Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Наверное, я в некотором роде завелась) И кое-кто сказал бы, что я пытаюсь самоутвердиться за чужой счет.
Это совсем не так. Я вовсе не считаю себя знатоком, и при желании знающий человек легко посадит меня в лужу.
И то, что я попробую сейчас сказать это просто эмоции и какие-то собственные взгляды. И все это, конечно, разбудила во мне госпожа Ракитина.
Это не какая-то своеобразная ревность, а просто попытка что-то объяснить.
Она постоянно ссылалась на Чуковского. Нет, я его предисловие тоже знаю наизусть и когда-то оно значило для меня очень много, но с тех пор все же немало воды утекло и мы, так или иначе, вышли из школьного возраста. Предисловие Чуковского прекрасно для первого знакомства с Холмсом, но тот, кому интересно, скорее всего пойдет дальше.
А я вчера вечером в связи со всем этим вспомнила книгу Чертанова о Дойле. Она на меня тогда произвела огромное впечатление и я не случайно чуть ли не целиком ее сюда перетащила, да еще потом что-то цитировала по второму разу. Кому интересно, все в теме Чертанов, но читать, конечно лучше сначала morsten.diary.ru/?tag=6316044&n=t
Так вот он там и о Дойле подробно говорит и саму личность Холмса разбирает очень подробно, и так, что читать было очень интересно и что-то открывать для себя. И я тогда все же для себя поняла, что "рассеянность" Дойла это миф, и такой же миф его усталость от Холмса. И все он прекрасно помнил, и Канон это единое целое, а не отдельные рассказы, написанные вразнобой. Чертанов о каких-то веяниях в литературе говорит немного, он просто пишет о Дойле и Холмсе, и ты уже сам делаешь для себя открытия и выводы, внимательно читая его книгу.
Но я все же еще раз хочу сказать и о пастишах.
Если я читаю что-то подобное, то потому что хочу что-то еще прочесть про Шерлока Холмса. И фанфики в данном случае предпочту потому, что там именно о нем. В "Зарисовках с Бейкер-стрит" всего по нескольку предложений, но в них все же, простите, больше мистера Холмса, чем в "некоторых" недавних рассказах о нем. В произведениях Ольги Новиковой иногда слишком много хитросплетений и история о Холмсе там как бы из другой вселенной, но я продираюсь сквозь это все, чтобы найти потрясающие строки.
"- Шерлок Холмс был человеком самодостаточным, у него не было необходимости искать дополнительную опору своего существования.
- И, действительно, аналитический ум и холодность вычислительной машины?
- Ум - да. Пожалуй, я ещё и преуменьшил, потому что зачастую вообще не мог понять до конца всей глубины его мыслительного процесса - я писал о нём на доступном мне уровне, а Холмс не всегда был доступен. Но, что касается холодности… нет, я бы так не сказал - вот это, уж точно, литературное допущение в моих новеллах, да, собственно, и там я рисую его не таким уж арифмометром. На самом же деле он был… - против своей воли я чувствовал одновременно неодолимую тягу говорить и невыносимую трудность говорить о нём, и я зажмурил глаза, словно мне резал их свет воспоминаний, и заговорил для себя - не для этой девчонки. - Он был страстным. Он старался смирять страсти, но иногда они вырывались на волю внезапно и сильно. Он мог быть пугающим. В то же время он мог быть и пугающе нежным, ранимым, поэтичным. В нём было врождённое благородство - от его ли родовых корней или по другой причине, но у него безо всяких усилий получалось не только выглядеть аристократом, но и быть им. Он точно чувствовал меру и справедливость, он был честным, требовательным к себе больше, чем к кому либо, но, в то же время, он был мудрым и добрым, он всегда давал шанс исправить ошибку даже самому закоренелому негодяю. И он был бесстрашен. Абсолютно. И перед лицом смерти, и перед лицом неловкости и позора. Он ничего не боялся - ни сильных мира сего, ни общепринятых доктрин, ни потусторонних сил."
Или встретить там очень настоящего резкого Холмса, временно лишившегося зрения:
"Я встаю и порывисто шагаю к окну. Недооценил размеров палаты – доска подоконника с размаху ударяет меня по бёдрам, а Уотсон хватает за плечо жёсткой хваткой:
- Холмс, подоконник низкий, а до земли далеко. Осторожнее, прошу вас!
Стою, молча и неподвижно, и он руку убирает. Теперь его словно бы нет – только морозный воздух.
Очень холодно, и я начинаю дрожать, потому что на мне сейчас одна сорочка с глубоким вырезом на груди.
- Вы простудитесь.
- Оставьте меня в покое хоть на минуту!!! – взрываюсь я.
Ничуть не бывало – это его не трогает.
- Вы простудитесь, - повторяет он. – А возиться с вами мне.
Мне хочется во весь голос заорать на него или брыкнуть ногой – так непомерно легко и быстро нарастает моё раздражение. Теперь я буду стоять у распахнутого окна вопреки здравому смыслу. Уотсон, сообразив, что с неживой материей всяко управляться легче, решает попросту закрыть створку. Я слышу снова лёгкий скрип и ощущаю, что поток воздуха слева пресекается. Тогда я протягиваю руку и, ориентируясь на его рост и конструкцию рамы, безошибочно перехватываю за запястье.
- Уотсон, я, кажется, попросил... Всего одна минута покоя – разве это так уже много?
- А как вы узнали, где моя рука? Ведь вы не нашаривали.
- Не знаю. Догадался. Наитие, - я говорил коротко и отрывисто, потому что начали стучать зубы.
- Пустое, Холмс. Вы же никогда не гадаете.
- Ну, ладно. Не угадал. Рассчитал.
- И не ошиблись, заметьте... Холмс, я закрою окно, а? Если вам всё равно, простудитесь вы или нет, то сам я не хочу провести неделю в кресле у камина, чихая и кашляя.
- Закройте, закройте, - отмахнулся я."
Можно продираться сквозь совершенно неинтересный для тебя детективный сюжет, но это если есть, куда продираться - тогда игра стоит свеч. Если нет, то зачем писать вот обо всех этих неизвестных нам людям, среди которых находится какой-то почти незаметный мистер Холмс?
А еще в детективе могут быть и подобные строки:
"- Уотсон!
Тяжело вздохнув, я повернулся на этот крик Холмса. Мы путешествовали уже почти сутки, и это начинало действовать мне на нервы. Потому что следя одним глазом за десятилетним воришкой, а другим - за расписанием поездов Брэдшоу, я порядком выбился из сил.
Я повернул голову, напряжение сказалось - мой тон был довольно раздражительным.
- В чем дело, Холмс?
Холмс быстро шел ко мне, размахивая билетами.
- Где Альфи?
- Да вот он...
Я повернулся налево - там никого не было.В шоке я посмотрел на то место, где весьма строго приказал стоять Альфи, потом застонал.
Только не это.
Холмс уже вглядывался в толпу, чертыхаясь себе под нос.
- Честное слово, Уотсон, вы не можете уследить за маленьким ребенком?! Ради всего святого, ведь вы же врач!
- И что, это делает меня квалифицированной нянькой что-ли? - воскликнул я, снова опуская свой саквояж на нашу поклажу.- Оставайтесь здесь и смотрите за нашими вещами...я его найду.
Холмс открыл было рот, чтобы возразить, но я был в таком раздраженном состоянии, что сделал вид, что не замечаю этого и двинулся вперед.
Он не мог уйти далеко, по крайней мере, я на это надеялся.
Ну, почему он не мог стоять на месте? И теперь он, между прочим, казался более энергичным, чем, когда появился в нашем купе.
Не сомневаюсь, что все дело в бисквитах, что были на ланч.
Я говорил Холмсу, чтоб он не давал ему этих бисквитов."
Это из большой повести KCS - просто отрывок.
Ну, наверное, еще раз скажу, что все написанное - всего лишь мое мнение, ну, и я же вообще не эксперт)
***
Боюсь, что тот, кто привлек мое внимание к творчеству Екатерины Ракитиной может об этом пожалеть)
Благодаря ссылке, которой поделилась Richana зашла я в соответствующий телеграмм-канал и малость там увязла. И я надеюсь, что мне простят, если я еще один пост посвящу своим впечатлениям от него. Впечатлений и мыслей много и им нужен выход)
Опять я застряла со своим переводом.
Это совсем не так. Я вовсе не считаю себя знатоком, и при желании знающий человек легко посадит меня в лужу.
И то, что я попробую сейчас сказать это просто эмоции и какие-то собственные взгляды. И все это, конечно, разбудила во мне госпожа Ракитина.
Это не какая-то своеобразная ревность, а просто попытка что-то объяснить.
Она постоянно ссылалась на Чуковского. Нет, я его предисловие тоже знаю наизусть и когда-то оно значило для меня очень много, но с тех пор все же немало воды утекло и мы, так или иначе, вышли из школьного возраста. Предисловие Чуковского прекрасно для первого знакомства с Холмсом, но тот, кому интересно, скорее всего пойдет дальше.
А я вчера вечером в связи со всем этим вспомнила книгу Чертанова о Дойле. Она на меня тогда произвела огромное впечатление и я не случайно чуть ли не целиком ее сюда перетащила, да еще потом что-то цитировала по второму разу. Кому интересно, все в теме Чертанов, но читать, конечно лучше сначала morsten.diary.ru/?tag=6316044&n=t
Так вот он там и о Дойле подробно говорит и саму личность Холмса разбирает очень подробно, и так, что читать было очень интересно и что-то открывать для себя. И я тогда все же для себя поняла, что "рассеянность" Дойла это миф, и такой же миф его усталость от Холмса. И все он прекрасно помнил, и Канон это единое целое, а не отдельные рассказы, написанные вразнобой. Чертанов о каких-то веяниях в литературе говорит немного, он просто пишет о Дойле и Холмсе, и ты уже сам делаешь для себя открытия и выводы, внимательно читая его книгу.
Но я все же еще раз хочу сказать и о пастишах.
Если я читаю что-то подобное, то потому что хочу что-то еще прочесть про Шерлока Холмса. И фанфики в данном случае предпочту потому, что там именно о нем. В "Зарисовках с Бейкер-стрит" всего по нескольку предложений, но в них все же, простите, больше мистера Холмса, чем в "некоторых" недавних рассказах о нем. В произведениях Ольги Новиковой иногда слишком много хитросплетений и история о Холмсе там как бы из другой вселенной, но я продираюсь сквозь это все, чтобы найти потрясающие строки.
"- Шерлок Холмс был человеком самодостаточным, у него не было необходимости искать дополнительную опору своего существования.
- И, действительно, аналитический ум и холодность вычислительной машины?
- Ум - да. Пожалуй, я ещё и преуменьшил, потому что зачастую вообще не мог понять до конца всей глубины его мыслительного процесса - я писал о нём на доступном мне уровне, а Холмс не всегда был доступен. Но, что касается холодности… нет, я бы так не сказал - вот это, уж точно, литературное допущение в моих новеллах, да, собственно, и там я рисую его не таким уж арифмометром. На самом же деле он был… - против своей воли я чувствовал одновременно неодолимую тягу говорить и невыносимую трудность говорить о нём, и я зажмурил глаза, словно мне резал их свет воспоминаний, и заговорил для себя - не для этой девчонки. - Он был страстным. Он старался смирять страсти, но иногда они вырывались на волю внезапно и сильно. Он мог быть пугающим. В то же время он мог быть и пугающе нежным, ранимым, поэтичным. В нём было врождённое благородство - от его ли родовых корней или по другой причине, но у него безо всяких усилий получалось не только выглядеть аристократом, но и быть им. Он точно чувствовал меру и справедливость, он был честным, требовательным к себе больше, чем к кому либо, но, в то же время, он был мудрым и добрым, он всегда давал шанс исправить ошибку даже самому закоренелому негодяю. И он был бесстрашен. Абсолютно. И перед лицом смерти, и перед лицом неловкости и позора. Он ничего не боялся - ни сильных мира сего, ни общепринятых доктрин, ни потусторонних сил."
Или встретить там очень настоящего резкого Холмса, временно лишившегося зрения:
"Я встаю и порывисто шагаю к окну. Недооценил размеров палаты – доска подоконника с размаху ударяет меня по бёдрам, а Уотсон хватает за плечо жёсткой хваткой:
- Холмс, подоконник низкий, а до земли далеко. Осторожнее, прошу вас!
Стою, молча и неподвижно, и он руку убирает. Теперь его словно бы нет – только морозный воздух.
Очень холодно, и я начинаю дрожать, потому что на мне сейчас одна сорочка с глубоким вырезом на груди.
- Вы простудитесь.
- Оставьте меня в покое хоть на минуту!!! – взрываюсь я.
Ничуть не бывало – это его не трогает.
- Вы простудитесь, - повторяет он. – А возиться с вами мне.
Мне хочется во весь голос заорать на него или брыкнуть ногой – так непомерно легко и быстро нарастает моё раздражение. Теперь я буду стоять у распахнутого окна вопреки здравому смыслу. Уотсон, сообразив, что с неживой материей всяко управляться легче, решает попросту закрыть створку. Я слышу снова лёгкий скрип и ощущаю, что поток воздуха слева пресекается. Тогда я протягиваю руку и, ориентируясь на его рост и конструкцию рамы, безошибочно перехватываю за запястье.
- Уотсон, я, кажется, попросил... Всего одна минута покоя – разве это так уже много?
- А как вы узнали, где моя рука? Ведь вы не нашаривали.
- Не знаю. Догадался. Наитие, - я говорил коротко и отрывисто, потому что начали стучать зубы.
- Пустое, Холмс. Вы же никогда не гадаете.
- Ну, ладно. Не угадал. Рассчитал.
- И не ошиблись, заметьте... Холмс, я закрою окно, а? Если вам всё равно, простудитесь вы или нет, то сам я не хочу провести неделю в кресле у камина, чихая и кашляя.
- Закройте, закройте, - отмахнулся я."
Можно продираться сквозь совершенно неинтересный для тебя детективный сюжет, но это если есть, куда продираться - тогда игра стоит свеч. Если нет, то зачем писать вот обо всех этих неизвестных нам людям, среди которых находится какой-то почти незаметный мистер Холмс?
А еще в детективе могут быть и подобные строки:
"- Уотсон!
Тяжело вздохнув, я повернулся на этот крик Холмса. Мы путешествовали уже почти сутки, и это начинало действовать мне на нервы. Потому что следя одним глазом за десятилетним воришкой, а другим - за расписанием поездов Брэдшоу, я порядком выбился из сил.
Я повернул голову, напряжение сказалось - мой тон был довольно раздражительным.
- В чем дело, Холмс?
Холмс быстро шел ко мне, размахивая билетами.
- Где Альфи?
- Да вот он...
Я повернулся налево - там никого не было.В шоке я посмотрел на то место, где весьма строго приказал стоять Альфи, потом застонал.
Только не это.
Холмс уже вглядывался в толпу, чертыхаясь себе под нос.
- Честное слово, Уотсон, вы не можете уследить за маленьким ребенком?! Ради всего святого, ведь вы же врач!
- И что, это делает меня квалифицированной нянькой что-ли? - воскликнул я, снова опуская свой саквояж на нашу поклажу.- Оставайтесь здесь и смотрите за нашими вещами...я его найду.
Холмс открыл было рот, чтобы возразить, но я был в таком раздраженном состоянии, что сделал вид, что не замечаю этого и двинулся вперед.
Он не мог уйти далеко, по крайней мере, я на это надеялся.
Ну, почему он не мог стоять на месте? И теперь он, между прочим, казался более энергичным, чем, когда появился в нашем купе.
Не сомневаюсь, что все дело в бисквитах, что были на ланч.
Я говорил Холмсу, чтоб он не давал ему этих бисквитов."
Это из большой повести KCS - просто отрывок.
Ну, наверное, еще раз скажу, что все написанное - всего лишь мое мнение, ну, и я же вообще не эксперт)
***
Боюсь, что тот, кто привлек мое внимание к творчеству Екатерины Ракитиной может об этом пожалеть)
Благодаря ссылке, которой поделилась Richana зашла я в соответствующий телеграмм-канал и малость там увязла. И я надеюсь, что мне простят, если я еще один пост посвящу своим впечатлениям от него. Впечатлений и мыслей много и им нужен выход)
Опять я застряла со своим переводом.