Многострадальная глава. Где и как я ее только не переводила. И по-хорошему, можно было бы все передать несколькими фразами, потому что текст довольно безыскусный, и даже в чем-то детский. Но я как-то втянулась и просто придерживалась текста, сокращая только самые уже безынтересные подробности. Вообще, надеюсь уже в самое ближайшее время покончить с этой книгой, осталось всего несколько глав, и я постараюсь быть лаконичной. Не буду уже особо ни на что прерываться, хочется уже с этим покончить и перейти к главам "Университета".

А пока хочу только сказать, что меня тут удивила переписка Шерринфорда и Майкрофта. Из серии "вы все пишете и пишете, а ваш друг все не едет и не едет")) Ну, правда же: сначала он послал Майкрофту телеграмму: Приезжай. Тот, типа, приеду. Потом еще одну. То же самое. Потом еще письмо, которое будет идти несколько дней. Майкрофт все не едет, а Шерринфорд все это воспринимает, как должное, или я чего-то не понимаю)

В общем, вот

Болезнь

Как только тем вечером Шерринфорд вошел в дом, к нему тут же подбежала Аманда.
- Ты выглядишь усталым, дорогой, - сказала она.
- Так и есть, - сказал он, снимая пальто.
Она прильнула к нему, и он поцеловал ее в макушку.
- Как Шерлок? - спросил он.
Она вздрогнула.
- Он очень болен. После твоего ухода он согрелся и уже не дрожал так сильно, но затем начал кашлять. Мы тут совсем сбились с ног. А затем его стала сотрясать ужасная дрожь. Помощники доктора принесли с собой лед, мы обложили им голову Шерлока и дрожь прекратилась. Но я в жизни не видела ничего более пугающего. У него ужасная лихорадка. Он мечется по постели, что-то бормочет и вскрикивает, да еще эти ужасные приступы кашля. О, бедный мальчик!
читать дальше
Аманда вздохнула и спрятала лицо на груди мужа. Шерринфорд погладил ее по волосам.
- Аманда, может , тебе стоит пока съездить к родителям и побыть у них некоторое время?
- Мое место здесь, с тобой, Форд , - возразила она. – Я нигде бы сейчас не хотела быть, только здесь. И если я могу хоть чем-то помочь , ухаживая за твоим братом, то готова сделать все от меня зависящее.
- Но я боюсь, что болезнь Шерлока расстроит тебя, - сказал Шерринфорд. – А в твоем положении…
- Шерринфорд, со мной все будет в порядке.
- Ладно, я спрошу, что думает об этом доктор. Ну, пойдем, я хочу видеть Шерлока.
Когда они вошли в комнату Шерлока, раздался сухой, громкий кашель. На какую-то минуту Шерлок согнулся от боли. Затем доктор мягко принудил его вновь опуститься на подушки, которые помогали ему оставаться в сидячем положении. Глаза Шерлока были закрыты, а на щеках пылал лихорадочный румянец.
Доктор Томпкинс промокнул ему лоб, на котором выступила испарина.
- Как он, доктор? – спросил Шерринфорд.
Доктор Томпкинс покачал головой.
- Ваш брат очень болен. Гораздо хуже, чем, когда-либо прежде. Мучительно видеть, как он мечется в жару, не находя себе покоя. Вы можете мне сказать, что случилось? Он весь в ссадинах и синяках.
Шерринфорд рассказал доктору, что он видел и как нашел Шерлока.
- Думаю, что заблудившись во время метели, он упал, - сказал он.
- Да, это бы все объяснило. Его нельзя оставлять одного. Нужно, чтобы здесь постоянно находился кто-нибудь из домочадцев.
- Да, доктор. Можем ли мы еще что-нибудь для него сделать? – спросил Шерринфорд.
Доктор снова покачал головой.
- Просто старайтесь, чтоб его тело было в тепле, а голова – наоборот, в холоде. И ему легче дышать, когда ему под спину подложены подушки. А на огне всегда должен стоять полный чайник.
Когда доктор Томпкинс собрался уходить, Шерринфорд на минуту задержал его и сказал:
- Доктор, я хочу , чтоб Аманда уехала отсюда и немного погостила у своих родителей. Не думаю, что для нее полезно сейчас пребывание в этом доме. Атмосфера здесь довольна тревожная для женщины в ее положении.
Доктор Томпкинс улыбнулся:
- Шерринфорд, вы, в самом деле, считаете, что ей будет гораздо лучше быть вдали отсюда, где она ничего не сможет делать, только переживать и ждать? Это ни в коей мере не убережет ее, и она будет тревожиться наравне с вами. Здесь она, по крайней мере, чувствует себя полезной. Пусть остается, если хочет.
- Спасибо доктор, - ответила Аманда.
После ужина Шерринфорд снова сидел возле Шерлока. Тот снова бредил и звал Вайолет. Он метался в жару так сильно, что, того и гляди, норовил упасть с кровати, и Шерринфорду приходилось держать его. Шерлок хватал его за руки, отчаянно вцепившись в них. Его собственные руки были горячими, и Шеринфорду казалось, что даже если бы не горел камин, жар, от которого страдал его брат, мог бы согреть всю эту комнату. Он пытался поговорить с Шерлоком, но юноша казалось, совсем не слышал его и продолжал что-то бормотать в бреду. Той ночью, перед тем, как забыться сном, Шерринфорд опустился на колени и молил Бога простить их всех за безрассудство и помочь его бедному брату.
На следующий день он вновь поднялся очень рано. Немного посидел с Шерлоком, а потом вновь отправился на поиски. Он и его помощники прочесали всю долину, стучались во все коттеджи и фермы, спрашивая, не слышал ли кто вестей о мисс Рашдейл. Никто не видел ее с тех пор, как она погнала свою лошадь по дороге, ведущей в пустошь, два дня назад. Никто не слышал, чтоб у нее были друзья, к которым она могла бы поехать. Она вела довольно уединенную жизнь с тех пор, как умерла ее мать. И у нее, кажется, вообще не было друзей, за исключением – тут фермеры слегка запинались, но Шерринфорд настаивал, и с удивлением слышал, как они смущенно говорили, - ну, да, кроме его брата Шерлока. Некоторые видели, как они вдвоем бродили по дороге, другие видели их верхом среди пустоши, а третьи просто что-то слышали. Рассказ о том, как Шерлок увез ее домой после того, как Вайолет лишилась чувств во время жатвы, облетел всю долину, хотя прежде Шерринфорд ничего об этом не слышал. Его поразило, как много простому люду из долины известно о романе его брата, тогда как он сам еще несколько дней назад и понятия ни о чем не имел. Услышал он и слухи о том, что Вайолет ждала от его брата ребенка, и это пролило некоторый свет на произошедшие события, но в то же время и сделало еще более непроницаемым покров тайны, окутывающий их.
Никому не было известно о какой-нибудь родне мисс Рашдейл, за исключением только сестры ее матери, которая вышла замуж за уроженца юга Англии и покинула эти места. Никто не знал, куда она уехала. Наконец, Шерринфорд вновь пришел на ферму Рашдейлов. Проезжая через ворота, он не заметил там никакой перемены, но когда он приблизился к дому, дверь отворилась. На пороге стоял Годфри , направив на него заряженное ружье.
- Что вам нужно, мистер Холмс? – выкрикнул он.
- Поговорить с вами, мистер Рашдейл.
- И все? Вы явились не для того, чтобы вышвырнуть меня отсюда?
- Пока еще нет, - ответил Шерринфорд. Он знал, что до срока следующего платежа оставались лишь четыре недели. Без Вайолет невозможно будет заплатить , и его отец решил, что весной у него уже будет новый арендатор.
- Я ищу вашу дочь. Вы ее видели? – спросил Шерринффорд.
Годфри насупился.
- Нет, - ответил он. – Я и сам ищу мою девочку.
Он подозрительно прищурился.
- А с какой стати вас интересует, где она сейчас?
- Мой брат Шерлок просил меня… - начал Шерринфорд.
Годфри топнул ногой.
-Этот ваш проклятый брат! – воскликнул он. – Так я и думал, что этим все кончится. Скажите ему, чтоб оставил мою дочь в покое!
Больше Шерринфорд от него ничего не добился. К тому же он понимал, что не слишком благоразумно так долго стоять под дулом винтовки, которое на него направил Рашдейл. Нельзя быть полностью уверенным в том, что случайно или разгневавшись, он не спустит курок.
Поэтому Шеринфорд уехал с фермы и вернулся в поместье. Шерлок был в таком же состоянии, как и утром.
Тем вечером Шерринфорд написал телеграмму Майкрофту в Лондон. Он сообщил ему, что Шерлок болен и попросил приехать «если это его не затруднит».
Утром он послал мальчика с конюшни отправить ее из Тирска и велел дождаться ответа.
Днем Шерринфорд отправился в деревню. Он долго говорил с местным констеблем и вместе они потом долго переходили от одного дома к другому, спрашивая всех, не известно ли им что-нибудь о Вайолет Рашдейл.
Констебль занес в свою записную книжку массу всяких деталей и подробностей, но от них было не особо много пользы. Лавочники любили девушку, так стойко боровшуюся с нуждой, но она очень мало говорила о себе.
К концу дня они собрали не так уж много информации, но решили на следующий день еще раз организовать поиски пропавшей на пустоши.
Когда Шерринфорд вернулся домой, его ждал ответ Майкрофта на его телеграмму.
«Затруднит. Приеду, как только скажешь. Майкрофт.»
Читал его Шерринфорд, вновь сидя возле Шерлока. Майкрофт полагался на его суждение тогда, как он отнюдь не был ни в чем уверен. Но поскольку его младший брат бредил, он написал: «Приезжай, как только сможешь» и добавил: «Он не узнает о твоем приезде»
В этом Шерринфорд был уверен, с тех пор как они обменялись парой фраз в пещере, Шерлок никого не узнавал. На то, чтоб доехать сюда из Лондона, уйдет целый день, а у него не было полной уверенности в том, что Шерлок будет жив к вечеру следующего дня. На следующее утро вновь отправил мальчика в Тирск с тем же наказом, что и накануне. После этого прибыл констебль в повозке, где было еще несколько мужчин и пара псов-ищеек.
Шерринфорд сперва повел розыскную партию к пещере, где он нашел своего брата. Он рассказал об этом констеблю и потом все отправились к развалинам старого аббатства, где, как надеялся Шерринфорд, девушка могла найти убежище. Но там никого не было.
Местные фермеры , отвечая на расспросы Шеррингфорда сказали, что вряд ли Вайолет могла куда-то еще направиться. Одна дорога вела на юг, но даже если скакать по ней полдня, и то не встретишь никакого жилища. Другой путь вел на восток, где была довольно ухабистая местность, и в паре миль находился крутой утес. Дорога шла через него, постепенно спускаясь на узкий уступ. И думать было нечего, чтоб проехать там в такую непогоду. Мельник предположил, что Вайолет укрывается в каком-нибудь овраге.
Наконец, было решено, что дальнейшие поиски среди пустоши ничего не дадут. Поэтому они развернулись и вновь направились на запад, продолжая осматривать местность.
Констебль пытался успокоить Шерринфорда, убеждая его, что возможно с девушкой ничего дурного не случилось, просто они не могут ее пока найти.
Вернувшись в Холмс-Холл , Шеррингфорд прежде всего отправил своих помощников на кухню – согреться и подкрепиться, а сам двинулся в гостиную и тут услышал голос матери:
- О, доктор, слава богу, что вы пришли! Прошу вас, быстрее.
На главной лестнице раздались шаги. Шерринфорд бросился следом.
У Шерлока был ужасный приступ кашля. Доктор Томпкинс велел немедленно покинуть комнату всем собравшимся там женщинам, но Шерринфорда попросил остаться, и он заметил, как доктор стер с губ Шерлока красную каплю.
- О, господи! – простонал Шринфорд. – Он кашляет кровью?
- Да, - ответил доктор.
После этого он вытащил из своего саквояжа шприц, набрал из пузырька какую-то жидкость и ввел этот раствор в вену Шерлока. После чего обратился к Шеринфорду.
- Вы образованный человек, Шерринфорд. Вам известно о тех переменах, что происходят в мире, о все новых и новых фабриках и машинах. То же самое происходит и в мире медицины. К услугам докторов сейчас много новых приспособлений и лекарственных средств, о которых совсем нет информации. Возможно, в лондонских больницах врачи могут экспериментировать на сотнях пациентов, и таким образом прийти к выводу, какие медикаменты лучше применить и как лучше их использовать, и если несколько их пациентов умрут, то такова цена прогресса. Но здесь, в Йоркшире все, что у меня есть, это очень больной юноша и надежда, что это средство сможет остановить кровотечение в его легких и не вызовет никакой иной нежелательной побочной реакции.
- Мы понимаем, что вы делаете все возможное, - сказал Шеринфорд.
- Я останусь с ним на некоторое время. А вам, возможно, стоит повидать вашу милую женушку, - сказал доктор Томпкинс.
Шерринфорд нашел Аманду в гостиной. Увидев его, она вскочила, и они молча обнялись. Потом она взяла со стола конверт.
- Мальчик привез это, пока тебя не было.
Шерринфорд вскрыл конверт и прочитал:
«Понял. Держи меня в курсе. Майкрофт.»
Тем вечером Шерринфорд написал Майкрофту длинное письмо, объясняя все, что случилось за последние четыре дня. Он знал, что письмо дойдет до Майкрофта только через несколько дней, но в телеграмме он не мог сказать все, что хотел.
На следующий день Шерринфорд с констеблем вновь предприняли попытку найти пропавшую девушку.
Пока их не было, Шерлока посетил викарий, он перекрестил его и произнес несколько молитв, сокрушенно качая головой.
Внезапно внизу раздался страшный шум. Кто-то что есть мочи колотил во входную дверь. И продолжал стучать и тогда, когда двери уже открылись. Из своего кабинета вышел сквайр, и дамы выбежали из своих комнат, изумленно глядя на непрошеного гостя.
- Где она? Где моя дочь? – проревел Годфри Рашдейл.
- Вашей дочери здесь нет, - зычно буркнул ему в ответ сквайр.
- А где тогда этот подлец – ваш сын? Уверен, что это все из-за него. Я узнаю, что он сделал с моей дочерью!
- Шерлок очень болен, Годфри, - сказал доктор Томпсон, стоящий на верхней площадке лестницы. – Вы не можете его сейчас увидеть.
- Следовательно, вам здесь нечего делать и вам следует немедленно уйти, - заключил сквайр.
- Я пришел сюда за своей дочерью и не уйду, пока не узнаю, где она
- Сэр, вы покинете этот дом и мое поместье, или я пошлю в деревню за констеблем и вас посадят под замок! – воскликнул сквайр.
Годфри не двинулся с места.
Сквайр велел слугам прогнать его, и вновь направился в свой кабинет.
В тот день Шерринфорд приехал домой рано. Небо заволокло тучами, и пошел снег. Метель продолжалась еще и следующие два дня. Шерринфорд постарался заняться делами, которые совсем забросил. Но он не знал покоя. Когда ему становилось невмоготу, он шел и садился рядом с братом, а когда не мог больше выносить и это, возвращался к своей работе.
Шерлок стал гораздо спокойнее. Его кашель стал тише и он уже не так часто бредил. Шерринфорд считал это добрым предзнаменованием, но доктор Томпкинс покачал головой.
- Это сказывается действие тех инъекций, что я ему делаю. Но он слабеет. А мы пока можем влить ему в рот лишь немного подслащенной медом воды.
Если бы он только очнулся… – думал Шерринфорд. Эта мысль словно колокол звучала у него в голове. Как-то вечером, когда он сидел возле Шерлока, он неожиданно встал, схватил брата за плечи и стал его трясти, как сделал это в пещере. Он позвал его, и Шерлок открыл глаза.
- Вайолет? – прошептал он. – Где Вайолет?
- Я не знаю, не знаю, - воскликнул Шерринфорд. – Я пытался…
- Найди ее – обещай, - прошептал Шерлок и снова прикрыл глаза.
- О, господи, Шерлок, - произнес Шерринфорд, обхватив брата за плечи, - если бы я знал, что она находится на другом конце света, то поехал бы туда и привез ее, если б это только помогло вернуть нам тебя.
Но Шерлок снова был без сознания и ничего ему на это не сказал. Шерринфорд опустил брата на постель и сидел, уронив голову на руки, пока не пришла его мать и не велела ему идти отдыхать.
На следующее утро не успело еще солнце показатья сквозь облака, а Шерринфорд со своими спутниками уже ехал по пустоши. Они медленно двигались по довольно глубокому снегу.
Наконец, они остановились на краю утеса, в том месте, где дорога начинала уходить вниз.
Эстон поглядел вниз.
- Не хотел бы я проехать здесь даже в зной, а уж тем более во время ночного бурана. Вы думаете, она поехала здесь?
Шерринфорд вздохнул.
- Я вообще уже ничего не думаю, - сказал он. – Просто продолжаю повсюду искать ее. Если она направилась на восток, то должна была пересечь этот кряж, а это единственная дорога , по которой можно спуститься вниз.
Они, молча, стояли, глядя на замерзший каскад льда и снега на утесе.
- Я поеду туда, - сказал Шерринфорд.
Эстон нахмурился и покачал головой. Шерринфорд подумал, что сейчас он скажет ему, что он сумасшедший, но Эстон повернулся к своей лошади и сказал:
- Тогда те веревки, что я прихватил с собой, будут очень кстати.
- Вам не нужно ехать за мной, - возразил Шерринфорд.
- Ну, конечно. Я поеду за вами, а эти двое останутся здесь.
Когда лошади стали спускаться вниз, они точно попали в какой-то новый мир. Над краем утеса свисали огромные сосульки. Кое-где торчали настоящие ледяные шпили. Этот путь был совсем не по вкусу их лошадям. И как широка ни была дорога, казалось, что край пропасти совсем близко. Половину пути они проделали без приключений. Но неожиданно прямо перед Шерринфордом сверху вдруг упала большая сосулька, напугав его лошадь. Она попятилась, оступившись на снег, лежавший на самом краю, который под ее весом стал таять и она начала падать. В эту минуту, показавшуюся Шерринфорду вечностью, когда он почувствовал, как его лошадь соскальзывает с узкой тропинки вниз, унося его за собой, он понял, что имел в виду его отец, когда просил его не забывать, что у него есть и другие обязанности. Он понял, как глуп он был и постарался выбраться из седла, понимая, что, наверное, уже поздно. Затем он почувствовал, как его грудь плотно обхватила веревка, и схватился за нее двумя руками.
Вскоре он оказался на твердой земле и Эстон помог ему встать. Он стал благодарить его, но стоический йоркширец отмел все его благодарности с таким видом, будто бы ничего неожиданного не случилось.
- Я не мог допустить, чтоб ваша жена стала вдовой, еще даже не став матерью, - сказал он. – И не хочу даже думать, что сделал бы со мной ваш отец, если б я позволил его наследнику упасть с утеса. И полагаю, что потеря этой лошади по сравнению с этим просто пустяк. Но я думаю, что пора возвращаться.
- Да, поедем домой, - согласился Шерринфорд.

В последующие дни Шерлок еще более ослабел. Но бредить перестал. Теперь он лишь временами тихо стонал. Пульс и дыхание были сбивчивыми и неровными.
- Это самый худший случай пневмонии, какой я только видел, - сказал доктор Томпсон. – Мне приходилось видеть, как этот недуг унес в могилу кое-кого из стариков. Они не боролись за жизнь так, как он. – Он покачал головой. – Не думаю, что у него надолго хватит сил. Я вернусь утром.

На следующее утро у Шерлока начался сильный жар. Доктор сказал, что если температуру не сбить, то он опасается воспаления мозга.
Шерринфорд посмотрел на брата. Шерлок сильно исхудал. Щеки с лихорадочным румянцем совсем ввалились. На лбу выступили вены, а губы были синюшного цвета.
- Думаю, что сегодня вечером будет кризис. Либо лихорадка отступит… либо…

Доктор Томпкинс заколебался.

-Либо что? – спросил Шерринфорд.
- Либо он умрет.
Эту ночь доктор провел возле постели Шерлока. Мерил температуру каждые полчаса. Щеки Шерлока теперь были мертвенно бледного цвета. Доктор с жадностью ловил каждый его вздох, боясь, что он будет последним. Но неожиданно температура начала падать.
Около полуночи в комнату вошел Шерринфорд.
- У вас изможденный вид, Шерринфорд. Ложились бы вы спать, - сказал врач.
- Я не могу заснуть. Как он?
- Лихорадка отступила. Его температура уже близка к нормальной.
- Так он будет жить, доктор? – с надеждой спросил Шерринфорд.
- Об этом еще рано говорить, - сказал доктор Томпкинс.- А теперь идите отдыхать.
Через некоторое время он и сам задремал, а проснулся из-за прихода миссис Холмс, которая отправила доктора спать.
Наутро ничего не изменилось. Температуры у Шерлока не было, но он лежал совершенно бесчувственный, и это немало напугало Аманду, которая сидела подле него, и доктора Томпкинса.
Он уходил и возвращался на протяжении всего дня, проверяя состояние Шерлока между визитами к другим своим пациентам. У миссис Уолд того гляди должны были начаться роды и они обещали быть тяжелыми. Деревенский пекарь сломал большой палец, а сынишки Тэйлора тоже слегли с каким-то недугом. Температура Шерлока оставалась почти нормальной, но он был так тих и спокоен, слишком спокоен.

Продолжу с цитатами из Чертанова.

"...Холмсу присущи доброта и сострадание, качества, которых его предшественники лишены.
«Однажды утром пришла молодая девушка и просидела у Холмса не меньше получаса. В тот же день явился седой, обтрепанный старик, похожий на еврея-старьевщика, мне показалось, что он очень взволнован. Почти следом за ним пришла старуха в стоптанных башмаках» – всё это «люди, попавшие в беду и жаждущие совета».
До сих пор суть занятий сыщиков заключалась в том, что они разгадывали загадки и искали преступников; жертвы их заботили мало. К Холмсу люди приходят, как пациенты к доктору (об этом подробнее – в главе, посвященной Холмсу). Не любим мы во всем искать символы и не станем утверждать, что только врач мог придумать именно такого сыщика, но наверняка профессия автора сыграла свою роль.
Мерилом добра и зла для доктора Дойла, как мы не раз видели, является отношение к собаке. «Будьте добры, спуститесь вниз и принесите этого несчастного парализованного терьера – хозяйка вчера просила усыпить его, чтоб он больше не мучился». Да, на собаке ставится опыт, но он одновременно является актом милосердия. А кто занимается тем, что избавляет от мук умирающих животных, разве сыщики, а не врачи?

«Грегсон и Лестрейд переглянулись, очевидно, считая, что это довольно рискованно, но Шерлок Холмс, поверив пленнику на слово, тотчас же развязал полотенце, которым были скручены его щиколотки. Тот встал и прошелся по комнате, чтобы размять ноги». Да он жалостлив, этот молодой Холмс, он доверчив. Или это профессиональное? Сперва пациент должен восстановить кровообращение, потом уж – допрашивать. Доктор Холмс....

Кстати, он и опыты свои проводит не дома, а в больнице, где и происходит знакомство с Уотсоном... Нет, это не аргументы в пользу того, что Дойл писал Холмса «с себя». Такие детали, как правило, всплывают в тексте почти бессознательно, и даже то обстоятельство, что грозный сыщик становится помощником несчастных и защитником болящих, возможно, в ранних произведениях холмсианы осталось незамеченным самим автором, который то и дело заявляет о безжалостности и бесчеловечности Холмса, ничем, однако, эти заявления не подкрепляя."

Это пока все по "Этюду".

Пост дался нелегко. Думала, что закончу вчера, но была просто адская головная боль, которая меня буквально свалила. И сейчас еще порядком побаливает, но надо уже это дело закончить.
В процессе своих изысканий по этой части было немало находок, которые, наверное, будут темой еще для множества других постов.
В очередной раз порадовалась тому, что под рукой книга Диксона Карра - а в детстве и юношестве до нее так и не добралась -, и новое издание Дойля с его приложением, - и хоть перевод там все же оставляет желать лучшего, но это большое подспорье - а сейчас вот даже воспользовалась еще одним своим старым сборником Дойля со "Знаком четырех" - там замечательное предисловие, которое, видно, когда-то мне накрепко впечаталось в память и иногда не могу вспомнить, где же встречала такие цитаты и фразы, а оказывается там)

По ходу дела еще раз удивилась все же нашим переводчикам - сознавая, что сама далеко не профи, обращалась, где это возможно к другим переводам и встречала местами такую отсебятину, что в результате что-то переводила сама. И такое впечатление о переводчиках еще более подчеркивало то, что вчера опять смотрела Гранаду) Смотрю ведь на русском, и иногда уже даже представляю что там, в оригинале могло вызвать очередной ляп) Правда, каждый раз это очень удивляет.
В самом конце здесь у меня был небольшой ребус со швейцарским замком. Почему-то решила, что речь идет о Люцерне - а там тоже замок. А оказалось город Люсенс или Люценс. По ходу дела кое-что добавлю дополнительно.

***
Шерлок Холмс мертв?


Пораженные читатели «Стрэнд Мэгэзин» (и «МакКлюр Мэгэзин» в Америке) не могли поверить своим глазам. Конан Дойлю довелось слышать, что многие рыдали, что серьезные молодые мужчины, работающие в Сити, даже приходили в свои офисы в шляпах, обвязанных траурным крепом. Сам он писал:
«Меня поразило огорчение публики. Говорят, человека начинают ценить по достоинству только после его смерти, вот и мне стало ясно, как многочисленны ряды друзей Холмса только после всеобщего протеста в ответ на мою скорую с ним расправу. «Вы негодяй! – так начиналось протестующее письмо, которое прислала мне одна леди, и полагаю, что она выражала не только свое мнение… Боюсь, что сам я оставался абсолютно холоден и лишь радовался возможности проявить себя в иных областях, открывавшихся перед моим воображением, ибо искушение большими гонорарами не позволяло мне думать о чем-либо другом, кроме Холмса».

«В рассказах о Шерлоке Холмсе будет лишь временный перерыв» - довольно истерично спешили заверить своих читателей издатели «Стрэнда». – Новая серия рассказов появится в начале будущего года. А пока можно будет почитать яркие детективные рассказы других выдающихся писателей.»
Но доктор Конан Дойль был тверд – несмотря на то, что «его умоляли читатели, старались задобрить издатели, докучали агенты, пытались подкупить владельцы журналов, кое-кто даже угрожал ему».

«Я не мог бы оживить его, даже если бы хотел, по крайней мере, еще много лет, - писал Конан Дойль другу, - потому что я так объелся им, что у меня к нему такое же отношение, как паштету из гусиной печени, которого я однажды съел слишком много и от одного названия которого меня до сих пор мутит.»
Восемь лет, до 1901 года он не опубликовал ни одного нового рассказа о Шерлоке Холмсе, и даже тогда с осторожностью подчеркнул, что упомянутые события произошли до «Рейхенбахского дела»; «Собака Баскервилей» была воспоминанием о Шерлоке Холмсе, а не его воскрешением.
И, тем не менее, у нее был потрясающий успех.



"Новое появление Шерлока Холмса"
Так в октябрьском выпуске 1901 года "Стрэнд Мэгэзин" возбуждало реакцию публики на начало публикации "Собаки Баскервилей"

Тираж «Стрэнда» достиг 30 000 экземпляров того выпуска, в котором появилась первая часть «Собаки» (Август 1901г.); журнал не мог напечатать достаточное число экземпляров, чтобы удовлетворить спрос всех читателей; на Саутгемптон-стрит выстроились длинные очереди, чтобы купить только что напечатанные журналы, так сказать, прямо с печатного станка. В 1902 году в Лондоне Джордж Ньюнес издал повесть отдельной книгой, с 16 иллюстрациями Сидни Пейджета, это было самое большое издание, в котором когда-либо публиковались истории о Шерлоке Холмсе; в том же году МакКлюр («Филипс Компани») выпустил книгу в Нью-Йорке. По обе стороны Атлантического океана поклонники Холмса с восторгом приветствовали книгу.
Решение Конан Дойля никогда не воскрешать Холмса стало отчасти ослабевать.

В своем интервью, опубликованном в «Харперс Уикли» в августе 1931 года, он сказал:

«Я знаю, что мой друг доктор Уотсон заслуживает всяческого доверия, и я полностью доверяю его рассказу об ужасном деле в Швейцарии. Конечно, он может ошибаться. Возможно, мистер Холмс вовсе и не упал в пропасть или все это было результатом галлюцинации…»

Его окончательная капитуляция произошла в октябре 1903 года с опубликованием «Пустого дома».

«Возвращение Шерлока Холмса» заканчивалось «Вторым пятном», опубликованным в «Стрэнд Мэгэзин» в декабре 1904 года и в журнале «Кольерс Мэгэзин»28 января 1905 года. В 1905 году Джордж Ньюнес впервые опубликовал в Лондоне отдельной книгой тринадцать рассказов, вошедшие в эту серию с 16 иллюстрациями Сидни Пейджета. Американское издание Мак Клюра появилось в том же году.
«И все же» , - говорит Ховард Хэйкрафт…

И все же восприятие новых рассказов было не совсем чистым. Дойл любил рассказывать один случай, точно выразивший общее мнение. «Я думаю, сэр, - процитировал он слова корнуэльского лодочника, - когда Холмс упал с той скалы, то он, возможно, и не разбился, но он никогда уже не будет прежним.»
Вслед за «Возвращением Шерлока Холмса» последовал роман «Долина ужаса» и еще два сборника рассказов о Шерлоке Холмсе: «Его прощальный поклон» (вышедший в 1917 году, как в Англии, так и в Америке) и «Архив Шерлока Холмса», опубликованный в 1927 году.

Шестидесятый, и последний из рассказов о Холмсе, «Загадка поместья Шоскомб» был опубликован в марте 1927 года.

Однако, здесь следует упомянуть, что Конан Дойль написал еще два коротких рассказа, в которых возможно, присутствовал Шерлок Холмс, хоть и за кадром. Первый , «Человек с часами» появился в «Стрэнд Мэгэзин» в июле 1898 года; в нем «один известный специалист по расследованию преступлений» пишет в газету письмо, которое якобы появилось в «Дэйли Газетт» в марте 1892 года. Месяц спустя , в августовском выпуске 1898 года в «Стрэнд» был опубликован отчет о «Пропавшем поезде», в котором Конан Дойль процитировал письмо, опубликованное, как утверждается, 3 июля 1890 года в Лондонской «Таймс», «за подписью одного известного в ту пору любителя криминальных загадок». Вот как начинается один абзац: «Один из элементарных принципов практического мышления состоит в том, что исключив невозможное, мы получаем то, что осталось, пусть и неправдоподобное, но содержащее истину» - а это, как мы знаем, была любимая аксиома мистера Шерлока Холмса.

Покойный Эдгар Смит в 1942 году предложил, чтоб оба эти рассказа были причислены к Канону. Было указано, что письмо в «Газетт» должно быть написал Майкрофт Холмс; Шерлок находился в то время в Тибете. Было также выдвинуто предположение, что «Пропавший поезд» относился к материалам, которые доктор Уотсон намеревался подробно изложить в деле, касающемся «бумаг бывшего президента Мурильо».
Нам следует также упомянуть, что в августе 1948 года на обложке «Космополитэн Мэгэзин» красовалась следующая надпись: «Последнее приключение Шерлока Холмса…Неопубликованный до сих пор рассказ сэра Артура Конан Дойля». Это был рассказ под названием «Человек, объявленный в розыск» с двумя великолепными иллюстрациями Роберта Фосетта.





На самом деле, он был написан ушедшим на покой английским архитектором, для которого настали тяжелые времена, Артуром Уитакером, который послал этот рассказ Конан Дойлю. «Придумайте своих собственных героев», - ответил Дойль, но, что характерно отправил Уитакеру чек на 10 фунтов, который тот с благодарностью принял. Конан Дойль швырнул тогда «Человека, объявленного в розыск» в мусорную корзину. Рассказ был спасен леди Конан Дойль и находился среди документов писателя, где и был найден много лет спустя после смерти леди и сэра Артура Конан Дойль. Наследники Дойля, вполне естественно уверившись, что это в самом деле «неопубликованный до сих пор рассказ сэра Артура Конан Дойля», продали его , исходя из самых благих намерений Хёрст Мэгэзинс. Рассказ также появился в трех выпусках «Сандэй Диспатч» в Лондоне, Манчестере и Эдинбурге, в выпусках за 2,9 и 16 января 1949 года с 10 крошечными иллюстрациями и одним большим – во всю колонку – изображением Холмса без указания имени художника.

«Итак, читатель, простимся с Шерлоком Холмсом! – писал Конан Дойль. - Я благодарю тебя за твое постоянство, и надеюсь, что ты будешь вознагражден за него возможностью отвлечься от тягот и забот повседневной жизни и найти в себе силу для таких поступков, на которые обычно вдохновляет нас только волшебное царство романтики.»

Однако, издатели продолжали надеяться, что Конан Дойль еще будет писать о Шерлоке Холмсе. Джордж Доран в своих «Хрониках Вараввы» пишет: «Мне пришло на ум, что раз Конан Дойль отказался дальше писать в какой бы то ни было форме о приключениях Шерлока Холмса, биография доктора Уотсона могла бы оказаться идеально обоснованным художественным приемом для дальнейших рассказов о сыщике.» Конан Дойль признал, что это было лучшей идеей оживления Холмса, о которой ему приходилось слышать, но на тот момент чувствовал, «что не может оторваться от работы спиритического характера».

В начале 1930 года Конан Дойль отправился в тур по Континенту с чтением лекций, после которого вернулся, страдая от стенокардии, развившейся в результате перенапряжения. «Я вполне готов идти или остаться, - сказал он другу, - ибо знаю, что жизнь и любовь продолжаются вечно.»


"Его величайшее приключение"

Вот по поводу этой иллюстрации и подписи под ней из "Нью Йорк Ворлд" в ответ на кончину Дойля я как раз и вспомнила слова сэра Артура, которые когда-то прочла в предисловии к одному его сборнику:
Оптимист по натуре, общительный и энергичный, любитель мистификаций, Конан Дойл шутил даже во время тяжелой предсмертной болезни:
"За всю жизнь мою у меня было много приключений. Но самое сильное и удивительное ждет меня теперь."

Сэр Артур Конан Дойль скончался в половине десятого утра 7 июля 1930 года в своем доме Кроуборо, в Сассексе.

Сегодня он покоится на кладбище в Минстеде, в самом сердце Нью Фореста – того самого Нью Фореста, который был местом действия множества эпизодов в его романе «Белый отряд», того самого Нью Фореста, по полянам которого тоскует Уотсон в неимоверно жаркий августовский день, когда Бейкер-стрит «была раскалена, как печь».



Как стало известно, достойный мемориал сэру Артуру Конан Дойлу создает его сын Адриан. Замок XI века Люсенс в городе Люсенс , в Швейцарии станет местом хранения его документов, писем и других памятных вещей - «вероятно, самых полных биографических записей, какие только были о каком-либо писателе за последнее столетие». Здесь, также, будет третья и самая чудесная из «комнат Шерлока Холмса» - воспроизведение той старой гостиной, где Холмс и Уотсон так часто сидели и разговаривали в то время, как «буря становилась все сильнее и сильнее, а ветер в трубе плакал и всхлипывал, как ребенок.»


Замок Люсенс, город Люсенс , Швейцария.
Новый дом для архива Конан Дойля и третьей и самой чудесной из "комнат Шерлока Холмса". Фотография опубликована с любезного разрешения Адриана Конан Дойля.

Я уже сказала, что пришлось немного поковыряться, уточняя насчет города и одноименного замка. Ну, и вот что еще удалось нарыть в историческом плане.
Стратегическое положение замка позволяло ему контролировать долину Брой , которая была важным транзитным коридором. Начиная с Средневековья и до 1536 г. он был резиденцией епископа Лозанны и служил для управления землями епископа в долине Брой. В 12 веке замок неоднократно разрушался и перестраивался. В 1476 году он был разрушен Швейцарской Конфедерацией . В 1536 г. долину и прилегающую территорию захватил Берн . В то же время он стал резиденцией бернского бейливика . В 1542 г. в замок переехал фогт Мудона. Он был расширен между 1579–1586 гг. И служил арсеналом и крепостью на границе с Фрибургом . В 1798 году бернцы были вытеснены, и был образован кантон Леман . Вскоре после этого замок перешел в собственность Кантона, который в 1801 году продал его частным лицам. В 1925 году он был преобразован в Швейцарский реформатский институт для девочек. В период с 1965 по 1970 год он был резиденцией Фонда Конан Дойля, а сейчас находится в частных руках.

Последняя строчка, конечно, очень печальная, потому что Адриан в 1970 г. умер и все дело, видимо, держалось на нем. Книга Баринг Гоулда, которую я перевожу, 1975 г. издания, но это уже второе издание, а впервые она вышла в 1967 г., так что все верно.

На этом эта большая глава про Дойля заканчивается. Прочие главы будут после некоторого перерыва.

Эта часть относительно небольшая. Здесь Баринг Гоулд много ссылается на книгу Джона Диксона Карра и я внезапно увидела, что и в переводе этой книги наши переводчики пошли по пути наименьшего сопротивления) Там, где Холмс был назван каким-то заковыристым эпитетом, про него просто было сказано "они держали Дойля за горло мертвой хваткой", а на самом деле там никакие не "они") Тем более, что приводится и карикатура, как иллюстрация к этой фразе. В общем , я вывернулась, как смогла)


Первое американское издание «Этюда» было опубликовано в Филадельфии 1 марта 1890 года компанией Д. Б.Липпинкотта. Издание с фронтисписом и 39 иллюстрациями, сделанными Джорджем Хатчинсоном (11 из которых вошли и в издание Липпинкотта 1893 года) было опубликовано «Уорд, Локк, Бауден и Компания» в 1891 году в Лондоне. Упомянутые уже примечания Джозефа Белла в отношении «Мистера Холмса» вошли в четвертое английское издание. И еще одно издание с семью иллюстрациями Джеймса Грейга было выпущено в качестве приложения к рождественскому выпуску журнала «Виндзор Мэгэзин» за 1895 год.
А одним из читателей «Этюда в багровых тонах» был мистер Стоддарт, управляющий редактор американского журнала «Липпинкотт Мэгэзин». Он хотел опубликовать в качестве отдельного издания еще одну повесть о Шерлоке Холмсе; и он (или его представитель; в этом отношении нет точной информации) пригласил Конан Дойля и Оскара Уайльда на обед в один из лондонских ресторанов. И хотя Конан Дойль тогда усердно работал над своим историческим романом «Белый отряд», он пообещал компании «Липпинкотт» написать еще одну повесть о приключениях Шерлока Холмса, а Уайльд , в свою очередь, согласился написать небольшую новеллу, известную нам сейчас под названием «Портрет Дориана Грея».
Конан Дойль в своих «Воспоминаниях и приключениях» отдал должное артистизму Уайльда. (Некоторые критики с известной долей фантазии даже вообразили, что в «Знаке четырех» слышатся уайльдовское эхо. Но очевидно , Конан Дойль не разобрал тогда, что Уайльд, подобно Шерлоку Холмсу, иногда мог пустить пыль в глаза. Когда Уайльд уговаривал Дойля посмотреть одну из своих пьес - «Ах, вы должны ее увидеть! Она удивительна. Просто гениальна! – Конан Дойль с горечью написал в своем дневнике, что Уайльд должно быть сумасшедший.



«Знак четырех или дело Шолто» появился и в английском и в американском издании «Липпинкотт» в феврале 1890 года с фронтисписом неизвестного художника. Экземпляры этих выпусков считаются более редкими , нежели экземпляры «Стрэнд Мэгэзин» за 1891 год, но конечно, не настолько редкими, как ежегодник Битона.
Когда весной Спенер Блэкет опубликовал повесть отдельной книгой (с фронтисписом Чарльза Керра)под названием «Знак четырех», как ее всегда предпочитал называть Дойль – «она потускнела от обращенного на нее внимания критиков, едва ли менее пристального, чем в отношении «Этюда в багровых тонах»



Вот критика в лондонском «Атенеуме» (декабрь 1890 года):
«Детективный рассказ обычно читается с живостью, но мы вовсе не считаем, что «Знак четырех» можно отнести к числу лучших работ писателя. Это странная смесь, полная ужасов; ну, и, конечно же, те, что играют здесь в прятки с роковыми сокровищами, довольно любопытная компания. Каторжник с деревянной ногой и его напарник - дьявольский уродливый пигмей; зловещие близнецы, непобедимые боксеры-профессионалы; умные и глупые сыщики, и кроткая девушка. Влюбленный в нее джентльмен рассказывает эту историю, что причудливо вьется перед нами, точно в загадочном лабиринте, достигнув своей развязки в этой совершенно безумной и ужасной погоне по реке, которая кладет конец и всем приключениям и сокровищам. Почитатели доктора Дойла с жадностью проглотят этот небольшой томик, но едва ли у них появится желание взяться за него еще раз.»
Нет, этой бомбе, которой, в сущности, был Холмс, не суждено было взорваться до той поры, пока Конан Дойль не решил осуществить качественно новую (для Англии) идею создания серии коротких рассказов , в которых действовал бы один главный герой. Его агент, А.П. Уотт послал первый из рассказов этой серии - «Скандал в Богемии» - литературному редактору журнала «Стрэнд Мэгэзин» Гринхоу Смиту, «человеку проницательному, в очках и с густыми усами», которому понравился рассказ, и он предложил Конан Дойлю написать еще шесть, за каждый из которых согласился заплатить в среднем 35 фунтов стерлингов.
По дневнику Конан Дойля можно судить о скорости, с которой он работал: в пятницу 10 апреля 1891 года, через неделю после того, как он отослала в журнал «Скандал в Богемии», он отметил: «Закончил «Установление личности»». В понедельник 20-го числа отослал «Союз рыжих». 27-го отправил по почте «Тайну Боскомбской долины». После этого он написал «Пять апельсиновых зернышек» , но не отсылал до понедельника , 18 мая, потому что слег с приступом гриппа.
Когда в июле 1891 года в выпуске «Стрэнда» появился рассказ «Скандал в Богемии», Холмс , наконец-то , предстал в полном блеске своей популярности, и 14 октября Конан Дойль написал матери, что его издатели «умоляют его продолжить Холмса».
Он поднял цену до 50 фунтов за рассказ «независимо от его объема» и получил ответ с согласием на его требования и с уговором написать еще шесть рассказов. Он тут же начал работать над седьмым рассказом в этой серии, «Голубым карбункулом», и к 11 ноября смог сообщить матери, что закончил все рассказы из этой дополнительной шестерки, за исключением одного.
«Я думаю, - добавил мимоходом Конан Дойль, - убить Холмса в последнем рассказе и завязать с ним раз и навсегда. Он отвлекает меня от более важных вещей.
- Ты не посмеешь! – неистовствовала его мать. -Ты не можешь. Ты не должен.
Поэтому он закончил двенадцать рассказов, и сюжет «Медных буков» был основан на идее, предложенной его матерью. Так «Мадам» – по крайней мере, временно, - спасла жизнь Шерлока Холмса.
«Они – издатели «Стрэнда» - опять донимают меня, требуя новых рассказов о Шерлоке Холмсе, - писал Конан Дойль матери в феврале 1892 года. –Под их нажимом я предложил написать дюжину за тысячу фунтов, но искренне надеюсь, что теперь они таких условий не примут.»
Сумма в тысячу фунтов в 1892 году была чрезвычайно большим гонораром, но «Стрэнд» согласился, и «Серебрянный», первый из рассказов новой серии должным образом появился в декабрьском выпуске журнала.
В начале следующего года… – но дадим слово самому Конан Дойлю:
«Я поехал с женой на небольшой отпуск в Швейцарию, во время которого мы увидели поразительный Рейхенбахский водопад, ужасное место, и я подумал, что оно будет достойной могилой для Шерлока, даже если вместе с ним мне придется похоронить свой банковский счет…»
Вернувшись домой, 6 апреля Конан Дойль вновь написал матери: «Я пишу последний рассказ о Холмсе, после которого этот джентльмен исчезнет навсегда. Я устал от этого имени.»
«Он больше не был марионеткой, - писал Джон Диксон Карр, - просто этот малый, порожденный его собственным воображением, держал его за горло мертвой хваткой.»



"Он больше не был марионеткой..." Карикатура сэра Бернарда Партриджа, впервые появившаяся в "Панче" в 1926 году

И так, «с облегчением вздохнув», он приступил к работе над рассказом, который с надеждой в душе назвал «Последнее дело Холмса».
«Убил Холмса», - лаконично записал он в дневнике некоторое время спустя…

Обнаружила на фейсбуке вот такой кадр с Эйлом Норвудом в роли Холмса, который раньше нигде не видела

Здесь речь пойдет в основном об "Этюде в багровых тонах" и немного о прототипах главных героев.
Кое-что удивило и вызвало сомнения. В частности, откуда Баринг Гоулд взял, что Уотсон учился в эдинбургском университете? Он же закончил лондонский университет, о чем он и сам потом пишет.
Перевод местами вызывал некоторые трудности, но в общем, я "сделал все, что мог". И иллюстрации местами заменяла более качественными, ну, а что-то оставила, как оно было в книге.

***


Молодой Конан Дойль во времена Саутси.


Наш друг, мистер Майкл Харрисон , считает, что сюжет «Этюда в багровых тонах» могло подсказать Конан Дойлю действительно произошедшее в Лондоне исчезновение немецкого булочника, Урбана Наполеона Стэнджера, эхо от которого слышится в имени Стэнджерсона Конан Дойля. Для розысков пропавшего был вызван частный детектив Уэндел Шерер, но потерпел неудачу, и в убийстве обвинили управляющего булочника, Франца Феликса Стамма.

Конан Дойль вознамерился создать образ частного сыщика, который бы не потерпел неудачи в поставленной перед ним задаче, потому что «привел бы уже в систему привычку наблюдать и строить логические выводы»; и он тут же подумал об одном из своих бывших университетских преподавателей, докторе медицины, Джозефе Белле, хирурге-консультанте Королевского госпиталя и Королевской Больницы для больных детей, члене Совета Эдинбургского университета. Джозеф Белл родился в Эдинбурге в 1837 году; умер в 1911 году.
«Худощавый, жилистый, смуглый» человек, «с ястребиными чертами лица, пронизывающим взглядом серых глаз, угловатыми плечами» и «высоким резким голосом», доктор Белл сидел в своей приемной, с непроницаемым, будто у краснокожего, лицом, и ставил диагноз входящим к нему пациентам еще до того, как они успевали открыть рот. Он говорил им об их симптомах и даже о каких-то подробностях из их жизни и всегда попадал в точку.»


Джозеф Белл в молодые годы

Вот одна из менее известных историй, повествующих о докторе Джозефе Белле (журнал «Ланцет», выпуск за 1 августа 1956 года)
«Вошла женщина с маленьким ребенком. Джо Белл пожелал ей доброго утра, и она ответила ему тем же.
- А с какой целью вы приехали из Бернтайленда?
– Это была пешеходная прогулка (экскурсия).
– Вы пешком дошли до Инверлейт Роу ?
– Да.
- А где ваш другой ребенок?
- Я оставила его у своей сестры в Лейте.
- И вы все еще работаете на фабрике линолеума?
- Да.
- Видите ли, джентльмены, когда она пожелала мне доброго утра, я заметил ее файфский акцент, а, как вам известно, ближайший город Файфа – это Бернтайленд. Вы ведь заметили красную глину по краям подошвы ее туфель. А единственное место, где можно встретить такую глину в пределах двадцати миль от Эдинбурга, это Ботанический сад. Инверлейт Роу граничит с садом, и это ее кратчайший путь сюда из Лейта. И вы же заметили, что пальто, которое она перебросила через руку, слишком большое для того ребенка, с которым она пришла сюда, следовательно, она покинула свой дом с двумя детьми. И наконец,, на пальцах правой руки у нее дерматит, что весьма характерно для работников фабрики линолеума в Бернтайленде.»


Доктор Джозеф Белл в преклонные годы

Вот что сам Конан Дойль писал об этом периоде в своей автобиографии «Воспоминания и приключения»:
«Теперь же я чувствовал, что способен на что-то более свежее, яркое и искусное (нежели множество тех детективных рассказов, что были написаны до сих пор). Меня довольно сильно увлекал Габорио, тщательно разрабатывавший сюжеты, а мастер своего дела, сыщик месье Дюпен Эдгара По был героем моего детства. Но смогу ли я привнести сюда что-то свое? Я вспомнил о своем старом учителе Джо Белле, о его орлином профиле и странных повадках, о его сверхъестественной зоркости, с которой он подмечал малейшие подробности. Если бы он стал сыщиком, то, несомненно, приблизил бы это интересное, но бессистемное занятие к чему-то вроде точной науки. И я решил попробовать свои силы в этом направлении. Раз такое было возможно в реальной жизни, то так почему бы мне не попытаться осуществить это в литературе? Конечно, очень легко написать, что какой-то человек умен, но читатель хочет видеть тому примеры — такие, как Белл каждый день преподносил нам в больничных палатах.»
И в письме к доктору Беллу, датированном 4 мая 1892 года, Конан Дойль писал:
«Безусловно, именно вам, доктор, я обязан Шерлоком Холмсом, и хотя в рассказах я ставил своего героя в различного рода драматические ситуации, не думаю, что аналитический талант, им продемонстрированный, даже в малейшей степени превосходит ваши способности, которые я имел возможность наблюдать в амбулаторной палате. Поставив во главу угла идею дедукции , умозаключений и наблюдательности, которую вы нам внушали, я постарался создать на этом фундаменте человека, который бы продвигал ее так решительно, как это только возможно. Очень рад, что вы благосклонно восприняли мои преувеличения, потому что именно вы имели право критиковать меня строже всего.»
Доктор Конан Дойль посвятил «Приключения Шерлока Холмса» доктору Джозефу Беллу, и тот сделал примечание относительно «Мистера Шерлока Холмса» (изначально опубликованное в лондонском «Букмане») к четвертому английскому изданию «Этюда в багровых тонах».
Это было начало.
Но давайте постараемся внести ясность.
Сам Белл утверждает, что Конан Дойль создал нечто огромное из очень малого , и он по прежнему приписывает гений Шерлока Холмса исключительно дарованию и познаниям самого Дойла.
«Вы сами Шерлок Холмс и прекрасно это знаете», - написал он Дойлю.
Белл, несомненно, был прообразом для детектива-консультанта Шерлока Холмса. Но он не был тем Шерлоком Холмсом, каким мы его знаем. За исключением его замечательного таланта в области дедукции, Белл никогда не имел возможности продемонстрировать, что обладает какими-то способностями Холмса в деле раскрытия подлинных преступлений; тогда как Конан Дойль, напротив, принимал участие в расследовании многих реальных преступлений; он консультировал и давал свои советы сэру Бернарду Спилсбери, Эштону-Вольфу и другим криминологам и сотрудникам полиции.
Давайте сравним характер Холмса с характером его создателя:
Холмс, так же, как и Конан Дойль, любил старые халаты, глиняные трубки; у него была масса документов, и не хватало времени, чтоб навести в них порядок; на его рабочем столе лежала лупа, а в ящике стола – пистолет. «Предки Холмса, так же, как и у Конан Дойла, были деревенскими сквайрами, - писал профессор Пьер Вейл Нордон из парижского университета в своей прекрасной книге «Сэр Артур Конан Дойль», вышедшей в 1959 году, как издание, приуроченное к столетию писателя. – Бабушка писателя Марианна Конан была французского происхождения, а бабушка Холмса была сестрой французского художника, Ораса Верне; Холмс держал свои деньги в том же банке, что и Конан Дойль; ему было предложено дворянское звание в том же году и том же месяце, когда оно было присвоено и Конан Дойлю («Как же нелепо, что автор был возведен всего лишь во дворянство, - заметил как-то покойный Кристофер Морли. – Его следовало бы причислить к лику святых») Оба они выказывали большой интерес к творчеству Уинвуда Рида или, к примеру, к происхождению корнуэльского диалекта; оба не любили суфражисток; с одинаковым нетерпением оба они ожидали, когда будет установлен тесный союз между всеми англо--говорящими державами. И, наконец,… криминалисты относились к обоим, как к своему коллеге, и оказали Дойлю особую честь, присвоив его имя криминалистической лаборатории.
Хорошо известна история об изобретательности Конан Дойля в отношении передачи новостей о событиях Первой Мировой Войны британским пленникам, находящимся в Германии: это он придумал отправлять им книги, в которых под различными напечатанными буквами были нанесены булавочные уколы, так чтобы потом можно было расшифровать передаваемое сообщение, но начиная всегда с третьей главы, исходя из соображений, что немецкая цензура будет более внимательно исследовать именно первые главы.
Мы уже сказали, что Конан Дойл проявлял интерес ко многим реальным преступлениям: он расследовал дело миссис Ром (результат неизвестен); он изучал дело пропавшего датчанина (дело раскрыто); посетил место преступления в деле убийства Торна. Сейчас в архивах Конан Дойля можно найти утверждение одного журналиста, подтверждающее, что это Конан Дойль пустил полицию по следу низкого убийцы Смита в известном деле «Невест в бане».
Примерами интереса Конан Дойля к процессам, где речь шла о восстановлении справедливости и правосудия, могут служить дела Джорджа Эдалджи и Оскара Слейтера.
То, что Конан Дойль и сам мог сделать быстрые и точные логические выводы, было продемонстрировано в «Воспоминаниях о сэре Артуре Конан Дойле». Здесь доктор Гарольд Гордон рассказывает, как как-то Конан Дойль
«остановился возле кроватки малыша, которому было примерно два с половиной года. Мать мальчика смотрела на своего ребенка. Почти не колеблясь, сэр Артур повернулся к ней и сказал ей добродушно, но с твердостью: - Вы должны прекратить красить кроватку ребенка. У него, несомненно, имеет место отравление свинцом. Нам был известен этот диагноз, но мы спросили его, как он так быстро пришел к верному заключению. Он, улыбаясь, ответил:
- Ребенок бледный, но довольно упитанный. Он вялый и даже выронил из рук игрушку. Мать одета аккуратно, но на пальцах правой руки у нее пятнышки от белой краски. Дети любят точить зубки, покусывая перила кроватки – таким образом, отравление свинцом вполне вероятный диагноз.»
Ну, а имя «Шерлок Холмс» пришло на ум Дойлю вовсе не в порыве вдохновения, оно стоило ему немало труда. В «Воспоминаниях и приключениях» он писал:
«Какое бы имя дать этому малому?... Упрощенный подход, когда в именах отражаются черты характера персонажа и создаются мистер Шарпс или мистер Ферретс, вызывал у меня протест. Сначала это был Шеррингфорд Холмс…
Но мистер Винсент Старретт впервые в этой стране опубликовал в своей книге «Частная жизнь Шерлока Холмса» страницу из старой записной книжки Конан Дойля, на которой ясно видно имя Шерринфорда Холмса без буквы «г».



Давайте-ка погрузимся чуть глубже в источники происхождения этого окончательного имени героя – «Шерлок Холмс».
Холмс. Будучи студентом, Конан Дойль пожертвовал обедом, чтобы купить книгу Оливера Уэнделла Холмса «Диктатор, поэт и профессор за завтраком»(как и многие другие его книги). И о Холмсе (Оливере Уэнделле, старшем) много говорилось в новостях в мае 1886 года – он приехал в Англию с визитом, о котором много писали в прессе. «Никогда еще я не знал так хорошо и не любил так человека, которого никогда не видел», - написал позже Конан Дойль.- Взглянуть ему в лицо – было одним из самых сильных желаний в моей жизни, но по иронии судьбы я приехал в его родной город как раз вовремя, чтоб положить венок на его свежую могилу.»
Шерлок. Мистер Джон Диксон Карр в своей замечательной книге «Жизнь сэра Артура Конан Дойля» рассказывает, что писателю внезапно пришло на ум ирландское имя Шерлок – «совершенно наобум». Но Шерлоки были землевладельцами в той самой части Ирландии, где некогда было имение у семьи Дойлов – в графстве Уиклоу, и Конан Дойль, поклонник геральдической науки, мог видеть это имя где-то в семейных архивах. И опять же, в газетном интервью, найденном мистером Винсентом Старреттом, Конан Дойль сказал, что «много лет назад я сделал в крикете тридцать пробежек против боулера (подающего мяч) по имени Шерлок и всегда испытывал весьма добрые чувства в отношении этого имени».
«Имя Шерлок, - как отмечал мистер Дункан МакДугалд Младший в своей работе «Некоторые ономатологические заметки о «Шерлоке Холмсе» и других именах в Священных писаниях», - происходит из ирландского scorloz – Shearlock или Scherloch, которые являются производными от searloz – Scurloch, Shirlock или Sherloch, которые в свою очередь являются гэльской версией англо-саксонского scortlog , буквально «short-lock» - короткостриженный». Мистер МакДугалд также замечает, что согласно книге Патрика Вульфа «Ирландские имена и фамилии», вышедшей в Дублине в 1923 году, род Шерлоков, «который, судя по имени, был англо-саксонского происхождения, обосновался в Ирландии еще до начала тринадцатого столетия и вскоре распространился там по довольно обширной территории; Шерлоков можно было найти в Дублине, Мите, Лоуте, Вексфорде, Уотерфорде, Типперари и т.д.»
С другой стороны, исследователи Шерлокианы сделали предположение, что Холмс, возможно, был назван в честь известного епископа Томаса Шерлока (1678-1761) или его отца, Уильяма Шерлока (1641-1707), который стал настоятелем собора Святого Павла и автором «Практической проповеди касательно смерти». «Можно почти не сомневаться, - написал как-то Кристофер Морли, - что полное имя сыщика было или Томас Шерлок Холмс или Уильям Шерлок Холмс.
Но было ли даже это имя сыщика полным? Мы знаем, то в качестве псевдонима в деле Чарльза Огастеса Милвертона Холмс взял имя Эскота(Escott), подменив им, возможно, Sherlock Scott, и это навело на мысль, что полное имя сыщика было Томас (или Уильям) Шерлок Скотт Холмс.
Теперь молодой доктор Дойл нуждался в рассказчике для своего повествования, человеке, который умственно и физически мог бы контрастировать с Холмсом. Первоначально названный «Ормондом Сэкером»(имя, которое Дойль быстро и совершенно справедливо отверг, как звучащее слишком вычурно) , «Джон Уотсон, доктор медицины, отставной офицер военно-медицинской службы» обязан своей фамилией другу и коллеге Дойла по Литературному и научному обществу Саутси, доктору Джеймсу Элмвуду Уотсону из Эдинбурга. Домашний врач при Королевском Эдинбургском госпитале, затем врач в Британском консульстве в Инкоу, в Маньчжурии, доктор Джеймс Уотсон начал практиковать в Саутси в 1883 году.
Но здесь вновь вмешались и другие факторы, помогая формированию будущего героя. Уотсон всего один раз на протяжении всех своих воспоминаний оставляет описание своей внешности – в рассказе «Конец Чарльза Огастеса Милвертона» он «мужчина среднего роста (здесь нельзя не упомянуть комментарий «нерегулярщика», мистера Эллиота Кимбала ; в статье «Рост Джона Х.Уотсона» он доказал, что наш «любезный доктор был ростом пять футов и десять дюймов…»);крепкого сложения, с широким лицом, толстой шеей, усами…»(В «Алом кольце» сам Холмса называет усы Уотсона «скромными».) И все это точное описание Альфреда Вуда, в Первую Мировую войну – майора Альфреда Вуда, компаньона Конан Дойля с 1885 года, который позже служил секретарем писателя до ухода майора в отставку в 1927 году.



"Полагаю, доктор Уотсон?"
Майор Альфред Вуд 40 лет исполнявший обязанности секретаря сэра Артура Конан Дойля.

И так же, как Конан Дойль во многом походил на Холмса, столько же замечательных параллелей можно обнаружить между его жизнью и жизнью доктора Джона Уотсона, хотя Конан Дойль был на семь лет моложе. Оба начали изучать медицину в семнадцать лет, оба учились в Эдинбургском университете, оба получили докторскую степень , когда им было двадцать шесть (Конан Дойль в Эдинбурге, Уотсон в Лондонском университете). Конан Дойль подумывал о том, чтоб пойти в армию, как это сделал Уотсон, но вместо этого стал корабельным хирургом. Оба по морю прибыли в Плимут – Уотсон -26 ноября 1880 года, Конан Дойль после менее длительного путешествия в июле 1882 года. Конан Дойль женился в 1885–м, а Уотсон (по мнению вашего покорного слуги) впервые сочетался браком в 1886-м году; у обоих это был не единственный брак, Конан Дойль женился еще один раз, Уотсон – возможно, два.
И вот, наконец, когда герои уже прочно обосновались в уме писателя, Конан Дойль с жаром взялся за работу над повестью, которую сперва назвал «Запутанный клубок»; месяц спустя, в воскресенье, в конце апреля 1886 года миссис Дойль смогла написать сестре мужа, Лотти: «Артур написал еще одну книгу, небольшой роман страниц на 200, под названием «Этюд в багровых тонах…»
После нескольких отказов, в октябре 1886 года он оказался на столе главного редактора издательства «Уорд, Локк и К» профессора Беттани, который передал манускрипт для оценки своей жене. Сама писательница, она высказалась об «Этюде» восторженно:
- Этот человек – прирожденный романист. Книга будет иметь огромный успех!
Но господа Уорд, Локк и компания не публиковали манускрипт по меньшей мере год и купили у Дойля авторские права на него всего лишь за 25 фунтов стерлингов. Писателя возмутила и задержка и предложенная цена, и он писал издателям с просьбой о получении процентов от продажи повести. В этом ему было отказано, и наконец, Конан Дойль согласился на предложенные 25 фунтов.
Повесть ,с четырьмя эстампами, на трех из которых стояли инициалы Д.Х.Ф. (Д.Х.Фристон), была опубликована в конце ноября или начале декабря 1887 года, в 28-м выпуске Рождественского Ежегодника Битона, издании, основанном в 1860 году Сэмуэлем Орчартом Битоном и его женой Изабеллой Мэри Битон. Он стоил один шиллинг. «Этот сенсационный журнал, - написал мистер Винсент Старретт, - сейчас одна из редчайших книг нашего времени – тот краеугольный камень, который знатоки-коллекционеры ищут в каждом уголке земного шара».



Последний известный экземпляр был продан по цене более, чем 1000 долларов; и примечательно, что, несмотря на рекламные объявления в лондонской «Таймс», не нашлось ни одного экземпляра ежегодника для выставки Шерлока Холмса, которая проводилась во время Фестиваля Британии, пока не появился проникнутый патриотическим духом гражданин с экземпляром ежегодника в руках, который он когда-то приобрел в лондонском киоске за шесть пенсов. К счастью для коллекционеров, Общество «Нерегулярные части с Бейкер-стрит» (BSI) совместно с Лондонским обществом Шерлока Холмса опубликовало в 1960 году полное факсимильное издание ежегодника на 168 страницах – с цветной обложкой, и полным содержанием, включая в полном объеме все рекламные объявления. Его цена для подписчиков тогда была 7 долларов, для всех остальных – 10; сейчас это также коллекционная вещь.
Покойная Дороти Сейерс сказала, что «Этюд в багровых тонах» был «для детективной литературы точно гром средь ясного неба», но биограф Дойля Карр писал: «И ничего не произошло. Было невероятно, чтобы накануне Рождества какой-нибудь критик взял бы на себя труд написать рецензию на ежегодник; никто этого и не сделал.»
Неутомимый Винсент Старретт, тем не менее, сыскал критика, который все же написал рецензию на «Этюд» в британской газете «Graphic» за 10 января 1887 года:

«Это совсем не плохая имитация , но она никогда не была бы написана, если бы не По, Габорио и Р.Л. Стивенсон ….Те читатели, что любят детективы и не читали великолепных первоисточников, найдут этот рассказ крайне интересным. Он построен вполне логично и заканчивается весьма оригинально.»
А столь же неутомимый доктор Джулиан Вольф нашел все в той же «Graphic» от 1 сентября 1888 года рецензию на первое появление «Этюда» уже в качестве отдельной книги, но ее автор был настроен уже гораздо дружелюбнее:
«Никому из любителей детективных историй не следует проходить мимо «Этюда в багровых тонах»…. Автор книги ни в чем не уступает лучшим из его предшественников… Собственно говоря, ему удалось создать совершенно нового детектива… Сюжет …построен довольно смело…Нет и следа вульгарности или небрежности, столь характерных для детективной литературы… Книга прекрасно написана, и ее с удовольствием прочтут даже те, кто обычно не читает литературу такого рода.»
(Чисто для информации. The Graphic — британская еженедельная иллюстрированная газета, выпускавшаяся с 4 декабря 1869 года по 14 июля 1932 года. Издавалась компанией Illustrated Newspapers Limited Уильяма Лусона Томаса. Обладала огромным влиянием в мире искусства того времени.
Продолжала публиковаться еженедельно под этим названием до 23 апреля 1932 года, а затем с 28 апреля по 14 июля 1932 года под названием «The National Graphic». Всего было издано 3266 выпусков.



Как бы там ни было, Рождественский Ежегодник Битона 1887 года оказался бестселлером. В начале 1888 года фирма «Уорд, Локк» предложила выпустить роман отдельным изданием. «Хотя автор за это не получил бы ни пенни, - пишет Карр, - было предложено, чтоб издание иллюстрировал его отец, Чарльз Дойл. Старый и больной, Чарльз Дойл тем не менее нарисовал шесть черно-белых иллюстраций; и на глазах старика наверняка выступили слезы, когда он узнал, что его работа все еще пользуется спросом в Лондоне.»
Это издание «Этюда в багровых тонах» в его исходном виде труднее всего достать коллекционерам книг о Шерлоке Холмсе; известно местонахождение всего лишь четырех экземпляров из двух тиражей этого издания.


Фотография из журнала The Baker Street Journal за январь 1946 года

"Мои дни с Шутом закончились, как недоигранная партия в камни, когда ее исход еще не до конца ясен. Иногда мне кажется, что судьба поступила с нами слишком жестоко; а порой – что нам повезло и у нас еще есть шанс на новую встречу. Так искусный менестрель делает паузу, чтобы тишина подчеркнула важность его последних слов, и тогда слушатели с нетерпением ждут продолжения. В такие минуты у меня появляется надежда, что обещание еще будет исполнено."

Робин Хобб. "Судьба Шута".

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Стараюсь плотно сидеть над переводом, потому как все это дело сильно затянулось. И то работа, то депрессивные мысли, то усталость и это при том, что имеется огромное желание сидеть читать и переводить, но через себя тоже не прыгнешь, и как не старайся, а если ты сидишь с закрывающимися глазами, то хоть ты что, ничего не получится.

А сейчас просто захотелось хоть что-то написать не на злобу дня о нашем дайри)

Сегодня утром смотрела "Кровавую надпись" и внезапно пришла к выводу, что там была борьба за легко призносимые имена)) А больше всего не повезло тут букве "У")) Я бы сказала, что именно ей). Ну, во -первых, это, конечно, Ватсон, а не Уотсон. Но как я вдруг поняла, это еще не все - потому что там еще и Хиггинс вместо Уиггинса, ну, и не стоит забывать о Хопе вместо Хоупа. На мой вкус, Хоп всегда звучал немного комично, и за что ему так не повезло? Ведь потом этого лорда из правительства во "Втором пятне" называли как положено. Смоктуновский даже подчеркнуто как-то один раз воскликнул: поздравляю вас, Хоуп!

А вчера в ночи копалась в разных тумблерах и захотелось сюда выложить гранадовские гифки - давно я этого не делала.

И для меня все же одно из главных достоинств Холмса-Бретта - это его подлинность. Ну, вот тот же мой любимый Ричардсон всегда бодр, подтянут, остроумен и кто его знает, что у него на уме, но с виду он в полном порядке. И можно в общем-то и забыть, что Холмс таким , наверное, был... на публике. Но за закрытой дверью был и другим. И когда видишь, как вот он внезапно раздраженно отшвыривает газету, то ты ему уже веришь. И вот здесь в "Медных буках", хоть мне с детства ужасно нравилось, как он именует себя "агентом по розыску утерянных карандашей", но за этим юмором скрывается тоска и даже безысходность. И Джереми тут отлично это демонстрирует.


Дни великих дел сочтены


Человек, или по крайней мере, преступник утратил предприимчивость и самобытность


- Конечно же, нет!

С удивлением обнаружила, что удаляется уже второй мой коммент в посте у marsi на тему багов дайри. Сначала решила, что что-то забыла. Но нет, коммент появляется, а через некоторое время его уже нет. Может, меня забанили?))
И до кучи опять пропала пагинация.
Какие-то тревожные симптомы...