Сборник "Наброски из записной книжки доктора"

- Пожалуйста, Уотсон, это бесполезно. Оставьте меня в покое, прошу вас.
Шерлок Холмс лежал на нашем диване, на нем все еще была ночная рубашка и халат, несмотря на то, что был уже поздний вечер. Весь день он был очень вялый, давая себе труд лишь слегка приподнять голову, дабы заметить, что происходит в комнате. Совершенно неожиданное фиаско в последнем расследовании может было бы не так ужасно, но все усугублял тот факт, что с утра Холмс прибег к своей ужасной бутылочке с кокаином. Все это вкупе вызвало у него приступ жесточайшей депрессии. Я мягко упрашивал его что-нибудь съесть, но это не принесло никакого результата, и, в конце концов, Холмс ответил на мои уговоры, но это был совсем не тот ответ, на который я надеялся.
-Вы не должны принимать это так близко к сердцу, Холмс, - сказал я, склонившись к нему. – Вы сделали все возможное.
- Я потерпел неудачу. Да, именно так. Умерли два человека, а их убийца бежал, и все из-за того, что я упустил из виду одну важную деталь, а ведь для такого логика, как я, она должна бы быть очевидной, - Холмс болезненно поморщился, его руки сжались в кулаки. – Да я оказался хуже самого безмозглого ротозея из Скотланд Ярда! Приберегите ваше сочувствие для кого-нибудь другого, Уотсон, я его не заслужил.
Я вздохнул, неловко выпрямляясь.
- Но если вы будете морить себя голодом, то это вряд ли поможет делу.
- Что толку в еде, все равно все обращается в прах…
После этой мрачной тирады Холмс замолчал и снова закрыл глаза. Я терпеть не мог подобные дни, когда он оказывался во власти такого уныния. На какое-то время мой друг исчезал, а вместо него появлялся какой-то вялый, небрежно одетый незнакомец, в мятом халате и с взлохмаченными волосами. Под глазами залегли темные круги, а его впалые щеки были отмечены, по меньшей мере, трехдневной щетиной. И хотя в обычные дни мой друг отличался кошачьим пристрастием к аккуратности и чистоте во всем, что касалось его внешности, во времена подобной депрессии его совершенно не волновало, в каком он был виде, более того, кажется, он даже не замечал насколько опустился. Ему было совершенно безразлично все, происходящее за той гранью отчаяния, что терзало этот великий мозг, окутывая его своим мрачным пологом и удушая чувства. Холмс утверждал, что все чувства глубоко чужды ему, но я знал, что это совсем не так. Кокаин только усугублял положение дел, он приносил вялость и апатию, оставляя моего друга в полном изнеможении, не в силах сопротивляться своим внутренним демонам. Вот он лежит, тень того человека, которого я знал, не сознавая даже мое присутствие рядом.
Я отвернулся, будучи не в состоянии больше на него смотреть и подошел к окну, чтобы задернуть шторы, так как уже совсем стемнело. Когда шторы были опущены и тусклый свет зимних сумерек перестал поступать в комнату, в дверь постучали, и в комнату заглянула наша домохозяйка.
- Я сейчас ухожу, доктор, - сказала она. – Может быть, вам что-нибудь нужно, пока я еще здесь.
- Нет, спасибо, миссис Хадсон. Все хорошо, - ответил я, после чего вышел за ней следом из комнаты и мы вместе спустились вниз. – Давайте, я вызову вам кэб.
- Нет, сэр, не нужно, спасибо. Сейчас придет мой племянник.
Миссис Хадсон посмотрела в зеркало, чтобы убедиться, как сидит на ней шляпа, а затем снова повернулась ко мне, на ее лице я заметил беспокойство.
- Мне не очень хочется оставлять сейчас мистера Холмса. Его настроение еще не изменилось?
- К сожалению, нет. Он в ужасной депрессии после дела Лоренса.
Миссис Хадсон цокнула языком и покачала головой.
- Нужно как-то поднять ему настроение. Я совсем не хочу, чтобы повторилась та же ситуация, что была в прошлом году, когда он чуть ли не целую неделю не вставал с постели. Право, доктор, ведь это же не здорово.
- Я очень надеюсь, что до этого не дойдет, - сказал я, хотя на самом деле не был настроен столь оптимистично. – Я…
Тут в дверь резко позвонили. Миссис Хадсон плотнее закуталась в шаль.
- Сэр, ведь вы же постараетесь что-то предпринять, правда? – спросила она, слегка коснувшись моей руки. – Мы не можем позволить ему совсем потерять голову из-за какого-то просчета. Попробуйте заставить мистера Холмса, по крайней мере, что-нибудь съесть – ведь он просто кожа да кости.
- Конечно, я сделаю все, что смогу, миссис Хадсон, я обещаю, - сказал я, открывая перед ней дверь. Удовлетворенная моими заверениями, она кивнула и ушла в сопровождении молодого человека, который ждал ее у входа.
Оставшись один, я хотел уже, было, подняться наверх, и тут мой взгляд упал на сверток в коричневой бумаге, лежащий на столе. Воспользовавшись малейшим предлогом, чтобы отложить возвращение в гостиную, я подумал, что, наверное, это миссис Хадсон оставила его здесь. Я схватил его и выбежал на улицу, чтоб догнать ее, но их уже и след простыл.
Предположив, что миссис Хадсон с племянником, должно быть, взяли кэб, я вернулся в дом. Я собирался положить пакет на столик, на котором я его обнаружил, но в этот момент тесемка на свертке развязалась и он выпал у меня из рук. Слава богу, внутри него находился еще один пакет, но и он разорвался, и на паркет выкатилось что-то мягкое, круглое и очень знакомое.
- Булочки! – невольно воскликнул я. Последнее время мы были как в лихорадке, приходя домой и покидая его в самые непредсказуемые моменты и я уже очень давно не видел никаких кондитерских изысков, не говоря уже о том, чтобы их отведать. Меня охватило непреодолимое желание намазать булочку маслом и джемом, и у меня прямо таки слюнки потекли. Видимо, миссис Хадсон намеревалась за чаем угостить ими племянницу, но так как она забыла их взять, то будет просто непозволительной роскошью дать им пропасть впустую. Я подумал еще немного, а потом сгреб все содержимое обратно в пакет и понес на кухню. Там я вскипятил чайник и, прихватив все необходимое, вернулся в гостиную.
За время моего отсутствия Холмс не двинулся с места. Он лежал, глядя в потолок, его рука лениво свисала с дивана, почти касаясь пола, усеянного разбросанными газетами, окурками и пр. Миссис Хадсон уже целую неделю не дозволялось войти в комнату, чтобы навести необходимый порядок, так что гостиная была в самом безобразном состоянии. Я говорил об этом Холмсу, но, понятное дело, сейчас его это совершенно не волновало. Рукав халата задрался и обнажил его тонкую мускулистую руку, испещренную следами от уколов, старых и совсем свежих. Я подавил в себе непреодолимое желание выразить неодобрение и поставил поднос, который держал в руках на письменный стол Холмса.
Потом подошел к камину и кочергой поворошил угли – это не вызвало у моего друга ни малейшей реакции. В ответ на мои действия огонь запылал с новой силой, отбрасывая вокруг красноватый отблеск, от которого так и веяло домашним уютом. Довольный таким результатом, я снова взял поднос и поставил его вместе со всем содержимым на маленький столик рядом с креслом Холмса. И усевшись сам, налил чашку чая, который я сам заварил перед тем, как подняться наверх.
В комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов да потрескиванием поленьев в камине. Через некоторое время я услышал шорох и, подняв глаза, увидел, что Холмс перевернулся на своем диване и в замешательстве наблюдает за моими действиями. Очевидно, позвякивание фарфора, производимое мной, смогло вызвать его интерес, что до сих пор никому не удавалось.
- Уотсон, - хрипло сказал мой друг. – Что вы делаете?
- Готовлю ужин, - ответил я, подцепив на вилку одну из булочек и держа ее над огнем. – Миссис Хадсон уехала, так что мы должны сами о себе позаботиться. Хотите попробовать?
Зрачки Холмса были расширены от бессонницы и кокаина; с минуту он обдумывал мое предложение, а потом покачал головой и снова опустился на подушки. Отяжелевшие веки закрылись, и Холмс устало пробормотал:
- Нет, благодарю вас.
- Что, не выпьете даже чашку чая? – попытал я удачу еще раз, поднимая чайник, и призывно звякнул им о края чашек.
Ответом мне было еще одно усталое движение головы. Вздохнув про себя, я вернулся к своему занятию. Мой аппетит разыгрался с новой силой от манящего запаха горячей выпечки, который вскоре разнесся по всей комнате. У меня на тарелке лежало три булочки, щедро смазанных тающим маслом. Я потянулся за баночкой с джемом, но не удержался и откусил кусок сразу и когда я почувствовал на языке горячий масляный вкус, то заметил, что Холмс открыл глаза и снова наблюдает за мной.
Тусклый взгляд его обычно пронзительных серых глаз встретился с моим, он таил вопрос, который не нуждался в словах. Дожевывая лакомство, я положил булочку на другую тарелку и протянул ее Холмсу. Какое-то время он колебался, а потом протянул свою худую дрожащую руку и взял у меня тарелку.
Слабое подобие улыбки тронуло черты его лица, когда мой друг поднес к губам румяную булочку, и у меня слегка отлегло от сердца. Тогда я пошел еще дальше и попытался уговорить Холмса выпить чашку чая – попытка увенчалась удачей. К тому времени, когда мы закончили ужинать, у меня теплилась робкая надежда, что возможно, мой друг, в конце концов, сбросит с себя оковы этой черной депрессии.
- Благодарю вас, - сказал Холмс, а я задумался, случайно ли миссис Хадсон оставила в передней этот удивительный пакет…

На сайте Archive of our own есть еще такие зарисовки :

60 word ACD Sherlock Holmes stories. Тут вообще по каждому рассказу пишется нечто из 60 слов - как только люди не изгаляются))

Причем встречаются такие идеи, что можно по каждому предложению фанфик писать. Наверное, надо сделать еще тэг))
В общем, лиха беда начало

Знатный холостяк: дежа вю Автор gardnerhill

Я записал все слово в слово и постарался скрыть улыбку, которую вызвали у меня мелодраматичные фразы этой калифорнийской леди: я потеряла сознание… несколько месяцев была тяжело больна… сначала подумала, что это призрак..
…И с предельной ясностью вспомнил каждое ее слово, когда очнулся в своем кабинете с привкусом коньяка на губах, а рядом стоял тот, кого я никогда уже не чаял увидеть.

Ентот фанфик очень мне сейчас подходит. У меня периодически случается такой недосып, что реально засыпаю за ужином. Правда ужинаю поздно. Самое интересное, если смотрю при этом кино. Смотрела я так серию "Стар Трека". Какой-то очередной космический негодяй, угрожая оружием, грозит всех перестрелять. Следующий момент - открываю глаза: он уже стоит на коленях и вопит: - Не убивайте меня! Не надо! Все, что было между этими кадрами я продремала. Вроде как и смотрела, а вроде как и нет.
Встаешь ни свет ни заря, на работе бывает приходиться мотаться по городу, да плюс работаю за тридевять земель. А вечером ведь охота сделать что-то для себя. В результате мы имеем, то, что имеем - хронический недосып
Так что мне очень понятно желание доктора выспаться))

В любое время

Казалось бы, что теперь я уже должен бы привыкнуть просыпаться в самое неурочное время.
Я участвовал в афганской кампании, где будучи, солдатом войск Ее Величества, был готов подниматься по тревоге в любое время дня и ночи. Мы должны были рано вставать, чтобы занять свои позиции перед сражением или иметь возможность для более или менее безопасного отступления. И, кроме того, под моим попечением были раненые. И для меня было самым обычным делом не спать всю ночь, ухаживая за каким-нибудь страдальцем.
Я думал, что после своей отставки, я вернусь к некоторому подобию размеренного существования. Какой абсурд…
Надо отдать должное Стэмфорду, он пытался меня предостеречь. Но я был взволнован появившейся, наконец, перспективой оседлого образа жизни. Комнаты были восхитительны, а оплата, поделенная на двоих, была не так уж и велика. Наличие компаньона тоже показалось мне весьма положительным моментом. Оказаться в относительно незнакомом городе, не имея ни друзей, ни знакомых было бы довольно плачевной перспективой.
Я считал, что заслужил несколько лет спокойного, ничем не прерываемого сна, но у Провидения на мой счет были другие планы. Осмелюсь заметить, что имея ночные кошмары о войне с одной стороны, и своего нового знакомого – с другой, спать мне приходилось немного.
Мои кошмары со временем прекратились, но я был лишен нормального ночного отдыха уже по другой причине. Невозможно привыкнуть к тому, что посреди ночи вы просыпаетесь в луже ледяной воды.
Право же, я виню в этом лишь самого себя. Я сам поощрял его своими похвалами и восхищением. И проснувшись, я превращался в настоящего монстра, по крайней мере, так мне было сказано.
Я воображал, что привыкну к пробуждению среди ночи, чтобы бежать на поиски кого-то и чего-то, и я привык… но я никоим образом не получал от этого удовольствия.
Надеюсь, все это стоило нескольких бессонных ночей.

Подождите, это что - свисток? Не может быть, Холмс сказал, что убийца будет стрелять с улицы, а не из этого пустого дома напротив…
Да ладно, рассуждать некогда. Я в сопровождении констеблей бросаюсь через дорогу и бегом взлетаю на второй этаж и влетаю в комнату. Каммингс поднимает с пола ошеломленного убийцу, а доктор помогает подняться на ноги какому-то человеку и очень мягко отряхивает его пальто. Человек этот кашляет и дышит тяжело , словно какой-нибудь тяжеловоз.
На какую-то минуту я не могу в это поверить, но когда вижу, какой ослепительной улыбкой доктор улыбается этому малому, я начинаю верить.
Шерлок Холмс вернулся.



- Так это что, правда?
Я отправлял Хопкинса на расследование убийства в Сохо. Этого выскочку трудно терпеть и в дневное время – в час ночи он невыносим гораздо боле , чем постоянная слежка Грегсона.
- Да, - выпалил я.
- Почему же он не хотел, чтобы его имя упоминалось?
- Откуда мне знать? Этот человек никогда мне ничего не говорит!
- Почему он не приехал с вами и с Мораном? - уныло спросил Хопкинс.
Неожиданно я улыбнулся, думая о том, насколько …нелепо они оба выглядели, когда я уходил с Бейкер-стрит – глупо улыбаясь друг другу и не обращая на меня никакого внимания.

- Холмс, все остынет.
Уже третий раз в течение этого часа я напоминал Холмсу о его нетронутом завтраке, а мой компаньон в некотором роде отвечал мне: Холмс недовольно хмыкал в ответ на мое абсурдное предложение и усердно выпускал кольца дыма из своей длинной трубки. Газета, которую он держал своей тонкой рукой, сердито зашуршала в мою сторону, точно гневаясь за то, что я отвлекал на себя внимание ее читателя.
- Холмс… дорогой мой, вы меня слышите? Боюсь, что наша дорогая миссис Хадсон будет крайне разочарована, если вы вот уже второй раз за последние шесть дней не отведаете одно из ее прекрасных блюд. Боже мой, да вы же вообще не ели на этой неделе?
Неожиданно я заметил, что мой друг выглядит еще более худым, чем обычно и по очертаниям его подбородка можно было подумать, что он совсем не обтянут кожей. Этот человек выглядел совсем как скелет.
- Я не ел всего лишь два с половиной дня, доктор, но я благодарю вас за беспокойство о моем здоровье. Однако, мне кажется, что ваша наблюдательность стала еще хуже, вместо того, чтобы улучшиться. Как же так! Вы ничему не научились у меня? Ваш мозг приходит в негодность из-за мыслей о женщинах и светящихся собаках…
Монолог Холмса внезапно прервался и безжизненный взгляд его серых глаз вдруг ожил и внимательно изучал «Стрэнд». Что-то на этих страницах смогло снова вызвать блеск этих глаз, утраченный из-за полного голодания. Все его тело было совершено расслаблено и трубка , того гляди, могла упасть на наш дубовый стол. Я решил, что не буду ни на что обращать внимания, независимо от того, какое изречение последует за этим проблеском, и продолжал дальше; кто позаботится о моем дорогом друге, если не я?
- Всего лишь два с половиной дня? – воскликнул я, изумленно взглянув на Холмса, который в свою очередь с таким же изумлением смотрел на газету. Я почти забыл о его намеках на мои скромные сочинения. – Холмс, я настаиваю, чтобы вы, по крайней мере, съели свой тост. Вы не умрете от голода, пока я здесь.
Мой скелетообразный компаньон не обратил на мои слова никакого внимания.
- Ха! Уотсон, кажется, что, несмотря на совершенно ужасных корреспондентов этой газеты, тут напечатали что-то , весьма похожее на правду. Я нашел ключ, который откроет тюремную камеру, где томится этот несчастный Сесил Кэнтерберри. Лестрейд будет очень доволен , - с этими словами Холмс тенью метнулся из-за стола с гордым победным криком триумфа и протянул руку за своим пальто.
- Могу я узнать, куда вы направляетесь? – сказал я, стараясь скрыть волнение.
- Я вернусь к восьми часам вечера, - сказал он, отвечая в такой манере на мой вопрос. – До свидания.
С этими словами великий сыщик покинул комнату, словно некий вихрь неукротимой и загадочной энергии. Я посмотрел на нетронутый тост, оставшийся на тарелке из бело-голубого фарфора, и тяжело вздохнул. Затем я заметил, что стол рядом с ней начинает потихоньку тлеть, очевидно, стремясь таким образом поглотить табак, рассыпанный Холмсом. Наблюдательность, ничего не скажешь…

Сны это не воспоминания. Сны гораздо хуже. Гроза без дождя. Во сне я бежал, и огонь артиллерии был похож на раскаты грома. Я бежал сквозь тьму, и огненные вспышки озаряли зловещие лица, населяющие мой кошмар. Единственные цвета здесь были черный, красный и серый. Со всех сторон подступала испепеляющая жара, через несколько мгновений начался дождь. Я с радостью ощущал на своей коже его освежающую прохладу. А затем, взглянув вниз, я увидел красные лужи: с неба падала не вода, а кровь.
Весь в поту и задыхаясь, я проснулся. Дождь, настоящий дождь барабанил в окно, и где-то вдали слышались раскаты грома.
- Уотсон.
Я был в нашей гостиной, где вечером прилег и заснул. В очаге потрескивал огонь, а Холмс стоял на коленях возле дивана. Я хотел извиниться за причиненное беспокойство, но он заговорил первым.
- Сожалею, что прервал ваш сон, но я должен рассказать вам об одной своей теории.
Я не хотел слушать никаких теорий о своем умственном состоянии, и хотел остановить его, но мой друг продолжил:
- Многосторонность предшественников первичных химикатов и ценных производных продуктов реакции предоставляет возможности для использования относительно недорогого угля для производства широкого спектра ценных товаров. Это представляет захватывающее и обширное пространство для научного исследования, - тихо сказал Холмс, опускаясь на пол.
- Угля? – спросил я. – Звучит захватывающе.
Я лгал.
Холмс спокойно рассказывал мне о продуктах замещения угля до тех пор, пока огонь в камине не стал потихоньку гаснуть; гроза затихала где-то вдали, дождь прекратился и небо за окном окрасилось в более светлые тона.


Прошу прощения за возможно некоторую тарабарщину в описании химических процессов. Я не разу не химик. А оригинал найти опять таки не смогла

Первые лучи солнца только-только озарили горизонт, когда мы с Холмсом мрачно брели через лужайку к нашей гостинице; Холмс был явно угнетен теми печальными новостями, которые ему предстояло сообщить мисс Стонер, а меня, признаюсь, чертовски клонило ко сну.
Внезапно эту утреннюю предрассветную тишину нарушил звук его голоса:
- Простите, что напугал вас, схватив за рукав, когда на нас выскочил этот чертов павиан…
- Пустяки, - ответил я, отчетливо вспомнив, как его холодные пальцы сжали мое запястье, - хотя мне кажется, что иногда вы недооцениваете свою силу, особенно если вспомнить разогнутую кочергу, которая стоит сейчас возле нашей каминной решетки .
В ответ на этот комплимент на лице Холмса появилось некоторое подобие улыбки.
- Надеюсь, что не сломал ее, - сказал он, усмехнувшись.
- Кажется, нет, - ответил я, слабо улыбнувшись в ответ, и дальше мы шли уже молча.
Пройдя по краю лужайки, покрытой утренней росой, мы оставили далеко позади зловещие очертания Сток-Морена. Вдали уже показались крыши домов ближайшей деревушки, когда неожиданно Холмс схватил меня за руку. На какой-то миг я предположил, что эта чертова обезьяна снова готова броситься на нас и уже потянулся за своим револьвером. Мой друг улыбнулся, но его взгляд оставался совершенно бесстрастным, и невозможно было прочесть, что таится за этой маской полнейшей невозмутимости…
- Нет, на этот раз питомцы доктора Ройлотта нас еще не настигли, - тут наши взгляды встретились, и немного помолчав, Холмс еле слышно произнес, - Я бы не потерял вас, Уотсон, - он сказал это очень тихо, и утренний легкий ветерок тут же унес его слова.
В них прозвучала такая неожиданная искренность, что я был тронут, и, не зная, что сказать, пробормотал:
- Мой дорогой Холмс, я ведь никуда не ухожу…
- Я говорю о волнениях прошлой ночи, - сдержанно сказал он. – Если бы я не был готов к тому, что там может появиться подобное смертоносное создание…
И тут внезапно я осознал всю опасность нашего положения.
- … мы оба могли бы погибнуть..., - тихо закончил я его фразу.
Мой компаньон замолчал, и на его лице появилось выражение такой боли, как если бы в душе он винил в этом себя.
- Холмс, - я сжал своими руками его ладонь и хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, но внезапно понял, что не в состоянии произнести ни одного слова…
Раньше я уже неоднократно писал о том, сколько сил мой друг отдавал своей работе, но, возможно, я не упоминал о том несомненном влиянии, которое она на него оказывала. Оно было настолько сильным, что, как только очередное его дело было закрыто или же приближалось к завершению, я уже знал, что вскоре увижу у Холмса те же симптомы, что встречал у некоторых своих пациентов вскоре после того, как они прекращали принимать те или иные препараты; он становился полностью безучастным ко всему земному, включая обычные потребности человеческого организма.
Рука, которую я держал, дрожала; но было ли это следствием того, что этому блестящему уму больше не над чем было работать, или же из-за утренней прохлады, точно сказать не могу. Его взгляд следил за линией горизонта, четкими очертаниями легких облаков, казалось, что он разглядывает каждое окно в домах этой маленькой деревушки, а затем его взгляд упал на меня. И вот на его губах мелькнула улыбка, столь же мимолетная, сколь и неожиданная.
- … и пропустить такое утро?
Он медленно пошел по тропинке, и затем повернулся ко мне с прежней энергией, словно забыв об ужасных событиях этой страшной ночи.
- Пойдемте, Уотсон, - и мы зашагали к деревенской гостинице.

Друг и коллега

Глава 1

Это произошло ранним утром в конце января 1883 года; перед самым рассветом, когда в ночном небе слились в единое целое оттенки серого и розового, я услышал, как скрипнула входная дверь, а через минуту раздался какой-то глухой звук. Несомненно, это жилец с третьего этажа, мистер Меррифорт, возвращался домой после ночи, проведенной в заведениях самого дурного толка, какие только мог предложить ночной Лондон. Последнее время подобные эскапады происходили довольно часто, и поэтому я вскоре выбросил это из головы.
Сжимая в руке стакан бренди, я пошуровал кочергой в камине, после чего со вздохом опустился в свое кресло. Глупо было бы даже надеяться заснуть, я знал, что сейчас, когда мои нервы напряжены до предела, об этом нечего и мечтать. Еще и часа не прошло с тех пор, как мой мирный сон был прерван инспектором Картрайтом, который довольно настойчиво заколотил в дверь нашей гостиной.
Прежде мне лишь раз пришлось встречаться с этим человеком, вскоре после того, как я переехал на Бейкер-стрит, и этой единственной встречи мне хватило с лихвой. Он был достаточно проницателен, и Холмс проявил к нему тогда некоторую терпимость, но на будущее я решил избегать расследований с его участием. Он был столь же злобен и чертовски самоуверен, насколько и умен.
Набросив свой синий халат и сбежав вниз по лестнице, я обнаружил, что миссис Хадсон уже встала и заявила инспектору весьма в недвусмысленных выражениях, что не потерпит такого поведения от кого бы то ни было, в том числе и от представителей власти. И уж, по крайней мере, ни в четыре утра.
Я сдержал улыбку, прекрасно зная, что Холмсу она прощала кое-что и похуже.
Как бы то ни было, мне удалось несколько утихомирить эту бурю, в которую грозил превратиться справедливый гнев миссис Хадсон. Я проводил ее вниз, уверив, что я разберусь со всеми проблемами, которые привлек к нашему порогу ее невыносимый квартирант.
Наша хозяйка удалилась в крайне раздраженном состоянии, наверняка, кляня себя всю дорогу за то, что решилась сдать квартиру мистеру Шерлоку Холмсу.
- ХОЛМС! – крикнул Картрайт, не успев переступить порог гостиной, а вернее, когда театрально распахнув дверь , он бросился в спальню моего компаньона. – ХОЛМС! Где вы, черт возьми, вы чертов…
Несколько раз я пытался вмешаться, пока инспектор бегал по комнате, обыскивая все углы в поисках Холмса, как будто бы мой друг мог прятаться под диваном, чтобы избежать встречи с ним. Однако, он до такой степени игнорировал мое присутствие, что в какой-то момент я даже усомнился, действительно ли стою рядом с ним – может, на самом деле я сплю у себя, наверху, и мне все это просто снится?
- Картрайт, - прервал я, наконец, эти поиски, схватив его за локоть. - Два дня назад, вскоре после завтрака, Холмс куда-то ушел и с тех пор не возвращался. У меня нет ни малейшего представления, где он и когда ожидать его появления. Во время расследования он может отсутствовать по нескольку дней , и поскольку он не счел нужным посвящать меня в то , куда он пошел, то уж, конечно, я не дам вам больше никакой информации по этому вопросу.
Видимо, мои слова рассердили инспектора еще больше, он побагровел и перед своим уходом (столь же внезапным, что и его появление), он предостерегающе потряс кулаком перед самым моим носом.
- Черт бы побрал этого человека! Доктор, вы передадите мистеру Холмсу послание от меня. Если он будет продолжать насмехаться над добрыми английскими законами и снова вмешиваться в наше официальное расследование, то я явлюсь сюда собственной персоной и он получит славный удар хлыстом за каждого сотрудника Скотланд Ярда. Он слишком долго испытывал мое терпение, пусть не забывает об этом. Доброй ночи!

Черт его знает, куда Холмс сунул свой нос на этот раз, но хорошо хоть его не было здесь во время нашествия этого разъяренного Картрайта. Так или иначе, чуть ли не половина инспекторов Скотланд Ярда время от времени высказывала угрозы в адрес Холмса за то, что он вмешивался в их работу, но сейчас… Я был уверен, что он не ограничился бы сейчас тем, что вытащил бы Холмса из постели – если бы он там был – наверняка он попробовал бы осуществить свою угрозу, а значит, мы его еще увидим.
Поэтому я сидел здесь в этот предрассветный час и ждал, намереваясь серьезно поговорить с Холмсом. Того и гляди, его методы заведут его в бездну настолько глубокую, что даже я не в состоянии буду вытащить его оттуда.
Через несколько минут на лестнице снова раздался какой-то шум, только на этот раз он был гораздо громче, как будто на пол швырнули что-то очень тяжелое. И тут уже пробудились мои медицинские инстинкты, так как, судя по всему, жилец с верхнего этажа нуждался в помощи, если до сих пор он еще не пришел в себя. И как бы я не относился к человеку с подобными наклонностями, мой долг врача оказался сильнее.
Представьте же себе мой ужас, когда выйдя на лестничную площадку, я увидел вовсе не подвыпившего мистера Меррифорта, а Шерлока Холмса, который лежал на боку, уткнувшись головой в ковер. Даже отсюда я мог заметить, что его дыхание было тяжелым и затрудненным, как если бы подъем на пять или шесть ступенек оказался для него совершенно непосильной задачей. Увидеть его здесь, лежащим на ступеньках в полубессознательном состоянии было довольно пугающе, но еще больше меня напугала мысль о том, что могло настолько сломить его железную волю.
- Холмс! – вскрикнул я, бросившись к нему. – Дорогой друг! Что с вами случилось?
Я упал перед ним на колени и осторожно провел рукой по его растрепанным волосам, пытаясь заставить его повернуться ко мне лицом. Единственным ответом мне был тихий стон.
Приложив руку к его шее, я проверил пульс – он был слабый, но довольно учащенный. Это вызвало у меня предположение о возможной потере крови, и к сожалению, моя теория подтвердилась, когда я заметил кровь, просочившуюся сквозь брюки и стекавшую на ступеньку, где виднелось пятно уже довольно пугающего размера.
Его коричневые твидовые брюки были разорваны, частично обнажив бедра, залитые кровью; часть крови уже запеклась, хотя рана все еще сильно кровоточила. Она была довольно большая и, видимо, была нанесена некоторое время назад, раз часть крови уже запеклась. Боже милостивый, сколько же времени прошло с тех пор, как его ранили?!
Признаюсь, мне стало дурно при одной мысли о том, как Холмс, раненный, из последних сил шел по заснеженным улицам, ибо я был убежден, что он не приехал в кэбе. Воспользовавшись методом самого Холмса, я заметил, что ткань его брюк насквозь пропиталась растаявшим снегом, указывая на то, что он и в самом деле шел пешком, пока под воздействием шока не упал без чувств на нашей лестнице.
Но когда я осторожно просунул руку под его талию, чтобы попытаться приподнять его, то внезапно столкнулся с его обычным сопротивлением по отношению к посторонней помощи. Холмс оттолкнул мою руку (правда, далеко не с той силой, на какую был способен) и сердито пробурчал мне:
- Уйдите!
При этом я почувствовал некоторое облегчение – все было не так плохо, если он был в сознании до такой степени, что сохранил столь свойственную ему независимость.
Однако, как бы то ни было, я был не только его другом, но и его врачом, и хотя в течении тех двух лет, что мы вместе жили на Бейкер-стрит, я всегда подчинялся его распоряжениям, сейчас я не собирался уступать его упрямству.
Я снова попытался перевернуть его, и снова он оттолкнул меня, теперь уже со всей силой, на которую, видимо был сейчас способен. Сила, с которой Холмс схватил меня за руку, была ужасно слабой для любого взрослого мужчины, а уж тем более для него. За этой слабой попыткой оттолкнуть меня последовал целый поток еле различимых ругательств и проклятий (очень надеюсь, что это было вызвано действием шока, а не теми недобрыми чувствами, которые он мог питать по отношению ко мне).
Я не сдавался, и когда Холмс оттолкнул меня в третий раз, его рука обессилено упала. Он умолк и его дыхание участилось. Я, который знал его так хорошо, понял, что это вовсе не от напряжения. Прислушиваясь к хриплому дыханию, с трудом срывающемуся с его губ, я буквально ощутил, как в этот момент разбивается на куски сама гордость моего друга.



Глава 2

Осторожно приподняв неподвижное тело Холмса, я взял его на руки, прислонив его голову к своему плечу. Пока я нес его по лестнице в спальню, он лежал у меня на руках совершенно неподвижно. Опустив Холмса на постель, я быстро начал снимать с него пальто и ботинки. Но стоило мне коснуться застежки на его брюках, как Холмс пришел в настоящую ярость.
- УОТСОН! Вы понимаете, что вы делаете?!
- Я снимаю ваши брюки, чтобы получше рассмотреть рану. Лежите спокойно и позвольте мне помочь вам.
- Нет! – рявкнул он. – Вам не стоит об этом беспокоиться. Оставьте меня. Это ерунда, простая царапина. Я сам об этом позабочусь.
Его лицо побледнело, лоб покрылся испариной, очевидно, ему было совсем плохо. Больше всего меня беспокоила потеря крови, но его внешний вид навел меня на мысль о возможном воспалении.
- Оставить вас истекать кровью на собственной постели? Холмс, да за кого вы меня принимаете?! Хотите вы того или нет, но вы не останетесь без медицинской помощи, поэтому вам нужно лишь решить , примете ли вы эту помощь от меня или же вас будет лечить кто-нибудь другой. В любом случае, вам нужен врач.
Во время своей речи я безуспешно пытался несколько раз встретиться с ним взглядом. Холмс отвернулся, как видно, намеренно, избегая моего взгляда. Когда он перевернулся на бок и уткнулся лицом в подушку, я был уверен, что его терзали сомнения.
Для человека, который считал слабостью любые человеческие эмоции, было бы, наверно, сродни унижению сознавать, что его раздевает и осматривает единственный во всем мире человек, которого он называл другом. Ему доставлял величайшее удовольствие тот факт, что я часто считал его каким-то сверхчеловеком , видя проявления его умственного и физического совершенства. Холмс пошел против свойственной ему склонности к замкнутости и уединению, позволив мне приблизиться к нему ближе, чем кому бы то ни было другому. Теперь же все это рассыпалось на куски. Я видел его в минуту слабости, когда боль затмила остроту его ума. Я был свидетелем того, что он столь же уязвим, что и обычный человек , и теперь он считал, что это может поколебать то огромное уважение, которое я питал к нему.
Я же всей душой сейчас хотел доказать ему, что это не так. Но лишь тяжело вздохнул и сосредоточился на своем пациенте.
В ванной комнате я нашел большое полотенце, как раз подходящее для того, чтобы заменить жгут. Я затянул его так туго, как мог, и мои руки слегка задрожали, когда я заметил, как кровь тут же просочилась сквозь довольно плотную ткань.
- Что, черт возьми, с вами случилось? – спросил я, чувствуя комок в горле (и молясь, чтобы Холмс этого не заметил).
- В меня стреляли, - сухо ответил Холмс, и стал разглядывать узоры на обоях, по- прежнему не глядя на меня.
В эту минуту я зажег лампу на его прикроватном столике и в первый раз увидел ссадины и кровоподтеки у него на лице, в основном с правой стороны, которую до этого он тщательно скрывал от меня. На его горле я заметил отчетливые отпечатки чьих-то пальцев.
- И не только. Судя по всему, вас избили, - угрюмо заметил я.
- Это было не самое удачное мое сражение.
Вздохнув, я направился к двери, на пороге повернулся к нему.
- Я вернусь через минуту, Холмс.
Забрать из моей комнаты медицинскую сумку было делом одной минуты, после чего я снова зашел в ванную, чтобы прихватить еще несколько полотенец и налить в таз теплой воды.
Все это время у меня сильно дрожали руки. Это слишком напоминало Афганистан. Пулевые ранения, кровь… люди, душевные терзания которых я не мог исцелить, даже если и был в состоянии излечить их раны. С тех времен я не занимался медицинской практикой и не мог теперь избавиться от мысли, что это наихудший способ к ней вернуться. Возвращаясь в комнату Холмса, я молился только о том, чтобы мой медицинский опыт не подвел и я сделал все возможное, чтобы помочь моему дорогому другу.
- Ну, так что будем делать, Холмс? – спросил я, подходя к его постели и воодружая на прикроватный столик медицинский чемоданчик и таз с водой. – Мне послать за доктором Уэнтрайтом с Брук-стрит или вы хотите, чтобы я лечил вас?
Холмс, наконец, повернулся ко мне и наши глаза встретились. Он быстро протянул руку и сжал мое запястье, заставив меня опуститься на колени рядом с ним.
- Вы, мой дорогой Уотсон. Пожалуйста. Только вы.
Я даже не заметил, что затаил дыхание, пока у меня не вырвался невольный вздох облегчения. Значит, он все-таки доверял мне.
Я медленно встал, пообещав Холмсу, что сделаю все так быстро, как это только возможно. Я рассеянно опустил руку на его лоб, моя ладонь казалась вдвойне холодной в соприкосновении с его разгоряченной кожей. Он прикрыл глаза и, видя, что он немного расслабился, я начал понемногу снимать с него одежду.
Расстегивая на Холмсе жилет, я говорил ему все, что только приходило мне в голову. В обычном состоянии он, наверняка, укорил бы меня за пустую болтовню, но осмелюсь предположить, что сейчас мой друг с благодарностью прислушивался к успокаивающему тону моего голоса, не придавая значения смыслу сказанного мной. Наверное, это немного отвлекало его от боли и от чувства неловкости. Он сохранял видимое спокойствие, когда я снимал с него жилет, рубашку, носки и развязывал свой самодельный жгут, который я затянул поверх его брюк. Но, когда я взялся за застежку на его брюках, Холмс испуганно охнул, и в то же мгновение его щеки окрасил яркий румянец. Хотя на этот раз он не сделал никакой попытки меня остановить, он, видимо, чувствовал себя ужасно неловко , смущаясь при малейшем прикосновении, пульс его участился, а и без того тяжелое дыхание стало совсем прерывистым.
- Дорогой мой, расслабьтесь. Просто доверьтесь мне, - прошептал я, набрасывая на него простыню, после чего стянул с него брюки и белье. Я оставил Холмса, покрытым простыней, оставив открытыми лишь левую ногу и бедро.
Теперь, когда я мог как следует обследовать его ранения, я понял колебания Холмса. Рана была вовсе не в верхней части бедра, как мне показалось сначала, а в гораздо более интимном месте. Мой друг был ранен в пах.
Он все еще был напряжен, словно пойманный в ловушку зверь, поэтому я снова заговорил с ним, прикладывая к ране чистое полотенце.
- Кровотечение, кажется, наконец стало меньше, старина, но рана довольно глубокая. И после извлечения пули определенно потребуется наложить швы.
- Просто… просто делайте то, что нужно, - ответил он, тяжело дыша.
- Холмс, - сказал я, отыскав в своем чемоданчике стетоскоп, - а сейчас сделайте глубокий вдох – да, вот так.
Я послушал его сердце, ритм которого был все еще довольно быстрый и в то же время слабый, что мне совсем не понравилось. Легкие были чистые, однако дыхание было учащенным, было явно, что он не может вдохнуть достаточно воздуха за один вдох. Кроме того, он был покрыт испариной, несмотря на то, что в камине еще не был разведен огонь. Повышенная температура подтверждала мое подозрение о возможном заражении. Вкупе с шоком и пулей, бог знает, сколько уже часов находившейся в теле моего друга, все это заставляло меня опасаться сепсиса.
- Когда точно вы были ранены?
- Прошлой ночью.
- Господи, Холмс! О чем вы только думали, оставив рану без внимания на такое время? Неужели вы не понимаете, что могли бы умереть от потери крови?! И вот теперь у вас воспаление, которого можно было бы избежать, если бы можно было раньше приняться за лечение. Честное слово, Холмс, вы меня просто поражаете!
- Успокойтесь, доктор. Незачем так кричать.
- И ради чего?! – еще пуще растроился я.
- Я распутал это дело, - добавил Холмс, слегка переведя дыхание, и пытаясь улыбнуться, - к большому удивлению Картрайта.
Вот оно что, это объясняло налет инспектора на нашу квартиру несколькими часами ранее. Все-таки, в один прекрасный день Холмс хватит лишку и попадет в настоящую переделку, если и дальше будет продолжать в том же духе. Остается только надеяться, что я буду рядом и помогу ему выпутаться.
- Ну, надо думать, что вы не расскажете, чем занимались … после всего этого, - я указал на его рану. Единственным ответом мне была саркастическая усмешка.
Поняв, что не получу от Холмса никакой информации относительно его местопребывания в течение последних сорока восьми часов, я вернулся к своим непосредственным обязанностям.
Промывая его рану теплой водой, я чувствовал, как внутри у меня все сжималось, когда Холмс невольно вздрагивал при моем прикосновении к его открытой воспаленной ране. Так мягко, как только мог, хотя боюсь, что не достаточно легко касаясь столь чувствительной раны, одной рукой я смывал запекшуюся кровь с его бедра, а другой – в то же время прижимал чистый тампон к самой ране, чтобы приостановить кровотечение.
Холмс громко застонал, закрыв глаза с болезненной гримасой. У меня защемило сердце, ведь я прекрасно понимал, что он никогда бы раньше не позволил себе открыто показать подобные проявления эмоций.
Мне было абсолютно ясно, что нужно дать Холмсу обезболивающее, и тем еще более усилить нагрузку на его организм. При подобных обстоятельствах оно могло убить его, но я чувствовал, что сейчас у меня нет ни выбора, ни времени для подтверждения своего врачебного решения.
Точно так же, как и во время раздевания Холмса, сейчас я разговаривал с ним, подготавливая моего друга к операции. Он кивал с понимающим видом, а когда поднял на меня глаза, их потускневший взгляд выражал молчаливое доверие. То, что он вверял себя в мои руки, тронуло меня до глубины души.
Операция заняла несколько больше времени и оказалась более сложной, чем я думал, так как пуля засела довольно глубоко. Собственно говоря , она слегка вонзилась в кость. Я извлек пулю и несколько фрагментов кости, после чего промыл рану сперва водой, а потом антисептиком и зашил рану. Затем я плотно перебинтовал рану и надел на Холмса чистую ночную рубашку.
Я сидел возле его постели, надеясь, что мой друг будет спать и после того, как кончится воздействие эфира. Я опасался вводить ему морфин – вопреки его склонности к наркотикам – сейчас меня больше беспокоило воздействие, которое это могло произвести на его ослабленный организм. Это бы могло его убить.
Перед глазами у меня все плыло – все таки спал я очень мало, и когда за окном забрезжил рассвет, я задремал, сидя на своем стуле. Но, увы, сон мой продолжался недолго, вскоре я проснулся от того, что кто-то потянул меня за рукав.
- Уотсон…
- Гм?
- Я … теперь вспомнил, - произнес он, тяжело дыша, - почему… я пришел домой.
- Почему же, друг мой?
Он взглянул на меня умоляюще.
- Предупредить вас… вам опасно ... здесь находиться.
Затем я почувствовал, как его пальцы, сжимавшие мою руку, разжались, и он вновь впал в бессознательное состояние.

Глава 3

Было ли это продиктовано горячечным бредом или же тут было что-то более реальное? На лбу Холмса выступил холодный пот, временами его тело сотрясала судорога. Хотя пуля была извлечена и худшие последствия ранения были устранены, я был не настолько глуп, чтобы поверить, что он уже вне опасности. Его все еще затрудненное дыхание и повышенная температура говорили мне о том, что это далеко не так. Вполне возможно, что его разгоряченное воображение породило ночные кошмары, которые он не мог отличить от реальности.
Единственное в чем я мог быть уверен, так это в том, что никогда прежде я не слышал, чтобы он говорил таким голосом, даже в самые напряженные минуты. Я привык безоговорочно верить в его способности. И почему я должен сомневаться в них сейчас?
Обдумывая все это, я в нерешительности оставил своего пациента, чтобы достать из ящика стола свой армейский револьвер. Идя обратно, я задержался, чтобы запереть дверь гостиной и услышал из передней приглушенные голоса.
- Он добрался сюда, гляди!
Второй человек разразился громким хохотом.
- Оставил за собой кровавый след по всему пути от самых доков, а?!
- Думаешь, с ним все кончено? – раздался хриплый голос третьего.
- Бьюсь об заклад, что нет, - вновь вмешался первый. – Надо же было так промазать! Попал бы прям в сердце, если б только этот мерзавец не увидел меня и не спрыгнул с пирса!
Моя рука все еще сжимала дверную ручку, когда я почувствовал, как один из этих негодяев поворачивает ее. Не собираясь стоять и ждать, чем кончится дело, я решил воспользоваться своим преимуществом в этой рискованной ситуации. Я распахнул дверь и, взведя курок, направил револьвер на этих бандитов, крикнув им бросить оружие.
Вырвавшийся у меня яростный вопль напугал и меня самого не меньше, чем эту троицу, что застыла на месте, раскрыв от удивления рты. Наверное, я был похож на сумасшедшего! И подумать только, что это я, наверное, со стороны было очень забавно наблюдать, как респектабельный молодой джентльмен в моем домашнем халате, выкрикивал самую непристойную брань, какую только можно услышать где-нибудь в трущобах Ист-Энда, в моих глазах бушевало пламя неистового гнева, которое напугало бы самого дьявола. Лишь я один стоял между этими наемными убийцами и Холмсом – и я не позволю ни одному из них и пальцем до него дотронуться, особенно сейчас, когда он лежал в жару, совершенно беззащитный.
Я не много помню из того, что произошло в те ужасные минуты, знаю лишь, что мой рассудок тогда, видимо, слегка помутился. Я ясно слышал звук выстрела из моего револьвера, но готов поклясться, что это не мой палец спустил курок.
Один из бандитов бросился на меня, зажав мне рот, и тогда я ударил его по голове рукояткой своего револьвера.
Тут снова раздался выстрел, на этот раз стреляли уже в меня. Пуля слегка зацепила мне ухо. Я слегка зашатался, но быстро выправился и выстрелил в одного из двоих негодяев, оставшихся на ногах и бросившихся ко мне. Я попал в высокого бородача, но другой – здоровенный крепыш набросился на меня словно разъяренный бык. Я прицелился ему в плечо и выстрелил, но пуля попала в горло. Он упал, издав ужасный булькающий звук, кровь хлынула у него изо рта.

И самое главное – не навреди… прежде всего не навреди… не навреди…

Я не в силах был остановить это кровотечение. При каждом биении его сердца кровь все сильнее и сильнее текла по моим пальцам, которыми я пытался зажать рану. Он хотел убить Холмса, я защищал своего друга – говорил я себе. Я никому не желал зла. И разве я мог предположить, что все это возымеет столь ужасные последствия?
Не могу сказать точно, когда другие мои противники пришли в себя. Несколько минут я ощущал лишь все замедляющееся биение сердца своей жертвы и нескончаемые струйки крови, сочившиеся сквозь мои пальцы. Когда же кровь перестала течь, я все еще не мог заставить себя убрать руку с его шеи. И тогда я почувствовал, как чья-то рука мягко коснулась моего плеча, заставив повернуться.
Рядом со мной сидел Холмс, в руке он держал револьвер. Не знаю, когда он появился, но думаю, что он был здесь уже некоторое время. Затем приблизив губы к моему уху, он вывел меня из того ментального ступора, в котором я пребывал.
- Вы лучше меня, Джон Уотсон, - еле слышно произнес он. – Я бы не испытывал такого сожаления, лишив жизни этого негодяя.
- Как бы плох он ни был, он все-таки был человеком, - ответил я, не поднимая на него взгляд. – Он все-таки был человеком, а я видел уже столько бессмысленных смертей, что хватило бы с лихвой еще на две жизни. Достаточно, хватит! – с жаром воскликнул я.
- Да, я знаю.
К моему удивлению, Шерлок Холмс, человек которого я считал начисто лишенным эмоций, обхватил меня за плечо своей тонкой мускулистой рукой. Только сейчас я понял, в каком напряжении находился, понял потому, что после этого его простого движения, оно совершенно исчезло. Мне захотелось продлить этот контакт, и я положил голову ему на плечо, а Холмс в свою очередь склонил свою голову к моей. Так мы сидели несколько минут, ничего не говоря, потому что ничего и не нужно было говорить, по крайней мере, словами.




- Уотсон?
Я посмотрел на него, наши лбы все еще касались друг друга.
- Да, Холмс?
- Знаете, если вы решите найти себе другую квартиру, то я пойму.
- Да с какой же стати я должен так решить?!
Какое-то время он оставался в том же положении, как если бы не ожидал подобного ответа и не знал, как поступить дальше. Я почувствовал, как он тяжело вздохнул и нехотя отстранился от меня.
- Уотсон, с моей стороны было бы несправедливо рассчитывать на то, что вы останетесь жить здесь и тем самым подвергаться ежедневному риску. Нет, это было бы неверно, и я только прошу вас, когда вы съедете, чтобы вы… не держали против меня зла. Я не.., я хочу сказать, что, возвращаясь домой, я совсем не хотел, чтобы вы были втянуты в такую историю. Я лишь хотел предупредить вас, что меня преследуют и если бы они не смогли схватить меня, то вы могли бы оказаться легкой добычей.
- Холмс…
- С моей стороны было весьма опрометчиво, - продолжал он (и было неясно намеренно ли он не обращал внимание на мою реакцию или же был настолько поглощен своими мыслями, что ничего не слышал).
- …позволить себе лишиться чувств на нашей лестнице. Если бы этого не произошло, я смог предотвратить то, что случилось после, и вам не пришлось бы поступать вразрез с вашей натурой и стрелять в этого человека. Я знаю, каким грузом это повисло на вашей совести и…
- Холмс! – снова прервал его я, на этот раз более настойчиво.
- И я также хотел бы извиниться за то, что вы обнаружили меня сегодня на лестнице в таком состоянии. Я знаю, что ваше собственное здоровье все еще довольно слабое и мне нет оправданий за то, что…
- ХОЛМС!
Он изумленно поглядел на меня, не привыкший к тому, чтобы его прерывали, да еще так оглушительно.
- Молчите.
- Но, Уотсон!
- Холмс! Ни слова больше. У меня нет ни малейшего желания съезжать с Бейкер-стрит и довольно об этом.
- Вы, наверняка, говорите о чем-то другом, - сказал он недоверчиво. – Что может заставить вас остаться здесь после того, как вы сегодня чуть не погибли из-за меня?
- Вы.
- Я … не понимаю.
При этих словах я не мог удержаться от смеха.
- Да неужели я наконец-то поставил в тупик единственного в мире детектива-консультанта!
Однако Холмс не разделял моего веселья.
- Дорогой мой, - продолжал я, - да ведь вы, единственная причина, по которой я считаю эту квартиру на Бекер-стрит своим домом. Что ждало меня здесь, в Англии – жалкий пенсион, подорванное здоровье, ни друзей, ни родных! Вы знаете, как я был одинок? Господи, я даже не мог позволить себе проживание в более или менее приличной гостинице!
Холмс попытался что-то сказать, но я не дал ему такой возможности.
- Нет, позвольте мне закончить.- И вот по какой-то счастливой случайности, и вы и я рассказали о своих проблемами с жильем одному и тому же человеку. И вы… вы оказались как раз тем лекарством, в котором я так нуждался. Надо признать, что иногда с вами бывает нелегко, но то, что могло бы вызвать у иного человека раздражение, лишь заставляет меня относиться к вам с еще большей теплотой. Уже давно я считаю вас скорее другом, нежели компаньоном по съему жилья и у меня нет никакого желания лишаться вашего общества, пусть даже это и связано с некоторыми волнениями. Да, собственно говоря, это одна из причин, по которой мне так нравится жить здесь.
Тут мне в голову внезапно пришла еще одна мысль, и я добавил:
- В конце концов, Холмс, я же пережил Майванд, думаю, что с Бейкер-стрит я и подавно справлюсь .
Холмс слегка отстранился от меня, как обычно лицо его было непроницаемо, как маска. Сейчас даже я не мог определить, что точно скрывается за его бесстрастным выражением. Однако, когда он отвернулся от меня, я, поразмыслив немного, сделал свои собственные выводы.
Я пришел к заключению, что до сих пор ни один человек не сближался с ним настолько, чтобы иметь возможность столько сказать, и вероятно он даже не поверил мне.
- Холмс, можете верить или не верить, но это правда. Я предпочел бы быть здесь с вами, а не где-то еще.
Он молчал, но мне показалось, что его плечи дрожат, совсем чуть-чуть.
- Мой дорогой Уотсон, - произнес он, наконец, и что-то в его тоне убедило меня в том, насколько искренне это обращение. – Вы постоянно ставите меня в тупик - а я ничто не ценю так высоко, как хорошую головоломку.
И хотя для многих было бы неясно истинное значение его слов, я его прекрасно понял. Так по-своему он ответил на проявление нежной привязанности, которую я к нему испытывал. Я был очень благодарен за эти слова, сказанные мне на площадке нашей лестницы тем январским утром, какими бы неадекватными они не показались бы иному человеку. Для меня они были всем. Я почувствовал себя, как изголодавшийся пес, которому хозяин наконец-то бросил сочную мозговую кость.

Глава 4

- Думаю, самое время вызвать подкрепление из Скотланд Ярда, как вы считаете?
- Несколько запоздалое намерение, Холмс! Почему вы не прибегли к их помощи раньше, до того, как произошли все эти ужасные события?
- А, видите ли, дело в том, что сейчас у меня довольно напряженные отношения с инспектором Картрайтом.
- Это мне известно.
Он взглянул на меня краем глаза.
- Он был здесь чуть раньше, - объяснил я. – Не знаю, что вы ему сделали, но на его снисхождение рассчитывать не приходится. Он был довольно резок.
- Пусть только попробует. Его неловкость едва не погубила все дело. Право же, Уотсон, он самый худший полицейский из всех , кого я только знаю. Да еще к тому же пытается на свой лад трактовать закон…
- Вы не хотите сообщить мне все подробности?
Скрытность Холмса уже практически вошла в пословицу, и по правде говоря, я не ждал иного ответа кроме, может быть, молчаливого пожимания плеч. Он позволил мне принять участие в некоторых его наиболее загадочных расследованиях, в которых я мог оказать ему какую-нибудь помощь, однако в те времена никогда не рассказывал мне о тех делах, в которых не требовалось мое непосредственное участие.
- Если вы будете столь любезны и поможете мне вернуться обратно в спальню, я буду счастлив рассказать вам все подробности. Здесь действовала умело организованная преступная группа, и думаю, что вы найдете в этой истории немало занимательного. И потом, Уотсон, - добавил он, когда я помог ему подняться на ноги и опереться на мое плечо, - мне может потребоваться ваша помощь, чтобы связать в уме некоторые не сходящиеся концы, пока я еще не совсем в форме.
- Почту за честь, Холмс.
Я никогда не пойму, как он вообще смог встать с постели, не говоря уже о том, откуда у моего друга взялись силы, чтобы самому дойти до лестницы. Когда я вел его обратно в спальню, каждый шаг причинял ему такую боль, что Холмс не мог сдержать стона и его пальцы так глубоко впивались в мою руку, что на этом месте у меня еще неделю оставались синяки.
К тому моменту, когда я помог ему лечь в постель, его всего трясло, а дыхание было частым и прерывистым. Я предложил моему бедному другу стакан воды, однако его руки сильно тряслись, и он никак не мог сделать ни одного глотка. Тогда одной своей рукой я обхватил его ладони, а другой поддерживал голову, чтобы помочь таким образом поднести стакан к губам. И, слава богу, он смог выпить, по меньшей мере, половину его содержимого, после чего в изнеможении упал мне на руки.
Я укрыл его, натянув одеяло до самого подбородка, и сел рядом с его кроватью, положив ему на лоб ледяной компресс.
Миссис Хадсон, благослови ее Господь, проявила терпеливость святой. Как и следовало ожидать, она была несколько рассержена, когда обнаружила у себя на лестнице тело мертвого убийцы до того, как я смог вызвать полицейских, чтобы увезти его отсюда. И конечно же, еще больше она разгорячилась, узнав в каком бедственном положении находится ее жилец. Убежден, что никакой другой лондонский домовладелец не проявил бы подобного понимания и скорее всего предложил бы нам немедленно освободить его квартиру в отличии от нашей хозяйки, которая горестно запричитала:
- Бедный мистер Холмс! Кто же его так ранил?
У инспектора Картрайта, однако, было совсем другое настроение. Когда я вызвал сотрудников Скотланд Ярда, дабы они увезли тело и провели предварительное расследование, первым на сцене появился наш друг, и мне показалось, что он вновь был весьма рассержен. Он распахнул дверь в спальню Холмса с такой силой, что сорвал ее с верхних петель, а дверная ручка так стукнула об стену , что оставила в ней вмятину.
Вены на его жилистой шее вздулись, когда он прямо с порога яростно рявкнул, что «все эти нереальные теории, безосновательные утверждения и сомнительные методы позорят Скотланд Ярд» и наносят урон непосредственно ему самому и дальше понес подобный же вздор. Не могу сказать, что обращал на его слова особенное внимание, ибо его яростная вспышка прервала отдых Холмса, в котором он сейчас так нуждался.
Мой друг лежал, откинувшись на подушки; после того, как боль, вновь вспыхнувшая после его перенапряжения, несколько затихла (слава богу, без применения морфина!), его дыхание выровнялось. Он только прикрыл глаза, когда ворвался этот грубиян; и когда Холмс с трудом выпрямился на постели, чуть слышно застонав от боли, я почувствовал, как во мне пробуждается праведный гнев моих шотландских предков. И увидев, что инспектор бросился к постели моего компаньона, уже подняв руку, чтобы нанести удар, я не выдержал. Я вскочил со стула возле постели Холмса, едва не опрокинув его. Быстрым движением я выбросил вперед правую руку, не давая Картрайту нанести свой удар, мое больное плечо сразу заныло, но это стоило того – я не дал ему ударить и без того страдающего от раны Холмса. Этот тип бросил на меня мрачный взгляд, видимо, все еще желая осуществить свою угрозу.
- Отойдите от него, Картрайт! Разве вы не видите, что он ранен?
- И поделом ему за то, что сует свой нос куда не следует! Может, хоть это послужит ему уроком. А сейчас, если вы на минуту отойдете, доктор, мы с мистером Холмсом должны разрешить некоторые вопросы.
- Черта с два! – крикнул я и загородил собой Холмса, встав между его кроватью и разъяренным инспектором.
Щеки Картрайта приобрели багровый оттенок, и я сжал кулаки, совсем не желая отступать. Честное слово, меньше всего я хотел поднимать руку на сотрудника Скотланд Ярда, но не колеблясь ни секунды, сделал бы это, если бы он сделал хоть еще один шаг вперед. Думаю, инспектор тоже это понял, ибо продолжал стоять, сохраняя между нами определенную дистанцию и настороженно глядя на меня.
- Вам не нужно в это вмешиваться. Все это касается лишь меня и мистера Холмса, - сказал он с вкрадчивостью, от которой у меня по спине поползли мурашки.
- Ошибаетесь. Если вы намерены причинить ему вред, то вам придется иметь дело со мной.
- Не вмешивайтесь! У меня счет Холмсу, и вас это ни в малейшей степени не касается. И если у вас есть мозги, убирайтесь отсюда, пока можете!
- В таком случае, я, должно быть, ужасно глуп, - заметил я, - ибо я не только не сдвинусь ни на йоту, но и должен заметить, что и вам абсолютно нечего здесь делать. Вы можете не одобрять методы мистера Шерлока Холмса, но он раскрыл не одно преступление, причем ни разу не присвоив себе заслуг. Скотланд Ярд – и вы - в долгу перед этим человеком, хотя он ни разу не говорил и, видимо, никогда не скажет об этом. И я думаю, что уже одно это – достаточная причина для того, чтобы вы сейчас ушли отсюда, инспектор, пока кто-нибудь не пострадал. И уверяю вас, пока я жив, это будет не Холмс, - при этом замечании я украдкой бросил взгляд на револьвер, лежащий совсем рядом на прикроватном столике.
Картрайт стал уже просто пунцовым. Он сделал еще один, правда, довольно осторожный шаг в мою сторону, так что мы стояли теперь буквально нос к носу. И когда он заговорил, тихо, но с ощутимым раздражением, я чувствовал его тяжелое дыхание у себя на щеке.
- У вас в передней, доктор, лежит труп. Это будет не так легко объяснить.
- Тогда я с радостью возьму на себя всю вину. В конце концов, это я выстрелил в него, хотя осмелюсь сказать, что выстрел в человека, который ворвался к вам в дом, является самозащитой, а значит вполне законным поступком, не так ли?
- Нет, смею заметить. Неужели вы, в самом деле, считаете, что вы или ваш друг сможете противодействовать мне безо всяких последствий? Уверен, доктор, что даже вы не настолько глупы!
Я мог только соблюдать полное спокойствие, когда инспектор натужно улыбаясь, подошел еще ближе и насмешливо похлопал меня по щеке.
И тут за моей спиной раздался щелчок взводимого курка револьвера, он был очень громким в предрассветной тишине. Мы оба одновременно повернулись и увидели Холмса, дрожащей рукой опиравшегося о матрас, в то время, как в другой руке он сжимал револьвер; он был смертельно бледен и, казалось, что все еще пребывал в полубессознательном состоянии.
- Одно из преимуществ этой квартиры – это наш подвал, вполне подходящий для того, чтобы укрыть тело, вы согласны, Уотсон?
- Это еще что, мистер Холмс? Мы что переходим к угрозам?
- О, нет, инспектор. Угрозы – это слишком отвратительная привычка. К тому же, в них есть что-то обманчивое. Нет, сэр, я скорее обещаю. Сейчас я убедительно прошу вас отойти от доктора, как можно дальше, настолько далеко, насколько сможете за то время, что мне потребуется, чтобы прицелиться и выстрелить или …
Не успел Холмс закончить свое предложение, как инспектор Картрайт резко повернулся и трусливо выскочил за дверь. Не думаю, что он так это оставит, но в тот момент я был слишком рад, что он ушел. Сейчас меня беспокоили более неотложные дела, чем неуемное тщеславие не в меру рьяного полицейского.
- Ну, Уотсон, мы, кажется, приобрели врага. Жаль, что один из самых способных малых в Скотланд Ярде оказался таким деревенщиной…
- Да, но некоторые вещи стоят риска. Я перестал бы уважать себя, если бы позволил ему…
Причинить вам вред.
Несмотря на все свои усилия, я не смог произнести эти слова. Страшно было даже подумать, что он мог бы сделать с моим другом. Но как обычно, Холмс и без слов прочитал мои мысли.
- Не нужно ничего объяснять, Уотсон.
И тут вновь опускаясь на постель, хоть он и делал это весьма осторожно, Холмс снова застонал от боли. Он еще сильнее побледнел, хотя, казалось, это было уже невозможно. Лишь благодаря крепкому организму с ним не случился шок.
- Ну вот, этого можно было бы избежать, - сказал я, забирая у него револьвер. Положив его на стол, я помог Холмсу занять более удобное положение. Я потеплее укрывал его одеялом, в то время как мой несговорчивый пациент бормотал что-то насчет того, чтобы я прекратил поднимать вокруг него такой шум. От этого все будет только хуже и я заметил ему, что тоже так считаю.
Он уже был на грани то ли сна, то ли беспамятства, когда вдруг чуть слышно сказал:
- Вы… вы все еще хотите узнать все подробности того дела … в раскрытии которого я одержал верх над Картрайтом?
- Меня всегда интересуют ваши расследования, но рассказ об этом случае можно отложить до тех пор, пока вам не станет лучше.
- Хорошо. – Холмс взглянул на меня сквозь полуопущенные веки. – Знаете, не стоило вам ради меня затевать ссору с этим Картрайтом.
- Глупости, - ответил я, подвигая стул к его кровати. – И, уж во всяком случае, не я угрожал револьвером этому малому, да к тому же грозил спрятать его тело в нашем подвале.
- Никто не смеет называть глупцом доктора Уотсона.
- Кроме вас, дорогой друг?
- Естественно.
По его губам скользнула слабая улыбка, и Холмс вновь опустился на подушку и погрузился в сон.

Глава 5

Несмотря на все мои усилия, еще несколько дней Холмс то впадал в беспамятство, то приходил в себя, у него держалась высокая температура, и я неотлучно сидел у его постели, отходя лишь на несколько минут, и даже не позволяя себе заснуть.
К вечеру третьего дня к моему огромному облегчению температура, наконец, упала. Я был весьма удивлен, увидев, что он не только быстро поправился после весьма тяжелого ранения, но и, к тому же, оно не имело никаких серьезных последствий для его здоровья. В то время как сам я сомневался, что мое собственное здоровье когда-нибудь придет в норму после ранения, полученного в битве при Майванде.
В ту ночь, когда у Холмса впервые за все это время упала температура, я позволил себя оставить на несколько часов свой пост, так как сам сильно нуждался в отдыхе. И понял я это, когда где-то на грани между царством снов и бодрствованием, я увидел высокую, худую фигуру моего друга, стоявшую у моей постели; из-за приоткрытой двери у него за спиной я увидел тонкую полоску света.
Я, должно быть, пошевелился, ибо при этом он слегка отступил назад и тут же ушел, после чего комната вновь погрузилась во тьму.
Впоследствии Холмс еще не раз будет совершать эти странные ночные визиты в мою спальню. Сначала предлогом для этого служило его очередное дело, но постепенно, либо благодаря тому, что он уже чувствовал себя со мной вполне комфортно, или же это уже просто вошло в норму, когда просыпаясь, я находил его стоящим возле моей постели – он не считал нужным давать какие-либо объяснения по этому поводу, а я их не спрашивал. По правде говоря, хотя прошло уже больше десяти с половиной лет, я все еще просыпаюсь иногда, разбуженный его присутствием в комнате. Такие случаи стали случаться еще чаще теперь, после его возвращения. Теперь я уже понял, что он делает это сейчас, чтобы удостовериться в моем присутствии, убедиться, что я на самом деле здесь. Но я забегаю вперед.
Что касается нашего друга, инспектора Картрайта, то нам, собственно говоря, никоим образом не удалось помешать осуществлению его дальнейших злобных планов. Пожалуй, ситуация стала даже еще более взрывоопасной, хотя на протяжении трех лет мы ничего не слышали об этом типе. Позже я узнал, что Холмс представил улики, доказывающие вину этой преступной организации, и это показало в полном свете, что было упущено инспектором Картрайтом. Я никак не смог добиться от него всех подробностей этой истории, хотя мой друг намекнул, что, возможно, это послужило причиной для его понижения в чине.
Сейчас, когда все это ощущается нами уже не так остро, я могу, наконец, изложить на бумаге историю о том, как инспектор Картрайт едва не уничтожил то, что с таким трудом было достигнуто мистером Шерлоком Холмсом. И хотя, я не мог совершенно избежать упоминаний Картрайта в этом повествовании, тем не менее, оно было совершенно не о нем.
Темный сентябрьский вечер. Проливной дождь продержал меня дома целый день . Оказалось, что час уже довольно поздний. Быстро взглянув на свои часы, я обнаружил, что уже далеко за полночь. Холмс весь день был поглощен проведением какого-то химического опыта, однако вряд ли у меня были особые основания для жалоб, ибо по сравнению с другими его экспериментами он был довольно таки безвредный, и наша гостиная не наполнилась по его завершении парами едкого дыма.
Просидев весь день сиднем, я решил проглядеть свои записки, сортируя их – откладывая в сторону какие-то случайные записи, которые вполне можно было уничтожить, а важные, наиболее существенные разложить по папкам, к которым буду обращаться, когда решу опубликовать содержащиеся в них материалы. И вот как раз во время этого занятия я и наткнулся на стопку поспешно сделанных мной записей о расследовании, которое имело место быть вскоре после событий, о которых идет речь в этом рассказе. Я назвал его «Пестрая лента».
И вот как раз роясь в этих старых записях, в большинстве из которых содержались отчеты о самых ранних делах, в которых я имел честь помогать своему другу, мне бросилось в глаза нечто, на что раньше я не обращал внимания. И, конечно же, Холмс не упустил бы возможности сказать, что, видимо, по этой причине я так долго этого не замечал.
Большую часть ночи я провел, ища в своих старых записях подтверждение тому, что бросилось мне в глаза сегодня вечером, я хотел узнать, было ли это правдой. А это было именно так.
Вот так и вышло, что я решил записать историю об этом деле в свой журнал, чтобы потом, когда я буду слишком стар, и моя память не сможет восстановить все эти события, у меня была бы вот эта запись, которая объяснит мне, почему тем весенним днем в апреле 1883 года, Шерлок Холмс впервые назвал меня своим «близким другом и помощником».
Он не смог бы воздать мне большей похвалы.

Если вы прочтете Канон в хронологическом порядке (а не в том порядке , в каком он был написан), то увидите, что в «Пестрой ленте» впервые Холмс представляет своей клиентке Уотсона, как своего друга и помощника.

Иллюстрация Spacefall, правда, к другому фанфику, но мне показалось, что сюда тоже очень бы подошла

Когда я оглядываюсь назад на долгие годы моей дружбы с лучшим в мире детективом-консультантом, мне вспоминаются всего несколько праздников. Объясняется это просто: так как, в основном, либо они были проведены дома в обществе раздражительного Шерлока Холмса, либо же мы провели их в далеко некомфортных условиях, на расследовании очередного дела – бродя по болотам, ежась от холода в нетопленных покоях каких-нибудь старинных замков, пробираясь в отвратительные лондонские притоны, или же лежа где-нибудь в засаде в ожидании убийцы или взломщика, который должен был благополучно попасть в нашу ловушку – и все это в то время, как весь мир вокруг нас праздновал, поднимая бокалы с шампанским и ведя дружеские беседы у горящего камина.
У Шерлока Холмса праздники вызывали лишь раздражение, они представлялись ему лишь помехой в делах, по крайней мере, так было в те первые годы нашего знакомства. Хотя со временем и в какой-то степени снисходя к моим просьбам, он слегка смягчился в этом плане, Холмс всегда испытывал некоторую толику неприязни к этим дням всеобщего веселья; и дело тут было не в том, что он терпеть не мог праздников и связанного с ними веселья, а просто, как мне кажется, не понимал этого.
Однако же, мне памятен один новогодний вечер, это было года через два, после того, как я познакомился с человеком, изменившим весь ход моей жизни, хотя ни один из нас тогда этого, конечно, не знал.
Запомнился он мне вовсе не потому, что дело, которым занимался тогда Холмс, оказалось довольно опасным и носило довольно своеобразные черты, о чем я расскажу ниже – а исключительно благодаря его последствиям и той ночи, когда, кажется, впервые Шерлок Холмс слегка ослабил свою оборону, которой он отгораживался от всего мира, и на какое-то время за холодным фасадом, который он так тщательно оберегал, я увидел тонкого и ранимого человека. Эта перемена в поведении моего друга частично была вызвана развязкой этого дела, частично духом новогоднего праздника, которым было насквозь пропитано место нашего тогдашнего пребывания (это был великолепный старинный замок на севере Англии), а частично некоторыми внешними силами, о которых я расскажу позднее.
Я не буду сейчас полностью описывать все подробности этого дела, во-первых, дабы не затягивать повествование посторонними, хотя и весьма интересными деталями, а во-вторых, чтобы сохранить конфиденциальность и не упоминать здесь имен членов благородного семейства, о котором пойдет речь.
Однако, краткий обзор фактов будет весьма полезен, так чтобы читатель мог полностью понять, что произошло по завершении этого дела.
Как помечено в моих записях в декабре 1882 года к Шерлоку Холмсу обратился за помощью один новоиспеченный лорд, потомок знатного рода, ведущего свое начало чуть ли не от Вильгельма Завоевателя. Его семье принадлежал старинный фамильный замок, в котором, собственно, и произошли все последующие события. Об этом месте существовало множество легенд, восходящих к средневековью, и обитатели замка хранили эти предания столь же бережно, как и наследство своих предков. Как можно представить, любые даже хоть немного подозрительные случаи из прошлого и настоящего сразу же превращались в легенды о духах и призраках, которые должны населять столь таинственное место.
Шерлок Холмс, конечно же, не верил в подобные легенды, я же вынужден был признать, что столь яркое и колоритное прошлое замка чарующе подействовало на мое воображение. И во время нашего затянувшегося пребывания там я с наслаждением читал старые легенды, которых было в избытке в старом пыльном томе летописей, найденном мной в огромной библиотеке замка.
Но, конечно же, нас пригласили приехать в это поместье отнюдь не для изучения ветхих свитков и рассказов о благородных рыцарях и драконах, владелец замка,( чье имя и титул я не могу назвать из соображений соблюдения конфиденциальности) просил Холмса расследовать смерть его дяди ( от которого он унаследовал поместье, как ближайший родственник, своих детей у покойного не было) и двух человек из прислуги; все они погибли во время «несчастного случая» в поместье.
Племянник был молодой человек двадцати семи-двадцати восьми лет, всю жизнь проведший в Австралии до тех пор, пока до него не дошла весть о получении наследства. Добродушный и прямой молодой человек честно признавал, что его культурный уровень не совсем соответствовал тому положению, которое он теперь занимал, и потому упорно работал над тем, чтобы стать достойным владельцем поместья.
Его жена, прекрасная молодая леди, года на два моложе своего мужа, быстро освоилась со своим новым положением, хотя также признавала, что потрясена такой переменой. Однако ее очарование и грация совершенно не оставляли места для критики нового лорда и его супруги за все время нашего пребывания в замке.
Сам лорд не верил ни в какие призраки, но слуги так часто пугали его маленького сынишку рассказами о черных рыцарях, ходящих доспехах, боевых секирах, наносящих свой удар в глухую полночь и прочих вещах, что малыш клялся, что сам не раз видел подобные чудеса.
К моему удивлению, Холмс выслушал рассказ юного мастера Роберта с самым серьезным видом, и именно это заставило его взяться за это дело, сначала показавшееся ему лишенным какого бы то ни было интереса. Вот так и произошло, что 16 декабря 1882 года мы оказались на севере Англии в связи с этим довольно своеобразным расследованием.
Это старая история и сюжет, наверно, один из самых тривиальных – неизвестный наследник поместья, убийство ради получения наследства и титула. Своеобразие этого дела состояло в том, что появившаяся вдруг сестра погибшего лорда , у которой был юный сын – была совершенно безумна, хотя тогда этого никто не знал. Холмс сказал, что она была одной из самых ужасных женщин- убийц, с которыми ему приходилось сталкиваться, и самой безжалостной, и я вынужден с ним согласиться.
Наверное, мой рассказ немного путанный – ибо я, с одной стороны, пытаюсь не влезать в ненужные подробности, но и в то же время дать некоторое представление о том, с чем мы имели дело. Прошло почти две недели прежде, чем мы смогли схватить эту женщину и ее сына, все произошло как раз накануне Нового года, днем 31 декабря. Семья готовилась к традиционному новогоднему приему, на который была приглашена половина всей округи, и поэтому то, что маленький Роберт исчез, заметили далеко не сразу.
И после этого события стали разворачиваться, словно по спирали. Мы с Холмсом были вынуждены разделиться : я искал ребенка и его похитителя – сына этой ужасной женщины, который скрывался где-то в высокой башне замка, а Холмс преследовал мать юного похитителя в надежде предотвратить трагедию прежде, чем вся семья падет жертвой ожившей легенды.
Впервые мой друг доверил мне часть самостоятельной работы, и я решил, что сделаю все от меня зависящее, чтобы оправдать его доверие.
Так и случилось. Хотя я, конечно, и не претендую на многое лишь за то, что смог выследить и задержать юношу шестнадцати лет, который в действительности лишь выполнял приказания своей матери, и вовсе не желал причинить маленькому Роберту ни малейшего вреда. Как бы то ни было, я отвел всхлипывающего малыша к матери, попросил всех оставаться в зале и не спускать глаз с юного преступника до тех пор, пока мы не найдем его мать, а сам отправился искать Шерлока Холмса.
Чтобы не затягивать и без того уже затянувшееся повествование, я не стану здесь описывать все подробности этой финальной погони. Скажу лишь, что мне повезло случайно наткнуться на преступницу на самой верхней площадки каменной лестницы, а Холмс тем временем пытался выбраться из каких-то тайных коридоров, в которых ей удалось закрыть его несколько минут назад.
Никогда мне и в голову не могло прийти причинить какой-нибудь вред женщине. Но я врач, и к тому же бывший военный, и вскоре по некоторым признакам я убедился, что эта женщина, стоявшая передо мной, совершенно безумна. Я понял, что помочь ей уже нельзя, и раздумывал, хватит ли у меня духу выстрелить в нее, если она попытается убить меня или Холмса этой старинной секирой, которой она угрожающе размахивала. Но когда это случилось, у меня не было ни возможности, ни времени на дальнейшие размышления об этом, ибо, как раз в ту минуту, когда Холмс появился на лестничной площадке, я почувствовал сильную боль в и без того уже сильно болевших ногах(моя старая рана снова разболелась от перенапряжения), а затем что-то сильно ударило меня в спину, и мои ноги соскользнули со скользкой каменной ступеньки.
Сердце мое бешено заколотилось во внезапно накатившем приступе панического страха, и я отчаянно пытался ухватиться за перила, но тщетно - руки лишь мимолетно скользнули по голому камню. Уже ничто не могло остановить моего падения, в голове молнией промелькнуло – сейчас я упаду на самый низ и, наверняка, сломаю шею.
Холмс увидел мое бесславное падение и бросился вверх по ступенькам, чтобы хоть как-то помочь мне. Одной рукой он зацепился за балюстраду, а другой схватил меня за сюртук, когда я поравнялся с ним. К сожалению, он не смог одновременно держать меня и держаться за перила – и я увлек его вниз – мы уже вместе летели прямо на нижнюю площадку.
Наш клиент отправился за мной вопреки моим распоряжениям, за что мы оба были ему благодарны, ибо ему удалось задержать женщину, похитившую его сына и пытавшуюся методично убить всех членов семьи, но это я узнал уже потом.
Холмс сильно ударился головой и потерял сознание минут на пятнадцать , и еще два часа после этого он пребывал в крайне восприимчивом, болезненно- раздраженном состоянии, а вид его ссадин исторг у хозяйки дома громкие восклицания, (отчего его головная боль стала еще сильнее).
Мне же повезло гораздо меньше. Хотя если бы мой друг не замедлил некоторым образом мое падение, то все было бы гораздо хуже.
И вот, в то время, как новогодние празднества возобновились, снова заиграли музыканты, начались танцы, и в коридорах замка зазвучал веселый смех, я вынужден был остаться в своей спальне и заняться своей вывихнутой ногой. Дело усугублялось еще и тем, что каждое движение причиняло мне сильную боль из-за сломанного ребра и не прекращающейся пульсирующей боли чуть ли не во всех частях тела, включая голову и мое раненное плечо.
Холмс почти целый час нервно расхаживал по комнате, пока я не осознав, что он крайне возбужден и издерган, не выслал его из своей спальни, посоветовав ему, по крайней мере, появиться на приеме у его клиента, несмотря на то, что он терпеть не мог подобные собрания. И очевидно, что-то там привлекло его внимание, так как после его ухода прошло почти уже два часа, а он все еще не вернулся. Вынужден признать, что этот факт вызвал у меня какое-то болезненное раздражение.
Впрочем уже через какое-то время я испытывал досаду уже на себя - во мне явно говорило ущемленное самолюбие, и мне даже стало немного стыдно, что я был так мелочен. Дело было, слава богу, успешно завершено и надо быть благодарным судьбе, что мы оба остались живы. Я закрыл глаза, пытаясь не обращать внимания на жгучую боль в плече и ребрах, которую я ощущал при каждом вздохе и попытался успокоиться, чтобы немного заснуть.
Не знаю – то ли я самом деле на минуту задремал, то ли просто не осознавал, что происходит вокруг меня, но я вздрогнул, когда дверь моей спальни распахнулась с громким звуком. Я охнул, ибо тут грудь пронзила острая боль, и на мгновение прикрыл глаза, а когда открыл их, то увидел слегка растерянного малыша, стоявшего у двери, который явно не ожидал, что произведет столько шума и недоуменно и даже сердито смотрел на дверь.
- Простите, - сказал он искренне огорченный, - я не хотел производить столько шума. Я просто постучал, а она распахнулась, вот и все!
Я невольно улыбнулся при виде этого ангелочка в ночной рубашке с падающими на глаза белокурыми локонами и с плюшевым медведем под мышкой; он что-то осторожно держал в руках, но что это было, я не мог разглядеть со своей кровати, ибо свет в комнате был довольно тусклый. Я пытался сесть чуть повыше, но тут же откинулся на подушки, слегка сморщившись от боли и стараясь не издать стон, чтобы не напугать ребенка. Наконец, мне удалось приподняться на локте, чтобы лучше разглядеть мальчика.
- В чем дело, малыш? Разве мама уже не велела тебе идти спать?
Мастер Роберт самодовольно кивнул.
- Мама танцует с мистером Беттсом, - сообщил он. – Она не узнает.
Эта детская логика весьма позабавила меня, но я сдержал усмешку и таким образом поощрил мальчика продолжить разговор.
- Доктор, мама сказала, что вы упали с лестницы, - выпалил он, и в его устах это больше походило на вопрос, чем на утверждение.
- Увы, да, - осторожно подтвердил я. У меня не было никакого желания встревожить мальчугана, подробно рассказывая ему о том, что произошло этим вечером в его доме; он и так был достаточно напуган.
-Когда я недавно упал с садовой лестницы, мама разрешила мне взять с собой в постель мистера Бублса, - поделился малыш.
Тут я порадовался тому, что не принял морфин или какое-нибудь другое болеутоляющее, ибо тогда я бы ничего не соображал, и не понял бы, что, вероятно «мистер Бублс» это какая-нибудь игрушка, а не реальное лицо. Внезапно я вспомнил, как в детстве какой-то карнавальный клоун с точно таким же именем безумно меня напугал.
Тут я снова почувствовал болезненную дрожь и рассеянно потер правой рукой вновь заболевшую голову, пытаясь придумать как бы потактичнее выпроводить своего гостя за дверь и остаться, наконец, в одиночестве.
- Кого?
- Он помог мне быстро поправиться, - с живостью воскликнул малыш.
- Неужели? – пробормотал я. В комнате было холодно, я едва сдерживал дрожь и хотел лишь одного – свернуться калачиком под одеялом, хотя, конечно, мои ранения не позволили бы мне сейчас это сделать.
- Мастер Роберт…
- … поэтому я и принес его вам, доктор, - сказал ребенок, радостно улыбаясь мне и осторожно опуская на постель небольшую картонную коробку. Я лихорадочно пытался сообразить, что бы ему на это ответить, не зная даже, кто этот «мистер Бублс», но мальчик беспечно продолжил:
- … потому что вы спасли меня от этого противного мальчишки. И теперь вам нужно скорее поправляться.
Я был совершенно с ним согласен, и ,несмотря на то, что испытывал сильную боль, от всего сердца улыбнулся мальчику.
- Спасибо, Роберт, - мягко сказал я, - я уверен, что через несколько дней я уже буду совершенно здоров.
Малыш состроил недовольную гримасу.
- Я терпеть не могу, когда меня называют Робертом, мама зовет меня так только, когда я плохо себя веду, - ворчливо сообщил он.
Я засмеялся, но тут же сморщился от боли.
- Н-ну, извини, малыш. А кстати, насчет плохого поведения… вдруг твоя мама сейчас зайдет сюда?
Мальчик испуганно ахнул и настороженно покосился на дверь с видом сорванца, уже не раз проказничавшего за спиной у родителей, который совсем не хочет быть застигнутым на месте преступления.
- Лучше я удеру, - пробормотал он .
- Да, пожалуй, так будет лучше, - засмеялся я (на этот раз очень осторожно).
-Присмотрите за мистером Бублсом, доктор, - строго сказал мальчик, слегка погрозив пальчиком в моем направлении с самым серьезным видом.
Я с важностью кивнул. Коробка была совершенно неподвижна, и я подумал, что видимо в ней находится какая-нибудь мягкая игрушка, наподобие плюшевого медведя, который был в руках у мальчика.
Улыбнувшись мне напоследок, молодой хозяин поместья осторожно приоткрыл дверь и выглянул в коридор, убедившись, что там никого нет, он быстро убежал к себе в спальню. Я улыбнулся, откинулся на подушку и натянул одеяло до самого подбородка, потому что уже давно трясся от холода.
Приход мальчика подействовал на меня явно благотворно – во-первых, отвлек меня от болезненных ощущений, а во вторых, просто согрел мне душу , и на несколько минут я расслабился, пытаясь задремать, не прибегая к помощи каких-нибудь болеутоляющих и снотворных порошков. Но в комнате становилось все холоднее и холоднее, а огонь в камине уже еле теплился, и вскоре меня снова затрясло от холода уже даже под толстым одеялом, и как следствие этого, в голове у меня вскоре слегка помутилось от боли, вызванной даже таким легчайшим движением.
Я задремал, то и дело просыпаясь и нервно вздрагивая, но вскоре эта легкая дремота сменилась беспокойным сном, мне виделись какие-то смутные образы, причем и во сне меня постоянно преследовало чувство боли и пронизывающий холод, и вновь я чувствовал , как прикасаюсь к каменным ступенькам лестницы и видел чью-то мрачную тень, угрожающую невинному ребенку. Все эти призрачные тени колыхались вокруг меня, исполненные какой-то таинственной силой, готовой опутать меня непроницаемой пеленой и унести с собой в неведомые дали.
Проснулся я внезапно, тихо вскрикнув, когда почувствовал, как чья-то холодная рука коснулась моего лица, и попытался из последних сил прорвать этот туман, все еще висевший надо мной…
- Уотсон, не двигайтесь…
Это поспешное предостережение запоздало, и я рывком сел на постели, вскрикнув от боли, от которой у меня потемнело в глазах. Я закашлялся, схватившись за бок, и почувствовал, как чья-то сильная рука осторожно обхватила меня за здоровое плечо, принуждая снова опуститься на подушку.
- Тихо-тихо. Все в порядке, друг мой, - раздался спокойный голос над моей головой.
Болело у меня буквально все ,ноющая, тупая боль пульсировала в боку, плече, руке …голова просто раскалывалась, реагируя на малейшее движение. Ив довершение ко всему в комнате был страшный холод. Я вздрогнул, тихо застонал и начал шарить руками в поисках одеяла. Мое зрение и слух были сейчас несколько ослаблены, можно было подумать, что я находился на большом расстоянии отсюда или был окружен грядой облаков. Я сделал глубокий вдох и неожиданно сильно закашлялся, вновь почувствовав уже знакомую боль в груди, от которой у меня просто перехватило дыхание, и слегка отдышавшись, я попробовал принять более удобное положение.
Кто-то встревоженно охнул у меня над головой и мое плечо отпустили. Я продолжал шарить рукой в поисках одеяла, но прежде чем я успел найти его, оно каким-то волшебным образом оказалось на мне и окутало меня с головы до ног, полностью прикрыв доступ холода. Я облегченно вздохнул и благостно вытянулся на постели, всецело сосредоточившись на том, чтобы отрегулировать свое дыхание.
С моих глаз спала эта болезненная пелена, и я медленно заморгал, пытаясь вглядеться в неясные очертания комнаты. Каким-то чудесным образом вновь в камине вспыхнул огонь, отбрасывая золотистые отблески и темные тени на деревянный паркет и старинные гобелены. Я слабо кашлянул и слегка протер глаза, и вот перед моим взглядом появились знакомые резкие черты мистера Шерлока Холмса.
Мне еще не приходилось видеть столь явных признаков тревоги на его худощавом лице, и он осторожно присел на край постели и весьма обеспокоенно поинтересовался, как я себя чувствую.
- Ваш сон был довольно тревожный, видимо вам что-то снилось, - тихо сказал он, - а когда я проверял, не сбился ли ваш бинт, боюсь, разбудил вас – примите мои извинения.
- Да нет, все в порядке, - хрипло прошептал я, стараясь не стучать зубами.
- Когда я вернулся, в этой комнате было холодно, как в погребе, - продолжал он с видом самоосуждения, теребя манжеты и запонки. – Мне ужасно жаль, я и не представлял, что у меня уйдет столько времени на то, чтобы выбраться из того великосветского собрания, не нарушая этикет.
Я улыбнулся, представив его замешательство, и твердые линии вокруг его губ и глаз слегка смягчились.
- Я принес чай, который любезно приготовила горничная , - сказал он, указывая на прикроватный столик, где поблескивал изящный серебряный поднос. – Хотите?
Я благодарно вздохнул, ибо промерз до костей и был ужасно рад и теплу и горячему чаю.
- Посмотрим, как бы это сделать поудобнее… - пробормотал Холмс, нахмурившись и задумчиво потирая свой ушиб на затылке.
Я прервал его неловкое колебание, приподнявшись на локте, и он осторожно помог мне приподняться в постели. Даже такое легкое движение было чрезвычайно болезненным для моего несчастного тела, и минуты на две я прикрыл глаза и слегка стиснул зубы.
- Все в порядке, друг мой?
Я молча кивнул, открывая глаза и встречаясь с его обеспокоенным взглядом.
- Благодарю вас, - проговорил я, чувствуя, как от смущения, что я столь беспомощен, краска прилила к моему лицу.
Холмс неловко кивнул и занялся чаем.
- Я вижу, юный Роберт уже посетил вас в мое отсутствие, - заметил он, не поднимая головы.
- Да, - по инерции согласился я, не спрашивая, как он пришел к этому заключению. Холмс осторожно вручил мне чашку, налитую до половины, и затем мягко подоткнул мне одеяло.
- Благодарю вас. А кстати, вам известно, кто такой «мистер Бублс»?
Он усмехнулся, бросив на меня довольный взгляд поверх своей чашки.
- Ни в малейшей степени. Надо думать, это один из ваших знакомых?
- Нет-нет, - я улыбнулся ему в ответ, отпивая чай с молоком и чувствуя, как волны тепла приятно расходятся у меня в груди. – Мальчуган сказал, что он вот в той коробке, в ногах моей кровати, и что его мать разрешила ему спать с ним, когда он тоже упал с лестницы и после этого он быстро поправился. Я могу лишь предположить, что это какая-то игрушка или что-нибудь в этом роде.
Холмс засмеялся, и, отставив свою чашку, подошел к коробке и с любопытством заглянул внутрь. Я увидел, как глаза его раскрылись от удивления и ярко блеснули при мерцающем свете огня, и он обернуля ко мне с лукавой улыбкой.
- Что там?
- Ни то, и ни другое, мой дорогой доктор. Взгляните-ка на вашего дорогого мистера Бублса, - сказал он с улыбкой, взяв коробку и поставив ее мне на колени. Я удивленно приподнял бровь и одной рукой передал ему свою чашку, а другой - снял крышку с коробки.
- Уфф! – приветствовал меня радостным ворчанием единственный ее обитатель , сидевший на куске голубого выцветшего одеяла.
- О, господи!
Холмс затрясся от своего характерного беззвучного смеха, а потом сел верхом на стул рядом с моей кроватью, весело поглядывая на маленького щенка бульдога.
Я с улыбкой наблюдал, как маленький плутишка сонно выкатился из коробки, после того, как я слегка перевернул ее. Он безмятежно взглянул на меня, а потом зевнул, обнажив маленькие клыки, и смешно засопел у меня на руках.
- Ну, разве он не восхитителен? – засмеялся я, на минуту забыв о боли в плече, а маленький пес крутился у меня на коленях, как живая бутылка с горячей водой.
- Это отнюдь не то определение, которое первым приходит на ум.
- В детстве у меня тоже был щенок, вроде этого, - вспомнил я с нежной улыбкой, гладя добродушно урчащего щенка.
- Только не говорите, что вы называли его каким-то ужасным прозвищем.
Я засмеялся и отрицательно покачал головой, опуская коробку на пол.
- Ох, кажется это была не самая лучшая идея… – пробормотал я, охнув от боли, вспыхнувшей в руке, а потом отдавшей в плечо.
Холмс обеспокоенно сдвинул брови.
- Думаю, мистера Бублса нужно вернуть его хозяину, а вам, доктор, нужно немного поспать, - строго сказал он.
- Я не хочу спать, - запротестовал я, в шутку постукивая по щенячьему клыку и отдергивая руку, когда он пытался схватить меня за палец.
- Уотсон, - голос моего друга смягчился, хотя думаю, он этого не заметил, - вы должны принять немного лауданума, который оставил деревенский врач – или хоть что-то – и вам нужно отдохнуть. Вы перенесли ужасное падение, друг мой.
Я вздохнул и откинулся на прохладную подушку, лениво наблюдая, как щенок тащит к себе угол моего одеяла, сердито рыча и энергично тряся головой. Я повел рукой у него за ушами, и он засопел в ответ, заставив меня улыбнуться и взглянуть на Холмса, который все еще сидел задом наперед на стуле, сложив свои длинные руки на его спинке, и бросая на меня довольно строгий взгляд, который более пристал бы врачу, чем сыщику.
- Холмс, а разве у вас в детстве никогда не было собаки? – рассеянно спросил я.
- Нет. И у меня никогда не было особого желания ее иметь, после того как в семилетнем возрасте меня укусил соседский терьер.
- Но как же это случилось – ведь обычно эти маленькие собачки вполне дружелюбны? – удивленно спросил я, взглянув на него.
- Я пытался удостовериться в том, что возможно идентифицировать породу собаки по отметинам ее зубов, - коротко ответил он, и можно было заметить, что это воспоминание было для него неприятно. – Этот дьяволенок не хотел брать в зубы трость, которую я подсовывал ему, и вместо этого впился зубами мне в руку.
Ради него я героически пытался удержаться от смеха, но тщетно. В уголках его глаз все еще плясали веселые искорки, а я схватился за бок, сморщившись от боли, но все еще смеясь.
- Вообще-то, у меня была кошка, по крайней мере год или два, - проговорил он, сменив тему, наблюдая, как маленький бульдог устроился под одеялом, рядом со мной.
Я скептически посмотрел на этого человека.
- Холмс, вы не производите впечатление человека, который держит кошку.
- Да? Ну и какое животное у меня, по-вашему, было в детстве? – резко спросил он, выпрямляясь в той особой, свойственной ему манере, по которой я понял, что если я буду зарываться, то он начнет довольно безжалостно подразнивать меня.
- Ну… например, пиранья, - ляпнул я первое, что пришло мне в голову. – Или какое-нибудь земноводное из Южной Америки. Что-нибудь экзотическое и смертоносное.
- И это говорит человек, согласившийся делить со мной квартиру? – с усмешкой ответил он, насмешливо приподняв бровь. – Я крайне удивлен, что имея такое мнение, вы все еще не съехали.
- Когда вы скажете, что мне лучше всегда держать в своей медицинской сумке какие-нибудь противоядия…, то я возможно, подумаю об этом.
- Никогда.
Его тон почему-то утратил свою язвительность, но не могу точно сказать, относился ли его ответ к тому, что он никогда не попросит меня о противоядиях, или же, что я никогда не покину нашу уютную квартиру, по которой сильно сейчас скучал.
На минуту воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием угольков в камине, а затем мой друг как-то неловко прокашлялся, как бы собираясь что-то сказать. Я поднял голову, чтобы встретиться с ним глазами, но он просто похлопывал своими тонкими пальцами по макушке щенка и старательно избегал моего взгляда.
- В чем дело, Холмс? – мягко спросил я, потому что теперь я уже прекрасно мог определить по его виду, какое у него на самом деле настроение.
-В вас ! - воскликнул он с резкостью, которая, на мой взгляд, была сейчас не совсем оправдана. Я открыл, было, рот, чтобы возразить или защититься, но он продолжал с необычной горячностью. – Вы представляете, как легко могла убить вас эта сумасшедшая? Я ведь раньше уже предупреждал вас о подобных методах убийства!
Я видел, как пока он говорил, мертвенная бледность его лица стала почти пепельно-серой. По одному этому мне уже было видно, что за его холодным тоном стоит не гнев, а скорее, страх и беспокойство, а также и то, что подобные чувства были ему непривычны.
Я постарался, чтобы мой собственный голос был как можно более спокоен, дабы умиротворить его, как мне не раз уже приходилось делать в минуты его раздражения и беспокойства.
- А вы сами представляете, каким безумием была ваша попытка ослабить силу моего падения? – прямо спросил я, аппелируя к его интеллекту в надежде, что к нему вернется самообладание, и прекрасно понимая, что он и сам желал бы того же самого.
Он вздрогнул, его рука, судорожно дернувшись, упала на одеяло, и он бросил на меня сердитый взгляд. Я оставил это без внимания и продолжал, держась за больной бок.
- Возможно, мне не очень хорошо известны приемы самообороны и может быть, я не знаю, насколько вы сильны, но я же врач, Холмс. И я прекрасно понимаю, что даже если бы вам удалось удержать меня, вы наверняка бы сломали руку или даже обе или же, по меньшей мере, вывихнули бы плечо.
Я оставил без внимания его гневный взгляд и продолжал более мягким тоном:
- Или же, Холмс, вас столь же легко могли бы убить. Должен признать , что я пострадал исключительно благодаря моей собственной глупости и медлительности. Но с вашей стороны это был вполне осознанный выбор.
Я увидел, как его тонкие пальцы на минуту задрожали, а затем схватились за одеяло, чтобы скрыть это, и огонь, теплившийся в его глазах, внезапно вспыхнул и погас. Не думая о том, как он защищается от любого вторжения в свое пространство, я на минуту накрыл его пальцы своей ладонью.
Он не убрал свою руку. Эта ночь была полна сюрпризов.
- И за этот выбор … спасибо вам, - просто сказал я, - был момент, когда я подумал, что все кончено.
Пальцы Холмса сжались под моими, и наконец, он поднял на меня глаза; их взгляд был мягким и уязвимым, и сейчас они не напоминали собой поблескивающую сталь… скорее тающий лед.
- Я тоже, Уотсон, - прошептал он.
На какое-то мгновение мне показалось, что он собирался еще что-то к этому добавить, но пока я гадал, о чем он думает, Холмс снова надел на себя бесстрастную маску и начал складывать обратно на поднос чайные принадлежности.
Я вздохнул, внезапно почувствовав необыкновенную усталость , и стал пытаться вытащить здоровой рукой подушку из-под своей спины, которая служила мне опорой. Ребра тут же обожгла острая боль, и я заскрежетал зубами, но мой приглушенный стон не остался без внимания – и минуту спустя Холмс, нахмурив брови, уже помогал мне лечь поудобнее.
Мистер Бублс сердито зарычал, когда мой друг посадил его назад в коробку, но быстро выполз из нее и свернулся калачиком у меня на ноге – слава богу, на здоровой. Холмс бросил на щенка сердитый взгляд, но оставил его лежать на месте, и лишь подоткнул мне поплотнее одеяло.
- Доктор, вы уверены, что вам не нужно принять какое-нибудь обезболивающее? – спросил он еще раз, убавляя свет в лампе, стоявшей рядом с моей кроватью.
Я сонно кивнул, теперь мне было очень тепло, меня согрела чашка горячего крепкого чая и в комнате ярко горел огонь и к тому же я всеми фибрами ощущал присутствие человека, которого , наконец, имел привилегию назвать своим другом.
- Все в порядке, Холмс, - пробормотал я. – Благодарю вас.
Я услышал, как заскрипели пружины, когда мой друг протащил через всю комнату большое кресло, стоявшее у камина, и поставил его у моей кровати.
- Что это вы делаете? – сонно спросил я.
Он усмехнулся, бросив насмешливый взгляд на щенка, спавшего у меня на ноге.
- Хочу быть уверенным, что дорогой мистер Бублс не задушит вас во сне, раз уж вы так пристрастились к его компании.
- Если вы проведете здесь всю ночь, то к утру растянете шею, - пробормотал я, слегка ворочаясь по одеялом, чтобы устроиться поудобнее. Щенок недовольно заворчал и даже слегка ущипнул меня за палец.
- А ну-ка, тихо, - раздраженно буркнул Холмс.
- Прошу прощения?
-Это я не вам, а этой животине. Уотсон, а теперь, я прошу вас – отдыхайте.
Я почувствовал, как на мою душу и все мое существо снизошел необыкновенный покой, когда я увидел, как мой друг лениво устроился в кресле, прихватив с собой увесистую книгу о малоизвестных тропических болезнях, очевидно, собираясь дежурить у моей постели. Может, тогда я и смогу спокойно спать безо всяких ночных кошмаров…
Я проснулся несколько часов спустя, когда снизу раздались звуки новогоднего гимна и приглушенный звон бокалов, сопровождаемые двенадцатью ударами старинных часов на башне замка.
Но тут еще один, уже не столь громкий звук привлек мое внимание, и я почувствовал, как по моим губам невольно скользнула нежная улыбка – мой бедный друг заснул, сидя в кресле; его худощавая фигура была, словно мумия, закутана в единственное одеяло, оставшееся в комнате. Его рот был полуоткрыт, и он тихо посапывал, что явно свидетельствовало о том, что он был совершенно обессилен, но героически сражался с воинствами Морфея, и, в конце концов, был вынужден признать себя побежденным.
И, видимо, мистер Бублс, в конце концов, отдал предпочтение моему другу, ибо щенок лежал, свернувшись клубком на коленях у Холмса, тоже сопя и временами подергивая лапами во сне.


Вскоре я снова заснул, и в этот раз в моих снах не было никаких кошмаров, а лишь умиротворяющие и спокойные образы, которые позволили мне хорошо отдохнуть.
И даже сейчас, спустя уже несколько лет, я не помню более счастливой новогодней ночи, чем та, что я провел тогда в покоях старого замка.

Написала этот пост уже давно. Но решила, что он лишний. Во-первых, довольно личный. А во-вторых, вряд ли заслуживающий внимания – я о своих проблемах знаю давно и этого вполне достаточно. Как сказано в одном фильме – это всем известно и никому не интересно.
Но вот, прочитав еще новые подробности о проблемах, связанных с душевной болезнью Джереми, я почему-то решила все таки выложить это. Потому что это не только семейные дрязги, но и, возможно, болезнь, неузнаваемо изменившая … мою маму.

Но кроме этого в этом посте еще я упоминаю о периоде, который, наверное, запомню навсегда – это где-то возвращение себя к себе, когда я вспомнила, что в моей жизни было еще что-то кроме горестных раздумий и депресняка.

Наверное, это не очень хорошо - выставлять на обозрение свои личные проблемы и где-то даже семейные дрязги. Но придется это сделать, просто потому, что хочу показать, как рада я тому, что у меня есть Холмс и как он не дал мне погрузиться в самую беспросветную депрессию.
Постараюсь, как можно меньше касаться своих проблем. Скажу о них лишь, чтоб обрисовать ситуацию, в которой оказалась.

В общем, так. Живем мы вдвоем с матерью. Мы были очень близки, я делилась с ней всеми своими мыслями, впечатлениями и она , в свою очередь также. Я всегда была окружена заботой, можно даже сказать, что она просто тряслась надо мной, и я отвечала ей тем же. Домой всегда неслась со всех ног, и в течение дня мы часто перезванивались. В общем, идиллия. Почти.

Но лет десять назад начались проблемы. Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что из самого близкого человека мама стала почти чужой. Вернее, чужой ей стала я. Этот процесс шел постепенно, да и сейчас еще идет. Появилось раздражение. Раздражало даже то, что я говорю «Доброе утро». Потом сказали, что я ужасно готовлю, и она будет питаться отдельно (раньше говорилось, что я готовлю, как в дорогом ресторане). Она перестала со мной разговаривать, не позволяла входить в свою комнату. Сейчас все обстоит еще хуже. Но речь пойдет именно о том периоде, когда у меня, словно почву из-под ног выбили.
Я не понимала, что происходит и меня волновало только это. Я приходила с работы и тут же кидалась к маме с расспросами, что случилось, говорила, что не понимаю, что происходит и получала в ответ оскорбления. При том, что меня воспитывали очень культурным человеком и никаких таких бранных слов практически не употреблялось. Короче, я пребывала в шоке. Постоянном, не преходящем.

Мои знакомые говорили, что это нездорово и что я должна срочно бежать к психиатру. Говорить такое вообще гораздо легче , чем сделать. Один раз я, правда, позвонила в какую-то консультацию. Меня спросили: Она вас бьет? Я офигела. – Ну, будет бить, приходите.
О добровольном же визите в поликлинику не может быть и речи. А со стороны нормальный человек, интеллигентная пожилая женщина, следит за собой, интересуется политикой, читает книги.

Моя знакомая с работы, та самая которой так не понравился Джереми, как-то сказала, что зато у меня самой, видно, очень крепкая психика, раз я столько времени живу в «антисанитарных условиях» и не только не свихнулась, а еще постоянно шучу, улыбаюсь и поднимаю другим настроение.

Причем вначале у матери были как бы просветы. Мы могли общаться с ней пару месяцев, а потом три месяца не разговаривать. И это еще было хорошо, потому что последнее время она может заговорить со мной, поделиться своими мыслями, попросить что-то купить, а на следующий день, когда я, купив то, что она просила, иду к ней, она вдруг говорит, что не хочет меня видеть и ничего ей от меня не надо. Приходят на ум определенные мысли, но ни о каких врачах она не хочет даже слышать. Так что это все безнадега

Ну, наверное, хватит о грустном

Как раз в тот период, когда все это началось, и я поняла, что ,видимо, эти изменения приняли необратимый характер я начала много читать и просмотрела немало фильмов, на которые раньше не было времени. Но все равно естественно ощущалась пустота и не просто пустота, а совсем не хотелось идти домой.

Ну и вот как-то сидя на работе в интернете, читая очередной не то книжный, не то киношный форум, я вдруг поняла, что это все я уже видела и мне вроде как уже ничего не интересно. И я стала думать о том, чего бы интересного для себя можно поискать в интернете. И вспомнила о мушкетерах. Которые с детства были моими кумирами в первую очередь благодаря моей сестре, той же что читала мне когда-то Дойля)) Кому-то в детстве рассказывают сказки или какие-нибудь детские повести, а мне вот своими словами пересказывали Дюма. И мы, конечно же, играли в мушкетеров, рисовали их и т.д. Это было еще до всяких фильмов.

А потом был наш фильм, Атос-Смехов и это была большая любовь)) Чисто для истории скажу, что я была одержима мушкетерами, когда шла в первый раз смотреть ричардсоновскую «Собаку» . Вышла из зала уже немного другим человеком. Говорю же, они всегда у меня боролись за первенство))

Ну, так вот. Полезла я искать что-то по мушкетерам. Многое тоже было удалено, но я напоролась на два крутых форума по Дюма, читай по мушкетерам. И это было мое первое столкновение с фандомным творчеством и с фанфиками в сети. По счастью, тогда все это еще было открыто в рабочем интернете. Люди писали стихи, снимали клипы, которые, правда, были для меня не доступны за отсутствием ю-туба, писали фанфики офигительного качества и с огромным размахом.

Я втянулась. И должна сказать, что , в самом деле, авторы там были замечательные. Исключительно отечественные, никаких переводов, да их там и было три-четыре человека. Писали всю историю мушкетеров глазами слуг. Историю детства Рауля, сына Атоса. Это было просто прекрасно, смешно, трогательно, с поразительными историческими подробностями.
Ну, я если уж куда влезу, то меня фиг оттуда вытащишь. Случилось то, что должно было случиться. Прикрыли мне на работе оба форума, надо отдать им должное – прикрыли не сразу. Но я извлекла еще не все, что хотелось бы. И я стала захаживать в соседние почтовые отделения, где сидела в интернете. Мне надо уже было утащить все, что нужно. Материала там было на еще целый том, плюс к тому, что написал Дюма. Это, правда, было очень здорово. У меня начался Ренессанс.

Это уже начало спасать. Я почувствовала себя другим человеком. Поймала себя на мысли, что, наконец, стала улыбаться. Это продолжалось довольно долго - месяцев пять.
Но потом как-то сидела я вот также на работе и подумала, что раз в интернете есть мушкетеры, там есть же и Холмс. Вспомнила, что когда-то уже что-то находила. И жребий был брошен.

Я уже знала, что такое фанфики и искала их по Холмсу. Тут была ситуация похуже. Многое было недоступно в нашем рабочем интернете, но я кропотливо изучала то, что есть и записывала адреса страниц, куда потом смогу зайти с той же почты. Скажу сразу, я давно мечтала о домашнем интернете, но мне в нем было категорически отказано и раньше, теперь же просто нечего было и думать.

Ну, так вот вышла я на сайт и форум по нашему сериалу. Проштудировала его и на тот момент утвердилась в своем мнении, что наш Холмс лучший. И какое-то время пребывала в этой уверенности. Мушкетеры отступили перед таким обилием материала и, как говорила одна моя знакомая, «повышенной душевностью».
Дневники на работе были заблокированы, можно было увидеть лишь небольшие кусочки. И вот таким кусочком, который вывел меня в нужном направлении, был пост Logastr «Долгий роман со счастливым концом» Где была подробно рассмотрена история взаимоотношений Холмса и Уотсона на примере сериала Гранады. Так, начался у меня новый этап в холмсомании))

Мне словно глаза кто-то открыл. Я поняла, что гранадовский сериал гораздо глубже и ближе к канону, чем я смогла понять, когда смотрела его раньше. И в самом Холмсе я открыла новые, неизвестные мне прежде грани. Во многом я обязана этим и англоязычным фанфикам.

На зарубежные «фанфические» сайты вышла просто из-за жажды хоть какой-то информации. На тот момент английский начала уже забывать, но увидела что-то интересное, и так приперло, что стала пользоваться яндекс переводчиком. Таким образом, немного попрактиковалась, а потом поняла, что мне комфортнее читать без него. (наверное о импортных фанфиках все-таки напишу в отдельном посте, чувствую, что и так несусь галопом по Европам)

А в один прекрасный вечер отправилась я на почту и что-то там смотрела и вдруг рядом оказалась ссылка на клип «Рейхенбахский водопад». На этой почте интернет был без наушников, поэтому клип я только смотрела, но он сыграл свою роль. Я поняла, что должна это увидеть в нормальном виде. Это был первый шаг к моему собственному интернету.

Сначала я, правда, лишь купила более или менее навороченный телефон. Первые клипы, которых давно уже нет, смотрела именно по нему. Но дальше -больше - вскоре я купила ноутбук. Вряд ли кто поймет, насколько смело это было с моей стороны при моих обстоятельствах.
Но жизнь стала налаживаться. Вечерами не сидела тупо в ожидании, когда смогу выйти на кухню, а начала делать свои первые переводы, изучала Холмсо-сайты, да мало ли что еще.

Такая вот история. Наверняка, постороннему человеку в ней многое покажется странным. Я даже немного сомневаюсь, стоит ли выкладывать это на общее обозрение, но слов из песни не выкинешь, хотя сомневаться в правильности этого решения буду все равно.

Совершенно серьезно считаю, что многим обязана мистеру Холмсу. Тем, что не скатилась в депрессию и сохранила довольно светлое и позитивное отношение к жизни.
То время, навсегда запомнилось мне, как какой-то совершенно особенный период . Как раз тогда я познакомилась со стихами и фанфиками Ольги Новиковой, форумом 221 b, фанфиками KCS и многим другим. Зная изменчивость своих пристрастий, я даже побаивалась, что вновь вернусь к мушкетерам, но напрасно…
Холмс «взял власть всерьез и надолго».