Посмотрев несколько серий "Аббатства Даунтон", решила все же попробовать перейти тут на "ты". Показалось, что когда на конюха кто-то орет, вряд ли называет его при этом на "вы") Потом посмотрю, как быть с предыдущими главами.
Есть там еще одно грубое выражение, практически непечатное, которое я оставила, как есть, ибо его никак культурно не передашь, а слов из песни не выкинешь.
Глава 11: Тяжелый путьНа следующее утро я был грубо разбужен.
От природы я не из тех, кто рано встает, за исключением тех случаев, когда того требует необходимость. Подъем на рассвете был чем-то таким, к чему я не испытывал ни склонности , ни какого-то воодушевления, и, не имея такой привычки, я вообразил, что меня вместе с остальными обитателями конюшенного двора разбудит звон колокольчика или крик петуха.
Чего я никак не ожидал, так это того, что мне на голову выльют ведро холодной воды.
Я закашлялся, хватая ртом воздух и, моргая, уставился в неулыбчивое лицо юного Дэнни Палмера. - Уже половина шестого, - сказал он. - Вставай.
Нет ничего страшнее ученика жокея, отстраненного от своих обычных обязанностей новичком. Вчера я вынес его молчаливую ярость; но, очевидно, меня было не так-то легко простить. Я должен был задаться вопросом о его привязанности к Екатерине Великой. Было ли это просто его привязанностью к лошади или чем-то более зловещим? И не было ли ему известно, что эта невзрачная кобылка выиграет в пятницу забег?
В этот час, когда я чувствовал себя несчастным из-за дурно проведенной ночи, когда я лежал, свернувшись калачиком на лошадиной попоне и тюках сена, и мучился от сквозняков из щелей под дверью, подобные соображения были выше моего понимания. Я мог думать только о том, как пережить следующие несколько часов работы, прежде чем наступит перерыв на обед.
Как бы то ни было, я, пошатываясь, вышел из сарая и присоединился к другим парням, чтобы приступить к утренней кормежке. Я начал с Грейфрайера, который приветствовал меня теплым носом и вопрошающим взглядом ярко блестевших глаз. Екатерина Великая была смелее и сунула нос в ведро еще до того, как я вылил содержимое в ее ясли. Следующим был Голиаф, и по стайке парней, собравшихся у дверей конюшни, я понял, что это будет непростой задачей.
Они ничего не сказали, но по их ухмылкам и понимающим взглядам я понял, что сейчас что-то произойдет.
Я осторожно отодвинул засов на двери стойла и распахнул ее. Голова жеребца рванулась в мою сторону, оскалив зубы. Я отскочил назад, и конь отступил в темноту конюшни. Это было встречено смехом зрителей.
читать дальше
-Он тебя поимеет, - сказал один из них. - Голиафу всегда нравится пускать первую кровь своему парню. Лучше всего, Генри, пойти туда и покончить с этим.
Я не собирался позволять жеребцу укусить меня. Но, в конце концов, мне все равно пришлось бы войти. Даже если бы я оставил ведро у двери, мне все равно пришлось бы зайти внутрь, чтобы пополнить запас сена. Пока я обдумывал, как лучше всего нам обоим выйти сухими из воды, мои глаза привыкли к тусклому освещению, и я смог разглядеть коня в задней части стойла. Он был начеку, готовый к следующей атаке. Были видны белки его глаз, а шея блестела от пота. В холодном утреннем воздухе от черной шкуры поднимался пар, а его дыхание вырывалось из ноздрей приметными струйками, делая его похожим на огнедышащего дракона.
Наблюдая за ним и слушая насмешки других парней, мне пришло в голову, насколько просты лошади по сравнению с их хозяевами-людьми. Любовь, голод, паника - побуждения, которые мы стремимся замаскировать предательством и обманом, - явно шаблонны. Мы сами виноваты в том, что не распознали знаки. Если они захотят убить из-за соперничества, самозащиты или страха, то они это сделают. Никто не пытается спрятаться за наемными сообщниками, которым щедро платят за то, чтобы они подсыпали наркотики в чью-то еду, и наблюдать, как человека лишают жизни. Оказавшись перед выбором между Майкрофтом и тысячью фунтов лошадиных мускулов, я знал, что предпочесть.
С учетом этого, ответ на нашу проблему был очевиден. К большому замешательству других парней, я оставил Голиафа и отправился на поиски мешка. Они озадаченно наблюдали, как я высыпаю в него корм из ведерка. Затем я снова открыл дверь конюшни.
Голиаф увидел меня, но не сделал попытки напасть. Он не сводил с меня глаз, пока я обходил конюшню, добирался до яслей и насыпал в них корма. Он проявил интерес и сделал несколько шагов вперед, обнюхивая мое подношение. Когда он обнаружил, что оно ему по вкусу, он начал есть с аппетитом, больше не обращая внимания на мое присутствие. Я насыпал в ясли сена и оставил его спокойно есть.
Парни качали головами и что-то бормотали между собой, когда я появился, и по выражению их лиц я понял, что заслужил невольное уважение. Лишенные утреннего развлечения, они вернулись к своим обязанностям. Следом за ними шел невысокий пожилой мужчина, который, как я заметил, слонялся по двору накануне. Постоянная ухмылка прочертила глубокие морщины на его загорелом лице вокруг глаз и рта, а мясистые скулы почти не скрывали впалых щек. Когда он улыбался, что делал довольно часто, становилось заметно, что у него отсутствуют передние зубы, как нижние, так и верхние, остались только клыки и один или два коренных с каждой стороны. Красный нос картошкой с лопнувшими венами не добавлял ему привлекательности, равно как и его внушительное брюшко. Самой характерной из всех его черт была хромота, придававшая ему покачивающуюся походку моряка.
-Это было впечатляюще, - заметил он.
Он стоял, прислонившись к двери конюшни, скрестив руки на груди и улыбаясь мне, пока я занимался утренней чисткой коня. Его слова и поза располагали к разговору, но в этот час, когда действие вчерашней дозы опия заканчивалось, я был не в настроении кому-либо угождать.
- Генри, не так ли? Ты новенький.
Этот вопрос заставил меня кивнуть в знак подтверждения его слов. В ответ он тихо рассмеялся.
- Другие парни делали ставки на то, сколько синяков поставит тебе Голиаф этим утром. И есть те, кто лишится своих денег. Ты не будешь пользоваться популярностью.
- Я к этому привык, - ответил я.
-В самом деле? - спросил он задумчиво. - Ты лучше ладишь с лошадьми, чем с людьми?
- Ну, скажем так, что я их понимаю.
- Не могу этого отрицать. Ты хорошо справился с Голиафом. Как ты узнал?
Я остановился и погладил рукой блестящую шерсть. Бок лошади дернулся, а копыто немного приподнялось над землей в знак некоторого неповиновения, но мы достигли взаимопонимания.
- Я могу распознать ужас, когда вижу его. Он боялся не меня. Вчера он сбросил меня, не задумываясь ни на секунду. Единственное, что изменилось с тех пор, - это то, что я держал в руке.
- Ведро.
Я кивнул.
- Я так понимаю, что его когда-то этим били? Я бы сказал, что по голове, потому что вижу небольшой шрам над его правым глазом.
- Это сделал первый парень, который о нем заботился. Он всегда был очень напорист, дерзок, был Голиафом. Всегда готов наброситься на свою еду. Этот первый парень совершенно не разбирался в лошадях. Как бы то ни было, однажды Голиаф переусердствовал и выбил ведро у него из рук. Парень взял это ведро и ударил им коня по голове. Тот чуть не лишился глаза, а он - призового жеребенка герцога. Когда Мильтон узнал об этом, он плетью погнал парня отсюда в Лоустофт.
- И теперь Голиаф боится ведер.
Старик хмыкнул.
- Другие парни обычно бросали его еду на пол и убегали. Нельзя так обращаться с лошадью.- Он долго смотрел на жеребчика, погруженный в свои мысли, прежде чем снова обратить свое внимание на меня. - Для конюха, Генри, ты говоришь очень складно.
- Я работал в конюшнях лорда Роузлинна до того, как приехал сюда. Ты перенимаешь лондонские манеры, если какое-то время живешь в столице.
- Не знаю, парень, - печально сказал старик. - Я всю свою жизнь был рядом с лошадьми, и мужчиной и мальчиком. - Словно внезапно пораженный своей оплошностью, он протянул руку. - Кстати, ребята зовут меня старым дядей Томом.
Я пожал ему руку.
- Генри Холмс, - ответил я. - Ваша фамилия, случайно, не Кобли?
Впервые его улыбка померкла.
- Откуда ты это знаешь?
Это был рискованный шаг, но он принес мне поразительное удовлетворение. Когда моя проблема была под контролем, даже в свои плохие дни я все равно был лучше, чем кто-либо из сотрудников Скотленд-Ярда. Я ежедневно снижал дозу и преодолевал последствия при помощи тяжелой работы, как физической, так и умственной.
Воодушевленный и ободренный, я продолжил.
- А как еще следует называть человека, которого ласково называют "Старый дядя Том"? Отсылка к песне "Уайдкомбская ярмарка". Среди тех, кто ехал на серой кобыле, были "Старый дядя Том Кобли и все остальные"*. И все же вы родом не из тех краев. Я бы сказал, из Йоркшира.
- Да, когда я был мальчишкой... Но как, черт возьми…
- Акцент стерся, но следы все еще есть.
Он был застигнут врасплох.
- С кем ты разговаривал?
- Ни с кем. Я многое замечаю, - дипломатично ответил я.
- Что еще ты заметил? - осторожно спросил он.
Я расчесывал хвост Голиафу и не отрывался от своей работы. Я позволил своим выводам проистекать естественным путем, наслаждаясь моментом, о котором еще неделю назад думал, что он уже никогда не наступит.
-Вы были довольно успешным жокеем, пока травма не положила конец вашей карьере. Вы начали пить, от вас ушла жена, и с тех пор пробавляетесь тем, что продаете свои сведения о скачках.
Его рот раскрывался все шире, пока я говорил, и его челюсть должна была совсем отпасть при моем следующем утверждении.
- А еще вы отчим Мильтона.
Он смотрел на меня, как на существо демонического происхождения. Я постарался развеять его опасения.
- Вы лишились зубов совершенно особым образом. Передняя их часть, верхняя и нижняя, я бы сказал, выбиты при падении с лошади. На нижней челюсти я вижу небольшой кусочек корня, который все еще на месте. Значит, он был сломан, а не удален или сгнил. Вы также потеряли свои задние коренные зубы. Ограничения по весу, налагаемые на жокеев, обязывают их есть мало или исторгать съеденную пищу. Кислоты, применяемые в течение длительного периода времени, неизменно приводят к гниению зубов. Вы бы не подвергли себя такому испытанию, если бы оно того не стоило. Отсюда и ваш прежний успех.
- Да, это правда, - изумился он.
- Травма очевидна по вашей хромоте. У вас одна нога длиннее другой, перелом, который не сросся должным образом. То, что это произошло уже давно, видно по рисунку износа на ваших ботинках и вашей походке. Вас беспокоят боли в бедрах и спине, когда вы пытаетесь компенсировать вашу травму.
Он оцепенело кивнул.
- Это случилось во время забега. Лошадь опрокинула нас через ограждения. Сломала нам ногу, как морковку, обе кости, вот и все. Они так никогда и не срослись должным образом.
- Что объясняет ваше пристрастие к выпивке, о котором свидетельствует ваш цвет лица и распределение массы тела.
Он похлопал себя по внушительному животу.
- У меня нет никаких проблем с выпивкой.
- Но они были у вашей жены. То, что она ушла от вас, было следствием вашего пьянства, которому вы предались из-за потери вашей профессии. Когда человек теряет то, что ему дорого, на смену ему приходят отчаяние и еще худшие опрометчивые поступки.
Он взглянул на меня.
- Ты говоришь так, парень, как будто тебе самому такое известно.
Учитывая события последних нескольких месяцев, именно так и было. И у меня не было никакого желания к этому возвращаться.
- Что касается остального, вы снабжаете местных зазывал информацией о лошадях в этой конюшне. Мистер Мильтон не из тех, кто станет терпеть подобное поведение без веской причины. То, что он не отправил вас паковать свои вещи, говорит о том, что он сочувствует вашему тяжелому положению. Он сам был жокеем. Очевидно, он пытался подражать вам. Разница в фамилиях говорит о том, что вы могли быть только его отчимом.
- Честное слово, - сказал он, - если бы я не слышал этого собственными ушами, я бы никогда в это не поверил. Ты умный человек, Генри, и не ошибаешься. С такой проницательностью из тебя получился бы поистине хороший тренер.
Я покачал головой.
- Я был благодарен мистеру Мильтону за эту работу.
- Ты надолго не задержишься?
- Пока я не найду что-нибудь получше.
Улыбка снова озарила его лицо.
- Нет ничего лучше, чем работать с лошадьми, парень. Вот увидишь. - Он понизил голос. - Надеюсь, ты не будешь упоминать о том, что мистер Мильтон приходится нам пасынком. Никто не должен этого знать. Я был бы признателен, если бы ты держал это при себе.
- Почему он не признает вас?
Старик пожал плечами.
- Наверное, стыдится нас. Ты был прав. Я был действительно хорошим жокеем. Потом я сломал ногу, и никто больше не хотел, чтобы мы катались на их лошадях. Я не буду лгать. Это ожесточило нас. Жена ушла и забрала мальчика с собой. Однако он вспомнил старину Тома, и когда я пришел сюда, он сказал, что я мог бы задержаться и дать некоторые сведения, которые, по его мнению, должны быть известны зазывалам.
- Понимаю. И что он хочет, чтобы они узнали о Голиафе?
- Голиаф - конь герцога. Его светлость считает, что он мог бы стать чемпионом.
Я просил его продолжать.
- У герцога есть идея сделать из него племенного жеребца. На его счету несколько легких скачек , и за этого коня можно было бы получить неплохую цену за покрытие кобыл.
- Он выигрывает скачки? У него хорошая скорость.
- Да, - согласился Том. - Но не выносливость. Сейчас ему четыре, и он выиграл всего несколько скачек, будучи побежден гораздо чаще, чем он занимал первое место… Он был бы неплохим конем, если бы его кастрировали. Видишь ли, он падок на дамочек. В любом случае, этого не произойдет. Нет никакого смысла его кастрировать.
- А как насчет Екатерины Великой?
Он прищурился.
- А что насчет нее?
- Она приличная лошадь? Я спрашиваю только потому, что она тоже моя подопечная.
- Вполне приличная лошадь для кошачьего корма, - усмехнулся Том. - Я бы не стал ставить даже на то, что имя Екатерины Великой начинается с буквы "Е".
Мы оба услышали топот сапог, направлявшихся в нашу сторону. Том покинул свое место и побрел прочь, однако недостаточно быстро, потому что вновь прибывший в одно мгновение оказался рядом с ним.
- Ты же не отрываешь моих парней от работы, старина? - спросил Мильтон.
- Просто знакомлюсь, мистер Мильтон, - сказал тот, прикасаясь к своему кепи.
- Что ж, отправляйся своей дорогой. И возьми с собой эту грязную трубку. Я не позволю курить у себя во дворе. - Отправив его идти своей дорогой, Мильтон перевел свое внимание на меня. –Иди сюда, Холмс.
Я повиновался без возражений. Мильтон пристально посмотрел на меня.
- Что это у тебя на лице? - спросил он.
Я провел рукой по своему небритому подбородку, гадая, что же он увидел такого, чего не увидел я. Прежде чем я успел ответить, он ударил меня по лицу. Я пошатнулся от удара и почувствовал, как у меня застучали зубы.
- Мой тумак, вот что, - прорычал он. - В следующий раз, когда я увижу тебя, Холмс, я хочу, чтобы ты был выбрит и выглядел респектабельно. И чтоб я больше никогда не видел, что ты выглядишь, как бродяга. В будущем я хочу видеть, чтоб ты был на ногах уже в пять часов, в моей конторе и с чистым подбородком. Ты понял?
Я кротко ответил, что это больше никогда не повторится.
-Хорошо, проследи, чтобы этого больше не произошло. – Он частично остыл. - Итак, сегодня утром ты поведешь Грейфрайара и Екатерину Великую на тренировку. Но не Голиафа. Поскольку завтра у него скачки, я попросил его жокея приехать, чтобы проехаться на нем. Позаботься о том, чтоб он был оседлан и готов к выезду. Вигор не любит, когда его заставляют ждать.
Он умчался прочь, выкрикивая приказы и заставляя конюхов разбегаться во все стороны. Билли Уильямс с опаской приблизился ко мне с седлом и уздечкой в руках. Он посмотрел на мою кровоточащую губу с выражением, которое было чем-то средним между усмешкой и сочувствием.
- Ты должен следить за тем, чтобы Мильтон не ударил наотмашь, - сказал он. - Он довольно быстр, когда находится в задиристом настроении.
- Придется это запомнить.
- Вигор тоже малость распускает руки, особенно когда немного выпьет. Постарайся его не разозлить.
- Жокей Голиафа?
- Жокей конюшни, - поправил меня Уильямс. - Он ездит на всех лошадях герцога. Думает, что однажды он станет чемпионом. - Он фыркнул. - Сидни Вигор - его называют " Хаммерсмитским чудом" из-за его "мастерства" как в седле, так и вне его, если ты понимаешь, о чем я. Неприятная работенка, если можно ее так назвать. И очень самоуверенный при этом. Говорит, что он происходит из русского дворянства.- Он издал смешок. – По-моему, самое восточное место, где он когда-либо бывал, - это Саутенд-он-Си.
Он повернулся, чтобы уйти.
- Почему Хаммерсмит? – крикнул я ему вслед.
Он пожал плечами.
- Он говорит, что родился именно там. Но потом он много чего говорит. Полагаю, это звучит лучше, чем бордель в лондонском Ист-Энде. Аристократ, конечно, так я ему и поверил!
Вскоре я понял, что скептицизм Уильямса был оправдан. Сидни Вигор с важным видом появился во дворе почти в девять часов после того, как другие лошади были выведены на прогулку. Не слишком впечатляющий экземпляр, худой, как токарный станок, и ростом чуть более пяти футов, он имел нездоровый вид человека, который слишком много времени проводит в сомнительной компании.
У меня также были сомнения в его способности выполнить поставленную перед ним задачу. Он выхватил у меня поводья лошади, от него пахло алкоголем, и после того, как я подсадил его, все, что он мог сделать, это удержаться в седле. К тому времени, когда он вернулся после скачки, цвет его лица приобрел зеленоватый оттенок, а глаза закатились. Он упал с взмокшей лошади и поспешил к ближайшей стене, где его вырвало. Я увидел, что Мильтон наблюдает за ним, уперев руки в бока и раздраженно поджав губы.
- Вы будете достаточно здоровы, чтобы завтра ехать верхом? - спросил он.
Вигор пьяно ухмыльнулся, вытирая рот.
- Я и сейчас достаточно здоров. Просто дайте мне поспать, и я приведу вашего ленивого жеребца к финишу прежде, чем вы успеете сказать "Победитель Дерби".
С этими словами он, пошатываясь, направился в помещение Мильтона, как я предположил, в поисках кровати. Он случайно заметил, что я смотрю на него, и его губы неприязненно скривились.
- На что ты смотришь?- закричал он на меня. - Не стой там, разинув рот, парень. Убери за мной. А когда закончишь, можешь почистить мои ботинки.
- С удовольствием, сэр, - сказал я сквозь стиснутые зубы.
- Чертовски верно. И это честь - вот что это такое, говорю тебе, честь! Тебе следовало бы умолять меня позволить тебе начисто вылизать мои ботинки. И все же ты смотришь на меня так, как будто я ничто. Я научу тебя, я научу тебя, каково это - быть никем!
С этими словами, не глядя, куда идет, он наткнулся на дверной косяк и ударился головой. Я наблюдал, как он некоторое время пытался найти дверь. Открыв ее, он ввалился внутрь.
- Как я уже сказал, он действительно чудо, - сказал Уильямс, внезапно снова оказавшись рядом со мной. - Для меня удивительно, как он держится прямо.
- Почему Мильтон его терпит?
- Потому что он привозит домой победителей. Не спрашивай меня, как он это делает, но он лучший жокей, который у нас есть. Похоже, ты ему не понравился, так что будь осторожен с ним, Генри. Теперь он превратит твою жизнь в сплошное мучение.
***
*"Widecombe Fair », также называемая« Том Пирс »(иногда пишется« Тэм Пирс »), является известной девонской народной песней о человеке по имени Том Пирс, чья лошадь умирает после того, как кто-то одолжил ее, чтобы отправиться на ярмарку в Уайдкомбе со своими друзьями. Ее припев заканчивается длинным списком людей, отправляющихся на ярмарку: «Билл Брюэр, Ян Стювер, Питер Герни, Питер Дэви, Дэн'л. Уиддон, Гарри Хоук, старый дядя Том Кобли и все остальные. "Некоторые исследования показывают, что имена изначально относились к реальным людям.
В качестве фамилии в длинном списке" Дядя Том Кобли и все остальные "стало использоваться как юмористический разговорный язык, означающий "все и каждый ".
Иллюстрация к этой песне
