Ранние годы Шерлока Холмса часть 2

1 часть здесь
morsten.diary.ru/p215124142.htm

Следовательно, «местность Шерлока Холмса» лежит где-то между Истбурном и Брайтоном, где Саут Даунс прилегает к морю, и во время своего ухода от дел Холмс вернулся в любимые места своего детства. В этой прекрасной части Сассекса жили предки Холмса, семья деревенских сквайров и там прошло его детство. Как тогда мы можем объяснить два отрывка из Канона, которые, кажется, предполагают, что у Холмса нет какой бы то ни было привязанности к «миру и тишине природы», о которых потом (уже гораздо позже, уйдя на покой) он сказал, что «мечтал о них в течение долгих лет, проведенных в туманном, мрачном Лондоне»?
Я уже говорил о первом таком наблюдении, сделанном Уотсоном «неимоверно жарким августовским днем» в Лондоне:
«Все уехали за город, и я начал тосковать по полянам Нью-Фореста и по каменистому пляжу Саутси. Однако истощенный банковский счет заставил меня отложить отпуск, а что касается моего друга, то ни сельская местность, ни море никак не привлекали его».
Один из первых вопросов, на который этот отрывок находит для нас ответ наравне с другими, это то, что Уотсон либо родился в Хемпшире, где расположены Нью-Форест и Саутси, либо питал особую любовь к этому графству. Его тоска по тем любимым и знакомым местам не связана с августовской жарой Лондона, как он сам тут же говорит. «Сам я за время службы в Индии привык переносить жару лучше, чем холод, и тридцать три градуса выше нуля не особенно меня тяготили». И, несомненно, его любовь к Хемпширу демонстрируется вновь, когда поезд в Винчестер (который Уотсон преданно называет «древней столицей Англии») пересек границу графства Уотсона. Он лирично описывает пейзажи Хемпшира, которые видит из окна вагона.
«Стоял прекрасный весенний день, бледно-голубое небо было испещрено маленькими кудрявыми облаками, которые плыли с запада на восток. Солнце светило ярко, и в воздухе царило веселье и бодрость. На протяжении всего пути, вплоть до холмов Олдершота, среди яркой весенней листвы проглядывали красные и серые крыши ферм.
– До чего приятно на них смотреть! – воскликнул я».
Я уже цитировал более раннее наблюдение Уотсона, что Холмса мало привлекала сельская местность, и оно уже приводит в замешательство, но его ответ на эмоциональное восклицание Уотсона о красоте Хемпшира поражает:
«Я уверен, Уотсон, – и уверенность эта проистекает из опыта, – что в самых отвратительных трущобах Лондона не свершается столько страшных грехов, сколько в этой восхитительной и веселой сельской местности…Представьте, какие дьявольски жестокие помыслы и безнравственность тайком процветают здесь из года в год.»
Эмоциональный подтекст в этом отрывке, конечно же, весьма очевиден. Его можно объяснить лишь каким-то травмирующим случаем, произошедшим в юности Холмса; какими-то «тайными злодеяниями», с которыми он столкнулся, когда жил с родителями в Сассексе. Когда он был совсем юным, в его жизнь внезапно ворвались какие-то «страшные грехи», которые впоследствии у него ассоциировались с сельской местностью, и из-за этого взаимодействия идей деревенская жизнь стала крайне отталкивающей для него уже в зрелости. Однако, карьера сыщика, в конце концов, помогла ему изгнать этого старого призрака, как надеюсь, я смогу показать, и по ее окончании он уже смог вернутся в свой родной Сассекс со спокойной душой. Не думаю, что какие-нибудь другие объяснения и события, смогут согласоваться с этими фактами, хотя прежде эта тема не затрагивалась.
Следуя «Шерлокисмусу» в «Серебрянном» давайте сперва исследуем любопытный случай с родителями Холмса. Эксперты немедленно отметят, что на протяжении всей саги Холмс никогда не говорил о своих родителях. Это-то и странно, как говорил Холмс. Уотсон же, напротив, говорил о своем отце, брате, годах детства, проведенных в Австралии, говорил про свои школьные годы, но Холмс хранил молчание. Честный и озадаченный Уотсон представил это дело гораздо позитивнее, нежели просто как молчание своего друга, когда говорил о «полном утаивании» Холмсом этих подробностей о своей жизни:
« За все мое долгое и близкое знакомство с мистером Шерлоком Холмсом я не слышал от него ни слова о его родне и едва ли хоть что-нибудь о его детских и отроческих годах…И нелюбовь его к женщинам и несклонность завязывать новую дружбу были достаточно характерны для этой чуждой эмоциям натуры, но не в большей мере, чем это полное забвение родственных связей. Я уже склонялся к мысли, что у моего друга не осталось в живых никого из родни, когда однажды, к моему большому удивлению, он заговорил со мной о своем брате».
Мысль Уотсона, что Холмс был сиротой, была, конечно, совершенно верной, и вспомним, что , когда Холмс инсценировал свою гибель после схватки с Мориарти, его единственным доверенным лицом был брат Майкрофт. Но почему он ничего не говорит о своих покойных родителях Уотсону, своему близкому другу, если обстоятельства их смерти были самыми обычными? Там явно было что-то неладно, что к тому же заставило Холмса во время его пребывания в колледже уныло сидеть в своих комнатах, не имея «точек соприкосновения» с другими студентами, и ненавидеть любую форму светского общения. Определенно создается впечатление, что со смертью родителей Холмса была связана какая-то скандальная история, которая болезненно осознавалась им в 1870-е годы, но которая десять лет спустя уже изгладилась из людской памяти, к тому времени, когда он впервые встретил Уотсона, который только что вернулся из Афганистана.
Надо признать, что, обдумывая, что это могла быть за скандальная история, мы прикасаемся к довольно деликатной теме. Это имевшее место «тайное злодеяние» по викторианским стандартам не оставляет сомнений. Более того, разумно предположить, что оно произошло по вине матери Холмса, а не его отца, ибо одним из результатов травматического шока, полученного ее сыном, было то, что Уотсон описывает, как сильную «нелюбовь к женщинам». Можно смело предположить, что это наблюдение касалось отношения Холмса к женщинам лишь в эмоциональном и сексуальном плане, так как несмотря на это, он сильно восхищался умом Ирэн Адлер. В то же время Уотсон писал, что Холмс не «испытывал к Ирэн Адлер какое-либо чувство, близкое к любви» и в самом деле «всегда говорил о нежных чувствах не иначе, как с презрительной насмешкой, с издевкой».
Примечательно, что самое последнее дело Канона «Москательщик на покое» было полностью проигнорировано в Ведении к изданному Собранию коротких рассказов Уотсона, опубликованному в 1928 году Джоном Мюреем. В Ведении говорилось:
«Оно (Собрание рассказов) начинается с его первого появления в подобной форме повествования в «Скандале Богемии», который вышел в 1892 году , и вплоть до последнего появления в «Загадке поместья Шоскомб» в 1927 г.»
Почему же на это последнее дело наброшена некая завеса? Главными действующими лицами в нем были мистер и миссис Джозайя Эмберли и друг семьи, доктор Рэй Эрнест. Доктор Эрнест и миссис Эмберли, «недурная собой, если не лжет фотография», совершают прелюбодеяние и их убивает разгневанный обманутый муж, понесший суровую кару за свое преступление. Это дело в свое время имело общественный резонанс, и Уотсон писал, что его «с жаром обсуждала вся Англия».
Показательно, что этот случай погружает Холмса в меланхолию с самого начала, и он довольно изобличительно комментирует его Уотсону.
«Жалкое и никчемное. Но не такова ли и сама наша жизнь? Разве его судьба – не судьба всего человечества в миниатюре? Мы тянемся к чему-то. Мы что-то хватаем. А что остается у нас в руках под конец? Тень. Или того хуже: страдание.»
Вполне резонно задаться вопросом, не рассказал ли , наконец, Холмс Уотсону все подробности трагедии его отца и матери, схожие с делом Эмберли. Если нечто в этом роде, в самом деле, имело место, то нам не нужно впредь искать причину, по которой «Москательщик на покое», видимо, был специально пропущен в Ведении. Чуткий Уотсон не желал тревожить старую рану. Не знаю, является ли просто замечательным совпадением то, что Эмберли – это название одного сассекского селения, и вероятно, будет не очень мудрым и дальше строить на этот счет какие-то теории.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Хочу сказать, что переводя этот кусок, возможно впервые непосредственно столкнулась с тем, что мой любимый старый перевод Канона не всегда может передать подлинный смысл оригинала. Суть иногда лежит именно чуть ли не в дословной передаче оригинального текста, хотя по-русски это звучит порой неуклюже и не так красиво.
Хочу еще добавить, что автор излагает теорию, от которой потом отталкивался и Николас Мейер. Она, в принципе, довольно правдоподобна. И хочу еще от себя добавить, что неким ответвлением от нее является идея, с которой я столкнулась в некоторых фанфиках - что , возможно, Холмс не был родным сыном своего отца.
И, наверное, из-за того, что тут , в самом деле, могут быть, в основном, домыслы, исследований о происхождении и детстве Холмса почти нет.
Что касается авторов фанфиков, каждый из которых выдвигает свои теории, то они явно сходятся в одном - это детство не было счастливым. В "Признаниях Мастера" упоминается ужасная мать, которая перенесла на младшего сына ненависть к его отцу. В "Рейхенбах: история любви" отцом Холмса является весьма экстравагантный джентльмен, послуживший когда-то прообразом Дориана Грея.
Многие авторы, наподобие Моры Морстейн, считают, что Холмс имел какое-то косвенное отношение к смерти своей матери и отец никогда не мог ему этого простить.
Мне самой всегда казалось, что рассуждения Холмса о тайных пороках и ужасных злодеяниях в деревенской глуши, возможно, как-то связаны с его личной историей. Но если это так, мне думалось, что там нечто другое, чем адюльтер, за который понесли кару оба родителя. Возможно, что-то еще более мрачное...
Думаю, мы еще не раз будем возвращаться к этой теме

"Истории никогда по- настоящему не кончаются. Они продолжаются до бесконечности. Просто в каком-то месте их перестают рассказывать"

Мэри Нортон. Добывайки

19 февраля 1874 года, пятница

- До-оброе утро!
Это было первое, что я услышал. Ну, честное слово, неужели прежде, чем начать донимать меня, этот человек не может подождать, пока я хотя бы открою глаза?
Я нарочито медленно приоткрыл веки и посмотрел на веселое лицо доктора взглядом в упор, способным расплавить железо. Однако, железо было жалкими опилками в сравнении с его аномальной жизнерадостностью.
- Ну, прекратите. Кто перед вами стоит: доктор или чудовище какое?
- Если б у меня был выбор…
Я специально не договорил и Стивенсон рассмеялся.
- Какой вздор. А ведь вы мне сказали, что не были другом Виктора Тревора.
-Я даже не был с ним знаком до этого ужасного происшествия; премного благодарен! – резко отозвался я, когда Стивенсон стал внимательно рассматривать меня, а потом, не успел я возразить, как он внезапно с силой приложил ладонь к моему лбу.
- Почему вы сегодня столь раздражены? Смотрите-ка, жар спал.
- Правда?
- Ну, да. Так что теперь вы можете уже есть нормальную еду.
- О, доктор, откуда такая навязчивая идея меня накормить?
- Я уверен, что в медицинских кругах то, что вы назвали навязчивой идеей, сочли бы совершенно нормальным.
- Как раз после того, как они бы одобрили вашу новаторскую идею чая со льдом?
- Именно, - быстро ответил он, и я даже слегка удивился, но потом понял, что он шутит. Снова.
Раздавшийся звук приближающихся женских шагов привлек мое внимание к двери, и вскоре в комнату вошла медсестра.
- К вам посетитель, сэр, - кратко объявила она, и вышла, даже не взглянув в мою сторону.
- Для Виктора еще очень рано, верно? – спросил озадаченный доктор.
Это совсем вас не касается.
- Да, - согласился я. В конце концов, было всего лишь пол-одиннадцатого.
Однако звук приближающихся шагов поведал совсем другую историю. Они были неторопливыми и довольно звучными, и это совсем не было похоже на быструю, стремительную походку Тревора. Загадка разрешилась, когда раздался стук, и в дверь просунул свою большую голову никто иной, как мой брат Майкрофт.
- Добрый день, сэр, - приветствовал он доктора своим низким, сиплым голосом, но безукоризненно вежливым тоном.
- Добрый день, сэр. Надеюсь, вы простите, но я должен идти.
- Конечно, - ответил Майкрофт, и доктор, отвесив нам поклон, тут же удалился.
- Это был «отличный врач из Америки»? –насмешливо спросил этот сноб.
- Да, но оценить его по справедливости можно, лишь оказавшись в трудном положении, ты согласен?
- Прекрати изрекать свои прописные истины, Шерлок. Ну, и где эта твоя инфекция, о которой ты так много и нудно писал?
- Слава богу, все уже прошло. Доктор Стивенсон сказал, что сегодня утром мой жар уже спал.
-О, и верно, хвала небесам!– насмешливо проговорил он.
-Из-за совершенно убийственного тона посланного тобой письма, ты заставил меня вообразить, что пребываешь у врат смерти. Кстати, я должен поблагодарить тебя за это эпическое послание. Я не смеялся так уже почти восемнадцать месяцев.Определенно, его стоит сохранить.
И подумать только, я сам навлек это на себя.
- Брат, чему я тогда обязан удовольствием видеть тебя?
- Этот Виктор Тревор, о котором ты говорил… он состоятельный человек?
- Да.
- Скромный, сдержанный?
- Думаю, да, - ответил я, не понимая, к чему он ведет.
- Он умен?
- Возможно.К чему все эти неуместные вопросы?
- Шерлок, ну неужели ты думаешь, что я стал бы тебя спрашивать об этом без всякой цели? Так или иначе, я говорил, что у меня есть один малый на Веллс-стрит, который за разумную цену готов заняться этим делом.
Теперь я был совершенно сбит с толку.
- Что? Майкрофт, ты о чем?
- Юрист, Шерлок! Неужели пять дней в больнице сделали тебя таким непроходимым тупицей?
- Мне совершенно не нужен никакой юрист! И даже, если б был нужен, я не настолько «туп», чтобы обращаться за этим к тебе!
-Как в таком случае ты собираешься возбуждать судебный процесс?
- Майкрофт, ты еще не понял? Я не буду подавать в суд.
На минуту его рот приоткрылся.
- Что?
- Ты меня слышал.
- И почему же, нет?–свирепо воскликнул он, его лицо пылало от гнева.Честно говоря, от этого он стал похож на арбуз.
- Ты ведь читал мое письмо? Как я мог выразиться яснее, что это был лишь несчастный случай!
- О, несчастный случай, что эта дворняжка была не на привязи? А то, что она злобно набросилась на тебя, было чистым совпадением?
- Ни один из нас даже не знал, что там есть кто-то еще!
- Какая разница!
- Майкрофт. Я. Не буду. Подавать в суд. Это мое окончательное решение.
- Тогда зачем, черт возьми, ты вообще написал мне?
Я пожал плечами.
- Я похож на человека, у которого здесь масса занятий?
Майкрофт отвернулся, издав дребезжащий гортанный звук, который сильно напомнил мне пса-виновника происшествия.
- Брат мой, - усмехнулся я, - ты, в самом деле, должен научиться сдерживать свой темперамент, если хочешь, чтоб тебя воспринимали на полном серьезе. Ты такой потешный, когда сердишься.
При этих моих словах Майкрофт повернулся ( так же быстро, как это сделал бы гиппопотам), схватился за веревку, привязанную к каркасу, который держал мою ногу в приподнятом положении, и посмотрел на меня с самым угрожающим видом.
- Вымолвишь еще одно слово и не сможешь ходить целый год.
- Великолепно. А до той поры я приберегу адрес юриста. Твой офис в клубе «Диоген» вполне подойдет в качестве моей личной лаборатории.
Тут его свирепый взгляд исчез и, когда он повернулся, чтобы удалиться, на смену ему появилась надменная усмешка .
- Ну, по крайней мере, я снова выше тебя.
- Это пока. И…брат мой! – позвал я, когда он уже почти ушел, заставив его вновь повернуться.
- Я ценю твою заботу.
Издав последнее напыщенное «Мпх!», он повернулся и, наконец, ушел.
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

C6H5N2 + 3KOH + ___________- C6H5 + 3KCL + 3H2O
Одна часть анилина, смешанная с тремя частями гидроксида калия и одной частью неизвестного вещества позволяет получить одну часть фенилисоцианида , три части хлорида калия и три части воды.
В недостающем реагенте должно быть три единицы хлорина, чтобы был сбалансирован исходный продукт, в котором остается лишь одна часть водорода и одна – карб…
- Здравствуйте, Холмс.
Я вздрогнул.
- О… Здравствуйте, Тревор.
Сколько времени?
Было уже десять минут шестого, но я потерял счет времени. Начинало темнеть, и я с удивлением увидел , что на моем столе стоит ланч, состоящий из тушеного мяса и чая.
Кто поставил его туда и когда?
- Я прервал вас?
- Ну… не важно. Гм… Вы не присядете?
Мне нелегко в этом признаться, но мне нечем было умиротворить его после того, как я полностью игнорировал его присутствие. Вновь полностью поглощенный изучением своих книг по химии, я лихорадочно листал их, разыскивая нужный мне реагент, который мог бы сбалансировать одну химическую формулу. Уже немного узнав Тревора, я понял, что он мог стоять там три-четыре минуты, ожидая, когда я замечу его присутствие.
- Спасибо, - ответил он, пододвигая стул, стоящий в ногах моей кровати, и садясь. Этот старый предмет меблировки нашел на редкость подходящее время, чтобы громко заскрипеть.
- Удобно? – не смог я удержаться от сарказма, когда он бросил обеспокоенный взгляд на эту развалину.
- Он мягче, чем кровати в наших спальнях.
Его слова помогли рассеять неловкость, и мы рассмеялись.
- И как это ни странно, мне приятно сообщить вам, что это, наконец, случилось, - заявил он с довольной улыбкой.
- Что, наконец, случилось?
- Стул профессора Кавендиша. Он сломался прямо во время занятий.
- Нет!
Профессор Кавендиш был одним из преподавателей математики. Этот человек действительно был горемыкой, ибо, если бы он был на четыре или пять дюймов выше, все обошлось бы для него благополучно, если б телосложением он был похож на Майкрофта – громоздкого, но не обрюзгшего. Однако, все было совсем иначе, и он скорее походил на большую чашу для пунша.
Учитывая этот факт, было бы понятно, если бы руководство университета снабдило этого человека более достойным образчиком стула, чем тот на котором сейчас сидел Тревор, но и тут все было совсем иначе. Каждый раз, когда он садился, все мы без исключения сидели, затаив дыхание, когда этот стул качался и скрипел под его тяжестью. Какие-то шутники даже делали ставки на то, когда точно этот стул развалится.
Но я отвлекся. Я был поражен, а Тревор посмеивался над моим удивлением и вскоре я присоединился к нему.
- - Господи, - проговорил я. – Что же случилось?
- Как только он плюхнулся на стул, раздался треск… и спинка полностью отвалилась.
- Так он упал на спину? – поразился я, ясно представляя эту сцену.
- Он покатился !
На этот раз я хохотал так же, как Тревор (если не громче), по крайней мере, пока к нам не заглянул Стивенсон. Он не вошел в комнату, но просто остановился в дверях, и, бросив на меня довольно странный взгляд, неодобрительно покачал головой и пошел дальше. Тревор этого даже не заметил.
- А-ах, - простонал он, когда мы слегка овладели собой после взрыва этого хохота. – Бедный мистер Шестьдесят тр…
- Что вы сказали?
- Видите ли, - начал он уже тише, вспыхнув до корней своих светлых волос и оглянувшись по сторонам, прежде, чем продолжить.
- Ну… понимаете, полагаю, это можно назвать шуткой, понятной только «своим». Понимаете, вскоре после того, как он стал читать нам геометрию Эвклида, я начал называть его… мистер Шестьдесят три.
Если б я не так владел собой, то , наверняка, вновь расхохотался бы, до того, как моя джентльменская сдержанность заговорила бы о себе громким голосом. Тем не менее, мы пару минут хихикали, как девчонки.
- Ребячество, я знаю, - кивнул Тревор.
- Возможно, но аналогия проведена довольно точно.
-Холмс, вы определенно выбрали хорошую неделю, что пропустить занятия, - усмехнулся он.
Однако не прошло и полсекунды, как он умолк на полуслове, вновь вспыхнув на этот раз еще сильнее.
- Я ничего не выбирал, Тревор. Полагаю, это я вас должен благодарить за это.
- Я-я знаю, Холмс, то есть я хотел сказать, и-и-извините. Я понимаю, как это прозвучало, - забормотал он так быстро, что я удивился тому, что вообще его понял.
- Тогда, может быть, будет л-л-лучше, если вы сперва будете думать, а потом уже г-г-говорить,- насмешливо передразнил его я, хотя, клянусь, это было только шуткой. Однако, Тревор , очевидно, расценил мой ледяной взгляд, как знак, что я говорю крайне серьезно, и он слегка приоткрыл рот, пытаясь что-то сказать , но не смог найти подходящие слова и опустил взгляд. Охотно признаюсь, совершенно не стыдясь этого, что мне было очень трудно не рассмеяться уже в тысячный раз за этот вечер, видя, как смущен Тревор, хотя должен признать, что я все же почувствовал легкий укол вины, когда Тревор стал подниматься со стула, чтобы уйти.
- Подождите!
Он, наконец, снова взглянул на меня.
- Тревор, ведь вы же знаете, что я сейчас шутил?
Его губы перестали дрожать, а глаза широко распахнулись.
- …Сейчас?
- О, боже, Тревор, да вы безнадежны. Что бы сказал доктор Стивенсон?
-Вероятно, он бы напомнил мне, что разрешил мне побить вас; а эта книга по химии, которую вы так кстати держите в руках, кажется очень тяжелой. Или вот даже еще лучше – где та миска?
- Вы ударите инвалида? – спросил я полушутя, полусерьезно.
- Поскольку я только что вынудил самого выдающегося боксера нашего клуба добровольно назвать себя калекой, то думаю, в этом нет нужды.
- Я бы просил вас забрать свои слова обратно, но раз уж в ближайшие два месяца я и шагу не сделаю на ринг, то боюсь, это не столь важно.
- Говорят, что перо острее меча.
- Это вряд ли, ведь я также довольно искусный фехтовальщик, если только можно так сказать о себе.
- Вот, что я вам скажу. Через два месяца мы встретимся с вами на площадке, мы двое, и вы принесете свою рапиру, но я напишу всем нашим однокашникам и попрошу их принести с собой их клинки.
- На здоровье, Тревор! Ваш план восхитителен. Но боюсь, что в спортивном зале будет царить сплошной хаос к тому времени, когда я доберусь до вас.
- Не могу поверить, что вы столь самоуверенны, Холмс, - сказал он, посмеиваясь.
- Это вовсе не самонадеянность, Тревор. Я говорю правду, и мое самомнение здесь не при чем. Но ваш довольно образный сценарий был действительно, как глоток свежего воздуха.
- Холмс, какой странный разговор мы ведем. Я серьезно.
- Если б вы ничего такого не сказали, то мы продолжали бы в том же духе, словно это в порядке вещей.
- Но один из нас достаточно нормален, чтобы осознать это, - тихо проговорил он, и это столь сильно отличалось от его грубоватого сумасбродного дурачества, что я быстро стал думать о том, что из сказанного мной так обидело его.
- Что вы имеете в виду?
- А? О, ничего…ничего, Холмс, - ответил он, вновь повернув свой блуждающий взгляд в мою сторону. И только тут я понял, что когда он сказал «один из нас достаточно нормален», он исключал из этой категории себя, а не меня. И по правде говоря, это порядком напугало меня.
- Тревор, с вами все в порядке?
- Да, конечно. Почему вы спрашиваете?
- Да нет, просто так, - заверил я, удивляясь, как быстро на его лицо вернулось нормальное и довольное выражение.
- Кстати, я отправил то письмо вашему брату.
- А, да, я знаю. Спасибо, Трев… Тревор, как, черт возьми, вы узнали, что Майкрофт мой брат?
- Вы сами сказали мне, Холмс.
- Что?
- Вы сказали мне , что письмо адресовано мистеру Майкрофту Холмсу. Я, - он покраснел, - я… полюбопытствовал, не ваш ли это отец. Вы сказали, что он ваш брат.
Что? Он знал о Майкрофте? Я рассказал ему о Майкрофте?
Не то чтобы я был совершенно против того, что он поинтересовался, кем является получатель письма. Если б это был кто другой, то конечно, но Тревор не вызывал у меня раздражения. Но если б я был в здравом уме, то я бы просто вежливо проигнорировал все вопросы и ничего бы не сказал.
Так нет же, я сказал ему, что у меня есть брат.
- Тревор, я должно быть теряю рассудок. Я совершенно не помню, как…
- Холмс, не стоит так смущаться. Вы помните, что были практически в бессознательном состоянии к тому моменту, когда я вас оставил?
- Я был утомлен, это я помню. От жара и действия того лекарства, что тут мне дали…да, теперь я помню. Я провалился в сон еще до того, как вы вышли из комнаты. Я за всю жизнь не спал так много, - добавил я с отвращением.
- Вероятно, это пойдет вам на пользу.
- Почему все считают, что я специально лишаю себя всего, чего только могу, чтоб просто позабавиться? Если я нуждаюсь в сне , то буду спать! Неужели это так трудно понять?
- Н-нет, Холмс, конечно, нет.
Он вновь стал запинаться, это был верный знак того, что я заставил его нервничать. Снова.
Говоря совершенно серьезно, я не мог не ругать себя. Ну, один раз, это вполне допустимо. Два – досадная неудача, но три раза это уже никуда не годится. Я не потерплю, чтобы этот человек посчитал нужным уйти.. из-за моего поведения.
- Тревор, я был резок с вами? Прошу прощения. Просто вы, кажется того же мнения о моих привычках, что и доктор Стивенсон.
- Я бы ничего не стал говорить по этому поводу, если бы за последние два дня в вашей внешности не произошли кардинальные перемены в лучшую сторону.
Простите? Вот, честное слово, возможно, я выгляжу не лучше всех в Лондоне, но и уж явно не хуже! И сомневаюсь, что именно несколько часов сна могут как-то улучшить мой внешний вид
- Хотел бы я сказать то же самое о своей ноге.
- Вы ею двигали?
- Только один раз, еле-еле. Доктор Стивенсон был недоволен.
- Чем он грозил вам в этот раз?
- В том не было нужды. Того факта, что я мог обречь себя на пребывание здесь на день или два больше, было достаточно, чтобы я прекратил.
- Хотите сказать, что не придете в восторг от еще одного дополнительного дня в обществе доктора? – усмехнулся он.
- Тревор, я согласен, что он добрый малый, особенно для человека его профессии, которая вынуждает его видеть много ранений и прочих ужасов, но он неизменно пребывает в радужном настроении. Я просто не понимаю этого… Что?
Этот вопрос вырвался меня, когда я понял, что моя оценка доктора заставляла Тревора все сильнее и сильнее смеяться по мере того, как я продолжал.
- Вам и не нужно это понимать, Холмс. Он по своей натуре очень жизнерадостный малый, вот и все. Что тут не понятного?
- Люди не могу быть счастливы просто так. Не буду говорить вам, как отчетливо я вижу этого человека, насвистывающим что-то веселое, в то время как он ампутирует больному руку.
Тревор выпрямился на стуле и вдруг стал производить рукой движения, будто он что-то пилит.
- Теперь вы будете официально признаны левшой, - весело сказал он с прекрасно скопированным американским акцентом, - но, по крайней мере, можете говорить окружающим, что лишились ее, вытаскивая двух детей из горящего дома.
Взрыв последовавшего за этим смеха привлек внимание проходящей мимо медсестры, которая на минуту заглянула в комнату и приложила палец к губам, а потом столь же быстро удалилась.
- Нет, вы только посмотрите на эту несчастную, - проговорил Тревор.
- Перестаньте же! – воскликнул я, отчаянно пытаясь подавить новую волну веселья, охватившего меня после последней его фразы.
- Скажите честно, Тревор, вы явились сюда сегодня с единственной целью развлекать меня?
- В любом случае, Холмс, похоже, что вам это не помешает.
-Так, теперь я уже мрачный мизантроп, который мало спит.
-Мизантроп, страдающий анорексией, который мало спит! – прозвучало вдруг из коридора, по которому снова проходил доктор Стивенсон и очевидно мог прекрасно слышать наш разговор.
- Идиот, - прошипел я, удостоверившись, что он ушел.
- Вы читали книгу Шарля Ласега?
- Да, «Истеричная анорексия». Хотя если вы спросите меня, это «состояние» всего лишь еще одно из многих беспричинных и иррациональных образчиков женской чувствительности.
- Ваше сострадание очень трогательно.
- Ну, это правда.
- Простите меня, сэр.
Мы с Тревором в унисон подняли головы и увидели, что в дверях стоит медсестра.
- Да? – ответил Тревор, ибо было очевидно, что она обращалась к нему.
- Половина седьмого, сэр. Приемные часы окончены.
Словно сговорившись, мы с Тревором, ошеломленные, вновь посмотрели друг на друга, а потом перевели взгляд на часы. Вне всяких сомнений они показывали половину седьмого.
Невозможно!
- Да… действительно, - пробормотал Тревор, вставая. – Холмс, я и в самом деле не заметил, что отвлек вас на целый час и даже больше.
- Отвлекли меня от чего?
- Ах да… верно подмечено. Но , в самом деле, Холмс, если я…
- О, господи, Тревор, да с чего вы взяли, что вы здесь нежеланный гость?
За все время нашего общения еще ни одна моя фраза не была настолько близка к словам благодарности.
- Что ж, Холмс, я… - нервно замялся он на минуту, но мои последние слова по какой-то неясной причине возымели на него благотворное влияние, да и я сам чувствовал себя уже не так неловко.
- Надеюсь, что не очень действовал вам на нервы.
- Вовсе нет, Тревор, честное слово, - я махнул рукой с самым равнодушным видом, какой только мог на себя напустить.
- Ну, в таком случае , до завтра.
- Доброй ночи, Тревор.
- Доброй ночи, Холмс и… хорошего вам вечера, мадам.
Последние слова, конечно, относились к медсестре, и Тревор сопроводил их улыбкой и даже в знак приветствия обнажил голову, взмахнув снятым цилиндром. Увидев эту сцену, я насмешливо закатил глаза, а смущенная медсестра сделала Тревору знак выйти из комнаты; он еще раз с лукавой усмешкой оглянулся на меня и вызывающе приподнял бровь.
- Повеса, - пробормотал я, когда он исчез за дверью, но убежденный в том, что он меня слышал. Настоятельная потребность преследовать своим вниманием каждую встречную особу женского пола, несомненно, одна из самых прискорбных мужских слабостей.
Виктор Тревор. Может быть , средств у него и было больше, чем достаточно, но он не был джентльменом!

______________________________________________________________________________________________

Если честно, на мой взгляд тут несколько наивный юмор, который я даже не всегда понимаю. И далеко не все в этом больничном фанфике мне нравится, но очень хотелось, чтоб как-то прозвучала тема Виктора Тревора. Почему-то почти не осталось фиков о нем вот этого университетского периода. Есть фики с его участием времен хиатуса, а вот этих юношеских почти нет. Я имею в виду более-менее каноничные, без слэша

Редко пишу просто о событиях и впечатлениях дня.
День прошел очень плодотворно, перевела две с половиной страницы. Читала за обедом и чаем "Танкервильского леопарда".Поняла, что буду его переводить. Все-таки Westron Wynde - один из лучших авторов. Холмс там настоящий, язвительный, но не инфантильный, рыцарски вежливый с женщинами любого сословия и.... сторонящийся их. Безо всякого сексуального мотива. И это Холмс, который уже готов лезть в любое опасное предприятие, чтобы докопаться до истины.
Ушла с работы в приподнятом настроении
Хочу еще по ходу дела заметить, что все -таки "Холмс и религия" - очень трудная тема. На работе лежит в ящике купленная мной книга "A Sherlock Holmes devotional", заявленная как исследование о религии. Но вообще никуда не годится. По крайней мере, на первый взгляд. Берется любая фраза из Канона и на ее основе делаются такие же любые выводы, совершенно безосновательные и нелогичные.
Порой мне стало казаться, что и "Священные улики"-что-то не совсем то,но там будет видно. Со скрипом перевожу.
У меня сегодня какое-то лирическое настроение. И вспомнился в связи с этими религиозными темами Сирано:

"Поверьте мне, что он угоден богу - он в жизни выбирал прямую лишь дорогу."

Вечером обнаружилось, что на моем роутере исчерпан трафик. Расслабилась и не проследила, а за МТС нужен глаз да глаз. Совершенно спокойно могу сказать, что это жулики. У меня бывало такое, что клала деньги на номер доходила до дома, а их уже под каким-то предлогом списывали. К сожалению, у меня нет другого выбора а то давно бы их послала.

Ночь прошла как в бреду. Понимаю, если б я болела. Какие-то сны на грани реальности, о которых сейчас толком и сказать не могу. Но мне почему-то смутно кажется, что я как бы оплакивала своего отца. Такое впечатление складывалось, когда я несколько раз просыпалась, пыталась уже встать и оказывалось, что еще 4 часа. И так до самого пробуждения - очень тревожные сны, было там что -то о задуманной мной еще одной хитроумной покупке и где-то кажется маячил Холмс. Была рада, когда зазвенел будильник.
Утром немного полистала "Grand Game". Есть большая статья о происхождени и видимо детстве. За нее возьмусь в первую очередь -надо уже закрыть эту тему.
А на работе сегодня буду как-то обходиться без интернета. Могу, конечно, пользоваться словарем из планшета. Или даже просто все делать на рабочем компе, но стремно. Хотя могу и забить на это, конечно

Появилось сегодня на фейсбуке . Автор говорит, что фотки из "Секрета"

Сегодня у меня знаменательный день. Потому что , наконец, приехал мой долгожданный заказ. Я особо не рассказывала, но заказывала не напрямую через Amazon, а через одну фирму-посредника, потому что слышала, что старые книги они в Россию не шлют, и вроде даже могут об этом не сказать, а просто потом вернуть деньги. Это первое, а второе - очень боюсь Почты России, причем всей вообще и своего почтового отделения в частности. Мне иногда и по России с трудом удавалось что-то получить, потому что оповещения не приносили, а молча отправляли обратно. А когда стала сама приходить с номером и спрашивать, ругались, что нужно оповещение. Одна нервотрепка, короче.

Ну и вот. А тут заказ приходит на американский адрес фирмы-посредника и они уже везут его в Россию. Все равно переживала, потому что на свой страх и риск заказала две жутко дорогие книги. И помимо этого все это было не дешево. Но мне главное было, чтоб все получить.

Теперь моя маленькая фото-сессия

Это весь заказ




"Seveteen steps to 221b" издатель Джеймс Эдвард Холройд



Это сборник статей. Переиздание 1994 года

Входят в него такие, например, статьи

"Проблема с хронологией" Робертса
"Даты в "Союзе рыжих" Дороти Сэйерс
"Еще стакан, Уотсон" Джона Дикона Карра
"Правда о Мориарти" Бристоу
"Апрель 1891-апрель 1894" лорда Донегалла


France in the blood: a practical handbook of french holmesian culture with some observations"



Собственно, эта книга и заставила меня сделать заказ. Все время появлялись грозные сообщения, что она в единственном экземпляре. Она совсем небольшая, но...Холмс и Франция! Я решила, что мне это надо. Причем купила вслепую: содержания нигде не наблюдалось. Но сейчас, естественно, довольна как слон - тут естесвенно и про Верне и происхождение, но и кроме того про все, что можно связать с Францией: Монпелье, Бертильон, Орден Почетного легиона...

Следующая реликвия -
"Sherlock Holmes at Oxford" Николаса Утехина



Вот это была находка! Я напоролась на нее совершенно случайно и попутно поняла, что о многих книгах можно вообще не знать. Нигде я о ней не слышала. В инете как-то нашла ценный список книг какого-то буржуйского холмсомана под названием "My SH books". От него часто и отталкиваюсь, но этой книги там не было. В общем это было приятное удивление. И она, конечно, совсем маленькая. Займусь ею в самое ближайшее время.

The Sherlock Holmes Scrapbook под редакцией Питера Хейнинга с предисловием Питера Кушинга



Эту книгу, несмотря на ее немалый размер, включила почти случайно. Это собственно сборник статей, вырезок из газет и журналов, писем, мемуаров, анекдотов, иллюстраций и прочего. Она довольно лохматого года, по-моему,1975. Сейчас всю пролистала, но года выпуска так и не нашла. Понравилось, что в предисловии Кушинг говорит, что "сколько уже было о Мастере написано, но хорошего не может быть слишком много". И отдельно написано, что Кушинг - большой специалист по Шерлоку Холмсу и лучший актер современности, воплотивший его образ на экране. Но самый современный кто был в этой книге - это Роберт Стивенс с кадрами из "Частной жизни ШХ"

Суперобложка была никакая, что в принципе часто случается, когда покупаешь старые книги. И если бы это была какая-то другая книга, то я этот супер просто бы сняла и выбросила - там были фактически лохмотья по краям. Но такую обложку я, конечно, выбросить не могла. Немножко повозмущалась и почти тут же как-то залепила все скотчем, еще даже не заглядывая в книгу. Вполне себе приемлемый вид.

И, наконец, главный раритет

Двухтомник The Grand Game. A Celebration of Sherlockian Scholarship edited by Laurie King and Leslie Klinger









На втором томе автографы издателей



О существовании этого сборника я узнала из уже упомянутого мной списка книг. Автор написал, что давно ищет первый том и привел перечень статей из второго:

1960: The Curious Behavior of the Ritual in the Daytime by Poul and Karen Anderson
1961: The Blue Enigma by S. Tupper Bigelow
1962: Dr. John H. Watson at Netley (excerpt) by Elliot Kimball
1962: Meeting in Montenegro: June 1891 by William S. Baring-Gould
1962: Baker Street Finance by A.M. Robertson
1962: The Mews of Marylebone by Bernard Davies
1963: Lunatic Banker's Royal Client — Dr. Watson Tries Semi-Fiction by Lord Donegall
1963: The Unknown Watson by H.B. Williams
1963: Where Was the 'Bar of Gold'? by Alan Wilson
1964: Some Chemical Problems in the Canon by Donald A. Redmond
1964: Seventeen Out of Twenty-Three by Henry T. Folsom
1966: The Jezail Bullet by W.B. Hepburn
1967: Conan Doyle's Dying Detective by William Ober
1967: "I Have My Eye on a Suite in Baker Street" (excerpt) by William S. Baring-Gould
1967: The Truth About Moriarty by W.S. Bristowe
1967: Baskerville Hall by Roger Lancelyn Green
1968: Reflections on The Sign of Four, or, Oreamnosis Once Removed by Percy Metcalfe
1969: Sherlock Holmes and the Railways by B.D.J. Walsh
1969: The Early Years of Sherlock Holmes by Trevor H. Hall
1970: A Tourist Guide to the London of Sherlock Holmes (excerpt) by Charles O. Merriman
1971: "Our Client's Foot upon the Stair" by James Edward Holroyd
1972: The Engineer's Thumb by D. Martin Dakin
1972: Mr. Holmes Comes to Town by Michael Harrison
1974: A Note on "The Five Orange Pips" by Ian Mcqueen

И это не весь перечень. Я, честно говоря, офигела, кода увидела сборник на Amazone. Цена очень кусалась и превышала первоначальную раз в 10. Единственный экземпляр и плюс еще автографы, которые мне вообще ни к чему, но понятно, что с ними дороже. Но вышеприведенное содержание все решило. И еще oscary, которая подбодрила, за что ей огромное спасибо!
Книги совершенно новые, мне кажется, что их даже не открывали. Вид самый что ни есть дорогой - отличная бумага и суперобложка вся переливается. Но самое главное, конечно же содержание.

Наверное, я их очень ждала, потому что когда побежала за ними на пункт выдачи аж до завтрака и перла эту коробку домой, жутко выбилась из сил. И даже прилегла после того, как все рассмотрела.Было впечатление, что я их сама перла пешком из Америки))

И практически сегодня вышла из строя. Никаких переводов, а вижу , какая предстоит работа .

Знаю, что могу увлечься и за одним забыть про другое. И запишу тут в том числе и себе для памяти.

Читаю "Скользкое дело о дрессированном питоне" Westron Wynde в превосходном переводе Tenar. Снимаю шляпу. Перевод превосходен и его дополняют еще и прекрасные иллюстрации Sherlock. Но о чем я думала, когда пыталась читать в первый раз? Сейчас очень нравится и невольно вспоминаю слова Маркума о едином шерлокианском гобелене. У меня впечатление, что все это писал один человек, что этот рассказ, что "Дневник Холмса", что "Любовь к собакам обязательна", которую сейчас перевожу. Собираюсь прочесть остальные рассказы автора о молодом Холмсе.
Холмс в этом фике о питоне очень понравился. Его знакомство с Лестрейдом очень правдоподобное, и тут проглядывают уже многие черты взрослого Холмса. Обратили на себя внимание его выступления перед публикой, которые в глубине души, очень льстят его самолюбию. А вьющиеся вокруг него дамы, от которых он отчаянно отбивается, начиная с первой главы? Но Tenar права, это надо читать.

Поскольку я тут увлеклась фиками о молодом Холмсе, то еще раз напоминаю в первую очередь себе, что в самое ближайшее время надо выложить главу из "Священных улик"

И не забывать и о слэше. Вчера я открыла "Скрипку соло", о которой с таким восторгом когда-то говорила Koudai, собираясь ее переводить. Честно говоря, берет оторопь после таких переводов, говорю совершенно серьезно. Но поскольку хотелось бы прочитать и самой, а никто из мэтров, вижу, не возвращается к Кэти, то я потихоньку, не спеша, начну.Буквально по абзацу, с толком, с чувством, с расстановкой. Приложу все силы, но заранее прошу простить, если перевод будет не настолько хорош, как хотелось бы и как наверняка было бы у Koudai

Я чего-то сегодня разошлась. Но хочу еще кое-что сказать относительно фиков по молодому Холмсу. Может, конечно, мои читатели не очень отличают одного фикрайтера, из тех кого я перевожу от другого. Но тем не менее, скажу)
Речь идет о Westron Wynde. Чтобы пояснить скажу, что она автор "Дневника Майкрофта" и у нее очень много замечательных фиков-кейсов, которые выгодно отличаются от тех кейсов, что выходят в печати. К ним мы вернемся чуть позже. А пока напомню, что в свое время Tenar, которая очень любит этого автора, перевела фик "Скользкое дело о дрессированном питоне", который является первым из авторского цикла повестей о молодом Шерлоке Холмсе. Я читала и у меня как-то не пошло, а сейчас подумала - не попробовать ли перечитать и прочесть другие из этого цикла, которые я сразу забраковала.
Перевод Tenar находится здесь.
archiveofourown.org/works/666751/chapters/12176...

Меня только удивило, что не были переведены другие вещи этого автора, на мой взгляд более интересные, хотя, конечно, на вкус и цвет...

17 февраля 1874 года, среда

Проснувшись на следующее утро, я чувствовал себя еще более обессиленным, чем после принятия снотворного. В ту ночь мне больше не снилось, что я тону, но мне с лихвой хватило и одного такого сна, чтобы мой мозг не в силах был предаться отдыху. Поэтому, когда я, наконец, проснулся, глаза мои все равно оставались плотно закрытыми.
В таком состоянии я пребывал около часа, после чего какое-то видение желтого цвета заставило меня открыть глаза. Я сел и, взглянув на окно, увидел за ним розово-желтое небо, окрашенное в эти краски рассветом. Было шесть часов. Однако, увидев эту картину, я начал кашлять. Сначала всего один раз и мне удалось на минуту сдержать кашель, но потом у меня начался настоящий приступ. Меня выгнуло с потрясающей силой чуть ли не вдвое, грудь тяжело вздымалась и горло так и горело. Я едва мог сделать вдох, и от этого стало только хуже.
Через пять-шесть минут таких мучений, я осознал, что кто-то появился в поле моего зрения. Медсестра стояла у двери, наблюдая, как доктор Стивенсон начал простукивать мне спину, пытаясь совладать с этим спазмом, пока я не задохнулся. Через пару минут ему это , в конце концов, удалось, и я сидел, сгорбившись и совершенно обессилив, судорожно вдыхая воздух и пытаясь перевести дыхание, в то время как доктор продолжал крепко нажимать мне на спину.
А другую руку оно приложил к моему лбу и нажав на него, отклонил назад мою голову, чтобы лучше видеть мое лицо, и пока я не почувствовал, как его рука скользит по моему лбу, я не осознавал, что весь покрыт испариной. Я был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Но когда он рассматривал меня, я заметил, что его лицо стало очень серьезным и в то же время решительным.
- Он весь горит. Дайте мне жаропонижающее средство и стакан воды, - спокойно приказал он медсестре, которая тут же исчезла.
- И как только вы смогли за одну ночь так заболеть? – спросил он довольно сочувственным и заботливым тоном, берясь за свой стетоскоп, висевший у него на шее. Я был слишком изнеможден, и слишком нуждался в его помощи, чтобы возмущаться подобной постановкой вопроса.
- Теперь сделайте глубокий вдох, - приказал он. Я подчинился, а он прижал к моей груди холодный инструмент, заставив меня вздрогнуть, а потом приложил его несколько раз к каким-то точкам у меня на спине. Несколько раз я не смог сдержать кашель, который никак не стихал, и мне было от этого чрезвычайно неловко. Я терпеть не могу, когда ко мне прикасаются, даже если это должно принести пользу моему здоровью.
Затем доктор поправил подушки у меня за спиной так, чтобы я мог сидеть , прислонившись к ним, и только потом отпустил меня, и несмотря на все мои усилия, глаза мои тут же закрылись.
- Откройте, - услышал я. Я открыл глаза и увидел, что доктор держит в руках термометр, и я с трудом приоткрыл губы. Доктор сунул эту стеклянную трубку мне в рот под язык, отчего я снова закашлялся, но он крепко держал термометр. Через пару минут он его вытащил.
- Сто два. Это не пневмония, но ваша трахея в жутком состоянии. Если только вы уже не заболели, прежде, чем сюда попасть, я не представляю, как вы могли дойти тут до такого состояния.
Не знаю, ждал ли он, что я ему отвечу, и меня это, на самом деле, совершенно не заботило.
- Как бы то ни было, вы выбрали отличное место, где заболеть.
Вот как.
- А, ну вот, - сказал доктор, когда вошла медсестра и вручила ему стакан с какой-то мутной жидкостью. Он дал его мне, и я с опаской поглядел на него прежде, чем выпить эту микстуру. Она была холодной, и обладала отвратительным вкусом, который напомнил мне смесь уксуса со смолой.
- Вам сейчас жарко или чувствуете озноб? – спросил врач, забирая у меня стакан.
- Я уже дошел до точки кипения, - ответил я, только что осознав это.
- Хорошо. Принесите ему горячего чая, - приказал доктор медсестре, которая тут снова ушла.
- Немного позже мы позаботимся о том, чтобы вы почувствовали себя более комфортно, но пока мне хотелось бы, чтобы вы пропотели. Гм… Я вот думаю, не следует ли дать вам еще и снотворное?
- Нет,- я попытался, как мог, повысить голос, чтобы он прозвучал решительно и твердо, но звук, вырвавшийся из моего припухшего больного горла, был больше похож на какой-то хриплый, протяжный шепот. Я почувствовал, что вот-вот чихну, и зажал нос в надежде, что это будет не так громко.
- Больше так не делайте, - строго сказал доктор, погрозив мне пальцем. – Так у вас может порваться артерия или лопнуть барабанная перепонка.
- Это еще одна из ваших шуточек, Стивенсон? – рассеянно пробормотал я себе под нос.
- Нет, - многозначительно заявил он, слегка усмехнувшись. Поняв, что он услышал мои слова, я стушевался.
Доктор еще некоторое время похлопотал вокруг меня, и, выпив успокаивающий чай, я заснул крепким, расслабляющим сном.
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
До половины десятого я не пошевелился. Некоторое время спустя доктор зашел посмотреть, в каком я состоянии.
- Как вы себя чувствуете нынче утром, мистер Холмс?
- Так же, - ответил я, чуть более энергичным тоном, нежели это было три часа назад. Тем не менее, из-за моего больного горла звучал он все-таки довольно странно.
- Так я и думал. Сейчас при дневном свете я хочу, чтоб вы откинули голову назад, чтоб я смог , как следует, осмотреть ваш рот.
Я подчинился и немного приподнял подбородок. Доктор стоял рядом, нависнув надо мной и его лицо было сейчас в нескольких дюймах от моего. У него был такой взгляд, словно он тщательно обследовал каждый зуб у меня во рту и я чувствовал себя при этом весьма некомфортно.
- Как я и подозревал, это инфекция, - констатировал он, закончив свой осмотр и отходя от меня.
- Несомненно, это болезненно. У вас пощипывает горло?
- Да.
- В таком случае, чай со льдом.
Услышав «настоящее» название этого питья, я почти (почти) усмехнулся от того, насколько противоречиво это прозвучало. (Фактически эти два слова вообще никак не могут сочетаться и тем более быть связанными в одно предложение.)
- Ах, вот как вы это называете?
- Да и он очень вам будет полезен. Без сахара и молока, просто чай с лимоном. Знаете, я провел несколько исследований и выяснил, что вся польза, которую человек получает от чая, нисходит на нет , если туда добавить молоко. К тому же, что касается вас, то холодный чай еще и приуменьшит боль у вас в гортани.
Даже с этой «болью в гортани» я готов был спорить с этим человеком до второго пришествия относительно того, каким смехотворным было то, что он сказал. Даже если это было правдой, попробуйте убедить в этом факте любого мужчину, женщину или ребенка в Лондоне. И даже если вам это удастся, то посмотрите, кто из них по доброй воле будет пить чай без молока.
Болван.
Однако, что проку от спора с кирпичной стеной? Никакого. Поэтому я сдержался и не проронил ни слова.
- Этого не может быть.
- Мои коллеги тоже не верят. Однако, подумайте о такой возможности. Особенно, если собираетесь стать химиком.
Только тогда я задумался, в результате какой химической реакции молоко, это натуральное вещество, может понизить целебные свойства смешанного с ним чая…
Галиматья.
- Очень хорошо.
- И еще кое-что – откройте, - продолжал он, протягивая мне термометр. Я, как ребенок, машинально подчинился и ждал, когда он продолжит.
- Пока никаких посетителей.
- Чт..? Мн… - это заявление так возмутило меня, что я попытался выразить свои протесты вслух даже с градусником во рту и потерпел полную неудачу. Я и сам не мог разобрать произнесенных мною слов.
- Что-то между сто и сто одним градусом. Тем не менее, это явное улучшение. Ну, так что вы пытались сказать мне?
- Нет, я категорически против. Я жду всего лишь одного посетителя, того, что был здесь вчера и позавчера, и мне необходимо его увидеть, - заявил я требовательным тоном.
- И вы собираетесь заразить своей болезнью и его?
- Доктор, я уверен, что он будет держаться на расстоянии, и кроме того, я не собираюсь стать источником новой лондонской эпидемии.
- Хорошо. Если вы настаиваете, то значит, дело решенное, - усмехнулся он, принимая мою последнюю фразу за шутку.
- Но если я увижу, что вам сегодня стало хуже, то боюсь, что мне придется выставить вашего друга за дверь.
- Он мне не друг, - машинально ответил я. Однако, тут же обругал себя за дурацкую привычку думать вслух ( вдвойне дурацкую для человека с таким непостижимым умом, как мой.).
- Да что вы? И при этом вы так сильно желаете с ним увидеться?
- Ну, он… у него мои книги по химии, доктор, - ответил я, чувствуя себя полным ничтожеством.
- А! – улыбнулся он. – Тогда понятно. Ну, если вы не хотите говорить с ним, моя медсестра , Лиз, всегда может их вам принести.
- Спасибо, но я действительно должен с ним увидеться.
- Как скажете. О, и вот еще что. Лиз говорит, что вы ничего не ели с тех пор, как вас принесли сюда в понедельник.
- Нет, не ел.
- Вас тошнит?
- Нет.
- Так значит, вы голодны? – спросил он, глядя на меня с явным недоумением.
- Сейчас нет. Может быть, завтра, - ответил я спокойно и честно.
- Послушайте, если вы хотите побороть эту болезнь, я уже не говорю о том, что чтобы срослась сломанная кость у вас на ноге, вашему организму нужно хорошее питание. И что еще более важно – у вас, что, вошло в постоянную привычку не есть по три-четыре дня? Я припоминаю, что когда вы здесь впервые появились , у вас был крайне изможденный вид.
Ну, начинается. Я, что, настолько здоров или вообще горю желанием подробно рассказать вам о всех своих привычках (которые, хотя и кажутся странными по общепринятым нормам, но, тем не менее, не раз сослужили мне хорошую службу)? Думаю, что нет.
- Нет, это не постоянная привычка.
- Неужели? – воскликнул доктор довольно сердито. Неужели он, вправду считает, что он раздражен более меня?
- Ради бога, доктор! Я только что сказал вам!
- В таком случае у нас с вами явно не совпадают взгляды на такое понятие как «постоянная». Всему тому, что вы с собой творите, будет положен конец, по крайней мере, пока вы находитесь здесь. Совершенно очевидно, что до положенного веса вам не хватает фунтов семь или восемь, и это еще не прибегая к помощи весов!
- Очень хорошо, доктор, вы высказали свою точку зрения! – воскликнул я, чувствуя, как вспыхнуло мое лицо и совсем не от жара. Я почувствовал, как от негодования кровь прилила к моей шее, а потом поднялась к голове, еще более распаляя мое и без того разгоряченное тело, с которым я уже не в силах был совладать. Я почувствовал, как капельки пота потекли по моей голове и шее и без сил откинулся на подушки.
- Ну, не принимайте это так близко к сердцу, не нужно так волноваться, - сказал он, в одну минуту смягчившись.
Честное слово, этому человеку нужна жена, ребенок и какая-нибудь аквариумная рыбка, чтобы он мог хлопотать вокруг них; я не в силах их заменить.
- Не стоит поднимать вашу температуру выше, чем она уже есть. Я немедленно распоряжусь, чтобы вам принесли тарелку супа, и лучше бы вам его съесть к тому времени , когда я зайду к вам в следующий раз.
Или что? Вы уморите меня голодом? Выкрутите мне лодыжку? Откроете все окна?
- Итак, мы угрожаем пациентам?
- Тщательный уход. Суровый, но эффективный.
- Не сомневаюсь.
- Очень хорошо. Увидимся позже.
- Прекрасно. Хорошего дня, доктор.
Через полчаса медсестра принесла мне что-то вроде супа, и я с удивлением заметил, что она перестала мне улыбаться. Ну, конечно, я не поблагодарил ее, и она попросила доктора Стивенсона сообщить мне ее имя. Просто отвратительно.
Чувствуя себя, как ребенок, которого отругали и велели доесть овощи, я с неохотой взял ложку и с трудом съел большую часть супа. Что я хотел сейчас меньше всего, так это есть. Я отставил тарелку и стакан с чаем на столик рядом с кроватью, и, откинувшись назад, стал в ожидании изучать потолок. Было только одиннадцать – видимо, пройдет еще не меньше пяти часов, прежде, чем здесь окажутся мои книги по химии и эти мучения хоть в какой-то мере закончатся.
Держу пари, если я достаточно долго буду тереть этой ложкой по железной спинке больничной кровати, то смогу наточить ее так остро, что ей запросто можно будет вскрыть вены на запястье…
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

- К вам посетитель, сэр, - прощебетала, проскользнув в комнату, маленькая рыжеволосая медсестра, а за ней с несколько застенчивым видом вошел Виктор Тревор. Она забрала у меня тарелку и ложку, но нахмурилась, когда увидела, что я не притронулся к чаю.
- Что ж чай я вам пока оставлю, - и она весело мне улыбнулась.
- Отлично, - проговорил я и тут же чихнул.
- Будьте здоровы, - вставил Тревор довольно веселым тоном, и медсестра бросила на него взгляд прежде, чем уйти.
- Сэр, выпейте все до дна, - шутливо сказала она мне, уже стоя в дверях.
- Вы же так больны. Вам нужно пить больше жидкости.
- Э… конечно, - наконец, пролепетал я, от смущения не зная, что сказать. Она еще раз шаловливо улыбнулась мне и ушла. О, женщины…
- Кажется, она к вам неравнодушна, а? – усмехнулся Тревор, подняв бровь.
- Видимо, да. Хотя даже вообразить не могу, что я сделал, чтоб заслужить ее привязанность.
- А имя у нее есть?
- Несомненно.
Мой гость от души рассмеялся над моей остротой.
- Хотя, честно говоря, меня гораздо больше интересуют те книги, что вы принесли, чем наша рыжеволосая медсестра. Вы можете положить их вот сюда, на стол. От всего сердца благодарю вас, Тревор. Право же не знаю, что бы я в конечном итоге стал делать, если бы у меня не оказалось книг, чтобы более приятно провести время.
Оглядываясь назад, могу сказать, что я нес сущий вздор от радости, что теперь у меня есть нечто, что позволит сохранить мне в этих стенах ясность рассудка. Все же я должен признать, что помимо этого мной овладела огромная радость видеть перед собой еще одно человеческое лицо кроме раздражающего меня врача и его высокомерной помощницы.
- Вы ужасно выглядите, Холмс!
- Спасибо.
- Нет, я имею в виду… Еще вчера, когда я приходил, у вас был совсем другой вид!
- Доктор говорит, что это какая-то инфекция. И невзирая ни на что, я ухитрился ее подхватить.
- О, господи, - он опустил взгляд и покачал головой.
Если б я не знал, что это Тревор, то мог бы подумать, что он испытывает чувство вины.
- Тревор, мне сказали, что я, так или иначе, заболел бы. Вы не должны чувствовать себя виновным в этом.
Я изрек совершенно очевидный факт, смущенный тем, что он чувствовал вину из-за события, в котором совершенно не виноват.
- Я знаю, что вы правы, Холмс, но вы должно быть довольно скверно себя чувствуете.
- Да, это неприятно, но теперь имея книги, моя жизнь здесь пойдет гораздо лучше, независимо от того, болит у меня горло или нет.
- А… ну, раз вы так говорите… А как ваш доктор?
- Он… замечательный.
- В самом деле?
- О, не поймите меня неправильно, Тревор, за мной тут отличный уход. Просто… он довольно разговорчив. Да, нет , мне не на что жаловаться.
- Поверьте, я сочувствую. Он знаком с моим отцом, поэтому я встречаюсь с ним не в первый раз. Славный малый, но, и, правда, слишком общительный. Я представляю, как те, кто не настолько разговорчив, могут устать от него.
А сам он совсем не показался мне необщительным. А совсем наоборот.
- Он прекрасный врач, - сказал я, чтобы поддержать разговор.
- Да. Полагаю, он закончил Бостонский университет.
- Вот как? – машинально отозвался я, не в силах удержаться от легкой улыбки, полной удовлетворения. Тревор кивнул и разговор на минуту прервался, прежде, чем…
- Что это? – спросил озадаченный Тревор, указывая на стакан на столе.
- Чай со льдом, - ответил я, усмехнувшись так же, как и он.
-Чай со льдом? – недоверчиво повторил он.
- Очевидно, это фаворит доктора Стивенсона.
- Он, может, решил, что может специально подавать такой чай, чтобы люди не жаловались, что чай остыл, пока им его принесли?
По какой-то причине этот вопрос, который был вполне законным, до слез рассмешил меня. И вскоре к моему веселью присоединился Тревор. Это предположение казалось очень логичным, но тем не менее, ситуация казалась такой смехотворной, что я никак не мог удержаться от смеха.
- Приняв во внимание, личность нашего доктора, в этом нет ничего не вероятного,- заметил я, все еще посмеиваясь. Тревор несколько раз покачал головой, и наконец, по мере того, как утихало наше веселье, разговор также сошел на нет.
- Ну, что ж… думаю, теперь я пойду, - тихо проговорил он.
-Тревор, если б я мог еще обратиться к вам с просьбой, то я попросил бы вас, когда вы зайдете в следующий раз, принести мне лист бумаги, ручку и флакон чернил.
- Вы меня нисколько этим не затрудните, Холмс. Я могу принести все это вам и сегодня.
- Прошу вас, не меняйте из-за меня свои планы…
- Холмс, мне совсем не трудно, - заверил он меня с улыбкой.
- До конца дня я пришлю их вам, - продолжил он, направляясь к двери.
- Огромное вам спасибо, Тревор, - сказал я, немало обескураженный тем, что он решил выполнить мою маленькую прихоть как можно скорее.
- Не за что, Холмс. Хорошего дня, - и уходя, он кивнул.
- И вам того же.
О, Господи! Неужели уже 4:34!
Я был немало удивлен тем фактом, что наша маленькая беседа продлилась так долго. Я углубился в статьи "Об атомной массе" и "Принцип авогадро", когда услышал легкий стук в дверь. Подняв голову, я с удивлением обнаружил, что в комнате стоит мальчик восьми-девяти лет.
- Да? – спросил я, нахмурившись.
- Мистер Шерлок Холмс?
- Это я.
- Это для вас, сэр, - сказал мальчик, делая шаг вперед. Я увидел, что он держал два скатанных в рулон листа бумаги, закупоренный флакон чернил и ручку. Теперь я узнал в нем посыльного из одного небольшого магазина на Вентворт-стрит.
- О… спасибо. Давай, я возьму это у тебя - И не пытайся так на меня смотреть, я знаю, что ты уже получил и оплату и чаевые. Ну, теперь беги!
Этот плутишка выскочил за дверь, а я задумался о том, почему Тревор вздумал так баловать меня. Не нужно было обладать какой-то особой наблюдательностью, чтобы понять, что Тревор располагал средствами, это как минимум. Его костюм был не броским, но легко можно было сказать, что этот малый одевался в магазинах, где я не помыслил бы купить даже галстук. Несомненно, он привык к посещению Бёрлингтон Аркад и Сент-Джеймс –стрит, а шелковый цилиндр, видимо, заказывал в «Лок и Ко».
Но даже если и так, он не должен настолько потакать мне. Либо он просто хочет пустить пыль в глаза, чтобы я не стал подавать на него в суд, либо он и в самом деле внимательный и щедрый человек. Я сильно сомневался в первом, но был еще не готов поверить и в последнее.
Люди выказывают добро не только потому, что они добры по своей природе. Тут может быть еще одна логичная причина…
С минуту я размышлял над этим, а затем не в силах найти какое-нибудь подходящее объяснение, мысленно хлопнул себя по лбу.
Вот уж, правда, избаловал. Чем я недоволен?
Я довольно охотно выбросил это из головы и, захлопнув свою книгу, положил поверх нее лист бумаги. Я хотел написать Майкрофту, хотя не был уверен, о чем именно. Он не приезжал ко мне и его ответы на мои письма заключали в себе, в лучшем случае, насмешку. Но это все-таки было какое-то занятие, а мое письмо может в какой-то мере прервать монотонное течение рутинного существования, которое, так любил мой брат.


<Майкрофт,

Как идут дела в клубе «Диоген»? Как ты, возможно, уже догадался по этому моему письму, у самого меня дела не настолько хороши. Собственно говоря, я лежу в Черринг-Кросской больнице с переломанной лодыжкой и больным горлом. Как все это произошло, я расскажу подробно, но позволь мне сперва заверить тебя, что все мои расхода оплачиваются и…Вот еще кое-что. О, боже, что же я хотел сказать…? Ах, да. Жить буду.
Не буду излагать здесь мой подробный отчет обо всем, уверен, что Майкрофт этого не оценил.
Итак, теперь я оказался в своей маленькой комнате, где пробуду еще шесть дней, если не больше. Обо мне заботится отличный врач из Америки, поэтому, пожалуйста, не беспокойся о моем состоянии. Этот доктор говорит, что я еще две недели буду ходить на костылях, но я уверен, что со всем справлюсь . Возможно, я увижу тебя к концу семестра или чуть раньше. А пока, дорогой брат, остаюсь, твой брат

Шерлок/i>



На самом деле в мои планы не входило, чтобы это послание оказалось таким саркастическим и длинным, но от сарказма практически невозможно удержаться, когда имеешь дело с Майкрофтом. Я знал, что мое письмо бесконечно его позабавит, независимо от того, будет там едкий сарказм или нет. Я оставил законченное письмо у себя на коленях и переключил свое внимание на книгу, и тут в комнату снова вошла эта маленькая настойчивая медсестра.
- Вы будете обедать через час?
- Нет, я не достаточно хорошо себя для этого чувствую.
- Вы уверены? Я могу принести вам…
- Послушайте, я знаю, что вы хотите сделать, как лучше, но… Не могли бы вы уйти? Пожалуйста?
Она бросила на меня взгляд, исполненный такой тоской, что можно было подумать, что я отказался на ней жениться.
- У меня ужасно болит голова , - быстро добавил я в качестве ложного оправдания. Она кивнула и вышла , к моему облегчению, не сказав больше ни единого слова.
Теперь нужно только отправить это письмо Майкрофту. И так как у меня нет сомнений, что об этом будет кому позаботиться, то остается только поразмышлять над химической задачей .Итак, константа; 6,022 141 29(27)•1023 моль−1, если я не ошибаюсь…

15 февраля

Когда некоторое время спустя я пришел в себя, то обнаружил, что лежу в небольшой, но вполне вместительной постели. Я полусидел, под спину мне было подложено несколько подушек, а одеяло, которым я был накрыт, было заботливо подоткнуто со всех сторон.
К тому же, я с удивлением, смешанным с облегчением ощутил, что был чистым; на мне не осталось ни единого следа грязи, что могло означать, что кто-то снял с меня мою (вероятно, испорченную одежду) и надел на меня свободную белую шерстяную рубашку и свободные пижамные штаны из того же материала.
Какой-то незнакомец (или незнакомцы) раздел меня, смыл с меня грязь и одел в чистую одежду, а я даже не осознавал это…?
Одна эта мысль заставила меня поежиться и покраснеть, что случалось со мной нечасто. Что ж, ладно, возможно, некоторые вопросы лучше оставить без ответа.
Я переключил внимание на свою ногу и понял, что она была туго забинтована и покоилась на подушке. И какое бы обезболивающее средство мне не дали, оно еще действовало. И хотя в правой ноге все еще ощущалась тупая боль, ее нельзя было и сравнивать с той пронзительной сокрушительной болью, что мучила меня до этого.
В дверь постучали, и, подняв голову, я увидел все того же доктора, что «приветствовал» меня у входа в больницу. Он улыбнулся с порога и вошел.
- Добрый день, сынок.
Это он мне?
Я быстро бросил взгляд налево и направо и убедился, что в комнате кроме меня никого нет. Я находился в отдельной комнате, а не в какой-нибудь переполненной больными палате, поэтому было очевидно, что мое пребывание здесь было оплачено. И этот человек определенно не был моим отцом, но, тем не менее…
- Гм… Да, добрый день, докт… Уже день, доктор?
- Да, именно так. Сын мой, вы крепко проспали добрые двадцать четыре часа. Господь свидетель, что вы в этом нуждались. Мало кто смог бы заснуть на ходу, как это произошло с вами, если б только я не дал бы им хорошую дозу морфина, хотя я, кажется, припоминаю, что с вами, мягко говоря, случилась неприятность, когда вчера вас принесли сюда ваши друзья, - сказал он, пройдя по комнате, и опершись о подоконник, на минуту выглянул из окна.
Это был не англичанин. Его несколько грубоватый акцент определенно выдавал американца – а точнее уроженца Новой Англии, его выдала полная неспособность правильно произнести любое слово, оканчивающееся на букву «r» . Очевидно, он также отличался добрым нравом. Этот факт и то, что он продолжал настойчиво называть меня «сынок» были предвестниками того, что этот визит врача может быть каким угодно, но временными рамками он точно ограничен не будет.
- …Да.
- Несмотря ни на что, вы в надежных руках. Я доктор Джек Стивенсон. Всю следующую неделю вы будете на моем попечении.
- Неделю?!
Я пытался говорить так вежливо, как только мог, но боюсь,что ужас все-таки прозвучал в тоне моего голоса.
- О, это определенно. У вас же трещина в хрящевой ткани лодыжки и, кроме того, небольшой перелом, для исцеления которого потребуется время. И к тому же, есть небольшая вероятность, что вы могли подцепить инфекцию, хотя меня это не слишком беспокоит.
- Да, но… целую неделю? Нет. У меня занятия.
- А, да, вы же студент, мистер…
- Холмс. Шерлок Холмс, - резко прервал я его.
- Ну, мистер Холмс, я уверен, что один из ваших друзей будет настолько любезен, что принесет несколько ваших книг, когда забежит сюда, чтобы проведать вас.
У меня вырвался вздох разочарования. Очевидно, эта любовь к болтовне служила оправданием для этого медика, который понятия не имел, о чем говорил.
- Ну же, не будьте таким хмурым, - сочувственно улыбнулся он, пытаясь меня подбодрить. Весьма вероятно, что я представлял собой зрелище, достойное его жалости, но если б не моя нога, удерживающая меня в этом беспомощном состоянии, я метнулся бы через кровать и придушил этого человека.
- Собственно говоря, час назад к вам уже приходил посетитель – пришлось отослать его, потому что вы крепко спали. Однако, он попросил у меня ваш костюм, - добавил он небрежно.
- Но зачем ему мог понадобиться мой костюм?
- Ну, конечно же, для того, чтобы отдать его в чистку. Я же говорил, что вы были…
- С головы до пят в грязи, я знаю, доктор. Вообще-то я был там, когда это произошло, благодарю вас, - язвительно бросил я ему. В ответ доктор рассмеялся с самым довольным видом.
- Конечно, мистер Холмс, конечно.
О, у меня мучительно разболелась голова. Идиотские врачи, злые собаки и Виктор Тревор, не понятно почему, сдающий в чистку мой костюм…
Я откинулся на подушку и на минуту прикрыл глаза. Столько всего, во всем этом надо разобраться и все это совершенно бессмысленно…
- Вы голодны?
Я открыл глаза и вновь взглянул на доктора. В первый раз я окинул взором всю его фигуру, и, когда приготовился провести собственное исследование, по моим губам скользнула насмешливая улыбка.
- Я – нет, а вот вы голодны.
Очевидно, он не ожидал такого ответа и не был к нему готов, и, когда он в замешательстве пристально посмотрел на меня, в его худощавой фигуре, опиравшейся о подоконник, было заметно некоторое напряжение .
- Как вы это узнали?
- Я заметил, что пара довольно странных ваших взглядов, что вы бросили из окна, была направлена в сторону кафе « Дом красных листьев» или, по крайней мере, на доску с меню на его фасаде, в котором сегодня, как и обычно по понедельникам, значится новоанглийский чаудер из моллюсков. По вашему необычному акценту я пришел к выводу, что вы не только американец, но уроженец Массачусетса, весьма вероятно, что вы родились в портовом районе Бостона или в предместьях этого города. На часах, что висят у вас на цепочке, видно время: 12 :34. И я так понимаю, что половина первого – обычное время вашего обеда, судя по тому, что вы уже не один раз бросали на них красноречивые взгляды с тех пор, как вошли в эту комнату. После разговора с довольно раздражительным пациентом… позволю себе заметить, что вон те красные следы у вас на ладонях говорят о том, как сильно вы сжимали в кулаки ваши руки, пытаясь сдержать свое раздражение. И по вашему подбородку видно, как плотно вы сжимали зубы. А после общения с таким человеком вы надеялись перед тем, как идти на обед, быстро познакомиться с вашим новым пациентом.
Я вновь откинулся назад вполне, удовлетворенный тем выражением изумления, что появилось на лице доктора. Я непринужденно закинул руки за голову, а он беззвучно зашевелил губами, вытаращив глаза и молча качая головой.
- Нужно ли что-то прояснить, доктор? – спокойно спросил я, словно это мое маленькое хобби было самым обычным делом.
- Так какой, говорите, предмет вы изучаете, мистер Холмс?
Я попытался изобразить раздражение, которого на самом деле не чувствовал из-за того, что он стал отвечать вопросом на вопрос.
- Я ничего об этом не говорил. Но если вам интересно, то это химия.
- …Химия, - повторил он со скепсисом, вероятно, считая, что я говорил в шутку.
- Все так, как я сказал, доктор Стивенсон, - ответил я. В это время мне стоило уже не малых усилий сохранять серьезное выражение лица.
- Удивительно… у меня нет слов, мистер Холмс. Вы только что в двух словах описали то, как прошла первая половина моего сегодняшнего дня. Вы… вы не могли знать ничего из этого, вы едва открыли глаза, когда я сюда вошел.
- Простое наблюдение и дедукция. Собственно говоря, все довольно тривиально.
- Тривиально! – он усмехнулся, покачивая головой.
- Вам лучше бы съесть ланч, пока не кончилось время вашего перерыва на обед, - заметил я.
- И верно, - согласился он, бросая еще один взгляд на часы. Потом отошел от подоконника и встал перед моей кроватью.
- Могу я что-нибудь сделать для вас перед уходом? Вы уверены, что не голодны?
Как только он произнес слово «голоден», о себе решил громко заявить запоздалый ответ моего желудка. Я ничего не ел со времени субботнего завтрака .
- Собственно говоря, доктор, теперь, когда вы сказали об этом… Немного перекусить, было бы весьма кстати.
Доктор улыбнулся и кивнул.
- Тогда я прямо сейчас пришлю вам сюда что-нибудь из еды.
- Хорошо. Спасибо, доктор. Идите есть ваш чаудер, - добавил я после того, как он вышел из комнаты, и я услышал , как он рассмеялся в ответ, идя по коридору.
Интересно, что убьет меня раньше: рана или лечение?
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Ну, об этом дне рассказать осталось немного. Через некоторое время после ухода доктора Стивенсона медсестра принесла мне на подносе что-то вроде баранины в собственном соку и большой стакан холодного чая, и я мог бы проглотить этот ланч еще до того, как она вышла за дверь, если бы не побоялся показаться невежливым. Покончив с мясом, я обратил взор на этот чай.
Что ж, я полностью признаю, что я и сам не являюсь идеальным воплощением нормального человека, но каким же странным малым надо быть, чтобы специально просить принести холодный чай! Это было странным и само себе, но, ради бога, неужели он не понимает, что сейчас зима? Этот американский доктор, должно быть, важная птица, иначе его давно бы упекли в Бедлам, не заботясь о том, что заставляет его поить людей чаем со льдом…
Я бросил на этот напиток презрительный взгляд, которым до сей поры удостаивал не так уж многих людей. Думаю, что если бы там внутри было молоко, оно запросто могло бы от этого прокиснуть.
К сожалению, не прошло и нескольких минут, как из-за своего скудного питания и солоноватой подливки мне дважды пришел на ум этот странный напиток. Из-за этой травмы мне и так придется пропустить неделю занятий, и я не хотел пропускать еще одну из-за обезвоживания. И поэтому, чувствуя себя скорее солдатом, нежели пациентом, я взял стакан и сделал большой глоток. Вкус у него был таким же отвратительным, как и его вид – холодный, без сахара и горький, с легким привкусом лимона. Омерзительный, с какой стороны не возьми.
Мне понадобилось менее дух минут, чтобы осушить этот стакан.
Сделав это, я отставил его в сторону и снова откинулся на подушки. Проспав целые сутки , я бодрствовал самое большее, три часа. Какого же черта, я чувствовал такую усталость?
Мои веки стали тяжелыми и начали медленно опускаться, а я тем временем стал размышлять о случившемся со мной инциденте впервые с тех пор, как проснулся. Несколько раз я прокручивал весь ход событий в своей голове и понял, что, слава богу, там не было для меня ничего неясного , включая и те моменты, когда я с трудом балансировал на грани сознания. Напротив, все было очень четко и ясно, и я знал, что все это еще некоторое время будет неотступно преследовать меня.
Так и вышло, что постепенно в мои мысли проник Виктор Тревор.
Хотя и без слов ясно, что в его намерения не входило, что его пес нападет на меня, это не причина не держать эту псину на поводке. Особенно, если он знал, какая она злобная. И как бы то ни было, какого черта он делал на моей дороге? Раньше его никогда там не было…
И так я некоторое время сидел, размышляя и пытаясь найти всему разумное объяснение, и в конечном чете отбрасывая такие нелогичные и непонятные толком мысли, как эти.
Но если он и раньше ходил там, то тогда он, должно быть, так же одинок, как я. К тому же я точно знаю, что он приходил сюда, по крайней мере, один раз. И так как он понял, что не сможет меня увидеть, он подумал, что перед тем, как извиняться, он мог бы найти какой-нибудь способ подольститься ко мне ( отсюда и эта чистка костюма). По крайней мере, я надеюсь, что он собирался извиняться…
Нет, это исключено. Мне, право же, совершенно безразлично, придет ли он сюда завтра и скажет, что я могу гнить тут целую вечность, пока за больничный счет будут платить другие.
И пока я так лежал, думая о следующем визите Тревора, сон опустил на меня свой покров, так же быстро, как и накануне.

Начну выкладывать новый фик о знакомстве Холмса с Виктором Тревором

Любовь к собакам обязательна

14 февраля 1874 года

Начну с того, что все это произошло шесть лет назад. А если точнее, 14 февраля 1874 года, когда я учился в университете. Всю ночь накануне я не спал, тщательно анализируя все книги, статьи и всю информацию, которую мне удалось собрать относительно нового элемента под названием «галлий», который, как мне помнится, как раз и был открыт в упомянутом мной году. Я вряд ли прошел и половину пути в своих изысканиях, когда поднялось солнце. Даже, если придется признаться в этом на представлении моего научного метода, должен сказать, что с наступлением утра я почувствовал себя крайне уставшим. Пока, шаг за шагом, я одевался, приводил себя в порядок, побрился и самое большее час подремал , видя сны о блестящем серебристо-белом металле, было почти девять часов. Схватив свою шляпу и оставив трость, я покинул эту пещеру, считавшуюся моей спальней, намереваясь пойти в церковь.
Несмотря на то, что мои родители воспитали нас с братом в лоне римско-католической церкви, меня ни в коей мере нельзя назвать набожным или благочестивым. Посещение мессы – для меня скорее сила привычки, нежели акт богослужения. (Хотя, как известно любому проницательному человеку, в ночь перед экзаменом атеистов не бывает). Поэтому, возможно, какое-то высшее существо то здесь, то там тянет за ниточки этот грешный мир, чтобы мы не навлекли на себя гнев божий. Но даже если это правда, то почему, черт возьми, я должен позволять кому-то учить меня, как мне следует ему поклоняться?
Но я отвлекся. Воскресную службу я нахожу довольно успокаивающей. Бывает еще вечерняя служба по субботам, но ее я посещаю крайне редко, так как даже у меня, начисто лишенного друзей, в субботний вечер находятся занятия получше, нежели посещение церковной службы. Воскресные дни были довольно вялыми (некоторые вещи не меняются),и я нахожу, что роспись на стенах, органная музыка и общий дух спокойствия, царящий в этом здании, способны были несколько раз совершить подлинное чудо – простите за невольный каламбур - с той сумятицей, что творилась в моем уме.
Ну и еще сам путь к нашей маленькой церкви и обратно. Чтоб от дверей вестибюля дома, где я жил, добраться до церкви, нужно идти по тротуару приблизительно квартал, но я неизменно выбираю другой маршрут. Я выхожу из парадного и обхожу здание, за которым лежит неприметная, довольно узкая грунтовая дорога, с обеих сторон обрамленная густыми зарослями деревьев, и ведет она в ту же сторону. Идти по ней несколько дольше, чем по тротуару, но я бы покривил душой, если бы сказал, что не люблю ходить … так сказать, «нехожеными тропами».
И там было очень тихо и спокойно. Очевидно, экипажи никогда здесь не ездили. И полагаю, что я никогда не встречал тут ни единой живой души. По крайней мере, до того памятного утра…
Идя по этой узкой тропинке, я был погружен в собственные мысли, но отвлекшись от них, начал думать, что решение пойти здесь в этот день было не лучшей идеей. Минувшей ночью шел дождь, и вследствие этого дорога превратилась в настоящее месиво с глубокими лужами на всем ее протяжении. И я знал, что они были довольно глубокими, потому что пребывая в задумчивости, я наступил прямо в одну из этих луж и моя нога на три-четыре дюйма погрузилась в холодную, грязную воду (а я разразился при этом потоком таких ругательств, что, видимо, до начала мессы мне неплохо было бы посетить исповедальню). Излишне говорить, что теперь я уже не терял связи с реальностью и шел дальше уже не в столь благостном настроении, в каком вышел из дома.
Когда я перепрыгивал через гигантскую лужу, размышляя над тем, где я мог получить образчик этого так называемого «галлия», мое внимание привлек какой-то шлепающий звук у меня за спиной. Я повернулся и сперва ничего не увидел. Однако, услышав громкий хриплый лай, я перевел взгляд на дорогу. И только тогда понял, что крупный пес довольно угрожающей наружности мчится с огромной скоростью прямо на меня.
С вытаращенными глазами и открывшимся от ужаса ртом, я круто повернулся и пустился бежать со всей скоростью, на какую только был способен. Если мне что и было известно о животных, особенно о собаках, то это как раз то, что по какой-то непостижимой причине, известной лишь этим чудовищам, я совсем им не по нраву. Через три – четыре минуты после того, как я бросился бежать, пес все еще горел желанием преследовать меня. Я вновь услышал его жуткий лай и повернул голову, чтоб еще раз взглянуть на него. И я тут же увидел по очертаниям его безобразной чудной яйцеобразной головы, что это, собственно говоря, был бультерьер.
Я начал выдыхаться и на долю секунды обернулся, но и этого было достаточно, чтобы споткнуться. Я упал на одно колено и быстро поднялся, но это дало собаке преимущество. Она прыгнула вперед ,словно кенгуру и сомкнула свою челюсть на моей правой лодыжке. Этой внезапной остановки и силы вцепившегося в меня пса оказалось на этот раз слишком много, чтоб я мог удержаться на ногах и я упал ничком прямо в грязь.
Довольно странно, что в ту минуту, когда я ударился оземь, меня охватила паника, но не из-за животного, чьи зубы плотно прокусили мою ногу, а потому, что я понял, что погружаюсь в это месиво , фактически тону в нем. От удара все мое тело на секунду оказалось под воздействием шока, я почувствовал, что не в силах поднять голову из этой лужи с грязной, ледяной водой, в которую она была погружена чуть ли не до половины.
Когда я оправился настолько, что, по крайней мере, смог контролировать некоторые мускулы, и, дернув шеей и выплюнув набившуюся в рот грязь, вдохнул и набрал в легкие столько воздуха, сколько они только могли вместить. Затем внезапно я ощутил, как мучительная вспышка ранее не прочувствованной мной боли обрушилась и пронеслась по моим нервам, а потом была вторая еще более сильная, когда пес стал вертеть головой вверх и вниз, словно стараясь оторвать от ноги мою ступню в области лодыжки.
Я попробовал перевернуться на спину и стряхнуть с себя это чудовище или откинуть в сторону сильным ударом, но быстро понял, что попытки двигаться в ледяной грязи тщетны. И лишь тогда я в панике закричал (так громко, что думаю, меня могли услышать и в Дартмуре)
- А-А-А-Ах!
Не думаю, что до этого дня, я по своей воле допускал, чтоб в моем голосе прозвучал такой страх, этот крик был наполнен только им, а не огромной болью, которую я испытывал в тот момент.
Пытаясь стряхнуть с себя пса, я продолжал кричать, и вдруг, к своему ужасу осознал, что деревья, небо, дорога, все краски вокруг меня стали тускнеть и блекнуть, как на промокшей картине. Даже в своем полусознательном состоянии я знал, что вероятно не выживу, если лишусь здесь сознания и останусь тут вместе с этим псом на своей лодыжке.
-Ко мне, Перси… Ко мне!
Я едва услышал человеческий голос, отдающий команду. Почти тут же после нее я ощутил, что на ногу мне уже ничто не давит. Конечно, боль оставалась и очень сильная, но что-то в моем подсознании подсказало мне, что собачьи клыки больше не сжимаются на моей ноге, и мои глаза закрылись. Однако, даже при этом я каким-то образом ощутил чью-то руку у себя на плече и почувствовал, что меня переворачивают.
- Шерлок?
Полагаю, что мой рассудок на какую-то минуту не выдержал нагрузки, ибо меня основательно напугала мысль, что человек, стоящий возле меня на коленях, был кем-то кого я знал, судя по беспокойству в его голосе и тому, что он знал мое христианское имя. Однако, в эту самую минуту тайна прояснилась. В колледже у меня не было друзей, и так как большинство людей, ненадолго сталкиваясь со мной, мгновенно забывали мою фамилию, то в университете я, главным образом, был известен, как любопытный феномен под именем Шерлок.
Несмотря на то, что он назвал меня по имени, я смог лишь натужно застонать в ответ.
- Шерлок! – настойчиво повторял он, лихорадочно похлопывая меня по щекам, чтобы привести в чувство. И я снова не смог ему ответить. Затем я почувствовал, как он обхватил меня за плечи и помог сесть. Этого было достаточно, чтобы я пришел в себя, и я открыл глаза, но тут же закрыл их снова, ослепленный белизной покрытого облаками неба. Однако, теперь я был в сознании и постарался помочь человеку, который пытался поставить меня на ноги. Через пару минут я стоял на одной ноге, ухватившись за плечо человека, рука которого обвилась вокруг моей спины, и тяжело опирался на него. Я почувствовал, что вновь готов потерять сознание и на минуту, пока мы так стояли, моя голова безжизненно склонилась вниз.
- Шерлок?
Я поднял голову и в первый раз взглянул на своего спасителя. Это был молодой человек, со светлыми волосами и голубыми глазами, он был гладко выбрит и имел довольно приятную наружность. Я мгновенно узнал его, так как он сидел за мной на лекциях по психологии.
О, Господи, как же его зовут?
- Вик.. Ви – Тревор? – проговорил я
Он кивнул.
- Ну-ка, давайте, нам нужно немедленно доставить вас в больницу.
Когда мы повернули назад, чтобы идти к больнице, которая, слава богу, была совсем близко, я понял, что не могу ступить на раненную ногу иначе, как теряя при этом сознание от боли. И во время нашего пути назад Виктор практически тащил меня, а его верный пес следовал за нами на расстоянии пяти-шести шагов. Ни один из нас не произносил ни слова. Думаю, что про себя мы понимали, что я хотел слушать его извинения не больше, чем он мои гневные угрозы покончить с этой дворнягой.
Через несколько минут после того, как мы двинулись в путь, я почувствовал, что страшно замерз. Не то, что бы до этого я совсем не ощущал холода, но сейчас, похоже, температура моего тела стала стремительно падать и меня охватила дрожь, которую я не в силах был сдержать. Я бросил взгляд на свою безвольно висевшую замерзшую руку и увидел, что кожа на ней синеватая, почти обмороженная. Не сомневаюсь, что мои губы и ноги тоже начали приобретать этот оттенок, так как, когда Тревор взглянул мне в лицо, я заметил, что он встревожился и постарался двигаться быстрее.
Но даже при самой большой скорости, на какую мы были способны, нам понадобилось добрых двадцать минут, чтоб дойти до конца дороги и оказаться на тротуаре. К тому времени от боли вкупе с полным изнеможением и переохлаждением я снова был близок к полубессознательному состоянию и едва удерживался от того, чтобы в ту же минуту не заснуть.
Вновь с трудом открыв глаза и приподняв голову, я увидел приближавшихся к нам нескольких своих однокашников, которые вероятно только что вышли из Дома Красных листьев , чтобы идти на завтрак. Увидев меня, они застыли на месте. Некоторые указывали на меня пальцем и смеялись, ибо, и в самом деле, я представлял собой уморительное зрелище, будучи спереди с головы до ног покрыт грязью , а сзади – мокрый, как мышь. Однако, когда мы приблизились, смех умолк, и они, видимо, поняли, в каком я состоянии. У них уже был серьезный и (что удивительно) обеспокоенный вид, и они даже предложили помочь нести меня и сообщить доктору о том, что случилось. Один юноша даже закинул себе на плечо мою руку и, обхватив меня за талию, стал помогать Тревору тащить меня и сделал так, что моя раненная нога совсем не касалась земли. Однако, до сих пор я так и не знаю, кто, черт возьми, был этот малый…
Подняв голову, я увидел, как четверо или пятеро других студентов, в самом деле, вывели из дверей больницы какого-то врача и указали ему на меня. Это был высокий, бледный человек средних лет с густыми бакенбардами и жесткими вьющимися волосами каштанового оттенка. Его глаза широко распахнулись при первом же взгляде на меня, но вскоре на его лице появилось выражение, которое можно описать, как воплощение разочарования. Он тяжело вздохнул, и не надо было делать каких-то особых умозаключений, чтобы понять, что со мной придется повозиться.
Тревор и его безымянный помощник пронесли меня через шесть каменных ступенек, ведущих к двери в больницу, и я, наконец, потерпел поражение в своей битве, упав без чувств прямо к ногам этого эскулапа.