Тревор Холл. Университет и колледж Холмса. Часть 3

Для начала я все же скажу, что, наверное, надо проштудировать все имеющиеся статьи на эту тему, чтоб составить собственное мнение по этому вопросу. С одной стороны, все исследователи приводят весьма разумные доводы, и в то же время некоторые из них представляются несколько слабыми и натянутыми. Когда читала и переводила монографию Утехина "Холмс в Оксфорде", его теория казалась очень убедительной, сейчас столь же убедительной представляется и кембриджская.
Местами здесь было слишком много географических названий, которые нам в общем-то мало, что говорят, и я там, почувствовав, что просто тупею от бесконечного перечисления названия колледжей и улиц, полезла на ютуб и попробовала виртуально пройтись по этим самым улицам, и все стало гораздо яснее, словно, и правда, там побывала.
Потом немного поковырялась с названием York South Mews, это вроде как лондонская улица (или какое-то место там), которую переименовали в Sherlock Mews. И насколько я понимаю, Mews - это вообще-то изначально, что-то вроде конюшен. Короче, ничего подобного не нашла ни под старым, ни под новым названием.

Теперь благодаря фотографиям Sherlock, буду знать, как выглядит эта улица, за что ей большое спасибо)
Sherlock Mews




Ну, остальное в процессе)

***


После того, как я прочел уйму литературы по оксфордско-кембриджским дебатам, мне показалось, что аргументы оксфордцев были чрезвычайно уязвимы для знающего критика, что я и пытался донести до читателя на предыдущих страницах. И в самом деле, единственным, ничем не опровергнутым, фактом оказалось доказательство доктора Бристоу, полученное благодаря его восхитительному исследованию «черной массы, похожей на замазку» с ее неоспоримым происхождением, что дело «Трех студентов» происходило в Кембридже! Значит, из этого следует, что колледж «Святого Луки» (Уотсон сказал, что скрыл «любые подробности, позволяющие читателю определить, в каком колледже происходило дело»), с его «старинным двориком, поросшим лишайником», находился в Кембридже. Из этого, окончательно установленного факта следует, что фраза Хилтона Сомса об университетских дверях приобретает большое значение, так же, как знакомство Холмса с городом и университетом, которое он продемонстрировал своим знанием магазинов канцтоваров и тем, что без труда смог в шесть утра найти дорогу на спортплощадку, чтобы взять там образчик «черной замазки или глины».
Есть некоторая ирония в том, что доктор Бристоу, выдающийся кембриджец , но в отношении Холмса придерживающийся оксфордской теории, вот таким вот образом привел нас назад к своему собственному университету, к мистеру Морли и голубой ленте на шляпе, и к бультерьеру, укусившему Холмса в его собственном кембриджском колледже, когда тот шел в церковь. Мне остается лишь представить оставшиеся, сходящиеся в одном, неоспоримые доказательства того, что Холмс, в самом деле, учился в Кембридже, где им овладела свойственная ему страсть к естественным наукам.
Давайте посмотрим на странное дело «Человека на четвереньках» , которое произошло в сентябре 1903 года и было одним из последних дел Холмса перед тем, как он оставил активную практику и уехал разводить пчел в Сассексе. Следует вспомнить, что ввиду странного поведения знаменитого кэмфордского физиолога, безнадежно влюбленного профессора Пресбери, предполагалось, что любой всплеск отвратительного скандала можно было предотвратить (хотя признаюсь, я не понимаю логики подобных соображений Уотсона), скрыв точное название известного университетского города. Уотсон назвал его Кэмфорд и, несомненно, предприняв еще и дополнительные меры предосторожности, не сообщил, не там ли учился Холмс. Однако, эксперты единогласно признали, что Холмс был кэмфордским студентом на основании произнесенных им еще в Лондоне слов. Сэр Сидни Робертс хорошо изложил суть дела, если не считать того, что он ошибочно предположил, что Кэмфорд это Оксфорд.
«В «Человеке на четвереньках» Уотсон , следуя за плачевным примером Дина Фаррара, весьма заманчиво называет университет Кэмфордом, и тут мы встречаем слова Холмса, который с любовью вспоминает: «В гостинице "Шахматная Доска", если мне память не изменяет, очень недурен портвейн, а постельное белье выше всяких похвал. Право же, Уотсон, наша судьба на ближайшие несколько дней складывается куда как завидно.» Здесь, и только здесь, указание на достоверность, и теперь абсолютно ясно, что Холмс учился в «Кэмфорде».»
Но сэр Сидни проглядел (что удивительно, так это находится на той же странице) весьма важную фразу, описывающую поездку Холмса и Уотсона из «старинной гостиницы» к дому профессора Пресбери. Они поехали в кэбе, который «мчал нас вдоль ряда старинных колледжей». На что указывает эта фраза: на Оксфорд или Кембридж? «Краткий Оксфордский Словарь» дает определение ряда, как «некоторого количества человек или предметов, стоящих вдоль более или менее прямой линии». Держа в уме подобное определение, причем из самого Оксфорда, давайте пройдемся по Оксфорду и посмотрим, что он может нам предложить, не считая здания колледжей, стоящих по отдельности. Войдя в город со стороны Вудстока или Бэнбери, мы окажемся на Сент-Джайлс-стрит, и по левую руку от нас будет колледж Святого Джона. Будем крайне беспристрастны, рассматривая Магдален-стрит, по которой мы продолжаем свой путь - где слева окажется Тринити-колледж – и которая будет частью Сент-Джайлс-стрит, и у нас тут всего два колледжа, которые прилегают друг к другу и находятся более или менее в одном ряду. Если мы свернем налево, на Броуд-стрит, то найдем там только Бейллиол-колледж и Новую Бодлианскую библиотеку.
На проходящую параллельно Хай-стрит мы можем пройти двумя путями. Если мы дойдем до конца Броуд-стрит и повернем направо в Катте-стрит, то мы пойдем между Хартфордским колледжем и колледжем Всех Душ слева и Камерой Рэдклиффа и Школой Богословия – справа. Однако, если мы чуть раньше повернем направо на Тёрл-стрит, то по левую сторону будут колледжи Экзетер , Линькольн и Колледж Иисуса – по правую. Вот мы уже на Хай-стрит, но до сих пор не увидели ничего хоть сколько-нибудь похожего на ряд университетских зданий.
Теперь давайте посмотрим на Кембридж, с его длинными знаменитыми улицами Сент-Джон-стрит, Тринити-стрит и Кингс Парад. Здесь, справа мы тут же видим ряд прилегающих друг к другу зданий колледжей Святого Джона, Тринити, Гонвил-энд-Киз, Университетского Совета, Кинг-колледжа и колледжа Святой Екатерины. Это, в самом деле, сплошная линия колледжей, по которой можно фактически пройти от одного ее конца до другого, со всеми их лужайками, садами, мостами через реку позади них, которые все месте образуют Backs (парки и лужайки кембриджских колледжей вдоль реки Кем), что и составляют известную на весь мир красоту Кембриджа.

Можно бы, конечно, сказать, что благодаря вклинившемуся сюда зданию Университетского Совета, этот ряд из пяти колледжей нельзя назвать сплошным, но, я уверен, что законность этого возражения оспорит любой, хорошо знакомый с Кембриджем, даже если мы предположим, что кэб ехал через центр города. Уотсон был не знаком с Кембриджем и его впечатление о «ряде старинных колледжей» сформировалось во время поездки в кэбе. Приезжий вполне мог принять здание Университетского Совета за колледж или какую-то его часть.


Здание Университетского Совета

***
Как там ни крути, а все же очень помогло взглянуть поближе на все эти колледжи и улицы. Очень красивый и уютный город. И вспомнила по ходу дела слова Бретта о том, что, видимо, Холмс учился в Оксфорде - в Кембридже слишком много света.



Ну, и , наверное, еще сразу добавлю маленький обзор вот этих Backs Кембриджа. Как же мудро и прекрасно это задумано, где-то позади колледжей прекрасная зеленая зона с садами и рекой. Приложу совсем крохотное видео 1957 года - чем старее, тем лучше) Хотя надо отдать англичанам должное - город прекрасно сохранен в своем старинном облике



Ну, а вообще в книжке Тревора имеется еще и вот такая карта. Там при желании можно увидеть, что колледжи как раз расположены где-то между Кингс Парадом - именно парадной стороной города - и Квинс Роуд, где уже и река и те самые Backs - я это как-то так поняла)



Однако, нам даже не нужно слегка притягивать нашу теорию за уши или напрягать воображение, если мы пройдем через эти улицы к Квинс Роуд, расположенной позади колледжских парков и лужаек и взглянем на колледжи оттуда через реку. От Квинс Роуд с ее речными шлюзами, здания Киза, Университетского Совета и колледжа Святой Екатерины не видны, ибо они не выходят на реку. Вместо них мы видим здесь три других колледжа, которые не обращены в сторону Тринити-стрит и Кингс-Парад. Это колледжи Клер, Тринити-Холл, и Квинс. И если смотреть со стороны Квинс Роуд, то здания колледжей Святого Джона, Тринити, Тринити Холл, Клер, Квинс и Кингс как раз образуют непрерывный «ряд зданий университетских колледжей» от Бридж-стрит до Сильвер-стрит. Следовательно, нет ни малейших сомнений в том, что Кэмфордом был Кембридж, и что Холмс и Уотсон ехали в кэбе по Кингс Парад или Квинс Роуд, направляясь к дому профессора Прессбери, «прелестному особняку, окруженному газонами и увитому пурпурной глицинией», который я бы с большой степенью уверенности поместил в Сториз Вэй, где имеется множество великолепных домов подобного рода.
Однако, установление, в каком точно университете учился Холмс, вновь оказалось темой исследований на местности. Память о Шерлоке Холмсе была должным образом увековечена памятными досками на местах событий «Последнего дела Холмса» - на гостинице Россли в Мейрингене и неподалеку от Рейхенбахского водопада, а также на северной стене бара Критерион и в кабинете куратора больницы Святого Варфоломея, которые получили известность, благодаря «Этюду в багровых тонах». Конечно же, в Бартсе прозвучали знаменитые слова: «Я вижу, вы были в Афганистане». И весьма интересно вспомнить, что Йорк Мьюс Саус в честь Великого Лондонца была переименована в Шерлок Мьюс, когда мы узнаем, что Кембридж подобным же образом увековечил память того, кто был так же и одним из самых известных кембриджцев. Когда из Сториз Вэй, места действия одного из последних дел Холмса, мы переходим на Хантингдон-роуд, то к своей радости прямо напротив обнаруживаем название улицы «Шерлок Роуд», ведущей к «Шерлок Клоуз» (тупик Шерлока).




Мне хочется думать, что сам Холмс имел бы все основания одобрить «безупречные логические доказательства, которые он так ценил»(«Пять зернышек апельсина»), излагавшиеся на предшествующих страницах и демонстрирующие, что он вне всяких сомнений учился в Кембридже.
Опровержение до сих пор широко распространенной теории о том, что он учился в Оксфорде, рассеивает возможность какой-либо нелояльности к своей альма матер в его объяснении Уотсону, что Джон Клей, убийца, вор и мошенник («Ни на кого другого в Лондоне я не надел бы наручников с такой охотой, как на него») учился в Оксфорде.
Последняя наша задача – установить колледж, в котором учился Холмс. Ранее предполагалось, что это невозможно, ввиду отсутствия какой-либо информации об этом в тех пяти канонических расследованиях, в которых содержатся какие-то указания на университетскую карьеру Холмса. Но этим колледжем был, конечно же, Тринити и существует два способа, как доказать это. Место для второй попытки решить этот вопрос, в которой мы будем "рассуждать задом наперед", как это любил делать Холмс, будет зарезервировано в другом эссе. Теперь же нам нужно сперва вспомнить, что доктор Уотсон весьма убедительно показал, что местом действия «Трех студентов» является Кембридж. Из этого следует, что колледж Святого Луки с его совершенно верно описанным Уотсоном «поросшим лишайником старинным двориком(court)», был кембриджским колледжем. Все сразу становится на свои места, и все трудности исчезают, как только мы видим разгадку этой тайны. Отсюда следует неопровержимый логический вывод, что «Святой Лука» (Уотсон сознался, что это имя ненастоящее) и был колледжем, в котором учился Холмс, это видно и по словам Хилтона Сомса, который ясно дал понять, что Холмсу хорошо знаком этот колледж.


Тринити-колледж.
Почему же тогда, в случае с этим единственным колледжем во всем Кембридже, поскольку это был его собственный колледж и, следовательно, ему были хороши знакомы все детали его истории, Холмс знал, что было бы правильнее: сказать «court» либо «quadrangle»? И почему сэр Сидни Робертс был не прав, говоря, что quadrangle – «слово чуждое студенту Кембриджа»? На эти вопросы легко найти ответ, взглянув на подпись под прекрасной цветной иллюстрацией на странице 181 замечательной книги Р.Аккерманна «История Кембриджского университета, его колледжей, студенческих общежитий и общественных зданий», книги, которая определенно должна была бы занимать почетное место в библиотеке Холмса. Она гласит: «Двор (Quadrangle) колледжа Тринити. 1815 г.». Интересно вспомнить, что много лет похожая фотография висела возле двери одного из преподавателей этого колледжа (кто знает, возможно, она и сейчас еще там). Если она была там и во времена «Трех студентов», то Холмс не раз мог проходить мимо нее в обществе Хилтона Сомса, как явствует из текста, и его слова о «quadrangle» прозвучали весьма эрудированно и уместно.


Вот он этот самый "квадрангл".

Второе доказательство заключено в словах Холмса о том, что «Реджинальд Месгрейв учился в том же колледже, что и я». В справочнике «Кембриджский университет за 1870 год», тот год, когда Холмс поступил в университет, в списке студентов Тринити-колледжа значится Р.Месгрейв. Это явно был семейный колледж, ибо С.Месгрейв, У.П. Месгрейв и В.Месгрейв также числились его студентами в 1814,1835 и 1853 годах.


Хотя установление вышеуказанных фактов было необходимо, чтобы раз и навсегда разрешить эти вопросы, удивительно, что более ранние биографы не смогли оценить крайнюю вероятность того, что Холмс был в Тринити. Мы знаем, что его приверженность монархии выражалась столь ярко и открыто , что он «садился в кресло с револьвером и патронташем, начинал украшать противоположную стену патриотическим вензелем "V. R." выводя его при помощи пуль.» Несомненно, такого человека должен был неудержимо манить к себе основанный Генрихом VIII колледж "Святой и Нераздельной Троицы", над которым (как и над Кингс-колледжем) развевается королевский штандарт, но Глава которого (в отличие от Кингс-колледжа) "назначался Короной, как это происходит и до сих пор» (Д.М. Тревельян. Тринити-колледж, 1946 г.).

У меня были некоторые сомнения в отношении перевода последнего предложения, но смотрю вот здесь, даже на фото 1985 года над колледжем развивается флаг

@темы: Шерлок Холмс, Исследования, Тревор Холл, Холмс в университете

---

Тревор Холл. Университет и колледж Холмса. Часть 2

В глубине души сильно сомневаюсь, что это сильно кого-то интересует кроме меня, уже хотя бы потому что, когда в этом постоянно копаешься, то хотя бы примерно представляешь тех о ком пишешь. Возможно, это надо бы все как-то популяризировать, но сил на это уже нет, особенно в виду тех сомнений, о которых сказано выше. Так что, в основном, тут голый перевод.

Но все же скажу, что во-первых, очень радует, что я многое уже по этим университетским исследованиям перевела и частично просто залезаю в статью нужного автора и просто копирую оттуда нужную цитату - прямо из дневника, где все же у меня все более-менее систематизировано.

Ну, и потом прям ловлю себя на мысли , что у Дарлен Сипсер прекрасно показан университетский Кембридж, тут книга уже идет, как своего рода иллюстрация к исследованию.

Ну, и еще...Вот в конце там упомянута воде как цветная иллюстрация к "Глории Скот" с пресловутой голубой лентой Кембриджа. Возможно, она только в старинных журналах... Цветной иллюстрации не нашла, а черно-белую прикладываю. Где-то вообще видела отдельную статью по этой ленте, если найду допишу что-нибудь дополнительно


Часть 2

Теперь я обращаюсь к главным аргументам в пользу Кембриджа. Мистер Блейкни – один из главных приверженцев этой точки зрения, хотя я не думаю, что его сопутствующая теория, что после Кембриджа Холмс посещал Лондонский университет, – если я правильно его понял – подкреплена вескими аргументами.
Уотсон был студентом лондонского университета, и можно предположить, что я окажусь на более твердой почве, нежели говорящий о Холмсе и Фелпсе сэр Сидни Робертс, если предположу, что невозможно, чтобы в имеющихся многочисленных записях их разговоров, Холмс и Уотсон ни разу не упомянули о такой тесной связи между ними, если она действительно существовала. Я не могу согласиться с мистером Блейкни, что «мы можем считать «Кэмфорд»- место действия странного дела Человека на четвереньках - довольно прозрачным псевдонимом Кембриджа», уже исходя из обычной аналогии, что Оксбридж – это не псевдоним Оксфорда.
Я не могу считать убедительным аргумент мистера Блейкни в отношении того, что Холмс учился в Кембридже, «учитывая, что его друг Тревор, будучи жителем Норфолка, вероятно, выбрал бы Кембридж ввиду его географической близости к его дому».
С другой стороны, мнение мистера Блейкни, что, «так как Холмс «увлекался химией, то вероятнее всего он выбрал бы Кембридж» вполне обоснованное, следуя довольно скупому признанию монсеньора Нокса, что «довод, что его научные пристрастия естественно привели бы его в Кембридж», по меньшей мере, существовал, даже если он и вызывал возражения. Доктор Бристоу признавал, что те, «кто поддерживает гипотезу Кембриджа приводят весьма справедливые доводы, что в те времена человек, который намеревался заниматься научной деятельностью отдал бы предпочтение Кембриджу перед Оксфордом».
Теорию Кембриджа так же выдвигала мисс Дороти Сейерс, приводя в доказательство немало наводящих на размышление фактов . И очень жаль, что, похоже, мисс Сейерс сочла, что все свидетельства в отношении университетской карьеры Холмса ограничены лишь двумя традиционными цитатами из «Глории Скотт» и «Обряда Месгрейвов». Она писала:
«Сколь бы мизерна ни была содержавшаяся в этих отрывках информация, они крайне важны, ибо это почти все, от чего мы можем отталкиваться в попытке установить не просто некие аспекты образования и формирования характера, имевшие место в юности великого сыщика и оказавшие на него большое влияние, но так же фактическую дату его рождения.»

Мисс Сейерс не обратила внимания на весьма ценные указания, находящиеся в «Трех студентах», «Пропавшем регбисте» и «Человеке на четвереньках», и это ослабило ее позицию, но она, несомненно, привлекла внимание к тому значению, которое имело нападение на Холмса бультерьера Тревора. Доктор Бристоу очень четко выразился в отношении рассуждений мисс Сейерс:

«В деле «Глории Скотт» записано, что бультерьер Тревора вцепился в лодыжку Холмса, когда однажды утром он шел в церковь. В том же абзаце ясно дается понять, что этот инцидент произошел во время первых двух лет его пребывания в университете, и считается, что это аргумент в пользу Кембриджа. В университетах не дозволяется держать собак в колледжах, так что он не мог бы столкнуться с псом где-то между помещением колледжа и церковью, и это могло случиться только в Кембридже, где студенты первого и второго курсов снимают комнаты за пределами колледжа.»

Гэвин Бренд, доблестный защитник оксфордской теории признал, что это был довольно веский аргумент. «Таким образом, мы полагаем, что, хотя терьер предпринимает героическое усилие на благо Кембриджа, вердикт должен быть вынесен в пользу Оксфорда.» Бренд допускал, что аргумент мисс Сейерс может быть опровергнут лишь предположением, что в этом случае были нарушены университетские правила.
Нет почти никаких сомнений в том, что говоря о собаках и колледжах, мисс Сейерс, как сказала она сама, придерживалась теории Рональда Нокса:
«Ключевым моментом в «Глории Скотт» явно является пес Тревора. Преподобный Нокс с неопровержимой уверенностью указывал, что это животное не позволялось содержать в стенах университета.»
Доктор Бристоу поддерживал эту идею, и дополненное утверждение, что «в университетах не дозволяется держать собак в колледжах» стало частью литературы. Конечно, жаль вопросительно поднимать бровь по поводу столь четкого, авторитетного и широко распространенного мнения, но, безусловно, справедливо отметить, что "сокровенные познания" монсеньора Нокса (и самой мисс Сейерс, которая училась в колледже Сомервилль Оксфордского университета) были неизбежно ограничены Оксфордом двадцатого столетия, и то же самое касается знакомства доктора Бристоу с Кембриджем. Все эти эксперты признавали, что этот момент был ключевым, так что наш долг изучить всю доступную информацию относительно собак в колледжах в период, предшествующий концу университетской жизни Холмса в 1874 году.
В отчете о Кембридже Мартина Леграна за 1871 год мы читаем:
«Наконец, они прибыли на станцию, и когда подъехали, с ними поравнялась элегантная двуколка из Аббатства Фендр, поместья лорда Шовелла. В ней сидели два джентльмена – достопочтенный Джон Покайр – второй сын милорда – и один его колледжский приятель, остановившийся у него на несколько дней – мистер Калипаш Калипи, уроженец Индии, сын Бобаджи Рамваллы Фастиджи Калипи, хорошо известного новообращенного принца и банкира из Мадраса. С ними были двое слуг, гладкошерстный терьер, бульдог, двое лошадей и довольно много тяжелой поклажи, не говоря уже о множестве кнутов, тростей, пледов и прочего имущества.»
Иллюстрация Физа на 43 странице «Кембриджского первокурсника» показывает тех же джентльменов в купе в окружении трех собак. Позже в этой книге встречается пространный и подробный отчет о визите этих студентов к собаководу для отбора и покупки собак. Из этого следует, что в 1871 году продажа собак студентам кембриджского университета была процветающим бизнесом, и обладание псом для студента было весьма обычным делом, не вызывающим никаких нареканий.
В книге «Том Браун в Оксфорде» (Лондон, 1861 г.) мы читаем, что когда Том был приглашен на завтрак у Драйсдейла, то последний приказал служителю привести Джека «и в комнату ворвался белый бульдог», которому было приказано лежать в углу во время завтрака.
Однако, в «Национальном биографическом словаре» мы читаем, что непопулярность Джорджа Грэнвила Брэдли, в 1870 году возглавившего Юниверсити-колледж, «еще более усилил эдикт, изгоняющий с территории университета собак, но в отношении этого он добился, чего хотел…» Поэтому, как говорят нам имеющиеся свидетельства, весьма вероятно, что во времена Холмса в кембриджском колледже студентам разрешалось держать собак, хотя, возможно, в Оксфорде в отношении этого поезд уже ушел. И если это так, то убеждение Дороти Сейерс, доктора Бристоу и Гэвина Бренда в том, что, раз бультерьер Тревора укусил Холмса, когда он где-то в начале 1870-х шел в церковь, то значит это было в Кембридже, весьма обоснованно, хоть и не совсем по тем причинам.
Мисс Сейерс дальше развила свою мысль относительно учебы Холмса в Кембридже, предполагая, что так как он происходил отнюдь не из богатой семьи (когда в 1881 году он познакомился с Уотсоном, то не мог самолично платить за всю квартиру на Бейкер-стрит), то, вероятно, ему приходилось учиться в одном из небольших и менее дорогих колледжей. На мой взгляд, она вполне справедливо предположила, что Холмс изучал курс естественных наук, учитывая его глубокие знания в области химии и то, что он имел весьма точные понятия об анатомии в то время, когда Уотсон в 1881 году вынес свое суждение о его способностях. Более того, мисс Сейерс считала, что при тех обстоятельствах, в которых находился Холмс, те возможности и образование, что предлагал Сидни Сассекс колледж, были таковы, что вполне вероятно, что он проходил обучение в этом старом колледже Оливера Кромвеля, несмотря на свою несомненную склонность к роялизму. Она даже пыталась отождествить его с мистером Т.С. Холмсом, который был принят в Сидней Сассекс колледж осенью 1871 года и закончил его в осеннем семестре 1875-го.

В этом отождествлении она, возможно, зашла слишком далеко, по поводу чего крайне неодобрительно высказался сэр Сидни Робертс, указав, что Т.С.Холмс из Сидни Сассекса стал канцлером епархии Уэллса. Как-то раз, находясь в его доме на Вест-роуд в Кембридже, я сказал сэру Сидни , что, на мой взгляд, это неуместное вторжение фактов в шерлокианские исследования было не совсем благородным, и он великодушно со мной согласился. У него и самого был подобный неприятный опыт, когда он неосторожно предположил, что мать Джона Уотсона вполне могла поддерживать трактарианское движение (« Движение, члены которого часто ассоциировались с Оксфордским университетом, выступало за восстановление традиционных аспектов христианской веры, впоследствии утерянных, и их включение в англиканскую литургию и богословие») и потому назвала сына «Джон Генри» в честь Ньюмана. За столь неосторожное обращение с фактами на него тут же обрушились Белл и другие шерлокианские исследователи, указав, что Ньюман вступил в лоно римской церкви за семь лет до предполагаемого рождения Уотсона.
Мистер Кристофер Морли был сторонником Кембриджской теории и поместил Холмса в старинный колледж Святого Петра. Весьма дружески возражая против этой идеи, я , тем не менее, очень уважаю мистера Морли за его исследовательские способности. Наравне с мисс Сейерс и доктором Бристоу он имел честь быть одним из трех исследователей, которые привлекли наше внимание к достоверной информации. Я, конечно же, говорю о замечательном открытии мистером Морли подлинного иллюстрированного свидетельства того, что во время своего пребывания у Треворов в Донифорпе Холмс носил светло-голубую ленту. На иллюстрации к «Глории Скотт» («Стрэнд Мэгэзин» 1893 года, стр. 398 и «Записки о Шерлоке Холмсе» , Лондон, 1894 г.)изображены «мировой судья Тревор», его сын Виктор и Холмс, которые «разлеглись на шезлонгах, расставленных перед домом, грелись на солнышке и восхищались видом на Бродз»,и их отдых был прерван появлением гнусного Хадсона, который раболепно съежился перед ними, как какой-нибудь Урия Гип. На Холмсе белые брюки и туфли, на нем спортивная куртка и спортивная шляпа, на которую, вне всяких сомнений, повязана светло-голубая лента Кембриджского университета.

@темы: Шерлок Холмс, Исследования, Тревор Холл, Холмс в университете

---

Холл Тревор. Университет и колледж Шерлока Холмса. Часть 1.

Как и сказала, эту огромную статью разделила на три части, хоть, наверное, и неравномерные. По-моему, эта самая длинная и, пожалуй, довольно занудная)

Но сначала будет много букв от себя.
Ну, для начала еще немного скажу по поводу автора, в смысле истории моего с ним знакомства. Сначала была статья в сборнике "Большая игра" "Ранние годы Шерлока Холмса". Статья тоже была большая и мне понравилось, что все выводы автор делал исключительно опираясь на цитаты из Канона.И в конце там только он пришел к заключению о не самом счастливом детстве Холмса; у меня даже была мысль, что в этом отношении он был основоположником.
Потом я приобрела две его книги "Шерлок Холмс: десять литературных исследований" и "Покойный мистер Холмс и другие литературные исследования".
Сейчас речь пойдет о первой книге

Довольно странная обложка, потому что на ней отец и сын Треворы, но нет Холмса)

Но прежде, чем продолжать скажу, что вторая книга, хотя я ее только полистала, очень атмосферная. Сама по себе. Непередаваемый запах старой книги - они обе старые, с пожелтевшими страницами. Первая, насколько мне удалось понять, 1970 г издания, вторая - 1971-го. Но кроме всего прочего вторая - в прошлом библиотечная. Причем вот у нее, видимо, богатая история) Есть кармашек для библиотечного формуляра, есть библиотечный код и печать публичной библиотеки. На кармашке отпечатано название , автор и цена $ 7.50. Отпечатано на машинке) При этом тут же наверху наклеена бирка владельца книги:Гай Петерсон,510, Джефферсон-стрит, Колорадо Спрингс. И это еще не все. На заднем форзаце сделана довольно объемная надпись от руки. Почерк, как у Пушкина) Сходу я прочесть не смогла, но это что-то о кокаиновой зависимости Холмса и что Уотсон там чего-то не допонял) Книгу явно читал шерлокианец! Но до нее я еще не добралась.
Вернемся к первой. Упомянутая мной статья входила и в эту книгу, и, наверное, можно сказать, что книга охватывает именно начальный период жизни Холмса, там о детстве, образовании и университете. Кроме той самой статьи, я еще перевела из нее "Заметки о школьном обучении Шерлока Холмса" Все можно найти под тэгом "Тревор Холл".
Теперь немного на тему статьи. Одно время она немного набила мне оскомину) Потому что статей таких и даже небольших монографий было не мало.И я их тут перевела порядочное количество. Наверное, это почти неразрешимый спор, где учился Холмс - в Оксфорде или Кембридже. Я чисто интуитивно предпочитаю Оксфорд. Навсегда запомнила слова об этом Бретта:"Университет. Я склоняюсь к Оксфорду. Оксфорд темнее; Кембридж слишком полон света." Хотя он так же, как я мыслил интуитивно. Но это все же Бретт... И потом еще была очень серьезная монография Николаса Утехина, который для меня один из главных авторитетов. Книжка так и называлась "Холмс в Оксфорде". Безо всяких "если". Тем не менее, споров на эту тему очень много и эта статья прекрасное тому подтверждение. Собственно, вот эта первая часть вся состоит из передачи мнений разных оппонентов. Как мне представляется, сначала автор расскажет о всех, кто высказывался против Кембриджа, потом о тех, кто - за, а потом выскажет собственное мнение.
Вообще, думаю, что тут недолго и запутаться - кто что считал и почему) Тем не менее, когда приходиться углубляться в такие вещи, ты и сам по ходу дела узнаешь немало интересного, что-то что при чтении не отложилось в голове.
Очень люблю, когда приходится не просто переводить, а вытаскивать , к примеру, оригинал и сличать его с разными переводами - то есть, вообще-то с двумя - советским и переводом Бриловой
В этот раз мне сильно помог вот этот том



Потому что тут были не только "Три студента" и "Пропавший регбист", но и еще в приложениях труд Нокса "Изучение литературы о Шерлоке Холмсе". Это издание иногда очень выручает, хотя ради удовольствия я бы его читать не стала, но там все же есть точность, которой не хватает любимому советскому переводу, а при сличении с оригиналом нужна как раз точность, хотя бывает, что приходится выбирать и что-то третье и переводить самой и есть буквально непереводимые вещи)

Ну, вот пока как-то так. Возможно, перевод несколько неловкий, но такая уж тут тематика

Университет и колледж Шерлока Холмса

Тревор Холл

Одним из обстоятельств, оправдывающих изучение университетской жизни Холмса, является тот удивительный факт, что шерлокианские исследователи до сих пор не пришли к соглашению в отношении местонахождения самого университета. Мистер Джеймс Эдвард Холройд в 1959 году выразился довольно мягко, говоря, что это все еще остается темой для обсуждения, а два года спустя мистер Винсент Старретт заметил, что все еще продолжаются горячие дебаты в отношении того, в Оксфордском университете учился Холмс или в Кембриджском. Доктор У.С. Бристоу, ведущий эксперт, так написал в 1954 году об этом споре и приверженцах разных сторон:

«Хотя Лондонский университет теперь уже оставил свои притязания, продолжалось отчаянное сражение между Оксфрдом и Кембриджем. На стороне Кембриджа выступали мисс Дороти Сейерс, мистер Блейкни, и мистер Кристофер Морли; в пользу Оксфорда высказывались монсеньор Рональд Нокс, мистер Гэвин Бренд и мистер (позже сэр) Сидни Робертс.»

Порой споры принимали настолько горячий характер, что некоторые авторы старались придерживаться золотой середины. Первым комментатором, предположившим, что Холмс был студентом и Оксфорда и Кембриджа, был Элмер Дэвис, его примеру последовал Баринг Гоулд, который в последние годы дважды заявлял, что Холмс провел два года в колледже Крайст Черч, в Оксфорде, а после этого еще три года в колледже Гонвилл-энд-Киз, в Кембридже. Другие были верными последователями доктора Уотсона, который в своем отчете о деле «Человека на четвереньках» скрыл подлинное имя университетского города под псевдонимом «Кэмфорд». Одним из таких примеров является Э.В. Нокс:

«Сам Шерлок получил образование в школе Святого Петра и в колледже Пембридж, в Кэмфорде, где он занимал комнаты (сейчас их арендует преподаватель богословия этого учебного заведения), на которые часто с гордостью и благодарностью указывает нынешний глава колледжа.» (Семнадцать ступенек Бейкер-стрит)

Однако, другие, не предлагая каких-либо доказательств в поддержку своего мнения, «проголосовали» за тот или иной университет, если можно так выразиться, подобно Майклу и Молли Хардвик:

«После школы был университет. Но какой университет? Немало крови пролилось в схоластических спорах сторонниками оксфордской и кембриджской теорий. Так как мы должны отказаться от удовольствия исследования таких утверждений – весьма серьезных, с аргументами за и против – то мы просто выступим за Оксфорд. Мысленно мы сталкивались с Холмсом в университете; однако, ни разу даже не почувствовали взмаха его студенческой мантии в коридорах Крайст Черча.» («Справочник по Шерлоку Холмсу»)

Я не согласен с пессимистическим мнением доктора Бристоу, что «внимательное чтение всех хроник Уотсона убедит большинство людей, что определить, в каком точно университете обучался Холмс, невозможно.»
Я же напротив, надеюсь в этом эссе неопровержимо идентифицировать данный университет, вкупе с колледжем, на основании некоторых фактов, которые до сих пор упускали из виду , и других, которым не придавали должного значения. В другом эссе я намерен упомянуть, по меньшей мере, один аспект университетской жизни Холмса.
Прежде, чем можно будет исследовать подтверждающее (и, на мой взгляд, убедительное) доказательство, было бы несправедливо по отношению к читателям и предыдущим исследователям не рассмотреть вкратце главные утверждения последователей Оксфордской и Кембриджской теорий. Лишь распутав клубок научных предположений, мы сможем взглянуть фактам в лицо.
Вначале полезно будет вспомнить, что прежде уже было отмечено – особенно покойным Гэвином Брендом, - что только пять дел Холмса имеют отношение к этому вопросу. Вот они в хронологическом порядке:

1. «Глория Скотт»(1873) , где Холмс рассказал Уотсону о своей дружбе с Виктором Тревором, когда оба они учились в одном и том же колледже. Холмс впервые познакомился с Тревором «по милости его терьера, который однажды утром вцепился мне в лодыжку, когда я шел в церковь.»Университет остается неизвестным.

2. «Обряд дома Месгрейвов»(1878), в котором Холмс рассказал Уотсону про еще одного своего университетского приятеля, томного аристократа Реджинальда Месгрейва. Название университета остается неизвестным.

3. «Три студента»(1895), место действия которого ограничено фразой Уотсона «один из наших знаменитых университетских городов». Уотсон сказал так потому, что дело касалось «столь позорной истории», что было необходимо скрыть «любые подробности, позволяющие читателю определить, в каком колледже происходило дело или кто был преступник». Поэтому он умолчал о названии университета, а колледжу дал условное название «Святого Луки». И он не говорил, в этом ли колледже учился Холмс или нет.

4. «Пропавший регбист» (1897), действие которого происходит в Кембридже. Это было единственное из пяти дел, где известно название университета, но тут также не утверждается, здесь ли получил образование Холмс.

5. «Человек на четвереньках»(1903), где точное название «знаменитого университетского городка» было скрыто под псевдонимом «Кэмфорд». И также не утверждалось, был ли когда-то Холмс его студентом.

Я согласен с мнением своих предшественников, что Холмс должен был учиться либо в Оксфорде, либо в Кембридже. Мисс Дороти Сейерс кратко говорит об этом:

«Учился ли Холмс в Оксфорде, Кебридже или где-то еще? По крайней мере, в отношении этого мы можем говорить с достаточной уверенностью. Нет никаких сомнений в том, что он, по крайней мере, какое-то время провел в одном из старейших университетов. Ни на минуту нельзя представить, что в 70-е годы ХIХ века Реджинальд Месгрейв (при взгляде на которого Холмсу всегда представлялись серые башенные своды и решетчатые окна) мог быть связан с каким-то периферийным учебным заведением.»

Этот аргумент основан на собственных словах Холмса :

«Реджинальд Месгрейв учился в одном колледже со мной, и мы были с ним в более или менее дружеских отношениях. Он не пользовался особенной популярностью в нашей среде, хотя мне всегда казалось, что высокомерие, в котором его обвиняли, было лишь попыткой прикрыть крайнюю застенчивость. По наружности это был типичный аристократ: тонкое лицо, нос с горбинкой, большие глаза, небрежные, но изысканные манеры. Это и в самом деле был отпрыск одного из древнейших родов королевства, хотя и младший его ветви, которая еще в шестнадцатом веке отделилась от северных Месгрейвов и обосновалась в Западном Суссексе, а замок Харлстон - резиденция Месгрейвов - является, пожалуй, одним из самых старинных зданий графства. Казалось, дом, где он родился, оставил свой отпечаток на внешности этого человека, и когда я смотрел на его бледное, с резкими чертами лицо и горделивую осанку, мне всегда невольно представлялись серые башенные своды, решетчатые окна и все эти благородные остатки феодальной архитектуры.»

Будет удобнее (и это будет знаком уважения по отношению к более старому университету) сначала рассмотреть аргументы, выдвинутые главными защитниками теории, что Холмс учился в Оксфорде. К ним относятся монсеньор Рональд Нокс, сэр Сидни Робертс, Гэвин Бренд и доктор Бристоу. Рональд Нокс поистине был отцом всех современных биографических и литературных исследований жизни Холмса и Уотсона. Некоторые комментаторы и сегодня считают, что его эссе «Исследование литературы о Шерлоке Холмсе» так и осталось непревзойденным и вероятно останется таким и в будущем. Нокс сам сделал запись об истории его происхождения:


«Полагаю, этот труд о Шерлоке Холмсе был написан в 1911 году для клуба Грифон в Тринити колледже (в Оксфорде); и, думаю, был прочитан во многих обществах более десятка раз, и дважды опубликован в «Голубой книге» и в «Блэфрайарс».»

Уильям Баринг Гоулд недавно написал, что «те, кто учились в Оксфорде в те старинные года, помнят, как мистера Нокса приглашали то в один, то в другой колледж, прочитать его милый памфлет; он был впервые напечатан в снобистском студенческом журнале «Голубая книга», а затем был должным образом издан У.Г.Л. Уотсоном.»

В своей работе монсеньор Нокс процитировал ряд европейских ученых, до сих пор не найденных на страницах биографических словарей, в особенности, Бэкнеке, Пифф-Пуффа, Бильгеманна, Заувоша,Ратцеггера,Сабальоне и Бинска. О работах этих ученых нам, к сожалению, ничего не известно, за исключением редких намеков монсеньора Нокса, который, к примеру, ссылался на «хорошо известную статью» месье Пифф-Пуффа «Что такое дедукция?», по всей видимости, вошедшую все в тот же ныне очень редкий и поистине недосягаемый для читателей труд «Психология Ватсона».
Когда эссе монсеньора Нокса в 1928 году было издано отдельной книгой, оно стало предметом жесточайшей критики сэра Сидни Робертса, который представил публике своих собственных, столь же мало известных экспертов, а именно Кейбоша и Повремютта. Он заявил, что «Антология» профессора Ратцеггера, на которую во многом опирался монсеньор Нокс, была «заведомо ненадежным источником». Однако, одни из самых действенных возражений сэра Сидни были направлены на поразительное неумение монсеньора Нокса правильно процитировать текст из «Серебрянного» и «Дьяволовой ноги», когда он попытался привести пример холмсианских эпиграмм, которые исследователям литературы известны теперь под названием «Шерлокисмусов». Причем ошибки монсеньора Нокса были весьма незначительны.
Но были и другие ошибки, которые вместе с прочими ляпами мы вскоре обсудим, и которые сэр Сидни оставил без внимания. Среди них выделялось утверждение, что «у нас нет никаких доказательств атлетизма Уотсона, за исключением того, что он смог забросить дымовую шашку в окно второго этажа», при том, что мы знаем, что Уотсон играл в регби и сам был «переброшен за канат прямо в публику в «Старом Оленьем Парке» Верзилой Бобом Фергюсоном, «лучшим трехчетвертным, каким могла похвастать команда Ричмонда».
Монсеньор Нокс сделал заключение, что Холмс учился в Оксфорде, в колледже Крайст-Черч:

«О студенческих днях Холмса мы знаем намного больше. Он был довольно замкнутым по натуре, и его развлечения — бокс и фехтование — не способствовали обширному кругу знакомств.
Одним из его друзей был Перси Тревор, сын бывшего преступника, скопившего деньги на австралийских золотых приисках; другим — Реджиналд Месгрэйв, родословная которого идет от Нормандского завоевания, — то есть настоящий аристократ. Он жил в колледже, но что это был за колледж? И в каком университете? Аргумент, что его научная склонность естественно привела бы его в Кембридж, несостоятелен: почему он ограничился лишь двумя годами, если хотел получить надлежащее научное образование? И все же, чем больше я думаю о богатстве двух его друзей, аристократичности одного и франтоватости другого, вместе с изоляцией, которая смогла «удержать под спудом» даже такого яркого человека, как Холмс, — все больше и больше я склоняюсь к мнению, что он находился в колледже Крайст-Черч.»

Сэр Сидни Робертс, несмотря на его прежнюю критику, согласился с этой точкой зрения.
На мой взгляд, замечательно, что сэр Сидни принял точность знаний монсеньора Нокса в отношении университетов, принимая во внимание два предшествовавших удивительных высказывания последнего об образовании Уотсона, которые очевидно остались незамеченными сэром Сидни:

«Кажется, мы можем отбросить мысль, что Уотсон учился в Итоне. С другой стороны, у нас нет никаких фактов о его университетских годах, кроме свидетельства (всегда сомнительного) в одном из рассказов «Возвращения», что пейзаж Кембриджа был ему незнаком.»

Мне представляется весьма удивительным, что кто-то из шерлокианских исследователей был незнаком с первым предложением первого из описанных Уотсоном дел Холмса; это первые семнадцать слов Канона:

«В 1878 году я окончил Лондонский университет, получив звание врача.»

У сэра Сидни, конечно, были какие-то собственные аргументы против теории, что Холмс учился в Кембридже. И первый - тот что не раз выдвигали другие комментаторы, - фраза взятая из рассказа «Пропавший регбист», единственного в Каноне дела, где нам весьма определенно сообщают, что события происходят в Кембридже:

«Итак, мой бедный Уотсон, мы одиноки и неприкаянны в этом негостеприимном городе. А ведь уехать отсюда мы не можем. Это значит отказаться от поисков.»

Заключению сэра Сидни - «Это явно говорит критически настроенный чужак, а не лояльный выпускник местного университета» - вторит Гэвин Бренд:

«Что значит «негостеприимный город»? Не выглядит ли это замечание подходящим более для университета-соперника, чем для своего собственного? Не прочитывается ли оно как свидетельство пренебрежения по отношению к Кембриджу со стороны оксфордца?»

Оба этих ученых комментатора целиком вырвали из контекста эту ремарку Холмса. А следует вспомнить, что в «Пропавшем регбисте» Холмс и Уотсон перед тем приехали в Кембридж, и что они «приехали в старый университетский городок, когда было уже темно». И в тот вечер они пришли к грозному доктору Лесли Армстронгу,с «крупным, волевым лицом, глубоким, сосредоточенным взглядом из-под густых бровей, массивным, как гранитная глыба, подбородком» в тщетной попытке получить какую-то информацию. Описание Уотсона финальной сцены их разговора с доктором как раз предшествует насмешливому замечанию Холмса о «негостеприимном городе», что вполне объяснимо в контексте рассказа.
Мы должны привлечь сэра Сиднея к ответственности за два других случая неправильного толкования доказательств из-за того, что он не процитировал полный текст. Он сослался на «Трех студентов» и сказал, что «тут существенно, что Холмс совершенно естественно говорит о четырехугольном дворике(quadrangle) , слове которого нет в словаре Кембриджа, не указывая, что кембриджские словечки «площадка» и «внутренний двор» (court и courtyard)также были произнесены во время этого разговора; факт, который, должен заметить в скобках, дал мне первый ключ к определению колледжа Холмса. Однако, гораздо серьезнее попытка сэра Сидни доказать верность своего аргумента, сославшись на встречу Холмса с Головастиком Перси Фелпсом во время дела «Морской договор». Тут надо вспомнить, что в школьные годы Уотсон был «близко знаком с малым по имени Перси Фелпс», у которого, в отличие от Уотсона, «были блестящие способности». Уотсон ничего не написал о том, на чем основывалось его близкое знакомство с Головастиком Фелпсом, упомянув лишь, что «было очень забавно вывалять его в пыли на спортивной площадке или ударить ракеткой ниже спины». Фелпса, несомненно, задетого, но в остальном непострадавшего от удовольствий его близкого знакомства с Уотсоном, ждала «триумфальная карьера в Кембридже», за которой последовало «хорошее место в министерстве иностранных дел.»
И при всей предыстории этого дела с болезнью Фелпса и его просьбой к Уотсону срочно привезти Холмса, сэр Сидни хотел, чтоб мы поверили, что тот факт, что Холмс и Фелпс не стали с ностальгией обсуждать годы , проведенные в Кембридже, явно указывает на то, что Холмс никогда не учился в этом университете.

«Если бы Холмс был выходцем из Кембриджа, то трудно поверить, что ни он, ни Фелпс ни разу бы не упомянули их общую Alma Mater».

Комментарии тут почти излишни, за исключением того, что надо бы провести банальное сравнение и указать, что во время визита Холмса и Уотсона в Брайарбрэ, ни Уотсон, ни Фелпс совсем не говорили о своих школьных годах. Дело было слишком важным и неотложным для того, чтоб пускаться в приятные ностальгические воспоминания о школе или университете. После того, как Уотсон сообразно обстоятельствам «в нескольких словах» представил Холмса, «осунувшийся и изможденный» Фелпс тут же начал свой рассказ. «- Я не стану даром тратить ваше время, - сказал он, приподнявшись на кушетке, - и сразу перейду к делу.»
Гэвин Бренд , отстаивая оксфордскую (точнее, анти-кембриджскую) теорию, привел два примера, которые оставил без внимания сэр Сидни Робертс. Однако, я не думаю, что аргументом может служить тот факт, что Холмс говорит «деревня Трампингтон» вместо просто «Трампингтон» и что это может как-то указывать на то, что эта местность ему незнакома. Он говорил с Уотсоном, который, как нам известно, учился в Лондонском университете, а не в Кебридже, и который, как заметил Холмс, «не знает окрестностей Кембриджа». И при данных обстоятельствах для Холмса было вполне естественно более информативно сообщить несведущему Уотсону о Трампингтоне, так же, как я сказал бы, что живу в «деревне Торнер» в разговоре с человеком, не знакомым с Западным Райдингом в Йоркшире.
Другой аргумент частично касался того же разговора. Холмс говорит, что не смог проследить за доктором Армстронгом и остаться незамеченным, хотя вполне успешно смог в подобных же обстоятельствах выследить доктора Стерндэйла в «Дьяволовой ноге».

«Это не так просто. Вы ведь не знаете окрестностей Кембриджа! Укрыться на этой плоской, как стол, местности негде, а человек, которого мы хотим выследить, вовсе не глуп, как он это ясно показал сегодня.»

Гэвин Бренд утверждал, что если бы Холмс знал, что там негде укрыться, то он бы не предпринял неудачную слежку за доктором Армстронгом, «которая была обречена на неудачу». То, что подобное заявление не имеет под собой никаких оснований можно продемонстрировать, обратившись непосредственно к тексту «Пропавшего регбиста».
Когда дело только началось, стояло «хмурое февральское утро» и было «уже темно», когда Холмс с Уотсоном прибыли в Кембридж. Их первейшей задачей в тот зимний вечер было посетить доктора Армстронга, который выставил их из дома. Затем они остановились в «скромной гостинице напротив дома Армстронга», и пока Уотсон «закупал все необходимое для ночевки», Холмс вновь совершил ночную вылазку , взял на прокат велосипед и ехал, ориентируясь на фонари кареты доктора Армстронга. «В гостиницу он вернулся лишь к девяти часам. Он был в плохом расположении духа, бледен, весь в пыли и валился с ног от голода и усталости. На столе его ждал холодный ужин.» Холмс рассказал, что доктор его засек и «язвительно заметил, что, поскольку дорога узкая, он не хотел бы своей каретой загораживать мне путь.»
Учитывая все факты, свершено ясно, что плоская кембриджская равнина никак не связана с неудачей Холмса, ибо слежка за доктором Армстронгом проходила в темноте. Если считать этот инцидент очевидным, то он, и правда, говорит о знакомстве Холмса с кембриджской местностью, раз он мог описать ее Уотсону, не видя ее при дневном свете; и велосипед в качестве средства передвижения был им выбран всецело благодаря знанию топографии и обычаев Кембриджа.
Кроме того, его слова, обращенные к Уотсону вовсе не несут того значения, которое вложил в них Гэвин Бренд. Холмс говорит о будущем, а не о прошлом. Уже после ужина, зажигая трубку, он рассказал Уотсону о своих приключениях и о решимости, несмотря ни на что, узнать цель таинственных поездок доктора. Уотсон отвечает ему необдуманно, и не имея о данной местности тех знаний, которыми обладает Холмс: «Попытаемся выследить его завтра.» Ответ Холмса, который мы уже процитировали, («Это не так просто. Вы ведь не знаете окрестностей Кембриджа…) информированный и вполне по делу,и говорит о трудности выслеживания кого-либо на открытой местности, и не по темноте, а при свете уже следующего дня.
И мы, наконец, обращаемся к доктору Бристоу, который поддерживает оксфордскую сторону, хотя и признает, что, как мы это сейчас видели, аргументы против Кебриджа не особо убедительны. Это предположение исключительно традиционное, так как сам доктор Бристоу окончил Кембриджский университет, Киз-колледж. А как сказал мистер Элмер Дэвис: «Студенты обоих университетов (Оксфорда и Кембриджа) желают , чтобы Холмс был студентом другого университета.» Однако, случай Доктора Бристоу несколько необычный, ибо его точка зрения время от времени менялась. В 1954 году, когда он высказал свои аргументы в пользу Оксфорда, он упирал, главным образом, на «Кэмфорд», университет, который , как предполагал доктор Бристоу, (на мой взгляд ,ошибочно) был описан в «Трех студентах»:

«Позорная история, случившаяся в университете Холмса, могла быть причиной того, что он пожелал скрыть его подлинное название, называя его «Кэмфорд», как это происходит в «Трех студентах». То, что Кэмфорд» - это Оксфорд явствует из того факта, что после нескольких недель, проведенных в городе, Уотсон не мог бы не иметь никакого понятия об окружающей местности, как это с ним было в деле «Пропавшего регбиста», имевшего место пару лет спустя – если бы это был Кембридж. Кроме того, упоминание Холмсом четырехугольного двора (quadrangle), говорит не только о том, что он находился в Оксфорде, но и о том, что сам он в прошлом был оксфордским студентом, потому что в Кембридже четырехугольный двор называют «court».
Показав, что Оксфорд является местом действия «Трех студентов», нам следует заметить, что Холмс знал преподавателя, знал четыре наиболее приличных магазина канцелярских товаров и то, где они находятся, без труда в шесть часов утра нашел дорогу к спортивной площадке, и преподаватель предположил, что ему знакомы массивные двери колледжа. Все это свидетельствует о знакомстве с Оксфордом в противовес его незнанию Кембриджа… Отбрасывая в сторону всю пристрастность, мой вердикт будет – Оксфорд, и в этом отношении я в одном лагере с мистером Сидни Робертсом, бывшим вице-канцлером Кембриджского университета.»

Два года спустя взгляды доктора Бристоу полностью изменились, и он уже считал местом действия «Трех студентов» Кембридж. Он указал, что незнание Уотсоном географических особенностей окрестностей Кембриджа в последующем «Пропавшем регбисте», несмотря на более раннее знакомство с Кембриджем, можно легко объяснить. «Кембридж – город, в котором можно много, чем заняться и на что посмотреть, и я, к примеру, не рекомендовал бы Уотсону отказываться в апреле от его гостеприимства ради загородной прогулки. Если он выразил желание погулять, то я бы посоветовал ему направиться к холмам Гог-Магога, где ничто не сказало бы ему о плоском ландшафте в других частях Кембриджшира, так что он вполне мог бы ничего не знать о них несколько лет спустя.»
Дело четырехугольного двора в Кэмфорде доктор Бристоу объяснял с помощью дополнительной информации из текста «Трех студентов», где Уотсон описал «поросший лишайником старинный дворик(court) колледжа», и Холмс (а не Хилтон Сомс, как предполагал доктор Бристоу) упоминает «courtyard» - оба термина используются именно в Кембридже. И Холмс, добавляет доктор Бристоу « несколько недель снимая в Кембридже квартиру неподалеку от университетской библиотеки, не мог не заметить четырех наиболее достойных магазинов канцтоваров, которые находились и до сих пор находятся на расстоянии двухсот ярдов от старой библиотеки». Что до предположения Сомса, что Холмс знаком с двойными дверями в комнатах колледжа, то пересмотрев свой аргумент, доктор Бристоу обращает внимание на то, что такая система дверей характерна для обоих университетов. Закрепляя свой новый аргумент, доктор Бристоу заметил, что после долгих исследований он установил, что и земля с площадки для прыжков в длину, найденная в кабинете Сомса, «черная замазка или глина», и подобная ей «черная масса, похожая на замазку», найденная на полу в спальне, были довольно характерны для Феннерс – площадки крикетного клуба Кембриджского университета, и совершенно не похожи на тот «мягкий песок», в который всегда приходилось прыгать капитану С.Б.Фраю во время его пребывания в Оксфорде.
Далее интересно было бы отметить, что через три года после этого поворота на 180 градусов доктору Бристоу написал, что принимает концепцию мистера Роджера Ланселина Грина о том, что Холмс – выходец из Оксфорда. Однако, при этом доктор Бристоу не уставал повторять, что он «убедительно доказал, что скандал 1895 года («Три студента»), случился в Кембридже, благодаря «черной вязкой глине», присущей исключительно площадке для прыжков в длину этого университета.» Доктор Бристоу отверг аргумент, выдвинутый годом ранее мистером Блейкни касательно того, что события «Трех студентов» произошли в Оксфорде, потому что в нем хранится гораздо больше древних английских хартий, необходимых для изысканий Холмса, чем в Кембридже.
Но оба исследователя упустили тот факт, что возможность заглянуть в древние английские хартии была единственным мотивом этой поездки Холмса в Оксфорд или Кембридж, как это явствует из текста:

«В 1895 году ряд обстоятельств – я не буду здесь на них останавливаться – привел мистера Шерлока Холмса и меня в один из наших знаменитых университетских городов; мы пробыли там несколько недель и за это время столкнулись с одним происшествием, о котором я собираюсь рассказать, не слишком запутанным, но весьма поучительным… Мы остановились тогда в меблированных комнатах неподалеку от библиотеки, где Шерлок Холмс изучал древние английские хартии,– его труды привели к результатам столь поразительным, что они смогут послужить предметом одного из моих будущих рассказов.»

Публикуемые «рассказы» Уотсона были посвящены исключительно расследованиям Холмса, и следовательно правильным выводом здесь будет, что если «Случай с древними английскими хартиями» был написан и опубликован, то это, должно быть, было дело ,возможно, подлог, что было вполне обычным в отношении исторических документов, археологии и подобных им вещей. И, следовательно, как сказал Уотсон, «в один из знаменитых университетских городов» двух наших друзей привел «ряд обстоятельств»;из этого следует, что сопернические притязания Оксфорда и Кембриджа на роль университета, обладающего наиболее богатым собранием английских хартий, не имеют к делу особого отношения. В весьма щекотливой ситуации для вице-канцлера было бы вполне естественно пригласить Холмса заняться этим делом, так же, как поступил Папа в деле камей Ватикана. Достойна восхищения осмотрительность Холмса, остановившегося в меблированных комнатах, а не в колледже, где в университетской столовой его бы забросали вопросами. И тут между делом можно было бы вспомнить, что самым ранним описанным делом Холмса был «Обряд дома Месгрейвов», где исторические изыскания также оказались необходимым подспорьем для расследования преступления.

@темы: Шерлок Холмс, Книжки, Исследования, Нокс, Тревор Холл, Холмс в университете

---

Тревор Холл. Заметки о школьном обучении Шерлока Холмса

Это, как я уже говорила, довольно проходная статья, а точнее даже глава вот в этой книге Тревора Холла.



Кстати, иллюстрация для обложки выбрана довольно странная. Это же, если не ошибаюсь, отец и сын Треворы. Ну, и каким-то косвенным образом это, наверное, говорит о том, что в книге много страниц посвящено детским и юношеским годам Холмса.
Я предварительно кое-что еще скажу от себя.
На самом деле, я, как оказалось, уже переводила большую главу из этой книги "Ранние годы Шерлока Холмса". Не знала тогда, что это глава книги, это эссе я нашла в сборнике "Большая игра". Если кому интересно, то вот ссылка morsten.diary.ru/?tag=5587155 Там три части.
Это эссе мне очень тогда понравилось, потому что в нем не было никаких особых фантазий, все выводы автор делал исключительно, опираясь на цитаты из Канона.
И вот после той статьи поэтому в этой меня немного смутила отсылка к письму племянника Мориарти. "Большая игра", конечно, предполагает существование такого персонажа, но тут все же какая-то явная фантазия и для этого автора, как мне кажется, не особо свойственная.

В этой статье, собственно, в основном критика теории Баринг Гоулда, что Мориарти был домашним учителем Холмса. Мне это вообще казалось странным еще со времен "Семипроцентного раствора" Николаса Мейера, хотя я, конечно, не знала, что идея принадлежит Баринг Гоулду. Тем не менее, она дала пищу для фантазии целому ряду авторов и фикрайтеров, в том числе и слэшеров, и порой выглядит очень правдоподобной.

Еще, наверное, надо добавить, что Тревор Холл в ранних годах Шерлока Холмса" выдвинул предположение, что Холмс родом из Восточного Сассекса, поэтому он тут временами противопоставляет Сассекс Северному Йоркширу (по теории Баринг Гоулда). При том он смело говорит, что Холмс родился в 1852 году, хотя вроде большинство признает годом его рождения 1854-й.

Ну, и это вот, наверное, все, что можно добавить, а теперь сама статья. Она, возможно, не особо информативна, просто интересно было еще что-то почитать на тему "Мориарти - учитель Холмса")

Тревор Холл

Заметки о школьном обучении Шерлока Холмса

Многие биографы, за одним единственным исключением, обычно предпочитают избегать любых дискуссий об образовании юного Холмса перед тем, как он поступил в университет. Гевин Бренд писал:

«Очень жаль, что мы ничего не знаем о школьных годах юного Шерлока. Был ли он одаренным ребенком или же не обнаруживал выдающихся способностей, которые развил позже в течение своей жизни? Увы, в то время рядом с ним не было Уотсона, который мог бы рассказать нам об этом. Мы не можем ответить на вопрос, играли или нет его школьные учителя роль, которая позже принадлежала неудачливой команде из Скотленд-Ярда. В любом случае чувствуется, что он не мог быть совершенно обычным учеником.»


Сэр Сидни Робертс также уклонился от этой важной темы:


«Но возвращаясь к воспитанию Холмса, очень мало, что можно заключить о его раннем образовании. Если, подобно Уотсону, он посещал одну из хорошо известных государственных школ, то трудно поверить, что Уотсон ни разу не воспользовался случаем упомянуть об этом.»

Мистер Томас Блейкни не стал пускаться в рассуждения:

«О школьной жизни Холмса нам ничего неизвестно, но когда пришло время, он поступил в один из наших университетов.»


Все три исследователя не смогли оценить огромное значение того, что в Каноне отсутствуют сведения о столь важном предмете, и что, надеюсь, мне удастся вам продемонстрировать.
С другой стороны, Уильям Баринг Гоулд сказал нам, что «за всю жизнь Шерлок посещал обычную английскую школу в общей сложности всего три года». По его мнению, два из них юный Холмс провел, будучи «учеником, посещающим в дневное время школу-интернат», находившуюся в шаговой доступности от Пинчин-лейн, в Ламбете, где согласно мистеру Баринг Гоулду Шерлок водил дружбу со «старым Шерманом, натуралистом и чучельщиком». Это не очень легко согласовывается с утверждением Баринг Гоулда, приведенным на той же странице его глубокомысленной биографии Холмса, о том, что в этот период «Шерлок был болен, проведя несколько месяцев спальне, в мансарде, где находился его дортуар», и эта фраза говорит о том, что он не только посещал школу, но и жил там. Однако, возможно, что мистер Баринг Гоулд тем самым ясно дал понять, что для этой теории посещения Холмсом школы-интерната, он не полагался ни на какие доказательства, кроме той одобрительной фразы о школах, сказанной Холмсом Уотсону, когда они «мчались в портсмутском поезде» по дороге от Уокинга к вокзалу Ватерлоо, после того, как откликнулись на призыв о помощи от школьного приятеля Уотсона Перси (Головастика) Фелпса из министерства иностранных дел. Холмс был погружен в глубокую задумчивость, и едва ли произнес хоть одно слово, пока они не проехали узловую станцию Клэпем :


«- Очень интересно подъезжать к Лондону по высокому месту и смотреть на дома внизу.
Я подумал, что он шутит, потому что вид был совсем непривлекательный, но он тут же пояснил:
- Посмотрите вон на те большие дома, громоздящиеся над шиферными крышами, как кирпичные острова в свинцово-сером море.
- Это казенные школы.
- Маяки, друг мой! Бакены будущего! Коробочки с сотнями светлых маленьких семян в каждой. Из них вырастет просвещенная Англия будущего.»


В отношении этой теории я все же хоть и довольно миролюбиво,но не соглашусь с мистером БарингГоулдом. Я уже указал на довольно веский аргумент в рассказе «Обряд дома Месгрейвов», в котором Холмс сам сказал Уотсону, что впервые приехал в Лондон, покинув университет в 1874 году, и в любом случае я думаю, что Баринг Гоулд опирался на нечто большее, нежели лишь на это похвальное слово Холмса школам-интернатам. Я порой выражал свое одобрение по поводу наличия исправительных центров, где содержатся юные правонарушители, но был бы очень огорчен, если бы Баринг Гоулд счел это доказательством того, что некогда я пребывал там и сам.
«Судя по всему, после того, как Шерлок поправился после тяжелой болезни, родители увезли его на ферму «Майкрофт» в Йоркшире (где он, собственно, и родился по словам БарингГоулда). Там он около года посещал среднюю школу, расположенную в близлежащем городке, старинном тихом местечке.»
Я уже предположил, что заманчивая теория о том, что Холмс был уроженцем Северного Райдинга в Йоркшире, не имеет под собой никакого основания. Ни один йоркширец никогда не станет говорить о Дербишире, который находится в самом сердце центральных графств , как о «Севере Англии» или (что еще хуже) о Норфолке, как о «севере». Поэтому боюсь, что год, проведенный Холмсом в средней школе в Северном Йоркшире это уже перебор, равно, как и другие измышления относительно его предполагаемого рождения в «Майкрофте».
Теория Баринг Гоулда относительно финального этапа образования Шерлока перед его поступлением в университет была довольно захватывающей. Он предположил, что отец Холмса «летом 1872 года нанял весьма необычного учителя», который приехал на ферму «Майкрофт», чтоб учить Шерлока математике:

«Профессор Джеймс Мориарти был очень высоким и очень худощавым, с сутулыми из-за многочасовых занятий плечами, выпуклым белым лбом и глубоко посаженными глазами. В те времена, когда ему было только двадцать шесть, в его волосах уже была седина. Говорил он напыщенно, был чисто выбрит, бледен и имел аскетический вид, как и надлежит ученому. Но общее впечатление благородного достоинства несколько портила его голова, которая выдавалась вперед и неестественно покачивалась из стороны в сторону, точно у змеи.»


Мистер Баринг Гоулд ,как до него – Уотсон , рассказал нам, , что в 1867 году учитель Холмса, когда ему был двадцать один год, написал трактат о биноме Ньютона, который снискал в Европе большую известность. И в силу этой известности он получил кафедру математики в одном из наших провинциальных университетов. «Там, - писал Баринг Гоулд, - он вскоре создал свой magnum opus – работу, благодаря которой, несмотря на ту дурную славу, что позже окружила его имя, он снискал всемирную и нерушимую известность. Он стал автором «Динамики астероида».
Так как Мориарти стал профессором примерно в возрасте двадцати одного года и написал свой magnum opus вскоре после того, как занял свой пост в университете, то (если верить Баринг Гоулду) из этого следует, что когда он стал наставником Холмса, он был уже одним из ведущих и самых превосходных математиков своего времени. По собственным словам Холмса, он был «знаменитым автором «Динамики астероида», в которой вознесся на такие высоты чистой математики, что в научном мире, говорят, не было человека, который способен был бы подвергнуть ее критике». Трудно поверить, что сквайр Холмс нанял бы математика такого уровня в качестве учителя для мальчика в возрасте Шерлока. Цитируя предшественника Холмса, Огюста Дюпена, я бы сказал, что предположение о том, что профессор Мориарти был учителем Холмса, было подсказано "скорее неожиданностью и мелодраматичностью этой идеи, нежели ее правдоподобием», что делало ее столь привлекательной в глазах Баринг Гоулда.
Конечно же, можно выдвинуть предположение, что Мориарти уже был вынужден оставить свой пост в университете, когда принял предложение отца Холмса:

«Но у этого человека наследственная склонность к дьявольской жестокости. В его жилах течет кровь преступника. И его необыкновенный ум не только не умеряет, но даже усиливает эту склонность и делает ее еще более опасной. Темные слухи поползли о нем в том университетском городке, где он преподавал, и , в конце концов, он был вынужден оставить кафедру.»


Однако, все сказанное выше никак не подтверждает теорию Баринг Гоулда, ибо он сообщил нам, что Шерлок и его преподаватель испытывали друг к другу антипатию и это начинание оказалось весьма безуспешным, и Мориарти «вскоре покинул ферму «Майкрофт» и вернулся к своим академическим занятиям».
Правда, есть несколько опубликованных фактов, которые отнюдь не противоречат теории Баринг Гоулда. Один из самых интересных документов, опубликованных в последние годы и имеющих отношение к профессору Мориарти, - это письмо доктору В.С.Бристоу от мистера Джеймса Мориарти, полученное им в августе 1960 года. В этом длинном послании племянник профессора Мориарти рассказал о некоторых подробностях жизни своего печально знаменитого дяди, которые до сих пор были неизвестны исследователям. К чести Баринг Гоулда надо отметить, что племянник профессора оценил указанную им дату рождения «около 1846 года», и она прекрасно согласуется с 1867 годом, который был упомянут Баринг Гоулдом, как год, в который Мориарти в возрасте двадцати одного года опубликовал трактат о биноме Ньютона. Мистер Джеймс Мориарти сказал, что в этот период его дядя испытывал нужду в деньгах:

«В этот период он жил искусством и научными изысканиями. И то и другое требовало средств. Ему нужны были приборы, которые его скромный университет не мог себе позволить, а любовь к искусству выражалась в приобретении картин Грёза и других художников, стоящих многие тысячи фунтов. Его страстные амбиции взяли над ним верх, и он посвятил свои поразительные способности преступной деятельности. И, в конце концов, по городу поползли темные слухи, и даже без каких-то особых доказательств, их было достаточно, чтобы профессор лишился своего поста в университете.»


Полагаю, исходя из этого, можно было бы утверждать, что у профессора Мориарти был мотив попытаться заработать какие-то деньги честным путем, в качестве частного преподавателя во время каникул, до того, как он решил встать на путь преступления, хотя нельзя всерьез предполагать, что Мориарти считал, будто он за несколько недель в Йоркшире, где денежные траты являются предметом серьезного беспокойства, сможет заработать сумму, которая будет значительным вкладом в приобретение картины Грёза.
В дополнение к фундаментальным возражениям против идеи ранних отношений между Холмом и Мориарти существует целый ряд других фактов, которые опровергают ее. Так, например, Холмс родился в 1852 году и поступил в университет в 1870-м, поэтому нанимать ему учителя в 1872 году было уже поздно. А текст рассказа «Последнее дело Холмса» довольно решительно указывает на то, что визит Мориарти к Холмсу был их первой встречей лицом к лицу:


«Его колючие глаза так и впились в меня.
-У вас не так развиты лобные кости, как я ожидал, – сказал он, наконец.»


Более того, кажется невероятным, чтоб в двух пространных повествованиях о жизни Мориарти, которые Холмс поведал Уотсону в «Последнем деле Холмса» и в «Долине ужаса» не было бы упомянуто о столь примечательном стечении обстоятельств, как обучение у Мориарти в юности, если бы такое происходило в реальности.
Когда я перед этим обсуждал родителей Холмса, то позаимствовал у мисс Дороти Сейерс аргумент, названный ею « очаровательной остротой, которую отец Рональд Нокс остроумно окрестил «Шерлокисмусом», цитируя (или, скорее, несколько переиначивая, как сделал перед тем и преподобный Нокс) хорошо известный пример «странного поведения собаки в ночь преступления» из «Серебряного». Собака ничего не делала, и это-то и было столь же странно, как и тот факт, что на протяжении всех записанных разговоров с Уотсоном Холмс ни разу не упоминал свои школьные годы. И если учесть, что Уотсон откровенно делился с Холмсом подробностями своих собственных школьных лет, даже такой деталью, как его номер в школьной раздевалке, то здесь напрашивается вывод, что Холмсу просто нечем было поделиться в ответ, и я полагаю, все дело именно в этом.
В колледже у Холмса появилось несколько друзей, но более всего его привлекал Реджинальд Месгрейв, который также «не пользовался особой популярностью среди студентов». Месгрейв, как и Холмс, воспитывался в загородном доме в Сассексе, и это было одним из тех первых вещей, которые их объединили. Кроме того, Месгрейв не был членом какой-либо группировки в университете, сложившейся еще со школьных лет, ибо получил образование у частного учителя дома:

«Когда мой домашний учитель задавал мне задачи по тригонометрии, они всегда были построены на измерениях высоты. Поэтому я еще мальчиком измерил каждое дерево и каждое строение в нашем поместье.»

И вполне резонно будет предположить, что не слишком большая популярность среди сверстников самого Холмса объяснялась тем фактом, что он и сам обучался дома, что было еще одним связующим звеном между ним и Месгрейвом.
Я нахожу дополнительное подтверждение выводу, что Холмс не посещал школу, в том факте, что в отличие от любителя регби Уотсона, он не проявлял особого интереса к спорту, который является неотъемлемой частью школьной жизни. Хорошо известно его мастерство боксера, и в предыдущей своей работе я уже предполагал, что весьма вероятно, что он добился его в дружеских поединках с деревенскими чемпионами в поместье своего отца. Стрельбе из револьвера его, видимо, научил отец или преподаватель. Но тут я нахожу крайне существенным и убедительным, что Холмс удивил Сирила Овертона своим полным равнодушием к регби:

«В таком случае, надо полагать, что имя Сирила Овертона вам также ни о чем не говорит?
Холмс с добродушной улыбкой покачал головой.
– О боже! – вскричал атлет. – Ведь я был первым запасным в матче Англия – Уэльс, а с этого года капитан университетской команды. Но это неважно. Не думал я, что в Англии найдется хоть один человек, который не слышал о Годфри Стонтоне. Ведь это знаменитый трехчетвертной – гордость Кембриджа и Блэкхита, участник пяти международных встреч! Боже мой! Мистер Холмс, где вы были все это время?»



Подводя итог, скажу, что согласен с Баринг Гоулдом в том, что у Холмса был домашний учитель, но я не верю в то, что это был профессор Мориарти. Думаю, что именно этот учитель дал Холмсу то образование, которое он получил до поступления в университет, и все это происходило довольно длительное время в Восточном Сассексе, а вовсе не было несколькими неделями подготовки к экзаменам в Северном Йоркшире. После чего, как всем известно, Холмс поступил в университет, и этот крайне интересный период его жизни будет в свое время надлежащим образом исследован.

@темы: Шерлок Холмс, Детство, Исследования, Профессор Мориарти, Баринг Гоулд, Тревор Холл, Шерлок Холмс с Бейкер-стрит

---

Ранние годы Шерлока Холмса часть 3

Часть 2 здесь morsten.diary.ru/p215170476.htm

Я бы датировал предполагаемую трагедию в семье Холмса самым концом 1873 года или первой половиной 1874 –го, когда он был еще впечатлительным студентом. Вспомним, что во время летних каникул 1873 года он был рад провести месяц на лоне природы с Треворами в их имении Донниторп в Норфолке, и явно тогда у Холмса еще не было такой сильной психологической реакции на ужасы, которые могут твориться в уединенной сельской местности. Более того, тогда он еще не решил, чем будет заниматься в будущем. «Мировой судья Тревор», конечно, был так удивлен, когда как-то после обеда Холмс продемонстрировал свое искусство наблюдательности и построения выводов, что устремил на гостя своего сына «непреклонный, странный, дикий взгляд больших голубых глаз и вдруг упал в обморок - прямо на скатерть, на которой была разбросана ореховая скорлупа». Однако, именно слова Тревора-старшего, как сказал Холмс Уотсону, навели его «на мысль, что это могло бы быть моей профессией, а до того дня это было увлечение, не больше». Старый Тревор сказал:
«Не знаю, как вам это удается, мистер Холмс, но, по-моему, все сыщики по сравнению с вами младенцы. Это - ваше призвание, можете поверить человеку, который кое-что повидал в жизни.»
Таким образом, он заронил эту мысль в сознание молодого Холмса. Однако, я не сомневаюсь, что окончательное решение посвятить свою жизнь борьбе против «совершаемых тайком злодеяний» было принято Холмсом в результате его собственного столкновения еще в юности со «страшными грехами». В связи с этим нам нужно вспомнить, что Холмс не нуждался в том, чтобы превращать «простое хобби» в карьеру специалиста по раскрытию преступлений. «Сцена, - писал Уотсон, -потеряла в его лице прекрасного актера», когда Холмс стал детективом. «Дело не только в том, что Холмс переменил костюм. Выражение его лица, манеры, самая душа, казалось, изменялись при каждой новой роли, которую ему приходилось играть.» И, в самом деле изобразить вот такого «любезного простоватого священника» в деле Ирен Адлер мог бы «один лишь мистер Джон Хэр».
Уже упоминалось о боксерском искусстве Холмса, и, несомненно, если бы захотел, он смог бы сделать успешную карьеру на этом поприще. Он сам сказал так Уотсону так же, как и его старый противник Мак-Мурдо, с которым Холмс провел три раунда на ринге Алисона в день его бенефиса в 1884 году. Четыре года спустя они случайно встретились в Пондишери Лодж, где удалившийся от дел Мак-Мурдо, теперь работающий привратником у Бартоломью Шолто, сначала наотрез отказывался впустить в дом Тадеуша Шолто, мисс Морстен, доктора Уотсона и Шерлока Холмса. В одиннадцать часов вечера при свете месяца, иногда выглядывающего меж облаков, и при желтом огне фонаря Мак-Мурдо не узнал своего старого знакомого, пока Холмс не представился:
«- Уж не мистера ли Шерлока Холмса я вижу?! - воскликнул боксер. - А ведь он самый и есть! Как это я сразу вас не узнал? Вы не стояли бы здесь таким тихоней, а нанесли бы мне ваш знаменитый встречный удар в челюсть, я бы тогда сразу узнал вас. Э-э, да что говорить! Вы из тех, кто зарывает таланты в землю. А то бы далеко пошли, если бы захотели!»
Не говоря уже о сцене и карьере боксера, не подлежит сомнению, что Холмс поднялся бы до самых высот профессии, если бы решил стать химиком-аналитиком. Вспомним, что еще молодой Стэмфорд, перед тем, как представить друг другу будущих друзей, описывал Холмса, как «первоклассного химика». Сам Уотсон вскоре назвал познания Холмса в этой области «глубокими», а позже уже после десяти лет близкого знакомства заметил, что «наука потеряла в его лице тонкого мыслителя, когда он стал специалистом по расследованию преступлений».
Химия была первой любовью Холмса, и он сохранил глубокую привязанность к этой науке на протяжении всей своей карьеры сыщика-консультанта. Уотсон говорил, что «Холмс чувствовал себя неуютно» без химических препаратов, и на протяжении всего Канона встречается немало случаев, когда Холмс полностью отдается своему увлечению этой наукой:
«Он едва отвечал на мои вопросы и ставил весь вечер какие-то сложнейшие химические опыты. Нагревал реторты, дистиллировал воду и развел под конец такую вонь, что я чуть не убежал из дому. До рассвета я слышал, как он звенит пробирками и колбами, занимаясь своими ароматными экспериментами.»
И действительно, в деле мисс Мэри Сазерленд, «с нелепой шляпой и простоватой физиономией», довольно обличительный эпизод в отчете Уотсона не оставляет нам никаких сомнений в том, что интерес Холмса к его детективной работе вторичен по сравнению с тем, как он поглощен химическим анализом:
«Однако Холмса я застал дремлющим в кресле. Огромное количество бутылок, пробирок и едкий запах соляной кислоты свидетельствовали о том, что он посвятил весь день столь любезным его сердцу химическим опытам.
– Ну что, нашли, в чем дело? – спросил я, входя в комнату.
– Да, это был бисульфат бария.
– Нет, нет, я спрашиваю об этой таинственной истории.
– Ах, вот оно что! Я думал о соли, над которой работал.»

Холмс страстно желал вернуться к занятиям химией, и еще за двенадцать лет до своего ухода от дел он сказал Уотсону, что его все более и более «привлекало изучение загадок, поставленных перед нами природой, нежели те поверхностные проблемы, ответственность за которые несет несовершенное устройство нашего общества». В тот же период, достигнув финансовой независимости, благодаря услугам, оказанным им королевскому дому Скандинавии и Французской республике, Холмс говорил Уотсону о своих надеждах (которым, к сожалению, как оказалось, не суждено было сбыться) иметь «возможность вести образ жизни, более соответствующий моим наклонностям, и серьезно заняться химией».
Мы видим, что значительное число фактов говорит о том, что Холмс бы скорее предпочел стать химиком-аналитиком, однако, вместо этого по какой-то веской причине был вынужден стать специалистом по раскрытию преступлений. Я показал, что это решение явно было принято им после визита в Донниторп в 1873 году. «Мировой судья Тревор» выразил восхищение его талантами по части наблюдательности и умения построения выводов, но нет причины считать, что эти лестные отзывы были чем-то большим, нежели просто мелкой деталью в решении Холмса оставить университет со степенью бакалавра в 1874 году, вместо того, чтобы продолжив учебу заняться научной работой, к которой у него, судя по всему, были и склонности, и дарования. «Старый Тревор» лишь заронил в сознание Холмса мысль, что он мог бы зарабатывать на жизнь при помощи своего искусства построения выводов.
Однако, в 1874 году выбор был сделан, и Холмс приехал в Лондон, где снял комнаты на Монтегю-стрит недалеко от Британского музея. Он отложил в сторону свою любимую химию и посвятил себя «изучению всех тех отраслей знания, какие могли бы пригодиться» в будущей борьбе с преступностью . Цель подобных действий Холмса ясна. Где-то в это время в Сассексе произошла трагедия, и само по себе это было веской причиной, по которой Холмс не горел желанием остаться в университете. Для его гордой и чувствительной натуры была бы чрезвычайно мучительна дурная слава, которая могла бы потянуться за ним в результате этого события. Пока он был студентом, то был вынужден «часами оставаться в одиночестве в своей комнате», не имея «точек соприкосновения» с другими студентами, как он описывал свое существование Уотсону, но, выйдя за стены университета, ему уже трудно будет сопротивляться перспективе затеряться где-нибудь в Лондоне. Мой друг Джеймс Эдвард Холлройд сделал весьма ценное предположение, что трагедия, постигшая их родителей, произвела подобное воздействие и на брата Шерлока, Майкрофта. Он считает весьма существенным то, что Майкрофт был « одним из самых странных людей» в Лондоне и «больше нигде его не увидишь», кроме как в его квартире на Пэлл-Мэлл, в его офисе в Уайт-холле или в клубе «Диоген». Майкрофт был одним из основателей этого необыкновенного убежища для «самых необщительных, самых "антиклубных" людей нашего города», где «членам клуба не дозволяется обращать друг на друга хоть какое-то внимание».
Более того, Холмс взял на себя роль своего собственного психиатра. Вместо того, чтоб позволить кому-то мучительно копаться в своем подсознании, он дал ему свободу и тем самым одержал над ним победу. Воздух Лондона (и, конечно же, Сассекса, Суррея и многих других графств, в которых проходили его расследования), как он скажет потом Уотсону, должен будет стать чище благодаря его неустанному разоблачению и наказанию «тайных злодеяний». Полностью ли успешным было это психологическое исцеление – вопрос, относительно которого мнения разделились. Жизнь Холмса постепенно исполнилась смысла и содержания, и постепенно он смог преодолеть свое пристрастие к кокаину, который он несомненно использовал в первые годы после смерти родителей, чтобы разогнать преследовавших его призраков. В конечном счете, он счел возможным вернуться в Восточный Сассекс. С другой стороны, Уотсон никогда не писал, что Холмс поборол свою маниакальную депрессию, регулярный переход от «полнейшей расслабленности к необычайной энергии» и от хорошего настроения к состоянию мрачной меланхолии, что, несомненно, было вызвано жестоким ударом, полученным им в ранней юности.
Наряду с другими вопросами , поднятыми в этом эссе, весьма значительным также является необычное отношение Холмса к некоторым преступникам. Конечно же, он был милостив к ним там, где не было преступления против человека и не имело место «тайное злодеяние». Так, например, он отпустил Джеймса Райдера, который не смог устоять от соблазна украсть драгоценный камень. «Возможно, я укрываю мошенника, но зато спасаю его душу.» Это не кажется мне таким уж важным. Если мы принимаем теорию, что отец Холмса cам вершил правосудие, убив миссис Холмс и ее возлюбленного и возможно так же лишив жизни и себя, то важно неизменное отношение Холмса к тем преступным мужчинам и женщинам, которые действовали подобно палачам.
В деле «царственной и величественной леди», разрядившей свой револьвер в сердце шантажировавшего ее человека, из-за которого сердце ее мужа не выдержало, Холмс не раскрыл ее имя полиции, хотя был свидетелем убийства Милвертона. Леди, несомненно, совершила намеренное убийство, но Холмс сказал Лестрейду, что иногда личная месть бывает справедлива и что в этом деле его симпатии на стороне преступников, а не жертвы.
Сэр Юстас Брэкенстол был ужасным человеком. Он проткнул руку жены шляпной булавкой, сжег ее собаку и ударил жену по лицу, оставив большой багровый кровоподтек. В добавление к этому он бросил графином в горничную Терезу Райт. Рыцарственный защитник леди Брэкенстолл капитан Джек Крокер убил сэра Юстаса одним ударом кочерги (здесь не стоит вопрос «тайного злодеяния). Изобразив суд присяжных, Холмс дружески расстается с моряком. Также заканчивается дело и с доктором Стерндейлом в деле «Дьяволовой ноги».
Пусть судит читатель, являются ли эти подобные случаи убедительным примером. Мне кажется, что, да, и я думаю, что они накладывают свой отпечаток на гипотезу трагедии, постигшей родителей Холмса . Симпатия Холмса была всецело на стороне отца, которой избавил мир от «страшных грехов», которые запятнали его собственный дом. Он действовал, как «судья и палач», подобно доктору Стерндейлу, капитану Крокеру и величественной леди, которая также совершила правосудие сама, своими руками. Тот факт, что симпатия Холмса распространяется на этих и подобных им людей, не может не считаться весьма существенным.

@темы: Шерлок Холмс, Детство, Исследования, The Grand Game, Ранние годы Шерлока Холмса, Тревор Холл

---

Ранние годы Шерлока Холмса. часть 2

Ранние годы Шерлока Холмса часть 2

1 часть здесь
morsten.diary.ru/p215124142.htm

Следовательно, «местность Шерлока Холмса» лежит где-то между Истбурном и Брайтоном, где Саут Даунс прилегает к морю, и во время своего ухода от дел Холмс вернулся в любимые места своего детства. В этой прекрасной части Сассекса жили предки Холмса, семья деревенских сквайров и там прошло его детство. Как тогда мы можем объяснить два отрывка из Канона, которые, кажется, предполагают, что у Холмса нет какой бы то ни было привязанности к «миру и тишине природы», о которых потом (уже гораздо позже, уйдя на покой) он сказал, что «мечтал о них в течение долгих лет, проведенных в туманном, мрачном Лондоне»?
Я уже говорил о первом таком наблюдении, сделанном Уотсоном «неимоверно жарким августовским днем» в Лондоне:
«Все уехали за город, и я начал тосковать по полянам Нью-Фореста и по каменистому пляжу Саутси. Однако истощенный банковский счет заставил меня отложить отпуск, а что касается моего друга, то ни сельская местность, ни море никак не привлекали его».
Один из первых вопросов, на который этот отрывок находит для нас ответ наравне с другими, это то, что Уотсон либо родился в Хемпшире, где расположены Нью-Форест и Саутси, либо питал особую любовь к этому графству. Его тоска по тем любимым и знакомым местам не связана с августовской жарой Лондона, как он сам тут же говорит. «Сам я за время службы в Индии привык переносить жару лучше, чем холод, и тридцать три градуса выше нуля не особенно меня тяготили». И, несомненно, его любовь к Хемпширу демонстрируется вновь, когда поезд в Винчестер (который Уотсон преданно называет «древней столицей Англии») пересек границу графства Уотсона. Он лирично описывает пейзажи Хемпшира, которые видит из окна вагона.
«Стоял прекрасный весенний день, бледно-голубое небо было испещрено маленькими кудрявыми облаками, которые плыли с запада на восток. Солнце светило ярко, и в воздухе царило веселье и бодрость. На протяжении всего пути, вплоть до холмов Олдершота, среди яркой весенней листвы проглядывали красные и серые крыши ферм.
– До чего приятно на них смотреть! – воскликнул я».
Я уже цитировал более раннее наблюдение Уотсона, что Холмса мало привлекала сельская местность, и оно уже приводит в замешательство, но его ответ на эмоциональное восклицание Уотсона о красоте Хемпшира поражает:
«Я уверен, Уотсон, – и уверенность эта проистекает из опыта, – что в самых отвратительных трущобах Лондона не свершается столько страшных грехов, сколько в этой восхитительной и веселой сельской местности…Представьте, какие дьявольски жестокие помыслы и безнравственность тайком процветают здесь из года в год.»
Эмоциональный подтекст в этом отрывке, конечно же, весьма очевиден. Его можно объяснить лишь каким-то травмирующим случаем, произошедшим в юности Холмса; какими-то «тайными злодеяниями», с которыми он столкнулся, когда жил с родителями в Сассексе. Когда он был совсем юным, в его жизнь внезапно ворвались какие-то «страшные грехи», которые впоследствии у него ассоциировались с сельской местностью, и из-за этого взаимодействия идей деревенская жизнь стала крайне отталкивающей для него уже в зрелости. Однако, карьера сыщика, в конце концов, помогла ему изгнать этого старого призрака, как надеюсь, я смогу показать, и по ее окончании он уже смог вернутся в свой родной Сассекс со спокойной душой. Не думаю, что какие-нибудь другие объяснения и события, смогут согласоваться с этими фактами, хотя прежде эта тема не затрагивалась.
Следуя «Шерлокисмусу» в «Серебрянном» давайте сперва исследуем любопытный случай с родителями Холмса. Эксперты немедленно отметят, что на протяжении всей саги Холмс никогда не говорил о своих родителях. Это-то и странно, как говорил Холмс. Уотсон же, напротив, говорил о своем отце, брате, годах детства, проведенных в Австралии, говорил про свои школьные годы, но Холмс хранил молчание. Честный и озадаченный Уотсон представил это дело гораздо позитивнее, нежели просто как молчание своего друга, когда говорил о «полном утаивании» Холмсом этих подробностей о своей жизни:
« За все мое долгое и близкое знакомство с мистером Шерлоком Холмсом я не слышал от него ни слова о его родне и едва ли хоть что-нибудь о его детских и отроческих годах…И нелюбовь его к женщинам и несклонность завязывать новую дружбу были достаточно характерны для этой чуждой эмоциям натуры, но не в большей мере, чем это полное забвение родственных связей. Я уже склонялся к мысли, что у моего друга не осталось в живых никого из родни, когда однажды, к моему большому удивлению, он заговорил со мной о своем брате».
Мысль Уотсона, что Холмс был сиротой, была, конечно, совершенно верной, и вспомним, что , когда Холмс инсценировал свою гибель после схватки с Мориарти, его единственным доверенным лицом был брат Майкрофт. Но почему он ничего не говорит о своих покойных родителях Уотсону, своему близкому другу, если обстоятельства их смерти были самыми обычными? Там явно было что-то неладно, что к тому же заставило Холмса во время его пребывания в колледже уныло сидеть в своих комнатах, не имея «точек соприкосновения» с другими студентами, и ненавидеть любую форму светского общения. Определенно создается впечатление, что со смертью родителей Холмса была связана какая-то скандальная история, которая болезненно осознавалась им в 1870-е годы, но которая десять лет спустя уже изгладилась из людской памяти, к тому времени, когда он впервые встретил Уотсона, который только что вернулся из Афганистана.
Надо признать, что, обдумывая, что это могла быть за скандальная история, мы прикасаемся к довольно деликатной теме. Это имевшее место «тайное злодеяние» по викторианским стандартам не оставляет сомнений. Более того, разумно предположить, что оно произошло по вине матери Холмса, а не его отца, ибо одним из результатов травматического шока, полученного ее сыном, было то, что Уотсон описывает, как сильную «нелюбовь к женщинам». Можно смело предположить, что это наблюдение касалось отношения Холмса к женщинам лишь в эмоциональном и сексуальном плане, так как несмотря на это, он сильно восхищался умом Ирэн Адлер. В то же время Уотсон писал, что Холмс не «испытывал к Ирэн Адлер какое-либо чувство, близкое к любви» и в самом деле «всегда говорил о нежных чувствах не иначе, как с презрительной насмешкой, с издевкой».
Примечательно, что самое последнее дело Канона «Москательщик на покое» было полностью проигнорировано в Ведении к изданному Собранию коротких рассказов Уотсона, опубликованному в 1928 году Джоном Мюреем. В Ведении говорилось:
«Оно (Собрание рассказов) начинается с его первого появления в подобной форме повествования в «Скандале Богемии», который вышел в 1892 году , и вплоть до последнего появления в «Загадке поместья Шоскомб» в 1927 г.»
Почему же на это последнее дело наброшена некая завеса? Главными действующими лицами в нем были мистер и миссис Джозайя Эмберли и друг семьи, доктор Рэй Эрнест. Доктор Эрнест и миссис Эмберли, «недурная собой, если не лжет фотография», совершают прелюбодеяние и их убивает разгневанный обманутый муж, понесший суровую кару за свое преступление. Это дело в свое время имело общественный резонанс, и Уотсон писал, что его «с жаром обсуждала вся Англия».
Показательно, что этот случай погружает Холмса в меланхолию с самого начала, и он довольно изобличительно комментирует его Уотсону.
«Жалкое и никчемное. Но не такова ли и сама наша жизнь? Разве его судьба – не судьба всего человечества в миниатюре? Мы тянемся к чему-то. Мы что-то хватаем. А что остается у нас в руках под конец? Тень. Или того хуже: страдание.»
Вполне резонно задаться вопросом, не рассказал ли , наконец, Холмс Уотсону все подробности трагедии его отца и матери, схожие с делом Эмберли. Если нечто в этом роде, в самом деле, имело место, то нам не нужно впредь искать причину, по которой «Москательщик на покое», видимо, был специально пропущен в Ведении. Чуткий Уотсон не желал тревожить старую рану. Не знаю, является ли просто замечательным совпадением то, что Эмберли – это название одного сассекского селения, и вероятно, будет не очень мудрым и дальше строить на этот счет какие-то теории.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Хочу сказать, что переводя этот кусок, возможно впервые непосредственно столкнулась с тем, что мой любимый старый перевод Канона не всегда может передать подлинный смысл оригинала. Суть иногда лежит именно чуть ли не в дословной передаче оригинального текста, хотя по-русски это звучит порой неуклюже и не так красиво.
Хочу еще добавить, что автор излагает теорию, от которой потом отталкивался и Николас Мейер. Она, в принципе, довольно правдоподобна. И хочу еще от себя добавить, что неким ответвлением от нее является идея, с которой я столкнулась в некоторых фанфиках - что , возможно, Холмс не был родным сыном своего отца.
И, наверное, из-за того, что тут , в самом деле, могут быть, в основном, домыслы, исследований о происхождении и детстве Холмса почти нет.
Что касается авторов фанфиков, каждый из которых выдвигает свои теории, то они явно сходятся в одном - это детство не было счастливым. В "Признаниях Мастера" упоминается ужасная мать, которая перенесла на младшего сына ненависть к его отцу. В "Рейхенбах: история любви" отцом Холмса является весьма экстравагантный джентльмен, послуживший когда-то прообразом Дориана Грея.
Многие авторы, наподобие Моры Морстейн, считают, что Холмс имел какое-то косвенное отношение к смерти своей матери и отец никогда не мог ему этого простить.
Мне самой всегда казалось, что рассуждения Холмса о тайных пороках и ужасных злодеяниях в деревенской глуши, возможно, как-то связаны с его личной историей. Но если это так, мне думалось, что там нечто другое, чем адюльтер, за который понесли кару оба родителя. Возможно, что-то еще более мрачное...
Думаю, мы еще не раз будем возвращаться к этой теме

@темы: Шерлок Холмс, Детство, Исследования, The Grand Game, Ранние годы Шерлока Холмса, Тревор Холл

---

Ранние годы Шерлока Холмса. часть 1

Приступила к переводам холмсианских исследований. И сегодня выкладываю первую часть исследования Тревора Холла "Ранние годы Шерлока Холмса". Сразу скажу, что возможно временами перевод будет выглядеть несколько тяжеловесно, но мне не хотелось ничего менять в стиле повествования и по возможности передать его как можно ближе к оригиналу

Тревор Холл
Ранние годы Шерлока Холмса

В 1951 году покойный Гэвин Бренд отметил:
«История оставила нам мало свидетельств о раннем этапе жизни Шерлока Холмса. Уотсон, к сожалению, был слишком поглощен изложением целого ряда сенсационных дел, сменявших друг друга подобно изображениям калейдоскопа, чтобы иметь возможность исследовать ранний этап жизни героя своих хроник. Таким образом, нигде не записаны ни дата, ни место его рождения. И что касается последнего, то о нем мы можем только догадываться»
И избегая, таким образом, каких бы то ни было исследований о происхождении Холмса, мистер Бренд последовал примеру ранних биографов: мистера Блейкни, мистера Винсента Старретта и сэра Сиднея Робертса. Правда, в более позднее время мистер Баринг Гоулд смело заявил, что Шерлок был третьим сыном Сайгера и Вайолет Холмс и родился в их усадьбе в Северном Райдинге, в Йоркшире. Для серьезного исследователя Канона из Йоркшира, такого, как я, подобное заявление, конечно, заманчиво, и поэтому еще более разочарует тот факт, что у Баринг Гоулда нет и малейших доказательств этих фактов. ( Кроме того, есть неопровержимое свидетельство против этого утверждения. Какой бы йоркширец, к примеру, сказал о своем втором визите в Дониторп в Норфолке «конечно, я все бросил и еще раз поехал на север»?)
Подобной критики заслужил и мистер Нокс, который сказал, что самый великий в мире детектив был вторым сыном сэра Стэйтлэя Холмса из Каршэлтона в Сурее. Не говоря уже об отсутствии доказательств, последнее предположение становится совершенно невероятным, если принять во внимание параллельное утверждение того же автора, что старший брат Шерлока, Майкрофт, унаследовал отцовский титул, а биографом Холмса стал лорд Уотсон из Стэйнса. («Конец Шерлока Холмса») При таких обстоятельствах весьма трудно поверить, что гордая натура Холмса позволила бы ему отказаться от дворянского звания, предложенного ему в 1902 и , таким образом, если можно так выразиться, оказаться «за бортом» .
Догадки подобного рода, сделанные Баринг Гоулдом и Ноксом поистине могут считаться неуместными в любом исследовании жизни того, кто постоянно напоминал Уотсону, как опасно делать выводы , не имея для того достаточно данных. Как писал о таких необоснованных теориях в несколько другом контексте сэр Сидней Робертс, « у них выработалась тенденция делать запутанными самые важные вопросы холмсианской науки». В любом случае, можно считать , что два этих приведенных примера друг друга опровергают.
Давайте возьмем на вооружение методы Холмса и приступим к делу «абсолютно непредвзято, что всегда является большим преимуществом». Если мы рассмотрим имеющиеся у нас факты, то первое, в чем мы можем быть уверены, так это в том, что Шерлок Холмс родился не в Лондоне. Его собственный рассказ Уотсону о том, как складывалась его жизнь после того, как он в 1874 году оставил университет , опровергает любые противоположные доводы. «Когда я впервые приехал в Лондон, я поселился на Монтегю-стрит, за углом Британского музея». Но, не говоря уже о Лондоне, был ли Холмс вообще горожанином по рождению и воспитанию или он родился и воспитывался в деревне, в какой-нибудь сельской местности? Комментаторы более раннего периода придавали большое значение замечанию Уотсона, что «ни сельская местность, ни море никак не привлекали его», и в свое время мы это рассмотрим, но мне кажется, что представленные доказательства указывают только в одном направлении.
Нам с достаточной определенностью известно (ибо Холмс сам говорил об этом Уотсону), что первый в мире детектив-консультант происходил из семьи деревенских сквайров, которые «жили точно такой жизнью, какая естественна для их сословия». Само по себе это, конечно, не доказывает, что отец Холмса был деревенским сквайром, но мне кажется, что данное свидетельство наводит на размышления. К примеру, еще будучи студентом, Шерлок чувствовал себя совершенно непринужденно, находясь в Донниторпе, загородном имении Треворов в Норфолке. Он сам сказал Уотсону:

«В тех местах можно было отлично поохотиться на уток, половить рыбу. У Треворов была небольшая, но хорошо подобранная библиотека. Как я понял, ее купили у бывшего владельца вместе с домом. Кроме того, старик Тревор держал сносного повара, так что только уж очень привередливый человек не провел бы здесь приятно время.»

Так же непринужденно чувствовал себя Холмс и в оружейной полковника Хейтера в Рейгате, и в особняке Реджинальда Месгрейва в Хёрлстоне и беспрестанно демонстрировал свое знакомство с сельской жизнью. Он мог, например, помочь конюхам чистить лошадей в конюшнях недалеко от Брайони Лодж. То, что Холмс выказал в этом значительные знания и опыт, говорит тот факт, что за работу он «получил два пенса, стакан водки, два пакета табаку и вдоволь сведений о мисс Адлер». Ему было известно, как он сказал Уотсону, что существует «удивительная симпатия, своего рода содружество между всеми, кто имеет дело с лошадьми» , и он воспользовался этим преимуществом. Любитель собак, которым, как он утверждал, был Холмс, также скорее вырос в деревенской местности, нежели в городе. И именно сельский житель, такой как Холмс, близко знаком с «муками захолустной гостиницы» и ее неудобными диванами, а не горожанин, который смотрит на такое отсутствие удобств, как на некоторое разнообразие , сродни какой-то эксцентрике.
Замечательная физическая выносливость Холмса довольно красноречиво говорит о крепком фундаменте, заложенном в детстве, проведенном среди игр и физических упражнений на лоне природы. Мнение Уотсона о его «железном организме» отнюдь не легковесно, это мнение медика. Вспомним силу мускулов Шерлока. Он смог почти без труда выпрямить кочергу, согнутую почти пополам «огромными загорелыми руками» доктора Гримсби Ройлотта из Сток-Морена. И Холмс сам говорил относительно чрезвычайной прочности берилловой диадемы, что даже ему понадобилось бы время, чтобы сломать ее, и что «человеку с обычным физическим развитием это вообще не под силу». Подобные замечания Холмса , видимо, являются чистой правдой, как он неоднократно объяснял Уотсону:

« Я не согласен с теми, кто причисляет скромность к добродетелям. Логик обязан видеть вещи в точности такими, каковы они есть, а недооценивать себя - такое же отклонение от истины, как преувеличивать свои способности.»

Следовательно, мы должны принять, как истинный факт «исключительную выносливость» Холмса. И у нас есть и еще два знаменитых и весьма определенных суждения Уотсона о выносливости Холмса:


«Боже, как бежал в ту ночь Холмс!»

(Примечание переводчика: Я преданно люблю наши старые переводы, поэтому привела эту фразу, одну из любимых. Но в данном контексте имеет смысл привести дословный перевод: «Никогда я не видел, чтобы человек бежал так, как бежал в ту ночь Холмс»)

«Немного найдется людей, в большей мере способных к напряжению всей своей мускульной силы, и в своем весе он был, бесспорно, одним из лучших боксеров, каких я только знал»

Совершенное владение Холмсом «старинным английским видом спорта – боксом», как он сам назвал его, много раз упоминается на протяжении всей саги. Особенно памятно его собственное описание поединка с рыжеусым грубияном Вудли из Чарлингтон-холла, преследователем мисс Вайолет Смит:

«Следующие несколько минут были восхитительны. Вудли замахнулся второй раз, но его предупредил мой удар прямой левой. Что касается меня, результат у вас перед глазами. Зато мистера Вудли пришлось свезти домой в телеге.»

Первое упоминание Уотсоном боксерского мастерства Холмса еще в первой истории Канона, «Этюде в багровых тонах» показывает, что опыт в этой области был приобретен еще до того, как Холмс обосновался в Лондоне. Его первый опыт в боксе , несомненно, был получен во время дружеских поединков с чемпионами из селений, лежащих поблизости от загородного поместья его отца.
Знание Холмсом природы и любовь к ней постоянно отмечалось Уотсоном, которому, как мы помним было предложено сопровождать Холмса на прогулке по чудесным рощам вокруг дома капитана Питера Кэри в окрестностях Форест Роу в Сассексе, «полюбоваться на птиц и цветы». В другой раз Холмс сказал , что в марте неделя за городом будет бесценна для Уотсона и будет «приятно увидеть опять первые зеленые побеги на живой изгороди и сережки на орешнике».Его слова о том, что «своей верой в Божественное провидение мы обязаны цветам» удивили Перси Фелпса и его невесту Энн Гаррисон, но они были весьма характерны для человека, главной целью которого, когда он ушел на покой, было погрузиться «в мир и тишину природы, о которых так мечтал в течение долгих лет, проведенных в туманном, мрачном Лондоне», и который очень дорожил книгой преподобного Джона Георга Вуда «Встречи на суше и на море». Вряд ли юные годы подобного человека прошли в городе.
Придя на основе исчерпывающих доказательств к верному, как я надеюсь, заключению, что Холмс родился в сельской местности, мы должны теперь попытаться хотя бы приблизительно установить место действия. И вновь мы будем исходить из имеющихся у нас свидетельств.
В 1890-м Холмс все еще старательно заучивал наизусть топографию Лондона, но в противоположность этому, уже в 1878 году он знал, что Хёрлстон, дом Реджинальда Месгрейва, старейший из всех обитаемых жилищ Сассекса. Эта весьма существенная деталь в деле «древней короны английских королей», которое было одним из первых дел Холмса, когда в возрасте двадцати шести лет он все еще прилагал большие усилия, чтобы обосноваться в Лондоне в качестве детектива-консультанта. Такое близкое знакомство с Сассексом в тот период его карьеры наводит на определенные мысли и можно даже предположить, что это прямо указывает на то, что Холмс жил в этом графстве.
С другой стороны, можно вспомнить, что в деле подозреваемой в вампирских склонностях жены «Верзилы Боба Фергюсона, лучшего трехчетвертного, каким могла похвастать команда Ричмонда», и который некогда перебросил Уотсона за кант прямо в публику в «Старом Оленьем Парке», Холмсу приходится осведомиться у Уотсона относительно адреса их клиента:

«– Чизмен, Лемберли. Где находится Лемберли?
– В Суссексе, к югу от Хоршема.
– Не так уж далеко, а? Ну, а что такое Чизмен?
– Я знаю Лемберли – провинциальный уголок. Сплошь старые, многовековой давности дома, носящие имена первых хозяев – Чизмен, Одли, Харви, Карритон, – сами люди давно забыты, но имена их живут в построенных ими домах.
– Совершенно верно, – ответил Холмс сухо. Одной из странностей этой гордой, независимой натуры была способность с необычайной быстротой запечатлевать в своем мозгу всякое новое сведение, но редко признавать заслугу того, кто его этим сведением обогатил.»

На первый взгляд то, что Холмсу не известны деревни вокруг Хоршема, может показаться приводящим в замешательство расхождением с нашей теорией, но, фактически, это весьма полезный факт. (Сам Холмс говорил, что косвенные доказательства могут совершенно ясно указывать в одном направлении, но , в конечном счете, оказывается, что они ведут совершенно в противоположную сторону.) Это доказывает, что Холмс не знаком со всем Сассексом, что подкрепляет нашу версию о том, что он подробно узнал какую-то его часть тогда, когда был еще мальчишкой, и это было не в результате топографического изучения местности. Поскольку Хоршем находится в Западном Сассексе, то, значит, Холмсу хорошо был известен Восточный Сассекс.
Это предположение переходит в уверенность, если мы вспомним, что он выбирает именно Восточный Сассекс тем местом, куда едет, уйдя от дел и поселившись в 1903 году «на своей маленькой Сассекской вилле». В данной ситуации Холмс не оставляет нам никаких сомнений, несмотря на неясный комментарий Майкла Харрисона. В своей восхитительной книге (По следам Шерлока Холмса, 1958) он предположил, что было бы бесполезно пытаться идентифицировать «длинный, приземистый, со множеством фронтонов во все стороны» дом фон Борка, немецкого шпиона, разоблаченного Холмсом в августе 1914 г., но можно с достаточной уверенностью сказать, что он находится достаточно близко от того дома, где ушедший на покой Холмс разводит пчел. Мне же, напротив, кажется, что, несмотря на двойные уверения «достаточно близко» и «с достаточной уверенностью», это предположение опровергается фактами.
Чтобы добраться до дома фон Борка, Уотсон встречает Холмса в Харидже, и «огни Хариджа», в самом деле, были видны с его террасы. Так как Харидж расположен в устьях двух рек – Стур и Оруэлл, его огни могут быть видны из Эссекса и Саффолка, но, полагаю, вряд ли с побережья Сассекса. Холмс проясняет ситуацию:

«Моя вилла расположена на южном склоне возвышенности Даунз, с которой открывается широкий вид на Ла-Манш. В этом месте берег представляет собой стену из меловых утесов; спуститься к воде можно по единственной длинной извилистой тропке, крутой и скользкой… Этот чудесный берег тянется на несколько миль в обе стороны и прерывается только в одном месте небольшой бухтой, по берегу которой расположена деревня Фулворт».

@темы: Шерлок Холмс, Детство, Исследования, Происхождение, The Grand Game, Ранние годы Шерлока Холмса, Тревор Холл