Ну, вот, как всегда как-то внезапно и неожиданно для себя я снова вернулась к Баринг Гоулду.
А я ведь даже убрала его подальше с глаз долой) Но как-то недавно решила, проходя мимо, еще раз взглянуть, что на данном этапе оттуда взяла Дарлен Сипсер, автор "Сцены" и прочих книг. Я ж вообще видела это и раньше, но все забывается... Для интереса решила продолжить с этой книгой, а там и кое-что еще написать про самого автора из его довольно подробной биографии в специальном выпуске журнала.

Но для начала, наверное, какие-то свои мысли. Что-то вначале, что-то потом.

Тут, наверное, сразу надо сказать, что эту главу выкладываю полностью, за исключением истории с Месгрейвом, она практически вся переписана из Канона. И интересная штука, что Дарлен Сипсер, уделив большое внимание Виктору Тревору, Месгрейва обошла стороной. Или она рассчитывала включить его в другую, так и не написанную книгу? Вообще, может это было бы и логично, Холмс там был бы уже более опытный. С одной стороны, да,но с другой - тогда это уже поперек Канона, ведь это дело было третьим. Хотя у нее в этом немного своя история.
В общем, короче, историю Месгрейва я здесь опущу, но потом компенсирую это кое-какими статьями на тему этого рассказа.

Сейчас будет глава из книги, а потом еще кое-что прокомментирую.

Монтегю-стрит: 1877-79


Когда молодой мистер Холмс весной 1877 года приехал из Кембриджа в Лондон, он поселился в квартире на Монтегю-стрит, как раз за углом Британского музея.

И там, в читальном зале он приобретал знания в области уголовной хроники, которые Уотсон назвал «огромными». «Знает, кажется, все подробности каждого преступления, совершенного в девятнадцатом веке» - писал Уотсон в «Этюде в багровых тонах».
Среди множества литературы, которую должен был изучать в то время Шерлок Холмс, мы, наверняка должны назвать «Ньюгейтский календарь… с…1700 года до настоящего времени» (Лондон ,1773 год), так же более поздний «Ньюгейтский календарь, включающий в себя жизнеописания…взломщиков, разбойников и т.д.», изданный барристером уголовного суда Олд Бэйли (Лондон, 1840). Холмс читал, запоминал и позже часто использовал свои знания хроники преступлений от Джонатана Уайльда (1682-1725) , которого Холмс как-то сравнил с профессором Мориарти, до Томаса Грифитса Уэйнрайта (1794-1852), о котором Холмс сказал, что он был не только отравителем, но и недурным художником («Знатный клиент»). Интересно заметить, что Оскар Уайльд, который был ровесником Холмса (1854-1900), был того же мнения. Об этом можно прочесть в его эссе «Перо, кисть и отрава». Но помимо этого Холмс продемонстрировал свое знакомство с деяниями и методами литературных сыщиков – например, Дюпена Эдгара По и Лекока Габорио (Дюпен, по мнению Холмса, был «очень недалекий малый», а Лекок - «жалкий сопляк»)

Но познания Холмса в области криминала происходили не из одних только книг.

Однажды в библиотеке читатель на соседнем сиденье, полный мужчина с густой каштановой бородой, оторвался от своих книг по статистике минимальной заработной платы и огромных прибылей, полученных в хлопчатобумажной промышленности Ланкашира, и обратил внимание на своеобразный стиль чтения Холмса.
“Вы интересуетесь убийствами?” - спросил он с сильным прусским акцентом.
“Да", - признался Холмс.
“Тогда вы должны познакомиться с моими друзьями-анархистами”.
читать дальше
Холмс был рад познакомиться с любым человеком, который мог бы просветить его о методах и мышлении в мире криминала. Анархисты оказались очень хорошо информированными об убийствах, хотя все еще стремились изучить в читальном зале новую информацию по этому вопросу. Там регулярно можно было встретить троих из них: Степана, Ивана и Святослава. Степан был веселым краснощеким человеком с черной бородой. Он обожал детей и собак, и у него на счету были уже убийства двух великих князей. К первому из них он подошел на людной улице, переодевшись офицером императорской гвардии, завязал разговор, после чего ударил Его Высочество мясницким ножом, а затем благородно приглядывал за мертвым аристократом, пока шум и крики не утихли, и он мог сбежать с места преступления. Второе убийство было совершено с такой же стремительностью: Степан вскочил на проезжающие дрожки князя, и спрыгнул прежде, чем они успели остановиться, исчезнув в переулке, где он уже успел замаскироваться. Он вышел в большой шляпе и тяжелом пальто, когда его преследователи пронеслись мимо.
Иван был угрюмым и капризным человеком, который проводил свое время за чтением литературы о взрывчатых веществах, в то время как похожий на гнома, посмеивающийся Святослав изобретал адские машины со все большей изобретательностью.

Знания, полученные Холмсом от этих людей, оказались для него бесценными много лет спустя, когда его вызвали в Одессу для расследования убийства Трепова. К Степану, Ивану и Святославу детектив всегда испытывал тайную симпатию. Но бородатый ученый, который познакомил его с анархистами, больше не интересовал его; более того, он обнаружил, что разговоры этого человека на тему экономики были весьма утомительны, и, поскольку, как позже заметил Уотсон, Холмс имел лишь "слабые" познания в области политики, имя «Карл Маркс» ничего для него не значило.

Во времена Монтегю-стрит Холмс не только читал, но и писал; несомненно, именно в этот период, когда у него было “слишком много досуга”, он написал многие литературные труды, о которых теперь твердо можно сказать, что они вышли из-под его пера.
Его статья «О датировке документов» была опубликована в "Британском антикваре" в сентябрьском номере за 1877 год. Было видно, что Холмс гордится авторством своей первой опубликованной монографии, когда в 1888 году, во время дела Баскервилей, он предположил, что доктор Джеймс Мортимер, возможно, читал ее.
Была работа «Об отпечатках следов с некоторыми замечаниями об использовании гипса для сохранения отпечатков». Холмс показал эту брошюру Уотсону в 1888 году, и, по всей вероятности, она также была издана на французском языке, поскольку упоминается среди книг и брошюр, которые в то время переводил французский сыщик Франсуа ле Виллар («Знак четырех»).
Наиболее весомой была статья Холмса "Определение сортов табака по пеплу", где описывается 140 видов сигарного, сигаретного и трубочного табака с цветными фотографиями, иллюстрирующими их различия. Очевидно, что Холмс особенно гордился авторством этой монографии, поскольку это единственная из многих работ великого сыщика, которую Уотсон упоминает более одного раза (В «Этюде в багровых тонах», «Знаке четырех» и «Тайне Боскомбской долины»).

Именно в те дни, когда Холмс жил на Монтегю-стрит, он приобрел одну из своих самых ценных вещей.

Однажды днем, прогуливаясь по Тоттенхэм-Корт-роуд после скромного обеда в Сохо, он заметил в пыльной витрине ломбарда скрипку, в которой его опытный взгляд сразу определил Страдивари. К изумлению и радости Холмса, он обнаружил, что владелец понятия не имел об истинной стоимости скрипки. Холмс смог приобрести ее всего за пятьдесят пять шиллингов («Картонная коробка»). Она стоила в двести раз больше этой цены. Он всегда бережно хранил ее в футляре в углу своей комнаты. Только однажды, если верить Уотсону, он обращался со скрипкой небрежно; будучи сильно расстроенным, он швырнул ее на пол («Подрядчик из Норвуда)».

Прекрасным летом 1871 года мать Холмса научила его играть на скрипке. Теперь, став владельцем Страдивари, он посвятил себя этому инструменту. К 1881 году Шерлок Холмс стал искусным музыкантом.

«- А игру на скрипке вы тоже считаете шумом? - с беспокойством спросил он Уотсона во время их первой встречи.
- Смотря как играть, - ответил доктор. - Хорошая игра - это дар богов, плохая же...
- Ну, тогда все в порядке, - весело рассмеялся Холмс.»

«Я уже сказал, что Холмс прекрасно играл на скрипке, - писал Уотсон, рассказывая о том, что было несколько недель спустя.- Однако и тут было нечто странное, как во всех его занятиях. Я знал, что он может исполнять скрипичные пьесы, и довольно трудные: не раз по моей просьбе он играл "Песни" Мендельсона и другие любимые мною вещи. Но когда он оставался один, редко можно было услышать пьесу или вообще что-либо похожее на мелодию. Вечерами, положив скрипку на колени, он откидывался на спинку кресла, закрывал глаза и небрежно водил смычком по струнам. Иногда раздавались звучные, печальные аккорды. Другой раз неслись звуки, в которых слышалось неистовое веселье. Очевидно, они соответствовали его настроению, но то ли звуки рождали это настроение, то ли они сами были порождением каких-то причудливых мыслей или просто прихоти, этого я никак не мог понять. И, наверное, я взбунтовался бы против этих скребущих по нервам "концертов", если бы после них, как бы вознаграждая меня за долготерпение, он не проигрывал одну за другой несколько моих любимых вещей.» (Слова Уотсона об «испытании его терпения» могут означать, что «его любимые вещи (арии в оригинале)» были взяты из произведений сэра Уильяма Швенка Гилберта (1836-1911) и сэра Артура Сеймура Салливана (1842-1900), в частности «Суд присяжных» и «Терпение».

«Послушайте, Уотсон, у вас чертовски плохой вид, - говорит Холмс доктору в 1888 году. - Ложитесь-ка на тот диван, и посмотрим, как скоро я сумею усыпить вас.»
Далее Уотсон рассказывает нам, что «он взял из угла свою скрипку. Я растянулся на диване, и он заиграл тихую, медленную, навевающую дремоту мелодию, без сомнения, его собственную: у Шерлока Холмса был неподражаемый талант импровизатора.»
С годами восхищение Уотсона музыкальными талантами Холмса еще более усилилось.. “Мой друг страстно увлекался музыкой, - писал он в ”Союзе рыжих“, - он был не только очень способный исполнитель, но и незаурядный композитор ”.
Да, пиликанье на скрипке, как называл это Уотсон, всегда было для Холмса – одним из его самых любимых занятий.


Время от времени в руки Холмсу попадали расследования.

Мы знаем, что дело «Обряд дома Месгрейвов» было третьим из них, и благодаря исследованиям двух великих шерлокианских ученых, мистера Роберта Кита Левитта и покойного Эдгара У.Смита, мы также можем идентифицировать первое и второе.
«Как можно увидеть из чтения « Записок [Британской] стрелковой ассоциации за 1877, 1880 и 1881 годы”, - пишет мистер Левитт - “в этой организации в 1877 и 1878 годах произошел скандал по поводу предполагаемого мошенничества в результате сговора между стрелками и бомбардирами во время состязаний по стрельбе из винтовки, и это стало настолько общеизвестным, что Ассоциация взяла на себя труды и расходы по найму адвокатов и агентов для сбора ”многочисленных улик против лиц, подозреваемых в мошенничестве на состязаниях".»
Ознакомившись с «Записками» за 1879 год, мистер Левитт обнаружил в протоколах одного из крупнейших состязаний, "Александер",предыдущего, 1878 года, что девятое место с призом в 10 фунтов стерлингов занял капрал Холмс из 19-го Северного Йоркширского полка. В том же году тот же самый Холмс занял сорок восьмое место в состязании под названием "Сент-Джордж" с призом 6 фунтов стерлингов.
Обратите внимание, что капрал Холмс служил в 19-м Северном Йоркширском полку; напомним, что Шерлок Холмс родился и, отчасти, рос и воспитывался в Северном Райдинге, в Йоркшире. Очевидно, Шерлок Холмс и был агентом, нанятым для сбора доказательств мошенничества. Естественно, он собирал эти доказательства под видом участника состязания. ( Мистер Левитт предполагает, что Холмс был привлечен к этому делу неким лейтенантом Бэкхаусом из 6-го Ланкаширского полка. Предположительно, он сделал это, зная о замечательных талантах Холмса, будучи соседом семьи Холмсов в Северном Райдинге.)

“Этим скандалом, известным как «Дело Муллино», - торжествующе заключает мистер Левитт, - Холмс занимался более трех месяцев [согласно материалам дела], но он действовал с такой
компетентностью и осмотрительностью, что [как и во многих других его делах] законного
разбирательства удалось избежать, и подробности так и не стали достоянием общественности,
хотя еще в 1880 году члены Ассоциации, которые были в курсе событий, требовали точной информации — и были за это взяты под арест".

Если первое дело Холмса, во времена Монтегю-стрит, было, возможно, несколько прозаичным, то его второе дело того времени было достаточно экзотическим, чтобы привести в восхищение самого романтичного писателя.

Следует вспомнить, что весной 1887 года Холмс смог оказать некоторую услугу тому, кто называл себя Вильгельм Готтсрейх Сигизмунд фон Ормштейн, великий князь Кассель-Фельштейнский и наследственный король Богемии.

Но была ли это первая встреча Холмса с этим таинственным персонажем? Вовсе нет, -предположил Эдгар У. Смит.

“ Я не сожалею о потере своего инкогнито, ибо это даст мне возможность отблагодарить вас по достоинству.”.

Эти слова, -отметил мистер Смит, - весной 1887 года вполне мог сказать Шерлоку Холмсу наследственный король Богемии.

Но это было не так.

“Они были... адресованы, - писал мистер Смит, - в 1878 году некоему Брэкенбери Ричу, бравому лейтенанту войск Ее Величества, который сильно отличился в одной из военных стычек в горной Индии, а произнес их тот, кто называл себя принцем Флоризелем.
И в качестве верности этого высказывания у нас есть свидетельство не доктора медицины, Джона Х. Уотсона, ... а Роберта Луиса Стивенсона, который в своих «Новых арабских ночах" описал деяния этого королевского храбреца.

“Тем не менее, мы не можем сомневаться, - продолжил мистер Смит, - в силе доказательств, имеющихся в двух отчетах, что Готтсрейх и Флоризель были одним и тем же человеком. Как бы тщательно два рассказчика ни пытались придать героям свою индивидуальность,сходство их склонностей, их характеров, самих их личностей сияет с яркостью маяка на тех страницах, где рассказывается об их деяниях....

“Мы, конечно, знаем, к кому обратился пришедший в боевую готовность Готтсрейх, когда шантаж поднял свою уродливую голову, и на горизонте замаячил полнейший крах. . . . Но нам не говорят, кто это был [девятью] годами ранее, кто организовал побег Флоризеля от столь же угрожающей, но уже чисто смертельной опасности Клуба самоубийц. "Все было улажено простейшими средствами", - сообщил верный полковник Джеральдин. - ‘Я договорился сегодня днем с известным детективом. Он гарантировал полную тайну, за что ему и была выдана соответствующая сумма...’ Кто мог бы заслужить доверие свиты Флоризеля в тот предыдущий, столь же тяжелый для короля час? Кого можно было бы привлечь к участию в деле, будучи уверенными, что он сохранит священную тайну этой опасной - совсем на иной манер -эскапады?
Действительно, кто же это мог быть, как не тот самый Великий человек, который так осмотрительно и так хорошо послужил совершенно разбитому Готтсрейху в [1887 году]?"

И вот, в ходе своего второго дела терпящий нужду молодой детектив, проживающий в квартире на Монтегю-стрит, был призван вмешаться в безрассудные, если не сказать смертельно опасные, события, связанные с Клубом самоубийц.

***

По ходу дела замечу, что очень люблю, когда во время перевода какой-нибудь статьи или даже фанфика или главы книги, приходится заглядывать то в одну, то в другую книгу. Вот и сегодня куда я только не заглядывала: "Аннотированный Шерлок Холмс" в оригинале и на русском, Канон в разных изданиях - если есть возможность, люблю что-то уточнять именно по тому из "Библиотеки приключений".

Для меня была немного неожиданной тут тема русских анархистов да еще и в одном флаконе с Карлом Марксом) И по нынешним временам были даже какие-то не очень приятные ассоциации. Но в связи с этим вспомнились какие-то пастиши - их , кажется, несколько - на тему Холмса и Маркса. Я бы почитала вообще-то, но пока не нашла.

***
Ну, теперь вот тут одна интересная деталь , связанная с погрешностями перевода. Немного удивили слова автора, что в "Подрядчике из Норвуда" Холмс швырнул скрипку на пол. Я такого точно не помнила и вот сейчас , в ночи, опять полезла в книжки. Что в новом переводе, что в старом значится примерно одно и то же"отложил или положил скрипку" - я так понимаю, потому что им и в голову не могло прийти, что скрипку можно бросить на пол. А в оригинале оно именно так! А мне тут как-то сразу вспомнилось, что в соответствующей серии Гранады вошедший в гостиную Уотсон как раз поднимает скрипку с пола.

***
Насчет любимых арий Уотсона это, конечно, очередная фантазия, хоть принадлежит она и не Баринг Гоулду. Но фантазия, которая прижилась. Мне уже не раз приходилось читать в фанфиках про этих Гилберта и Салливана, и теперь буду знать, откуда ноги растут. Об этом говорится и в "Комментариях" Баринг Гоулда, то бишь, в "Аннотированном ШХ".

***
Должна сказать, что вообще очень не люблю, когда Холмса соединяют с какими-нибудь литературными героями, вроде Тарзана и капитана Немо). Вот и сегодня поморщилась, было, по поводу принца Флоризеля. Но потом, когда начала копать во время перевода - а книгу я не читала, только смотрела наш фильм - наткнулась на интересную фразу. Первой мыслью у меня было, что все это очередная чепуха: где принц Флоризель и где король Богемии? Но когда стала искать точную цитату, то вдруг прочла "Блистательный Флоризель, принц Богемский". Богемский! Я, правда, особо не листала, но про Бакардию, которая фигурирует в фильме, не увидела ни слова. Прямо прочитать захотелось. Похоже, я теперь буду смотреть на короля Богемии другими глазами...