Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
***

Арамис очередной раз удивил всех: в тот момент, когда врачи уже ни на что не надеялись, он пришел в себя. Лихорадка по-прежнему нещадно трепала его, но мэтр Тома видел, что восковая призрачность уходила с лица пациента. Понемногу возвращалась жизнь. Это было бы замечательно: вырвать молодого мушкетера из когтей курносой старухи с косой. Он так храбро с ней сражался, что заслужил победы!

Ночью у постели больного товарища дежурили Атос и Лабурер. Жером начитался Марка Аврелия и теперь рвался дискутировать с Атосом, который не выходил из палатки, отбывая наложенный на него арест с привычной добросовестностью и честностью.

Днем визитеров в палатке хватало. Если Атос через порог не переступал, то к нему мог явиться кто угодно.

Атос сдержанно радовался вниманию сослуживцев. Когда оставался в одиночестве, подходил к постели Арамиса и творил молитву за молитвой. Горячо, искренне. По мнению мушкетера, следовало полагаться скорее на милосердие Божие, чем на лекарское искусство мэтра Тома. Человеку свойственно ошибаться и жить иллюзиями, а между «сильным жаром» и «очень сильным жаром» не такая уж большая разница. С точки зрения человека военного – вовсе незначительная.
читать дальше

@темы: Атос, Мушкетеры, Припадая к престолу твоему

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Выложу, чтобы все было) Фик оказался очень большим. Но пусть будет здесь. Наверное, будет еще одна часть, а может, и больше...

***

Лейтенант д`Артаньян сидел у палатки Тревиля, ожидая распоряжений.

Настроение у гасконца было отвратительное.

Казалось бы: удостоился личной похвалы короля, был допущен поцеловать перстень на руке его высокопреосвященства. Полк прекрасно проявил себя во время отражения испанской атаки, а затем - во время преследования противника. Планы испанцев сорваны, враг бежал. Радоваться нужно!

Но д`Артаньян непрестанно думал о тех, кого сам послал на верную гибель. Если бы они могли вернуться, то уже были бы здесь...

Особенно горько было осознавать, что он потерял Атоса. Того самого Атоса, который всегда был для него нравственным ориентиром, лучшим другом и советчиком в любых вопросах. С Арамисом у них сложилась дружба-соперничество, где каждый желал быть первым. Атос же ровно относился ко всем и позволял лидировать кому угодно: в момент принятия решения три пары глаз все равно устремлялись в его сторону.

Да при чем тут глупое первенство, удовлетворенное честолюбие...

Атос погиб...

Арамис погиб...
читать дальше

@темы: Атос, Мушкетеры, Припадая к престолу твоему

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Если посмотреть, сколько у меня записей по тэгу Westron Wynde, можно подумать, что это мой любимый автор. Но это не так, хотя и считаю ее одной из лучших.

Я в свое время немало о ней говорила, практически рекламировала) А сейчас хочу это сделать еще раз, на всякий пожарный, для тех, кто не полезет в глубь моего дневника.

А получилось так, что мой дневник и мои переводы как раз с нее и начались. Просто сначала я раскопала "Дневник Шерлока Холмса" KCS, а потом тут же наткнулась на "Дневник Майкрофта". И начала с него, исходя из того, что события, о которых там говорилось, были раньше по времени.

Вот так выглядит аватарка автора



Ну, и вернувшись к "Дневнику Майкрофта", сразу скажу для тех, кто не в теме, что он был полон юмора, каноничен, показывал еще не совсем заматеревшего Майкрофта, карьера которого еще только начиналась. И все это произведение и его юмор чем-то напоминали Диккенса и его странноватых героев.

"Дневник Майкрофта Холмса" вот здесь. morsten.diary.ru/?tag=5521450

Потом кажется я прочитала мельком еще что-то у нее и мне понравилось. А потом я прочитала вот этот рассказ о ней Тенар
shh-slash.diary.ru/p166098005.htm. И мне щапомнилось то, что она писала о фиках про молодого Холмса. Позже прочитала "Питона" в ее переводе и у меня не пошло. Показалось, что уж больно много юмора, показалось даже, что это стеб какой-то.

И помню, что я удивлялась, почему наши люди у Westron Wynde переводят исключительно юмористические легковесные вещи, а большие фики с интересными отношениями Холмса и Уотсона и довольно закрученными детективными линиями никто не трогает.

Была у меня с Westron Wynde одна печальная история. Буквально у меня на глазах она начала выкладывать один фик "Дело об обмане". И он захватил меня с самого начала. Дело там было после женитьбы Уотсона, который зашел как-то на Бейкер-стрит и увидел в своем кресле совершенно постороннего человека. Оказалось, что это новый сосед Холмса и для Уотсона это было совсем неожиданно, тем более, что Холмс встретил его довольно прохладно. В конце концов, они поссорились и Уотсон в гневе ушел. Вот такая завязка. Помню, что я сохранила себе примерно 4 главы и решила подождать, пока выйдет все остальное и тогда уже сохранить все, чтоб потом перевести.
Автор выложила все и я это прочла ,там был не самый легкий язык, но в общих чертах было понятно. Подумала, что надо сохранить потом остальные главы и обязателлно перевести. И благостно об этом забыла. А хватилась - фика и след простыл. Оказалось, что автору там что-то не понравилось и она его просто удалила. А мне понравилось!:fire: До такой степени, что я села ей писать, но не помогло. Удалила и все, ей очень приятно, что я ее читаю, но вопрос на этом закрыт(( Остались мне на память несколько глав, настоящая заноза, как их вижу, все время вспоминаю всю эту историю. И с тех пор знаю, что все важное и нужное надо сразу сохранять, потом локти будешь кусать.

Ну, и вот на этой волне села я перечитывать и сохранять другие ее фики. На этот момент "Дневник Майкрофта" тоже уже был удален по причине того, что она собиралась его издать. Сейчас уже вышла эта книжка.
На мой взгляд фики у нее замечательные -детекиивный сюжет переплетается с рассказом об отношениях Холмса и Уотсона, их разговорами о разных вещах. Порой у них там не самый легкий период, а расследование просто накладывается на это и приводит порой к каким-то неожиданным результатам. И время действия самое разное - свадьба Уотсона (Дело трех братьев), время после возвращения Холмса(Эдлтонская трагедия и старинный английский курган), времена Сассекса (Самый ужасный пассажир в Англии)

Прочитала все это взахлеб и решила попробовать таки почитать и оставшиеся непрочитанными фики о молодом Холмсе. Тем более, что один из них был переведен Тенар.

И мне внезапно он очень понравился.
Совсем молодой Холмс , это чуть ли не его первое дело, встречается по ходу расследования с тоже еще довольно молодым инспектором Лестрейдом. А Лестрейд здесь замечательный. Мне сразу представляется гранадовский Лестрейд. Он , в принципе, довольно добрый человек, хотя и своего не упустит. Сразу скажу, что мне вначале показалось, что уж больно хорош тут Лестреейд, и с Холмсом вроде у них стали складываться довольно дружеские отношения. И мне показалось, что это не слишком-то канонично. Но... жизнь все расставила по своим местам. И вот окончательно это меня подкупило именно своей реалистичностью. Лестрейд -неплохой человек, но это все же совсем не Уотсон. И свои интересы для него превыше всего.

Прочитав с интересом эту первую часть, я тут же взялась за продолжение - Тайну Тэнкервилльского леопарда.

Я,конечно, сильно спойлерить не буду, скажу только что здесь вдобавок к замечательному Лестрейду появляется не менее замечательный Майкрофт. По мне так более, чем каноничный. У них с Шерлоком очень своеобразные братские отношения, и это же Холмс, он не станет сюсюкать и гладить по головке. Но тем не менее, Майкрофт очень любит брата и ради него сделает все возможное, а возможности у него немалые. При всем этом они с Шерлоком вечно на грани войны и мира.

Еще мне здесь очень нравится отношение Холмса к женщинам. Рыцарски благородное, не взирая на то, кто перед ним: герцогиня или прачка. Но если только эта дама попытается подойти к Холмсу чуть поближе, он тут же спасается бегством, причем безо всяких слэшных намеков. Все исключительно по канону: он не любил женщин и не верил им, но держался с ними всегда по-рыцарски учтиво.

В этом цикле есть и свои находки. К ним безусловно относится кузен Холмса -Майлс, по всей видимости, оказавший на Шерлока не меньшее влияне, чем старший брат. А, может и большее.
Цикл хорош разнообразием ситуаций, в которых оказывается молодрй Холмс: натирает до блеска пол в джентльменском клубе, выступает с фокусами в варьете, развлекает на балу светскую львицу, оказывается в тюремной камере...

На мой взгляд, у всего цикла один недостаток -это временами довольно инфантильный Холмс, с большими пробелами в воспитании. Настолько, что он совсем не тянет на младшего сына сквайра. Но вот сейчас, в четвертой части, все это как-то сгладилось. Возможно, это был авторский прием, чтоб показать, как герой постепенно мужал и взрослел.

Скажу честно, мне очень не хватает Уотсона и перевод порой идет тяжеловато, потому что здесь много описаний и порой не самый легкий язык. Но я перевожу это именно потому, что мне очень интересно прочитать это все целиком. И намерена довести дело до конца.

Фики все большие. Начиная со второй части , во всех практически около двадцати глав. Но для меня это никогда не было препятствием)
Сейчас я где-то на середине предпоследнего фика этого цикла, который автор так и не закончила. В смысле, цикл)

Если кого-то заинтересовало, привожу ссылки

Скользкое дело о дрессированном питоне (в переводе Тенар) archiveofourown.org/works/666751/chapters/12176...

Тайна Тэнкервильского леопарда. morsten.diary.ru/?tag=5594637

Ужасное дело чарующего хироманта morsten.diary.ru/?tag=5620177

Особое дело Постернской тюрьмы morsten.diary.ru/?tag=5655384 - еще в процессе)

@темы: Шерлок Холмс, Westron Wynde

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Какая-то мистика... Наверное, на дайри какие-то глюки. Вроде что-то подобное уже когда-то было. Ладно, проехали.

Пожалуй, это была самая трудная для меня глава. Не столько потому, что была сильно нудной или трудной для перевода, хотя было и это, а просто период был такой. Тягостное настроение, дома вообще штормило так что не всегда была уверена, стоит ли туда идти. И было даже страшновато открывать ноут. И на работе тоже период выдался не легкий. Мне кажется я переводила эту главу чуть ли не месяц.

Ну, и вот, наконец.

Тема тут, конечно, тяжеловатая, мало того, что тюрьма, так еще вот это "ступальное" колесо... Переводила сначала, не понимая о чем речь. Потом полезла изучать материал. Кое-что прояснилось.
Совсем немножко об этом колесе говорится вот в этом сообществе
victorianera.diary.ru/p120301058.htm

Вот здесь довольно четкая картина.



В общем, я это ступальное колесо понимаю так. Большие колеса, и заключенные вращают их ногами. Ну, они словно белка в колесе, только белка была внутри, а они снаружи. И это такой вид наказания. Несколько странный на мой взгляд.

Решила сразу это пояснить еще до начала главы. Когда разобралась, стала переделывать перевод, потому что, как оказалось, все поняла не так.

Ну, вот. А теперь начнем, пожалуй.

Глава 5

Еще ни один день не тянулся так долго.
Никогда еще до такой степени ни одни сутки не казались мне вечностью; каждая секунда была растянута до предела, каждая минута длилась бесконечно и тогда, когда в том не было особой нужды, и моя собственная выносливость была уже на грани.
Говорят, что до поры до времени никто не знает, на что он способен. И если сейчас такая минута настала для меня, то она тянулась в этой тишине и тьме, где царила лишь сырость и ужасный холод.
Я успокаивал себя мыслью, что это временная неудача, что завтра я снова буду свободен и смогу начать разрабатывать свой план побега. Я не наделен от природы живым воображением и не принадлежу к числу тех, кто панически боится замкнутого пространства, но во время этой бесконечной ночи были минуты, когда мне совершенно явственно казалось, что на меня медленно надвигаются стены.
В таких случаях рациональный ум может найти утешение в непогрешимости научного подхода. Первое, что я сделал, это измерил шагами свою камеру. И теперь мне было известно, что я заточен в пространстве , ограниченном влажными кирпичными стенами, двенадцать футов в длину и девять в ширину. В дальнем от двери углу стоял едкий запах мочи, и земля в нем была влажной от недавнего использования. Ставя одну ногу впереди другой, я в сорок три шага обошел весь периметр. Этот факт сперва меня озадачил, пока я не понял, что одна из стен не была вертикальной, и это потребовало дополнительного шага.
Таким образом, когда я уставал сидеть, я ходил, и садился, когда у меня начинали гудеть ноги. Спал я урывками, и сон давал некоторое облегчение от скуки, губительной для живого ума. Лишь только тот, кто лишился свободы, может оценить разницу между тем, когда нечего делать и вынужденным бездействием. Для меня не было худшей пытки, чем эта, изощренная в своей простоте. Мне было чуждо сидеть, ничего не делая. Даже в самые тяжелые минуты всегда можно было что-то почитать, находилась какая-то задача, над которой можно было подумать, тайна, которую нужно было раскрыть.
Но здесь я ничего не видел, ничего не слышал, ощущал лишь спертый воздух вокруг да жуткий запах гнили и экскрементов, и когда пытался изучить окружающее пространство на ощупь, то натыкался лишь на влажный пол и мокрые кирпичи – и на этом исчерпывались все доступные мне физические раздражители. Не имея под рукой ничего, чем я мог бы занять себя, мой ум несся во весь опор, как потерявший управление грохочущий по рельсам поезд, разрываясь на части, подтачивая себя изнутри и пускаясь в дебри, что были темнее даже этой моей камеры. Вот так и случилось, что на следующее утро я вышел из нее дрожащим, голодным, грязным, униженным подобием человека; и я дрожал не только от холода и лишений, но и от того, что за время, проведенное во тьме узнал о себе целый ряд нелицеприятных истин.
Чтоб достичь высот в избранной мной профессии и стать идеальным мыслителем, способным отстраненно взглянуть на дело и раскрыть его, при помощи своего интеллекта и логики, необходимо избавиться от лишних эмоций. Для интеллекта они просто обуза, и для того, чтоб пышным цветом расцвел прекрасный цветок чистого разума нужно сперва освободиться от них, как от всякого ненужного хлама. Я думал, что усмирил их, уничтожил, обуздал и завел в стойло, как укрощенных скакунов. Однако, я обманывал себя, если вообразил, что добился в этом успеха. Из-за чего , если не из-за гордыни, я подверг себя этим унижениям? Я нашел себе оправдание, будто действовал в интересах закона, но по правде говоря, все, дело было в брошенной мне пресловутой перчатке. Я принял вызов слишком поспешно, на что, видимо, и рассчитывал Грегсон. Искушение было слишком велико, и я горел большим желанием доказать, на что я способен.
Если мной владела гордыня, то за этот свой грех я уже поплатился. И сейчас получал исцеление от этого порока. Я избавился от гордости своей внешностью после того, как меня обрили наголо и принудили облечься в эту грубую дерюгу. Чувство душевного удовлетворения от своей собственной персоны, просто от того, что я Шерлок Холмс, мало-помалу выветрилось под незаметным влиянием этого невежественного разносчика блох, которого мы окрестили Генри Холмсом. И из зияющей темноты камеры я вышел уже как Генри , и в свойственной ему манере набросился на принесенный завтрак. Я ел, как изголодавшийся по еде человек, облизывая пальцы, которыми собрал с тарелки последние крошки, и пил с такой жадностью, что вода вытекала у меня изо рта и тонкой струйкой стекала с подбородка.
И только когда я заметил, что на меня во все глаза смотрят другие заключенные, то несколько изменил манеру поведения. Потрясенный, я сказал себе, что все это нужно для того, чтоб лучше вжиться в роль. В глубине души я знал, что корни всего этого лежат гораздо глубже, что мое внутреннее «я» страдало от унылой монотонности дня без света и жизненной активности. Скука зовется еще и застоем, а застой, лишенный движения, это смерть. Потребность в стимулировании или боязнь скуки в более поздние годы будет доводить меня до куда менее простительных крайностей; но теперь моим наркотиком была работа, и в этом мои тюремщики с готовностью пошли мне на встречу.
На этот раз мои пальцы были избавлены от мучений. Меня отправили к ступальному колесу с перспективой провести за этой работой не менее десяти часов.
Нельзя сказать, чтоб я был совсем несведущ касательно того, что меня ожидало, и было понятно, что это задача не из легких. Колесо было установлено вдали от других тюремных помещений, в отдельном здании без окон, которое представляло собой всего лишь простой деревянный сарай. Внутри было душно и жарко из-за большого скопления народа, а поскольку они усердно трудились, там изрядно попахивало потом. Когда большое колесо поворачивалось, раздавался ужасный шум, и заключенные начинали свое неизменное движение вверх, эти двадцать четыре шага в никуда, делая один круг за другим раз по тридцать, пока не звенел колокол, возвещая, что их работа окончена, и они могут немного передохнуть. В самом дальнем конце, на стене была видна тень всей конструкции, состоявшей из колес и зубцов, которые в совокупности представляли собой мельницу для перемола муки. Изменение в законодательстве, где говорилось, что у колеса нет иного предназначения, кроме карательной функции, положило конец этому устройству, и теперь узники мололи зерно вручную, а единственным результатом работы огромного жернова быллюдской пот и ободранные лодыжки.
Если вы стоите лицом к стене, отделенные от своих соседей деревянными перегородками, имея для поддержки лишь шаткие шершавые поручни, то не захотите даром тратить свою энергию. За этим бесплодным занятием я провел несколько дней. Я ничему не научился, вот разве что тому, как придерживаться равномерного ритма, шагать в ногу со своими подельниками и не отставать. Ушибленные пальцы и содранная кожа на ногах запросто научат расторопности любого мямлю. Несколько секунд рассеянности закончились для меня кровоточащими ссадинами на голени, и после этого я был более внимателен, чтоб в другой раз не поскользнуться.
Когда прозвенел колокол и я, шатаясь , сошел со своей позиции, то понял, что время, за которое восстанавливают свои силы старые узники, выгодно отличает их от недавно прибывших заключенных. В то время как я тяжело дышал, кашлял до колотья в боку и весь взмок от пота, по другим было едва заметно, как они устали. Один невысокий, худой малый лет тридцати пяти, с хитрой лисьей физиономией казался настолько бодрым после своих трудов, что спокойно перекидывался парой слов с надзирателями и смеялся, спускаясь вниз по ступеням и уступая свое место на мельничном круге другому.
Его поведение, хоть и вызывало невольное восхищение, учитывая, насколько утомителен был этот труд, но было совсем не по душе другим заключенным. На скамьях узники собирались отдельными группами, в которые допускались лишь избранные, и они вполголоса переговаривались, но звук этих разговоров совершенно тонул в шуме, производимом колесами, и не достигал ушей тюремщиков. Несколько человек явно выделялись из общего числа, как новоприбывшие, и они сидели отдельно от прочих уже сложившихся групп. Этот мой смеющийся и болтающий приятель также был один, и мне подумалось, что если я хочу извлечь какой-то урок из этого сурового испытания, чтобы иметь преимущество перед другими, то смог бы научиться этому у того, кто вращается в этой системе уже достаточно долго, чтоб понимать, как здесь все работает.
- Не возражаете, если я присяду? – спросил я, указывая на пустое место слева от него. Скамьи заполнились так быстро, после того, как закончилась наша «смена», что мой вопрос был вполне обоснован.
- Будьте моим гостем, - радушно предложил он. – Похоже, вы в этом нуждаетесь.
Я с облегчением сел, радуясь, что могу дать отдых ногам и ноющим лодыжкам, чувствуя на себе его испытующий взгляд. При относительно небольшом росте его голова казалась слишком большой для такого тщедушного тела. Однако, его нельзя было назвать нескладным. У него был довольно гордый вид даже в этом грубом тюремном рубище, и воротник у него был безупречно чистый, а лицо было гладко выбрито. Я представил, что вне этих стен он был щеголем, выходцем из уважаемого семейства, получившим прекрасное образование. Тюрьма стерла с его рук следы его профессиональных занятий, и я стал размышлять над тем, какое преступление могло привести его в Постерн. Я сразу же отклонил идею о том, что он клерк, дошедший до воровства, вследствие недопустимой склонности к игре, ибо, несмотря на то, что в моем новом знакомом было что-то от прожигателя жизни, но от него исходила спокойная уверенность человека, довольного собой и уверенного в своем уме. Я льстил себе, что, возможно, нашел родственную душу, если не в плане профессии, то хотя бы по части интеллекта
- Вы ведь новичок, не так ли? – спросил он, наконец, и в его низком голосе я услышал остаточные признаки уэльского акцента.
- Да, это мой второй… - тут я вспомнил минувший день, проведенный в темной камере. – Мой третий день здесь.
- Я имею в виду, что вы впервые в тюрьме.
- Это так очевидно?
На его лице появилась безрадостная улыбка.
- Скоро вы научитесь замечать в других эти признаки. Все мы когда-то были в таком же смятении, что и вы. Это проходит.
Его взгляд обратился в сторону надзирателей, что стояли с каждой из сторон вращающегося колеса. Время, проведенное здесь, тянулось для них так же медленно, как и для их подопечных, и оба охранника с головой ушли в чтение газет. Удостоверившись, что за нами не наблюдают, мой собеседник протянул руку.
- Мостейн Джонс, - представился он.
- Генри Холмс.
- А, да, соня.
Я покачал головой, не понимая.
- Ведь это вы позволили себе задремать вчера в церкви. Полагаю, вас отправили за это в темную камеру?
Память об этом была еще довольно свежа, и я невольно содрогнулся.
- Да, это был я.
- Это тяжело, но могло быть и хуже. Мерридью относится к религии очень серьезно. Прежде он приказывал высечь заключенных и за менее тяжкие проступки.
- Он упомянул о чем-то подобном.
- Вероятно, он решил проявить к вам снисхождение на том основании , что это ваш первый проступок. Должен сказать, что Мерридью суров, но справедлив.- Затем он добавил, словно ему в голову пришла запоздалая мысль. – За что вас посадили?
- За воровство. Мне присудили восемнадцать месяцев. А вас?
- За преступные действия в отношении одного человека. Нет, это не то, о чем вы подумали, - сказал он, усмехнувшись, решив, что его откровенность вызвала у меня шок. – Точнее сказать, не столько человека, сколько его кошелька.
- Вы – вор?
- Это вас удивляет? Считаете, что красть деньги для сбора беднякам и обирать вдов и сирот не совсем в моем стиле? Что ж, тут вы правы. Я – вор совсем не в том смысле, как это принято по закону или как вы привыкли считать, Холмс. Я никогда не брал денег у тех, кто не мог себе позволить их лишиться.
- Считаете себя Робин Гудом наших дней?
Джонс подавил смешок, когда ближайший к нам надзиратель бросил резкий взгляд в нашу сторону.
- Я,конечно, обкрадывал богатых, но боюсь, что я не настолько альтруист, чтобы отдавать награбленное беднякам. Можете считать меня бедным свободным художником, закончившим Королевскую академию, и опустившимся до того, чтоб метать бисер перед свиньями и за деньги продавать свои таланты. И вот в один прекрасный день я нашел более прибыльное дело. Можете угадать, какое?
Я мог бы ответить, что не нуждаюсь в догадках и стараюсь никогда этого не делать, ибо это пагубно сказывается на умении логически мыслить, благодаря которому мне уже все равно был известен ответ.
- Подлог.
Его улыбка слегка померкла.
- А я бы ни за что не догадался. Да, подлог. И без хвастовства могу сказать, что я был в этом мастер. Вам известна картина Тёрнера «Последний рейс фрегата «Отважный»?
Я изумленно взглянул на него.
- Ну, ведь это же не одна из ваших работ?
-Нет, но однажды она займет ее место. Нынешний владелец моей виртуозно воспроизведенной репродукции страстно желает завладеть оригиналом. И собирается подменить его в самом ближайшем будущем.
Он явно очень гордился своими достижениями, и имел бы на это право, если б только речь не шла о готовящемся преступлении. Я не сомневался в том, что нужно было обладать немалым мастерством, чтобы так скопировать технику другого художника, что это могло обмануть знатоков, и хоть я и готов был отдать должное его таланту, но никак не мог примириться с подобной моралью.
- И все же вас арестовали? – заметил я.
Джонс печально улыбнулся.
- Я представил довольно сносную свою работу, якобы кисти Фра Анджелико , в одну лондонскую галерею, пользующуюся дурной репутацией, а та в свою очередь продала ее одной пожилой матроне с избытком денег и отсутствием вкуса. К сожалению, у нее оказалось достаточно здравого смысла, чтобы проконсультироваться с экспертом, который поинтересовался происхождением этого шедевра. И вместо того, чтоб сказать, что она была найдена на каких-то чердаках, владелец галереи прямо указал на меня. Когда пришла полиция, я работал над Стаббсом – а рядом на мольберте стояла еще одна копия Фра Анджелико, на которой еще не высохла краска. – Он слегка пожал плечами. – При таких обстоятельствах было бы безрассудством оспаривать обвинения в свой адрес. Я признал себя виновным и был осужден на пять лет.
- И сколько вы уже отсидели?
-Три года. Пробуду здесь еще полгода, и меня отправят в Бродмур. Судя по тому, что я слышал, в сравнении с Постерном это просто рай, насколько это возможно, если речь идет о тюрьмах. – Его взгляд, устремленный перед тем на тюремщиков, быстро метнулся ко мне. – Они сказали вам, куда отправят вас?
Я покачал головой.
- Я только что приехал.
- Ну, вы тут особо не обустраивайтесь. Вы не пробудете здесь долго.
- Почему?
- Разве вы не слышали? К лету Постернскую тюрьму закроют. Нас всех увезут в другие места. Если они и привезли вас сюда, то только временно, имея в запасе еще какое-то место заключения. Не удивлюсь, если вы уедете отсюда в ближайшие две недели.
- Так скоро?
- Холмс, здесь никто не остается долго, даже тюремщики, - зловеще произнес Джонс.- В конце концов, все покидают это место, и не всегда в вертикальном положении. За то время, что я здесь нахожусь, умерло десять человек, и это только два месяца назад. Если я продержусь оставшиеся полгода, то буду считать, что мне повезло.
- Умерли от чего?
- В основном , от лихорадки. Пребывание в Постерне не слишком полезно для здоровья. Особенно для осужденных на смертную казнь. Отсрочку никому не дают. Сомневаюсь, что они нарушат это правило в отношении Моргана.
Это имя показалось мне знакомым, хотя я не смог тут же вспомнить , при каких обстоятельствах я его слышал.
- Морган – отравитель, - пояснил Джонс. – Вы, должно быть, слышали о нем. Он имел обыкновение жениться на богатых старых леди, а затем убивать их. Его повесят на следующей неделе. Это будет последняя казнь, что состоится здесь, в Постерне. – Он содрогнулся. – Что до меня, то я точно не буду сожалеть, что не услышу вновь, как звонит этот колокол. Говорят, что нельзя услышать, как открывают двери зала для экзекуций, но я точно слышал, как в прошлую субботу вздернули Вамберри.
Наконец, после стольких часов, потраченных даром, я нащупал первую нить в этом деле.
- Вамберри? – спросил я, делая вид, что мне ничего не известно. – Его повесили?
- Говорят, он был не в себе. И его пришлось нести к месту казни, так сказал мне один тюремщик, и он все время бормотал, что ни в чем не виноват. Тюремщик сказал, что это было ужасное зрелище. Повезло ему, что его перевели из Постерна до того, как повесят Моргана.
- Вы знали Вамберри?
- Нет, как бы я ни опустился, но не стал бы иметь дел с людьми такого сорта.
- Я имел в виду, вы его встречали здесь?
- Приговоренных держат отдельно от остальных заключенных. Говорят, это плохо бы сказывалось на моральном состоянии, вот только не знаю,на чьем именно. Я видел его как-то раз в воскресенье в церкви до его казни. Это единственное место, куда выпускают осужденных на смерть. Ну, и , конечно, уже на саму экзекуцию. Все остальное время они днем и ночью находятся под надзором охраны.
Зазвонил колокол, возвещая время отдыха для работающих, а для нас - возобновление работы на колесе. Джонс поднялся, отряхивая брюки. Я тоже встал, и в этот момент внезапно раздался крик. Подняв голову, я увидел, как сверху падает человек. Его руки соскользнули с поручней, а ноги с перекладин колеса, и он замахал руками, пытаясь удержаться. Непрерывное движение колеса заставило его перевернуться в воздухе, точно акробату, и он с грохотом упал на деревянный пол. Он сильно ударился, ужасный звук ломающихся костей предшествовал его мучительному крику, и он начал корчиться от боли, пытаясь зажать кровавую рану на ноге, где его плоть была пронзена поблескивающим белым осколком сломанной кости.
Какую-то минуту никто не знал, как на это реагировать, настолько узники привыкли беспрекословно подчиняться отдаваемым им приказам. Я рванулся вперед, инстинктивно желая помочь раненому, но Джонс схватил меня за руку, удерживая на месте. Надзиратели остановили колесо, послали кого-то за врачом, а нескольким заключенным велели оттащить их стонущего товарища на скамью, мы же сгрудились в углу, стараясь не путаться под ногами.
Если б у кого-то было такое намерение, то это была идеальная возможность для побега. Воспользовавшись тем, что внимание тюремщиков было приковано к пострадавшему, и затерявшись в толпе заключенных, смельчак мог бы выскользнуть за дверь и пуститься наутек еще до того, как будет замечено его отсутствие. И, тем не менее, куда бы я ни посмотрел, я видел смиренных, как овечки, запуганных людей, стоявших с опущенными головами, делающих то, что им велят, не желающих вступать в конфликт с властями. Хотя, возможно, многих из них посетила та же мысль, никто , включая меня, не осмелился претворить ее в жизнь.
Какой бы прекрасной ни была эта возможность, но время для этого еще не пришло. Мне очень мало было известно о планировке здания тюрьмы и еще меньше о том, сколько дверей отделяют меня от вожделенной свободы. Эту информацию я мог получить от Джонса. Затем соответственно экипированный, я мог придумать собственный отвлекающий маневр и вернуться в Лондон как раз к ужину, к удивлению и, несомненно, крайнему разочарованию Грегсона, доказав, таким образом, что Постернская тюрьма не является такой уж незыблемой твердыней, как говорят о том легенды.
Однако, то, что это мог сделать я, вовсе не значило, что то же самое совершил Вамберри. Джонс слышал, как происходила казнь или то, что он за нее принял. Если Вамберри бежал, то, чтобы спасти репутацию и скрыть тот факт, что осужденный оказался на свободе, Мерридью вполне мог инсценировать экзекуцию, зная, что другие заключенные засвидетельствуют, что слышали, как проводилась казнь. Это не объясняло того, что рассказал тюремщик о состоянии Вамберри , когда приговор приводился в исполнение. Я предположил, что за его молчание и ту историю, что он рассказал Джонсу, хорошо заплатили – в конце концов, купить можно каждого. Если взглянуть на все дело в таком свете, то его перевод в другую тюрьму также мог быть частью сделки.
Я прокручивал в уме все эти вопросы, когда прозвучала команда расступиться , чтоб доктору было удобнее работать. Спина какого-то здоровяка стала надвигаться на меня с пугающей быстротой, и чтоб он не отдавил мне ноги, я быстро попятился назад. В спешке я натолкнулся на высокий стул тюремщика, с которого тут же упала его газета. Пока я собирал разлетевшиеся листы, мой взгляд упал на колонку, в которой описывался инцидент, что произошел накануне в Уайт-холле, в котором был тяжело ранен один инспектор Скотланд Ярда, который помогал несчастным, что стали жертвами столкновения кэба и фургона с пивом.
Когда я прочитал имя этого человека, меня охватил ужас. Инспектором, чья жизнь теперь висела на волоске, был Тобиас Грегсон.

@темы: Шерлок Холмс, Westron Wynde, Особое дело Постернской тюрьмы

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
***

Де Брэ метался и бредил. Он нес всякую чушь, ругался то на французском, то на испанском, то на немецком. Лицо его приобрело землисто-серый цвет, губы потрескались, глаза ввалились. Время от времени к нему кто-то подходил, чтобы смочить несчастному рот. После такой процедуры де Брэ с трудом разлеплял ресницы и вглядывался в стоящего перед ним.

Он узнавал. Всех. И это было страшней всего.

Сен-Пре впервые в жизни видел, как умирает человек, его товарищ по оружию. Он сам убивал в бою, он спокойно смотрел на трупы... но это...

Остальные, сидя на полу, ужинали. На ужин была вода - противно теплая, но чистая, по куску хлеба с сыром и немного соленого мяса. Воды и хлеба хватало с избытком.

Атос оставался невредим.

У Арамиса на волосах белела повязка - его зацепило во время второй атаки. Впрочем, за свою рану он уже расплатился, и с лихвой. Во всяком случае, тот самый выстрел, которым сегодняшнее дело завершилось, был произведен именно им.

Лабурер меланходично жевал сыр. Рана не мешала ему ничуть, ибо руки оставались подвижными, а нога... черт с ней, с ногой, он никогда не умел танцевать, ему совсем ни к чему легкая походка! Хорошо, что не в колено, а ниже, в мякоть икры. Над его ранением даже подшучивали. Чертов испанец... успел выстрелить прежде, чем Лабурер задушил его голыми руками.

Шамплен был целехонек.
читать дальше

@темы: Атос, Мушкетеры

18:00

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Сегодня день рождения Колина Дживонса, неподражаемого Лестрейда



С Днем рожденья!

@темы: Гранада, ДР, Лестрейд, Колин Дживонс

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Совершенно исключительный фик, где показана та часть жизни мушкетеров, что не отражена в романе Дюма. Действие происходит уже после событий, описанных в "Трех мушкетерах". На меня когда-то этот фик произвел очень сильное впечатление.
Автор Джулия. По ходу приложу несколько иллюстраций авторства Стеллы и Калантэ

Припадая к престолу твоему
автор Джулия


Тот июльский день 1630 года в лагере французских войск начался совершенно обычно: утренняя зоря, перекличка, скромный, но сытный завтрак.

Ближе к полудню к палаткам мушкетеров прибежал лейтенант д`Артаньян и отдал распоряжение: Тревиль велел десятерым добровольцам встретить фуражеров.

Задание восприняли без особого энтузиазма. Ехать в ближний тыл французской армии, в деревеньку, которая была расположена в трех или четырех лье от лагеря, а затем сопровождать телеги с сеном и провиантом - это, разумеется, не боевая вылазка. Славы здесь не добудешь.

Но приказ командира не обсуждается. К тому же господа мушкетеры понимали, что распоряжение Тревиля вполне разумно. Не встретишь фуражеров сам - не в меру расторопные соседние части на подступах к лагерю растащат половину припасов.

Сам лейтенант хотел бы ехать со всеми, но у него, к сожалению, были неотложные дела в лагере.

- Атос, выручите! - попросил гасконец своего лучшего друга. - Пожалуйста.

Слова были подкреплены выразительным жестом.



Атос молча поднялся с места. Даже не вздохнул, как это сделали его соседи, несколько раздосадованные тем, что так некстати была прервана очередная партия в кости. Впрочем, господа мушкетеры нынче имели право на отдых: накануне рота отличилась в бою. Все солдаты порядком устали. Плащ, который Атос накинул на плечи, был прострелен в пяти местах; перо на шляпе мушкетера наполовину укоротила шальная пуля.

- Господа, кто со мной?

Задание было пустяковым. Атоса, который носил мундир простого солдата, уважали ничуть не меньше, чем лейтенанта д`Артаньяна. К тому же в ожидании обоза можно было продолжить игру.

Семеро игроков живо сложили кости и вызвались в добровольцы.

- Еще двое! - Атос оглядел свое маленькое воинство. Даже без приказа лейтенанта было ясно, что именно Атос возглавит отряд.

Д`Артаньян грустно улыбнулся. Еще несколько месяцев назад к Атосу присоединились бы Портос и Арамис. Их было четверо: верные сердца, отважные рыцари. Но Портос женился на деньгах из сундука вдовы - прокурорши Кокнар. Его не осуждали, напротив: пожелали всего самого хорошего в мирной жизни. Портос достиг того, к чему стремился, стал богатым и важным барином. Или еще не успел таким стать? В свадебном наряде он выглядел роскошней, чем когда-либо, но никто не сомневался, что щедрость нареченной господина дю Валлона имеет пределы.

В любом случае, Портос сейчас осваивает премудрости жизни в провинциальном поместье.

А они трое... у них все по-прежнему. Служба, ранние подъемы, тяготы военного времени. Грех жаловаться: под Ла-Рошелью было труднее, чем сейчас.

Атос, кажется, думал о том же самом, потому что на его губах появилась схожая улыбка.

- Д`Артаньян, хватит и восьмерых!

- Капитан сказал, что должны ехать десять человек! Вчера испанцы совершили налет на обоз, который шел к гвардейцам Кавуа!

Все захохотали. «Игрушечная гвардия» Ришелье тоже участвовала в военных действиях, но особой славы пока не снискала.

- И как - отбили? - спросил главный шутник роты, Бернар де Рожье. - Или добровольно уступили испанцам в качестве залога на мировую?

- Рожье, вы не правы. - возразил д`Артаньян. - Завязался бой. И пока десять гвардейцев ловили в лесу шестерых испанцев, еще шестеро быстро умыкнули с телег три бочки доброго вина!

- Самое ценное взяли! - хохот усилился. - Нет, господа, мы не позволим испанцам пить наше вино!

На шум из палатки вышли еще двое мушкетеров. Молоденький виконт Венсен де Сен-Пре на ходу натягивал левый ботфорт - не иначе, как решил прилечь перед обедом, но подумал, что может пропустить что-то интересное. Господин Арамис имел вид несколько недовольный и держал в руке четки и молитвенник.



- В чем дело, господа? - спросил Сен-Пре.

Ему объяснили, и юноша тотчас присоединился к добровольцам. Еще бы! Он был готов ехать вслед за Атосом хоть на край света: новобранец смотрел на своего кумира с беспредельным обожанием. Кумиром был и д`Артаньян, но лейтенант, похоже, никуда не собирался.

Арамис после некоторого колебания положил четки в карман.

- Я тоже поеду.

- Отлично! - обрадовался д`Артаньян. - Господа, к вечеру возвращайтесь.

***

Этот мирный разговор теперь вспоминался как нечто далекое и невозможное.

Над головами семерых французов простиралось ночное небо. Бархатное, непроглядно черное и бездонное. Очень звездное. Вечер канул в прошлое.

Их ждали в лагере. Десятерых. Сейчас могли вернуться только семеро. То есть - хотели, но не могли.

Лагерь располагался в пяти лье от домика священника, у которого днем сделали привал. Всего пять лье. Не менее роты испанцев расположились между домиком кюре, где засели семеро храбрецов, и лагерем.

Над головами было небо - и обгоревшие балки. Сам домик, на счастье, оказался каменным, как и большинство местных построек. Крышу испанцы подпалили почти сразу - видимо, надеялись, что французы задохнутся или вынуждены будут бежать из своего укрытия.

Французы не сделали ни того, ни другого. Они приняли бой.

Испанцы не знали, что в домике засела лишь горстка храбрецов. Иначе бы дом был взят штурмом уже к вечеру. Но французы стреляли так, что испанцам пришлось занять оборону.

В домик успели перетащить почти все содержимое первой подводы - боеприпасы, и немного провианта со второй. Порох и мушкеты были в полном порядке. Имелись некоторые запасы вина, воды, соленого мяса и хлеба.

Продержаться до утра. А там их придут выручать. Не могут не придти.

Семерым, засевшим в домике, не хотелось думать о том, что испанцев может быть не рота, а много, много больше...

Французы установили очередь дежурств. Было очевидно, что до утра испанцы не возобновят попытки овладеть домиком. Им хватало дела: судя по звукам и зареву пожара, в деревне продолжался грабеж. Выйти наружу никто из мушкетеров не пытался. Довольно было вечерней попытки, когда нелепо погибли двое самых отчаянных. Еще одного потеряли во время пожара: на несчастного рухнула балка. Той же балкой зацепило де Брэ: вот уж потеря, так потеря... отменный был фехтовальщик. Теперь у него оставалось мало шансов выжить. Он даже не стонал, когда его пытались перевернуть на бок, чтобы заменить повязки на голове.

В самую глухую ночную пору не спали Атос и Сен-Пре. Атос караулил. Сен-Пре же просто не мог понять, как люди могут спать спокойным сном в тот момент, когда с четырех сторон их окружает враг.

- Спите, милый мой. Это лучшее, что вы сейчас можете сделать! - сотый раз повторял Атос, стараясь говорить спокойно и ласково.

- Но испанцы... - горячился виконт.

Что поделать! Девятнадцать лет, горячая кровь, вторая или третья стычка с врагом. Сен-Пре отменно стрелял, но этого было мало для того, чтобы стать настоящим солдатом.

Атос покосился на мирно посапывающих Арамиса и Лабурера. И того, и другого он помнил такими же необстрелянными юнцами, которые не могли спать перед атакой и рвались по поводу и без повода показывать всем свою храбрость. И что? Хватило года службы, чтобы оба поняли ценность человеческой жизни, перестали охать и ахать по пустякам и стали, наконец, настоящими солдатами. То же ждет и Сен-Пре.

- Спокойно, спокойно, молодой человек. Видите - все спят. Утром нам потребуются ваши зоркие глаза. Что вы будете делать, если сейчас не отдохнете? Довольно одного часового.

Юноша никак не мог уняться, и Атос смирился. Пусть все идет так, как идет.

- Нас утром освободят? - тихо спросил Сен-Пре, устраиваясь поудобней у стены. Глаза юноши сверкали даже в темноте.

- Возможно. - Атос пожал плечами.

Некоторое время прошло в молчании.

Когда Атос решил встать, чтобы немного размять затекшие ноги, он обнаружил, что Сен-Пре спит.

Это обстоятельство заставило Атоса покачать головой с тихой нежностью.

Девятнадцать лет... Все же молодость и здоровые нервы так много значат...

Командир оглядел свое невеликое воинство. Первый - он сам. Второй - Рожье: балагур, весельчак, любитель выпивки и женщин. Сейчас это неважно. Рожье плохо стреляет, но незаменим в ближнем бою, поскольку обладает большой физической силой. В полку он служит чуть меньше трех лет. Номер три: Сен-Пре. Новобранец, сразу попавший в военное пекло и еще никак не успевший проявить себя. На стрельбах показывал недурные результаты, да и вчера... Атос вздохнул. Вчера Сен-Пре уложил как минимум трех из тех испанцев, что атаковали домик перед пожаром. Точнее не сказать. Скорее всего, больше. Главное - атака отражена, и они живы... Кажется, в ближнем бою на шпагах от новичка тоже будет польза: он ладно сложен и достаточно силен физически. И, наконец, главное. Сен-Пре, похоже, хороший товарищ: трус не бросился бы без лишних раздумий поднимать горящую балку, сбивать пламя, грозившее перекинуться на оглушенного де Брэ.

Несчастный де Брэ остался жив. То есть пока он был жив, но на него рассчитывать не стоило. Атос достаточно повидал, чтобы понять, что с такими ранами долго не протянуть. Значит, фактически не семеро, а шестеро.

Четвертый - Лабурер. Шевалье Оноре де Лабурер. Вопреки общепринятой традиции, его называли не по фамилии, а по имени. Тому была причина: только родная мать смогла бы отличить, где Оноре, а где Жером. Близнецы служили в полку почти семь лет и были неразлучны. Их любили ставить в парадные караулы: два высоких, статных молодых человека приятной наружности крайне выигрышно смотрелись вместе. Странно, что в злополучную разведку поехал только Оноре. Так или иначе, от Оноре - сплошная польза. Близнецы входили в десятку лучших солдат роты, и Оноре, пожалуй, был в военных искусствах более талантлив, чем его брат.

Пятый - тоже новичок. Себастьян де Шамплен. Пришел чуть раньше Сен-Пре. Но что такое «чуть раньше» в мирной жизни? Шамплен чем-то напоминал Арамиса: такой же невысокий, внешне хрупкий, темноволосый, с большими внимательными глазами. Но глаза у Шамплена были серыми, взгляд - озорным и лукавым. Говорил новичок густым, звучным баритоном, держал себя с показной самоуверенностью. Атос победил его в первом же тренировочном бою. Зато Шамплен прекрасно играл в карты и кости и был приятным собеседником.

Шестым был Арамис. Атос наклонился и поправил плащ, укрывавший ноги друга. По поводу Арамиса сомневаться не приходилось. Верная шпага, точный глазомер, преданное сердце.

Арамис тут же открыл глаза - словно и не спал вовсе.

- Пора? - спросил он совершенно будничным, спокойным тоном. Словно они находились в лагере.

- Еще немного можете отдохнуть! - ласково сказал Атос. - Ваша очередь караулить через три четверти часа.

Арамис покачал головой и поднялся, освобождая место другу.

- Отдохните лучше вы, дорогой Атос.

- Не спится.

- Лучше скажите - тревожится...

- А вам?

Арамис посмотрел на звездное небо и поморщился.

- Мне все это очень не нравится. С рассветом станет ясно, в каком мы положении. То, как все началось, наводит меня на мысль, что мы попали в очень неприятную историю. Сколько испанцев - мы не знаем. Мы окружены. Даже сейчас, когда все занимаются грабежом, нам отсюда не выбраться. Темнота не поможет.

- Вы полагаете?..

Нехорошо. Совсем нехорошо. Атос достаточно успел изучить удивительное свойство Арамиса предугадывать грядущие события. Он и сам обладал чем-то подобным, но в меньшей степени. Военный опыт, которым располагали оба, также подсказывал, что дело неладно.

Арамис слегка кивнул. Есть вещи, о которых не говорят в минуту очевидной опасности хотя бы из суеверия. Сказанное неосторожно слово может стать приговором для всех них.

Мысли друзей сходились: испанцев много. Это те, кто прикрывает фланг целой армии. Стало быть, на французов нынче на рассвете нападут. Помощи ждать неоткуда. Их удерживают пока лишь затем, чтобы никто из них не пробрался к своим и не предупредил о грозящей опасности. Храбрость спасла французов вчера, но, возможно, будет причиной того, что они погибнут сегодня. Судя по всему, испанцы решили, что в домике расположился небольшой отряд: шквал выстрелов, обрушившийся на них из горящей постройки, вполне мог их в этом убедить.

Пока было тихо. Почти тихо. Звуки из деревни не волновали друзей. Это война. Ничего не поделать.

Оба больше всего опасались услышать канонаду. Это означало бы только одно: их предчувствия верны и придется сражаться без надежды на помощь.

В углу застонал де Брэ. Оба друга мигом оказались рядом.

- Пить... - прошептал раненный мушкетер.

Атос принес воды и добавил в нее чуть-чуть содержимого своей фляги. Арамис склонился над несчастным. Брэ пил, стуча зубами по краешку кружки. Жадно, с видимым наслаждением.



И вдруг вскрикнул, схватился рукой за бок.

Арамис от неожиданности уронил кружку.

Брэ выругался. Судя по краткости его слов, ему было в самом деле паршиво. В противном случае он бы выдал такой пассаж, что у Арамиса, так и не привыкшего к некоторым особенностям военного быта, вспыхнули бы не только щеки, но и уши.

Раненного подтащили ближе к середине комнаты - так, чтобы лунный свет освещал все как можно лучше. Атос своим кинжалом вспорол камзол раненного. И тоже не удержался от краткого, но очень емкого восклицания. Арамис живо перевел глаза вниз.

Арамис к крепким выражениям прибегать не стал. Только ударил что есть силы кулаком об стену, выражая тем досаду, отчаяние и собственное бессилие что-либо изменить.

Брэ кусал себе уже не губы - щеки.

- Зачем мы это сделали? - в отчаянии сказал Арамис.

Брэ нельзя было давать воду. Во время неудачной попытки вырваться из окружения он получил пулю в живот, но сгоряча этого даже не заметил. Потом испанцы решили приготовить из французов жаркое; на упавшего Брэ обратили внимание только тогда, когда сверху стали сыпаться куски раскаленной черепицы. Почти сразу рухнула балка, и придавила Брэ... Когда его вытащили, то заметили, что у него сломана ключица и на виске - не слишком глубокая рана. Но не более того, не более... Осмотрели только то, что было явно повреждено, наложили повязки. С той самой минуты он был без сознания. Боль от раны, которая несла смерть, пришла к нему только сейчас.

- Конец... - прошептал Брэ. - Мне конец.

И вновь потерял сознание.

- Так лучше! - мрачно сказал Атос. - Не трогайте его. Уже ничем не помочь... все воспалено. Если бы сразу удалить пулю - еще может быть.

- Крови не было! - Арамис мерно ударял кулаком по стене. - Я же сам его осматривал...

Атос вздохнул и положил руку на плечо Арамису.

- Вы не хирург, мой милый. И тем более не Господь Бог, чтобы замечать все. Ну, поплачьте, если вам так будет легче. Все равно никто не увидит.

- Вы же прекрасно знаете, что я не могу... не умею плакать! - кусая губы, выпалил Арамис. И отвернулся к стене. Он не плакал - Атос знал об этом. Но плечи вздрагивали. Вид предательски подергивавшихся кружев навел Атоса на кое-какие мысли, весьма далекие от сентиментальности.

- Чем сожалеть о том, что не можете изменить, наденьте-ка лучше его кирасу, господин аббат. Она куда прочнее вашего кожаного нагрудника! - сказал Атос после паузы. И протянул Арамису более надежный доспех.

Арамис не реагировал - стоял, положив руку на стену и прижавшись к ней лбом. Атос покачал головой: иногда умница Арамис становился невыносимо упрямым.

- Ну-ну, довольно... Развернитесь же. Я помогу вам.

Арамис оглянулся и покорно опустил руки. Атос собственноручно закрепил все ремешки и проверил их надежность. Так же он тремя часами ранее помогал виконту. В кирасу Брэ могли вместиться полтора Арамиса, но приходилось довольствоваться тем, что было под рукой.

- Зато в живот теперь не попадут, - съехидничал Арамис. За те несколько минут, что Атос помогал ему облачаться в доспех, он вполне пришел в себя. Иначе бы не язвил.

- Берегите голову, она вам еще пригодится! - самым серьезным тоном посоветовал Атос. В глазах Арамиса внезапно вспыхнули огоньки. Он кивнул, подобрал кружку, валявшуюся на полу, обнаружил там остаток воды с вином... и выплеснул себе на руки.

- Атос, а не перекусить ли нам? – лицо будущего аббата было абсолютно безмятежным.

Хорошая мысль всегда приходит вовремя. Друзья подкрепили силы вином, хлебом и сыром.

На востоке начало светлеть небо.

Господа мушкетеры сидели на полу, скрестив ноги по-турецки, жевали сыр и разговаривали об античной философии.

Рожье поднялся в половине шестого утра, когда солнце уже выкатилось из-за горизонта. Перекусил, послушал, усмехнулся и отправился в противоположный угол комнаты заряжать мушкеты и отмерять заряды. Он не был знаком с трудами Платона, а потому спор двух не в меру умных сослуживцев не вызывал у него интереса.

Затем, потягиваясь и зевая, встал Лабурер. Послушал немного - и тоже ушел заряжать мушкеты.

Спор прекратился только тогда, когда вдалеке громыхнули пушки.

Два философа живо оказались на ногах. Тревожно переглянулись.

- Вы хотя бы раз ошибитесь в своих предсказаниях, а? - Атос слегка пожал плечами.

- Хотел попросить вас о том же! - огрызнулся Арамис, хватаясь за ближайший из заряженных мушкетов.

Вовремя.

Сен-Пре вскочил в тот момент, когда о стену домика расплющилась первая пуля.

Испанцы возобновили атаку. Грохот пушечных выстрелов, явственно доносившийся издалека, придал им смелости. Для резерва пока не было дела на основном поле боя, и испанские мушкетеры решили поупражняться на французах, засевших в домике священника.

Испанцам, томившимся в резерве, некуда было спешить. Они пока не вступали в основной бой, и развлекали сами себя тем, что расстреливали осажденных в домике французов.

Французам тоже некуда было спешить.

Потому до полудня испанцы время от времени палили просто так, ради собственного удовольствия. Затем им надоело бесцельно расходовать оружейные заряды, и они предприняли попытку штурма домика.

Произошло неожиданное: их встретили шквальным огнем. Не успел рассеяться дым от первого залпа, как грянул второй. Затем - третий. Из двадцати человек, бежавших к домику, внутрь нырнули только шестеро.

Назад не вышел никто.

Испанцы устроили такую пальбу, что ее наверняка было слышно далеко вокруг. Она почти слилась со звуками дальнего боя. Пули щелкали о камни и отлетали назад.

Ближе к обеду произошел еще один штурм. Отбитый с таким же успехом, как и первый.

Можно было и вновь предпринять атаку, но никто этого делать не хотел. Самым суеверным казалось, что в домике засели ангелы небесные, карающие огнем всех, кто захочет войти внутрь.

Едва сгустились сумерки, как стрельба прекратилась. Злополучный дом, стоивший жизни трем десяткам испанцев, окружили кольцом со всех сторон. Зажгли костры.

В доме царила тишина. Это тоже навевало суеверный ужас.

Кто-то из солдат решил проверить: может быть, проклятые французы уже отдали Богу душу, двинулся вперед - и тотчас получил пулю в вырез лат. Подобный выстрел в сумерках был невероятен. Но труп был - и вполне реальный.

Испанцы, переругиваясь, решили дождаться рассвета.


@темы: Атос, Мушкетеры, Припадая к престолу твоему

21:03

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой


В саду героев и злодеев в Уорвикшире. "Сэр Артур Конан Дойль и склонившийся над ним дух Шерлока Холмса". Автор - скульптор Ирена Седлецка - чешский скульптор и член Британского Королевского Общества Скульпторов. Ей сейчас 91 год

"«Я не хочу быть неблагодарным Холмсу, — писал Конан Дойль в автобиографии, подводя итог их долгому союзничеству, — он был для меня во многих отношениях хорошим другом. Если иногда я вроде бы и уставал от него, так это потому, что характер его не допускает светотени."

@темы: Шерлок Холмс, Конан Дойль

16:31

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Сейчас вот все же поняла, что, наверное, может стоит покопаться на фанфикшен.нет на тему мушкетерских фиков. Потому как вот это уже второй перевод оттуда. Раньше думала, что все это творчество наших людей


Пока дети спят...

Автор: Elspethdixon


Оригинальное название: Tandis que les Enfants Dorment
Язык оригинала: английский
Перевод: R.K.M.

Пока дети спят...
(история, в которой Атос много размышляет над тем, что ему не подвластно контролировать)




Дети спали. Ох, и вспылили бы – узнай, как он о них думает, но они действительно оставались по-прежнему во многом – детьми. Детьми – полными надежды и бравады, уверенными, что храбрости и верности долгу достаточно, чтобы уберечься от опасности.
Рано или поздно они всё поймут. Д'Артаньян уже начинал понимать – быстрее, чем ему самому хотелось бы. Но тут ничего не поделаешь – как оградишь друга от последствий его собственных поспешных решений?
Атос налил ещё вина – сегодня красное: шампанское кончилось, а анжуйское с некоторых пор утратило былую привлекательность – и оглядел мирно сопящих товарищей.
Все четверо собрались в апартаментах Портоса и Арамиса – из соображений экономии они делили квартиру – чтобы поужинать и разработать дальнейший план действий. Арамис, вконец изнурённый усталостью и потерей крови, заснул прямо за столом, едва отпив полстакана вина, а Портос начал позёвывать не многим позже. Оба сейчас крепко спали на единственной в комнате кровати, большую часть которой оккупировал Портос. Арамис свернулся калачиком, оберегая раненное плечо, и каким-то чудом умостился с краешку, из-под одеяла виднелись лишь тёмные локоны. От этого возникало смутное ощущение, что с Портосом в постели женщина.
Д'Артаньян прикорнул в кресле – слишком возбуждённый событиями минувшего дня, чтобы идти в кровать, но слишком утомлённый, чтобы оставаться на ногах. Дважды он просыпался убедиться, что Арамис и Портос на месте, будто не мог до конца поверить, что они благополучно вернулись со злополучной вылазки.
Им всем везло больше, чем они того заслуживали, размышлял Атос. Снова они попались в ловушку «миледи Винтер» и сумели унести ноги. Как долго ещё это им будет удаваться? Любое везение рано или поздно заканчивается. Миледи Винтер, Анна де Бейль – как бы её не звали в действительности – в конце концов настигнет их.
От одной мысли о ней д'Артаньяна буквально подкидывало, будто она могла перелететь через Ла Манш и проникнуть сквозь стены таверны, подобно призраку. Атос не был окончательно уверен, что НЕ могла.
Он был настолько уверен, что она мертва! Да и как могло быть иначе, если он собственными глазами видел её повешенной? Даже услышав от д'Артаньяна безошибочное описание клейма на плече «миледи Винтер», в глубине души ещё сохранялась уверенность в её смерти.
Она была мертва, и с нею умер граф де Ла Фер. Высокомерный молодой вельможа исчез, сгорел в пламени вины и отчаяния, как дОлжно было бы сгореть телу «леди Винтер» - дотла, которому не восстать до Судного дня. Вместо него появился «Атос». Ни имени, ни титула – простой мушкетёр, не имеющих иных устремлений, кроме как служить королю, и на этой службе избавиться от попеременно терзающих графа де Ла Фер призраков гнева, гордости и вины.
Арамис не единственный в их братстве, кто шёл наперекор своему предназначению.
Его изначальное твёрдое намерение блюсти одиночество не долго продержалось под натиском однополчан. Сначала Портос, потом Арамис примкнули к нему, пребывая в блаженном неведении, что тем самым нарушают его епитимию. Затем в их жизни появился д'Артаньян – сама наивность, провинциальный задор и беззаветная отвага - с ним нельзя было не считаться, и не возможно было не привязаться. На какое-то время, по крайней мере, доля мушкетёра перестала быть для него наказанием и превратилась в нечто совсем иное.
Но затем последовал потрясающий рассказ д'Артаньяна о свидании с миледи, о клейме у неё на плече (какой ещё ему нужен был опознавательный знак?), и внезапно, женщина, которая до того считалась лишь юношеским увлечением друга, показалась существом куда более устрашающим и зловещим.
Она не погибла, но выжила, с тем, чтобы вернуться ещё ужаснее, чем была.
В глубине души Атос продолжал надеяться, что она мертва, что «миледи Винтер» - это другая женщина, в равной степени падшая и опасная, но не имеющая ничего общего с его давно почившей супругой. Последняя тень надежды улетучилась в ту ночь, в «Красной Голубятне», когда её голос, - ЕЁ голос, голос Анны - прозвучал в зале трактира, сплетая козни вместе с кардиналом Ришелье, подобно злому гению. Она даже не знала о его существовании, и тем не менее, замышляла недоброе против самого дорогого в его жизни. Не удовлетворившись тем, что полностью опустошила его прежнюю жизнь, она восстала из могилы, чтобы разрушить и новую.
Встречаться с ней было ошибкой. Он понимал это теперь. Понимал и тогда, когда возвращался в Красную голубятню, охваченный ледяной яростью, подобной которой не испытывал с тех пор… с тех пор как последний раз видел её – на много лет моложе и на целые десятилетия невиннее.
Тот факт, что она считала его мёртвым, как и он – её, несомненно, был тактическим преимуществом, возможно, единственным его преимуществом. А он так безрассудно всё загубил в минуту ярости, открывшись ей, дабы отпугнуть её от д'Артаньяна.
По здравом размышлении, он осознавал, что выявление связи между молодым мушкетёром и бывшим графом де Ла Фер, наверняка, приведёт к новым попыткам мести с её стороны – ибо теперь она знает, что, поразив д'Артаньяна, будет отомщена вдвойне.
Сейчас она была ещё прекраснее, чем прежде. КрасИвее, и в то же время холоднее и жестче; трепетная невинность, которую она когда-то так умело имитировала, превратилась в зрелую чувственность – в равной степени соблазнительную и отталкивающую. Ему следовало бы пристрелить её на месте - и к дьяволу последствия! – но что-то в её лице, что-то от той Анны, которую он знал, от Анны, которая, как он в самых сокровенных недрах души надеялся, была настоящей, остановило палец на курке.
Ему уже пришлось пожалеть об этой минутной слабости, и он не сомневался, что пожалтеет ещё не раз… Теперь, по его милости, они все включены миледи и кардиналом в список врагов.
Отправив предупреждение Бекингему, они, между прочим, совершили измену, и если дело получит огласку, и их враги захотят дать ему официальный ход, даже господин де Тревиль не сможет помочь. Следующей атаке не обязательно принимать вид ночной потасовки или кинжала в спину – кардиналу достаточно будет всего лишь шепнуть пару слов Его Величеству.
Атосу казалось, его друзья не до конца еще осознали такую возможность, даже наредкость проницательный Арамис. Оставалось лишь надеяться, что и не придётся.
Д'Артаньян потянулся в кресле, но не проснулся. На другом конце комнаты Портос мирно похрапывал, выпростав руку на грудь Арамису. Дети…
Атос налил себе ещё вина.

@темы: Атос, Мушкетеры

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Перевела сегодня прямо с листа. Что-то вроде небольшой зарисовки.

Автор Acdhw

Веские основания


- Ах, Уотсон, вам не нравится, когда я критикую ваши сочинения, но, что я могу сделать, если в них есть такие явные, бросающиеся в глаза неточности, как эта?
Холмс испустил горестный вздох и указал на страницу «Рождественского Ежегодника Битона»
- Вот здесь вы утверждаете, что я открыл реактив, который осаждается гемоглобином и ничем иным. Вы все поняли совершенно неверно! Это антигены в человеческой крови реагируют с добавленными к ним антителами и осаждаются ими. Да я стану посмешищем всего научного сообщества!
- Вы еще не запатентовали свое открытие, - терпеливо ответил я. – Поэтому я, конечно же, не сообщил всей его специфики, а только намекнул. Иначе, не успели бы мы и глазом моргнуть, как все ваше научное сообщество быстренько бы все это переписало и присвоило себе все ваши достижения. Достаточно нам уже и «Лестрейда и Ко», что поступают именно так. А другие ученые узнают, что вы нашли надежный способ для определения наличия гемоглобина вот таким образом, и я только пожелаю им удачи, если он попробуют добиться того же самого.
Холмс изумленно смотрел на меня несколько минут, а потом его плечи затряслись от беззвучного смеха.
- Тот же принцип действует и в отношении других моих «неточностей», - продолжал я, весьма довольный собой, ибо мне не часто случалось удивлять его. – За исключением тех случаев, когда я действительно порой «сажусь в лужу».

@темы: Шерлок Холмс, Джон Уотсон, Первые годы на Бейкер-стрит

06:49

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
И, подводя на этот раз итог по теме Атоса и миледи, вот такое посвящение

Автор Мари де Лин

В честь 13 июля


Что есть ваш блеск пред мертвой красотой?
Что наш язык пред языком созвездий?
Не стоит, люди, забывать о той,
Умершей в мести, жаждавшей возмездья.
Что ваша стать пред статью той лозы?
И пыл – смешон, и взор – пугливо-ярок.
И жест, и взгляд, и чистота слезы –
В сравненье со свечой – пустой огарок.
Что наша боль? Притворство и обман.
И грош цена томленьям и уловкам.
И меркнет всяк, как меркнешь ты сама,
Пред ликом той прекраснейшей воровки.
От всяких бурь и снов – недалека,
Одна, та, что посмела быть любимой.
Незаменима. В сердце и руках.
В душе и памяти его – незаменима.
Сменился год. И умерли надежды,
Вино отчасти вытеснило лоск.
Но идеал в душе остался прежним –
Лазурность глаз и золото волос.
И под руками вновь пылает плоть…
Но побежден порыв – лишь сделал милость.
Невинность всем страстям не побороть,
Пусть это даже лживая невинность.
Чего ж нам ждать? Надежд прощальный звон.
Для тех, кто проклинал ее, как прежде,
Любимая его – живое зло,
За пепел, за обман его надеждам.
О, не решай за тех, кто был влюблен!
Что вам в вине ее? Его бессмертной славе?
Решают сами пусть. И лишь вдвоем.
Оставим, господа… прошу – оставим…

@темы: миледи, Атос, Стихи

07:09

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
А этот клип Ольги Маношкиной, "Я тебе не верю", который почти иллюстрация к "Красной голубятне", уже восстановлен на ю-тубе

Пусть будет здесь



@темы: миледи, Атос, Клипы

07:02

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Красная голубятня (Атос)
Автор Nataly




Трактирщику вновь не повезло. После бывшей три дня назад ссоры гвардейцев Его Высокопреосвященства с нами он сменил хлипкие липовые и березовые лавки и столы на мощные дубовые. Все бы хорошо, но сегодня сюда пришел Портос. Собственно, кроме Портоса здесь были еще и мы с Арамисом, но на фоне Портоса мы смотримся так… рыбацкие лодочки возле флагмана эскадры. Можно и не заметить с непривычки. По крайней мере, Арамиса многие из наемников всерьез не приняли. И зря.
Я откупориваю очередную бутылку хереса – странно, но в здешней дыре есть приличное вино. Портос с интересом рассматривает обломки лавки, Арамис с досадой любуется на царапину на розовой -- идеального цвета – щеке. Надо же, и зеркальце не разбилось. Почему--то рана на руке интересует его намного меньше.
-- Портос, -- деликатно спрашиваю я.—Вы хотите ее починить?
-- Тут уже не починишь,-- вздыхает он. – Господа, а кто первый начал? Мы или они?
-- Ну… -- задумываюсь я.—Если учесть, что Д' Артаньяна сегодня нет с нами, то скорее всего они.
-- Не буду против, если его еще несколько дней не будет рядом со мной, – выдает Арамис, отвлекшись от созерцания царапины. Его губы кривит идеальная улыбка – белоснежные зубы обнажены ровно настолько, что бы создать видимость сердечности. Да, на сей раз наши мальчики поругались всерьез. Шутки Д' Артаньяна никогда нельзя было назвать приличными, а вчера он проехался своим юмором по дамам высшего света, в основном по герцогине де Шеврез. Поскольку Арамис всегда отрицал знакомство с ней, в открытую возразить он не смог. Но и не смолчал. Потому-то Д' Артаньян сегодня караулит в одиночестве. Они с Арамисом вообще с трудом понимают друг друга. Привыкшему держать себя в любой момент в руках аббату тяжело принять милую непосредственность Шарля, который без тени сомнения втягивает других в свои авантюры и устраивает скандалы, если что-то не так, как ему хочется. Оба совершенно не понимают, почему другому все сходит с рук. Я не злюсь ни на одного, ни на другого, хотя нам с Портосом бывает тяжеловато.
-- Да прекратите вы убиваться, Арамис – как всегда кстати замечает Портос.—Вы же заступились за честь дамы.
Судя по кислой мине Арамиса, честь дамы для него сейчас не так важна, как подпорченная внешность. А я внезапно понимаю, что вся эта история мне очень не нравится. Мне не нравятся закутанные по самые глаза дамы, приходящие в трактир, полный разной швали, обычной для военного времени. Мне не нравятся мужчины, не выходящие из комнаты, когда дверь в эту комнату выбивает добрый десяток пьяных солдат. Сомневаюсь, чтобы дама со спутником увлеклись настолько, что не слышали ни ударов в дверь, ни шума драки. Держу пари на что угодно, эта парочка – агенты кардинала. Меня передергивает. Шпионаж – слишком грязная вещь, что бы ей занималась женщина. С моей точки зрения маркитантки и полковые шлюхи честнее и порядочнее, чем изящные светские женщины, прыгающие из постели в постель в поисках обрывков тайн и заговоров—они не таятся..
Вино закончилось – как всегда внезапно и некстати. Трактирщик виновато развел руками и попытался рассказать мне, что все бутылки разбились по нашей вине. У меня нет желания с ним разбираться. Мы поднимаемся и выходим.

От свежего ночного воздуха из меня выходит весь хмель. Завернувшись в плащи и приготовив пистолеты, мы едем по проселочной дороге. Именно в такие моменты я особенно четко понимаю, что здесь – война. Не в окопах, не в бою, не тогда, когда расстреливают пленных и дезертиров, а когда едешь дозором и не знаешь, что будет через минуту и кто те люди, что едут навстречу. Вот как сейчас.
Арамис и Портос не сговариваясь выхватывают пистолеты,осаждают коней и берут на мушку всадников. Я выдвигаюсь вперед и спрашиваю, кто идет. Выстрелы в ответ не раздаются, что уже приятно. Но в ответ нам задают такой же вопрос. Это уже что-то новое -- спрашивать мушкетеров королевского полка имеет право не всякий. Старший офицер? Что ж посмотрим. Я, опустив руку на голенище сапога в котором удобно лежит испанский кинжал, приближаюсь к нему на то расстояние, которое еще называется безопасным. Мы обмениваемся парой хлестких любезностей – не люблю, когда какие-то встречные требуют от меня объяснений. После этого один из всадников сдвигает капюшон. Я снимаю шляпу и склоняю голову к самой гриве лошади. Добрый вечер, Ваше Высокопреосвященство… Интересно, куда меня посадят на этот раз? Хорошо бы, если на гауптвахту…
Однако Ришелье сегодня настроен мирно и просит сопровождать его. Даже делает комплимент—мы разом зарываемся лицами в гривы лошадей. А сопровождать, очевидно, в «Голубятню»—до Ла Жарри далеко, больше здесь ничего нет. Кажется, пора каяться, пока нас не оклеветали. Я с жаром повествую о том, как мы – три ангела -- отстаивали честь, достоинство и саму жизнь незнакомой дамы.
Кардинал не дурак и начинает задавать вопросы. Отвечаем осторожно и уклончиво – Его Высокопреосвященство в свое время упорно не верил, что я лечил в Форже больную печень вместе с друзьями, которые глотали целебную водичку за компанию. Теперь у него есть шанс отыграться – засадить нас за подрыв мощи армии в военное время. Лупили-то мы своих, а не протестантов. За такое сейчас вешают. Из осторожности я уменьшаю количество пострадавших, а Арамис делает ангельское лицо. Портос же принял позу искреннего раскаяния – часто вздрагивает плечами и шумно вздыхает. Самое интересное, что Д' Артаньян опять вышел сухим из воды: обычно мы с ним не расстаемся. Его просто опасно оставлять одного. Кардиналу очень не нравится предположение, что мужчина, спрятавшийся в комнате – трус. Зато он крайне интересуется, что солдатня хотела от женщины и не видел ли кто-то из на эту даму.Что хотели, что хотели…Что вообще могут хотеть пьяные солдаты от женщины?! Пригласить на обед. Или обедню. Кардинал даже не пытается скрыть свое беспокойство судьбой своих агентов. Они не простые птицы. Я что-то отвечаю, склоняюсь в поклонах, даю шпоры коню и не перестаю сопоставлять факты. Собственно говоря, с того момента, когда Д' Артаньян радостно показал мне кольцо моей матушки, я только этим и занимаюсь. А уж когда он ввалился в мою спальню в женском платье у меня просто не осталось других занятий. Кардинал, убедившись, что крылья наши по-прежнему белы и ни одно перышко не запятнано, отправляется в «Красную Голубятню». Если бы его просто привлекло название, было бы очень неплохо, но мне так никогда не везло. Он уверенно направляется наверх. К прекрасной – как утверждает Арамис, ему верить можно, он в этих делах знаток - незнакомке.
читать дальше

@темы: миледи, Атос, Мушкетеры

17:54

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Нари, добро пожаловать!



Располагайтесь поудобнее и чувствуйте себя как дома!)

@темы: ПЧ

15:37

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Читаю "Дело о двойнике Холмса"



На самом деле, это серия, там всего четыре книги

Еще вот эти две книги



И Сомерсетская охота, про которую я, кажется, когда-то вскользь говорила

Еще в 90-е увидела случайно в книжном эту самую "Охоту" и перевернула весь магазин, чтоб найти другие книги. Но нет, их не было, причем не было нигде! Я уже чуть ли не в издательство кинулась обращаться))

Потом случайно попался "Заговор Глендовера" - оказалось чуть ли не вся книга посвящена мальчишкам Холмса, причем намекалось, что вот кто настоящие его помощники, а доктор Уотсон просто отдыхает в сравнении с ними. Скажу честно, я не дочитала. И это порядком охладило мой пыл.

"Сомерсетская охота" - довольно неплохой пастиш, если не сильно вдаваться в подробности. Но там опять таки лишь запоминающиеся эпизоды о Холмсе, великолепном наезднике, детекиивная линия особого впечатления не произвела.

"Секретные дела Холмса" -это Джун Томпсон, она у меня в другом издании, пока еще до него не добралась, но особо много не жду. Хотя и отдаю должное ее прекрасной книге "Досье на Шерлока Холмса"

Ну, и вот, наконец, это Дело о двойнике.

На настоящий момент я прочитала почти уже две првести из трех, входящих в этот сборник - Кража из Тауэра и собственно , Дело о двойнике. Авторы разные , и один из них автор "Двойника" Вэл Эндрюс довольно известен. Переводчик один и наверное поэтому мне показалось, что обе повести написаны примерно в одном стиле. Мне почему-то за строками книги четко видится Холмс Бэзила Рэтбоуна. Я не считаю, что это хорошо, потому что не чувствуется Холмс Канона. И есть какая-то легковесность. Холмс и Уотсон друзья, но друзья каких много, я не говорю о слэше, просто это типичные отношения двух приятелей. Поговорили, посмеялись, разошлись по домам. Нет, здесь Уотсон живет на Бейкер-стрит, но это дела не меняет.

Ограбление Тауэра замешано на пьесе Джиллетта, и он сам одно одно из действующих лиц. Холмс язвителен, местами резковат и галантен с дамами, хотя Джилетту без обиняков заявляет, что терпеть их не может и то, что по пьесе у него роман, его сильно возмушает.

В "Двойнике" все сильно закручено. На Бейкер-стрит является мисс Пенроуз и умоляет Холмса перестать ее преследовать)) Вот так нестандартно начинается этот рассказ. И чего там только не наверчено. Уотсон, которого злесь, увы, именуют Ватсоном, как всегла восхищается прекрасной клиенткой, но по ходу дела говорит вдруг Холмсу, что мисс Пенроуз не для него, а вот для Холмса она была бы прекрасной партией)) После чего Холмс теряет дар речи, уходит в спальню, откула появляется лишь на утро)))

Это мне напомнило о переводе "Целуя Шерлока Холмса", надо вернуться к этой книге.

И еще была одна напоминалка. Холмс вдруг рассказал о некоем мастере подлога, который якобы когда-то его учил и относился к нему как к сыну, но потом их дороги разошлись, когда Холмс заявил, что хочет преследовать преступников, а не пополнить их ряды.
Вспомнила про "Университет", где показано, какую "школу" прошел Холмс на пути к профессии.

В конце повести по законам жанра непременный поединок с преступником и характерно, что Уотсон после него занимается царапинами мисс Пенроуз, а обессиленный Холмс просто полулежит рядом в кресле.

Короче, книга на четверку с минусом. Есть несколько занятных эпизодов, но герои , на мой взгляд, в характере лишь отчасти и довольно поверхностны. Возможно, частично за счет перевода
Еще одно подтверждение, что по непонятной причине, но среди официально изданных пастишей достойных вещей - вот чтоб прямо от и до - совсем не много, можно по пальцам сосчитать . Что на русском, что на языке оригинала, ну там у них чуть получше картина, конечно.

@темы: Шерлок Холмс, Книжки

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Давно не было ничего нового о Джереми Бретте.

Автор одного поста Karin A. Skoglund написала, что говорила с одной своей знакомой, которой приходилось встречаться с Джереми Бреттом и она собиралась найти фотографию того периода. Что и сделала и поделилась этим фото. Которое,конечно, не лучшего качества и Карин еще немного добавила резкости.

"Ах, эти воспоминания... Мысленно возвращаюсь назад в лето 1993 года, когда в тех местах, где я жила , целых шесть недель снимали "Шерлока Холмса". Джереми Бретт был великолепен.
Мы каждый день обедали с ним и со съемочной группой, в перерывах между съемками играли с ними в разные игры и для нас устраивали экскурсии на место преступления."



@темы: Гранада, Джереми Бретт

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Целый месяц не записывал.
В дороге не очень много времени на себя остается. Постоянно какие-то дела есть. К тому же я люблю по сторонам посмотреть. Базен тоже любит. Зато Мушкетону надоедает. Он говорит, что все по дороге одно и то же. Ничего подобного. Везде все разное. Это Мушкетон не любит верхом ездить.
У Гримо я не спрашивал. От него немного и узнаешь. Спросишь: «Красиво?». Улыбнется и кивнет. Некоторые его вовсе немым считают. Мы все знаем, что он, когда надо, умеет сказать.
Еще мы к нему привыкли, потому без слов понимаем.

Опять не записываю ничего.
Вчера был пьян, третьего дня тоже.
Мой господин получил лейтенантский мундир.
Мушкетон по секрету сказал, что господин д`Артаньян к ним являлся и предлагал грамоту г-ну Портосу, но г-н Портос отказался. У него приятные известия. Г-н Портос женится.
Ничего в этом удивительного нет.
Я одного не пойму. Если он женится на герцогине, то теперь будет сам герцогом? Я попытался на эту тему с Гримо поговорить, он больше меня понимает. Гримо сказал, что я дурак. Из г-на Портоса такой же герцог, как из меня апостол.
Мушкетон важничает так, словно это он на герцогине женится. У него новый камзол, новые башмаки и лента в волосах. А еще он теперь волосы помадит, как важный барин.
Г-н Атос действительно важный барин, но волосы не помадит и усы не подвивает. У Мушкетона теперь усы, он бриться перестал.
Может, его теперь в дворянское достоинство возведут?
Я расспрошу господина при случае.
Пока он тоже пьяный у себя в комнате валяется.
Весело у нас в лагере. Как и не война. Не знаю, кто в траншеях сегодня есть. Как ни посмотрю, все за здоровье моего господина пьют. Там пьют, здесь пьют. Меня везде приглашают. Мне отказываться неудобно.
читать дальше

@темы: Иллюстрации, Господа и слуги, Тайный дневник Планше

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Вспомнила сейчас, каким откровением были для меня разговоры в сети о том, что Атос был не прав. Значит, не любил и вообще упертый.

И, видимо, такие веяния коснулись даже авторов наших киношных мушкетеров, потому что новая версия песни Атоса из "Возвращения мушкетеров" как раз об этом.

На эту песню был сделан клип и кажется, автор та же Ольга Маношкина.У нее там свой почерк, жаль, что ее канал был удален.
Ну, а клип вот он, "Жизнь и любовь графа де Ла Фер" это, как написано, 2 версия. Первой я уже не застала



@темы: Атос, В поисках утраченного, Клипы

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Решила воспользоваться запасом утреннего времени и выложить очередную порцию "Планше". Здесь у меня так штормит, что того гляди смоет за борт. Уже готова забить на все свои принципы, убеждения и даже дочернюю любовь. Боюсь, что речь уже скоро пойдет о моей жизни и здоровье. На самом деле, не моргнув глазом, сняла бы абы какую квартирку прямо сегодня, но уже возникают подозрения, что смогу вернуться и даже , может, претендовать на эту жилплощадь. Все серьезно, и я уже почти не знаю этого человека за стеной.

Но не будем все же о грустном. Вернемся к Планше

***

Я сегодня плохо спал. Потому что мне кардинал снился. Это Мушкетон на ночь всякие истории про оборотней рассказывал. Он интересно рассказывает. Базен сказал, что слушать не будет, все это суеверия. Как же! Я сам видел, как он шерстяную нитку, освященную в церкви, на запястье навязывал, чтобы его оборотни не трогали. А я слушал. Но после всякая ерунда в голову лезет. Мы под открытым небом ночевали, палатки ставили.
Мне снилось, что кардинал превращается в кота, догоняет нас, ходит вокруг костров и слушает, о чем мы говорим. Шерсть на нем рыжая, а на боках белое. Крупный такой кот. Может, потому так помню, что видел кардинала совсем близко. Когда мы на берегу сидели и господа читали письмо от кузины господина Арамиса. Я как вспомню глаза кардинала, так меня в дрожь бросает. Как есть кот. Причем злой. Того и гляди бросится. Я же от него в трех шагах стоял. Кардинал с господами разговаривал, а мы смотрели.
Мушкетон сказал, что господин Атос – смелый, а господин Арамис – отчаянный. Если бы не господин Атос, господин Арамис бы за свою кузину кардинала шпагой проткнул.
Я никому не говорю, но мне господина кардинала иногда пожалеть хочется. Он же не виноват, что умный. Что король его слушается. Как посмотрю на нашего короля, так вижу: наш король слушаться будет не всякого. У него свое на уме. Он сейчас ничего, веселый. Песни поет. Чудно: всех по имени называет. Правда, я тоже всех господ по имени помню, и слуг тоже.
Все сбиваюсь. Вот, про сон. Кардинал у меня сердце хотел вырвать когтями. Но я закричал, и кардинал убежал.
Нужно проверить при случае, нет ли на кардинале кошачьей шерсти. Говорят, на оборотнях всегда остается шерсть того зверя, в которого он перекидывается. Только я не очень надеюсь так проверить, оборотень кардинал или нет. У него камердинер хороший. Следит.
читать дальше

@темы: Мушкетеры, Господа и слуги, Тайный дневник Планше

03:40

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
И вдогонку к нижеприведенному фанфику выкладываю этот восстановленный мной клип. Он, собственно, сделан как раз на этот фанфик

Две свечи



@темы: миледи, В поисках утраченного, Клипы

Яндекс.Метрика