Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
В глубине души сильно сомневаюсь, что это сильно кого-то интересует кроме меня, уже хотя бы потому что, когда в этом постоянно копаешься, то хотя бы примерно представляешь тех о ком пишешь. Возможно, это надо бы все как-то популяризировать, но сил на это уже нет, особенно в виду тех сомнений, о которых сказано выше. Так что, в основном, тут голый перевод.
Но все же скажу, что во-первых, очень радует, что я многое уже по этим университетским исследованиям перевела и частично просто залезаю в статью нужного автора и просто копирую оттуда нужную цитату - прямо из дневника, где все же у меня все более-менее систематизировано.
Ну, и потом прям ловлю себя на мысли , что у Дарлен Сипсер прекрасно показан университетский Кембридж, тут книга уже идет, как своего рода иллюстрация к исследованию.
Ну, и еще...Вот в конце там упомянута воде как цветная иллюстрация к "Глории Скот" с пресловутой голубой лентой Кембриджа. Возможно, она только в старинных журналах... Цветной иллюстрации не нашла, а черно-белую прикладываю. Где-то вообще видела отдельную статью по этой ленте, если найду допишу что-нибудь дополнительно
Часть 2
Теперь я обращаюсь к главным аргументам в пользу Кембриджа. Мистер Блейкни – один из главных приверженцев этой точки зрения, хотя я не думаю, что его сопутствующая теория, что после Кембриджа Холмс посещал Лондонский университет, – если я правильно его понял – подкреплена вескими аргументами.
Уотсон был студентом лондонского университета, и можно предположить, что я окажусь на более твердой почве, нежели говорящий о Холмсе и Фелпсе сэр Сидни Робертс, если предположу, что невозможно, чтобы в имеющихся многочисленных записях их разговоров, Холмс и Уотсон ни разу не упомянули о такой тесной связи между ними, если она действительно существовала. Я не могу согласиться с мистером Блейкни, что «мы можем считать «Кэмфорд»- место действия странного дела Человека на четвереньках - довольно прозрачным псевдонимом Кембриджа», уже исходя из обычной аналогии, что Оксбридж – это не псевдоним Оксфорда.
Я не могу считать убедительным аргумент мистера Блейкни в отношении того, что Холмс учился в Кембридже, «учитывая, что его друг Тревор, будучи жителем Норфолка, вероятно, выбрал бы Кембридж ввиду его географической близости к его дому».
С другой стороны, мнение мистера Блейкни, что, «так как Холмс «увлекался химией, то вероятнее всего он выбрал бы Кембридж» вполне обоснованное, следуя довольно скупому признанию монсеньора Нокса, что «довод, что его научные пристрастия естественно привели бы его в Кембридж», по меньшей мере, существовал, даже если он и вызывал возражения. Доктор Бристоу признавал, что те, «кто поддерживает гипотезу Кембриджа приводят весьма справедливые доводы, что в те времена человек, который намеревался заниматься научной деятельностью отдал бы предпочтение Кембриджу перед Оксфордом».
Теорию Кембриджа так же выдвигала мисс Дороти Сейерс, приводя в доказательство немало наводящих на размышление фактов . И очень жаль, что, похоже, мисс Сейерс сочла, что все свидетельства в отношении университетской карьеры Холмса ограничены лишь двумя традиционными цитатами из «Глории Скотт» и «Обряда Месгрейвов». Она писала:
«Сколь бы мизерна ни была содержавшаяся в этих отрывках информация, они крайне важны, ибо это почти все, от чего мы можем отталкиваться в попытке установить не просто некие аспекты образования и формирования характера, имевшие место в юности великого сыщика и оказавшие на него большое влияние, но так же фактическую дату его рождения.»
Мисс Сейерс не обратила внимания на весьма ценные указания, находящиеся в «Трех студентах», «Пропавшем регбисте» и «Человеке на четвереньках», и это ослабило ее позицию, но она, несомненно, привлекла внимание к тому значению, которое имело нападение на Холмса бультерьера Тревора. Доктор Бристоу очень четко выразился в отношении рассуждений мисс Сейерс:
«В деле «Глории Скотт» записано, что бультерьер Тревора вцепился в лодыжку Холмса, когда однажды утром он шел в церковь. В том же абзаце ясно дается понять, что этот инцидент произошел во время первых двух лет его пребывания в университете, и считается, что это аргумент в пользу Кембриджа. В университетах не дозволяется держать собак в колледжах, так что он не мог бы столкнуться с псом где-то между помещением колледжа и церковью, и это могло случиться только в Кембридже, где студенты первого и второго курсов снимают комнаты за пределами колледжа.»
Гэвин Бренд, доблестный защитник оксфордской теории признал, что это был довольно веский аргумент. «Таким образом, мы полагаем, что, хотя терьер предпринимает героическое усилие на благо Кембриджа, вердикт должен быть вынесен в пользу Оксфорда.» Бренд допускал, что аргумент мисс Сейерс может быть опровергнут лишь предположением, что в этом случае были нарушены университетские правила.
Нет почти никаких сомнений в том, что говоря о собаках и колледжах, мисс Сейерс, как сказала она сама, придерживалась теории Рональда Нокса:
«Ключевым моментом в «Глории Скотт» явно является пес Тревора. Преподобный Нокс с неопровержимой уверенностью указывал, что это животное не позволялось содержать в стенах университета.»
Доктор Бристоу поддерживал эту идею, и дополненное утверждение, что «в университетах не дозволяется держать собак в колледжах» стало частью литературы. Конечно, жаль вопросительно поднимать бровь по поводу столь четкого, авторитетного и широко распространенного мнения, но, безусловно, справедливо отметить, что "сокровенные познания" монсеньора Нокса (и самой мисс Сейерс, которая училась в колледже Сомервилль Оксфордского университета) были неизбежно ограничены Оксфордом двадцатого столетия, и то же самое касается знакомства доктора Бристоу с Кембриджем. Все эти эксперты признавали, что этот момент был ключевым, так что наш долг изучить всю доступную информацию относительно собак в колледжах в период, предшествующий концу университетской жизни Холмса в 1874 году.
В отчете о Кембридже Мартина Леграна за 1871 год мы читаем:
«Наконец, они прибыли на станцию, и когда подъехали, с ними поравнялась элегантная двуколка из Аббатства Фендр, поместья лорда Шовелла. В ней сидели два джентльмена – достопочтенный Джон Покайр – второй сын милорда – и один его колледжский приятель, остановившийся у него на несколько дней – мистер Калипаш Калипи, уроженец Индии, сын Бобаджи Рамваллы Фастиджи Калипи, хорошо известного новообращенного принца и банкира из Мадраса. С ними были двое слуг, гладкошерстный терьер, бульдог, двое лошадей и довольно много тяжелой поклажи, не говоря уже о множестве кнутов, тростей, пледов и прочего имущества.»
Иллюстрация Физа на 43 странице «Кембриджского первокурсника» показывает тех же джентльменов в купе в окружении трех собак. Позже в этой книге встречается пространный и подробный отчет о визите этих студентов к собаководу для отбора и покупки собак. Из этого следует, что в 1871 году продажа собак студентам кембриджского университета была процветающим бизнесом, и обладание псом для студента было весьма обычным делом, не вызывающим никаких нареканий.
В книге «Том Браун в Оксфорде» (Лондон, 1861 г.) мы читаем, что когда Том был приглашен на завтрак у Драйсдейла, то последний приказал служителю привести Джека «и в комнату ворвался белый бульдог», которому было приказано лежать в углу во время завтрака.
Однако, в «Национальном биографическом словаре» мы читаем, что непопулярность Джорджа Грэнвила Брэдли, в 1870 году возглавившего Юниверсити-колледж, «еще более усилил эдикт, изгоняющий с территории университета собак, но в отношении этого он добился, чего хотел…» Поэтому, как говорят нам имеющиеся свидетельства, весьма вероятно, что во времена Холмса в кембриджском колледже студентам разрешалось держать собак, хотя, возможно, в Оксфорде в отношении этого поезд уже ушел. И если это так, то убеждение Дороти Сейерс, доктора Бристоу и Гэвина Бренда в том, что, раз бультерьер Тревора укусил Холмса, когда он где-то в начале 1870-х шел в церковь, то значит это было в Кембридже, весьма обоснованно, хоть и не совсем по тем причинам.
Мисс Сейерс дальше развила свою мысль относительно учебы Холмса в Кембридже, предполагая, что так как он происходил отнюдь не из богатой семьи (когда в 1881 году он познакомился с Уотсоном, то не мог самолично платить за всю квартиру на Бейкер-стрит), то, вероятно, ему приходилось учиться в одном из небольших и менее дорогих колледжей. На мой взгляд, она вполне справедливо предположила, что Холмс изучал курс естественных наук, учитывая его глубокие знания в области химии и то, что он имел весьма точные понятия об анатомии в то время, когда Уотсон в 1881 году вынес свое суждение о его способностях. Более того, мисс Сейерс считала, что при тех обстоятельствах, в которых находился Холмс, те возможности и образование, что предлагал Сидни Сассекс колледж, были таковы, что вполне вероятно, что он проходил обучение в этом старом колледже Оливера Кромвеля, несмотря на свою несомненную склонность к роялизму. Она даже пыталась отождествить его с мистером Т.С. Холмсом, который был принят в Сидней Сассекс колледж осенью 1871 года и закончил его в осеннем семестре 1875-го.
В этом отождествлении она, возможно, зашла слишком далеко, по поводу чего крайне неодобрительно высказался сэр Сидни Робертс, указав, что Т.С.Холмс из Сидни Сассекса стал канцлером епархии Уэллса. Как-то раз, находясь в его доме на Вест-роуд в Кембридже, я сказал сэру Сидни , что, на мой взгляд, это неуместное вторжение фактов в шерлокианские исследования было не совсем благородным, и он великодушно со мной согласился. У него и самого был подобный неприятный опыт, когда он неосторожно предположил, что мать Джона Уотсона вполне могла поддерживать трактарианское движение (« Движение, члены которого часто ассоциировались с Оксфордским университетом, выступало за восстановление традиционных аспектов христианской веры, впоследствии утерянных, и их включение в англиканскую литургию и богословие») и потому назвала сына «Джон Генри» в честь Ньюмана. За столь неосторожное обращение с фактами на него тут же обрушились Белл и другие шерлокианские исследователи, указав, что Ньюман вступил в лоно римской церкви за семь лет до предполагаемого рождения Уотсона.
Мистер Кристофер Морли был сторонником Кембриджской теории и поместил Холмса в старинный колледж Святого Петра. Весьма дружески возражая против этой идеи, я , тем не менее, очень уважаю мистера Морли за его исследовательские способности. Наравне с мисс Сейерс и доктором Бристоу он имел честь быть одним из трех исследователей, которые привлекли наше внимание к достоверной информации. Я, конечно же, говорю о замечательном открытии мистером Морли подлинного иллюстрированного свидетельства того, что во время своего пребывания у Треворов в Донифорпе Холмс носил светло-голубую ленту. На иллюстрации к «Глории Скотт» («Стрэнд Мэгэзин» 1893 года, стр. 398 и «Записки о Шерлоке Холмсе» , Лондон, 1894 г.)изображены «мировой судья Тревор», его сын Виктор и Холмс, которые «разлеглись на шезлонгах, расставленных перед домом, грелись на солнышке и восхищались видом на Бродз»,и их отдых был прерван появлением гнусного Хадсона, который раболепно съежился перед ними, как какой-нибудь Урия Гип. На Холмсе белые брюки и туфли, на нем спортивная куртка и спортивная шляпа, на которую, вне всяких сомнений, повязана светло-голубая лента Кембриджского университета.
Но все же скажу, что во-первых, очень радует, что я многое уже по этим университетским исследованиям перевела и частично просто залезаю в статью нужного автора и просто копирую оттуда нужную цитату - прямо из дневника, где все же у меня все более-менее систематизировано.
Ну, и потом прям ловлю себя на мысли , что у Дарлен Сипсер прекрасно показан университетский Кембридж, тут книга уже идет, как своего рода иллюстрация к исследованию.
Ну, и еще...Вот в конце там упомянута воде как цветная иллюстрация к "Глории Скот" с пресловутой голубой лентой Кембриджа. Возможно, она только в старинных журналах... Цветной иллюстрации не нашла, а черно-белую прикладываю. Где-то вообще видела отдельную статью по этой ленте, если найду допишу что-нибудь дополнительно
Часть 2
Теперь я обращаюсь к главным аргументам в пользу Кембриджа. Мистер Блейкни – один из главных приверженцев этой точки зрения, хотя я не думаю, что его сопутствующая теория, что после Кембриджа Холмс посещал Лондонский университет, – если я правильно его понял – подкреплена вескими аргументами.
Уотсон был студентом лондонского университета, и можно предположить, что я окажусь на более твердой почве, нежели говорящий о Холмсе и Фелпсе сэр Сидни Робертс, если предположу, что невозможно, чтобы в имеющихся многочисленных записях их разговоров, Холмс и Уотсон ни разу не упомянули о такой тесной связи между ними, если она действительно существовала. Я не могу согласиться с мистером Блейкни, что «мы можем считать «Кэмфорд»- место действия странного дела Человека на четвереньках - довольно прозрачным псевдонимом Кембриджа», уже исходя из обычной аналогии, что Оксбридж – это не псевдоним Оксфорда.
Я не могу считать убедительным аргумент мистера Блейкни в отношении того, что Холмс учился в Кембридже, «учитывая, что его друг Тревор, будучи жителем Норфолка, вероятно, выбрал бы Кембридж ввиду его географической близости к его дому».
С другой стороны, мнение мистера Блейкни, что, «так как Холмс «увлекался химией, то вероятнее всего он выбрал бы Кембридж» вполне обоснованное, следуя довольно скупому признанию монсеньора Нокса, что «довод, что его научные пристрастия естественно привели бы его в Кембридж», по меньшей мере, существовал, даже если он и вызывал возражения. Доктор Бристоу признавал, что те, «кто поддерживает гипотезу Кембриджа приводят весьма справедливые доводы, что в те времена человек, который намеревался заниматься научной деятельностью отдал бы предпочтение Кембриджу перед Оксфордом».
Теорию Кембриджа так же выдвигала мисс Дороти Сейерс, приводя в доказательство немало наводящих на размышление фактов . И очень жаль, что, похоже, мисс Сейерс сочла, что все свидетельства в отношении университетской карьеры Холмса ограничены лишь двумя традиционными цитатами из «Глории Скотт» и «Обряда Месгрейвов». Она писала:
«Сколь бы мизерна ни была содержавшаяся в этих отрывках информация, они крайне важны, ибо это почти все, от чего мы можем отталкиваться в попытке установить не просто некие аспекты образования и формирования характера, имевшие место в юности великого сыщика и оказавшие на него большое влияние, но так же фактическую дату его рождения.»
Мисс Сейерс не обратила внимания на весьма ценные указания, находящиеся в «Трех студентах», «Пропавшем регбисте» и «Человеке на четвереньках», и это ослабило ее позицию, но она, несомненно, привлекла внимание к тому значению, которое имело нападение на Холмса бультерьера Тревора. Доктор Бристоу очень четко выразился в отношении рассуждений мисс Сейерс:
«В деле «Глории Скотт» записано, что бультерьер Тревора вцепился в лодыжку Холмса, когда однажды утром он шел в церковь. В том же абзаце ясно дается понять, что этот инцидент произошел во время первых двух лет его пребывания в университете, и считается, что это аргумент в пользу Кембриджа. В университетах не дозволяется держать собак в колледжах, так что он не мог бы столкнуться с псом где-то между помещением колледжа и церковью, и это могло случиться только в Кембридже, где студенты первого и второго курсов снимают комнаты за пределами колледжа.»
Гэвин Бренд, доблестный защитник оксфордской теории признал, что это был довольно веский аргумент. «Таким образом, мы полагаем, что, хотя терьер предпринимает героическое усилие на благо Кембриджа, вердикт должен быть вынесен в пользу Оксфорда.» Бренд допускал, что аргумент мисс Сейерс может быть опровергнут лишь предположением, что в этом случае были нарушены университетские правила.
Нет почти никаких сомнений в том, что говоря о собаках и колледжах, мисс Сейерс, как сказала она сама, придерживалась теории Рональда Нокса:
«Ключевым моментом в «Глории Скотт» явно является пес Тревора. Преподобный Нокс с неопровержимой уверенностью указывал, что это животное не позволялось содержать в стенах университета.»
Доктор Бристоу поддерживал эту идею, и дополненное утверждение, что «в университетах не дозволяется держать собак в колледжах» стало частью литературы. Конечно, жаль вопросительно поднимать бровь по поводу столь четкого, авторитетного и широко распространенного мнения, но, безусловно, справедливо отметить, что "сокровенные познания" монсеньора Нокса (и самой мисс Сейерс, которая училась в колледже Сомервилль Оксфордского университета) были неизбежно ограничены Оксфордом двадцатого столетия, и то же самое касается знакомства доктора Бристоу с Кембриджем. Все эти эксперты признавали, что этот момент был ключевым, так что наш долг изучить всю доступную информацию относительно собак в колледжах в период, предшествующий концу университетской жизни Холмса в 1874 году.
В отчете о Кембридже Мартина Леграна за 1871 год мы читаем:
«Наконец, они прибыли на станцию, и когда подъехали, с ними поравнялась элегантная двуколка из Аббатства Фендр, поместья лорда Шовелла. В ней сидели два джентльмена – достопочтенный Джон Покайр – второй сын милорда – и один его колледжский приятель, остановившийся у него на несколько дней – мистер Калипаш Калипи, уроженец Индии, сын Бобаджи Рамваллы Фастиджи Калипи, хорошо известного новообращенного принца и банкира из Мадраса. С ними были двое слуг, гладкошерстный терьер, бульдог, двое лошадей и довольно много тяжелой поклажи, не говоря уже о множестве кнутов, тростей, пледов и прочего имущества.»
Иллюстрация Физа на 43 странице «Кембриджского первокурсника» показывает тех же джентльменов в купе в окружении трех собак. Позже в этой книге встречается пространный и подробный отчет о визите этих студентов к собаководу для отбора и покупки собак. Из этого следует, что в 1871 году продажа собак студентам кембриджского университета была процветающим бизнесом, и обладание псом для студента было весьма обычным делом, не вызывающим никаких нареканий.
В книге «Том Браун в Оксфорде» (Лондон, 1861 г.) мы читаем, что когда Том был приглашен на завтрак у Драйсдейла, то последний приказал служителю привести Джека «и в комнату ворвался белый бульдог», которому было приказано лежать в углу во время завтрака.
Однако, в «Национальном биографическом словаре» мы читаем, что непопулярность Джорджа Грэнвила Брэдли, в 1870 году возглавившего Юниверсити-колледж, «еще более усилил эдикт, изгоняющий с территории университета собак, но в отношении этого он добился, чего хотел…» Поэтому, как говорят нам имеющиеся свидетельства, весьма вероятно, что во времена Холмса в кембриджском колледже студентам разрешалось держать собак, хотя, возможно, в Оксфорде в отношении этого поезд уже ушел. И если это так, то убеждение Дороти Сейерс, доктора Бристоу и Гэвина Бренда в том, что, раз бультерьер Тревора укусил Холмса, когда он где-то в начале 1870-х шел в церковь, то значит это было в Кембридже, весьма обоснованно, хоть и не совсем по тем причинам.
Мисс Сейерс дальше развила свою мысль относительно учебы Холмса в Кембридже, предполагая, что так как он происходил отнюдь не из богатой семьи (когда в 1881 году он познакомился с Уотсоном, то не мог самолично платить за всю квартиру на Бейкер-стрит), то, вероятно, ему приходилось учиться в одном из небольших и менее дорогих колледжей. На мой взгляд, она вполне справедливо предположила, что Холмс изучал курс естественных наук, учитывая его глубокие знания в области химии и то, что он имел весьма точные понятия об анатомии в то время, когда Уотсон в 1881 году вынес свое суждение о его способностях. Более того, мисс Сейерс считала, что при тех обстоятельствах, в которых находился Холмс, те возможности и образование, что предлагал Сидни Сассекс колледж, были таковы, что вполне вероятно, что он проходил обучение в этом старом колледже Оливера Кромвеля, несмотря на свою несомненную склонность к роялизму. Она даже пыталась отождествить его с мистером Т.С. Холмсом, который был принят в Сидней Сассекс колледж осенью 1871 года и закончил его в осеннем семестре 1875-го.
В этом отождествлении она, возможно, зашла слишком далеко, по поводу чего крайне неодобрительно высказался сэр Сидни Робертс, указав, что Т.С.Холмс из Сидни Сассекса стал канцлером епархии Уэллса. Как-то раз, находясь в его доме на Вест-роуд в Кембридже, я сказал сэру Сидни , что, на мой взгляд, это неуместное вторжение фактов в шерлокианские исследования было не совсем благородным, и он великодушно со мной согласился. У него и самого был подобный неприятный опыт, когда он неосторожно предположил, что мать Джона Уотсона вполне могла поддерживать трактарианское движение (« Движение, члены которого часто ассоциировались с Оксфордским университетом, выступало за восстановление традиционных аспектов христианской веры, впоследствии утерянных, и их включение в англиканскую литургию и богословие») и потому назвала сына «Джон Генри» в честь Ньюмана. За столь неосторожное обращение с фактами на него тут же обрушились Белл и другие шерлокианские исследователи, указав, что Ньюман вступил в лоно римской церкви за семь лет до предполагаемого рождения Уотсона.
Мистер Кристофер Морли был сторонником Кембриджской теории и поместил Холмса в старинный колледж Святого Петра. Весьма дружески возражая против этой идеи, я , тем не менее, очень уважаю мистера Морли за его исследовательские способности. Наравне с мисс Сейерс и доктором Бристоу он имел честь быть одним из трех исследователей, которые привлекли наше внимание к достоверной информации. Я, конечно же, говорю о замечательном открытии мистером Морли подлинного иллюстрированного свидетельства того, что во время своего пребывания у Треворов в Донифорпе Холмс носил светло-голубую ленту. На иллюстрации к «Глории Скотт» («Стрэнд Мэгэзин» 1893 года, стр. 398 и «Записки о Шерлоке Холмсе» , Лондон, 1894 г.)изображены «мировой судья Тревор», его сын Виктор и Холмс, которые «разлеглись на шезлонгах, расставленных перед домом, грелись на солнышке и восхищались видом на Бродз»,и их отдых был прерван появлением гнусного Хадсона, который раболепно съежился перед ними, как какой-нибудь Урия Гип. На Холмсе белые брюки и туфли, на нем спортивная куртка и спортивная шляпа, на которую, вне всяких сомнений, повязана светло-голубая лента Кембриджского университета.
Что до собаки, я думаю, что студенты во все времена отличались неким бунтарством, так что, может быть, и собак держали (пусть даже нелегально).
Но больше всего меня восхитила эта крупноформатная иллюстрация (я ее прежде не имела возможности рассмотреть), и теперь с удовольствием вижу, что м-р Пэджет сделал всё именно так, как надо: на его рисунке у студента Холмса юношеское лицо, а не лицо человека под сорок, как на картинке из серого тома второй "Библиотеки приключений" (что меня всегда огорчало). Неужели так трудно было сообразить, что возраст героя не тот!
А теперь с благодарностью убираю данную иллюстрацию в свои "закрома". Можно будет даже распечатать ее и поместить в книгу.
Спасибо!
EC_Alice, да, и мне вот теперь еще интересно, что скажет от себя сам автор, видимо, про это будет в третьей части. И потом сравнить бы это с "Холмсом в Оксфорде" Утехина.
Что до собаки, я думаю, что студенты во все времена отличались неким бунтарством, так что, может быть, и собак держали (пусть даже нелегально).
Это все, конечно, так, но все же , проживая на территории колледжа ,собаку скрывать довольно сложно, хотя все может быть.
Рада, что пригодилась иллюстрация)
не лицо человека под сорок, как на картинке из серого тома второй "Библиотеки приключений" (что меня всегда огорчало)
Да, понимаю, но видио это всегда было проблемой - представить Холмса совсем молодым. И, кстати, есть еще одна иллюстрация к "Глории Скотт" (уже не Пейджета), где у Холмса еще более юный вид. Она есть вот в этом посте morsten.diary.ru/p220983686_gloriya-skott-dopol...
Классик.
Только непонятно, почему ему везде такие залысины рисовали?
Полагаю, подростком он был вот таким:
ibb.co/G0qJfPt
А студентом – таким:
ibb.co/3r6W7Hb
Почему бы и нет?
Ну, это дело вкуса, наверное) И я эти залысины - а по мне так это просто большой лоб - всегда воспринимала, как должное. В кино Холмса впервые увидела именно таким)
И меня потом даже немного удивил растрепанный вид Бретта в том же Карбункуле)
Но вообще я стала стараться образ Холмса не связывать с кем-то из кино-Холмсов. Мне самой изначально казалось, что он точно не красавец) И Дойль, видимо, тоже так считал, но смирился с образом Пейджета) А сам Бретт даже говорил, что Холмс-подросток рисовался ему каким-то паукообразным)) Ну, в смысле, таким еще не оформившимся гадким утенком.