У обманутого мужа одна забота – рога растить.
Раздался нервный смех. Люсиль покраснела и пододвинулась поближе к Марион.
- Нечего было на молоденькой жениться старому кабану! – решительно выразил общее мнение Батист. – Выбирай себе ровню, или оставайся холостяком!
- Разве у людей растут рога? – спросил Рауль. В паузе тонкий детский голосок прозвучал особенно отчетливо. Взрослые дружно покатились от хохота.
- Да вот, сударь… бывает, что и начинают расти… когда женщина обманывает мужчину.
Рауль испуганно провел ладошкой у себя по голове, от этого жеста хохот усилился.
- Вам, сударь, рано об этом думать! – успокоил малыша Батист. – И с чего бы это вас озаботило?
- Меня вчера Люсиль обманула… - чистосердечно признался Рауль. – Сказала, что на обед будет кисель, а сама принесла молоко… да еще и с пенкой!
Люсиль жалобно прикрыла лицо руками, остальные присутствующие от души хохотали. Наконец, общее веселье прекратилось, и садовник мог продолжить свой рассказ.

- Никто про их любовь не знал. Но – известное дело! – шила в мешке не утаишь. Аккурат в день праздника сбора винограда случилась беда. Граф был в отлучке, вернулся неожиданно, и попал как раз на праздник. Ну, как полагается: сеньор первые ягоды срывает, затем начинается сбор винограда, потом самая красивая женщина округи с помощником вместе лезет в бочку и начинает ягоды топтать. Тут граф и смекнул, что дело неладно. Что первая красавица – молодая графиня, никто и спорить бы не стал. А что помогает ей красивый незнакомец, и слишком нежно за талию держит – вот тут разговор особый. Весь вечер граф злобу копил и за женой наблюдал. Ну, и вино пил.
- Дурак! – резюмировал Блезуа.
- Напрасно! – не одобрила Марион. – Пьяный – что безумный, никакого толку, одни неприятности.
- Вот-вот! – поддакнул ей садовник. – Агнесса нездоровой сказалась, ушла в замок. И граф за ней. Взял аркебузу, сел к окну, что на виноградники выходило, и стал ждать: когда там к жене любовник придет…
Последовал добрый глоток сидра, во время которого слушатели едва ли не подпрыгивали на табуретках и скамьях от нетерпения. Папаша Пике, как опытный актер, выждал паузу, полюбовался произведенным впечатлением, и приступил к самой трагической части истории.
- Дождался, когда луна взошла. В лунном свете забирался по стене молодой комедиант, цепляясь за лозы дикого винограда. Сначала граф в него выстрелил. Угодил в руку, но тот был ловким, и не сорвался вниз. Тогда граф, обезумев от ревности, стал палить по нему почем зря. С такой скоростью, какую трезвым никогда не показывал. Трезвому человеку ни за что бы так не суметь, да еще с приличного расстояния. Зато на пьяный глаз куда как ловко получилось!
Люсиль ахнула.
- Изрешетил всего. – безжалостно констатировал факт папаша Пике, и снова потянулся к сидру. Но кружку у него из-под носа вытащила Марион:
- Сначала доскажи, а потом будешь горло освежать!

- Да что там рассказывать! – садовник недовольно фыркнул. – Покойник он и есть покойник. Да еще убитый в лунную ночь. Да еще без покаяния. Да еще и комедиант. Графиня увидела, что случилось, и успела убежать. Когда граф к ней в спальню ворвался, там никого уже не было. Убежала, и драгоценности дареные с собой унесла. Больше про нее никто ничего не слышал. Граф пить стал неумеренно… И вот в годовщину этой ночи выглядывает он в окно… а там по стене… по дикому винограду… к окну графини… лезет кто-то!
Женщины охнули. Рауль поспешно подошел к Марион и уткнулся лицом к ней в колени.
- Граф схватил аркебузу, и снова давай палить. Стреляет, стреляет – все попусту. Темная тень приближается, приближается… Тут граф смекнул, что дело неладно. Но не успел себя даже крестным знамением осенить, как его чьи-то ледяные руки подхватили и из окна выбросили! Вниз! А замок-то был не чета нынешнему! Высоты как раз хватило, чтобы все кости переломать!
- Так это уже призрак был? – Блезуа храбрился, но было видно, что и он не прочь поискать защиты у кого-то более уравновешенного.
- А то! – папаша Пике важно поднял вверх палец. – Я ж говорю вам: комедианта убили в лунную ночь, помер нехорошей смертью, с мыслями о блуде и без покаяния! И похоронили его непонятно где, если вообще похоронили! Конечно, он в привидение превратился. Самое настоящее.
- А где он сейчас? – задал самый мучительный вопрос Блезуа.
- Да где ему быть? Шляется по округе. Не всегда. Призракам тоже покой положен. Видят его в конце сентября, когда у нас молодое вино поспевает. Вон шли в прошлом году вилланы из кабачка плута Жакоба, гурьбой, ничего не боялись. И тут перед ними на дороге выросла тень. Сначала вроде как облачко тумана, а потом из облачка явился красивый мужчина в белой рубашке, испачканной кровью… Он всякий раз начинает просить болт из его сердца вытащить… То на дороге появится, то на место придет, где замок был. Любимую искать и обидчику мстить.
- А где замок был? – Люсиль осенила себя крестным знамением.
- Да тут и был! – фыркнул папаша Пике с совершенно невозмутимым видом. – Этот дом на части старого фундамента стоит. Уж поверьте мне: камень не такая вещь, чтобы его в бесхозности оставлять. Камень – он…
Садовник продолжал рассказ уже в назидательном тоне, не имевшем ничего общего с привидениями и средневековыми легендами. Но его никто не слушал, потому что глаза всех присутствующих были устремлены на окно.
Ветер рассеял, наконец, тучи, которые уже вторую неделю на совесть поливали окрестности Блуа. И в оконном проеме ясно виднелась большая желтая луна…

Рано утром в среду Атос и Гримо отправились в город. Граф намеревался встретиться с губернатором провинции, приехавшим в это время в Блуа. Он вез прошение крестьян о работе блуаских соляных складов. Соль на королевских складах начинали продавать ближе к полудню, что было очень неудобно. Возле них собирались огромные толпы со всех окрестных деревень. Крестьянам, платившим габель* и обязанным покупать соль только у короля, приходилось возвращаться домой затемно. В пути они время от времени подвергались нападениям разбойников. Поэтому Атос, как заботливый сеньор, взялся переговорить с губернатором, у которого пользовался большим уважением, об изменении этого обычая и начале продажи соли с раннего утра.
Гримо необходимо было пополнить запасы погреба.


Перед отъездом граф еще раз приказал Марион как следует следить за Раулем.
До обеда все шло более или менее спокойно. С утра Рауль и Марион отправились на реку, где и пробыли до полудня. Вернувшись и отобедав, кормилица поднялась с малышом наверх, чтоб ненадолго прикорнуть, как это заведено в провинции.
Марион, убаюканная собственной сказкой, потихоньку дремала, выронив из рук вышивание, а в это время мальчик неслышно выбрался из комнаты.
Прошло не больше четверти часа, когда, проснувшись и обнаружив пропажу Рауля, кормилица отправилась на его поиски. Женщина быстро осмотрела все покои замка, заглянула на кухню и даже на чердак. Затем она обошла двор и сад, но малыша нигде не было. Начав беспокоиться, Марион принялась за обследование конюшни и других служб усадьбы, как вдруг к ней прибежал не на шутку взволнованный Блезуа и, запыхавшись, сказал, что ее присутствие крайне необходимо в доме.

Случилось вот что.
Рауль, видя, что Марион спит, отправился в самостоятельное путешествие по окрестностям Бражелона, что он проделывал не раз и в сопровождении взрослых, и в одиночестве.

Выйдя за ворота, мальчик повстречал хорошенького розового поросенка, увидевшего свет на соседней ферме не более трех недель назад. Поросенок, движимый тем же любопытством, что и мальчик, знакомился с окружающим миром, Бог весть каким образом покинув родной загон.
Завидев поросенка, Рауль немедленно решил преподнести его Марион, ибо, что можно пожелать тому, кто спит? Приятного пробуждения. А что может быть приятней подарка, тем более в виде гладкого толстенького поросенка с замечательным, колечком свернутым хвостиком? Быстро справившись с поимкой, Рауль подхватил тяжелую находку на руки и потащил к замку. Однако, подобная прогулка не входила в намерение поросенка, который принялся истошно визжать, призывая на помощь мать. Рауль, не обращая внимания на эти крики, упорно продолжал начатое дело и вернулся в замок, крепко держа свою находку.
Свинья, мирно отдыхавшая в луже на ферме, услыхала крик своего детеныша и, как заботливая родительница, отправилась на его зов. Следуя ему, она добралась до замка Бражелон и, никем не замеченная, вошла в открытую дверь.
На некоторое время вопли поросенка прекратились (Рауль, не найдя Марион на месте, решил накормить гостя сладким пирожком, поглощая который тот затих), и свинья принялась на свой страх и риск обследовать дом, комната за комнатой, оставляя на полу мокрые грязные следы. Случилось так, что замок был почти пуст, так как в эту пору Блезуа крутился на кухне, Оливен, пользуясь отсутствием Гримо и графа, сбежал на реку, а Марион искала Рауля в саду.

Сначала свинья попала в столовую, но хранившееся там старинное серебро и выцветшие шпалеры, изображавшие сцены «Романа о Розе», не заинтересовали ее. Затем она прошла в библиотеку, и это место показалось ей гораздо интересней. На столе лежала открытая книга, аппетитно пахнувшая еще свежей типографской краской и кожаным переплетом. Перевернув носом несколько страниц и выбрав наиболее вкусную на первый взгляд, свинья попробовала ее и убедилась, что это блюдо вполне достойно внимания. Таким образом, несколько страниц «Рассуждения о методе, дабы хорошо направлять свой разум и отыскивать научные истины, с приложением Диоптрики, Метеоров и Геометрии – образчиков этого метода», сочинения г-на Декарта, превратилось в то, что должно было стать со временем восхитительной ветчиной.
Книга была бы съедена целиком, если б в это время вновь не послышался визг поросенка.
Следуя призыву, свинья взбежала на второй этаж и, обнаружив детеныша в комнате Рауля, недвусмысленно заявила о своих материнских правах, довольно сильно лягнув мальчика. Тот, здорово испугавшись, спешно покинул свинью, оставив ее наедине с детенышем.
Блезуа, тоже привлеченный поросячьим визгом, прибежал на второй этаж как раз в тот момент, когда перепуганный Рауль выскочил из своей комнаты. По дороге наверх Блезуа успел заметить грязь и беспорядок в библиотеке. Перекинувшись несколькими словами с малышом он в одну секунду оценил ситуацию и принял решение. Необходимо было срочно разыскать Марион.

__________________________
*Габель – старинный налог на соль, который платило третье сословие. Это был один из самых непопулярных налогов в средневековой Франции.


- Пойдем быстрее Марион, свинья забралась в замок, - запыхавшись, прокричал он, издалека завидев кормилицу .
- Как это? – не поняла та.
- Очень просто. Она сейчас в комнате господина Рауля.
- Господи Иисусе! Что ты такое говоришь?
- Я говорю, что она бегала по замку, а теперь на втором этаже. Рауль караулит ее.
Марион едва поспевала за быстроногим мальчишкой, пытаясь постичь произошедшее.
- Ты хочешь сказать, что по замку гуляла свинья?? – все более удивляясь, переспросила она.
- Да. И в столовой побывала, и в кабинете господина графа.
- В кабинете графа? Свинья???
Потрясение Марион достигло такой степени, что если б она была благородной дамой, то немедленно упала бы в обморок. Но так как она была всего лишь дочерью небогатого фермера и вдовой скорняка, она попросила Блезуа заткнуть уши и выругалась так, что небесам стало жарко.
Отправив мальчишку на кухню за кочергой, Марион взбежала на второй этаж с прытью, которую нельзя было заподозрить в столь грузном теле. Под дверью своей комнаты сидел Рауль и вытирал слезы боли и обиды. Убедившись, что малыш серьезно не пострадал, Марион заглянула в комнату.

Картина, представшая ее глазам, казалась эпизодом одного из тех фантастических приключений, которые бывают только во сне. На кровати Рауля, развалившись, лежала огромная, жирная, грязная свинья, к животу которой пристроился поросенок, умиротворенно сосавший свою мать. Тут появился Блезуа и торжественно вручил Марион кочергу.
Несколькими решительными выпадами Марион удалось объяснить непрошеной гостье правила приличий и ошибки поведения. Дальше события развивались стремительно. Подгоняемая криками и чувствительными ударами, свинья с визгом выскочила из комнаты, едва не сбив с ног Рауля. Приняв это бегство за новое нападение, малыш бросился от нее наутек.
Случайный прохожий, привлеченный необычным шумом, мог наблюдать такую сцену. Первым со ступенек крыльца замка с криком опрометью сбежал пятилетний мальчик, за ним, визжа, неслась свинья, уши которой развевались по ветру, а за ней, с еще более пронзительным визгом, мчался поросенок. В арьергарде погони следовала женщина с кочергой в руках, оглашая окрестности проклятиями. Лицо женщины было багровым, а ленты чепца воинственно трепетали, напоминая об орифламме*. Последним из дверей неторопливо вышел Блезуа, с любопытством созерцая происходящее.
Рауль, спасаясь от свиньи, бросился в сторону курятника. Свинья, и не думавшая преследовать его, помчалась к воротам. Поросенок неотрывно следовал за матерью.
Марион, убедившись, что враг бесславно покинул поле брани, отерла пот со лба и отправилась оценивать разрушения. В библиотеке, служившей одновременно кабинетом, ее ждало страшное зрелище. На письменном столе графа царил беспорядок, открытая книга, которую еще вчера он читал, была сброшена на пол вместе с письменным прибором. Несколько страниц были беспощадно вырваны, остальные измяты и испачканы.
На ковре растекалось чернильное пятно, в котором плавали какие-то письма. Сердце Марион исполнилось скорби и отчаяния. Она со стоном ударила себя в грудь, что должно было означать “Mea culpa. Mea maxima culpa”. Из этого состояния ее вывел Блезуа, вбежавший в комнату с воплем:
- Марион! На помощь! Там господин Рауль…
Марион бросилась в том направлении, в котором указывал Блезуа.
Рауль сидел на крыше курятника. Спасаясь от свиньи, он забрался как можно выше. Переведя дух, малыш сообразил, что, выбравшись из одной беды, он тут же попал в другую. Спуститься без посторонней помощи было невозможно. В глазах мальчика застыло отчаяние. Он протягивал руки к кормилице и призывал ее на помощь.
_______________________
* Орифламма – древнее священное знамя Франции.


Вечером того же дня Марион лежала на своей кровати, охала и проклинала злосчастную судьбу, дав себе обещание отныне вскармливать только девочек, этих мирных, ангельских созданий.
Рауль сидел рядом с ней, держа ее за руку. Свеча неярко освещала комнату, за окном шел дождь - первый предвестник осени.
Между тем, мысль Марион лихорадочно металась в поисках выхода.
До возвращения графа времени оставалось совсем немного, а, стало быть, и до часа неминуемого возмездия.
Марион была уверена в двух вещах.
Во-первых, в этот раз Рауль будет точно выпорот розгами, как и обещал граф.
Во-вторых, ее самое также будут пороть, хотя это и не было обещано.
Оставался небольшой шанс избежать наказания, если не для обоих участников событий, то хотя бы для малыша.
Для этого Рауль должен совершить подвиг.
Что является подвигом для пятилетнего мальчика, из-за шалостей которого в отсутствие опекуна произошли такие разрушения?
Правда.
Марион была не сильна в теории, но знала много о человеческих слабостях и имела большой практический опыт, который подсказывал ей, что великодушное сердце графа не сможет не смягчиться при виде малыша, храбро повествующего о результатах своих проказ.
- Послушай, Рауль. Тебе придется помочь мне. Когда вернется граф, я не смогу сама рассказать ему, что у нас сегодня произошло, - произнесла Марион голосом умирающего святого.
- Почему? – удивился мальчик.
- Я вывихнула ногу, и она ужасно болит, я не могу встать с кровати. Когда меня позовут, ты должен будешь вместо меня пойти к господину графу.
- Хорошо, Марион, - глубоко вздохнув сказал Рауль. – Я пойду.
- Тебе придется самому все рассказать его сиятельству.
- Марион, но он накажет меня! – умоляюще воскликнул мальчик.
- Конечно, накажет, - твердо сказала кормилица. - Я даже думаю, что он тебя выпорет. Обязательно выпорет! Может быть, даже сегодня, если не очень устанет с дороги. Это не слишком больно, розги совсем не страшны, - кормилица перешла на примирительный тон, - больше разговоров, а бояться-то и нечего, подумаешь, пару раз легонько стеганут прутом. Говорят, добрый король Генрих IV тоже порол своего сына, что не помешало ему стать нашим королем, да продлит Господь его дни. Интересно, граф сам возьмется за это, или поручит кому-нибудь? – размышляла она вслух.
Рауль слушал ее молча, опустив голову; он начинал смиряться с неизбежностью расплаты, понемногу проникаясь уверенностью Марион.
- Я хочу предупредить тебя, - продолжала Марион, - Не пробуй врать. Граф сам никогда не лжет и не потерпит этого от тебя. Если ты будешь обманывать, он рассердится еще больше. И еще. Если ты хоть что-то утаишь, тогда тебя выпорют снова. Будут пороть столько раз, сколько раз будет открываться правда. Поэтому лучше рассказать все сразу. Это тяжело, но ведь ты же мужчина, и не должен ничего бояться.

Атос и Гримо вернулись довольно поздно. Промокшие и уставшие они въехали во двор замка, к ним навстречу торопливо вышел Оливен, чтобы принять поводья лошадей и помочь разгрузить корзины, привезенные управляющим.
Атос первым делом поинтересовался здоровьем воспитанника.
- Он здоров, они с Марион наверху, наверное, мальчик уже спит, - ответил Оливен, проведший почти весь день на реке и так и не узнавший о тех событиях, что развернулись в замке, ибо Марион, Рауль и Блезуа как могли навели порядок, расставив вещи по местам и старательно оттерев все пятна, а возле курятника Оливен еще не был.
- Накрой ужин в столовой. И позови ко мне Марион. Если Рауль уже спит, не буди его, - сказал Атос лакею, направляясь к себе, чтобы переодеться.
Оливен прислуживал графу за ужином, так как Гримо разбирал покупки и возился где-то внизу в погребе.
Когда дверь отворилась, Атос поднял голову, ожидая увидеть кормилицу мальчика. Каково же было его удивление, когда перед ним предстал сам Рауль, тщательно одетый и причесанный, без следов приготовления ко сну.
- Добрый вечер, Рауль! – сказал Атос, вскинув бровь.
- Добрый вечер, господин граф, - как эхо, отозвался мальчик.
Он стоял перед опекуном неестественно прямо, плотно сжав губы. Его лицо было бледно, а глаза блестели сухим лихорадочным блеском.
- Я думал, ты уже спишь, Рауль. Что случилось? И почему не пришла Марион, ведь я ее звал?
Граф отставил тарелку в сторону и жестом отпустил Оливена.
- У Марион болит нога, у нее вывих и она должна оставаться в постели, - сказал Рауль, прямо глядя в глаза графу. – Поэтому я сам расскажу, что сегодня произошло.
- А что сегодня произошло? – спросил Атос, предчувствуя недоброе, но ни словом, ни жестом не выдавая волнения.
Рауль собрался с духом и глубоко вздохнул.
- Сегодня околел наш петух, - сказал он.
- И только? - произнес Атос, поняв, что это только начало. – А что с ним случилось?
- На него упала Марион.
- Странно, обычно у кур хватает прыти уворачиваться, когда об них спотыкаются.
Граф посмотрел пристально на мальчика. Ах, если б малыш мог, он спрятался бы от этого взгляда за какой-нибудь портьерой или забрался под стол!
- Марион, не споткнулась, а упала на петуха сверху, - сказал Рауль, еще раз вдохнув и опустив глаза.
- Сверху?
- Да. С крыши, - произнес Рауль тихим голосом.
- Марион упала с крыши замка на петуха? – вот тут Атос действительно удивился.
- Нет, она упала на него с крыши курятника. Крыша под ней провалилась и она упала в курятник, сломала два насеста, распугала несушек, которые теперь не хотят возвращаться, разбила пять яиц, задавила петуха и вывихнула ногу.
- Невероятно! А зачем Марион взобралась на курятник?
Рауль вздохнул дважды и продолжал еле слышно.
- Марион полезла за мной.
Атос продолжал допытываться, поняв, что развязка истории близко.
- Рауль, а каким образом вы оказались на этой крыше? – граф судорожно сжал салфетку в руке и его голос стал строг.
На некоторое время воцарилось молчание. Рауль собирался с силами. Глаза его оставались сухи. Его голос был тих, но обрел твердость. Одним духом, не глядя на опекуна, он выпалил:
- Я принес в замок поросенка, чтобы подарить Марион. За поросенком прибежала свинья. Она зашла в ваш кабинет, разлила чернила и порвала книгу, которую привез господин д`Эрбле. Потом, Марион выгнала свинью из замка кочергой, свинья погналась за мной, и я спрятался от нее на крыше курятника. Спуститься оттуда я не смог, и Марион полезла за мной. Крыша провалилась…
Рауль подумал еще секунду и добавил:
- Грязь я вытер, а мое одеяло постирала Марион.
Рауль испытал огромное облегчение. Удивительное дело. Больше ничего не нужно было бояться. Теперь он твердо знал, что его ждут розги, но эта уверенность была гораздо лучше тревоги и неизвестности. Единственное, чего он желал, чтоб наказание состоялось тут же, как можно скорее. По всей видимости, граф размышлял, сколько розог назначить – пять или десять?
Выслушав мальчика, Атос задумался. Конечно, то, что сделал Рауль заслуживало сурового наказания, но его поразила отвага и прямота, несвойственная даже многим взрослым, с которой малыш рассказывал о том, что неминуемо приведет к порке. Такое мужество в пятилетнем ребенке было необыкновенным.
- Рауль, - строго сказал Атос, и мальчик невольно сжался, - завтра мы с вами выучим, как пишется слово «розги», а также слова «свинья» и «курятник». И вообще, с завтрашнего дня вы будете заниматься со мной каждый день. Я буду учить вас писать, читать и считать до тех пор, пока не появится учитель, который обучит вас геометрии, философии, латыни и другим языкам и наукам. Я думаю, это положит конец вашим шалостям. А теперь ступайте в свою комнату и ложитесь спать.


Возвращаясь из кухни по тёмному коридору, едва освещаемом свечой в правой руке Марион, Рауль крепко вцепился в левую руку кормилицы. Мальчик вздрогнул и отшатнулся в сторону, когда на пороге комнаты графа бесшумно возник Гримо с умывальным тазиком и полотенцем через плечо и молча проследовал мимо них.
Едва Рауль с няней вошли в свою комнату и затворили за собой дверь, мальчик сказал шепотом, округлив глаза:
- Марион, ты заметила, что на полотенце, которое нёс Гримо из комнаты графа, было пятно крови?
- Не говори ерунду, Рауль! – почти прикрикнула на него кормилица, которой, честно говоря, показалось то же самое. – Этого не может быть! Давай-ка тоже умываться и спать.
- Марион, - позвал уже улегшийся в кроватку Рауль, - а ты слышишь, как кто-то вздыхает на улице?
Марион уже и сама была не рада, что взяла мальчика на кухню.
- Рауль, - сердито ответила она. – Прекрати нести вздор и спи. Это ветер раскачивает ветки, только и всего! Дай-ка я тебя перекрещу, вот так. Храни тебя Дева Мария и все святые! Спокойной ночи, Рауль!

Рано утром Марион отправилась распекать папашу Пике. Она нашла его в сарае за заточкой лопат и без промедления приступила к делу:
- Ах вот ты где, старый негодник! Да знаешь ли ты, что после твоих вчерашних россказней господину Раулю всю ночь кошмары снились?! Разве ты не видел, что тебя ребенок слушает?! Придержал бы свой глупый язык!
- Но ведь ты сама, Марион, там была, - не решаясь идти против разъяренной женщины, робко возразил садовник. – Ты бы мне сказала…
- Ах, я ещё тебе должна что-то говорить! – перебила Марион, уперев руки в бока. – Своя-то голова есть на плечах иль нет? До седых волос дожил, слава Богу, а его всё учить надо! Если ты еще раз… - Марион многозначительно оборвала угрозу на полуслове, развернулась и гордо выплыла из сарая.
Выполнив один свой долг, она отправилась на кухню выполнять другой: нужно было проследить за приготовлением завтрака для Рауля. Убедившись, что процесс идет в полном соответствии с ее указаниями и уже близится к завершению, Марион поднялась наверх, чтобы разбудить мальчика.
Однако Рауль уже и сам проснулся и сидел в кроватке. Он был бледен и под глазами залегли темные круги.
- Ах ты, горе моё! – всплеснула руками Марион. – Ну, я ему… - она погрозила кулаком воображаемому садовнику. – Да и я-то хороша… Ну, вставай, вставай, маленький мой! Сегодня погода хорошая, солнышко светит!
В доказательство Марион раздвинула шторы, и в комнату ворвались лучи нежаркого осеннего солнца. Рауль заметно повеселел.
- Когда я позанимаюсь с графом, пойдём гулять, Марион? – воскликнул мальчик, предвкушая удовольствие.
- Перепачкаешься весь… - с сомнением проговорила Марион. – Ну ладно, ладно, пойдём! – поспешила она утешить мальчика, когда увидела его вытянувшееся от разочарования лицо. – Я найду тебе сапожки повыше…