Я обычно всегда просто выкладываю главу, но сегодня хочу сказать несколько слов.
Мы все, конечно, по-разному на все смотрим и вкусы у всех разные. Знаю, что этот цикл нравится не всем, но я лично получаю огромное удовольствие уже от самого процесса перевода.Тут все так живо, я словно кино смотрю. И мне совсем не кажется, что тут что-то затянуто, ведь если говоришь, что затянуто, значит, хочешь, чтоб быстрее закончилось. А я этого совсем не хочу) И мне нравится просто быть там в этом тексте, присутствовать при неспешных порой разговорах, чувствовать различные интонации.
Еще люблю, когда приходится в процессе что-то искать в книгах. Вот сегодня в кои-то веки в поисках нужной информации открыла книгу Светозара Чернова "Бейкер-стрит. Эпоха Шерлока Холмса" порадовалась, что не ошиблась - нашла все, что нужно. А книгу, конечно, неплохо бы поизучать поподробнее...
Что касается фанфиков Westron Wynde хочу еще отметить, что, наверное, там, может, и не самая увлекательная и интригующая детективная линия. Иногда мне кажется, что автор вообще не придает ей большого значения, хотя из всех англоязычных фанфиков, что я прочитала, здесь одни из наиболее интересных именно расследований, а не просто рассказов о Холмсе и Уотсоне. Но все же книги о Холмсе мы читаем не ради детективов)
Ну, и сотый раз повторюсь, что мне очень здесь нравятся взаимоотношения Холмса с братом и с Лестрейдом. С очень живыми диалогами. Для меня они точно интереснее самих расследований.
Итак, продолжим

Глава 2: Из первых рук

- Лестрейд – идиот, - сказал комиссар полиции, сэр Руперт Брэдли. Этот крупный лысоватый мужчина, с двойным подбородком и рыжими бакенбардами глубоко вздохнул и, кажется, от этого его раздражение немного улеглось; после чего он вновь стал усаживаться в свое кресло, пока оно не заскрипело под его тяжестью. – Но даже если и так, я бы никогда о нем такого не подумал. Я никогда не считал его ум настолько изощренным.
В прошлом у меня были основания полагать, что Лестрейду недостает воображения. Способность смотреть на дело шире и умение не поддаваться первому впечатлению очень важны в деле раскрытия преступления. А излюбленный метод инспектора заключался в том, чтоб арестовать наиболее вероятного подозреваемого и затем пытаться как-то подтасовать под это факты. Он был в этом не одинок; поистине, редко появлялся такой человек, который бы делал выводы, основываясь на фактах, а не пытался подогнать их к собственной теории. Я надеялся, что по ходу дела я как-нибудь смогу вспомнить, как это делается, ибо было ясно, что комиссар уже составил свое мнение относительно вины Лестрейда.
- Вся проблема в том, - продолжал Брэдли, - что с этим делать. Нельзя допустить, чтоб в Департаменте уголовных расследований один скандал тут же сменялся другим.
Лишь какой-нибудь далекий от жизни затворник не смог бы понять тревоги комиссара. «Суд над сыщиками», как окрестила его бульварная пресса, прогремел на всю страну. Трое старших офицеров были замешаны и признаны виновными в коррупции в деле с мошенническими ставками, благодаря чему одна женщина лишилась тридцати тысяч фунтов стерлингов. Детективный отдел был потрясен, узнав, что несколько его сотрудников за взятку передавали информацию мошеннику, что позволило ему избегать ареста, как бы плотно не сжималось вокруг него кольцо. Результатом было возмущение общественности и публичное поругание в прессе и во время судебного процесса. Виновные были приговорены к двум годам каторжных работ, а год назад Детективный отдел был реорганизован в новый Департамент уголовных расследований.
Так что я мог понять, как тревожила Брэдли возможность нового скандала. Доверие общественности к новому департаменту, которое только-только окрепло за минувшие два года, было еще весьма ненадежным и хрупким.
- Несколько месяцев назад министр внутренних дел был за то, чтоб, так сказать, пресечь все это на корню, - сказал Брэдли. – Майкрофт Холмс убедил его этого не делать. Не спрашивайте меня, как. Он ведь может оказывать влияние на людей, верно? Он довольно легко смог надавить на меня. Я и сейчас не знаю, почему мы говорим об этом. На мой взгляд, это просто семейственность. – Он бросил на меня осуждающий взгляд. – Я презираю любителей. Они умаляют важность нашей работы.
Я улыбнулся.
- Комиссар, я и сам от них не в восторге.
Он недовольно хмыкнул.
- Вы говорите, как ваш брат.
- Надеюсь, что, нет.
- Нет, - сказал он, видимо, пытаясь взглянуть на меня свежим взглядом. – Вы производите не столь сильное впечатление. И все-таки, чем конкретно вы занимаетесь, мистер Холмс? Ваш брат говорит, что вы обладаете особым взглядом на вещи. Как это сможет спасти нас от публичного порицания?
Я первый признал бы, что нахожусь не в лучшей форме. До того, как начались все мои затруднения я бы уже нашел сотню деталей , говорящих о характере этого человека, начиная с его одежды и кончая обстановкой его кабинета. Теперь же я пытался увидеть хоть что-нибудь примечательное в его безупречно сидящем костюме, в стоящем в углу старом кожаном диване, красном турецком ковре или его столе, на котором царил идеальный порядок. Явно, респектабельный человек, располагающий средствами, заключил я. Поимо этого мои первые выводы были слишком робкими, чтоб бравировать ими, что мне так неплохо удавалось в недалеком прошлом.
Но как бы я ни был унижен, у меня все же была гордость. Я находил оскорбительным надменный тон комиссара. Я знал, что должен был сделать. Но привести свой замысел в исполнение - это было совсем другое дело, и я отнюдь не собирался делиться этим с Брэдли.
- Что я могу вам сказать, комиссар, - ответил я, - когда вы мне ничего не рассказали? К примеру, почему я говорю с вами, а не с министром внутренних дел? Департамент уголовных расследований подчиняется непосредственно ему.
Лицо Брэдли вытянулось, как у человека, размышляющего о пороках этого мира.
- Министр внутренних дел не станет пачкать руки, общаясь с частными сыскными агентами.
- Нет, раз вы можете сделать это вместо него.
Лицо этого человека приобрело странный красновато-коричневый оттенок.
- Да как вы смеете…
- Нет, нет, комиссар, давайте придем к пониманию. Сейчас на карту поставлено нечто большее, чем репутация вашего департамента. Решается судьба человека. Поэтому вместо того, чтоб оскорблять меня, почему бы вам не сказать мне, зачем я, на самом деле, здесь нахожусь.
Я уже, как следует, разозлился, и в первый раз за последние несколько месяцев почувствовал , как закипает в крови тот старый огонь, который способно разжечь лишь крайне запутанное дело.
-Вы бросаетесь обвинениями, однако, я сомневаюсь, что у вас есть доказательство этой мнимой коррупции со стороны Лестрейда, с которым его дело может быть рассмотрено в суде.
- Почему вы так думаете?
- Потому что в этом случае мы бы с вами сейчас не разговаривали и Лестрейд был бы спокойно отправлен в отставку. – Я поднял руку, чтобы предупредить его возражения. – Вы хотите мне сказать , что его ждет справедливый суд. Но как вы говорите, департамент не может позволить себе еще один публичный скандал. Посадите Лестрейда на скамью подсудимых, и пресса начнет охоту на ведьм. Вы ведь не настолько глупы, чтобы поверить, что они удовольствуются одним Лестрейдом. После него они накинутся на вас и вашего начальника, предпочитающего держаться в тени. Для всех заинтересованных сторон намного лучше было бы, чтобы он просто тихо без шума и пыли исчез со сцены.
К тому времени, когда я закончил, у него был довольно потрясенный вид. Я не стал извиняться за свою вспышку. Напротив, я чувствовал какое-то странное воодушевление. От самодовольства Брэдли не осталось и следа, и теперь я прочел в его усталом взгляде проснувшийся интерес.
- Вы говорите правду, мистер Холмс, - согласился он. – Было бы лучше не доводить это дел до суда.
- Вот почему министр внутренних дел готов терпеть мое присутствие, и вот почему сейчас вы познакомите меня со всеми фактами.
Брэдли немного подумал прежде, чем ответить.
- И что же мы будем с ними делать?
- Это ваше дело. Если Лестрейд виновен… - Я с трудом мог заставить себя поверить в это, не говоря уже о том, чтобы произнести это вслух. – Тогда лучше арестовать виновного и пресечь в зародыше все его замыслы. Однако, если он не виновен, то он никогда не должен узнать об этом нашем разговоре. Таковы мои условия.
- Кажется, у меня нет иного выбора, кроме как принять их. – Он сдвинулся на самый край стула и пытливо посмотрел на меня. – Но, надеюсь, вы понимаете, что как только у нас появится доказательство того, что Лестрейд виновен, никто не позволит вам как-то повлиять на наше решение.
Это я понимал. Эта идея «тихого ухода» принадлежала не мне. Так Вамберри «ушел» в одной ночлежке Ист Энда с пулей в затылке, дабы избежать надвигающегося скандала, который бы до самого основания потряс всю тюремную систему Британии. Мерридью также тихо исчез, а ведь еще не было человека, который заслуживал бы суда более, чем бывший комендант Постернской тюрьмы. Я предполагал, что Лестрейду могут устроить какой-нибудь несчастный случай, вероятнее всего, при исполнении служебного долга, дабы поддержать пошатнувшийся престиж полицейского департамента. И что тогда станет с его женой, семью отпрысками и тестем?
У меня было собственное мнение относительно того, что бы я предпринял, если б понял, что он виновен. Однако, комиссару Брэдли я сказал лишь то, что он хотел от меня услышать.
- Я бы даже и не пытался. Я ненавижу лицемеров, особенно, когда они пытаются манипулировать мной для достижения собственных целей.
Это был рассчитанный удар, и я увидел, что он достиг цели. Брэдли меня недолюбливал, и это чувство было взаимным.
- Очень хорошо, мистер Холмс. Так вот, что касается фактов…
Он поднялся и , стиснув руки за спиной, встал у залитого дождем окна.
- Лестрейд - человек среднего ума ,и должен сказать, довольно компетентный офицер. Кто-то, должно быть, увидел в нем определенный потенциал для того, чтобы выдвигать его на первый план, хоть мне и не понятно, что двигало этими людьми. У него нет чутья Брэдстрита или амбиций Грегсона, и, тем не менее, его имя встречается в прессе чуть ли не чаще , чем имя премьер-министра. И вот я спрашиваю вас: неужели это как раз то, что можно было б ожидать от человека со способностями Лестрейда?
- Да, я это заметил, - дипломатично сказал я.
-Все это заметили, - проговорил Брэдли. – Такой слабоумный, как Лестрейд, никогда бы не стал инспектором, учитывая его послужной список. Такое бывает только в дешевых бульварных романах. – Он сделал паузу. – Все изменилось в тот день, когда он распутал то странное дело в Хокстонском ипподроме. Ходили слухи, что ему помог некий молодой человек, который предсказывал там будущее .
- Ну, вообще-то не предсказывал, а читал мысли.
- А, так, значит, вы не отрицаете, что вы там были.
- Нет. Это был для меня новый опыт.
- А в Танкервилльском клубе?
- Тот случай был уже гораздо менее приятным.
- А Риколетти? Кража из Королевской Академии? Что там было – королевская тиара и…
- Brayette, - закончил я его фразу. – И там была еще диадема.
Брэдли бросил на меня взгляд, повернувшись от окна.
- Да, я помню. Вы послали ее Грегсону. Это вызвало настоящий переполох.
- Нет. Ее прислал похититель, пытаясь тем самым бросить на меня подозрение.
- И вам, конечно же, было известно, кто это.
Я ничего не ответил. В свое время я отказался назвать Лестрейду его имя и не собирался менять свою позицию в отношении комиссара полиции.
- Ему было приказано арестовать вас за то, что вы пытались помешать правосудию. – Он фыркнул. – Лестрейд сказал, что вам ничего не известно, и на том все и закончилось, но теперь его мотив совершенно очевиден. Он слишком нуждался в вашей помощи для того, чтоб бросить вас за решетку.
Для меня это было новостью. Я предположил, что в этом деле было еще много чего такого, в чем не хотел сознаваться Брэдли. К примеру, недостаток улик делал обвинение несостоятельным.
- А потом было это позорное дело в тюрьме, - произнес Брэдли.
- Лестрейд ничего не знал о начальном этапе этого расследования.
- Да, я знаю. Этим занимался Грегсон. Я никогда раньше не думал, что он может быть настолько глуп, чтоб подвергнуть опасности гражданское лицо. Естественно, нам пришлось наказать его. Он понижен в чине до сержанта.
Могу себе представить, что думал обо всем этом Грегсон. Я знал, что он поправился и вернулся на службу, но не слышал о его опале. Когда это дело было пересмотрено, ему уже не помогло никакое сочувствие из-за раны, которую ему нанес сбежавший узник. Слава перешла к его злейшему врагу и в придачу он еще и был понижен в звании – таким образом, Лестрейд одержал над ним верх. Должно быть, Грегсон был вне себя от злости и ,вероятно, в связи с этим не испытывал и ко мне слишком добрых чувств.
- Мы должны принести вам за это извинения, конечно же, неофициально, - сказал Брэдли. – Хоть мы и не могли знать о том, что там творилось, но определенные слухи все же ходили. Когда хорошие работники бросают службу и вместо этого начинают разводить кроликов, надо задаться вопросом, почему такое происходит.
Я вспомнил добродушного сержанта Пенгласа, и некоторые его познания в области медицины, и мне пришло в голову, что он покинул Постернскую тюрьму при весьма удачных обстоятельствах. В жизни случаются вещи и похуже, чем ферма с кроликами – понижение в должности и обвинение в коррупции, к примеру.
- Это был мой выбор, - сказал я.
Брэдли покачал головой.
- Я знал, что Грегсон амбициозен, но эта ваша маленькая эскапада была подлинным безрассудством. Вот если б это был Лестрейд, я бы совсем не удивился.
Я попытался вновь привлечь его внимание к текущему положению дел.
- Комиссар, вы, кажется, пытаетесь как-то связать мое имя со всем, что касается Лестрейда. Надеюсь, вы не намерены и мне вынести обвинение.
- Вовсе нет. Я просто говорю о том, что Лестрейд не способен самостоятельно раскрыть дело. Однако, за последние несколько месяцев он произвел ряд арестов. Фальшивомонетчики в Клэпэме, шайка карманников в Патни, несколько торговцев краденным в Шоредитче, подлог в Фарингдоне, торговля порченным молоком в Олдгейте – это только некоторые из его последних дел. Только за один этот год он посадил за решетку больше преступников, чем за все время, что он прослужил в рядах полиции. В этом есть что-то неестественное.
- Похоже, что ему кто-то помогает.
Брэдли смерил меня пронизывающим взглядом.
- Это не вы?
- Нет, не я. Я был… - я постарался подобрать подходящее слово. – Не здоров.
- На волосок от смерти, как говорит ваш брат. И вы, простите, и сейчас не особо хорошо выглядите. Это не заразно? Я ничем не заболею?
- Нет, комиссар, если только вы не решите провести какое-то время в тюрьме. А я бы вам не советовал.
- Хорошо. Всегда приятно лишний раз услышать , что наша система является средством устрашения.
- Я имел в виду вовсе не это.
Брэдли пропустил мои слова мимо ушей и отошел от окна, чтоб налить себе бренди. Я невольно отметил, что мне он его не предложил.
- Вы знаете, кто помогает Лестрейду? Вы его спрашивали? – продолжил я.
- Спрашивать его? – Брэдли закашлялся, едва не захлебнувшись своим бренди. – Он все будет отрицать! К тому же, он тогда поймет, что мы его подозреваем. И дело в том, мистер Холмс, что эти его небольшие достижения, как бы успешны они не казались, обходятся весьма не дешево. И пока он задерживал всех этих мелких воришек, другие, более опасные, преступники от нас ускользнули. И более важные дела так и остались нераскрытыми. Сначала я подумал, что это просто совпадение, но теперь подозреваю, что , нет. Я знаю, что Лестрейд отвлекал наше внимание от более важных преступлений.
- Например?
- Покушение на члена Парламента. Письмо дипломатического характера было похищено из Министерства иностранных дел и продано за немалую сумму. Десять тысяч золотых слитков украдены с корабля в Соленте. Средь бела дня из частной галереи виконта Лонстона была похищена картина Ван Дейка. За слиток золота было заплачено поддельными итальянскими банкнотами в …
Я прервал его.
- Простите, комиссар, вы сказали картина Ван Дейка?
- Да, с изображением головы казненного короля Карла. Она стоит целого состояния.
Конечно, я мог и ошибаться – я надеялся, что это так – но в дерзком похищении картины я усмотрел почерк моего кузена Майлса.
- То, что вы сказали, может говорить о виновности Лестрейда, но ведь у вас есть и другие сыщики, - сказал я.- И те доказательства его вины, о которых вы говорите, косвенные. Хотелось бы надеяться, что для осуждения человека нашей системе правосудия потребуется что-то более весомое, чем простое совпадение.
- Хотите сказать, что подозреваемый невиновен, пока не будет доказана его вина, - буркнул Брэдли. Он залпом опрокинул свой стакан и сморщился. – Что ж, да, возможно, я слишком тороплюсь , обвиняя его. Но если рассмотреть все это вкупе с состоянием его финансов, мои сомнения тут же перерастают в уверенность.
Он заметил выражение моего лица и продолжил.
- Жалования, которое мы платим нашим инспекторам, должно хватить на то, чтоб вести достойный образ жизни и не поддаваться на различные искушения. Полагаю, что те из них, кто обладает здравым суждением и бережливостью, могут даже что-то отложить на черный день. Но что я должен думать, когда слышу о доме с теплым ватерклозетом и проведенным газом, а также о покупке премированных хорьков? Ради бога, ведь этот человек живет в Бетнал-Грин!

Бетнал-Грин в девятнадцатом веке. Это, видимо, не самый респектабельный район. Для наглядности и атмосферности несколько фото этого района 1900-х годов











По мере того, как он распалялся все сильней и сильней, лицо Брэдли вновь побагровело.
- И потом вот эта попойка прошлым вечером. Ну, вы там были, мне не нужно вам рассказывать. И вот, должно быть , почему вы здесь. Несомненно, у вас тоже появились подозрения.
Я хотел , было, спросить, как он узнал о моем присутствии в том пабе, и решил, что его проинформировал об этом один из коллег инспектора. Шурина Лестрейда, Джорджа, я в расчет не брал. Мне было не совсем ясно, чем он занимается, хотя я был уверен, что у них с Лестрейдом разные профессии. Не могу сказать, почему я так решил, разве что благодаря тому смутному ощущению, что его вид и само поведение более приличествовали игорному дому, нежели зданию суда. Значит, оставался только какой-нибудь его коллега, полицейский офицер, и это говорило о том, какого невысокого мнения были в Скотланд Ярде о поведении Лестрейда, если даже свои хотели выдать его начальству.
Я почти пожалел его, так же, как он пожалел меня, когда был свидетелем моего провала при простейшем испытании моей наблюдательности и умения делать выводы. Разница заключалась в том, что его судьба была в моих руках, тогда как он понятия не имел, в каком я был затруднительном положении. Интересно, как бы он воспринял эту новость. Полагаю, не очень хорошо. На его месте я бы не пожелал, чтоб моя участь зависела от взбалмошного детектива-любителя, бездельника, который обычно в одиннадцать часов утра еще только с трудом продирал глаза. Он заслуживал большего. К сожалению, я – это все, на что он мог сейчас рассчитывать.
Что касается моих подозрений, я хотел верить в рассказ Лестрейда о том, что ему повезло. Верить было легче, чем оказаться вынужденным признать, что я с самого начала недооценивал этого человека. Но вот мог ли я поверить в то, что его неслыханный выигрыш на бегах был лишь простым везением, это уже совсем другое дело. Несчастные, разорившиеся из-за медлительности коней и огромных долгов, превосходили своим числом тысячи выигравших счастливцев. И я готов был согласиться с Брэдли, что что-то здесь было не так; но вот что это могло быть, я не мог даже близко представить.
- А вы не думали, - предположил я, - что это его новоиспеченное богатство может быть результатом того, что его наняла какая-то фирма или даже частное лицо? Насколько я понимаю, это вполне допускается, согласно Закону о Столичной полиции от 1839 года.
- Так оно и есть, - угрюмо буркнул Брэдли. – Нет, я не думал об этом. Вам придется спросить об этом его непосредственного начальника, главного инспектора Джеймса Мэттьюса.
Я записал себе это имя.
- Ему известно о ваших подозрениях?
Брэдли кивнул.
- По моему настоянию он установил за Лестрейдом наблюдение. Вы можете говорить с ним вполне свободно.
- И каково его мнение?
- Он придерживается той же точки зрения, что и вы. Говорит, что поведение его подчиненных безупречно и не хочет и слышать о каких-то обвинениях.
Отрадно было узнать, что у Лестрейда есть хотя бы один союзник. И весь наш разговор ободрил меня настолько, что я решил попробовать применить дедукцию, и, вставая, кивнул на вышитый религиозный текст в раме позади стола моего собеседника.
- Даже малая толика веры, комиссар, может совершить чудо. Возможно, если б вы верили в ваших людей так же, как в вашего Создателя, то в первую очередь вы видели бы не их пороки, а их добродетели.
Немного озадаченный, он проследил за моим взглядом, пока не понял, что привлекло мое внимание. Надпись «В БОГА ВЕРУЕМ», вышитая красными готическими буквами на желтоватом полотне, украшенном по краям еле различимыми синими и лиловыми цветами.
- А, это вышивка моей тещи, - сказал он. – Я держу ее здесь только для того, чтоб сделать приятное жене.
Слишком поздно я заметил слой пыли на стекле и отколотые края на деревянной раме. Это была не ценная реликвия; ее присутствие здесь никого не воодушевляло, ей лишь дозволялось тут находиться. Я изо всех сил старался не показать своего разочарования в собственных усилиях.
- А, что до моих убеждений, мистер Холмс, - твердо сказал он, – то я считаю сотрудников Скотланд Ярда одними из самых замечательных людей на свете. Публика презирает их, однако, ждет, что они станут рисковать ради нее своими жизнями. От представителей какой другой профессии требуют столь много , так мало их уважая? Вот почему я не позволю бросать тень на их имя никому, ни в Скотланд Ярде, ни за его пределами. Я ясно выражаюсь?
С этими словами он вернулся к столу и начал что-то писать.
- Хорошего вам дня, мистер Холмс, - произнес он, не поднимая головы. – Через неделю я буду ждать вашего отчета.
- Через две недели, - возразил я. Мне нужно было время, чтобы вновь освоиться в роли сыщика, ну, то есть, если я вообще смогу это сделать. - Вы уже достаточно тянули с этим вопросом, комиссар. Еще одна неделя не сыграет никакой роли.
Он устремил на меня крайне недружелюбный взгляд и вздохнул.
- Очень хорошо, пусть будет две недели. Если по их истечении вам нечего будет мне сообщить, я поступлю так, как сочту нужным.
Я не стал ему возражать. Если за это время я ничего не смогу сделать, то пора будет прекратить изображать из себя частного сыщика-консультанта и начать зарабатывать на жизнь, подметая лондонские улицы.
Однако, если я решил, что мне удастся так легко покончить с этим и ретироваться, то жестокая судьба тут же решила продемонстрировать мне, что мое унижение было еще не полным. Направляясь к двери, я услышал за спиной уже наскучивший мне голос Брэдли.
- О, и передайте вашему брату мои поздравления.
Я задержался уже на пороге.
- Поздравления?
- Да, - раздраженно проговорил Брэдли, - с его помолвкой. Разве он ничего не говорил вам?