Подумалось недавно, что неплохо бы еще поближе посмотреть на Джека Трейси. Тем более, что он дал интервью этому замечательному журналу.
"Шерлок Холмс Ревью Интервью: Джек Трейси"
С огромным удовольствием «Шерлок Холмс Ревью» представляет первое интервью из тех, что, как мы надеемся, станут серией интервью с ведущими фигурами в Шерлокиане. Это интервью с Джеком Трейси, BSI,(автором такой важной вехи, как «Энциклопедия Шерлокиана», так же, как и других монографий, статей и книг о Шерлоке Холмсе и сэре Артуре Конан Дойле)имело место в офисе «Gaslight Publications», Шерлокианской/Дойлеанской издательской компании мистера Трейси,17 февраля 1987 года.
ШХР: Что вас в первую очередь привлекло и околдовало в Шерлоке Холмсе?Трейси: То же, что и всех. Чудесное воплощение викторианской эпохи, кажется, захватывает каждого, кто в конечном итоге становится серьезным Шерлокианцем. И, конечно, логика – идея, что в Шерлокианском мире мы живем логикой, и как логически мыслящая личность, ты открываешь мир таким, каким ему следует быть. Когда тебе тринадцать лет, это замечательное открытие.
ШХР: Похоже, что многие шерлокианцы открывают для себя Холмса в этом возрасте…Трейси: Да, в сущности, все мы это делаем в двенадцать-тринадцать лет. Для меня это произошло в библиотеке младших классов средней школы.
ШХР: Я понял, что какое-то время вы работали на телевидении.Трейси: Я около шести лет был продюсером радио и телевизионных программ.
ШХР: Каким образом вы совершили скачок от телевидения к издательскому делу?Трейси: Ну, я всегда был страстным писателем, примерно со второго курса. Я сперва поступил на телевидение потому, что подумал, что здесь будет гламурно. Но это было не так. Во-вторых, когда вы говорите людям, что собираетесь стать писателем, они говорят: «О, так вы вырастете и будете звездой, да?» Итак, как любой разумный человек, которому приходится оправдывать свое высшее образование, дорогое, как любое образование в колледже, я специализировался на некоем привлекательном и в то же время вполне законном фундаметальном предмете, то есть на телекоммуникациях. Сначала я пошел работать в университет, а затем на телевизионную станцию Индианаполиса, где снимал рекламные ролики, а после этого я был выпускающим режиссером на местном кабельном телевидении здесь, в Блумингтоне. На каждом из этих мест я проработал по два года. Однако, все это время я, действительно, хотел писать, и я вновь открыл для себя Шерлока Холмса, благодаря «Аннотированному Шерлоку Холмсу» Баринг Гоулда в 1969 году. Я пошел в библиотеку и прочел все «Писания о Писаниях». Они состояли из книги Орландо Парка «Шерлок Холмс, эсквайр, и доктор медицины Джон Уотсон: Энциклопедия их расследований». Когда я увидел слово «Энциклопедия», то подумал: «Вау, вот книга, которая объяснит мне все эти непонятные слова и фразы и географические термины, которые я не понимаю. Я взял ее, и, конечно, оказалось, что она не была ничем подобным. Это была книга, состоящая из списков и при этом плохо написанная. Я был так горько разочарован, что сказал себе, как вероятно до меня это делали тысячи других людей: Черт, я мог бы сделать кое-что получше!». Так я и сделал.
читать дальше
ШХР: Вы говорите об «Энциклопедии Шерлокиана».
Трейси: Конечно. Должен признать, что не особо снисходительно говорю о книге Парка, но я очень многим ей обязан, потому что, если бы не мое презрительное отношение к этой книге, я бы никогда не написал свою.
ШХР: Это интересно, потому что я как раз собирался спросить , вдохновляла ли она вас тем или иным образом.
Трейси: В этом плане это было критическое вдохновение. Я не очень благосклонно отозвался о ней в своей аннотации в «Энциклопедии Шерлокиане».
ШХР: Если точнее, вы назвали ее «одной из самых бесполезных из всех когда-либо опубликованных книг».
Трейси: С возрастом все мы становимся мягче, и если когда-нибудь появится второе издание, я это изменю. Это, конечно, правда, но, тем не менее, я сожалею, что сказал это. Когда я написал это, мистера Парка уже некоторое время не было в живых, иначе я никогда бы такого не сказал. На самом деле, в то время я не знал никаких шерлокианцев. Я был тогда еще за пределами нашего сообщества викторианских джентльменов, в противном случае я бы знал, что не стоит публиковать подобный отзыв. Я не отказываюсь от него, я просто сожалею, что так выразился в опубликованной книге.
ШХР: Значит, «Энциклопедия Шерлокиана» была вашей первой книгой. Сколько времени у вас ушло на ее создание?
Трейси: Шесть лет.
ШХР: Помнится, я читал, что большинство своих исследований вы сделали в университете Индианы.
Трейси: Полагаю, что в университете Индианы есть единственная в стране академическая кафедра викторианских исследований. Одной из причин этого является то, что в университетской библиотеке содержится такое обширное собрание викторианских работ. Например, у них есть все когда-либо опубликованные издания Бедекера, что оказалось бесценным для подготовительных работ над «Шерлокианой». Источники, доступные для изучения в этой библиотеке, просто потрясают. Если бы я не жил в городе, где были доступны все эти книги, я никогда бы не смог написать свою Энциклопедию.
ШХР: Я знаю, что за эту книгу вы получили «Эдгара»(Премия, названная в честь Эдгара Алана По). Не эта ли книга принесла вам также и доступ и членство в Обществе BSI?
Трейси: Да. Я был принят туда в январе 1977 года, а книга была опубликована в ноябре того года. Конечно же, я писал для «Baker Street Journal», и Джулиан Вольфф и несколько других известных шерлокианцев знали, что я пишу свою энциклопедию.
ШХР: Это настоящее признание того, насколько ценной находят шерлокианцы эту книгу. Я сам постоянно ссылаюсь на нее.
Трейси: Поэтому я и написал ее. Вернее, даже не написал, я просто собрал ее. Но сделал это именно потому, что в ней была такая очевидная и насущная необходимость.
ШХР: Успех «Шерлокианы» привел к созданию «Gaslight Publications»?
Трейси: Да. Мне надо было что-то делать с авторским гонораром от «Шерлокианы» и «Апокрифы», которая вышла примерно три года спустя. В 1979 году умер Лютер Норрис, оставив весьма серьезную пустоту в шерлокианском издательском мире, и которую я заполнил , благодаря счастливому стечению обстоятельств.
ШХР: Изыскания для ваших книг, вероятно, дали вам довольно основательное, хоть, может, и не систематическое образование в области Викторианской истории и культуры.
Трейси: О, да.
ШХР: Как по вашему, что в этой эпохе так сильно привлекает не только шерлокианцев, питающих особый интерес к этой эре, но и других? Похоже, сейчас к ней пробуждается всеобщий интерес.
Трейси: Думаю, именно потому, что это был век уверенности, такой прогрессивный век – особенно в культурном, общественном и научном отношении. Конечно, Шерлок Холмс воплотил в себе эту прогрессивное, научное отношение.
ШХР: Вы считаете, что сегодняшнее общество сильно отличается от викторианского?
Трейси: О, да. В некотором смысле – к лучшему, в некотором – к худшему. Мы гораздо охотнее и откровеннее стремимся поделиться своей свободой, чем это было сто лет назад. Викторианский век во многом отношении был аномалией. С одной стороны – концепция заокеанской империи, один из наиболее прискорбных аспектов этого века. С другой стороны – те из нас, кто извлекает пользу из культуры белых англо-саксов, определенно смотрят на нее, как на поистине, достоверно романтическую эру. Но только если вы были белым и европейцем.
ШХР: Вы бы не хотели быть африканцем…
Трейси: Или американским индейцем, или египтянином, или индусом или китайцем.
ШХР: То есть Империя давала европейцам больше уверенности в себе…
Трейси: Думаю, это был момент наивысшего доминирования Западной Европы на мировой арене.
ШХР: Как вы думаете, до какой степени Шерлок Холмс отражает такой образ мышления? В своем Введении к «Шерлокиане» вы говорите, что «на краткий исторический миг, короче продолжительности одной человеческой жизни, сложились идеальные условия для появления Шерлока Холмса.» Почему так вышло?
Трейси: Шерлок Холмс воплотил в себе концепцию ученого, как героя. Еще не было негативной реакции на науку , и мы все еще смотрели на ученого, как на того, кто поведет нас вперед к лучшим временам. Побочные эффекты этого пока не рассматривались. Поэтому, например, мы построили наши паровые двигатели, и небо было черным от дыма, а все сказали: «Ну, разве это не удивительно!», потому что кислотные осадки начнутся только через сто лет.
ШХР: Как вы считаете, если Шерлок Холмс представляет собой вообще свою эпоху, то он представляет и типичного викторианца? Холмс был известен своей внешней отчужденностью, но под ней он также мог быть довольно теплым и заботливым по отношению к своим ближним, особенно к своему единственному близкому другу, доктору Уотсону.
Трейси: Да, это пережиток романтического периода, и в некотором смысле большая часть викторианской литературы была таким пережитком. Дойль, определенно, в огромной степени испытывал влияние Романтизма. Большинство героев этого века были в той или иной степени «байроническими». Байронический герой был не просто угрюмым, но действительно испытывал презрение к людям и их нравам. Холмс бывал мрачен, но в то же время, как ученый , был человеком своей эпохи, работающим для человечества.
ШХР: Многие делали психоанализ Холмса с самыми разнообразными результатами.
Трейси: Да, это забавно. Давайте сделаем это.
ШХР: В «Энциклопедии Шерлокиане» вы приводите убедительные доводы в пользу того, что у Холмса была «легкая форма маниакальной депрессии», и в книге «Подкожно, мой дорогой Уотсон» вы снова говорите, что у него «проявляются отчетливые маниакально-депрессивные черты».
Трейси: Уотсон часто говорит о «двойственной натуре» Холмса – его энергии во время расследования, после чего следует период «черной реакции» по его завершении. Я думаю, что Дойль четко описывает легкую форму маниакальной депрессии.
ШХР: Что такого есть в Холмсе, на мгновение ставящее под сомнение его вымышленность, что позволяет проводить такой анализ?
Трейси: Полагаю, это невероятная глубина его образа. Когда Дойль определяет какую-то его конкретную черту, то становится понятным, что есть другие черты, столь же важные и глубокие. Кажется, мы никогда не сможем ими пресытиться. Холмс – один из немногих литературных героев, который предстает реальным человеком благодаря демонстрации столь многих аспектов своей личности. Надо отдать должное гениальности Дойля. Он был величайшим создателем образов со времен Диккенса, с точки зрения популярной литературы с того времени трудно представить кого-либо, кто смог бы создать персонажа одним росчерком пера так, как это удалось Дойлу.
ШХР: Популярность Холмса проявилась бесчисленными способами, но среди шерлокианцев самый очевидный это – «Высшая Критика». Майкл Харрисон назвал ее «напрасной тратой времени». Другие утверждали, что «Игра» закончена. Каково ваше мнение о «Высшей Критике» в целом и закончена ли Игра?
Трейси: Все, что вы можете сказать об этом, - правда. Это Высшая Критика, вдохновляющая и изумительная, и чрезвычайно, бесконечно захватывающая, и так же верно то, что она является тратой времени и закончена. Кажется, ее пик пришелся на конец 1960-х или начало 1970-х, и я ощущаю снижение уровня исследований и самобытности. Однако я думаю, что многое из этого, связано с тем фактом, что с каждым уходящим годом мы все дальше и дальше удаляемся от Викторианской эпохи и, следовательно, наше понимание ее постоянно снижается. Становится труднее писать об этом. Те, кто основал Высшую Критику в 1930 году, жили в Викторианский век или, по крайней мере, в нем жили их родители. Им были понятны отношения и нравы того времени. Родители и даже дедушки и бабушки большинства тех, кто пишет на темы Шерлокианы сегодня, родились уже в этом веке. Это было одной из причин, по которой я написал «Энциклопедию Шерлокиану». Я ощущал совершенно неверное и неадекватное понимание отношений , бытовавшихв Викторианскую эпоху. В настоящее время на рассказы о Холмсе часто накладываются современные взгляды, которые абсолютно неверны и не соответствуют эпохе.
ШХР: В шерлокианских работах появилось новое направление под названием «Новая критика». Оно было так названо в последнем выпуске Атлантического Ежемесячника. Они определяют эту Новую Критику как взгляд на Шерлока Холмса как на отражение его создателя, а также как на самостоятельный предмет изучения.
Трейси: Да, должен с этим согласиться.
ШХР: Вы верите, что это новое будущее шерлокианской науки?
Трейси: Да, уверен в этом. Если вы предполагаете, что Игра уже сыграна – то, нет, она, конечно, никогда не будет закончена – но если считаете, что она пошла на убыль, как это представляется мне, то изучение Шерлока Холмса, как литературного создания Конан Дойля , не только логично, но и давно востребовано. Как один из основателей Общества Артура Конан Дойля и как один из шерлокианцев, которые уже много лет назад решили, что создатель гораздо более интересен, чем его творение, я с радостью приветствую это новое направление. Я за него обеими руками.
ШХР: Атлантический ежемесячник утверждает, что в некоторых своих работах вы «играете по обе стороны поля». В качестве примера они приводят «Конан Дойля и Святых наших дней», где вы и играете в Игру и подходите к делу с исторической точки зрения.
Трейси: Они абсолютно правы. Фактически я указал им на это. «Конан Дойль и Святые наших дней» - в этом отношении переходная книга. Если б я переписал ее сегодня, то не стал бы давать себя труд , играя в Игру. Или, кто знает? Может, и стал бы…
ШХР: Ну, нельзя отрицать, что Игра – это интересно.
Трейси: Это замечательно, пока вы знаете, о чем говорите. И это очень трудно, если вы ничего не знаете о Викторианской эпохе. Акцентирование на самом Дойле создает новую игру – в которой мы все, более или менее, равны.
ШХР: Похоже, что среди ученых, не принадлежащих к шерлокианским кругам, происходит переоценка Дойла с точки зрения его как писателя и исторической личности. Что вызывает это изменение? Просто Высшая Критика выдыхается или постоянное внимание шерлокианцев переключилось на Дойла?
Трейси: По моему, Шерлокиана привлекла достаточное количество людей, и небольшой процент из них теперь составляет критическую массу для серьезного признания Дойла как такового – не только, как литератора, но и как личности. Он был потрясающим человеком.
ШХР: Говоря о Дойле в первую очередь, как о писателе, вы имеете в виду, что он в значительной степени был лишен признания и недооценен. Это так?
Трейси: О, да. В значительной степени. Литераторы в целом начинают ценить его таланты не только, как хорошего рассказчика, но и как писателя.
ШХР: А в чем его величайшая сила в качестве писателя?
Трейси: Его краткость. Его фантастическая гениальность в изображении героя или ситуации или настроения всего в нескольких словах. И эти несколько слов – это даже меньше, чем одно предложение. Мне никогда не приходилось читать другого такого писателя, как он. Он не просто описывает в общих чертах своих персонажей, он показывает их вам с невероятной глубиной подробностей, и при этом , тратя так мало слов, что это кажется сверхъестественным.
ШХР: «Сверхъестественное» - подходящее слово, когда речь идет о Дойле.
Трейси: Думаю, да.
ШХР: Рассматривая его как историческую фигуру, ученые все больше ценят его как крупного игрока в политике своего времени.
Трейси: По крайней мере, на популярной сцене его времени. Вот почему «Gaslight» переиздает так много его работ. Многие из них не издавались, по крайней мере, со времен Первой Мировой войны. Мне нравится думать, что наша серия "Столетие Конан Дойла" как-то повлияла на это возрождение, просто сделав его книги доступными для широкой публики, чего раньше не было.
ШХР: Многие шерлокианцы и в самом деле не подозревали о том, каким плодовитым писателем был Дойль.
Трейси: Не только не подозревали, но и не хотели знать. Даже перед лицом Новой Критики их не волновали не-шерлокианские произведения Дойла, и это делало их беднее.
ШХР: Настанет ли когда-нибудь день, когда рассказы о Шерлоке Холмсе будут изучаться, как серьезная литература и другими учеными, а не только шерлокианцами?
Трейси: Безусловно. Так же, как книги Диккенса – это один из способов изучения раннего периода Викторианской эры, Шерлок Холмс – это уже лучший способ изучить ее поздний период, чтобы почувствовать атмосферу того времени. Я время от времени перечитываю «Знак четырех» просто для того, чтобы окунуться в ритмы речи представителей низшего класса, которые я слышу от членов семьи Мордекая Смита или, когда Джонатан Смолл рассказывает историю своей жизни, не говоря уже о Нерегулярных отрядах Бейкер-стрит.
ШХР: Вы когда-нибудь замечали, что популярность Холмса падает?
Трейси: Шерлок Холмс никогда не испытывает упадка. Он лишь приходит в нормальное состояние перед следующим подъемом. Был бум, когда вышли «Комментарии» Баринг Гоулда, был бум, когда появился «Семипроцентный раствор кокаина» и сейчас мы переживаем подобный бум. Вы не можете считать периоды между этими бумами временем падения популярности. Это просто выдох между двумя вдохами.
***
Скажу всего несколько слов. Ну, вот мы читали уже статью про него и его предисловие к "Шерлокиане", и вроде понятно было, что он довольно своеобразный человек, возможно, окруженный загадками. Но вот сейчас, когда я несколько дней была в атмосфере этого интервью, у меня сложилось , наверное, несколько иное впечатление. Даже не знаю, как сказать, но по моему, он весьма странный шерлокианец. Скорее литературовед и дойлеанец. Сложилось впечатление, что Канон для него - это замечательные книги гениального писателя. Который написал и другие такие же замечательные книги. И вот сразу немного удивили вначале его слова о том, что его в первую очередь привлекло в Холмсе - викторианская эпоха и логика; что, правда, именно это? И "Знак четырех" он перечитывает, чтоб услышать речь людей низшего класса?
И он был очень немногословен, примерно такой же мне представляется его "Шерлокиана".) И порой казалось, что интервьюер - возможно, это был Стивен Дойл - гораздо больше увлечен Холмсом, чем сам Трейси. По мне так, если акцент с Холмса сместить на Дойля, то это будет совсем другая история...
-
-
01.07.2023 в 23:08Во многом можно согласиться с мнением Автора – Джека Трейси. В конце концов, он сделал огромное дело, написав «ШЕРЛОКИАНУ».
Да и странно, наверное, рассказывать и анализировать, за что именно любишь то или другое.
О ведущей роли ученого говорится хорошо, и приятно читать об этом. Уточню лишь, что, на мой взгляд, это относится именно к английской литературе, где получались яркие и главное – ЖИВЫЕ характеры, а не толпы скучнейших «лекторов».
Тот же профессор Аронакс был, конечно, человеком образованным… Как и Жак Паганель. Но какая тоска слышать эти бесконечные лекции о том, как плыла рыба, большая рыба, класс такой-то, вид такой-то… Или в какую там сторону течет Амазонка, допустим, и кто ее открыл… И при этом – никаких человеческих чувств, никакой «энергетики»!
Так что, по-моему, главное достоинство англичан – как раз в жизненности и полнокровности по-настоящему реальных людей, со своими судьбами и своими жизненными драмами.
А в Англии это – со времен «Франкенштейна»!
И короткое замечание м-ра Холмса о том, как непросто было ему пробиваться и добиться известности… Почему-то сразу приводит на память другого гения английской литературы, современника сэра Артура. Герберта Уэллса.
То, что у Жюля Верна оказывается жуткой тягомотиной, и прежде всего, с его ходульными персонажами, тут полно жизни во всей ее будничной трагичности.
Которая обжигает, как холодная дорога под босыми ногами бродящего по Лондону Гриффина, допустившего ошибку в расчетах…
Профессионалы своего дела в английской литературе – живые! Им можно сочувствовать, их боль настоящая… Я не могу вообразить, как можно было не просто придумать ядовитые газы до Первой мировой войны, но передать весь ужас человека, столкнувшегося с бедствиями таких масштабов, что их просто не с чем сравнить в повседневной жизни. Так что викторианская наука – это, конечно, Уэллс. Всё – настоящее, с серой будничностью. И каждый живет в своей повседневности: здесь нет толп бездельников, которым, вероятно, нечем заняться, и они только и мечтают учудить что-нибудь этакое… Полететь на Луну из пушки… Побросав все дела. Плыть неизвестно куда… Или что-то такое.
Тут если погоня – то лишь потому, что какой-то психованный анархист угрожает отравить целый город, выпустив культуру бациллы смертельного заболевания… Тут ученым не поют дифирамбов, и они пробиваются сами, как могут…
А если уж говорить о логике (которая совершенно не мешает быть человечным, оставаясь профессионалом), то это Ричард Кафф из Ярда. Вот его точно не забудешь! Да и другой герой Уилки Коллинза, Уолтер Хартрайт, при всей своей романтической любви, проходит путь настоящего исследователя, шаг за шагом распутывая преступный клубок… Что сделало бы честь настоящему детективу.
Хорошо в интервью говорится и о романтизме байронических героев, людей с весьма непростыми характерами, но всегда умных!
Всё это так.
Только вот почему же ни слова не сказано о том, что, на мой взгляд, является главной причиной многолетней любви к Холмсу. Ведь главное в нем – это то, в чем нуждается любой человек: гарантия ЗАЩИТЫ. А она повторяется из рассказа в рассказ!
Ведь именно это заставляет перепуганных, отчаявшихся людей, которым просто не к кому и некуда обратиться больше, срываться с места (иногда среди ночи!), в холоде и тумане трястись в экипаже (получая характерные пятна грязи на своей одежде!) – и бежать со всех ног, как можно бежать к спасению… Как раньше, в другие века, бежали в церковь, видя убежище в ней…
Потому Детектив для меня – это вовсе не исключительно викторианство (о нем и другие писали, и много, и эпоху можно и по их книгам изучать).
А вот такой гарантии безопасности больше нет нигде в мире.
Так что для меня викторианство – лишь фон. Потому-то и живут «реинкарнации», появляясь в самые трудные времена: когда мир охватывает новая Большая Война – как у Рэтбоуна… Или во всём безумии современного мира, так жаждущего «не психопата, а высокоактивного социопата – выучи термины» (С) – привет, м-р Камбербэтч.
Вот на этой-то мудрой человечности, на мой взгляд, всё и держится, во веки веков.
Потому-то данный образ, с легкой руки фикрайтеров, и странствует во времени: надо ж выяснить, кто прикончил помешавшего кому-то трибуна в Древнем Риме… разобраться с тайной убийства в средневековом монастыре… или очутиться в Тауэре, сказав неудобную правду о том, кто реально виновен при дворе Королевы-Девственницы (ничего, братец, ловкий царедворец, вытащит из узилища!)
А пройдет время, и – я уверена – тот же невозмутимый логик, остающийся самим собой в любой эпохе, будет, наверное, разбираться, что же там произошло на околоземной станции… или в колонии переселенцев на Марсе.
Спасибо за перевод интервью! Было интересно. )
-
-
02.07.2023 в 01:56И вопрос любви, наверное, отчасти философский и у всех есть для нее свои причины. Вспомнилось, что Чуковский говорил про силу мысли при том, что в мировой литературе есть много героев, которые столь же бесстрашны. А Дэвис импонирует мне своими словами, что Холмса мы любим за что-то такое, чего нельзя выразить словами. Но вот викторианство для меня тоже фон, хотя другого, в общем-то, не приемлю, но это просто декорация, а научность и логика это все же как-то не самое главное, на мой взгляд. И мне все время вспоминается при этом цитата из советского фильма: А разве за это любят?))
Но вот сейчас вспомнила, как читала у одного человека какое-то, кажется, переводное интервью с Ливановым, где он уже не в первый раз говорит, что в Холмсе главное -надежность и вот эта самая защита. И советский , в данном случае, зритель, ну, и читатель, конечно, полюбил Холмса именно за это. И у англоязычных товарищей это вызвало удивление и вроде даже восхищение, из чего можно предположить, что они об этом как-то вообще не думали)
Так что любят, конечно, за разное, наверное.
И вот для меня, например, класса с пятого самыми главными, наверное, рассказами являются "Последнее дело Холмса" и "Пустой дом" - по целому ряду причин, их, правда, много. А некоторые товарищи находят эти рассказы самыми скучными в Каноне - и такое бывает, сама читала)
-
-
02.07.2023 в 03:23Не могу и вообразить, как такое возможно!
От "Последнего дела" люди просто рыдали, траурные ленты носили... Сама Королева была опечалена!
Ну, так говорят.
И что может быть трагичнее гибели гения, сотворившего столько добрых дел, стольких защитившего?..
Ну, а "Пустой дом" - это же такая радость Возвращения, такое чудо!
И из всех вероятных экранизаций лучшая для меня всё же та - с поздним мартовским снегом и бесконечной усталостью и печалью в глазах доктора (не могу представить, кто бы мог, именно применительно к этой эпохе, лучше Хардвика это представить зрителю (да, знаю, что Вы его не жалуете, но я - очень люблю).
Что же до прочих постановок, изгалялись все, как могли.
Кривлялись, высмеивали...
лже-Холмс Петренко у реж. Кавуна вообще умудрился __на голову__ миссис Хадсон сесть, буквально (та вроде как в обморок упала).
Впрочем, там все вообще обкурившиеся, и с Ватсоном, женившимся на их домовладелице...
Би-би-си, увы, подкачало тоже со сценарием, но всё же сам миг возвращения - в ресторане, под легкомысленно-ироничный мотив "Йоланды" - сыгран сильно...
web.ligaudio.ru/mp3/pink%20martini%20%E2%80%94%...
Музыка легковесная - а в глазах столько боли...
Не вина актеров, что всё загубили: фикрайтеры выручили, всё поставив на место.
А мотив этот так и связан теперь с душевной болью, надеждой, разочарованием, растерянностью...
И все-таки осознанием того, что замершая было жизнь оживает и возвращается, будто тает снег после долгой зимы...
-
-
02.07.2023 в 04:35Да, меня такое тоже поразило.
И из всех вероятных экранизаций лучшая для меня всё же та - с поздним мартовским снегом и бесконечной усталостью и печалью в глазах доктора (не могу представить, кто бы мог, именно применительно к этой эпохе, лучше Хардвика это представить зрителю (да, знаю, что Вы его не жалуете, но я - очень люблю).
Ну, а лучше ничего и нет. Разумеется, исключительно на мой взгляд. В целом. Хотя я люблю отдельные моменты на эту тему и в нашем сериале, но это лучший "Пустой дом", хотя выбирать особо не из чего) С Хардвиком и моим отношением к нему все довольно сложно. Но первые серии с ним люблю в любом случае. Ну, и просто так уж все там вышло...
Ну, что касается сериала с Петренко это же просто другая история, почти так же, как и "Шерлок".
Насчет "Шерлока" и его возвращения навсегда запомнила слова одного человека об этом - "что смеяться можно над всем, но не над всем нужно смеяться". Зря все это было в вот так, в ресторане, так же, как в Гранаде , в "Собаке" Уотсон нашел пещеру Холмса вместе с доктором Мортимером - это было совершенно ни к чему, имхо.