Нечто вместо новогоднего поздравления...

Предварительно скажу, что нашла у Линдси Фэй небольшой косяк) Исходя из этого рассказа предполагается, что Холмс с Уотсоном впервые встретились в марте месяце, непосредственно перед началом событий "Этюда". А как же пресловутое 1 января?)

Язык был не самый легкий, и у меня тут тоже есть косяк. Так толком и не смогла должным образом перевести один из главных доводов Холмса, хотя в принципе можно было понять, что он имел в виду.

И еще кодекс, о котором здесь идет речь, это не какой-то свод правил, а, как я поняла, рукописный и проиллюстрированный сборник старинных нот, настоящий старинный манускрипт, состоящий из нескольких листов. Возможно, что он выглядел примерно вот так



Ну, а теперь сам рассказ:

Кодекс виноторговца.
Линдси Фэй



В течение того долгого периода, когда я жил в одной квартире с моим знаменитым другом, мистером Шерлоком Холмсом, у нас была привычка по обоюдному согласию отмечать праздники тихо и в такой богемной манере, какую мы только могли себе позволить. Поскольку наша квартира была сугубо холостяцкой, мы мало использовали фривольные рождественские атрибуты, и мой компаньон - когда он не был увлечен каким-нибудь темным и загадочным уголовным расследованием, которое втягивало нас обоих в совсем нерождественскую обстановку – имел явную склонность к праздности в зимние месяцы. Уменьшению хандры, которая всегда наваливалась на него при отсутствии умственной работы, боюсь, ничуть не способствовали тусклое небо и покрытый сажей снег под окном нашей гостиной. И я не мог не заметить, что когда берега Темзы покрывались коркой льда, и искать мусорные отходы становилось опасным делом, он больше, чем когда-либо пользовался помощью своих Нерегулярных отрядов Бейкер-стрит, постоянно посылая мальчишек с мелкими поручениями, и платил им по двойному тарифу во время снегопада. Сам я не раз имел возможность убедиться, как тяжело может давить на нас Лондон в самые темные месяцы, и это заставляло задуматься о том, что на человека с тонкой чувствительностью моего друга мрак и уныние его ледяных декабрей должны действовать самым раздражающим образом.
читать дальше
В один из таких периодов, а если точнее в самый канун Нового года, я , тепло укутанный, возвращался домой после прогулки и вдруг свернул к уютному винному магазинчику с тусклым освещением на Марилебоун- роуд, который мы часто посещали. Хотя час был еще достаточно ранний, небеса сияли ясной матовой синевой, ветер пронизывал насквозь и большинство праздничных гуляк сидели по домам в ожидании своей чаши с пуншем или же в пабах перед потрескивающим пламенем очага. Поэтому, несмотря на праздничный день, улицы были почти пустынны, и, завернув за угол, я опустил монету в жестяную кружку бородатого нищего, ощущая меланхолию и почувствовав, что мне стало не по себе на зловеще тихой улице. Оказавшись в неярко освещенном теплом заведении Икера под названием «Дух праздника», я отчасти оживился, и мистер Икер был по обыкновению полон энтузиазма, но я не стал там задерживаться, а сделал покупки, и сразу же направился назад на Бейкер-стрит, стараясь в спешке не поскользнуться на скользкой мостовой.
Это была окольная прогулка, совершенно мне необходимая , а Холмс, когда я предложил ему сопровождать меня, отказался легко махнув своими подвижными пальцами. Полагаю, что он не выходил из квартиры уже дней пять, заняв почти постоянное место перед камином со своим табаком и своими статьями, прерываясь лишь для того, чтобы швырнуть в огонь раздражающе мирные страницы свежей газеты или откинуться на спинку стула с выражением глубокой задумчивости на своем лице с орлиным носом, отражающем полную апатию. Когда я наливал чай, он пил его, а когда я предложил ему поесть, он язвительно предложил мне поработать волонтером в бесплатной столовой, чтобы удовлетворить некоторые из моих наиболее раздражающих причуд где-нибудь за пределами этого дома. Ни один из этих признаков не внушал оптимизма. Короче говоря , я все больше беспокоился о его здоровье, и именно это беспокойство заставило меня подняться обратно по нашей лестнице с большей поспешностью, чем это могло себе позволить мое продрогшее тело.
- Я заходил к Икеру за бутылкой императорского токайского, и он заверил меня, что это именно то, что требуется, чтобы как полагается встретить наступающий год, - сказал я еще в дверях. Я повесил шляпу на крючок, потопав, чтоб заставить кровь вернуться к моим конечностям. – Должен сказать, что бутылка вполне запыленная, как и следовало ожидать. Не будем терять времени и проверим его репутацию — после того, как я ее, похоже, уже вытер. Мои перчатки довольно грязные.
Когда я обернулся, моим глазам предстало зрелище, которого я несколько дней наполовину боялся, наполовину ожидал. Холмс стоял у письменного стола, закутанный в свой самый старый халат, держа в руках изящный сафьяновый несессер, на который я никогда не мог взглянуть, не испытывая сильнейшего желания вышвырнуть его в окно, поскольку в нем находился крошечный медицинский шприц, используемый исключительно для приема пагубных для здоровья препаратов. Его отвратительные очертания никогда не появлялись на виду, когда Холмс работал или был в хорошем настроении; однако его тень преследовала меня каждый раз , когда он впадал в уныние. При взгляде на меня глаза моего друга оценивающе прищурились, придавая его лицу то отчужденное выражение какой-то ужасной счетной машины, которое неминуемо заставляет вас почувствовать себя частицей, попавшей на предметное стекло его микроскопа.
- Ради бога, мой дорогой Холмс, - запротестовал я, со стуком опуская бутылку на поверхность нашего буфета.
- Прошу прощения, но что именно вы имеете в виду, мой дорогой? – медленно произнес он.
- Я думал, что это очевидно.
- Ну, я не ясновидящий, объясните мне все по буквам.
- Я имею в виду явный признак того, что вы собираетесь предпринять то, что только ослабит те качества, которые делают вас уникальным.
-Наверняка, по-своему уникален каждый человек.
- Но не так, как вы, - настаивал я, и по какой-то причине это утверждение, хотя оно и было дурно сформулировано, все равно причинило мне боль.
- Надеюсь, вы поняли, что только что дали точное словарное определение слова «уникальный».
-Холмс, сегодня новогодний вечер.
- Уотсон, несмотря на то, что в прошлом вы упрекали меня за то, что я намеренно стирал из памяти аспекты повседневной жизни, чтобы освободить место для рисунков велосипедных шин и смертельных ядов без запаха, уверяю вас, что я могу читать календарь.
- Вы специально подразниваете меня.
- Не моя вина, что вы произносите целый ряд очевидных и совершенно нелогичных фраз. Полагаю, дальше вы заметите, что вот это кресло плетеное.
Я сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
-Отлично. Могу я попросить вас воздержаться от приема вашей отравы?
- Ну, ладно, можно подумать, что у меня есть выбор! - воскликнул он. - Вот уже несколько недель в этом несчастном городе не происходит ничего сколько-нибудь интересного, не говоря уже о стимулирующем воздействии на умственные способности. Эти люди, бесцельно бродящие за нашими окнами, - подумайте о гнусных схемах, мучительном выборе, чудесных происшествиях, которые должны ежечасно происходить в городе, где миллионы людей толкутся друг возле друга, и, насколько я могу судить по последним выпускам газет, их воображение простирается не дальше, чем сочетаться друг с другом браком, нападать друг на друга или унижать своих ближних каким-то иным способом. Где размах, где творческая искра, какой смысл в таких способностях, как у меня, если их нельзя использовать?
- Они были бесценны в прошлом и еще будут в ближайшем будущем. Вы должны поверить в это и набраться немного терпения, Холмс.
- Терпения?- он усмехнулся. – Я уникален, говорите вы мне, и в большей степени, чем все остальные — что , кстати, грамматически невозможно, а я слышал, что вы что-то пописываете в журналах время от времени , но не важно — очень хорошо, я уникален. Если моя судьба – сидеть взаперти, созерцая домашнюю обстановку и совершенно пустые новостные сводки, то, Военный пенсионер, читающий романы в желтых обложках, которые даже ребенок счел бы чересчур сенсационными, позвольте мне, по крайней мере, хоть немного прояснить свой мыслительный процесс.
Я сжал зубы, но сдержался.
- Оставляя в стороне все остальное, что не подлежит обсуждению, временное прояснение ваших мыслительных процессов с последствиями постепенного, но верного их разрушения едва ли представляется мне лучшим способом встретить Новый год, особенно если речь идет о человеке, который живет своим легендарным умом, - с сарказмом ответил я, уязвленный несмотря на то, что был знаком с черным юмором Холмса. – Но в любом случае я оставлю вам это. Очевидно, перспективы проведения времени в нашей гостиной стали одинаково неприятны нам обоим, поэтому я сойду со сцены и таким образом одновременно решу обе наших проблемы. С наступающим вас Новым годом!
Как бы редко мы с Холмсом ни ссорились, и как бы глубоко я ни уважал своего сдержанного и властного друга, в тот момент я ничего так не желал , как спокойно выпить пинту пива с человеком, который больше подходит для вежливой беседы и праздничного настроения. Это было не отступлением, а скорее тактическим решением вступить в бой с более выгодной позиции и в более благоприятное время. Собственно говоря, я уже натягивал на руки свои грязные перчатки, размышляя, стоит ли мне заглянуть в один из наших местных пабов или взять кэб, чтобы сбежать от однообразия нашего Вестминстера, когда меня остановил властный тенор.
- Стойте.
Я рискнул оглянуться. Холмс задумчиво смотрел на бутылку вина, скрестив руки на груди и гордо склонив голову набок, словно ручной ворон. Я не мог представить, что он собирался сказать, поэтому молча ждал.
- У Икера ассортимент императорского токайского лучше, чем у большинства других, но лучшее токайское, что я когда-либо встречал, было лично отобрано виноторговцем по имени Вамберри. Он продавал замечательные марочные вина и поставлял их по всему миру. Величайшие монархи не менее чем десяти суверенных княжеств консультировались с ним, когда искали редкие экземпляры для своих частных коллекций.
- Да, несомненно, это вино не соответствует вашим высоким стандартам. Спокойной ночи, Холмс.
- У него похитили прекрасный набор средневековых иллюстрированных нот, предмет его гордости, поистине самые драгоценные для него предметы, и он просил меня найти их.
- Что было большой удачей для вас, если не для него. Если позволите, я...
- Вы хотели бы услышать об этом?
Мое самообладание уже столько подвергалось испытанию, что я мог бы обидеться на эту смехотворно прозрачную уловку, направленную на то, чтобы заманить меня на роль зачарованного зрителя, не более, чем простую опору для непомерного эго моего друга, если бы не две вещи. Во-первых, мне никак не удается получить информацию о делах Холмса до нашего знакомства, за исключением тех случаев, когда он находится в особом расположении духа, а такие истории меня чрезвычайно интересуют. Когда я прошу рассказать о них, он становится столь же осторожен и неуловим, как чудом спасшаяся дева, а когда я меньше всего ожидаю , что произойдет чудо, он начинает рассказ о начале своей карьеры, что ничуть не уступает лучшим приключенческим историям, над которыми он так открыто насмехается. Я не знаю, действительно ли он так сдержан или это ложная скромность, но эффект тот же: я трепещу при одной мысли об этих утраченных историях. Что касается второго фактора, Холмс положил сафьяновый футляр обратно в ящик стола, захлопнул его, подошел к буфету и достал с полки два бокала для вина. Он раскачивал их, держа за ножки, наблюдая, как в них отражается пламя камина, в то время, как на его лице застыло выражение неуверенности, что было для него совершенно несвойственно.
- Я бы предпочел не лишаться вашего общества, при условии, что вы сможете выносить мое, - тихо сказал он.
- Выносить вас - это умение, в котором я довольно искусен. - Я снова медленно стянул перчатки, потому что, хотя мой друг часто бывает столь же груб, он редко осознает этот факт. Само осознание того, что он чуть ли не выгнал меня из моей собственной квартиры в канун Нового года, было признаком улучшения, и я лелею радужные надежды на то, что весна придет, как это бывает всегда. - Я могу, по крайней мере, заверить вас, что отчет о вашем раннем деле я бы точно смог вынести.
Он позволил себе мимолетную улыбку, которая, тем не менее, не отразилась в его взгляде. И все же это было лучше, чем ничего.
-Вы слишком добры.
- Глупости. Вы же знаете, что я люблю слушать о ваших ранних делах.
- Нет, я говорил вообще, а не конкретно о данной ситуации. Но я краснею, Уотсон. Я так понял, что они вам понравились.
- Они весьма захватывающи. То есть я буду доволен, если вы не планируете свести рассказ к сухой математической диаграмме или лекции на латыни о практическом применении логических абстракций, - подразнил его я, удобно устраиваясь в кресле.
На этот раз его улыбка, хоть и печальная, была более продолжительной.
- Туше, Уотсон, признаюсь в этом. Что ж, посмотрим, что я могу сделать, чтобы рассказать историю для моего собственного биографа. Устраивайтесь поудобнее, согрейте свои ноги, и я представлю вам факты по этому делу.
Передав мне полный бокал токайского, Холмс свернулся калачиком в своем кресле, как робкий котенок. Он поставил бокал с золотистой жидкостью себе на колено и вглядывался в него, словно пытаясь предсказать судьбу. Когда он, наконец, сделал глоток, его лицо немного прояснилось в немом удивлении. Признаюсь, меня это позабавило.
- Возможно, оно и не из заведения этого Вамберри, - отважился произнести я, наслаждаясь букетом его вкуса , - но сейчас вполне подойдет.
- Еще как подойдет, клянусь Юпитером!
- Мистер Икер настаивал, что это превосходный выбор.
- Я зайду туда завтра и опустошу его оставшиеся запасы.
- Это было бы восхитительно, - признался я, узнавая извинение на слух. – Однако, вы рассказывали мне свою историю.
- Да, конечно. – Он откашлялся, как всегда делает актер перед выступлением.- После того, как я оставил колледж, как вы знаете, я твердо решил, что буду зарабатывать на жизнь, разрешая загадки, которые так часто кажутся неразрешимыми очень серьезным, но лишенным воображения субъектам из Лондонской полиции.
- И с самого начала добились успеха.
- В некотором роде. К сожалению, никто никогда не слышал обо мне, и мои изыскания едва ли послужили на пользу моему банковскому счету , так что ко времени, когда мы с вами встретились – а случай, о котором я говорю, произошел лишь несколькими неделями ранее, в феврале 1881-го -мои финансовые перспективы были не столь радужными, как того хотелось бы джентльмену. Фактически, ситуация дошла до уровня «затруднительного положения».
- Вы помните, что я и сам был в подобных стесненных обстоятельствах.
- Да, - сказал он, и в его серых глазах мелькнул озорной огонек. – Простите, что упоминаю об этом, Уотсон, но ваши медицинские навыки были потрачены на починку старых носовых платков.
- Конечно же, вы заметили это, - вздохнул я.
-Это никак не отразилось на вашей аккуратности, лишь на вашем выборе ниток. Мои собственные попытки бережливости были бы едва ли менее очевидны для опытного наблюдателя. В любом случае, человеку, который считает свое жилье частной практикой, хотелось бы иметь под рукой небольшой ассортимент спиртных напитков, как для себя , так и для своих клиентов, и вскоре я узнал мистера Урию Вамберри, как поставщика с самыми разумными ценами в округе, несмотря на его известность. Почти каждый месяц я заходил к нему и после нескольких таких визитов он стал проявлять ко мне интерес. Полагаю, что я, должно быть, был немного меланхоличной фигурой, неопытным и чересчур оторванным от жизни книжным червем, и старый Вамберри часто расспрашивал меня о моих весьма эксцентричных занятиях.
- Если вы взяли на себя труд ему отвечать, то, должно быть, он вызывал у вас симпатию.
- Думаю, да. – Холмс задумчиво взбалтывал вино в своем бокале. – Он любил музыку и редкие загадочные артефакты, связанные с песнями. Всякий раз, когда я заговаривал о своих скрипичных упражнениях, он становился особенно разговорчив – самым ценным из его вещей был средневековый музыкальный кодекс на шести страницах, облаченный в самые фантастические павлиньи оттенки зеленого, пурпурного и темно-синего, хранящийся в задней комнате, недосягаемый для палящих солнечных лучей и висящий в рамке над редчайшими из алкогольных напитков, будто бы увенчивая эту коллекцию. Тиснение было феноменально детализированным, а позолота - ослепительной. Это был ноты rondet de carole, автором которых был никто иной, как Адам де ла Галь, и хотя ноты датированы пятнадцатым столетием, много лет спустя после его смерти, все это было выполнено с таким изяществом, что никогда не было случая, чтобы я зашел в этот магазин, не уделив несколько минут своего внимания этой драгоценности Вамберри.
- Он бы вас заинтриговал, Уотсон. Это был хитрый маленький человечек, сгорбленный, как будто он постоянно вдыхал аромат редкого вина, с бледным лицом, испещренным бесчисленными морщинами, будто бы тонкой сетью паутины, и огромными голубыми глазами, выглядывающими из-под очков в серебряной оправе. Помимо его более высокопоставленных клиентов, ученые из Британского музея консультировались с ним по поводу своих винных погребов, поскольку у него был изысканный вкус и приемлемые цены, в то время как я полагался на его опыт и добродушие , когда он наполнял мои графины чем-то более респектабельным, чем джин.
Во время одного из таких визитов — как я уже говорил, это было менее чем за месяц до того, как меня представили одному достойному джентльмену, который сделал мое имя всемирно известным, - я оказался возле его магазина и увидел, что Вамберри в сильном расстройстве расхаживает по тротуару перед своим окном. Было очевидно, что на него обрушился какой-то серьезный удар . Его обычно бледное, как бумага, лицо покрылось яркими пятнами, длинные и тонкие руки и ноги дрожали, и, когда я приблизился, он внезапно прислонился к кирпичной стене.
-Мистер Вамберри, что вас беспокоит? – спросил я.
- Я не могу в это поверить, просто не могу! - воскликнул он, не поздоровавшись со мной. - Что со мной так обошлись!
- Но что случилось?
- Я ограблен, мистер Холмс! Безжалостно и бессовестно ограблен!
Как вы можете легко догадаться, Уотсон, при этих новостях я сразу навострил уши. Ведь Вамберри часто был добр ко мне, такому нелюдимому малому, как я, и вот представился шанс попытаться отплатить ему тем же.
- И это вовлекало вас в раскрытие преступления, - не мог проницательно не заметить я.
Вздохнув, Холмс провел пальцами по переносице.
- Не буду отрицать этого мотива, хотя я не кривил душой, когда говорил о другом.
-Конечно, нет.
- Но я не обижаюсь на этот небольшой реванш с вашей стороны.
Я покачал головой.
- Расследование преступлений - это ваша страсть, а не просто ваша профессия, и это замечание не является уничижительным.
- О… я прошу прощения. Кажется, я сегодня не в ладах со всем и вся.
- Я знаю, и прошу прощения за то, что прервал вас. Пожалуйста, продолжайте.
- Мистер Вамберри, когда вы обнаружили, что ваш кодекс пропал? – спросил я. – Наверняка, пропал именно он, ибо вы никогда не отзывались с таким чувством даже о самом редком вине, и вряд ли бы вас так расстроила потеря выручки за один день.
- Меня вообще не должно было быть здесь сегодня! - ответил он мне яростным шепотом. – Сегодня вечером я хотел поделиться со старыми друзьями чем-нибудь необычным, и зашел сюда за бутылкой, и боже, это было ужасно, когда я бросил взгляд на заднюю комнату.
Уотсон, ясно, что в первую очередь я подумал о двух клерках Вамберри – Эверсе и Маненте – ибо у Вамберри были регулярные часы работы и его магазин был полон ценных вещей и, следовательно, тщательно запирался на ночь. Это место было настоящей крепостью с железными решетками на окнах первого и второго этажей, двойным замком на входной двери и с огороженной территорией у заднего входа, на двери которого был тяжелый висячий замок. И казалось, что либо это был один из служащих, либо они действовали сообща и воспользовались благоприятной возможностью, на что я и намекнул.
- Я только что послал мальчика за констеблем, - сказал он, стиснув свои занемевшие руки. - Мои клерки находятся внутри, в конторе. Оба утверждают, что вообще не заходили сегодня в эту комнату, поскольку у них не было для этого причин. Они оба умные, сообразительные юноши, такие же, как и вы, и я научил их всему, что знаю об энологии, — мне невыносимо думать, что кто-то из них предал меня.
-Может, у меня и нет большого опыта, - с жаром сказал я ему, - но мне часто удавалось видеть то, что невидимо для других, и с вашего позволения, я был бы счастлив осмотреть там все для вас до прибытия официальной полиции. Чем скорее будут собраны доказательства, тем больше у нас шансов вернуть вашу собственность.
Вамберри с готовностью согласился, и сначала мы проверили все окна и замки, на которых не было никаких признаков взлома. Затем мы поспешили в демонстрационный зал, где произошло ограбление, уставленный от пола до потолка бледно-золотистыми бренди, коньяками и ликерами. Шесть пустых рам были аккуратно сложены на полированном деревянном полу, и при их виде Вамберри с трудом смог заглушить тихий возглас отчаяния. За исключением пропавшего кодекса, несмотря на все мои усилия, я не заметил ничего необычного - ни косо стоявшей бутылки, ни царапины на полке, что еще раз навело меня на мысль, что преступник не торопился, и ему была знакома эта обстановка. К сожалению, в заведении Вамберри всегда было безукоризненно прибрано, так что и с этой стороны я ничем не мог помочь.
Но все мои инстинкты подсказывали мне, что кража была тщательно спланирована. Я начал всерьез опасаться, что кодекс безвозвратно исчез, поскольку, если бы один из клерков забрал листы , а затем воспользовался услугами сообщника, выдававшего себя за клиента в отсутствие другого клерка, сообщник мог бы просто унести бумаги в портфеле, и никто бы об этом не узнал.
Наклонившись, чтоб обследовать пол, я впал в еще большее уныние, потому что погода была холодная, но ясная, и никаких следов грязи обнаружить не удалось. Фактически, мне представилась одна-единственная улика, да и ее было недостаточно для продолжения расследования: это был крошечный клочок ваты, едва ли больше нитки, и я положил его в карман с твердым намерением показать сотрудникам Скотланд Ярда, когда они приедут на место.
Я быстро обыскал и передний зал, где были выставлены бутылки меньшей стоимости, а на стойке из красного дерева гордо возвышался кассовый аппарат. Я порылся в содержимом мусорного ведра, стоявшего под ним, и представьте себе мое удивление, когда я обнаружил там значительно больше ваты, целые ее пачки, и она была влажной на ощупь. Я не имел ни малейшего представления, что с этим делать, но отложил это на то время, когда я допрошу своих подозреваемых.
Сначала я все еще испытывал чувство острой досады, но теперь был полностью поглощен рассказом моего компаньона .
- Как вы и сказали, все это выглядело весьма сомнительно в отношении одного из клерков.
- Ну, я был полон решимости не пренебрегать и другими возможностями, но не обследовать в первую очередь самые подозрительные факты – это скорее глупость, нежели широта взглядов.
- Как же вы подошли к делу?
Скромно пригубив бокал с токайским, с озорным , свойственным ему огоньком , вновь появившемся в его глубоко посаженных глазах, Холмс ответил:
- Разумеется, я обратился к ним за помощью.
Улыбнувшись, я поднял свой бокал.
- Вербовка помощников – лучший способ ведения дознания.
- Именно так, Уотсон! Я спросил Вамберри, не сможет ли он задержать прибывшую полицию, пока я коротко поговорю с каждым из его помощников наедине. Он согласился и сразу же провел меня в кабинет. Старший клерк, мистер Алоизиус Эверс работал у него в течение примерно пяти лет, он сидел, заполняя бланки заказов для их европейских поставщиков. Тогда как мистер Антонио Маненте, работавший младшим клерком на складе на протяжении двух месяцев, расхаживал вдоль стены, как попавшая в клетку дикая кошка. Трудно было представить что-то более диаметрально противоположное, чем поведение этих двух мужчин.
- О, здравствуйте, мистер Холмс, - сказал Эверс, вытирая чернильное пятно с пальцев носовым платком и вставая из-за стола, чтобы поприветствовать нас.
Эверс был невысоким, крепким малым с круглым лицом, молочно –бледной кожей и привычкой вести разговор, не отрывая взгляда от своих рук, которые были постоянно в движении. Он периодически поднимал взгляд на своего собеседника, но чаще всего что-то царапал в бухгалтерской книге, протирал тряпкой кассовый аппарат и прилавок, вытирал пыль с товаров и так далее. Несмотря на то, что он был дружелюбен и пользовался популярностью у клиентов, мне всегда доставляло удовольствие беседовать с Вамберри и при этом я едва обращал внимание на Эверса. Сейчас же по его ботинкам я прочел, что он живет недалеко от винного магазина, а его булавка для галстука говорила о Даремском университете.
- Мистер Вамберри ввел вас в курс дела, не так ли? - мистер Эверс пожал мне руку. - Ужасное дело, совершенно потрясающее, и никаких признаков взлома. Мы не знаем, что и думать, сэр .
Мистер Антонио Маненте внезапно перестал расхаживать по комнате, чтобы выслушать своего коллегу. Поскольку он в основном занимался организацией складских запасов и разгрузкой товаров, я нечасто видел его мельком, и был глубоко поражен его внешностью. Вы знаете, Уотсон, что я редко смотрю кому-либо в глаза под прямым углом, а этот парень был ростом значительно выше шести футов. Его волосы были подстрижены очень коротко, но при этом вились в невероятно густые локоны, похожие на шерсть черного ягненка, а темные брови были тонко очерчены, приковывая взгляд к проницательным карим глазам под ними. Он в вежливой, но неестественной манере сцепил руки за спиной, а когда повернулся, чтобы продолжить свое беспокойное хождение, я заметил, что они беспокойно подергиваются.
- Но там должен быть взлом. Пожалуйста, скажите, что это так, - произнес он теплым, страстным тембром голоса уроженца Сицилии.
- Боюсь, что нет, - с явным огорчением ответил мистер Вамберри, - хотя пока что мы можем рассчитывать только на способности мистера Холмса. Возможно , официальная полиция увидит что-то еще из того, что он пропустил.
Это было нелепое предположение, Уотсон, но я , ради приличия, промолчал.
- Не может ли быть так, что какой-то клиент сбежал с ними, пока мы работали? - воскликнул мистер Маненте еще более пронзительным тоном.
- Я так не думаю, - уныло вставил мистер Эверс, возвращаясь на свое место. – Вот что приводит в полное замешательство. Они, должно быть, были очень дерзкими – рамки все еще здесь и надо было приложить усилия, чтоб извлечь оттуда листы. Но, возможно, опытный взломщик пришел глубокой ночью и потратил на ограбление столько времени, сколько ему было нужно , почти не оставив следов. Мы можем только надеяться , что полиция обнаружит какой-нибудь ключ к установлению личности злодея.
-Полиция, - боже, как бы я хотел, чтобы в ней не было необходимости, - но , возможно, вы говорите верно.
- Меня пугает неизвестность, и ничего больше, хотя, конечно, я очень сожалею о вашей потере, мистер Вамберри. Я предлагаю обыскать нас обоих с головы до ног и покончить с этим.
- Позор! - воскликнул его коллега, широко распахнув глаза. - Почему меня должны обыскивать? Я ничего не сделал, говорю вам, ничего!
- Ну же, Маненте, успокойтесь. Конечно же, вы не должны возражать против обыска, если вы невиновны.
- О, юноши, я не мог бы обыскать никого из вас, разве что в самом крайнем случае, - дрожащим голосом запротестовал мистер Вамберри.
- Это очень любезно с вашей стороны, сэр, - сказал Эверс, - хотя, если это будет необходимо, вы не должны колебаться, чтобы пощадить наши чувства, верно, Маненте?
Губы Маненте дрогнули в знак согласия, но он молчал, и я почувствовал напряжение между двумя этими работниками, которое не имело никакого отношения к той ситуации, в которой они оказались.
- Джентльмены, я хотел бы знать, не согласитесь ли вы помочь мне, поскольку ваши показания , возможно , окажутся бесценными, и мистер Вамберри так ценит ваше суждение и осмотрительность, - обратился я к ним. – Он позволил мне задать вам один-два вопроса, чтобы, если возможно, избежать неприятностей в полицейском суде и попытаться узнать все, что мы сможем до того, как прибудет полиция. У вас есть какие-либо возражения? Я был бы очень благодарен вам обоим за помощь — я изучаю искусство расследования преступлений и раскрыл несколько десятков дел без помощи Скотланд Ярда.
- Боже мой, сыщик-любитель! – выравнивая на столе стопку бумаг, воскликнул Эверс.
- Консультирующий детектив, - не мог я его не поправить.
- Да? Ну, как бы вы это не называли, я буду счастлив помочь. А вы, Маненте?
- Спрашивайте, что хотите. - Он пожал плечами, но подергивание под левым глазом выдавало его замешательство. - Я ничего не брал и хочу только, чтобы это поскорее закончилось.
- Спасибо. Надеюсь, что ваша помощь будет очень полезна для всех, кого это касается. Я хотел бы сперва в конфиденциальной обстановке задать свои вопросы мистеру Эверсу, а потом мистеру Маненте.
Все остальные тут же оставили нас, и я сел у стола напротив Эверса, положив ногу на ногу и пристально глядя на него. Он коротко улыбнулся мне, а затем вновь перенес свое внимание на ручку, чернильницу и промокашку, переставляя их на столе.
- Очень жаль, что сегодня утром было обнаружено, что одна из ваших партий вина была плохо закупорена, - начал я дружелюбно.
Эверс тут же снова поднял глаза.
- Как, черт возьми, вы об этом догадались? - воскликнул он. – Знаете, сэр, вы действительно могли бы добиться успеха на детективном поприще. Да, прибыл ящик кьянти, который после проверки оказался абсолютно непригодным для питья. Некоторый брак, конечно, неизбежен, но это не утешает. Как вы узнали?
-У вас на брюках едва заметная россыпь мелких красных пятен, как раз в том месте, куда попали бы мелкие брызги красного вина , если бы вы сливали некачественный продукт в дренажную решетку. Я с трудом представляю, как еще у вас могло появиться такое пятно. Кроме того, в настоящее время вы требуете возмещения от винодела, - добавил я с улыбкой, насмешливо кивнув на его бухгалтерскую книгу. – Испорченная пробка, единственное, что можно заподозрить, когда заходит речь об избавлении от непроданного вина – так что, как видите, здесь нет никакой тайны.
- Абсолютно, - он засмеялся. - Но как же вы меня озадачили. На мгновение я подумал, что вы, в самом деле, очень умны.
- Возможно, я и не очень умен, но, признаюсь, сам удивлен. Читая вверх ногами, я вижу, что это в партии Накарелли вы обнаружили недостачу. Вы, наверное, заметили, что я сам покупал вино этого сорта и всегда находил его вполне приемлемым. Даже мистер Вамберри рекомендует его.
- Виноделие - настолько деликатная процедура, что даже лучшие заведения могут иногда оказаться в затруднительном положении. Но вы, кажется, не задаете мне вопросов по данному вопросу, мистер Холмс.
- Это верно. Честно говоря, я не могу считать вас виновником. - Я пожал плечами, делая вид, что со скучающим видом отряхиваю нитку с брюк . - Если бы вы хотели получить этот кодекс, то наверняка сделали бы это много лет назад. Вы работаете здесь уже некоторое время, не так ли?
- Пять лет, мистер Холмс.
- Совершенно верно. Я только хотел узнать, что вы думаете о мистере Маненте.
Эверс откинулся на спинку стула, вид у него был опечаленный.
- Вы видели, как он вел себя . Кажется, он был весьма обеспокоен возможностью личного досмотра. Боюсь, я совсем плохо его знаю, поскольку мы здесь выполняем совершенно разные функции, и он не самый общительный из людей. Что касается меня, то я только желал бы, чтобы мистер Вамберри вывернул наши карманы и обшарил наши портфели, потому что мне нечего скрывать в этом грязном деле.
- Даже если вы не доверяете мистеру Маненте, не могли бы вы рассказать мне о нем побольше? Вам известно о каких-нибудь его долгах, о каком-нибудь пятне на его репутации?
Эверс повертел в руках ручку, прикусил нижнюю губу, и по всему было видно, что ему не нравился такой ход расспросов.
- Хотел бы я сказать "нет", мистер Холмс. Но, боюсь, я не могу разглашать то, что я узнал о его прошлом, даже перед вами. Мне жаль, потому что я обещал помочь, но вы понимаете, что я не хочу , чтобы о нем судили несправедливо, хотя мы с ним и не близки. После того, как вы поговорите с ним, в зависимости от его искренности. ...ну, что ж, возможно, тогда я буду вынужден предать его доверие, но не раньше.
После этого разговора я отослал Эверса и вызвал мистера Маненте. Нервы у него были на пределе, Уотсон, руки были вновь сцеплены за спиной, а румяное лицо стало пепельно-бледным. Я протянул руку, приветствуя его, и он с готовностью пожал ее, однако, сила его рукопожатия говорила о том, что его волнение не было вызвано какой-либо врожденной слабохарактерностью.
- Надеюсь, я не задержу вас слишком долго, мистер Маненте, как вы провели этот день? – начал я.
- Распаковывал ящики, сортировал товары, убирался, - глухо произнес он. Вместо того чтобы занять кресло, которое освободил Эверс, он снова принялся расхаживать по комнате. – Я же говорю, что я этого не потерплю. Чтоб со мной обращались как с крысой или собакой. Я не позволю обыскивать мою собственность, и все. Моя совесть чиста, независимо от того, думает так мистер Эверс или нет.
- Наверняка такое отношение показалось вам очень странным, - вставил я, вставая, чтобы вновь наполнить наши бокалы токайским. Матово-белое лицо моего друга вновь слегка окрасилось румянцем, что было, по меньшей мере, добрым знаком. – Почему еще у невиновного человека может быть виноватый вид, как не потому, что он рассчитывал на отсутствие мистера Вамберри в тот день, а затем подвергся опасности какого-то разоблачения?
- И в самом деле, почему, - согласился Холмс, протягивая свой бокал. - Что ж, боюсь, что я весьма настоятельно потребовал ответа на подобный вопрос.
- Мистер Маненте, - сказал я, - мне все известно о вашем криминальном прошлом, и я готов закрыть на это глаза после того, как вы правдиво расскажете мне о содержимом вашего портфеля, каким бы оно ни было.
У меня так и отвисла челюсть, а Холмс рассмеялся.
- Выражение лица мистера Маненте было похоже на ваше, мой дорогой Уотсон, хотя в нем можно было увидеть значительно больше страха. Когда он спросил меня, откуда я знаю об этом, его дыхание участилось, а колени задрожали, я с готовностью ответил ему. Видите ли, я не верю, что мистер Маненте намеренно прятал от меня свои руки — скорее всего, у него был нервный тик. Но я решил, что должен рассмотреть их повнимательнее, и, пожимая ему руку, почувствовал несколько мозолей на верхней части ладони. Я также мельком увидел кожу на его шее возле воротника, и это, пожалуй, окончательно подтвердило мою точку зрения.
- Тогда я был бы признателен, если бы мог узнать, в чем она состоит и как это подтвердилось.
- С удовольствием. Он работал либо с плугом, либо с ручной тележкой, либо что-то перемалывал, причем совсем недавно. Даже такой зеленый и неопытный юнец, как я , сразу ощутил их — глубокие боковые затвердения на подушечке прямо под пальцами, — но я мог бы принять его за бывшего фермера или грузчика, если бы не обратил внимания на цвет его кожи.
- И в каком же смысле это имело такое значение?
- Цвет его кожи был намного темнее моей, но она не пострадала ни от солнца, ни от ветра и, как я заметил, когда он поворачивал голову и несколько отгибался его воротник, кожа на шее была слегка бледнее . Старое, выцветшее разграничение в оттенке, оставшееся с летней поры, но довольно четкое . Не могу поверить, что какой-нибудь фермер стал бы носить в поле белый воротничок, и я не могу представить его на людях, толкающих ручные тележки на причалах. На скамье подсудимых, когда человека приговаривают к каторжным работам, это почти всегда происходит в закрытом помещении. Раньше он всегда одевался как джентльмен и его руки огрубели за время отбывания наказания.
- Замечательно! - воскликнул я.
- Конечно, это поверхностно для такого человека, как вы, который знает мои методы, - сказал он, но я уловил блеск гордости в его стальных глазах. - И все же, достаточно удивительно, что Маненте в конце концов чуть не рухнул в кресло.
- Что ж , попробуйте уничтожить меня, - яростно сказал он. - Я вижу, что вы с Эверсом заодно. Но я знаю себя, даже если...
- Тише, ради бога!- перебил я его. – Итак. Шесть месяцев каторжных работ это моя догадка, исходя из мозолей на ваших руках, и уверяю вас, что Эверс пока ничего не сказал мне, хотя и всячески намекал, что знает больше , чем говорит. За что вас арестовали?
- Непредумышленное убийство с сокращенным сроком наказания, - хрипло ответил он. — Клянусь Богом, я бы отсидел в десять раз больше, хотя, если бы свершилось истинное правосудие, после суда я был бы свободным человеком . Это был не человек, а свинья, и он сломал себе шею без моей помощи.
- Наконец-то, Уотсон, моему мозгу удалось сложить два фрагмента головоломки воедино; тогда мой ум не был так натренирован , как сейчас, и нужная информация крутилась где-то на задворках моего сознания самым невыносимым образом. Но я всегда с жадностью поглощал лондонские ежедневные газеты, и история Маненте внезапно и полностью всплыла в моем сознании.
- Кристина Маненте, -сказал я. - Ваша сестра на суде дала показания о том, что в течение нескольких месяцев ее преследовал пьяный грубиян, живущий по соседству. Этот злодей безжалостно преследовал ее, и ей было страшно просто выйти на улицу. В последний раз, когда вы выставили его из дома, он упал с лестницы в пьяном угаре, и его мать выдвинула против вас обвинение в убийстве, утверждая, что вы намеренно толкнули его. Пресса раздула из этого настоящий скандал. Как я понимаю, вы ничего не сказали мистеру Вамберри о своей роли в этой драме?
- Последние пять заведений, в которые я обращался, отказались взять меня на работу, когда я откровенно все рассказывал. Поэтому я промолчал. У меня есть жена, дети. Неужели они должны голодать только потому, что я люблю и свою сестру?
- И в вашем портфеле в настоящее время хранится нечто, имеющее отношение к вашему прошлому?
- Судебные документы. Сегодня вечером я должен встретиться с поручителем, чтобы внести окончательный платеж, после чего все будет кончено. – В изнеможении наклонившись вперед, он потер виски. - Вы считаете меня вором, мистер Холмс?
- Ни в коей мере. Я полагаю, что мистер Эверс – авантюрист.
- Почему? – спросил он. – Мне он не нравится – он льстит покупателям и уговаривает их покупать вина, которые они не могут себе позволить. Но у меня никогда не было основания считать его преступником.
- Любой умный человек, который планировал украсть произведение искусства, зная, что он будет одним из двух главных подозреваемых, стал бы действовать только в том случае, если бы думал, что сможет создать видимость вины другого. Я утверждаю, что Эверс узнал о вас из газет и ему пришла в голову удачная мысль переложить свою вину на другого. Он, кажется, совсем не боится обыска, поэтому он, должно быть, совершенно уверен в своем тайнике.
- В любом случае, я погиб. Если мистер Вамберри откроет мой портфель…
- До этого не дойдет, - сказал я, и, вскочив, почувствовал прилив уверенности. Внезапно на меня снизошло вдохновение. - Мы вообще обойдемся без обыска , если удача будет на нашей стороне. Следуйте за мной!
Мы поспешили в передний зал, где Вамберри и Эверс стояли в обществе весьма нетерпеливого офицера из Скотланд Ярда. Почти тут же я увидел то, что искал - небольшой ящик вина, стоявший на ручной тележке, готовый к отправке. Бутылки внутри были темно-зеленого цвета, что, как вы, конечно, понимаете, Уотсон, имело первостепенное значение.
- Я не знаю, кто такой, черт возьми, этот Шерлок Холмс или что он о себе думает, — заявил полицейский, - но если вам нужна моя помощь...
- Я вижу, мистер Эверс, вам нужно доставить заказ, - заметил я. – Шесть бутылок и утяжеленное стекло итальянской работы. Не удивительно, что вы решили использовать для этого тележку.
При этих словах он побледнел, хотя и не шевельнул ни одним мускулом.
- Не понимаю, почему это должно вас интересовать, - пробормотал он.
- Только потому, что в последнее время я практикуюсь в физических упражнениях, - небрежно ответил я. - Позвольте мне продемонстрировать вам свои успехи.
С этими словами я поднял ящик и опустил его на свою ладонь.
Я не смог сдержать смеха, представив столь типичное проявление чрезмерной склонности к театральности моего компаньона, и он непринужденно улыбнулся в ответ.
- Поднялся настоящий переполох, мой дорогой друг, потому что Эверс понял, что игра окончена, и было, пытался бежать, но полисмен живо надел на него наручники. Теперь вы понимаете, что произошло. Вино, забракованное Эверсом, было вполне пригодно для питья. Бутылки были нужны ему из-за их непрозрачности, и, промыв их, он тщательно их высушил с помощью найденной мною ваты. Не может быть лучше способа для выноса кодекса из винного магазина, чем в бутылках с вином. Когда Вамберри открыл их, он сразу же обнаружил свое сокровище, завернутое в шесть листов черной бумаги.
- Должно быть, он был вам очень благодарен.
- О, да, - посмеиваясь, признался Холмс. - В качестве награды он подарил мне ящик превосходного бренди, которое вы , возможно, помните по своим первым дням на Бейкер-стрит.
- Боже правый, да, это был превосходный бренди. Должно быть, чтобы допить его, у нас ушло около трех лет.
- Полагаю, два года и восемь месяцев. Так или иначе, когда его план рухнул, отчаявшийся и мстительный Эверс раскрыл тайное прошлое Маненте и заявил, что его коллега -клерк спрятал кодекс в бутылках, но его беспочвенные обвинения ни к чему не привели; об этом я позаботился. Вскоре выяснилось, что Эверс потерял небольшое состояние на безумных спекуляциях, и, конечно, Вамберри был слишком добрым малым, чтобы просто так уволить Маненте, как я и предполагал с самого начала. Маненте был чрезвычайно экспансивен в своей благодарности и вскоре после этого закончил все свои дела со Скотланд Ярдом и отпраздновал свою свободу вместе с повышением, ибо достойный Вамберри сделал его старшим клерком. Человек, виновный только в том, что защищал своих близких , был свободен, хитрый интриган - разоблачен, джентльмен вновь обрел свою собственность, а два холостяка, уютно устроились в квартире в Новом Вестминстере с поистине незаурядным запасом спиртных напитков. Благотворное завершение дела во всех отношениях, не так ли?
-Абсолютно первоклассное, мой дорогой друг, - сказал я, наклоняя к нему свой бокал. - Я снимаю перед вами шляпу.
- Это было очень простое дело, - возразил он. - Но подходящее для неторопливого рассказа холодным зимним вечером.
Я погрузился в задумчивость, как это неизбежно случается в конце года, и подумал о своем друге и его невероятном таланте, а также о несчетном числе лондонцев, которые в тот или иной момент обращались к нему за помощью, когда, казалось бы, их безвозвратно окутала тьма. Было бы настоящим издевательством над правдой и позором, если я — врач и тот , кто обладает исключительным правом называть себя его другом, — не сможет отучить его от привычек, которые в конечном счете разрушат его несравненные способности, независимо от разочарований и неудач, которые, несомненно, повлечет за собой такая задача. Если бы я многое сделал бы, чтобы спасти от саморазрушения незнакомого мне человека, то насколько больше я сделал бы для Шерлока Холмса? Допивая вино, когда с наступлением ночи ночные пепельные тучи сгущались за окнами нашего дома, я вновь решил не останавливаться ни перед чем в достижении этой достойной цели. С чувством умиротворения, которое следует за такими решениями, я поднял глаза и обнаружил, что являюсь объектом тщательного изучения самого проницательного наблюдателя нашего времени.
- В чем дело, Холмс? - спросил я.
- Боюсь, что не в этом году, мой дорогой друг, - мягко сказал Холмс , прочитав ход моих мыслей так же легко, как прочитал бы буквы на дорожном указателе. Он вновь опустил взгляд на свои колени. - Но, возможно, через год. Хотя, если быть до конца честным, у меня есть сомнения.
-А у меня есть надежды, - сказал я. - Посмотрим, кто выйдет победителем.