Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Довольно продуктивно сижу над комментами Баринг Гоулда и попутно еще со вчерашнего дня мелькают в голове разные мысли. Которые, наверное, здесь запишу отдельными постами.
Ну, и вот во-первых, когда сейчас уже в который раз прогоняю через себя историю создания Холмса, то снова и снова понимаю, что для меня тут лучшей и наиболее полной книгой является Чертанов из серии ЖЗЛ. Там не только все гораздо подробнее, но книга, к тому же, именно авторская и он все это рассматривает с разных позиций. Ну, и еще вот он, наверное, сам один из лучших российских шерлокианцев и Канон знает досконально, а не только в общих чертах, как это часто у нас бывает.
Со временем , конечно, что-то забывается, и я вот часто говорю, что сама эта книга когда-то убедила меня в том, что с Холмсом и Дойлем все гораздо сложнее, чем это принято считать. И для Дойля Холмс был не просто раздражающей помехой собственного сочинения; и трудно вообще с полной уверенностью сказать, что это за явление - "Шерлок Холмс". Подобные мысли появлялись уже не раз. и в том числе именно при чтении Чертанова, так что я его всячески рекомендую. И возможно даже еще вернусь к нему и тезисно выпишу отдельные цитаты оттуда - не скопом, а концентрируясь на каждой.
И вчера в ночи, когда я полезла в эту книгу уточнить кое-что по поводу Дойля и Уайльда, то наткнулась на некоторые мысли автора по поводу Уотсона.
И тут хочу сказать вот что.
Я как-то писала в одном комментарии - в другом дневнике -о том, как непросто складывался этот образ и у меня в подсознании. Возможно, к этому следует вернуться, но сейчас вкратце скажу по памяти. Он сначала был исключительно книжным. Потом этот книжный, и очень живой, образ дополнил Ричардсон, как бы подтвердив его своим хладнокровием, спокойствием и язвительностью. Потом Ливанов добавил туда благородства и жертвенности - вот, черт, сейчас при этом слове всплывают в голове очередные параллели, но об этом позже. Далее был Бретт, который сделал его еще более живым, при чем тем, что принято считать темной стороной - нетерпимостью, раздражительностью, депрессией и кокаином. Ну, и последнюю ноту, наверное, внесли - и продолжают вносить многочисленные фанфики, показав всю Сагу в еще более развернутом виде, высветив то, что до сих пор оставалось в тени. Вот как-то так. Вот он настоящий "живой корабль")
Об этом, наверное, могу долго говорить, но сейчас скажу об Уотсоне.

Вот тут, наверное, Соломин сыграл огромную роль, сделав того Уотсона,что уже как-то смутно маячил у меня в голове, более молодым и уж точно более осязаемым и живым. И, наверное, благодаря ему, у меня появилась очень твердая уверенность в любви доктора к Холмсу. Именно любви. Для меня это нечто само собой разумеющееся, и потому потом немного напрягали фанфики, где Холмсу в той или иной степени приходилось как-то завоевывать его сердце - и говорю тут не только о слэше.
Но почему я об этом заговорила? Наткнулась у Чертанова на совершенно справедливое замечание о том, что в Каноне-то все несколько иначе, чем принято считать. И это Уотсон уходит с Бейкер-стрит. И поначалу это он раздражается и пытается в чем-то "уесть" друга.
"Обычно считается, что привязанность Уотсона к Холмсу носит односторонний характер, но это не так. Именно Уотсон бросает Холмса в одиночестве, уходя рука об руку с Мэри Морстен, а тот «издает вопль отчаяния»; именно Уотсон держится настороженно и пытается «немножко сбить спесь с моего приятеля, чей нравоучительный и не допускающий возражений тон меня несколько раздражал»; именно Уотсон подозревает своего товарища в том, что тот мог бы стать преступником, а Холмс относится к другу искренне и просто. Даже известный эпизод, когда Холмс, взглянув на часы Уотсона, восстанавливает историю его брата, – отнюдь не только пример дедукции. Уотсон хочет «уесть» Холмса, а увидев результат своего опыта, приходит в бешенство; Холмс, однако, не говорит ему: «Вы сами напросились», он просто очень расстроен. «Мой дорогой Уотсон, – сказал мягко Холмс, – простите меня, ради бога. Решая вашу задачу, я забыл, как близко она вас касается, и не подумал, что упоминание о вашем брате будет тяжело для вас».
И еще немного о другом.
Смотрела утром "Союз рыжих". И внезапно поняла, почему у меня последнее время бывают моменты, когда я отключаюсь. Поймала себя на том, что ..."слишком много мыслей". Внезапно какой-то кадр или произнесенная фраза заставляет их устремляться совершенно в другом направлении и ты уже отключаешься или же наоборот продолжаешь смотреть, но с чувством что что-то от тебя ускользнуло.
Сегодня вот опять обратила внимание на этот сверток , с которым пришел Уотсон - ну, ведь не зря же он все-таки показан.
А при одном только слове об Винсенте Сполдинге вспомнила пастиш о нем, наверное, надо будет потом добраться до него.
И еще - когда только начинают показывать зрительный зал во время концерта Сарасате.... Не первый раз уже мне кажется, что там на балконе сидит дама, которая уже появлялась в "Медных буках", играя там претендентку на место гувернантки, которая была как раз перед мисс Хантер. Видно там не очень хорошо, но мне кажется, что это она.
Ну, и вот во-первых, когда сейчас уже в который раз прогоняю через себя историю создания Холмса, то снова и снова понимаю, что для меня тут лучшей и наиболее полной книгой является Чертанов из серии ЖЗЛ. Там не только все гораздо подробнее, но книга, к тому же, именно авторская и он все это рассматривает с разных позиций. Ну, и еще вот он, наверное, сам один из лучших российских шерлокианцев и Канон знает досконально, а не только в общих чертах, как это часто у нас бывает.
Со временем , конечно, что-то забывается, и я вот часто говорю, что сама эта книга когда-то убедила меня в том, что с Холмсом и Дойлем все гораздо сложнее, чем это принято считать. И для Дойля Холмс был не просто раздражающей помехой собственного сочинения; и трудно вообще с полной уверенностью сказать, что это за явление - "Шерлок Холмс". Подобные мысли появлялись уже не раз. и в том числе именно при чтении Чертанова, так что я его всячески рекомендую. И возможно даже еще вернусь к нему и тезисно выпишу отдельные цитаты оттуда - не скопом, а концентрируясь на каждой.
И вчера в ночи, когда я полезла в эту книгу уточнить кое-что по поводу Дойля и Уайльда, то наткнулась на некоторые мысли автора по поводу Уотсона.
И тут хочу сказать вот что.
Я как-то писала в одном комментарии - в другом дневнике -о том, как непросто складывался этот образ и у меня в подсознании. Возможно, к этому следует вернуться, но сейчас вкратце скажу по памяти. Он сначала был исключительно книжным. Потом этот книжный, и очень живой, образ дополнил Ричардсон, как бы подтвердив его своим хладнокровием, спокойствием и язвительностью. Потом Ливанов добавил туда благородства и жертвенности - вот, черт, сейчас при этом слове всплывают в голове очередные параллели, но об этом позже. Далее был Бретт, который сделал его еще более живым, при чем тем, что принято считать темной стороной - нетерпимостью, раздражительностью, депрессией и кокаином. Ну, и последнюю ноту, наверное, внесли - и продолжают вносить многочисленные фанфики, показав всю Сагу в еще более развернутом виде, высветив то, что до сих пор оставалось в тени. Вот как-то так. Вот он настоящий "живой корабль")
Об этом, наверное, могу долго говорить, но сейчас скажу об Уотсоне.

Вот тут, наверное, Соломин сыграл огромную роль, сделав того Уотсона,что уже как-то смутно маячил у меня в голове, более молодым и уж точно более осязаемым и живым. И, наверное, благодаря ему, у меня появилась очень твердая уверенность в любви доктора к Холмсу. Именно любви. Для меня это нечто само собой разумеющееся, и потому потом немного напрягали фанфики, где Холмсу в той или иной степени приходилось как-то завоевывать его сердце - и говорю тут не только о слэше.
Но почему я об этом заговорила? Наткнулась у Чертанова на совершенно справедливое замечание о том, что в Каноне-то все несколько иначе, чем принято считать. И это Уотсон уходит с Бейкер-стрит. И поначалу это он раздражается и пытается в чем-то "уесть" друга.
"Обычно считается, что привязанность Уотсона к Холмсу носит односторонний характер, но это не так. Именно Уотсон бросает Холмса в одиночестве, уходя рука об руку с Мэри Морстен, а тот «издает вопль отчаяния»; именно Уотсон держится настороженно и пытается «немножко сбить спесь с моего приятеля, чей нравоучительный и не допускающий возражений тон меня несколько раздражал»; именно Уотсон подозревает своего товарища в том, что тот мог бы стать преступником, а Холмс относится к другу искренне и просто. Даже известный эпизод, когда Холмс, взглянув на часы Уотсона, восстанавливает историю его брата, – отнюдь не только пример дедукции. Уотсон хочет «уесть» Холмса, а увидев результат своего опыта, приходит в бешенство; Холмс, однако, не говорит ему: «Вы сами напросились», он просто очень расстроен. «Мой дорогой Уотсон, – сказал мягко Холмс, – простите меня, ради бога. Решая вашу задачу, я забыл, как близко она вас касается, и не подумал, что упоминание о вашем брате будет тяжело для вас».
И еще немного о другом.
Смотрела утром "Союз рыжих". И внезапно поняла, почему у меня последнее время бывают моменты, когда я отключаюсь. Поймала себя на том, что ..."слишком много мыслей". Внезапно какой-то кадр или произнесенная фраза заставляет их устремляться совершенно в другом направлении и ты уже отключаешься или же наоборот продолжаешь смотреть, но с чувством что что-то от тебя ускользнуло.
Сегодня вот опять обратила внимание на этот сверток , с которым пришел Уотсон - ну, ведь не зря же он все-таки показан.
А при одном только слове об Винсенте Сполдинге вспомнила пастиш о нем, наверное, надо будет потом добраться до него.
И еще - когда только начинают показывать зрительный зал во время концерта Сарасате.... Не первый раз уже мне кажется, что там на балконе сидит дама, которая уже появлялась в "Медных буках", играя там претендентку на место гувернантки, которая была как раз перед мисс Хантер. Видно там не очень хорошо, но мне кажется, что это она.
"Обычно считается, что привязанность Уотсона к Холмсу носит односторонний характер, но это не так. Именно Уотсон бросает Холмса в одиночестве, уходя рука об руку с Мэри Морстен, а тот «издает вопль отчаяния»; именно Уотсон держится настороженно и пытается «немножко сбить спесь с моего приятеля, чей нравоучительный и не допускающий возражений тон меня несколько раздражал»; именно Уотсон подозревает своего товарища в том, что тот мог бы стать преступником, а Холмс относится к другу искренне и просто. Даже известный эпизод, когда Холмс, взглянув на часы Уотсона, восстанавливает историю его брата, – отнюдь не только пример дедукции. Уотсон хочет «уесть» Холмса, а увидев результат своего опыта, приходит в бешенство; Холмс, однако, не говорит ему: «Вы сами напросились», он просто очень расстроен. «Мой дорогой Уотсон, – сказал мягко Холмс, – простите меня, ради бога. Решая вашу задачу, я забыл, как близко она вас касается, и не подумал, что упоминание о вашем брате будет тяжело для вас».
а ведь он прав...
никогда об этом не думала, но теперь думаю: как этого можно не заметить?
Ну, вот, да -казалось бы , все на поверхности
natali70, Да, и на его ногти. И у Холмса тоже длинные.